Есть прекрасная фотография, снятая в период, когда государь Николай уже не был императором. Выздоравливающая великая княжна Мария сидит в кресле, возле нее — Татьяна и Анастасия, чьи взгляды обращены друг к другу. Какая любовь, какая нежность передается нам через этот снимок!








Кажется, идиллия царила в кругу святой Царской Семьи, где вера в Бога определяла отношения между родителями и детьми, между сестрами и братом, где любовь ставилась превыше всего. И это было так, хотя, конечно же, и в этой семье время от времени возникали проблемы.

Идиллию видел и воспитатель царевича Алексея Пьер Жильяр: "Великие княжны были прелестны своей свежестью и здоровьем. Трудно было найти четырех сестер, столь различных по характерам и в то же время столь тесно сплоченных дружбой. Последняя не мешала их личной самостоятельности и, несмотря на различие темпераментов, объединяла их живой связью. Из начальных букв своих имен они составили общее имя "Отма" Под этой общей подписью они иногда делали подарки или посылали письма, написанные одной из них от имени всех четырех".

Но и царские дети ссорились, как и все дети. Иначе бы императрица Александра Федоровна не писала старшей дочери: "Не ссорьтесь друг с другом, это, в самом деле, просто безобразно. Всегда будьте любящими и добрыми". Но мало ли поводов найдут дети для маленьких обид? Если внимательно прочитать переписку императрицы с великими княжнами, можно догадаться и о ревности Марии к старшим сестрам, и о детском соперничестве между Ольгой и Татьяной. Великая княжна Ольга обладала неровным, вспыльчивым характером. "И не ворчи все время на Татьяну, — наставляет мать. — Будь доброй к Татьяне. Если ты будешь сердиться, то все ухудшишь".

Материнские слова, а больше всего родительская любовь приносили благодатный плод: в юности старшие княжны, по многим свидетельствам, были связаны крепкой дружбой, составляли так называемую "старшую пару", в отличие от "пары младшей" — Марии и Анастасии.

Как в любой многодетной семье, старшие дети брали на себя часть родительских обязанностей. Царь и царица смотрели на старших княжон как на помощниц в воспитании младших. Об этом свидетельствуют, например, выдержки из писем государыни Александры к Ольге: "Прежде всего, помни, что ты должна быть всегда хорошим примером младшим… Они, маленькие, не так хорошо все понимают, и всегда будут подражать большим. Поэтому ты должна обдумывать все, что говоришь и делаешь". Или вот: "Будь хорошей девочкой, моя Ольга, и помогай четырем младшим быть тоже хорошими".

Когда подросла великая княжна Татьяна, мать побуждала и ее стать образцом для младших детей. Впоследствии первенство само собой перешло к Татьяне, так как вторая дочь государя обладала большей силой характера, была сдержаннее и практичнее Ольги. Это совсем не мешало горячей привязанности старших княжон друг к другу.

"Великие Княжны выросли простые, ласковые, образованные девушки, ни в чем не выказывая своего положения в общение с другими", — писала Анна Вырубова.

Фрейлина императрицы С. Я. Офросимова вспоминала: "Жизнь Княжон не была ни веселой, ни разнообразной. Воспитывались они в строгом патриархальном духе, в глубокой религиозности. Это и воспитало в них ту веру, ту силу духа и смирения, которые помогли им безропотно и светло вынести тяжелые дни заточения и принять мученическую смерть. Государыня не позволяла Княжнам ни одной секунды сидеть без дела. Они должны были быть всегда занятыми, всегда находиться в действии. Чудные работы и вышивки из-под их изящных, быстрых ручек.


Внешне однообразную свою жизнь Княжны наполняли весельем своих жизнерадостных и живых характеров. Они умели находить счастье и радость в малом. Они были юны, не только своими годами, но были юны в самом глубоком смысле этого слова; их радовало все: солнце, цветы, каждая минута, проведенная с отцом, каждая короткая прогулка, во время которой они могли посмотреть на толпу; они радовались каждой улыбке незнакомых или прохожих; они сияли всем лаской и яркими красками цветущих русских лиц. Везде, где они появились, звучал их веселый звонкий смех. Никто и никогда не чувствовал себя с ними стесненно, их простота делала все такими же простыми и непринужденными, какими они были сами".

Отец и мать принимали своих четырех столь непохожих друг на друга дочерей такими, какими их сотворил Бог, не пытаясь "уравнять" детей или переделать их характеры. Все в юных царевнах воспринималось родителями как данное, начиная… с пола. Да, именно так, потому что горячее желание иметь сына у Их Величеств было связано прежде всего с проблемой престолонаследия. Но императрица Александра Феодоровна даже в том, что определяется единственно Богом, оказалась "виноватой" перед родственниками своего царственного супруга.

Иные из Романовых не понимали, что их ропот против ни в чем не повинной царицы, у которой поначалу рождались одни лишь дочери, был направлен в первую очередь против Господа Бога, Который Сам определил, кто должен послужить Ему в святом семействе. Но главное лицо, заинтересованное в наследнике, — император Николай — никогда не переставал быть чутким и любящим супругом. "Когда три девочки родились одна за другой, молва как бы упрекала в этом Государыню. Государь, естественно, тоже мечтал о Наследнике, но он никогда этого не показывал", — пишет С. К. Бухсгевден.

Можно представить себе, с каким трепетом и надеждой ждала царственная чета сына, особенно мечтая о нем во время третьей и, тем более, четвертой беременности государыни. "При рождении четвертой дочери Великой Княжны Анастасии, по рассказам графа Бенкендорфа, когда Государю сообщили о рождении девочки, он долго гулял в одиночестве, и был грустным. Но, вернувшись, он совсем переменился, с улыбкой вошел в комнату Императрицы и поцеловал новорожденного ребенка" (С. К. Бухсгевден).

Подруга всех четырех великих княжон Юлия Ден, Лили, как называли ее вслед за матерью царевны, также свидетельствует, что Ее Величество страстно желала сына, и появление на свет одной за одной четырех дочерей было для нее в известной степени разочарованием. Однако государыня любила своих дочек, они были ее друзьями, преданными помощницами, а простое, но довольно строгое воспитание отнюдь не превращало их в золушек.

Воспитание дочерей в царской семье действительно было строгим, поскольку так была воспитана сама Александра Федоровна — внучка королевы Виктории, да и государя Николая в детстве не баловал отец — император Александр Третий. Царевны спали на походных кроватях, мало покрытые, каждое утро принимали холодную ванну. Александра Федоровна, сама очень скромная в одежде, в выборе причесок, не позволяла и дочерям наряжаться. Великая Княжна Ольга Николаевна полностью восприняла это отношение к роскоши и, по воспоминаниям, одевалась очень скромно, постоянно одергивая в этом отношении других сестер. Каждый рубль, сэкономленный на роскошном платье, шел в царской семье на благотворительность. Может быть, Александра Федоровна, будь она обычной матерью, и побаловала бы дочерей, но она чувствовала постоянную ответственность за своих подданных: когда началась Первая Мировая война, новые платья вообще перестали шиться.

Государыня занималась детьми сама — ведь постоянный контакт с матерью особенно важен для девочек. Она проявляла свой авторитет только при необходимости, и это не нарушало атмосферы полного доверия, царившей между нею и дочерьми. Александра Федоровна понимала жизнерадостность юности и никогда не сдерживала царевен, если они шалили и смеялись.



По словам Пьера Жильяра, обстоятельства рано приучили все четырех сестер довольствоваться самими собой и своей природной веселостью. "Как мало молодых девушек без ропота удовольствовались бы таким образом жизни, лишенным всяких внешних развлечений. Единственную отраду его представляла прелесть тесной семейной жизни, вызывающей в наши дни такое пренебрежение". Девушки чувствовали разобщенность с окружающими, но при этом были всегда веселы, жизнерадостны, неизменно добры и приветливы ко всем. "Все они, не исключая и Татьяны Николаевны, были очень милыми, симпатичными, простыми, чистыми, невинными девушками, они в своих помыслах были куда чище очень многих современных девиц и гимназисток, даже младших классов гимназии", — свидетельствует полковник Кобылинский.

Что побуждало царственную чету фактически изолировать дочерей от света? Дело не только в том, что болезнь наследника вынуждала Семью ограничить внешнее общение. Государыня знала так называемый свет не понаслышке, больше всех страдая от клеветы, наблюдая развращенность нравов и торжество гордыни. Понимая, что дворцовое окружение будет тлетворно влиять на юных девушек, Александра Федоровна резко ограничивала их общение с придворной знатью, заслужив еще больше упреков и оскорблений этой знати.

Ольге Николаевне лишь один раз довелось танцевать на "взрослом" балу. Вырубова писала: "Императрица боялась дурного влияния светских барышень и даже не любила, когда ее дети виделись с двоюродной сестрой — Ириной Александровной. Впрочем, они не страдали от скуки; когда они выросли, они постоянно увлекались и мечтали то о том, то о другом. Летом они играли в теннис, гуляли, гребли с офицерами яхты или охраны. Эти детские, наивные увлечения забавляли родителей, которые постоянно подтрунивали над ними. Великая Княгиня Ольга Александровна (сестра императора Николая — М. К.) устраивала для них собрания молодежи. Иногда и у нее пили чай со своими друзьями. Портнихой была у них Mm Brisac; одевались они просто, но со вкусом, летом — почти всегда в белом. Золотых вещей у них было немного. В 12 лет они получали первый золотой браслет, который никогда не снимали".

Испытывали ли к кому-нибудь старшие великие княжны первые девичьи чувства? Судя по переписке с матерью, и Ольга, и Татьяна были увлечены кем-то, особенно Ольга. Со стороны Александры Федоровны они встретили сочувствие и мудрое понимание женщины, достаточно много прожившей на свете. Государыня, зная, что ее дочери слишком молоды, что для великих княжон, в силу их особого положения, выбор друга сердца затруднителен, мягко наставляла дочерей учиться управлять своими сердечными желаниями. Резкость по отношению к детям вообще не была ей свойственна.

Дочери Императора Николая получили прекрасное образование, они изучали иностранные языки, играли в теннис и ездили верхом. Царица обучала дочерей основам домашнего хозяйства, хотела видеть в них настоящих помощниц. Царевны вышивали, шили рубашки, гладили белье. Александра Федоровна воспитывала у них чувство дома. Но каждая из сестер в силу своей индивидуальности воспринимала по-разному материнские уроки. В дочерях Николая Второго мы находим четыре различных женских типа, четыре непохожих характера.


».

Марина Кравцова

http://www.pravda.ru/faith/religions/orthodoxy/19-.../1119834-romanov_princesses-2/




 

"Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство Небесное", говорит Спаситель (Мф., 18,3)

Чистота, искренность и свежесть души - души, еще не болевшей, не тронутой грехом, - вот то, чего не хватает взрослым и что облегчает детям путь в Царство Небесное. В силу своей непорочности дети могут становиться "избранными сосудами Божьими", сосудами благодати. Уже в первые века - во времена гонений на христиан - прославилось немало святых детей.

Знали бы завистники, что Царские дети очень скромны и просты, как говорили про них, они были милыми, простыми, чистыми и невинными. Великие Княжны спали на жестких тюфяках, положенных на походные кровати, под головой — волосяная подушка. Пища у них была простой. Родительница — Императрица Александра Феодоровна не позволяла им сидеть без дела, и они были постоянно заняты — или рукоделием, или уроками. Правда, у Наследника были известные привилегии. На «Штандарте» у него были две каюты, где было полно игрушек. Самой любимой его забавой было пускать мыльные пузыри. В Александровском дворце у него чего только не было: железная дорога со станционными зданиями и будками стрелочников, поезда с дымящимися локомотивами и сигнальными устройствами, шлагбаумами и вагончиками, где сидели куклы вместо пассажиров, целые батальоны оловянных солдатиков, миниатюрные города с церквами и колокольнями, плавающие модели судов, игрушечные фабрики с игрушечными рабочими, шахты с горными выработками, поднимающимися и опускающимися клетями. Стоило нажать на кнопку, как рабочие начинали двигаться, броненосцы плавать в бассейне, колокола звонить, а солдаты маршировать.

