Что то во мне обессилило, что то продалось во мне, нечто переродилось, а нечто осталось тем же, что и было. Многие годы внутри моего тела рос второй - лунный скелет. Этот лунный скелет разростался неравномерно и циклично, меняя мое восприятие. К этому моменту слоёв местами уже много, а местами он истончился. Я устал общаться с людьми, не разделяющими моих интересов. С людьми, так просто могущими меня осудить за то, что они по просту не понимают. В этом тексте много ошибок, так как я давно не читал. Как и не смотрел фильмы, в прочем. Я, в последнее время, только слушаю музыку... И себя. Еще ветер за окном и гудение машин с улицы. От неудачи к неудаче - моя черная полоса превращается в широкую линию разметки на трассе... В личной жизни практически полное отсутствие. Как если бы научились изготавливать секс-куклу из плоти и крови, но куклу. Есть в мире такие красивые куклы. И столько предрассудков, не дающих мне быть собой, не дающих стать мне таким, какой я бы себе нравился. А я как Светлана из первого Ночного Дозора. С сильной волей проклинаю себя и ненавижу. И Тьма сгущается. Все ломается и портится. Цветы умирают, животные и люди болеют. Воронка крепнет. Только вот ко мне не придет Антон Городецкий. И ничего подобного вообще ... Не суть. Суть в том, что можете без зазрения совести отписаться. Потому что это не мой блог, а мой дневник. Потому что я всегда буду претворяться толстокожим. Потому что я месяц уже общаюсь только с тремя людьми. Исключительно. И, как сказал мой брат - в конец стал ёбненьким.

Все накапливается и накапливается в голове. И не имеет выхода. Только копится во мне.

Читал трактаты и работы на тему самоубийств. Столько людей кончают с жизнью якобы из-за мелочей. Так запоминают близкие люди. Видят только верхушки айсбергов. А курочка по зернышку... Накапливается по песчинке, пока тара не переполнится и через край не польет. Разве это не ужасно? Разве это не глупо? И так просто... Пугающая статистика. Столько прекрасных людей сводят счеты с жизнью в молодости. До кома в горле обидно и жалко некоторых. Казалось бы - ты классный человек, столько людей тебя любят, готовы пол царства отдать за тебя... И тут "бах" - термин - быть одиноким в толпе. Нет того, что на самом деле так нужно и так желаемо. И это невыносимо. Невыносимо до безумия... Ужасно. Это все так ужасно, столь ужасно... 

Иммунитет дал слабину. Все мои шрамы вспухли и воспалились. Распаришь кожу в ванной - и лопаются и кровоточат. А им ведь столько лет... Дают о себе знать, напоминают, хотят жить... 

Еще одно - побрился почти под ноль. Всё от ненависти. Чтобы выглядеть как полный уебан теперь. 

отчитался. Дал знать. Объяснил и пояснил.

Все вы персики. Кого люблю читать - по прежнему читаю.

И вот такой постер у меня висит на дверце шкафа. Хакуэй напоминает мне своим видом, что не плохо бы посещать качалку хоть иногда теперь. Ага. А то не есть и не ходить в зальчик... как то уж совсем не круто...

"Продал бы душу... Да даже Дьяволам такая не нужна..."

Внутри кого-то голодного есть необъятное море любви. "Люблю" - шепчу в темноту. И темнота ответит. Обвивает черными лентами твои руки. Странник вне моих снов разрубает одиночество тонким лезвием японского меча. Сплетение языков, взглядов, пальцев. Обмен слюной, длинный мундштук передается изо рта в рот. Тонкие губы широкого рта обхватывают звуки, выпадающие из тишины. На иссиня-черном небе пульсируют сиреневатые облака. Скопления звезд заполняют пустоты вокруг серебристо-золотой луны. Твои светлые волосы ускользнули из моих рук. "Люблю..." шепчет нечто из темноты.

Яркие голубые глаза вспыхивают вне сна. Но стоит закрыть глаза - я окунаюсь в мир порочных людей, без души, без надобностей. Лишь алчность и злоба, лишь зависть и ... Я раньше думал, что животные во всем лучше людей. Но на самом деле все одинаковы. Есть и среди их племени народы, вырезающие целые города или семьи своих братьев ради большей территории, ради того, чтобы заполнить своей кровью как можно больше площади. Чтобы господствовать над иными. В итоге - рамки различий стираются. Львы, муравьи, люди, гиены. Все одного племени. Разве что люди куда более мелочны бывают.

