В один декабрьский вечер я шел по Кировограду. Было около девятнадцати часов, но темнота стояла прямо-таки ночная. Небо – чернильно-черное, ни единой звездочки не видать. Только фонари сияли на фоне этого неба.
Я ступал по промерзлой земле и по заледеневшим лужам – и мне отчего-то казалось до дикого странным, что мои ноги не чувствуют холода, что тонкие подошвы зимних ботинок не пропускают ни намека на холод…
Улица, по которой я шел, казалась бесконечной. Два нескончаемых ряда фонарей сходились где-то неизмеримо далеко, чуть ли не у самого горизонта, невидимого в темноте. И на этой улице почему-то не было ни единой машины, ни единого человека.
Я невольно остановился, глубоко выдохнув от неожиданного счастливого изумления. Это темное небо… Эти ряды фонарей… И бесконечная прямая улица… Это уже было мне до боли знакомо… Я видел нечто до боли похожее…
Какая-то душевная шестеренка, стоявшая без движения много лет, вдруг пришла в движение. Медленно и со скрипом завращалась она – но с каждой секундой быстрее и легче.
И я вспомнил!
Вспомнил другой морозный вечер – неведомо, в каком году, потому что тогда годы не имели для меня номеров; и неведомо, в каком месяце, потому что тогда слово «месяц» обозначало для меня только лунный серп.
Сколько лет назад это было?.. Двадцать два?.. Двадцать три?.. Не знаю.
Но почему-то мне хотелось думать, что это было двадцать два года назад, в конце 1988-го…
На мне была синяя вязаная шапочка с картонным козырьком. Еще был теплый длинный шарф – он окутывал шею и подбородок. Маленькой ручкой в рукавичке на резинке я держался за мамину руку… Это сейчас моя мама кажется миниатюрной по сравнению со мной – а тогда она была в моих глаза чуть ли не великаншей.
Если это действительно было в конце 1988-го, мы шли втроем – в мамином животике уютно прятался «братик», которого мы уже давно ждали (и который впоследствии оказался сестренкой)…
Это было в другом городе – но улица была такой же пустынной, такой же длинной и такой же темной. И издалека, с самых черных небес нам светили фонари…
На тихой улице – ни души. Только я и мама. И казалось, что фонари светят только для нас двоих…
Каждый фонарь был окружен ореолом из собственных лучей – в морозном воздухе свет распространяется иначе, чем в теплом, приобретая почти что волшебную искристость. И эти фонари с ореолами напоминали мне крохотные вертолетики со светящимися винтами. Мое детское воображение тут же дорисовало фонарям хвосты с маленькими пропеллерами и спрятало столбы в темноте. Словно два ровных строя маленьких вертолетиков зависли над дорогой, освещая ее для меня и для мамы…
Я выдохнул клуб пара с интересом смотрел, как он рассеивается, подсвеченный ближайшим «вертолетиком», смешивается с небесной темнотой.
Мы шли домой – в нашу маленькую и теплую комнатку. Но мне хотелось, чтобы эта дорога домой затянулась подольше – ведь это было так чудесно!.. Я, мама, пустынная улица и фонари-«вертолетики»…
Близился Новый год – возможно, 1989-ый, год Земляной Змеи.

Я поднял голову, глубоко вдохнул, округляя ноздри, и с силой выдохнул – точь-в-точь, как в детстве… Только могут ли сравниться легкие маленького мальчика с моими четырьмя с половиной литрами?! И я любовался, как исчезает огромный клуб пара, выдохнутый мной – точь-в-точь, как много лет назад… И фонари были окружены такими же лучистыми ореолами, и я снова вообразил их крохотными вертолетами…
Близился новый 2011-ый год, год Металлического Кролика.
Но я был один на этой безлюдной темной улице. В этом городе у меня не то, что родных или друзей – даже знакомых почти не было. Да и новый год давно исчерпался для меня, потерял свое праздничное значение.
И больше всего мне хотелось вернуться в свою маленькую и плохо отапливаемую комнатку, укрыться двумя одеялами и погрузиться в теплые и мягкие, безвидные и беззвучные грезы.
Как знать – может быть, эти сны без сновидений переносят меня в те годы, о которых я не помню?..