Дети были горячими патриотами: они обожали Россию и все русское, плохо говорили на иностранных языках. Старшие лишь недурно говорили по-английски, с младшими же Императрица разговаривала по-русски. (Анна Вырубова)

В своих детях Императорская Чета с малолетства воспитывала сострадание и любовь к людям, честность, самоотверженность и аскетизм.  "Дети должны учиться самоотречению, учиться отказываться от собственных желаний ради других людей", - считала Государыня.  "Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения, - говорил Государь, - такими должны быть и мои дети".  Они воспитывались в простоте и строгости.  "Долг родителей в отношении детей, - писала Государыня, - подготовить их к жизни, к любым испытаниям, которые ниспошлет им Бог".  Царевич и Великие Княжны спали на жестких походных кроватях без подушек, одевались просто, платья и обувь переходили от старших к младшим.  Еда была самая простая.  Любимой пищей Цесаревича Алексея были щи, каша и черный хлеб, "которые, как он говорил, едят все мои солдаты".  Дочери Николая II, Великие Княжны Ольга, Татьяна, Мария  и Анастасия, были совершенно необыкновенные создания, сильно отличавшиеся от избалованных детей из знатных богатых семейств.  Естественно ,что в царских семьях дети воспитывались иначе, чем в аристократических семьях высшего света.  Но в семье Николая II был особый дух, особый режим, особые требования.  Этому способствовала удивительная атмосфера любви между всеми членами семьи этого большого дружного Семейства, а главное, что отец и мать, несмотря на обилие государственных дел, уделяли большое внимание детям.

Главным примером для детей были отношения родителей между собой, атмосфера любви, уважения и сам образ жизни, который вели родители.  Были и строгость, и дисциплина, при этом доверие, милосердие, любовь к ближнему воспитывались ежечасно, в процессе самой жизни.  Прекрасный подбор нянь и воспитателей, постоянные занятия, совместные утренние и вечерние молитвы, чтение, рукоделие воспитывали в них трудолюбивых, милосердных и деятельных людей.

В семье, где воспитывались царские дети царили традиции и уклад благочестивых русских семей.   В устройстве дома должен принимать участие каждый член семьи, - писала в дневнике Государыня, - и самое полное семейное счастье может быть достигнуто, когда все честно выполняют свои обязанности".   Царица и дочери занимались рукоделием, говорили о Боге и молились.   "Для Бога нет невозможного, - писала Государыня, - я верю в то, что кто чист душой, тот будет всегда услышан и тому не страшны никакие  трудности и опасности жизни, т.к. они непреодолимы только для тех, кто мало и неглубоко верует." 

Вот какие замечательные слова-напутствия говорила Императрица своим детям:  "Мы всегда должны думать о том, чтобы наша помощь другим приносила им какую-то пользу, учила их чему-то, изменяла к лучшему характер, делала их мужественнее, сильнее, искреннее, счастливее.   В мире много людей, впавших в отчаяние, и мы должны уметь сказать им слово надежды или сделать доброе дело, которое выведет их из безысходности и даст силы вернуться к радостной, полной жизни.   Любовь - это самое великое в мире.   Наполните любовью свои дни.    Забудьте себя и помните о других.   Если кому-то нужна Ваша доброта, то доброту эту окажите немедленно, сейчас.   Завтра может быть слишком поздно.   Мы должны стараться, чтобы все, что мы делаем, вся наша жизнь была на благо другим людям.   Мы должны так жить, чтобы никому не навредить, чтобы наша жизнь служила примером для других.    Наш Господь хочет от нас, чтобы мы не предавали доверия.   Верность - великое слово!"

материалы взяты из - книг:
1. Д. Орехов "Подвиг царской семьи"
2. Альфред Мирек "Император Николай II и судьба православной России". - М.: Духовное просвещение, 2011.-408с.
3. Венценосная семья. - М.: Ковчег, 2006. - 140 с.: илл.

В воспоминаниях Мельник-Боткиной упоминается о разговоре между членами комиссии, назначенной Временным правительством для расследования виновности царской семьи. Один из ее членов спросил, почему до сих пор не опубликованы письма Императрицы и Великих Княжон. "Что Вы говорите, -сказал другой, - вся переписка находится здесь в моем столе, но если мы ее опубликуем, народ будет преклоняться им, как святым"

Протоиерей Афанасий Беляев, исповедовавший Царских детей, писал: «…дай, Господи, чтобы и все дети нравственно были так высоки, как дети бывшего Царя». Этими словами я хочу посвятить этот раздел всем 4 дочерям Николая II, их душевной чистоте, привязанности друг к другу и к близким, их воспитанности, которая во многом была заслугой их родителей, которые вложили в них свою душу и любовь.

Родители делили дочерей по возрасту на старших и младших.  Ольга и Татьяна имели одну спальную комнату, младшие девочки жили в другой.   Княжны спали на одинаковых узких кроватях, над которыми весело множество икон.   В гостиной Великих княжон стоял угловой диванчик с зеркалом, где они любили сидеть по вечерам.  Мать одевала дочерей по принципу "двух пар", подбирая цвета и фасоны таким образом, чтобы они были одинаковые у старших и младших.   Любимым повседневным нарядом сестер неизменно оставались темно-синие юбки и матроски.   Окружающие в домашней обстановке звали девочек по именам, и, когда в официальной обстановке их именовали полным титулом, они страшно смущались.

Физически они были воспитаны на английский манер: спали в больших детских, на походных кроватях, почти без подушек и мало укрытые. Рано утром полагалось принимать холодную ванну, вечером — тёплую, в которую добавлялось несколько капель духов, причём Анастасия предпочитала духи Коти с запахом фиалок.  Эта традиция сохранилась со времени Екатерины I. Когда девочки были малы, ведра с водой носила в ванную прислуга, когда они подросли — это вменялось в обязанность им самим. Ванн было две — первая большая, оставшаяся со времени царствования Николая I (по сохранившейся традиции все, кто мылись в ней, оставляли на бортике свой автограф), другая — меньшего размера — предназначалась для детей.    Великие княжны выросли простыми ласковыми девушками, ни в чем не выказывая преимуществ своего положения в обращении с другими. Императрица не допускала мысли, что они уже взрослые. (Анна Вырубова)Они становились все более самостоятельными, им нередко начинают досаждать те принципы, которые исповедует мать.   Императрица жаловалась мужу в письме: "Такое полное одиночество, у детей при всей их любви все-таки совсем другие идеи, и они редко понимают мою точку зрения на вещи, даже самые ничтожные, - они всегда считают себя правыми, и, когда я говорю им, как меня воспитывали и как следует быть воспитанной, они не могут понять.  Только когда я спокойно говорю с Татьяной, они понимает.   Ольга всегда крайне нелюбезна, по поводу всякого предложения, хотя бывает, что она в конце концов делает то, что я желаю.    А когда я бываю строга - она на меня дуется..."    Обычный конфликт в семье, где есть взрослые и дети.    Все 4 дочери Николая и Александры по своим привычкам, вкусам, простоте в общении были типичными русскими девушками из интеллигентной дворянской семьи.

Они не были затворницами, несмотря на простоту в быту, их с пяти лет приучали носить бальные платья, в которых они должны были являться в обществе согласно этикету. Как и полагается, учили правильно ходить в длинном платье, изящно спускаться и подниматься по лестницам, садиться и выходить из кареты, грациозно танцевать.  В последствии все отмечали изысканность их манер, сочетавшиеся с удивительной простотой и задушевностью.

Княжон не баловали и только с возрастом начинали выдавать небольшие суммы.  Когда Великая Княгиня Ольга Николаевна подросла и ей впервые вместо карманных денег к празднику выдали более значительную сумму, она истратила ее на оплату лечения искалеченного мальчика, которого каждый день видела из окна ходящим на костылях.  Мальчику сделали необходимую операцию, он выздоровел и смог нормально ходить, это была истинная радость для ее души.  

Великие Княжны имели разные характеры ,но всех их отличала удивительная чистота, доброта и желание помочь ближнему.  Батюшки, принимавшие у них исповедь, удивлялись, как девицы 16-19 лет могли сохранить такую душевную целомудренность, горячую веру, любовь к людям и удивительную чистоту помыслов.

Еще раз обращусь к воспоминаниям их близкого наставника Пьера Жильяра: "Трудно определимая прелесть четырех сестер состояла в их большой простоте, естественности, свежести и врожденной доброте.
Мать, которую они обожали, была в их глазах как бы непогрешима; одна Ольга Николаевна имела иногда поползновение к самостоятельности. Они были полны очаровательной предупредительности по отношению к ней. С общего согласия и по собственному почину они устроили очередное дежурство при матери. Когда Императрице нездоровилось, та, которая в этот день исполняла дочернюю обязанность, безвыходно оставалась при ней.

Их отношения с Государем были прелестны. Он был для них одновременно Царем, отцом и товарищем. Чувства, испытываемые к нему, видоизменялись, в зависимости от обстоятельств. Они никогда не ошибались, как в каждом отдельном случае относиться к отцу и какое выражение данному случаю подобает. Их чувство переходило от религиозного поклонения до полной доверчивости и самой сердечной дружбы. Он ведь был для них то тем, перед которым почтительно преклонялись министры, высшие церковные иерархи, Великие князья и сама их мать, то отцом, сердце которого с такой добротой открывалось навстречу их заботам или огорчениям, то, наконец, тем, кто вдали от нескромных глаз умел при случае так весело присоединиться к их молодым забавам.

Исключая Ольгу Николаевну, Великие Княжны были довольно посредственными ученицами. Они не проявляли особого вкуса к занятиям и были, скорее, одарены практическими качествами. Обстоятельства рано приучили всех четырех довольствоваться самими собой и своею природной веселостью. Как мало молодых девушек без ропота довольствовались бы таким образом жизни , лишенным всяких внешних развлечений. Единственную их отраду представляла прелесть тесной семейной жизни, вызывающей в наши дни такое пренебрежение.

Тем временем началась война, которая внесла довольно значительное изменение в наше существование.  Жизнь дворца стала еще более суровой. Государь часто отсутствовал. Государыня так же, как и обе старшие дочери, всегда носила форму сестры милосердия.  Великие Княжны просто и благодушно относились ко все более и более суровому образу жизни во дворце.  Правда, что все их прежнее существование, совершенно лишенное всего, что обычно красит девичью жизнь, приготовило их к этому.  В 1914 г. Ольге Николаевне было почти 19, а Татьяне Николаевне только что минуло 17 лет.  Они никогда не присутствовали ни на одном балу; им довелось лишь участвовать на двух-трех вечерах у своей тетки, Великой Княгине Ольги Александровны.  С начала военных действий у них была одна лишь мысль - облегчить заботы и тревоги своих родителей. Они окружали их своей любовью, которая выражалась в самых трогательных и нежных знаках внимания.

Какой пример, если бы только о нем знали ,давала эта столь достойная семейная жизнь, полная такой нежности! Но как мало людей о ней подозревали! правда, что эта семья была слишком равнодушна к общественному мнению и укрывалась от посторонних взоров."