Я слишком часто сплю. Слишком мало бодрствую в нашем с тобою мире. Простишь ли меня? Пальцы бегают по клавишам пианино. В моём мире льёт дождь. Я поднимаюсь с пожухлой травы и выхожу из под алой кроны деревьев. Чувствую в ночи холодные капли лицом. Потрескавшиеся губы пьют жадно влагу. Сапоги намокли и отражают лунный свет. Вдалеке маячит едва различимый во тьме твой силуэт. Чем ты ближе, тем сильнее я забываю как выгляжу. Твои длинные серебристые пряди влажно липнут к лицу, шее, к плащу. Тяжелые ... Подсвеченные светом твоей души голубые глаза мелкими маячками висят в воздухе. Чувствую внутренностями, как вдали бушуют снаряды. Гвалт смерти превращается расстоянием в тихий гул, резонирует во мне. Изголодавшийся зверь подвывает из глубины Тьмы. 

-Тьма - это паразит, который заражает людей. Единый паразит, поражающий нас вирусом. И так как Тьма едина - никто из нас по настоящему не одинок. Все мы связаны через Тьму.

Mori Gun 

Взметается над землей, кружит вверх, дым, гул, пыль... Оно воет в сердце каждого из нас. Не принятое ни кем, даже нами. Отторгаемое, отрицаемое. Не кормленное более, но вскормленное нашими надеждами, мечтами, верой... Наша любовь и наше желание счастья. Непонятое... В какой то момент оно пожрет или разорвет каждого из вас. Тьма... 

-Даже в своем одиночестве - мы не одиноки. Это последнее, что вспоминаешь, перед тем, как ступить в пропасть. Последняя возможность сделать верный шаг, и не оборвать свою жизнь. 

Моя кожа во сне покрывается мурашками, снится, что лежу на холодном кафеле, якобы в собственном доме. Что я якобы человек. Что вечер сковывает пустотой и усталостью. Что за окном неживой город, муравейник из человеческих тел. Странные машины, давно канувшие на самом деле в лету. Бездушные тела, механоиды из мяса и костей. Снится, что я ничтожная единица в этом перемалывающем механизме, и что существование мое напрасно. И что тебя больше нет со мной. И что мой дух зачерствел и был сожран червями. Снится целый тусклый мир... И я хочу перестать болеть этой заразой, этими серыми снами, этой жуткой историей о 2015м году. О жизни человеком. О бытности никем в бетонном сером мире, гниющем в бездействии, едва догадывающемся о скорой гибели родной планеты от человеческого существования.

Я открываю глаза... Кровь на языке, моё тело вспорото чужими помыслами, когтями Тьмы, блестящим клинком. Меня куда то везут в темной душной кабине. Зверь рычит и бьётся, почувствовав запах воздуха. От того больно дышать. Я зову тебя всеми мыслями, чтобы остаться в живых. ЧТОБЫ не заснуть навсегда...

David Bowie – Rock N Roll Suicide

Он смотрит в зеркало – и видит чудовище.

Чем сильнее Тьма охватывала его разум, тем чаще в его ведения наведывался Карасу-Рин. Чем глубже Тьма проникала в его кровь – тем чаще он шептал во снах Его имя.
Как давно он освободился от его власти? Сколько шрамов зажило с тех пор на его теле? Каждый новый день – каждый новый приход Карасу-Рина в его клетку – был однаменован новыми проколами, порезами. Всё его тело было испещрено кусочками металла либо шрамами от его внедрения. Вся его кожа была иссечена именами или обожжена гербовыми печатками. Не глубоко, не травматично, но тем не менее невыносимо болезненно. И если у него случался обморок во время «игр»… Карасу-Рин начинал все с начала.
-Не смей убегать – говорил он.
-Куда бы ты не убежал в своем сознании – я везде тебя отыщу, верну.
-Разве ты не знаешь, что боль – очищает? Разве ты не знаешь, что боль разъедает маски и обнажает истинную личину? Неужели ты не хочешь стать НАСТОЯЩИМ? Мы все рождаемся с сотней масок и костюмов, чтобы стать кем угодно, но не собой… Разве это правильно?

Десятый наместник Великой Империи.

Каждое имя Демона. Каждая печатка, раскаленная и приложенная к его телу. Каждый прокол, и продетый в него кусочек металла…
-Тебе ведь все это нравится? – спрашивал Карасу-Рин.
Потолок покрывался разводами и сворачивался, складывался. Стены рябили как поверхность воды. Руки выплывали из Тьмы. Все эти руки ласкали и гладили его, убаюкивая, приручая. Он чувствовал, как Тьма отравляет его все больше и больше. Его раны заживали все быстрее.
Пока однажды обстоятельства не переменились.