13 декабря 2010 года

В колонках играет - Болдырева
Это было на первом курсе, много (по моим меркам) лет назад. Самое начало первого курса – время, когда я только-только втирался в ритм новой жизни. Я уже писал про те дни. Я рано вставал, глядел на крысиные прогулки под окном, бодро топал по грязи и лужам на остановку, в переполненных автобусах ездил на занятия.
Так как вставал я рано и выходил почти за час до начала лекции, я приходил на лекции первым или одним из первых. Большая аудитория была еще пуста, прохладна и тиха. А я просто балдею от тишины. 15-20 минут я сидел на холодной деревянной скамье, и дремал с открытыми глазами, слушая тишину. Или смотрел в окно на утреннюю суету во дворе областной больницы. Или бродил по рядам и изучал письменное народное творчество, украшавшее парты (в основном на галерках).
Понемногу аудитория оживала. Сначала приходили другие ранние пташки вроде меня, занимали места, тихо, будто крадучись, не смея нарушить, осквернить величие тишины.
Затем являлись более шумные личности, и тишина исчезала, сменяясь шумом голосов. О чем они говорили? Не помню. О всякой ерунде, о своих наивных впечатлениях от учебы, от общаги, от вчерашнего активного отдыха – о чем же еще могут говорить первокурсники, почти дети, вчерашние школьники?
Я не интересовался этими разговорами. Я еще с детства считал себя отличным от ровесников, и мне с детства были неинтересны их впечатления и проблемы. Да, собственно, я и был отличным. Тогда, на первом курсе, я был мрачен и задумчив – вплоть до необычности.
Затем студенты начинали идти сплошным потоком, и скоро заполняли всю аудиторию. Курс собирался и гудел, как улей. Поначалу иногда происходили склоки из-за места на скамье. Затем сформировался некий порядок размещения.: один ряд – полторы группы.
Затем лектор, надев белый халат, выходил из своей кабинки за кафедрой и начинал лекцию. Тихо было на этих лекциях. Большинство студентов даже писало конспекты (и я в т.ч.). Потом все стало совсем по-другому. У студентов уже не было определенных мест в аудитории, и на каждой новой лекции все сидели по-новому. И конспекты на старших курсах писали только передние ряды. Я же на лекциях чаще всего был занят работой над своими миниатюрами, рассказами, и главами вот к этому блогу.
Но что-то я увлекся… Я хотел рассказать не о лекции, а об истории, что началась на лекции.
Однажды, в началде лекции, одногруппница, сидевшая рядом со мной, шепнула мне: «Тобой интересовалась какая-то девушка. Спрашивала, как зовут, кто таков, откудова, как учится» Я насторожился. Уж не ФСБ ли? А вдруг – Интерпол?
Спустя некоторое время по рядам передали записку, адресовавшуюся мне. Непонятно, как она нашла своего адресата, т.к. была подписана только именем. Я сразу понял, от кого эта записка, и когда я ее развернул, я замер. Для меня это было сродни удару. «Привет, уже давно гляжу на тебя… …Давай встретимся… …Искренне твоя…» - и все такое. Для меня это было просто дико. Подумать только: она ни разу не говорила со мной, видела меня лишь издали, ничего про меня не знает, даже моего голоса никогда не слышала – и тут вдруг… От шока я быстро отделался, и в назначенное место в назначенное время, ясен день, не явился.
Примерно через день, опять-таки на лекции, по рядам пришла вторая записка. Эта была уже написана каллиграфическим почерком, украшена какими-то вензельками, сердечками, отпечатком губ, высохшими мокрыми пятнышками… Девушка, похоже, расстроилась из-за моей неявки, и предложила встретиться снова. На сей раз я сжалился над ней и явился на встречу… И лучше бы этой встречи не было!..
На поверку я оказался мрачной, малоинтересной и совершенно неромантической личностью. Ничего общего, даже отдаленно между мною и ею не было, и быть не могло. Не знаю, что чувствовала бедная девушка, но могу лишь вообразить это чувство: когда мечта, как изящный хрупкий кораблик, несется по изумрудным волнам, паруса полнятся ветром влюбленности, несется навстречу чему-то прекрасно-непонятно-непознанному, спрятанному за туманами; летит, того гляди, от волн оторвется… А вместо заветного берега за туманом – черные холодные скалы, острые, как клыки, высокие, отвесные, суровые… И – грох об эти скалы!!.
После этого неудачного романа меня еще очень долго не покидало жуткое, пустое, холодное чувство. Будто стою я на этих самых черных скалах, и ветер норовит меня столкнуть, и швыряется горстями ледяных брызг, и клубит белый туман, а в белых бурунах, далеко внизу – волны бьют о камни обломки чужой мечты… И виноват в крушении – только я. Вроде как пираты заманивали суда на рифы, разжигая на горах костры ложных маяков. Но только я ничего не разжигал, никого не хотел никуда заманивать – несчастный кораблик сам понесся на скалы, девушка сама повела свою мечту в неизвестность реальности…
Что она чувствовала?..
С тех пор я не верю в любовь с первого взгляда. (да и в любовь вообще не верю – но это уже другая история) Если уж влюбляться с первого ВЗГЛЯДА – значит, надо глядеть на внешность. А она бывает очень обманчива. Хотя ума не приложу, чего можно найти привлекательного в моей внешности…
Недавно я мельком увидел эту девушку. За 5 (или даже 6?!) лет она сильно изменилась – не в лучшую сторону. Сильно изменился и я. Ни личная, ни общественная жизнь у меня не складывались никоим образом. За 5 лет я потерял почти 15 кг веса, моя худоба стала угловатой, корявой, нездоровой. Брови стали густыми и кустистыми, а глаза запали. В глазницах поселились вечные тени. Теперь мой облик вызывает мало симпатии, и новая «любовь с первого взгляда» ко мне весьма сомнительна.
А как знать, думаю теперь – если бы не разошлись мы все-таки, несмотря ни на что. Может быть, хрупкий кораблик сумел бы обойти скалы, проскочить между ними, или вовсе перескочить их, подброшенный волной и подхваченный ветром? Найти за туманом и скалами таинственную землю, полную тишины и прохлады, найти там сокровища и красоты, о которых не ведали даже суровые аборигены? Согреть и приручить этих озябших, голодных и озлобленных зверодикарей?
Может, и вся жизнь пошла бы по-другому? Может, и не запаршивели бы оба до такой степени?..
Надеюсь, она все же построила новый корабль – уже не хрупко-изящный, а крепкий, большой и надежный, с двадцатью пушками и массой припасов, с точным компасом и верными картами, и благополучно довела его до цели. Не до туманного острова, но до настоящей, материальной земли, приносящей конкретное, а не абстрактное счастье?.. Я искренне надеюсь на это.
22 июня 2007 г.