Очень яркую картину жизни Великих Княжен дают воспоминания Татьяны Мельник-Боткиной: "Воспоминания о Царской семье". Когда сестры познакомились с детьми доктора Боткина, то сразу уважительно стали к ним относиться. "Всегда, когда увидав кого-нибудь из нас на улице, на следующий день говорили моему отцу:
- А мы Вашу дочь видели (или Вашего сына)
Вскоре они все знали нас по именам, постоянно посылали поклоны, иногда персик или яблоко, иногда цветок или просто конфетку, если же кто-нибудь просто из нас захварывал, а со мной это случалось часто, - то непременно каждый день, даже Ее Величество, справлялись о здоровье, присылали святую воду или просфоры, а когда меня отстригли после брюшного тифа, Татьяна Николаевна собственноручно связала голубую шапочку.

И вовсе не мы одни пользовались каким-либо исключительным расположением Царской Семьи: свои заботы и внимание они распространяли на всех, кого знали, и часто в свободные минуты Великие княжны шли в комнату какой-нибудь судомойки или сторожихи, чтобы понянчить там детей, которых они все очень любили.
Ольга Николаевна с племянницей Анны Вырубовой

До осени 1911 г. мы, дети, не видали Царскую семью иначе, как на улице, и только слышали о них от наших родителей. Мой отец всегда говорил нам, что любит Их Высочества не меньше нас, своих детей. Рассказывал, как они трогательно дружны между собой  как, в особенности, Анастасия Николаевна любит Ольгу Николаевну, всюду ходит за ней и с уважением и нежностью целует у нее руки; как они просты в своей одежде и в образе жизни, так что Алексей Николаевич донашивал старые ночные рубашки своих сестер.

Однажды летом семья Боткиных побывала на Штандарте, впечатления которые они там получили описала в воспоминаниях Татьяна Боткина: "Только что мы успели поздороваться и сказать пару слов, как за дверьми послышались шаги, голоса, смех, затем стук в дверь, и появились все Великие княжны. Как сейчас помню, что старшие были в белых юбках и бледно - голубых вышитых блузах, а младшие - в красных с серыми горошинками юбках и белых блузках...


Великие княжны страшно мило с нами поздоровались, и старшие задали нам несколько вопросов о нашем путешествии, на которые мы еле-еле от смущения отвечали, а затем собрались уходить, когда мой отец попросил Татьяну Николаевну спросить у Ее величества, разрешит ли нам она приехать и завтра.
Через несколько минут Татьяна Николаевна вернулась и сказала со своей милой манерой, быстро-быстро скрадывая слова:
- Мама сказала, что Таня и Глеб, пока Вы больны , могут приезжать каждый день.


Почти сразу после нашего приезда приходили младшие Великие Княжны, изредка старшие. Больше всего мы видели Анастасию Николаевну. Она приходила и садилась в ногах дивана, на котором лежал отец, а вечером при закате солнца должна была стрелять пушка, она всегда делала вид, что страшно боится, и забивалась в самый дальний уголок, затыкая уши и смотря оттуда большими, деланно испуганными глазками. Иногда, чинно разговаривая, она, если мы вставали за чем-либо, незаметно подставляла нам ножку.
Мария и Анастасия Николаевны страшно любили играть в нулики и крестики и знали какой-то секрет, при помощи которого всегда выигрывали, но сообразительный Глеб проник в их секрет, и Анастасия Николаевна, проиграв ему несколько раз, предупреждала Марию Николаевну:
- Берегись, Мари, он хорошо играет.

Глеб уже тогда очень хорошо рисовал людей со звериными головами, и княжны приносили кусочки бумаги и карандаши, чтобы срисовывать.
Однажды Анастасия Николаевна пришла, вся утопая в своих распущенных длинных волосах, в которых где-то витал маленький белый бантик, и усевшись в ногах дивана, вытащила из кармана целую гору смятых листков папиросной бумаги, которую она стала разглаживать на коленях и аккуратно складывать стопочкой.
- На что вам эти бумажки? - спросил отец.
- А я с ними играть буду, - сказала Анастасия Николаевна и, сложив их горкой запихнула обратно в карман. Затем просидев еще немного, она рассказала нам, что Мария Николаевна все туфли портит, потому что надевает их, придавливая пятку; поговорив еще о чем-то, она встала, попращалась и вышла, но не в коридор, а только за портьеру, так что мы видели кончики ее белых туфелек.
- А мы Вас видим, Анастасия Николаевна, - смеясь, сказал мой отец.
Она выглянула из-за портьеры, засмеялась и убежала. На следующий день то же самое: Анастасия Николаевна сделала вид, что ушла ,но из-за портьеры выглядывал ее белый башмачок.
- А мы вас видим, - сказал мой отец.
За портьерой - молчание.
- Выходите Анастасия Николаевна, мы вас видим.
Опять молчание.
Мы отодвинули портьеру, и там одиноко стояла белая туфля, а Анастасия Николаевна, поставив ногу в чулке на носок другой туфли, выглядывала из-за приотворенной в коридор двери.

Около 5 часов к моему отцу приходила Ее Величество ,которой он ежедневно выслушивал сердце. К этому времени мой отец всегда просил нас подать ему вымыть руки, что мы и делали, наливая воду в стеклянную чашку, которую Великие княжны называли "простоквашницей".
Однажды, уже после нашего отъезда, мой отец попросил сидевшую у него Великую Княжну Анастасию Николаевну выйти в коридор и позвать лакея.
- Вам зачем?
- Я хочу вымыть руки.
- Так я Вам подам.
На протесты моего отца она сказала:
- Если это Ваши дети могут делать, то отчего я не могу?
Моментально завладев "простоквашницей", она начала усердно помогать моему отцу мыть руки. Вообще, простота и скромность были отличительными чертами Царской Семьи. Великие Княжны говорили:
- Если Вам не трудно, то мама просит Вас прийти. Никогда и никто из окружающих не слышал от Их Величеств слово "приказываю".
на фото:Анастасия, Ольга, Мария, 1913 год Царское Село.

А.А. Мосолов "Царская фамилия".
"Опишу княжон, когда им было от 18 до 12 лет.
Ольга Николаевна была в это время по возрасту совсем барышня, хотя и держала себя еще подростком.  У нее были красивые светлые волосы, - лицо - широким овалом, чисто русское, не особенно правильное, но ее замечательно нежный цвет лица и удивительно выразительные и добрые глаза, при миловидной улыбке, придавали ей много свежести и прелести.

Татьяна была выше, тоньше и стройнее сестры, лицо более продолговатое, и вся фигура - породистее и аристократичнее; волосы - немного темнее, чем у старшей.  На мой взгляд, Татьяна Николаевна была самой красивой из 4 сестер.

Мария Николаевна была в то время весьма крепко сложенным подростком с веселым русским лицом и необычной силой.

Анастасия совсем маленькой обещала стать красавицей, но не оправдала ожиданий.  У нее было менее правильное, чем у сестер лицо, зато весьма оживленное.  Она была смелее других сестер и очень остроумна.

По словам фрейлины Шнейдер, характер Ольги Николаевны был ровный, хороший; напротив, Татьяна имела характер трудный, скорее скрытный, но, быть может, с более глубокими, чем у сестер душевными качествами.   Мария Николаевна была добра, не без некоторого упрямства, и по способностям ниже двух старших.   Анастасия, с пока еще не установившимся характером, обещала быть весьма способной.

Во время войны, сдав сестринские экзамены ,старшие княжны работали в царскосельском госпитале, выказывая полную самоотверженность в деле.  Младшие тоже посещали госпиталь и своей живой болтовней помогали раненым забывать свои страдания.
У всех четырех было заметно, что с раннего детства им было внушено чувство долга.  Все, что они делали было проникнуто основательностью в исполнении. Особенно это выражалось у двух старших.  Они не только несли в полном смысле слова обязанности сестер милосердия, но и с большим умением ассистировали при операциях.  Это много комментировалось в обществе и ставилось в вину Императрице.  Я же нахожу, что при кристальной частоте Царских дочерей это, безусловно, не могло дурно повлиять на них и было последовательным шагом Императрицы, как воспитательницы.  Кроме госпиталя, Ольга и Татьяна Николаевны очень разумно и толково работали и председательствовали в комитетах их имени. "

Везде, где они появлялись, звучал их веселый звонкий смех. Никто и никогда не чувствовал себя с ними стесненно, их простота делала всех такими же простыми и непринужденными, какими они были сами.   Движущим стимулом в жизни этих очаровательных существ была любовь к семье. Ни о чем другом, как о домашнем очаге, они и не думали.

Объектами их привязанности были родители, брат и немногие друзья. На первом месте у них стояли Их Величества.

Первое, что неизменно спрашивали дети, как мы их называли, было: «А папa` это понравится?»; «Как ты полагаешь, мамá это одобрит?».

К родителям обращались просто - «мамá» и «папá». (Из воспоминаний Юлии Ден «Подлинная царица»).

...Великие Княжны воспитывались в строгом патриархальном духе, в глубокой религиозности. Это и воспитало в них ту веру, ту силу духа и смирения, которые помогли им безропотно и светло вынести тяжелые дни заточения и принять мученическую смерть...

В своей книге "Подлинная Царица", вышедшей в Лондоне в 1922 году, Юлия Ден писала: "Не могу себе даже представить, что нашлись нелюди, которые, говорят, стреляли и наносили удары штыком этим беспомощным созданиям в Екатеринбургском доме смерти.  Не только их красота, но и их приветливость должны были бы послужить им защитой.  Однако, если это правда, что они погибли, то лучшей эпитафией им будут эти бессмертные слова: "Милы и прекрасны они были при жизни, и смерть не смогла разлучить их".

В ссылке Александра Федоровна часто повторяла дочерям: "Только бы устоять, только бы не дрогнуть духом, только бы сохранить сердце чистое и крепкое".

Великие Княжны сумели выполнить материнский завет, свой долг они исполнили до конца.  Духовность, нежность, безграничная любовь к России, к своей семье - все это было в сестрах как нечто твердое и незыблемое.  Они были царевнами не только по рождению, но и по той Высоте Духа и нравственной силе традиций, в которых они были столь тщательно воспитаны.

Про всех Великих Княжон вместе полковник Кобылинский говорил: "Все они, не исключая Татьяны Николаевны, были очень милыми, симпатичными, простыми, чистыми, невинными девушками. Они в своих помыслах были куда чище очень многих современных девиц и гимназисток даже младших классов гимназии".

материалы взяты из книг: // 1. Царские дети: сборник /Сост. Н.К.Бонецкая.-М.: Сретенский монастырь, 2004, 448 с.;  2. Анна Вырубова: воспоминания.-М.: Захаров, 2012.-432с.-ил.; 3. Мирек Альфред "Император Николай II и судьба православной России. - М.: Духовное просвещение, 2011. - 408 с.; 4.  Покаяние спасет Россию.  О Царской семье / Сост. Т.Н.Микушина, О.А. Иванова, Е.Ю. Ильина. - Омск: СириуС, 2013. - 264 с.

