ПЕСEHKA ОБ ОРГАНИСТЕ, КОТОРЫЙ В КОНЦЕРТЕ ИЗВЕСТНОЙ ПЕВИЦЫ
ЗАПОЛНЯЛ ПАУЗЫ, ПОКА ПЕВИЦА ОТДЫХАЛА

Михаил АНЧАРОВ


Рост у меня
Не больше валенка.
Все глядят на меня
Вниз,
И органист я
Тоже маленький,
Но все-таки я
Органист.

Я шел к органу,
Скрипя половицей,
Свой маленький рост
Кляня,
Все пришли
Слушать певицу
И никто не хотел
Меня.

Я подумал: мы в пахаре
Чтим целину,
В вoине - страх врагам,
Дипломат свою
Преставляет страну,
Я представляю
Орган.

Я пришел и сел.
И без тени страха,
Как молния ясен
И быстр,
Я нацелился в зал
Токкатою Баха
И нажал
Басовый регистр.

О, только музыкой,
Не словами
Всколыхнулась
Земная твердь.
Звуки поплыли
Над головами,
Вкрадчивые,
Как смерть.

И будто древних богов
Ропот,
И будто дальний набат,
И будто все
Великаны Европы
Шевельнулись
В своих гробах.

И звуки начали
Души нежить,
И зов любви
Нарастал,
И небыль, и нечисть,
Ненависть, нежить
Бежали,
Как от креста.

Бах сочинил,
Я растревожил
Свинцовых труб
Ураган.
То, что я нажил,
Гений прожил,
Но нас уравнял
Орган.

Я видел:
Галерка бежала к сцене,
Где я в токкатном бреду,
И видел я,
Иностранный священник
Плакал
В первом ряду.

О, как боялся я
Свалиться,
Огромный свой рост
Кляня.
О, как хотелось мне
С ними слиться,
С теми, кто, вздев
Потрясенные лица,
Снизу вверх
Глядел на меня.

Михаил Анчаров. Теория Невероятности. Золотой Дождь.
Москва: Молодая гвардия, 1966.

"Серебряные россыпи"...Ещё об истинной столице России




НАД СЕВЕРНЫМ МОРЕМ 
Над морем, где древние фризы,
Готовя отважный поход,
Пускались в туман серо-сизый
По гребням озлобленных вод,-

Над морем, что, словно гигантский,
Титанами вырытый ров,
Отрезало берег британский
От нижнегерманских лугов,-

Бреду я, в томленьи счастливом
Неясно-ласкающих дум,
По отмели, вскрытой отливом,
Под смутно-размеренный шум.

Волна набегает, узорно
Извивами чертит песок
И снова отходит покорно,
Горсть раковин бросив у ног;

Летит красноклювая птица,
Глядя на меня без вражды,
И чаек морских вереница
Присела у самой воды;

Вдали, как на старой гравюре,
В тумане уходит из глаз,
Привыкший к просторам и к буре,
Широкий рыбацкий баркас...

Поют океанские струны
Напевы неведомых лет,
И слушают серые дюны
Любовно-суровый привет.

И кажутся сердцу знакомы
И эти напевы тоски,
И пенные эти изломы,
И влажные эти пески,

И этот туман серо-сизый
Над взрытыми далями вод..
Не с вами ли, древние фризы,
Пускался я в дерзкий поход?

Валерий БРЮСОВ

Писал я уже здесь об истинной столице. Сколько шансов упустили правители России, чтобы воистину возвеличить и так великое. По дури спесивой, безоглядно на потомков: лишь бы себя увековечить. Взять хоть историю с Петербургом.
Говорили, рассказывали староверы-поморы Петру про моря незамерзающие и бухты огромные, удобные. Демидов от Балтийской лужи, сколь мог, открещивался. А вот на Медвежьем брался чуть не на свои кровные форты и верфи новой столицы заложить.
Не даром облюбовали гордые поморы, не знавшие барской крепостной неволи, эти места. Во все времена просилась сюда, на 10 градусов выше нынешнего Питера, столица империи. И не Испания и Англия, а Россия стала бы великой морской державой на столетия раньше, оседлав оконечность Гольфстрима. Знал про то Иван Грозный из своей знаменитой либереи, поручил Строганову сие великое дело... Эх, кабы не смерть Ивана, да не Смута. Романовы замухрышками оказались во все свои царствования.
Подумать только: чья кровушка истинное величие России придала? Не Пётра, не-е-ет, не этого самодура и чёртушки - Екатерины! А Пётр, что Пётр: Питер вот на костях, да Балтийская лужа с кучей проблем. Хорош ныне Питер, чудо как хорош. А стоял бы десятью градусами выше - Царь царей всех городов во все времена.