...Выход из положения нашелся сам, не слишком-то легкий, и не слишком-то надежный. Но я, измученный своей schola in torturem, не видел перед собой никакого другого пути.
Это был 3 курс, конец моего второго 3-го курса. Нам задали три истории болезней – уже не какие-нибудь куцые фрагменты, а настоящие учебные истории, со всеми примочками и маразмами. Я уже говорил, как «нежно полюбил» я истории болезней, и можете представить, чего мне стоило их написание. Начал я писать одну из них, написал листов 5, с ужасным усилием и мучением, а потом растерзал их и выбросил. «Нет, это не дело – писать эти бредни!» - понял я. А ведь дальше, на старших курсах, их придется писать в гораздо большем количестве! А если еще и институт закончу?! Это будет продолжаться изо дня в день! Изо дня в день – эти дурацкие белые халаты, нудные обходы, одни и те же жалобы больных, одна и та же тошнотворная документация, плюс этот запах лекарств, плюс эти бесконечные больничные коридоры, которые я успел возненавидеть!
Мне было ясно: по специальности я работать не буду. И какого лешего нам понадобилась эта чертова медицина?! Нет, решил я, уж лучше возить тележки на базаре! Лучше рыть ямы на стройке! И какая мне разница: рыть ямы с дипломом или без диплома?! На черта, на черта тогда протирать штаны на лекциях, трепать нервы на практических занятиях, терять уйму времени на «производственной» практике?
И какой отсюда выход?
Либо забрать документы, либо преднамеренно отчислиться по неуспеваемости.
Первое казалось мне трудновыполнимым. Дома меня могли убить за это, причем не в таком уж переносном смысле.
Второй вариант тоже грозил мне «убийством», но был как-то более простителен для моей совести. Я знал, что одна моя знакомая в свое время нарочно завалила вступительные, т.к. не хотела идти в ВУЗ, выбранный ее родителями. Нечто похожее я мог провернуть и с летней сессией.
Тем более сессия предстояла довольно тяжелая.
Но для этого надо было получить допуск к сессии. То есть сдать и 3 истории, которые я «задерживал» еще с осени, и отработать свои пропуска… На это моих сил уже на хватало. И я тогда избрал третий, последний вариант: отчислиться по недопуску.
Буддисты (или кто там? Даосы?) писали об активной стороне бездеятельности, и я решил задействовать эту активную сторону. Ничего не делая, бездействуя, я мог изменить свою судьбу. Мог… В том-то и дело, что – мог…
Пожалуй, это был первый решительный шаг в моей жалкой жизни. Казалось бы – ничего ужасающего, ничего нарочно не пиши, и жди, покуда тебя отчислят. Жди воплощения своей печальной мечты!
Но бездействовать иногда еще тяжелей, чем действовать. Учебу-то забросить мне было несложно – я и так ее почти вконец забросил к тому времени. Страшно было другое: ожидание неизбежного, да и сама неизбежность развязки…
Наступило для меня затишье – затишье перед шквалом. Каково оно будет, это отчисление? А главное, каково будет, когда я вернусь домой «вольным человеком»? Меня страшил сам момент предстоящего финала, и я ждал его, как казни, как светопреставления, будто после него ни жизни, ни света белого не станет.
Печалило меня и другое: я сильно привязался к городу, в котором учился, к его тенистым паркам, тихим улицам и старым домам. Мне было бы очень жаль покидать его, расстаться с этими улицами, ставшими мне дороже родных, попрощаться с любимыми местами города, памятными мне еще с первого курса.