Ольга родилась 3 ноября 1895 года. Она стала первым ребенком в семье 27летнего царя. "Вечно памятный для меня день, - записал Николай II в своем дневнике, - в течении которого я много выстрадал! Еще в час ночи у милой Аликс начались боли, которые не давали ей спать. Весь день она пролежала в кровати в сильных мучениях - бедная! Я не мог равнодушно смотреть на нее. Около 2 часов дорогая Мама приехала из Гатчины; втроем, с ней и Эллой, находились неотступно при Аликс. В 9 час. ровно услышали детский писк и все мы вздохнули свободно! Богом нам посланную дочку при молитве мы назвали Ольгой! Когда все волнения прошли, и ужасы кончились, началось просто блаженное состояние при сознании о случившемся! Слава Богу, Аликс перенесла рождение хорошо и чувствовала себя вечером бодрою. Поел поздно вечером с Мама и когда лег спать, то заснул моментально!»
На следующий день император снова поверяет бумаге переполняющие его чувства: " Сегодня я присутствовал при ванне нашей дочки. Она - большой ребенок, 10 фунтов весом и 55 сантиметров длины. Почти не верится, что это наше дитя. Боже, что за счастье! Аликс весь день пролежала... она себя чувствовала хорошо, маленькая душка тоже."
6-го ноября. Понедельник.
"Утром любовался нашей прелестной дочкой; она кажется вовсе не новорожденной, потому что такой большой ребенок с покрытой волосами головой".
Ольга Николаевна с родителями 1896 год

Время показало, что имя для девочки было выбрано очень удачно.   Старшая из царских дочерей была красива, причем красива именно русской красотой, была умна, а что касается твердости характера, то это ей было не занимать.   Ольга унаследовала от матери чудные белокурые волосы с золотистым оттенком, большие голубые глаза и дивный цвет лица.   С годами Ольга становилась все более привлекательной.   "Это было милое создание.   Всякий, кто ее видел, тотчас влюблялся, - вспоминала Лили Ден. -   В детстве она была некрасивой, но в 15 лет как-то сразу похорошела.   Немного выше среднего роста, свежее лицо, темно-синие глаза, пышные светло-русые волосы, красивые руки и ноги..."
А вот другое описание ее внешности от одного из приближенных: "Великая Княжна Ольга была среднего роста стройная девушка, очень пропорционально сложенная и удивительно женственная.   Все ее движения отличались мягкостью и неуловимой грацией.   И взгляд ее, быстрый и несмелый, и улыбка ее, мимолетная – не то задумчивая, не то рассеянная, – производили чарующее впечатление.   Особенно глаза.   Большие-большие, синие, цвета уральской бирюзы, горящие мягким, лучистым блеском и притягивающие."

От матери к ней перешла царственная осанка и грация, от отца - чисто русская внешность.   Лицом она больше походила на отца.   «Ольга Николаевна улыбалась так же хорошо, как Государь», – вспоминал начальник императорской дворцовой охраны А. И. Спиридович.   Все в один голос говорили, что Ольга породой пошла в Романовых.   Николай II души не чаял в ребенке, Ольга же с малых лет боготворила его.   Ее так и называли – «дочь Отца».   «Их отношения с Государем были прелестны», – вспоминает П. Жильяр.   Государь для дочери был одновременно царем, отцом и товарищем; это чувство «переходило от религиозного поклонения до полной доверчивости и самой сердечной дружбы».
Ольга вместе с отцом,  Германия 1910г.

Непосредственность, честность и врожденное чувство справедливости, были отличительными чертами Ольги Николаевны. Говорили, что своим характером она больше других напоминала мать, которая в своих поступках и побуждениях неизменно отличалась искренностью и прямотой. "Я никогда не забуду, - вспоминала А.Танеева, как семилетней девочкой она (Ольга) играла со своей сестрой Татьяной, кузиной и кузеном, детьми Великого князя Михаила. Один мальчик позволил себе умышленно неправильный ход. Ольга расплакалась и подбежала ко мне со словами: "Знаешь, что он сделал, Аня? Он сказал мне неправду".

Случалось, что Ольга была упряма и говорила в лицо то, что думала, иногда даже резко.   Могла быть вспыльчивой.   Но все отмечали, что с возрастом это сгладилось и Ольга стала мягче, ласковее, чувствительнее, сохранив, свойственную ей в ранние годы честность".  А вот, что по этому поводу писала Ольге ее мама: "Моя милая, дорогая девочка...  Мы все должны переносить испытания: и взрослые люди, и маленькие дети.  Бог преподает нам урок терпения.  Я знаю, что для тебя это особенно трудно, так как ты очень глубоко все переживаешь и у тебя горячий нрав.  Но ты должна научиться обуздывать свой язык.  Быстро помолись, чтобы Бог тебе помог...  Тогда с Божией помощью тебе будет легче терпеть.   Да благословит тебя Бог.  Очень нежно тебя целую.  Твоя Мама."

С самого детства Ольге Николаевне прививались важные нравственные нормы, о чем свидетельствует письмо Государыни Александры Федоровны своей тринадцатилетней дочери от 1 января 1909 г.: «Моя милая маленькая Ольга!   Пусть Новый 1909 год принесет тебе много счастья и благословений.   Постарайся быть примерной – хорошей и послушной девочкой.   Ты старшая и должна показывать другим пример. Научись радовать других, думай о себе в последнюю очередь.   Будь ласковой и доброй и никогда не бывай резкой или грубой. Разговаривай и веди себя как настоящая леди.   Будь терпелива и вежлива, старайся во всем помогать сестрам.   Если ты видишь, что кому-то грустно, старайся его утешить и показать свою ясную сияющую улыбку.   Ты так хорошо умеешь быть ласковой и милой со мной, будь такой же и с сестрами.   Покажи свое любящее сердце.
А главное, научись любить Бога всеми силами своей души, и Он всегда будет с тобой. Молись Ему от всего сердца. Помни, Он видит и слышит все. Он нежно любит своих детей, но они должны научиться исполнять Его волю».

И вот слова Александры Федоровны оказались пророческими, старшая из сестер оставляла в памяти людей незабываемые воспоминания... «На окружающих она производила впечатление своей ласковостью, чарующим милым обращением со всеми. Она со всеми держала себя ровно, спокойно и поразительно просто и естественно», – отмечал генерал М. К. Дитерихс.


Способности у Ольги были прекрасные, и ее называли самой одаренной из царских детей, обладала философским умом, ее суждения отличались большой глубиной. "Она могла играть самые сложные музыкальные пьесы по слуху, ее голос не был сильным, но чистым, - писала подруга Императрицы.- Все учителя поражались ее памяти, которую она, конечно, унаследовала от отца. Ничто не могло отвлечь ее, если она была погружена в занятия, но ей достаточно было прочитать урок, раз или два, чтобы знать его на память."
Ольга Николаевна была замечательно умна и способна, и учение было для нее шуткой, почему она иногда и ленилась, вспоминала А.Танеева.

Была религиозной. Свою веру она во многом переняла именно от матери.   В Царском Селе великая княжна любила посещать церковь Знамения Божией Матери на Кузьминской улице. Уже в дни заточения в одном из писем Ольга грустно признавалась: "Сегодня совсем тихо, слышен звон в Екатерининском соборе; так хочется иногда зайти к Знамению..."
Вера ее была глубокой, и говорили, что она склонна к мистицизму.   Став старше, Ольга полюбила уединение, писала стихи, часто подолгу просиживала за книгой.  Любимыми писателями были Чехов, Тургенев и Лесков.   Она вела дневник и довольно большую переписку.

В часы, свободные от дел Великая Княжна ездила верхом, могла пострелять в цель вместе с братом, играла на рояле и иногда пела. Самой близкой из подруг была Маргарита Хитрово. В этой жизни не было ничего особенного, однако многие замечали в Ольге какую-то необычную серьезность. Начальник охраны Е.С. Кобылинский признавался, что Ольга "производила впечатление, как будто бы испытавшей какое-то горе, - такой на ней лежал отпечаток". Она была необыкновенно внимательно к людям и чутка к чужой беде. "Никогда не забуду тонкое, совсем непоказное, но такое чуткое отношение к моему горю..." - писал о старшей Великой Княжне Е.С. Боткин
"Великую Княжну Ольгу Николаевну все обожали, боготворили; про нее больше всего любили рассказывать мне раненые", - писала С.Офросимова. Наглядный пример из воспоминаний одного из солдат как все раненые любили ее, как она помогала им, чем могла.

"Великая Княжна Ольга была среднего роста стройная девушка, очень пропорционально сложенная и удивительно женственная.   Все Ее движения отличались мягкостью и неуловимой грацией.    И взгляд Ее, быстрый и несмелый, и улыбка Ее, мимолетная – не то задумчивая, не то рассеянная, – производили чарующее впечатление.   Особенно глаза., большие-большие, синие, цвета уральской бирюзы, горящие мягким лучистым блеском и притягивающие.   В обращении Великая Княжна Ольга была деликатная, застенчивая и ласковая.   По характеру своему – это была воплощенная доброта.     Помню – раз мне было тяжело и неприятно: перевязки были моим кошмаром.    Одно уже сознание, что вот, мол, через 20 минут меня возьмут на перевязку, кидало меня в холод и жар: такие страшные боли мне приходилось переживать.      В этот день мне как раз предстояла перевязка.

Пришла Княжна Ольга. Посмотрела на мое расстроенное лицо и, улыбаясь, спросила:

– Что с вами? Тяжело?

Я откровенно рассказал ей, в чем дело.

Великая Княжна еще раз улыбнулась и промолвила:

– Я сейчас.

И действительно, с этого времени мне начали впрыскивать морфий не за 3-4 минуты до начала перевязки, как это делали раньше, и когда он не успевал действовать, а заблаговременно – минут за 10.

В другой раз поручику Сергееву Великая Княжна собственноручно написала письмо родным домой, так как у последнего была ампутирована правая рука. Вообще про доброту Княжны Ольги в лазарете рассказывали удивительные вещи…»
Ольга за пианино

Тот же офицер С. П. Павлов писал: «В лазарете довольно часто устраивались и концерты… Аккомпанировала обыкновенно Великая Княжна Ольга Николаевна, обладавшая замечательным музыкальным слухом. Для нее, например, ничего не стоило подобрать аккомпанемент к совершенно незнакомой ей мелодии. Игра ее была тонкая и благородная, туше – мягкое и бархатное. До сих пор помню один вальс, старинный дедовский вальс – мягкий, грациозный и хрупкий, как дорогая фарфоровая игрушка – любимый вальс Великой Княжны Ольги. Мы часто просили Великую Княжну Ольгу сыграть нам этот вальс, и почему-то мне от него делалось всегда очень грустно».

Ольга вставала рано утром, ложась иногда в 2 часа ночи. Целыми днями она не снимала костюма сестры милосердия. Когда прибывали санитарные поезда, Ольга вместе с матерью Императрицей и сестрой делала перевязки, часто - до полного изнеможения.
Ольга с трудом переносила вид открытых ран, но, принуждая себя, была внимательной и аккуратной. Она делала раненым перевязки с такой лаской и заботой, что солдаты и офицеры со слезами благодарили Бога, пославшего им ангела во плоти. Сильная восприимчивость и чуткость к чужому горю делали для Ольги труд сестры милосердия невероятно тяжелым. Анна Танеева вспоминала, что через два месяца работы в госпитале Ольга едва держалась на ногах. Только сильная воля и горячая вера помогали ей не падать под тяжестью возложенного на нее креста.

Продолжим дальше воспоминания о Великой Княжне, пересказанные знакомой нам С.Офросимовой, во время благотворительных ярмарок в Екатерининском дворце: "Наискось от меня сидит Великая Княжна Ольга Николаевна... К ней меня влечет неодолимая сила – сила ее обаяния. Я почти не могу работать, когда она сидит так близко от меня, и все смотрю на ее обворожительное личико. Я только тогда смущенно опускаю глаза на работу, когда мой взгляд встречается с ее умными, добрыми и ласковыми глазами, я смущаюсь и теряюсь, когда она приветливо со мной заговаривает… В строгом смысле слова ее нельзя назвать красивой, но все ее существо дышит такой женственностью, такой юностью, что она кажется более чем красивой. Чем больше глядишь на нее, тем миловиднее и прелестнее становится ее лицо. Оно озарено внутренним светом, оно становится прекрасным от каждой светлой улыбки, от ее манеры смеяться, закинув головку назад, так что виден весь ровный жемчужный ряд белоснежных зубов.
Умело и ловко спорится работа в ее необыкновенно красивых и нежных руках. Вся она, хрупкая и нежная, как-то особенно заботливо и с любовью склоняется над солдатской рубашкой, которую шьет… Ее мелодичный голос , ее изящные движения, вся ее прелестная тонкая фигурка - олицетворение женственности и приветливости. Она вся ясная и радостная. Невольно вспоминаются слова, сказанные мне одним из ее учителей: «У Ольги Николаевны хрустальная душа".