Воин веры: а вот и привет от Руди Гесса...




Встревоженные вызовом Лады, с полковником и Графом в пещеру прибыли все воины: Ур, Ваал и Саул. Полковник профессионально осмотрел потрёпанную «гвардию» в путах и пожал плечами:
– Давай-ка мы их скрытно перетащим к вам на факторию, а уж там разберёмся, что за гости. По экипировке – профи, но так лохануться…
Он ещё раз оглядел прислонённых к стене пещеры вояк.
– Восемь. Или двое лишние, или где-то бродят ещё четверо.
– С чего ты взял. – Граф с полковником поспорить всегда готов. – Я их не «слышу».
– Я чую, – вынужден вмешаться я.
– Они в Варангер-фиорде, там – база. Давайте этих вояк потихоньку…
Через пару часов все были на базе. Оказали раненым первую помощь, подлечили тех, кому я чуть не вышиб мозги астрами. Пока Лада готовила еду, а Граф топил баньку, полковник выбрал по каким-то своим соображениям одного из пленников и удалился с ним в хозблок. А когда вскоре вернулся, вид у него был слегка очумелый.
– Олень, – он мотнул головой, как бы отгоняя наваждение, – ты не представляешь, кто к нам попал.
– Догадываюсь. – Я ждал такой реакции. – А скажи-ка, полковник, с чего ты взял, что есть ещё четверо?
– Нет, ты не понял, – полковник пропустил вопрос мимо ушей, – это…
– Знаю, люди Гесса. – И повторил впавшему от неожиданности в ступор профи вопрос.
– Почему именно четверо?
– Полная монада, это шесть человек: сапёр, радист, снайпер, водила, проводник и старший группы. Раз их восемь, то это – усиление из другой монады или стационарный пост. Первое более вероятно, потому здесь где-то ещё четверо. Скорее всего катер, связь, лоцман и старшой.
Полковник снова мотнул головой, тщетно пытаясь стряхнуть наваждение: теперь уж от меня.
– Как ты просёк, что это люди Гесса?!
– Да я почти знал, ждал их, даже меч с астрами прихватил. А когда ты так быстро вернулся, догадка стала фактом. И потом, они ведь взять меня хотели: стрельба по ногам, сети. Значит – не Кагал, я так Ладе и сказал. Тогда кто?
– Хороший вопрос, горячий.
– А ты не язви, Виктор Егорыч, – я многообещающе усмехнулся, – этот ребус ты вот сейчас и пойдёшь в хозблок разгадывать. И даже если мы тебе в том чем-то поможем, гоняться за архивом и Гессом тебе придется.
– А старик-то нам зачем?
– Во-первых, он не такой уж и старик, особенно по нашим меркам Посвящённых, а он уж точно посвящён. Ну и во-вторых, он нам ныне союзник. Да и в войну он чисто арийскими делами занимался. А что на евреев зуб был у него, так именно оттого, что две нации арийские, частички Северной цивилизации, столкнули. Он всё Адольфу в теории дал, ученик Гурджиева и адепт тайного общества «Туле». А Геббельс, Гиммлер и прочие властолюбцы, фанатики и недоумки довели идею до абсурда. Они довели, а евреи руками янки Гесса убрать решили – знал много.