Снова и снова бродил я по знакомым улицам, и глядел, глядел на все, что попадалось на глаза, стараясь впитать как можно больше форм и цветов, силясь сфотографировать все получше в своей памяти, сохранить на свое туманное будущее.
Так день за днем накапливались в ходах моей души страх и печаль, нагромождались, сырели, мокли и гнили в моей внутренней тьме.
Аппетита не было. Я ел 1 раз в день, через силу, насыщался стаканом сметаны и куском хлеба. Походка моя утратила былую силу и быстроту – теперь я ходил, неспешно и бесшумно ступая, как свой прижизненный призрак. Ребра, ключицы, гребни таза отчетливо проступили сквозь кожу. Лицо заострилось, в глазных впадинах поселились нездоровые тени. Как писала Т. Толстая, «…и сам знал, что страшен – и хоть бы что ему…»
Тяжелым было это ожидание. И, ясное дело, я не дождался…
Моего терпения не хватило, мои нервы начали сдавать окончательно.
Так, я жил тогда на первом этаже, и каждый раз, выходя вечером на кухню, включал свет и почти явст-венно видел человеческую тень за окном: будто кто-то стоял за окном, что-то замышляя, и метнулся от окна, как только я включил свет. Каждый раз, включая свет, я видел эту тень. Конечно, я понимал, что эта «таин-ственная личность» - ненастоящая, что у людей не бывает такой густой тени, и что люди не могут передви-гаться с такой быстротой. Это было всего лишь явление, называемое психиатрами иллюзией.
Также я несколько раз просыпался посреди ночи с чувством сильнейшего, безотчетного страха – страха, от которого хотелось не то метнуться куда-то на улицу, прочь из квартиры, или выть, сжавшись в судорожный комок. Возможно, именно это подразумевал Булгаков, когда писал про «спрута, влезающего в окно».
Я знал – все это не к добру. Это начало реактивного психоза. «Что ж будет дальше?» - ужасался я, при свете дня вспоминая «спрута» и «таинственную личность». А дальше, говорил я себе, страхи в конце концов одолеют тебя, и ты поедешь за город, мимо заводов и мимо полей, за решеченные окна и двери без ручек. Туда, куда тебе уже давно пора!
«Нет, нужно что-то менять! Нужно действовать! Ждать таким образом конца – не дождусь. Прежде сро-ку свихнусь окончательно…»
«Лучше забери документы сам. Если тебя выгонят по неуспеваемости – это ж подымут твоих родителей, будут вызывать их в деканат, будет и родителям позорище… Тебе ж не 15 лет!» - сказала мне одногруппни-ца, одна из немногих, кто поддержал меня в те дни.
Я подумал над этим и решил – лучше поеду домой в ближайшие выходные, на новые переговоры.
И поехал.
Рассказывать вам, что дальше было? Или не стоит? Да, вы, наверное, и сами уже догадались, что потом было. Да, правильно – поехал я назад на учебу. Вдобавок кто-то из моих врагов пустил парашу, что если бюджетник забирает документы, он обязан за свою учебу заплатить, как за контракт. Ну, я этим слухам по-верил, хотя без числа на своем веку подобных параш слышал, и пришлось мне написать свои истории, и от-работать свои пропуска, и даже несколько рефератов написать – считай, за одну неделю, недосыпая ночи и портя зрение.
И допуск я получил, и сессию с грехом пополам сдал. По моей старой традиции, я получил две двойки и сходил на две пересдачи (с тремя двойками – выгоняют. А я всегда получаю две двойки, и трясусь потом, чтоб не получить третью)
После сессии мне стало поспокойней, и спрут со своим заоконным тенеобразным товарищем довольно быстро перестали меня беспокоить. И я не думаю, что когда-нибудь буду по ним скучать.