Арест Царской Семьи в марте 1917 г. и последующие революционные события оказали сильное воздействие на Ольгу Николаевну. «Ужас революции повлиял на нее гораздо больше, чем на других, – отмечала Софи Буксгевден. – Она полностью изменилась, исчезла ее жизнерадостность». Из воспоминаний М.К.Дитерихса: «Великая Княжна Ольга Николаевна оставляла в изучавших ее натуру людях впечатление человека, как будто бы пережившего в жизни какое-то большое горе…

Бывало, она смеется, а чувствуется, что ее смех только внешний, а там, в глубине души, ей вовсе не смешно, а грустно». «Она была прирожденный мыслитель, и как позже выяснилось, понимала общую ситуацию лучше, чем кто-либо из членов ее семьи, включая даже родителей, – полагал Глеб Боткин, сын погибшего вместе с Царской Семьей лейб-медика Евгения Боткина. – Наконец, у меня сложилось впечатление, что она не питала иллюзий насчет того, какое будущее им уготовано, и, как следствие этого, была часто грустна и встревожена».
на фото: Ольга под арестом 1917г.

После ареста у Ольги Николаевны сильно расшаталось здоровье, она часто болела. Первой из сестер она заразилась корью; болезнь приняла тяжелую форму, перешла в тиф, протекала при температуре 40,5°.

«Ольга Николаевна сильно переменилась, – пишет Софи Буксгевден. – Тревоги и волнение из-за отсутствия родителей, и та ответственность, которая легла на нее, когда она осталась главой дома, чтобы ухаживать за больным братом, произвели перемену в нежной, красивой двадцатидвухлетней девушке, превратив ее в увядшую и печальную женщину средних лет. Она была единственной из Царевен, которая остро осознавала ту опасность, в которой находились ее родители». Переехав в дом Ипатьева, Великая Княжна Ольга из самой разговорчивой, очень обаятельной и веселой девушки превратилась в собственную тень, держалась отчужденно и печально. Охранники вспоминали, что «она была худая, бледная и выглядела больной. Она редко ходила на прогулки в сад и проводила большую часть времени рядом с братом». По свидетельству одного из конвоиров, Нетребина, все последние дни с 4 по 16 июля стоявшего как раз на центральном посту при входе в помещения узников, «бывшие княгини держали себя весело, иногда разговаривали… Старшая из них была худая до отвращения, на ней были только кожа да кости. Держала себя наподобие матери...»

И, тем не менее, несмотря на всю горечь положения, привитые Великой Княжне Ольге вера и любовь ко всем людям научили ее прощать оскорбления, злодейства и издевательства тяжелых дней заключения, породили в ее юном сердце смирение и кроткую молитву за врагов. В доме Ипатьева впоследствии было найдено стихотворение Сергея Бехтеева, переписанное рукой Ольги Николаевны:

Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных, мрачных дней,
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.

Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейство ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.


И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленья,
Христос Спаситель, помоги!


Владыка мира, Бог вселенной.
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый, страшный час.


И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы —
Молиться кротко за врагов.
парадное фото 1914 г.


материалы взяты из -
http://orthodox-magazine.ru/numbers/at514
книга - Д.Орехов "Подвиг Царской Семьи".-СПб.:Невский проспект, 2002
 

Татьяна родилась 29 мая 1897 года. Внешностью девочка очень напоминала мать. Вторая дочь царя, спокойная, уравновешенная, с темными волосами и большими широко расставленными глазами заставляла людей говорить: "Татьяна вся в мать". Николай II всегда замечал, что Татьяна напоминает ему Государыню. "Очень высокая, тонкая, как тростинка, она была наделена изящным профилем камеи, синими глазами и каштановыми волосами, - вспоминала Лили Ден.- Она была свежа, хрупка и чиста, как роза.
"У Великой Княжны Татьяны были темные волосы, была бледной и , в противоположность матери, никогда не краснела,- добавляет Анна Танеева. Как и у матери у Татьяны был замечательно красивый профиль.

Ребенком Татьяна почти не шалила - у нее было удивительное самообладание. Это умение сдерживать себя перешло к ней от Государя. В детстве были её любимыми занятия: серсо, катание на пони и громоздком велосипеде — тандеме — в паре с Ольгой, неторопливый сбор цветов и ягод. Из тихих домашних развлечений предпочитала -рисование, книжки с картинками, путанное детское вышивание — вязание и «кукольный дом».
"Она редко смеялась .была очень добра и умела сохранять спокойствие.

А.Танеева вспоминала, что когда Императрица учила детей рукоделию, лучше других работала Татьяна. У нее были очень ловкие руки, она шила себе и старшим сестрам блузы, вышивала, вязала и великолепно причесывала свою мать, когда девушки отлучались.
Татьяна всегда останавливала сестер, если их проказы заходили далеко, и напоминала им волю матери. Готовность трудиться тоже была у нее в характере. "Татьяна, как всегда, помогает всем и повсюду", - пишет Императрица в одном из письме из Тобольской ссылки.   У нее было очень доброе сердце.    Ее часто можно было видеть в окружении ребятишек, которых она угощала конфетами.

Она была религиозна, как Ольга, но более усидчива, любила чтение, и ее можно было застать за книгой духовного содержания. Если Ольга была бойкой в разговорах, и у нее был заметен опыт в общении с посторонними, Татьяна страдала некоторой застенчивостью.   Была склонна к самоанализу, строга и требовательна к себе самой.   В одном из писем к родителям она пишет: "Я только хотела попросить прощение у тебя и дорогого Папы за все, что я сделала вам, мои дорогие, за все беспокойство, которое я причинила.   Я молюсь, чтобы Бог сделал меня лучше..."

Лили Ден вспоминала: "Великая Княжна Татьяна Николаевна была столь же обаятельной, как ее старшая сестра, но по-своему. Ее часто называли гордячкой, но я не знала никого, кому бы гордыня была менее свойственна, чем ей. С ней произошло то же самое, что и с Ее Величеством. Ее застенчивость и сдержанность принимали за высокомерие ,однако стоило вам познакомиться с нею поближе и завоевать ее доверие, как сдержанность исчезала и вам представала подлинная Татьяна Николаевна. Она обладала поэтической натурой, жаждала настоящей дружбы."

Император горячо любил вторую дочь, и сестры шутили, что если надо обратиться к Государю с какой-нибудь просьбой, то "Татьяна должна попросить Papa, чтобы он нам это разрешил".
В 1913 г. семья переехала из Царского в Зимний дворец ,Татьяна заболела тифом. Во время тяжелой болезни, которую она переносила с неизменным терпением и спокойствием, ей обрили ее прекрасные волосы.
болеющая тифом Татьяна Николаевна вместе с Александрой Федоровной 1913г.

У Татьяны был бульдог по кличке Ортипо. Он спал в спальне старших княжон - к досаде Ольги Николаевны, которой он мешал своим храпом.
Анна Танеева писала: "Когда Татьяна выросла, она была самой высокой и стройной из всех Великих Княжон, красивой и романтичной. Много мужчин увлекалось ею. Многие офицеры и в самом деле были влюблены в Татьяну, но подходящих женихов не было и для нее. Когда началась война с Германией, Татьяне было 17 лет".

Вот портрет великой княжны, который дает в своих воспоминаниях с Офросимова:
" Она великая княжна с головы до ног, так Она аристократична и царственна. Лицо её матово-бледно, только чуть-чуть розовеют щёки, точно из-под её тонкой кожи пробивается розовый атлас. Профиль её безупречно красив, он словно выточен из мрамора резцом большого художника. Своеобразность и оригинальность придают её лицу далеко расставленные друг от друга глаза. Ей больше, чем сёстрам, идут косынка сестры милосердия и красный крест на груди. Она реже смеётся, чем сёстры. Лицо её иногда имеет сосредоточенное и строгое выражение. В эти минуты она похожа на мать. На бледных чертах её лица — следы напряжённой мысли и подчас даже грусти. Я без слов чувствую, что она какая-то особенная, иная, чем сёстры, несмотря на общую с ними доброту и приветливость. Я чувствую, что в ней — свой целый замкнутый и своеобразный мир".

А вот другой портрет Татьяны Николаевны: "Баронесса С. К Буксгевден:
"Татьяна Николаевна, по-моему, была самая хорошенькая. Она была выше матери, но такая тоненькая и так хорошо сложена, что высокий рост не был ей помехой. У нее были красивые, правильные черты лица, она была похожа на своих царственных красавиц родственниц, чьи фамильные портреты украшали дворец. Темноволосая, бледнолицая, с широко расставленными глазами - это придавало ее взгляду поэтическое, несколько отсутствующее выражение, что не соответствовало ее характеру. В ней была смесь искренности, прямолинейности и упорства, склонности к поэзии и абстрактным идеям. Она была ближе всех к матери и была любимицей у нее и у отца. Абсолютно лишенная самолюбия, она всегда была готова отказаться от своих планов, если появлялась возможность погулять с отцом, почитать матери, сделать все то, о чем ее просили. Именно Татьяна Николаевна нянчилась с младшими, помогала устраивать дела во дворце, чтобы официальные церемонии согласовывались с личными планами семьи. У нее был практический ум, унаследованный от Императрицы - матери и детальный подход ко всему".

Из Великих княжон была самой близкой к императрице Александре Фёдоровне, всегда старалась окружить мать заботой и покоем, выслушать и понять её. Не то, чтобы ее сестры любили мать меньше ее, но Татьяна Николаевна умела окружать ее постоянной заботливостью и никогда не позволяла себе показать, что она не в духе.
Клавдия Битнер, гувернантка детей уже в неволе, в Тобольске, резюмирует, делая несколько неожиданный вывод после общения с Великой княжной: "Если бы семья лишилась Александры Феодоровны, то крышей бы для нее была Татьяна Николаевна. Она была самым близким лицом к Императрице. Они были два друга".

Эта девушка вполне сложившегося характера, она была прямой, честной и чистой натуры, в ней отмечались исключительная склонность к установлению порядка в жизни и сильно развитое сознание долга. Она ведала, за болезнью матери, распорядками в доме, в общем всем заправляла. Была умной, развитой, любила хозяйничать, и в частности, вышивать и гладить белье.
Её по праву называли «Розой Петергофа».

Православный историк, исследовательница духовного и жизненного пути великой княжны Татьяны Романовой - Т. Горбачева пишет :
"Когда началась Первая мировая война, великой княжне Татьяне исполнилось семнадцать лет. Для нее наступило совершенно особое время, - время, когда в полной мере проявились не только ее доброта, милосердие, но и душевная стойкость; большие организаторские способности, а также талант хирургической сестры...".

Внимательной и спокойной Татьяне труд в госпитале давался легче, чем ее старшей сестре. Люди, видевшие Татьяну за работой, восхищались ее профессионализмом. Даже доктор Деревенко, человек по натуре очень строгий и требовательный, говорил, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру. С. Офросимова писала: "Если бы, будучи художницей, я захотела нарисовать портрет сестры милосердия, какой она представляется в моем идеале, мне бы нужно было только написать портрет великой княжны Татьяны Николаевны; мне даже не надо было бы писать его, а только указать на фотографию ее, висевшую всегда над моей постелью, и сказать: "Вот сестра милосердия".