Половина его знания – из Александрийской библиотеки. Вопреки расхожему мнению, что в 47-м году до нашей эры пожар сгубил более трети, примерно двести пятьдесят тысяч, свитков и пергаментов, это далеко не так. Технология спасения древних ценностей была разработана ещё жрецами и магами Халдеи. Живой пример – судьба Авесты. Крит и Микены списали свои культурные ценности на стихию, войны и грабежи. А потом их наследие нашли…у Аристотеля во время преследования его сразу после «смерти» его Ученика, Александра Македонского. Богатейшее частное собрание «пропало» незадолго до смерти самого Учителя. Пропало ли?
О том в точности известно Гессу. Как и судьба сокровищ библиотеки Птолемеев в Александрии, горевшей ещё три раза. При Цезаре она насчитывала до семисот тысяч свитков, пергаментов и книг Востока на шёлке и бумаге. От халдеев до Египта, Персия, Александрия и Рим. Первые христиане якобы окончательно уничтожили в триста девяносто первом году храм Сераписа, где хранились остатки библиотеки. Валили, как на мёртвых, на варваров, крестоносцев, уничтожение духовных сокровищ. А они нашлись у альбигойцев, тамплиеров.
– Софья Палеолог среди прочих книг привезла в Москву биографию Македонского, писанную его другом и соратником Птолемеем, первым в трехсотлетней династии фараонов Египта. Откуда? А откуда у Гесса карты Александра с изображением Гипербореи?! Твой клиент из хозблока по ним нас нашёл. Вот тебе и старик! Четверть века сидел как мышь: выжидал. Кагал начал свои нынешние шевеления, и сразу на нас навёл. Любимое дело – стравливать. Они ж понятия не имеют, у кого что есть, и сколько. Вот и надеются на очередной сваре ариев погреть руки. Как это уж было с атлантами и фюрером.
В первом случае они слепили себе историю, родословие липовое и Тору, во втором – свой гадский Израиль. Теперь нужда в знании арийском открылась – миром править. Только Гесс не Ваал.
Я обернулся к атланту:
– Прости, Князь, за упрёк!
Снова обратился к всё ещё ошалелому полковнику:
– И уж точно не Гиммлер, который еврейским плутократам Америки готов был всё раскрыть. Но Гесс, любимец фюрера, не дал и Борману с архивами знание вывезти: утечку организовал. Пока верхушка там собачилась, он архивы-то и перепрятал. Их в отличие от "сокровищ" Бормана и вывозить-то никуда было не надо – всё в Африке и на Переднем и Среднем Востоке лежало. Вот что он у Роммеля делал.
– Послушай, – полковник сидел как завороженный, – конечно я из того воина, что у меня в хозблоке пока отдыхает, все вытряхну. Только, если ты прав в выводах своих, он и так всё скажет, что знает. То-то гляжу, он так легко колоться начал. Явно Гесс не хочет с евреями дело иметь, а с нами – хочет.
– Да ладно тебе кокетничать, – встревает Граф, – здесь все свои, знают, как ты спрашивать умеешь.
– Ошибаешься, твоё сиятельство, – тут большая разница: воин или дерьмо кошачье, типа ребе. С воином у меня – по чести.
– Тогда с Богом, Виктор Егорыч, – напутствую я, – готовь встречу с Гессом. Только стерегись…