Серия сообщений "Ржавь, либо Повесть о студенческих годах":

Счастливейшее время нашей жизни?.. Как бы не так!

Часть 1 - Пролог: От мечты до проклятия...
Часть 2 - Глава 1: Лиха беда - начало
...
Часть 4 - Глава3: Поднимается ветер...
Часть 5 - Глава 4. Тучи сгущаются
Часть 6 - Глава 5: Tides Of Darkness
Часть 7 - Глава 6. Прошли годы
Часть 8 - В конце декабря...
Часть 9 - На нервах
Часть 10 - Цветы для...

В колонках играет - Пикник

Настроение сейчас - отчаянное...

Курс третий. Состав группы полностью изменился: ранее она была смешанной, 50% лечебников, 50% педиатров. А теперь педиатров перевели в отдельные, педиатрические группы - теперь им предстояло учиться по своей, отдельной от нашей программе.
 Взамен педиатров группу укомплектовали пятью или шестью лечебниками - как нарочно, выбрали самых отчаянных двоечников курса. Так группа из одной из сильнейших на курсе стала слабейшей. Конечно, на моей успеваемости это сказалось тоже не лучшим образом.
Но в этой группе мне не долго пришлось учиться.
Квартиру, на которой я жил с самого 1-го курса, мне пришлось покинуть - хозяйка решила продать ее. Новую пристань я нашел с трудом, практически в селе. Путь в город занимал 15 минут на марш-броске. Все было бы и хорошо, но потом началась холодная, ледяная зима. В институт мне приходилось ездить переполненным автобусом, что ходил раз в несколько часов, и народу в него набивалось столько, что было тесней, чем шпротам в банке. Духотища, все чихают и кашляют друг на друга. А вечером, около 16:40, марш-марш домой пешком, по горам, по снегам, по льду... Счастье, если за эту дорогу я шлепался не больше двух раз.
Так я доходился до гриппа. Хорошо было бы отдохнуть, отлежаться, вылечиться по-людски - но близился конец семестра, а все пропущенные занятия (даже по уважительной причине) в нашем чертовом ВУЗе нужно непременно отрабатывать - во внеурочное время. И я ходил на занятия с температурой, мучался, чихал на одногруппников (правда, те тоже были почти поголовно больны)... Я перенес этот грипп на ногах. Но оказалось, что и после ухода температуры, кашля и соплей было рано радоваться. Хожу, хожу на занятия, и думаю: что-то устаю я сильно... Что-то ходить мне все тяжелей и тяжелей... Терпел я, терпел и эту новую пытку, думал - может, отдохну, пройдет, но не проходило ничего, только с каждым днем тяжелей становилось. Понял я, что дело, видимо в сердце, и сделал кардиограмму прямо на занятии, не отрываясь от учебы. Посмотрел кардиограмму сам професссор, и говорит: ложись-ка ты в больницу, в кардиологию, ибо жизнь дается человеку лишь один раз.
Поехал я домой в Кременчуг, и пролежал сперва в терапии пару недель, потом в кардиологии еще пару недель. Пропустил зимнюю сессию и ушел в академотпуск.
Следующей осенью пошел второй раз на третий курс.
И снова угодил к двоечникам. Хотя я и проходил все предметы второй раз, хотя и немного помнил пройденный материал, так, что иногда отвечал без подготовки, учеба из каторги превратилась вовсе в пытку.
Дело в том, что я поссорился с группой в первый же месяц: просто я никогда, никогда, НИКОГДА не смогу ужиться с выкобенистыми детишками начальников и полковников, с теми, кто шляется по дискотекам и ежедневно покупает новые тряпки в дорогих магазинах!!! А они никогда не смогут ужиться со мной!!! Грызлись мы чуть ли не каждый день! Аж вспоминать противно!
К счастью, я был не единственным врагом этого жалкого народа, и вскоре группа разбилась на два враждующих лагеря, две камарильи, гадящие друг другу каждый день и чуть ли не каждый час. Однако я и мои союзники, моя «оппозиция», были все же в меньшинстве – трое против шестерых, и нам приходилось гораздо тяжче, чем неприятелю.
Казалось бы – мелочи, эти ссоры, эти мелкие подставы, но когда они продолжаются месяцами, ежедневно, целенаправленно и упрямо, этого даже мне не так-то легко снести.
Но в этой тихой войне у меня, по крайней мере, была поддержка, я был не один.
А вот с другой, куда более тяжкой проблемой, мне никто и никак не мог помочь.
Углубление в медицину продолжалось. Теперь большую часть времени мы проводили в больницах: то в хирургии, то в терапии, то в детской, то еще пес знает где. Курации, работа с больными! Плюс предмет, который я возненавидел особо люто: фармакология! Поначалу я пытался ее учить, но потом забросил это бесполезное и даже вредное занятие. Напрасная трепка нервов: заучивать группы лекарств со всеми их эффектами и дефектами, со всеми фармакокинетиками, -динамиками, -статиками, -баллистиками! Запоминать целые списки препаратов, помнить особенности каждого из них! (а я даже их названия не могу запомнить!) Двойки по фарме стояли у меня строчкой. А как я экзамен по ней сдал – вообще следует отнести к разряду чудес.
Не любил я также (а сейчас – просто ненавижу) курации больных и написание историй болезней. Как это делается? Сначала – нудный допрос о жалобах, начале заболевания, времени госпитализации, а также о многих бесполезных вещах, к примеру, о том, сколько у больной было родов и сколько абортов… Выспрашивать вещи, не нужные ни тебе, ни тем более, больному, который выслушивает уже 4-го или 5-го студента за день!.. А еще нужно проводить его объективное обследование: что-то выстукивать, выщупывать, выслушивать (сколько не силюсь до сих пор, ничего не слышу в этих чертовых стетоскопах)…
И терпел я это издевательство, покуда не понял, чтО такое настоящая ненависть; и что мои нервы, которые я раньше звал железными, уже совсем не железные, а расшатанные и проржавевшие; и что мое терпение – отнюдь не бесконечно.

Серия сообщений "Ржавь, либо Повесть о студенческих годах":

Счастливейшее время нашей жизни?.. Как бы не так!

Часть 1 - Пролог: От мечты до проклятия...
Часть 2 - Глава 1: Лиха беда - начало
Часть 3 - Глава 2: "Ты помнишь, как все начиналось..."
Часть 4 - Глава3: Поднимается ветер...
Часть 5 - Глава 4. Тучи сгущаются
Часть 6 - Глава 5: Tides Of Darkness
Часть 7 - Глава 6. Прошли годы
Часть 8 - В конце декабря...
Часть 9 - На нервах
Часть 10 - Цветы для...