"Все врачи, видевшие Великую Княжну Татьяну Николаевну за ее работой, говорили мне, что она прирожденная сестра милосердия, что она нежно и бесстрашно касается самых тяжелых ран, что все ее перевязки сделаны уверенной и умелой рукой.
Между тем один вид этих ран мог лишить человека сна и покоя. "Мне довелось увидеть много горя, я провела три года в большевистской тюрьме ,но все это было ничто по сравнению с ужасами военного госпиталя", - писала А. Танеева. Если Ольга с трудом переносила вид открытых ран, то, что касается Татьяны Николаевны, она "даже жаловалась ,что ей по молодости, не поручают самых тяжелых случаев." (по воспоминаниям фрейлины)

1. www.proza.ru/2013/01/25/1442
2. Д. Орехов "Подвиг царской семьи"


 

Мария родилась 14 июня 1899 г., по воспоминаниям баронессы Буксгевден, роды проходили тяжело, опасались за жизнь обеих, но мать и дочь удалось спасти, малышка родилась здоровой и крепкой, не уступая в этом старшим детям, и была названа в честь бабушки, Императрицы Марии Федоровны, которая стала ее крестной матерью. По традиции, во время крестин, когда маленькую опустили три раза в золотую купель, у нее состригли локон с головки и бросили в воду. Локон моментально опустился на дно. Все вздохнули с облегчением – хорошая примета, обещающая девочке прожить долго и счастливо. Тогда казалось, не могло быть иначе для малютки, чья жизнь началась среди блестящих дворцов Петергофа.

«В Петергофе в жаркую июньскую погоду родилась маленькая Великая княжна Мария, – вспоминает Мисс Игер. – Она родилась хорошенькой, слишком хорошенькой, я часто думаю, с какими-то лукавством чертенка в чертах лица. Великий князь Владимир назвал ее "Добродушной Малышкой", так как она всегда была прелестной, улыбчивой и веселой. Она очень милый и очаровательный ребенок, с огромными темно-голубыми глазами и красивыми ровными темными бровями – фамильной чертой семьи Романовых». Один из гостей, любуясь новорожденной, сравнил ее с ангелом на одном из готических соборов Европы, другие с ангелами Боттичелли. С тех пор домашние так ее и прозвали – «наш ангелочек».

Третью дочь Императора считали самой прекрасной из царских дочерей, а доброта была главной чертой ее характера. Мария нежно любила родителей и была к ним привязана сильнее, чем остальные царские дети: она была слишком юна, чтобы быть в обществе старших сестер, и недостаточно мала, чтобы играть с двумя младшими членами семьи.
В детстве Мария была неловкой и могла показаться смешной, а некоторая полнота девочки служила поводом для шуток в семье.

"Великая Княжна была толстенькой девочкой с большими сияющими, как светильники глазами, и полными губами, - вспоминала подруга Императрицы. Она была доброй и послушной, но, как и ее младшая сестра Анастасия, была бойкой и резвой девочкой... В раннем детстве она была очень шумной и неуклюжей". В это самое время Мария была в полном подчинении её энергичной младшей сестры — Анастасии. Анастасия любила дразнить других людей или ставить сцены с драматургическим мастерством. Но Мария, в отличие от своей младшей сестры, всегда могла просить прощения. Мария никогда не могла остановить свою младшую сестру, когда та что-то задумывала. Под влиянием Анастасии, Мария стала играть в новомодный тогда теннис, причём, увлёкшись не на шутку, девочки не раз сбивали со стен всё, что на них висело. Они также любили заводить на всю мощь граммофон, танцевать и прыгать до изнеможения. Прямо под их спальней находилась приёмная императрицы, и та была вынуждена время от времени посылать фрейлину, чтобы утишить баловниц — музыка и грохот не давали ей разговаривать с посетителями.

Больше всех на свете Мария любила отца и даже ревновала его к придворным дамам, сопровождавшим его на прогулке. Все отмечали необычную для ее ранних лет привязанность Великой княжны Марии к отцу: «Когда она только научилась ходить, – пишет Мисс Игер, – она всегда пыталась сбежать из детской комнаты к своему папе. Где бы она не видела его в саду или в парке, она всегда звала его. А он всегда, как только видел или слышал ее, ждал ее и немного нес на руках. Когда он болел в Крыму, ее горе не видеть своего отца не знало границ. Мне приходилось запирать дверь детской, иначе она пробиралась в коридор и беспокоила его своими попытками добраться до него. Если ей удавалось случайно услышать его голос, она протягивала свои маленькие ручки и звала: "Папа, папа!" Зато и восторг, когда ей позволяли повидать отца, был огромный. Когда Императрица пришла навестить детей в первый вечер после того, когда у царя нашли брюшной тиф, на ней была надета брошка с миниатюрным портретом Императора. Всхлипывая и плача, маленькая Мария заметила брошку; она забралась на колени к матери и покрыла нарисованное лицо поцелуями. И не один вечер во время его болезни она не желала идти спать, если не поцелует эту миниатюру»... С этим временем связан забавный анекдот — в очередном порыве добраться до папа; маленькая Мария удрала из ванны и как есть, голенькой, помчалась по дворцовым коридорам, в то время как няня, мисс Игер, увлекавшаяся политикой, с увлечением обсуждала со своей помощницей дело Дрейфуса. Великую княжну перехватила на полдороге Ольга Александровна, и когда вместе со своей ношей на руках она появилась в помещении ванной, няня, так и не заметив бегства своей подопечной, увлечённо продолжала спорить.

Впрочем, иногда, как все дети, Мария бывала упрямой и вредной. Так, Маргарита Игер вспоминала случай, когда малышку хотели наказать за то, что она стащила несколько обожаемых ванильных булочек с родительского чайного стола, когда те пили чай, за что строгая императрица приказала уложить её спать раньше обычного времени. Однако, отец — Николай II — возразил, заявив: «Я боялся, что у неё скоро вырастут крылья, как у ангела! Я очень рад увидеть, что она человеческий ребёнок».

Она считала себя слишком глупенькой, неуклюжей, простоватой девочкой, с которой даже сестрам неинтересно играть.  «Моя дорогая Машенька! – пишет мать своей третьей дочери, – Твое письмо меня очень опечалило. Милое дитя, ты должна пообещать мне никогда впредь не думать, что тебя никто не любит.  Как в твою головку пришла такая необычная мысль? Быстро прогони ее оттуда!  Мы все очень нежно тебя любим тебя, и, только когда ты чересчур расшалишься, раскапризничаешься и не слушаешься, тебя бранят, но бранить не значит – не любить...  Ты обычно держишься в стороне от других, думаешь, что ты им мешаешь, и остаешься одна... вместо того, чтобы быть с ними. Они воображают, что ты и не хочешь с ними быть... Ну, не думай больше об этом и помни, что ты точно так же нам дорога, как и остальные четверо, и что мы любим тебя всем сердцем. Очень тебя любящая старая мама»...

Ольга и Татьяна были слишком привязаны к друг другу, чтобы впустить с вой круг хотя бы и родную сестренку – обычное дело в больших семьях. Николай II писал своей матери, Вдовствующей Императрице Марии Федоровне: «...Маленькая baby (т.е. Мария – Т.Н.) отлично ходит, но часто падает, потому что старшие сестры толкают ее и вообще, если не смотреть за ними, грубо обращаются с ней». Но все изменилось вот после какого случая. Однажды старшие девочки сделали домик из стульев в углу детской и прогнали бедную Марию, потом, правда, сказали, что она может быть «лакеем», но должна стоять снаружи. Гувернантка сделала другой домик для малышки в противоположном углу, но она постоянно смотрела, как играют ее сестры, и ей очень хотелось играть вместе с ними. Внезапно она промчалась по комнате и ворвалась в злополучный домик, закатила оплеуху каждой сестре и также неожиданно выбежала в соседнюю комнату, откуда вернулась с целой охапкой своих любимых кукол. «Я не хочу быть лакеем, я хочу быть королем, добрым королем, который раздает подарки», – сказала Маша, блеснув не дюжим государственным умом. Старшие сестры пристыжено переглянулись. Татьяна сказала: «Мы были жестокими к бедненькой Марии. Она правильно ударила нас». Они усвоили этот урок и стали уважать ее права в семье...
Мария и Татьяна 1907г., на Штандарте
Мария и Татьяна 1908г.

Великая Княжна Мария Николаевна унаследовала во всех отношениях, как внешних, так и внутренних, гены своего деда Императора Александра III. Крепость телосложения при росте 170см была у нее мужественная, при совокупности редкой красоты. Она обладала большой силой, так что когда Цесаревич Алексей Николаевич был болен и требовалось куда-то попасть, а сам он был не в состоянии идти, то звал: «Машка, неси меня!» Преподаватель английского языка Чарльз Гиббс рассказывал, что в 18 лет она была удивительно сильна, и иногда ради шутки легко поднимала его от пола.

Уже подростком, Мария имела выработанное мировоззрение и всегда знала, чего хочет и зачем. У нее были замечательные лучистые глаза. Ее четвероногим любимцем был сиамский кот. В 14 лет Великая Княжна очень похорошела, и на нее стали заглядываться многие титулованные женихи. Никто и не ожидал, что их «Толстая Машка» превратится в одну из главных красавиц Дома Романовых. Великие княжны Татьяна и Мария, были хороши по-особенному. Татьяна была истинно греческой богиней, высокой и недоступной, Мария же походила на сказочную царевну-красавицу.

«Великая Княжна была поразительно красива, будучи наделена типично романовской внешностью: темно-синие глаза, опушенные длинными ресницами, копна темно-каштановых волос...» – пишет Лили Ден. Продолжает сей чарующий образ С. Я. Офросимова: «Её смело можно назвать русской красавицей. Высокая, полная, с соболиными бровями, с ярким румянцем на открытом русском лице, она особенно мила русскому сердцу. Смотришь на неё и невольно представляешь её одетой в русский боярский сарафан; вокруг её рук чудятся белоснежные кисейные рукава, на высоко вздымающейся груди — самоцветные камни, а над высоким белым челом — кокошник с самокатным жемчугом. Её глаза освещают всё лицо особенным, лучистым блеском; они… по временам кажутся чёрными, длинные ресницы бросают тень на яркий румянец её нежных щёк. Она весела и жива, но ещё не проснулась для жизни; в ней, верно, таятся необъятные силы настоящей русской женщины».

«В семье она была самая простая, самая ласковая, приветливая, – пишет следователь Н. А. Соколов. – По натуре это была типичная мать. Ее сферой были маленькие дети. Больше всего она любила возиться и нянчится с ними. Она любила быть с простым народом, умела поговорить с солдатами, расспросить их про их домашнюю жизнь и в совершенстве знала, какое у кого хозяйство, сколько детей, сколько земли и т.п..."

Вкусы у Марии были очень скромны, она была воплощённой сердечностью и добротой, поэтому сёстры, может быть, немного этим пользовались. В 1910 году её четырнадцатилетняя сестра Ольга смогла убедить её, чтобы она написала их матери письмо, прося, чтобы Ольге дали отдельную комнату и разрешили удлинить платье. Позже Мария убеждала свою мать, что это была её идея написать письмо. В семье её называли Машенька, Мари, Мэри, просто — «Машка»; «наш добрый толстенький Тютя». У Марии был талант к рисованию, она хорошо делала наброски, используя для этого левую руку, но интереса к школьным занятиям у неё не было.

Мария Николаевна была такой же религиозной, как и ее сестры, и легко выстаивала долгие службы в Федоровском соборе. В ссылке она часто вспоминала об этом храме: "Устраиваем церковь из своих образов, но все же это не так хорошо, как в церкви, пишет она одному из бывших раненных офицеров.- Вспоминаем с грустью наш Федоровский собор.   Помните, как все мы говели в нижнем пещерном храме. Там всегда бывало какое-то чудное настроение..."     Вера была глубокой и искренней.  Своей матери в одном из писем писала: "Знаешь, это очень странно, но когда я вышла из комнаты Алексея после молитвы, у меня было такое чувство, как будто я пришла с исповеди... такое приятное небесное ощущение".