Воин веры: от Македонского русам привет!




Описывая юношеские свои приключения в Гиперборее, упомянул я о харатье, что видел в пещерах. Там Александр, царь Македонский, давал право гипербореям на беспошлинную торговлю от Варяжского (Северного) до Хвалимского (Эгейского) морей. Харатья или письмо золотом на бычьей коже - была изготовлена в 3-х экземплярах. Второй и сейчас находится в хрхивах Птоломея в Александрии, а третий, вероятно, был у Александра.
А теперь вдумайтесь: за 1325 лет до рождения "варяжской" Руси Лихачёва, с которым я поспорил малёк ценой партбилета, властелин полумира пишет простому русскому князю: "...яко самех вас лицем к лицу любезне целую, сердечно приемлю яко други по сердцу моему и нагреднейшии подданицы нашему величеству и сию милость даю вашему владычеству...". Да ещё, просвещённый эллин и ученик Аристотеля, Велесом клянётся! Вот полный текст его письма из "Сказания о Словене и Русе".

Послание Александра царя Македонскаго.

"Александр, царь царем и над цари бичь божий, презвитяжный рыцарь, всего света обладатель и всех, иж под солнцем, грозный повелитель, к покорным же мне милосердый пощадитель, к непокорным же яростный мечь, страх всего света, честнейший над честнейшими, в далекоразстоятельном и незнаемом крае вашем от нашего величества честь и мир и милость вам и по вас храбросердому народу словенскому, зацнейшему колену русскому великим князем и владцом от моря Варяжского и до моря Хвалимского, велебным и милым мне храбрственному Великосану, мудрому Асану, счастному Авехасану вечне поздравляю, яко самех вас лицем к лицу любезне целую, сердечно приемлю яко други по сердцу моему и нагреднейшии подданицы нашему величеству и сию милость даю вашему владычеству. Аще каковый народ вселится в пределех вашего княжества от моря Варяжскаго и даже до моря Хвалимского, да будут вам и потомку вашему подлежимы вечной работе, во иныя ж пределы отнюдь да не вступит нога ваша. Сие достохвалное дело замкнено сим нашим листом и подписано нашею цысарскою высокодержавною правицею и за природным нашим государьским златокованным гербом привешеным. Дано вашей честности в вечность в месте нашего дела в Великой Александрии изволением великих богов Марша и Юпитера, и богини Верверы, и Венуса месяца примоса начальнейшаго дня". А припинье царские руки верх строк златопернатыми писмены написано сице: "Мы Александр, царь царем и над цари бичь, сын великих богов Юпитера и Венуса в небе, земский же Филиппа силнаго царя и Алимпиады царицы, нашею высокодержавною правицею утвердих вечне". Сии ж князи словено-рустии, иж таковыя высокия чести сподобишася от всего державнаго того самодержца прияти и сию пречестнейшую епистолию почитаху вельми и обесиша ю в божницы своей по правую страну идола Велеса и честно покланяхуся ей, и праздник честен творяху в началный день примоса месяца".

Мало того, подсунув двойника, изготовленного халдейскими жрецами, несколько раз совершал Александр путешествия в Гиперборею. Об этом писал я тут и ещё напишу, коли интересно.

Воин веры: об истинной столице России



Провинция или вовсе деревня для России - исток живительный. Сколь вышло оттуда величественного и великого. Ломоносов, космисты Циолковский и Фёдоров тому примеры. Фёдоров и натолкнул меня на мысль, где должна быть истинная столица Руси. Её видели мы с лицеистами на Кольском, да не сразу признали... Именно там хотел устроить столицу Македонский. Дважды уходил он туда со скифской царевной, оставляя двойника, что сделали халдейские маги. Харатью на воловьей шкуре золотом выписал, где давал Гипербореям право на беспошлинную торговлю от Беломорья до Балкан. Не туда ли ушёл он, когда двойника его в бочке с мёдом отправили в столицу империи ЕГО. А он - в истинную столицу?!После взятия Трои Одиссей в бурю попал в Гиперборею и Троя… вдруг раздвоилась. Та, которую расковырял Шлиман, мало кому интересна ныне: то не Троя.
Под носом у погранцов облазили мы, сопливые лицеисты, пещеры полуострова Рыбачий. Там потом читала Старейшинам лекцию о золотом кубе Натка: зря ли заслали нас туда под ментальным прикрытием сильнейших на Севере волхвов?! На Рыбачий Фёдоров указал, как на Четвёртый Рим. Там и Гольфстрим кончается, и прямые выходы в Мировой Океан. Не то, что через Балтийскую лужу. Фёдоров говорил всегда, что Питер зря на костях строили, на 10° выше у Варангер-фиорда – естественное место русской столицы. Там немцы в войну две дивизии горных егерей держали: арийский Север забрать по "знанию" Гесса, полученному от Гурджиева. Отто Ранке из жутковатой "Аненербе" Грааль там искал по личному приказу Гитлера. Я знаю, что они там искали – то же, что и Рерих, Барченко, Бокий, Бехтерев с доченькой... Там, среди дюн поморских особо ощущаешь трагическую миссию Руси: мир хранить, но знание и веру, что для ария суть едино, хранить пуще. И пишется там на выдохе: горьком, но с любовью...