ПРошел год, потом еще один. Начались клинические предметы: общая хирургия, пропедевтика внутренних, пропедевтика детских болезней.
И я познакомился с реалиями нашей замечательной медицины. Увидел хирургическое отделение в одной из старых больниц, построенных еще при царе: мокрый потолок с осыпающейся лепниной, опслесневевшие стены, обшарпанные полы, грязные занавески... Про тамошнюю операционную вовсе помолчу.
Внешний вид отделения во всем соответствовал и его внутреннему настроению. Преподаватель привел нас в палату, смотреть больного. Больной был после операции, и еще не пришел в сознание. Спрашивает доктор сестру: "Как фамилия этого больного?" Молчит. "Таня! Дай мне его историю!" Медсестра с конопатым лицом хохлушки-провинциалки продолжала безучастно жевать жвачку, ни на что не реагируя. Челюсть ее двигалась как-то необычно: подбородок двигался не вверх-вниз, и не вперед-назад, а описывал круги, как-то по-коровьи. "Таня!" - снова окликнул врач, уже громче, и только теперь Таня зашевелилась и спросила, что от нее требуется.
А еще в том же отделении лежала парализованная бабушка с обширными ожогами. Одна из ее рук обгорела чуть ли не до кости. Для профилактики пролежней ее усадили, подперли подушкой, и она сидела, держась здоровой рукой за быльце койки. Сидела-сидела, а потом и говорит: "Ой, не могу больше сидеть, сейчас упаду, положите меня!" Рядом с ней как раз оказалась санитарка... "Ой, упаду!" - повторила бабушка. Санитарка - бух ее на койку, со злостью!
Единственное мое воспоминание об общей хирургии - то, что мы постоянно что-то или кого-то переносили. К примеру, переносной рентгенаппарат - таскали из травматологии в хирургию, и обратно. Аппарат был старый и побитый до ужаса. Работал он только благодаря своей крайней простоте. Когда-то он стоял на роликах, но от бесчисленных путешествий с 1-го этажа на 2-ой и назад, он лишился всех роликов. Стоял он просто на башмаке, и его приходилось носить, полностью отрывая от пола. А аппарат, хоть и переносной, был отнюдь не так легок...
Еще часто заставляли носить больных - в поликлинику, на обследования. Для этих целей в отделении имелись носилки - старинные, брезентовые. Не удивлюсь, если на них в свое время носили раненых красноармейцев. Больных надо было выносить из отделения, тащить их на 1-й этаж и нести через двор... Ждать, когда их обследуют, и - в обратный путь!
А больные бывают очень разные: какую-нибудь сухонькую старушку легко донесут два человека, а вот дяденьку, заполняющего собой всю койку, едва-едва передвигали четверо! Были также и вещи полегче: шкафы и холодильники, грязные баллоны с О2 или закисью азота... Очень часто с хирургии мы возвращались с болящими руками и спинами, с ободранными ладонями, нередко приходилось застирывать халаты. Из нас определенно готовили грузчиков.
Учеба начала мне надоедать. Собственно, она начала надоедать и моим одногруппникам, но они, почти все, исправно тянули лямку и продолжали поддерживать имидж сильной группы. А я тянул все слабее и слабее, и как будто самому было совестно, но ничего не мог с собой поделать.
Особенно невзлюбил я истории болезней - эти кипы бумаги с бесполезными, вымученными данными, которые мы писали (да и сейчас пишем) вместо курсовых работ.
 Как я представлял себе свою будущую профессию, пока не столкнулся с ее реалиями? Да никак! Я понял, что имел весьма ограниченное представление о медицине. Поверьте, точно такое же представление о ней имеют и все, кто не видел ее "изнутри", глазами медика. И столкновение с реальностью было для меня сродни удару. Медицина! Сколько там грязи и смерти, корысти, маразма, лицемерия, безграмотности и натурального шарлатанства! Как наивно я доверился судьбе, этой могучей реке, и позволил ее течению нести меня по своему произволу! Вот течение и принесло меня в это стоячее проклятое болото - в медицину...
Теперь все прояснилось, и встало на свои места, и открылись мои глаза на все происходящее со мной. Учеба оказалась тяжелой и скучной. Профессия оказалась туманным, неприбыльным и неблагодарным делом. О боги, боги мои! Куда я попал!
Мрачные времена для меня настали. Как неживой робот, изо дня в день ходил я в институт, молчал в ответ на вопросы преподавателей, кое-как отсиживал пары, шел домой, нехотя ужинал, изредка пытался что-то учить - но эти попытки заканчивались тем, что через 5 минут я захлопывал и отбрасывал учебники. Я перестал ходить на лекции, посещал лишь те из них, на которых проверяли посещаемость. Записался в библиотеку, и читал, читал, читал... Брал книги на абонементе, ходил в читальный зал - чего только не прочитал, но по медицине - ни строчки. Начал копить деньги и покупать книги, увлекся философией и мистикой Дальнего Востока, накопил небольшую библиотеку, за которую потом сильно получил дома. Книги давали мне этакий смысл жизни.
Один мучительный день шел за другим. Это было рсодни каторге. Самое страшное, что я ни с кем не мог, не смел поделиться своей болью, рассказать о своей беде. Также я знал, что в общем-то, у меня нет никакого выхода, кроме как продолжать эту каторгу: поступление стоило нам больших денег, а доходы моих родителей очень даже невелики; да и сестре через несколько лет тоже предстояло куда-то поступать; да и много других причин было. Конечно, я мог плюнуть на все это и забрать документы, но у меня оставалось бы лишь одно будущее: идти на стройку подсобником или на рынок грузчиком. И я продолжал мучить себя, покуда однажды, на первой же производственной практике, мое терпение не исчерпалось. Не выдержал я, приехал домой на очередные выходные, и говорю, мол, сколько можно продолжать это издевательство, с меня хватит, и ну его к чертям собачьим, этот институт... Понятно, никто меня не стал слушать, я еще раз прослушал список вышеперечисленных причин оставаться, и снова остался наедине со своей печалью.
"Неужели мне придется отсидеть здесь до конца? Еще четыре года до шестого курса?" - сокрушался я. Я ошибался - мне предстояло отсиживать не четыре года, а пять лет...

Серия сообщений "Ржавь, либо Повесть о студенческих годах":

Счастливейшее время нашей жизни?.. Как бы не так!

Часть 1 - Пролог: От мечты до проклятия...
Часть 2 - Глава 1: Лиха беда - начало
Часть 3 - Глава 2: "Ты помнишь, как все начиналось..."
Часть 4 - Глава3: Поднимается ветер...
Часть 5 - Глава 4. Тучи сгущаются
Часть 6 - Глава 5: Tides Of Darkness
...
Часть 8 - В конце декабря...
Часть 9 - На нервах
Часть 10 - Цветы для...