В дни февральского мятежа Мария была единственной опорой Императрицы. Александра Федоровна, вся не своя от тревоги за Государя, чей поезд был остановлен бунтовщиками под Псковом, проводила дни и ночи у кроватей больных детей: все они кроме Марии, заболели корью. Мария помогала матери, как могла.
А на улицах в это время шли беспорядки. Ко дворцу приближались мятежники, выстрелы раздавались все ближе. Когда положение стало критическим, Императрица вышла из дворца, чтобы попытаться остановить вооруженное столкновение охраны с мятежниками. Мария, не раздумывая бросилась за матерью.

"Императрица... быстро выходит из дворца и приближается к солдатам, чтобы как-нибудь предотвратить кровопролитие, - вспоминал Пьер Жильяр.- За ней следом спешит Мария Николаевна. Императрица умоляет выслать парламентеров к восставшим. Момент потрясающий. Сердца сжимаются у всех. Малейшая неосторожность - начнется резня. Но вот офицеры с обеих сторон выходят вперед, и переговоры начинаются..."
Именно Мария первой из царских детей случайно узнает об отречении отца. Некоторое время она не может прийти в себя, рыдания душат ее, но. понимая, что нельзя огорчать мать ,она берет себя в руки и даже пытается казаться веселой. В эти дни она сближается с Лили Ден ,подругой императрицы. "Когда я впервые познакомилась с Великой княжной ,она была совсем еще ребенком. Во время революции мы очень привязались друг к другу и почти все дни проводили вместе. Она была просто золото и обладала недюжинной внутренний силой. Однако до наступления тех кошмарных дней я даже не подозревала, насколько она самоотверженна."

Самой последней заболевшей корью, стала и Мария, так мечтавшая первой встретить отца. В день, когда вернулся Император ,она почти не приходила в сознание. Юлия Ден вспоминала: "Когда я вошла в комнату девочка меня узнала.
-Ну, где же Вы пропадали, Лили? - воскликнула она.-А я Вас так ждала. Papa здесь, правда? - Но спустя мгновение она снова погрузилась в фантастическое и ужасное царство ,имя которому - бред.
- Толпы людей... какие они страшные... Идут сюда, чтобы убить тата!!! Зачем они это делают?"
Даже в бреду Мария думала о своих родителях...
на фото: Мария с отцом, под арестом в Александровском дворце 1917г.

материалы взяты из -
1. http://nnm.ru/blogs/Double_Noob/nastoyashaya-carev...ya-knyazhna-mariya-nikolaevna/
2. http://ru.wikipedia.org/wiki (Мария Николаевна Романова)
3. Орехов Д. "Подвиг царской семьи".-СПб.:Невский проспект, 2002.-224с.




 

Анастасия родилась 5 июня 1901 года. По рассказу графа Бенкендорфа, когда Императору сообщили о рождении девочки ,он долго гулял в одиночестве и был грустным. Но, вернувшись, он совсем переменился, с улыбкой вошел в комнату императрицы и поцеловал новорожденного ребенка.
Эта была уже 4 беременность Императрицы, и все ждали, что наконец родится мальчик. Родилась девочка, но по живости своего характера Анастасия действительно напоминала сорванца. "Самая младшая из великих княжон, Анастасия Николаевна, казалось была из ртути, а не из плоти и крови",- пишет Лили Ден. "Анастасия Николаевна всегда шалила, лазила, пряталась, смешила всех своими выходками и усмотреть за ней бывало нелегко", - отмечает Анна Вырубова.

У Анастасии было хорошенькое личико, длинные русые с рыжинкой волосы и быстрые глаза, сверкавшие задором и весельем. Находили, что чертами лица она напоминала свою бабушку, Марию Федоровну. Отмечали также, что внешностью она была близка к роду матери.

Анастасия была наблюдательна и сметлива. "Великая княжна Анастасия была также бойким и беспечным ребенком, разумным и не без хитрости - ей всегда удавалось все повернуть на свой лад... - пишет А.Танеева.- С самого раннего детства в ее голове возникали планы разных шалостей ,позднее к ней присоединялся всегда готовый к шалостям наследник. Анастасия унаследовала отцовскую наблюдательность., но обычно ее внимание привлекала комическая сторона. Врожденный мим, она прекрасно воспроизводила свои наблюдения."

"Она была чрезвычайно остроумна и обладала несомненным даром мима, - соглашается с ней Лили Ден.-   Во всем умела находить забавную сторону и сама была не своя до всяческих розыгрышей. Думаю, из нее бы вышла прекрасная комедийная актриса. Она то и дело проказничала, это был настоящий сорванец."

И.Степанов вспоминал, что у Анастасии "разбегались глаза от живости и жадности к жизни". Когда сестра Николая II Ольга Александровна устраивала у себя балы, то "особенно радовалась моя милая крестница Анастасия, поверьте, я до сих пор слышу, как звенит в комнатах её смех. Танцы, музыка, шарады — она погружалась в них с головой".   Далее Ольга Александровна продолжала: "Анастасия была моей любимой крестницей!   Я любила ее за бесстрашие.  Она никогда не хныкала и не плакала, даже если ей было больно.    Это была настоящая сорвиголова.  Бог знает, кто из молодых кузенов научил ее лазить по деревьям, но лазить она умела, даже когда была совсем крохой.  Мало кому известно, что у нее была слабая спинка и доктора рекомендовали массаж.   Анастасия, или Швибзик, как я ее называла, не выносила всякую суету.   Два раза во дворец приходила из госпиталя сестра милосердия, и моя маленькая племянница - эта шалунья - обычно пряталась в буфет или под кровать, чтобы хоть на пять минут оттянуть этот противный массаж.  Наверное, доктора были правы, когда говорили о дефекте спинной мышцы, но никто из тех, кто видел, как играет Анастасия, не поверил бы этому, настолько живой, полной энергии была она".

Девочка отличалась лёгким и жизнерадостным характером, любила играть в лапту, в фанты, в серсо, могла часами без устали носиться по дворцу, играя в прятки. Легко лазила по деревьям, и часто из чистого озорства отказывалась спуститься на землю. Она была неистощима на выдумки, к примеру, любила раскрашивать щёки и носы сестёр, брата и молодых фрейлин душистым кармином и клубничным соком. С её лёгкой руки в моду вошло вплетать в волосы цветы и ленты, чем маленькая Анастасия очень гордилась.

Младшая княжна нежно любила отца и преклонялась перед матерью. Она всегда искала случай помочь Императрице и бегом исполняла ее поручения. "Анастасия - это мои ноги", - говорила о младшей дочери Государыня.

Прилежанием в учёбе Анастасия не отличалась, она терпеть не могла грамматику, писала с ужасающими ошибками, а арифметику с детской непосредственностью именовала «свинством». Преподаватель английского языка Сидней Гиббс вспоминал, что однажды она пыталась подкупить его букетом цветов, чтобы повысить оценку, а после его отказа отдала эти цветы учителю русского языка — Петру Васильевичу Петрову.
Анастасия и учитель Сидней Гиббс ок 1913г.
Анастасия Николаевна ок. 1912 г.

Однажды о таланте комической актрисы и о обожании к пародиям, Алексей сказал ей:
" Анастасия, тебе нужно представлять в театре, будет очень смешно, поверь!"
На что получил неожиданный ответ, что великая княжна не может выступать в театре, у неё есть другие обязанности. Иногда, впрочем, её шутки становились небезобидными. Так она неутомимо дразнила сестёр, однажды играя в снежки с Татьяной, попала ей в лицо, да так сильно, что старшая не смогла удержаться на ногах и носом пошла кровь; впрочем сама виновница, перепуганная насмерть долго плакала на руках у матери. Великая княгиня Нина Георгиевна позднее вспоминала, что маленькая Анастасия никак не желала простить ей высокого роста, во время игр пыталась обхитрить, подставить ножку, и даже поцарапать соперницу.

" Она постоянно доходила в своих шутках до опасной грани", — вспоминал Глеб Боткин, сын убитого вместе с царской семьей лейб-медика. "Она постоянно рисковала быть наказанной".

Особой аккуратностью и любовью к порядку маленькая Анастасия тоже не отличалась, Хэлли Ривз, жена американского дипломата, аккредитованного при дворе последнего императора, вспоминала, как маленькая Анастасия, будучи в театре, ела шоколад, не удосужившись снять свои длинные белые перчатки, и отчаянно перемазала себе лицо и руки. Её карманы были постоянно забиты шоколадками и конфетами «Крем-брюле», которыми она щедро делилась с окружающими.

Она также любила животных. Вначале у неё жил шпиц по имени Швыбзик, с ним также было связано немало забавных и трогательных случаев. Так, великая княжна отказывалась ложиться спать, пока к ней не присоединялась собачка, а однажды, потеряв своего любимца, звала его громким лаем — и преуспела, Швыбзик отыскался под диваном. В 1915 году когда шпиц умер от инфекции, она была безутешна в течение нескольких недель. Вместе с сёстрами и братом, они отпели собачку и похоронили её на Детском острове. Затем у неё жил пёс по имени Джимми.

Она любила рисовать, причём делала это весьма неплохо, с удовольствием играла с братом на гитаре или балалайке, вязала, шила, смотрела кинофильмы, увлекалась модным в то время фотографированием, причём имела собственный фотоальбом, обожала висеть на телефоне, читать или просто валяться в постели. Зачитывалась пьесами Шиллера и Гёте, любила Мало и Мольера, Диккенса и Шарлотту Бронте. Хорошо играла на рояле, и охотно исполняла с матерью в четыре руки пьесы Шопена, Грига, Рахманинова и Чайковского.

Преподаватель французского языка Жильяр так вспоминал о ней:

"Она была баловница — недостаток, от которого она исправилась с годами. Очень ленивая, как это бывает иногда с очень способными детьми, она обладала прекрасным произношением французского языка и разыгрывала маленькие театральные сцены с настоящим талантом. Она была так весела и так умела разогнать морщины у всякого, кто был не в духе, что некоторые из окружающих стали, вспоминая прозвище, данное её матери при английском дворе, звать её «Солнечный луч».

Вот, что можно еще прочесть об Анастасии у генерала М. К. Дитерихса: "Великая княжна Анастасия Николаевна, несмотря на свои 17 лет, была еще совершенным ребенком. Такое впечатление она производила главным образом своей внешностью и своим веселым характером. Она была низенькая ,очень плотная, "кубышка", как дразнили ее сестры. Ее отличительной чертой было подмечать слабые стороны людей и имитировать их. Это был природный, даровитый комик. Вечно бывало она всех смешила, сохраняя деланно серьезный вид. В семье ее прозвали "Швыбз", за подвижность и неистощимость в изобретении шалостей и проказ, а также дома звали «Настаськой, Настей, кубышкой» — за небольшой рост (157 см.) и кругленькую фигуру".


Материалы использованы из -
1. http://ru.wikipedia.org/wiki/Анастасия_Николаевна
2. Орехов Д. "Подвиг царской семьи".-СПб.:Невский проспект, 2002.-224с
3. Царские дети: сб/Сост.: Н.К. Бонецкая.-М.:Сретенский монастырь, 2004.-448с.

Она появилась на свет 31 ноября 1895 года в Царском Селе. Была веселой, подвижной девочкой, любимицей отца, который первое время сравнивал ее «достижения» с «достижениями» дочери своей сестры Ксении - Ирины. И записывал в дневнике, не скрывая гордости: «Наша Ольга весит чуть больше». «На крестинах наша была спокойнее и не так кричала, когда окунали...»

От отца Им­ператора Николая II  она унаследовала все лучшие стороны его души: простоту, скромность, добро­ту, непоколебимую рыцарскую честность, все­объемлющую любовь к Родине — естественную, не показную, впитанную с рождения.   От матери   Императрицы Алексан­дры Фёдоровны она восприняла искреннюю глубокую Веру в Бога, прямоту,  умение вла­деть собой и крепость духа.