На дюнах поморья унылых
Грустит непогода.
Меж сосен, от холода стылых,
Колдует природа.

Здесь выси совсем не высоки
При всякой погоде.
Борей, заплутавший в осоке,
Колдует природе.

Полоска седого прибоя
У древнего кряжа,
С багряной закатной каймою
По краешку пляжа.

А в небе косяк, пролетая,
Кричит запоздало.
То Русь моя, матерь святая.
Устала, устала...

Александр Македонский, Аристотель...и Пифагор

Старый иудей, ушедший в ночь пожара не показался Аристотелю добродетельным. Чтобы оградить себя от всяких слухов и намекнуть евреям, в чьих руках находится их тайна, Стагирит надиктовал писцу свиток, который на следующий день был не только прочитан ученикам в Лицее, но с него по негласному разрешению Аристотеля сделали несколько копий.
Стагирит позаботился, чтобы хоть одна из них попала к иудеям. Он был очень осторожен в высказываниях, ссылаясь на источник, якобы погибший в пожаре,...но перехитрил не евреев, а сам себя. Иначе откуда взяться такому письму:
"Александр Аристотелю желает благополучия! Ты поступил неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для устного преподавания. Чем же мы будем отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием? Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знанием о высших предметах. Будь здоров!" Холодное, если не сказать, гневливое письмо: Стагирит знал своего ученика. Как и знал, что за знания имел в виду тот. Значит, не уничтожил Авесту, выполнив навязанное Учителем, коснулся их арийских тайн.
Коненечно коснулся! Самая славная из его побед меркла в свете этого знания: так решил для себя Александр. Стагирит умел читать между сторок: "Чем же мы будем отличаться от остальных людей...?" Величие полководца, победившего пол мира, было уже не в счёт. "Надо что-то делать", - в висках бились злые пульсы, - " что-то делать".
... А Александр в недоумении разглядывал груду пергаментных списков и древних манускриптов в свитках, доставленных ему халдейскими жрецами в бородах, крашенных хной. Время от времени он погружал руку в эту груду и наугад брал свиток. Молчание затягивалось, но молодой царь в конце концов нарушил его. "Края света за Индией нет", - он не спрашивал, а отвечал своим мыслям. "Вообще нет никакого края", - он прислушался к тому, что творилось у него внутри. Страха не было у этого избранника богов, одно только неистовое желание, захлестнувшее всё его существо. "Я хочу знать всё!" "Это невозможно",- жрец перехватил безумный взгляд царя и поспешил закончить: "Универсальное знание принадлежит всем... и никому". "Я расскажу о нём своему учителю, он поможет...". "Не поможет", - голос жреца был печален и это удержало царя от вспышки гнева. "Почему?". "Убийца, направленный им, уже идёт к тебе: меж вами неделя". "Вы знаете его? Так убейте, я приказываю вам!". "Прийдёт другой." "Это знание так опасно?". "Суди сам: между твоей и своей смертью он выбрал смерть своего ученика - твою". "Его смерть?!". "Да, это знание - его смерть. Он уже держал часть его в руках,... и уничтожил, или сделал вид, что уничтожил".
Дальше разговор был больше похож на бред: так потом представлял все, что с ним было, Александр. И только сидя на берегу Сейдозера (помните?!), в заповедонных сакральных местах Гипербореи, о которой он услышал в тот раз впервые, он понял, что имели в виду жрецы Халдеи. Но и они знали не всё. Зато знали о существовании стрелы, на которой идеографическим письмом был указан путь на северную прародину всего человечества - в Гиперборею. И ещё они знали имя человека, предсказавшего явление на поиск этой стрелы Александра: Пифагор!!!