К новой жизни я приспособился быстро. Когда-то, помню, моя тетушка ахала: как же ты будешь жить там сам, ты же такой несамостоятельный... Но я великолепно приспособился всего за неделю. И моя новая жизнь оказалась куда более живой и интересной, чем мое прежнее существование. Я начал жить относительно самостоятельно, и для меня это было сродни освобождению.
Из стройгруппы меня перевели в группу сильную и старательную, да и учеба поначалу увлекала меня, так что сперва все шло гладко. По вечерам я всегда что-то учил, вставал рано, завтракал, глядя, как крысы гуляют под окнами, никогда никуда не опаздывал.
Что мы изучали? Анатомию, гистологию, медбиологию, химию, биофизику, психологию и еще какие-то общеобразовательные предметы вроде английского, украинского, истории и философии. Хорошо запомнились мне только 2 предмета первого курса.
Первый из них - общая, физикоколлоидная и биоорганическая химия. Несмотря на тройное название, на самом деле это был один предмет. Как правило, преподаватель давал нам задание в начале пары и уходил. Возвращался в конце - проверить наши достижения.
Предоставленные сами себе, мы вскоре сделали главное химическое открытие: шкаф с реактивами закрывается на висячий замок, однако замок это легко снимается без ключа. И мы начали свои собственные эксперименты. Сделали "царскую водку" (наверное, ее придумал какой-то революционно настроенный химик) Монетку в 10 коп. съедает без остатка - только чуть-чуть осадка остается. Пробовали "скормить" кислоте большой гвоздь - не получилось. Потом насыпали в серную кислоту медных опилок... А реакция-то не всегда идет так, как по книжке... И пошли в атмосферу водород, сероводород и сернистый газ, образовав вонючую и едкую смесь. "Это нужно взять на вооружение!" - решили мы, и налили кислоты в пластиковую бутыль, сыпанули опилок. Бутылка быстро наполнилась газом, и нам стало страшновато - как разорвет, чего доброго... Чтобы снизить критическое давление, мы отравили параллельную группу. Та группа сидела в соседнем кабинете, и обычно болтала, кричала и ржала без перерыва, а после газовой атаки резко смолкла. "Неужели померли?!" - думаем мы. Заглянули к ним - все торчат в открытых окнах.
Бутылку с газом мы решили оставить и взяли с собой на следующую пару. По дороге на другую кафедру устроили теракт в троллейбусе (поиграли в "Сен-Рикё". Все пассажиры вылезли на ближайшей остановке). Ну а потом кто-то взял, да и открыл вонючий пузырь на кафедре... Сколько потом брани было! Позорище было ужасное!
На этом наши химические эксперименты были окончены.
В следующий раз мы пришли на "протравленную" кафедру, и увидели, что там начали делать ремонт - а точнее, менять вентиляцию!
А второй предмет - анатомия. Там мы также наделали немало бесчинств - но о них, пожалуй, не стоит распространяться, дабы не травмировать психики особо чувствительных читателей. (Если же вам интересно послушать про издевательства над трупами, обратитесь ко мне лично) На анатомии я учился весьма старательно. Иногда я учил ее до часу ночи, писал громадные конспекты с цветными схемами...
Старательный студент, можно было б про меня подумать. Собственно, отчасти так оно и было.
Мама говорила мне, чтоб я лез вон из кожи, чтоб ходил в какой-нибудь кружок - но увы, ни один предмет уже тогда не был настолько интересен... Эх, maman a tort, как пела Милен Фармер, мама ошибалась. Уже тогда было ясно, что языки и культура с философией мне даются намного легче, чем многие профилирующие предметы.
На досуге я читал книжки В.Мегре - теперь смеюсь над собой, когда вспоминаю эти "изыскания". Любимым же развлечением в то время были походы в тогда единственное в городе интернет-кафе (в котором интернета не было). Я ходил туда со своим соседом по комнате, и мы часами резались по сети в "Казаков". Однажды засиделись там до часу ночи и возвращались домой на такси. Когда дома я открыл кошелек - ужаснулся. Я потратил всю стипендию...
В целом институт сильно разочаровал меня. До поступления мне казалось, что мединститут - строгое учреждение, где работают умные экзальтированные профессора, обожающие свои науки, и учатся старательные аккуратные студенты... Преподавателей я все же уважаю, и не буду обличать их недостатков. Ну а студенты... Ё-мое... На курсе - около двухсот студентов, двадцать групп человек по десять. Из этого числа учится только треть, а то и меньше. Остальные занимаются непонятно чем. Ходят на пары, как на каторгу, сидят на занятиях, как сычи в дуплах, молчат в ответ на вопросы. Учится немало выходцев из провинции, лиц с явными признаками вырождения. Как такие могут учиться в медвузе, если многие из них читают с большим трудом и не могут определить времени по часами со стрелками?!
Будь я ректором, я бы в первую же сессию отчислил половину студентов, а абитуриентов бы брал по 60-70 человек на курс. Брал бы только на бесплатный, и только после медучилища. И сделал бы так, чтоб в каждую сессию студенты пулями вылетали из института, чтобы отсеять всех дебилов, всех лентяев, всех случайно затесавшихся...
Проблема в том, что я и сам принадлежу к числу последних...

Серия сообщений "Ржавь, либо Повесть о студенческих годах":

Счастливейшее время нашей жизни?.. Как бы не так!

Часть 1 - Пролог: От мечты до проклятия...
Часть 2 - Глава 1: Лиха беда - начало
Часть 3 - Глава 2: "Ты помнишь, как все начиналось..."
Часть 4 - Глава3: Поднимается ветер...
Часть 5 - Глава 4. Тучи сгущаются
...
Часть 8 - В конце декабря...
Часть 9 - На нервах
Часть 10 - Цветы для...