Он смотрит на себя в зеркало. То, что он видит… Это его истинная суть? Лицо без масок? В светлых прядях серебрятся седые волоски. Левый глаз – лишь сероватый белок без зрачка. Правый подернут мутницей. Под фарфоровой кожей струятся темно-серые вены. Потрескавшиеся губы, серовато-темные, едва скрывают удлинившиеся и заострившиеся зубы. Тонкие полосы шрамов рассекают его лицо, подобно осколкам зеркала.
Он активирует Каинову печать. Каждый раз теперь он надевает Маску, чтобы скрыть внешние признаки Тьмы. Сколько ему отведено, пока Тьма полностью не сожрет его тело и разум? Тонкий плащ цвета бычьей крови из сверхпрочного кордаминума. Стальные каблуки его сапог стучат по гранитным плитам коридора. Даже через силовое поле видно рыжее небо, уходящее в горизонт, переходящий в тысячную армию. Подобно муравейнику она гудит и копошится, в ожидании.

И когда он выйдет к трибунам – этот рой взревет. Когда он займет место возле Карасу-Рин, десятого наместника Великой Империи – они возвопят еще громче.

В просторном лифте он чувствует запах пепла. Он слышит тысячи шепотов. Становится холодно и цвета блекнут. Рука в перчатке из того же кордаминума крепко сжимает поручень.
-Карасу-Рин!
В его венах вскипает бурлящая Тьма.

14/03/12г

Истекай не кровью, но звездами...

Вспарывает тонким лезвием осени. Прямой, гладкий разрез по мертвой коже. Ссадины в итоге загнили, воспаление… Это когда участками – горячо. Когда тело доказывает, что еще живо. Напрасные слова потоками льются в уши. А твой сладко-ядовитый ноктюрн… Я бы вылизал этот влажный рот, да кому какое дело…  Но в сплетении клавишных под твоими пальцами я не могу устоять, голова кругом. Весь левый бок горит, ребра… Ребра, что были инкрустированы твоими касаниями, звездами твоих глаз… Переиграй для меня все эти жизни, я утомлен нескончаемой тоской по тебе. Все твои имена помню наизусть, рисую сигилы твоих призывов по всей комнате. Белая комната в сумерках… малиновые пальцы в солоновато-железном. Капает строчка за строчкой. Если бы можно было – твои холодные пальцы вошли бы в горячие раны. Катарсис глух и слеп к моим слезам. Но, даже обладая тобой в своих снах – я не хочу больше влачить это существование.  Его подведенные алым глаза. Серый потрескавшийся лед. Кожица на губах лопается, жую и слизываю. Можно ли разучиться глотать? Немая хрипота сжирает связки. Препараты из меня вышли никудышные. Разрез от ямочки и вниз к животу ты стянешь тугими грубыми нитками, немецкий черный шов. Похожий на леску стежок ныряет и выныривает. А кровь оттекает к спине. Будучи и мертвым – хочу слышать клавиши под твоими пальцами. Переиграй для меня ноты, которые так были мне милы… Не торопись предавать меня земле. Пока мясо не тронет гнильца разложения – не покидай меня. Не покидай меня в синеватых вспышках за закрытыми веками. Трепет крыла бабочки на корне моего языка. Серебряная стружка на полу, пыльные блестки в воздухе, солнце преломляет жизнь.