Вспоминание 3-е: Аристотель и Пифагор




Аристотель, что называется, «потерял лицо». В Лицее давно собрались ученики, терпеливо ждал ответа у двери посланец Александра, а он всё перебирал дрожащей рукой свитки на столе из резного кипариса. «Не делай никогда того, чего ты не знаешь, но научись всему, что следует знать, и тогда ты будешь вести спокойную жизнь; переноси кротко свой жребий, каков он есть, и не ропщи на него; приучайся жить без роскоши». Опять, опять становится на его блестящем пути этот роковой старец из Кротона. Он вынимает из хаотически разбросанных на столе свитков ещё один, подносит к глазам и кровь бросается ему в лицо. «Все вещи - суть числа. Но поскольку числа выражают СУЩНОСТЬ всего, то и объяснять явления природы следует только с их помощью». Стагирит нервно швыряет свиток в кипу таких же, лежащих навалом на столе. И поворачивается к посланцу.
«Кто именно передал это», - он брезгливо тычет пальцем в кипу на столе. «Птолемей», - в глазах посланника, наверное, мужественного воина, плещется ужас: этот Учитель его господина и кумира, с его пронзительным взором и тонкой полоской сомкнутых гневом губ, умеет быть страшным. «Он сказал - для библиотеки», - голос посланца пресекается, столь страшен брошенный на него пытливый взгляд. Но Стагирит уже забыл о нем, дума о чём-то своём положила упрямую складку меж бровей. «Иди и жди», - Аристотель принял решение: теперь это снова полный злой воли честолюбец. Она бушует в нём, рвётся, играет в высверках агатовых глаз. И тут же гаснет, подчиняясь чудовищному внутреннему усилию этого злого гения арийского ЗНАНИЯ.
Уже прикоснулся к нему Стагирит в Египте, как когда-то Моисей. Прикоснулся, ужаснулся,... и сделал свой выбор, как и Моисей: Единобожие. Только в качестве бога у этого жаждущего, как и Моисей, абсолютной власти, атеиста и первого глобалиста мира выступит её величество НАУКА. А слово бог до конца своей жизни будет писать он с малой буквы. Потом те, другие, избранные своим единым богом (Иеговой) найдут для себя нишу в служении божеству Стагирита, и он уже провидит это.
Потому, что только вчера от него ушёл к единоверцам старик-еврей. И оставил любопытную книгу, о которой они вели беседу долгие три часа. О первых десяти буквах, которые еврей называл сефиротами и утверждал: они есть божественный ключ к их самой главной книге Закона. Стагирит лишь кивал головой и бросал короткие реплики. Да, он знает иное, чем у евреев толкование сефиротов, суть цифр. Но оно никогда не проявится в этом мире - его люди могут быть спокойны. Он не стал объяснять причины своей уверенности: арийский философ из Фив (помните?!) – мёртв.
С этим ответом и ушёл старый еврей к своему племени. А теперь вот этот свиток. Есть наука и есть люди, которые будут молиться ей наравне со своим Б-гом. И принесут ему бессмертие, несравнимое с бессмертием его ученика Александра. В веках будет держать его мёртвая рука за горло проклятую цивилизацию ариев, едва не отнявшую у него дело всей его жизни.
И вдруг - этот свиток! Его трясет от возбуждения, но и оно гаснет, подчиняясь всё тому же чудовищному внутреннему усилию. Судьба дальнейшего развития цивилизации зажата в его потном кулаке. Ну, и где ваши боги?...
Через час упакованные в просмоленный пергамент арийские свитки лежат в тайнике рядом с такими же свитками философа из Фив. Два главных арийских соперника, два носителя арийского ЗНАНИЯ. Вот они, их труды, в потайной карстовой пещере, которая сейчас будет замурована. Ещё через час вспыхнет его жилище, разгромленное и подожжённое чернью, нанятой им же через посредника. А сам этот посредник сидит в холодном поту под деревом, не в силах шевельнуть ни единым членом - яд! И уйдёт назавтра к Александру отчёт о случившемся, а арийские пергаменты, что получил Птолемей от жрецов, не станут одними из 700 000 сокровищ Александрийской библиотеки, прежде чем она загорится в первый раз. Что же это были за свитки? Почему так всполошился Стагирит? Пифагор!!!