Кажется, пролог я написал удачно, теперь перейдем к первой главе.
Возьмемся же за руки друзья, и обратимся в бесплотных духов, дабы вернуться в прошлое - в 2001 год.
...Звучит дико, но я поступил в институт на бесплатный. 31 августа я сел в дизель и впервые поехал на учебу. После 2,5 часов тряски и тоски я приехал на место назначения, добрался до своего временного пристанища (то была комната, снятая у одной доброй женщины), кое-как приготовил еды на ужин и завтрак, без аппетита поел (в те поры мой кулинарный талант еще был далек до сегодняшнего совершенства), и лег спать. Кое-как заснул - не знаю, к скольким часам ночи.
1 сентября 2001. 6:15. Запищали часы, лежавшие у изголовья. Пора! Я вскочил, оделся и быстро прокрался на кухню. Сердце беспокойно стучало по ребрам, будто желая выскочить из своей костяной клетки. "Теперь я - студент... И сегодня - мой первый день в институте!" - думал я с некой смесью волнения, радости и гордости. "О, святая наивность!" - думаю я теперь, вспоминая тот день.
Я выглянул в окно. "Вот мелкий дождик все зашлепал грязью -\ Прохожих и дома, и прочий вздор..." - невольно вспомнились слова А.Блока. "Интересно - что это за дыры темнеют в земле под окнами?" - подумал я еще. Позднее выяснилось, что то были крысиные норы.
Позавтракав, я одел спортивный костюм (его не страшно испачкать), взял свой старый, видавший виды черный зонт, надел через плечо свою громадную сумку и отправился на учебу...
Чтобы попасть в институт, мне нужно было:
1)добраться до автобусной остановки.
2)впихнуться в автобус и не ошибиться маршрутом
3)доехать до института
4)найти аудиторию и не опоздать на первую лекцию
Минут 10-15 у меня ушло на дорогу к остановке. Я оделся не по погоде тепло, и взмок. Меня всего забрызгало грязью. Моя сумка была явно великовата для походов в академии и больше походила на дорожную (впрочем, хорошо, что я ее взял. Но об этом - попозже). Словом, жалкое я представлял зрелище.
На остановке я влез в первый попавшийся автобус, старый, переполненный пылесос со сломанной задней дверью. Фыркая и тарахтя, пылесос потащился по городу, и на каждой остановке из передних рабочих дверей вылезала половина пассажиров - чтобы выпустить 2-3 человек и втолкнуться назад.
Эта поездка показалась мне вечностью. Когда же я наконец выбрался из автобуса, оказалось, что я опаздываю! Вбежал в институт. Пес ее знает, где та аудитория №3! Спрашиваю у охранника на вахте. Он объяснил, что аудитория - в детской поликлинике. Я знал, где эта поликлиника находится, и кинулся туда. Увы, никаких признаков аудитории там не было. Зато был студент-старшекурсник, который и дал мне правильный адрес аудитории.
Так я сделал первое открытие: институт не ограничивается 3-мя корпусами, а имеет по кафедре в каждой больнице города. Я добрался до аудитории. По моим подсчетам, лекция уже полчаса шла. Но, к моей радости, на подходе я встретил добрый десяток своих однокурсников, также "опоздавших", и лаборантку, которая сказал, что в связи с изменением расписания занятия начинаются не в 8:00, а в 8:30! Так что я успел как раз вовремя.
На лекции меня ждало второе открытие: группа состояла из одних пацанов. Это была так называемая "строительная группа", чья учеба являет собой лишь прерывы в работе. Работа самая разнообразная: расчистка снега, переноска оборудования, ремонт на кафедрах, подсобные работы на строительстве ректорского дома (шутка).
Ну уж нет, подумал я (и не только я). Если бы мы хотели строить, то поступили бы в Строительный Универститет!
Пошли к декану, который отослал нас к замдекану. После долгих пререканий он все-таки позволил всем желающим написать заявление о смене группы.
После лекции, какого-то практического занятия (не помню уж, какого) и увлекательной беседы с замдеканом началась кульминация первого дня. Это была осада библиотеки. Заранее предупредить нас о выдаче книг никто не удосужился... Кажется, за книгами отправили все группы зараз, и в подвале (там находилось книгохраниище) нарисовалась длинющая очередь. К счастью, моя группа входила в первую десятку, и мы простояли там не слишком долго. Также к счастью, у меня была большущая сумка, в которую влезла вся книжная подборка. (другие студенты тащили книги в полиэтиленовых пакетах, наскоро купленных и грозящих оборваться).
Домой вернулся усталый, злой, кислый - выжатый лимон, да и только! "Да" - подумал я: "Веселенькое начало!"
Таков был мой первый день в институте. Кто-то из модных ныне бульварных философов писал о том, что чем ближе ты к своему смыслу бытия, тем больше тебе везет и тем рациональнее ты тратишь свое время. А у меня что? Все с точностью до наоборот!

Серия сообщений "Ржавь, либо Повесть о студенческих годах":

Счастливейшее время нашей жизни?.. Как бы не так!

Часть 1 - Пролог: От мечты до проклятия...
Часть 2 - Глава 1: Лиха беда - начало
Часть 3 - Глава 2: "Ты помнишь, как все начиналось..."
Часть 4 - Глава3: Поднимается ветер...
...
Часть 8 - В конце декабря...
Часть 9 - На нервах
Часть 10 - Цветы для...