В этой параллели мне некуда податься более…

Лицо опухло как китайский фонарик, но в твоей жалости я не нуждаюсь. Нуждаюсь в забвении, но это мне никогда не достанется. Я видел на самом дне закрытых глаз полную темноту, ведома ли она тебе? Ведь даже закрыв веки - ты видишь вспышки и узоры изза пульсации крови.Слышал, что мальчик-с-глазами-кошки теперь встречается с девочкой-с-мыслями-лисицы. Я бы спросил, куда катится мир, если бы чувства мои не выцвели. Лишь во сне, лишь от твоих тонких рук с длинными пальцами меня пронзают голубые разряды тока. Твои руки раз за разом возвращают меня к жизни. Но лишь во снах. Погрузился как можно глубже в себя. Это меня и ждёт в жизни? Вечная бытность в мирах моей головы, а тут жалкое влачение существования?.. Граммар-наци из меня ничтожный уже давно. Мои мысли перерождают повседневные слова, вырождая родной язык. Я пьян, но не от этила, а от боли. Больно говорить, есть, а все изза того, что челюсть опухла. Она плакала в углу навзрыд, я не двигался множество дней. Мои чресла окостенели, члены закаменели. Глаза вот вот высохнут, губы уже посохли, обдираю корки, сгрызаю, кровоточат. Сладко-металлическим. Внутри твоей плоти Адовым пламенем жар, а я не допущен туда по причине бытности за пределами мира живых. Мертвый. Полумертвый. Полумера еще не принята, а я уже слоняюсь вдоль границы Того и Этого света, призывая тебя, моля тебя, взываю к твоему сердцу! Вечно недостаточно нужный, не сильно необходимый. Моё индейское имя - Недолюбовь. А в твоих руках я готов извиваться слепой змеей, выворачивай мои крылья, но я и так бы никуда не улетел от тебя. Трави меня понапрасну, если это твое желание. Но я даже не взгляну на других, как на тебя. Изучил все мыслимые и немыслимые позы. Готов терпеть любую боль, лишь нуждайся во мне. Держи крепко, удушающе. Изголодаешься - пей мою кровь, только не уходи, не умирай, не исчезай. Растворяюсь в этих годах, жду, летите быстрее. Я пронзаю свои же руки штопальными спицами. Бесчеловечная кисть художника рисует тебя век за веком, мир за миром воспроизводит твои подобия. Я мучаюсь, когда твои губы обхватывают фильтры тысяч сигарет. Когда твои глаза скользят сквозь меня, и в темноте, разглядывая лунные отблески твоих волос - вдыхаю ароматы цветов с твоей подушки. 

Я не разбит. Я просто мертв каждый час без тебя.

Моя комната завалена пивными банками и сигаретными пачками. Моя голова завалена фотоснимками и звуковыми дорожками. К вечеру я обратился в боль. Ту, что подается с улыбкой на лице. Я почти решил сдаться. Один мой звонок, и ты мчишься ко мне полупустыми ночными дорогами. Струны дрожат под моей кожей... Как иначе объяснить этот трэмор. Меня бросает в жар от осознания этой бессонной ночи. Когда твои слова станут явью. Я устал сопротивляться себе и этой пустоте. Чувствую, как прорастают сквозь кожу мои нервы. Во всем мире нет больше рук, могущих принять меня. Я накрасил ногти черным. Подвел глаза. Задохнулся в ледяной ванной, чтобы предать себе наиболее обманчиво-безразличный вид. Колонки путешествуют от трэка к трэку. Я лишь хочу вернуться на много лет назад, чтобы моя жизнь замерла, остановилась. И сердце мое застынет, подвиснет в воздухе на тонкой леске. 

Это как новый акт. Занавес поднимается, и вскоре послышатся шаги на лестничной клетке. Моя кожа окрашена синяками и ссадинами. Мои костяшки опухли. Моя нижняя губа рассечена. Это сцены из вступительного акта. Жуткая дрожь и гул землетрясения. Метроном в голове. Я отсчитываю своим голосом назад от 25. Слуховые галлюцинации, вызываемые шумами сердца. Я словно продет насквозь шишковатой палкой с заостренным концом. Водители ритма спотыкаются на трассе. Я чувствую этот неровный шаг. Струны напряжены. Сделай что нибудь со мной, когда придешь. Это мольба к скорому будущему. Мои зубы стонут в исступлении. Моё давление рвется вверх. я лежу на кафеле, чувствую, как от холода отнимается спина. Пальцы бегают по экранной клавиатуре телефона. Моё решение продаться тебе просто - ты последняя инстанция моих мыслей. 

Я сжимаю край кофты, закатываю рукава. Тонкая материя защищает от измученного взгляда. Я блуждаю по комнатам глазами, спотыкаюсь о предметы, которых тут быть не должно. Я не чувствую, как время движется, а от тебя приходит смс "10 минут". И я закрываю глаза, сжимая телефон, сжимая гордость и самолюбие. Сжимаю свои внутренности. Неизбежность броска хищника. Я жду, притворяясь жертвой. Аутопсия моей личности бессмысленна так же, как вскрытие тела выпившего кислоту. Я прекращаю быть тем, кем стал за эти годы. Возьми бумажную купюру и пластиковую карту. Я завалил стол всем, что нашёл "съедобного" в ящиках. Мои глаза уже не улавливают некоторых движений. Я как "элитная проститутка". Готов выгнуться во всех позах, только протяни свои породистые пальцы. Алкогольные алгоритмы зашкаливают, я перебираю в голове таблицу Менделеева. Я еще способен печатать, спасибо врожденной грамотности. 

Облизываю губы на звонок домофона. Я готов принять все, только смотри на меня как раньше...

я отключаюсь. Секунды поднимаются с лифтом по временным шкалам.

выверни меня наизнанку.