Вспоминание 2-е: Аристотель



С тринадцати лет ходил Александр Македонский в учениках у Аристотеля. Его «конспекты» и переписка с Учителем явили такое…Пиндосы в подмётки не годятся со своим «мировым правительством» первому глобалисту Земли. Этот Учитель целых поколений на поверку оказался просто скверным человеком.

Показателен такой случай. Александр, уже царь, попросил Учителя похлопотать за некого, вероятно известного, философа. Из-за военной неразберихи этот философ, учёный и гуманист, оказался то ли в плену, а, возможно, и в рабстве. Стагирит знал, о ком идёт речь. Поразителен его ответ Ученику: так де захотели боги и он не намерен препятствовать им. Молва же утверждает, что тот философ и поэт был из Фив, бывших до завоевания и разрушения их Александром не менее, как мировым центром культуры, философии и оккультного знания всего эллинского духовного ареала. Да ещё и наследником древнейшей культуры Крита. Такой соперник Аристотелю был совершенно не нужен. Запомним этого, предварительно обобранного им философа из Фив. Особенно, если учесть, ЧТО замышлял он, втершись в Школу Платона как ученик, а потом став Учителем.

Что осталось в его учении от Платона, видно сейчас – ничего. Зато появилась логика, в которой фактор человека был просто выведен за скобки, как вывели его самого за скобки давеча мы здесь. Другой логикой, которую хотел он стереть с лица Земли, отказывая в милосердии философу из Фив. И отправляя Ученика на сожжение Авесты и Вед. Логика которых всю его «науку» и «научный метод» познания мира…просто игнорировала. Стагирит от всей критики закрылся им же придуманной наукой по имени «логика». Вырыл яму себе.

Его логика высказываний позволяет из любого высказывания «выжать воду», оставив голую мысль. Так и сделаем, используя не только «конспекты» и письма к Ученику. И получим чистый лист, если беспристрастно изучим все его мысли, выданные в виде «афоризмов по поводу». Есть люди, которые собирают чужие умные мысли и издают их в виде таких вот афоризмов. О человеке, философии, науке, войне. Таких трудов немало, заглянем туда: что думает по поводу всего перечисленного Стагирит? Судите сами.
«Человек по своей природе есть существо общественное». Ладно, «существо» – это к Дарвину. «Человек вне общества – или бог или зверь». Это как?! Его – "Учитель" величают цари, а у него Бог с малой буквы?! Идём дальше, философия, о! он же философ. А там – зеро, ни один автор(!) афоризмов, ни один философ и мыслитель не нашли и упоминания об этом предмете.

Цицерон честен: «Нет такой бессмыслицы, которой бы не учил какой-нибудь философ». Едок, как обычно, Камю: «Философия – современная форма бесстыдства». Чудесная простота Козьмы Пруткова: «Даже мудрый Вольтер сомневался в ядовитости кофе». А Стагирит – молчок! Так молчит мошенник, не желая выдать секреты своего ремесла. И человек как личность ему совсем не интересен – ни слова ни полслова. Знание, ага! «…Ум заключается не только в знании, но и в умении прилагать знание на деле». А дело-то, им затеянное с ученичком Македонским – мировое господство: причём здесь знание?! Тут – ЗНАНИЕ! Ещё о невежестве, ну-ка ну-у-ка! «Невежда удивляется, что вещи таковы, каковы они суть». А мы-то думали, что это – благо. Дале о разном: «Жизнь требует движений», «Назначение человека – в разумной деятельности» etc. Сплошное зеро.

А теперь о том – что у него есть. Есть у него большое зло на ариев. Он свою «науку» выдумал: и способ познания…и тюрьма для знания. Арии поправляют его: знание, как и Творец – Бесконечное, Вечное, Сущее. Другой бы перед эдаким величием плешь-то склонил бы, а этот – озлился! Ницше в сих деятелях хорошо разбирается, дадим-ка ему слово: «Люди, стремящиеся к величию, суть по обыкновению злые люди: таков их единственный способ выносить самих себя».

Вот Стагирит и вынес: «Веды, суть знание – в огонь». А свою «науку» глобально – на весь мир. Вот он откуда, глобализм – ныне религия пиндосов! Только расти им ещё до своего учителя. Если б не помощники на Руси…