Фрейлина Анна Танеева (Вырубова) вспоминала о княжне Ольге: "Характер­ными чертами у неё были сильная воля и неподкупная честность и прямота, в чём она походила на мать.   Эти прекрасные качества были у неё с детства, но ребёнком Ольга Николаевна бывала нередко упряма, непослушна и очень вспыльчива; впо­следствии она умела себя сдерживать».

В своей книге «Подлинная Царица Юлия Ден (она была не намного старше Ольги) подробно рассказывает о Великих Княжнах, в частности об Ольги Николаевны: "Великая Княжна Ольга Николаевна была самой старшей из четырёх сестёр- красавиц.  Это было милое существо, и всякий,  кто видел ее впервые, тотчас влюблялся в неё.   В детстве она была некрасивой, но в пятнадцать лет  как-то сразу похорошела. Немного выше cреднего роста, свежее лицо, тёмно-синие глаза, пышные светло русые волосы, красивые руки и ноги.  К жизни Ольга Николаевна относилась серьёзно, была наделена умом и покладистым характером».  Фрейлина Императрицы баронесса София Буксгевден также оставила описание княжны: Великая Княжна Ольга Николаевна была красивая, высокая со смеющимися голубыми глазами... Она прекрасно ездила верхом.   Из всех сестер она была самая умная, самая музыкальная; по мнению её учителей, она обладала абсолютным слухом.  Она могла сыграть на слух любую услышанную мелодию, переложить сложные музыкальные пьесы...   Ольга Николаевна была очень непосредственна, иногда слишком откровенна, всегда искренна.   Она была очень обаятельная и самая весёлая.    Она была щедра и немедленно отзывалась на любую просьбу».

Генерал М.К. Дитерихс вспоминал: «Великая Княжна Ольга Николаевна представляла собою типичную хорошую русскую девушку с большой душой.  На окружающих она производила впечатление своей ласковостью, своим чарующим, милым обращением.  Со всеми она держала  себя ровно, спокойно и поразительно просто и естественно.  Она не любила хозяйства, но любила уединение и книги. Она была развитая и очень начитанная, имела способности к искусствам: играла на рояле, пела и в Петрограде училась пению, хорошо рисовала.  Она была очень скромной и не любила роскоши".

"У Ольги Николаевны хрустальная душа", - говорили ее учителя.

"Старшая, Ольга Николаевна, обладала очень живым умом, - делился своими впечатлениями Пьер  Жильяр. - У нее было очень много рассудительности и в тоже время непосредственности.  Она была очень самостоятельного характера и обладала быстрой и забавной находчивостью в ответах.  Вначале мне было не так-то легко с нею, но после первых стычек между нами установились самые искренние и сердечные отношения.  Она все схватывала с удивительной быстротой и умела придать усвоенному оригинальный оборот.    
... Я вспоминаю между прочим, как на одном из наших первых уроков грамматики, когда я объяснял ей спряжения и употребление вспомогательных глаголов, она прервала меня вдруг восклицанием: "Ах, я поняла, вспомогательные глаголы - это прислуга глаголов; только один несчастный глагол 'иметь' должен сам себе прислуживать!"...

Все как один утверждают, что Ольга обладала большим умом.  Но ум этот был склада философского, а не практического.  Она любила отвлеченно рассуждать, и ее суждения отличались большой глубиной.

«Всё это только красивые фразы, — од­нажды сказала дочери Императрица Алексан­дра Фёдоровна, — а дела нет никакого!»   На что мудрая Ольга ответила: «Красивые слова поддерживают людей, как костыли, — и до­бавила: — При Екатерине было сказано много красивых слов, которые перешли потом в дело» (любимой исторической фигурой у Ольги была Екатерина II).

В 20 -летнем возрасте Ольга получила право распоряжаться частью своих денег, и первой её просьбой было разрешить ей оплатить лечение ребёнка-инвалида. Выезжая на прогулки, Оль­га часто видела этого ребёнка, ковыляющего на костылях, и слышала, что его родители были слишком бедными, чтобы платить за его лече­ние. Для лечения мальчика она начала отклады­вать деньги из своего небольшого ежемесячного содержания.

Лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин так писал об Ольге Николаевне:

"Я никогда не забуду тонкое, совсем непоказное, но такое чуткое отношение к моему горю...*(*Во время первой мировой войны у Е. С. Боткина погиб старший сын, горячо им любимый. Доктор очень остро переживал свою ужасную потерю. – С. М.). Посреди моих темных дум забегала в комнату Ольга Николаевна - и, право, точно ангел залетел". Солнечный свет ее души согревал всех, кто был рядом.

С прислугой Ольга, как и все сёстры, была неизменно ласкова и проста в общении. Прислуга тоже очень любила царских детей. Старик камер­динер Волков говорил: «Я не умею рассказать про характеры Царской Семьи, потому что я че­ловек не учёный, но я скажу, как могу. Я скажу про них просто: это была самая святая и чистая семья». Любимицей же Волкова была Великая Княжна Ольга.   «Ольга — это Романова!» — с гордостью повторял он.

"Первые годы войны, когда внимание всех было приковано всецело к фронту, совершенно, перестроили жизнь великой княжны Ольги. Из замкнутого круга семьи с ее простой, строго размеренной жизнью, ей пришлось, вопреки всем склонностям и чертам ее характера, повести жизнь сестры милосердия, а иногда и - общественного деятеля... Часто великим княжнам приходилось самим выезжать в Петроград для председательствования в благотворительных комитетах их имени или для сбора пожертвований. Для великой княжны Ольги это было непривычным и очень нелегким делом, так как она и стеснялась, и не любила никаких личных выступлений" (П. Савченко).

Да, старшая княжна не была создана для общественной жизни, но старалась, как могла и умела, перебороть себя.

Ей в этом много помогали мать и бабушка – императрица Мария Феодоровна.    Государыня Александра вообще, всячески развивая в детях самостоятельность и рассматривая участие великих княжон в общественной жизни как непременный Долг императорских дочерей, постоянно старалась расшевелить застенчивую и тихую старшую дочь. Она всюду брала ее с собою: в оперу, на концерт, заседания комитетов, в лазареты, больницы, институты "Я взяла с собой Ольгу, - пишет она мужу в одном из писем, - чтобы посидела со мной, она тогда более привыкнет видеть людей и слышать, что происходит. Она умное дитя".

И Великая княжна, внимала, размышляла, запоминала, записывала, разговаривала, одаривала улыбкой и скованность ее постепенно таяла.

Одна беда сильно огорчала мать - Государыню.    Цесаревна Ольга, похоже, была весьма хрупкого здоровья.   Часто хворала.    Доктора привычно для медицины заставляли ее много лежать, но она им не подчинялась.    Можно догадываться, что от матери она унаследовала и глубокую восприимчивость и некоторую сердечную слабость, часто столь свойственную художественным, артистичным натурам.   Она быстро уставала и бледнела, однако, упорно отказывалась принимать лекарства и бездельничать.     Сестры и родители трепетно оберегали ее, как могли.

.Е.Мельник-Боткина, дочь придворного врача, вспоминала:

«Великая княжна Ольга Николаевна, более слабая здоровьем и нервами, недолго вынесла работу хирургической сестры, но лазарета не бросила, а продолжала работать в палатах, наравне с другими сестрами, тщательно убирая за больными».

Софья Яковлевна Офросимова говорила о княжне – сестре милосердия: «Великую княжну Ольгу Николаевну все обожали, боготворили; про нее больше всего любили мне рассказывать раненые".

"На настоящем балу была только  великая княжна Ольга Николаевна, и то всего один раз, в день трехсотлетия Дома Романовых.   В этот вечер личико ее горело таким радостным смущением, такой юностью и жаждой жизни, что от нее нельзя было отвести глаз.  Ей подводили блестящих офицеров, она танцевала со всеми и женственно, слегка краснея, благодарила по окончании танца кивком головы.  Остальным княжнам так и не удалось побывать на настоящем балу" (С.Я. Офросимова).

А вот как описывала пору девичьего триумфа старшей Цесаревны Анна Танеева:

“В эту осень Ольге Николаевне исполнилось шестнадцать лет, срок совершеннолетия для Великих Княжон. Она получила от родителей разные бриллиантовые вещи и колье. Все Великие Княжны в шестнадцать лет получали жемчужные и бриллиантовые ожерелья, но Государыня не хотела, чтобы Министерство Двора тратило столько денег сразу на их покупку Великим Княжнам, и придумала так, что два раза в год, в дни рождения и именин, получали по одному бриллианту и по одной жемчужине. Таким образом, у Великой Княжны Ольги образовалось два колье по тридцать два камня, собранных для нее с малого детства.

Вечером был бал, один из самых красивых балов при Дворе. Танцевали внизу в большой столовой. В огромные стеклянные двери, открытые настежь, смотрела южная благоухающая ночь. Приглашены были все Великие Князья с их семьями, офицеры местного гарнизона и знакомые, проживавшие в Ялте. Великая Княжна Ольга Николаевна, первый раз в длинном платье из мягкой розовой материи, с белокурыми волосами, красиво причесанная, веселая и свежая, как цветок лилии, была центром всеобщего внимания. Она была назначена шефом 3-го гусарского Елисаветградского полка, что ее особенно обрадовало. После бала был ужин за маленькими круглыми столами”.

Сохранилась картина, на которой изображен этот самый бал. В центре ее - Великая княжна Цесаревна Ольга Николаевна в паре с военным. Они самозабвенно кружатся в вихре вальса, а светская публика смотрит на них в сотни пар глаз, расступившись, освободив пространство для столь легкого восторженного парения юности.

Замерла восхищенно, позабыв о музыке, прямо на середине танцевального па даже сама родительская Императорская чета, видимо, только что открывшая бал. Государь и Государыня Александра Феодоровна трепетно наблюдают за дочерью, чей силуэт кажется еще более воздушным, невесомым, на фоне алого бархата бесконечных лож и сияющего огнями сотен свечей танцевального зала..

Автор этой картины неизвестен широкой публике, она чудом уцелела в одном из частных собраний, но на ней художнику каким то шестым чувством удалось передать палитрой и мазками кисти всю прелесть мгновений быстро уходящей юности и вообще – мимолетность жизни.

Когда Ольга превратилась в красивую цвету­щую девушку, в семье встал вопрос о её замуже­стве.    Найти подходящую партию было нелегко, и не только потому, что «народ-то всё пустой стал, махонький», как говорил старик Волков, об­ладающий простой житейской мудростью, а по­тому что Ольга категорически не хотела покидать Россию.

Ольге предлагали выйти замуж за румынского принца.   И хотя родители с обеих сторон благо­склонно относились к возможному браку, Оль­га наотрез отказалась.  «Если я этого не захочу, этого не будет, заявила княжна. - Папа мне обещал не принуждать меня, а я не хочу покидать Россию.  На замечание Пьера Жильяра о том, что она всегда  будет иметь возможность возвращаться на Родину. Ольга ответила: "Несмотря на все, я буду чужой в моей стране, а я русская и хочу остаться русской! "

И она до конца осталась русской с хрустально-чистой душой, полной безграничной любви к России и к своей семье.

Источники - 1. Покаяние спасёт Россию. О Царской семье. /Сост. Т.Н. Микушина, О.А. Иванова, Е.Ю. Ильина.– Омск:  Издательский Дом «СириуС», 2013. – 264 с., цв. и ч.-б. илл. +  

2. http://www.peoples.ru/family/children/o_romanova/index.html

Вторая дочь Императора Николая II и Императрицы Александры Фёдоровны родилась 1897г. в Петергофе.   Её назвали Татьяной, поскольку императору понравилась мысль, что дочерей будут звать Ольга и Татьяна, как сестер Лариных в поэме А.С. Пушкина «Евгений Онегин».

ИСТОЧНИКИ - 1. Кравцова М. Воспитание детей на примере святых царственных мучеников. - М.: Вече, 2013. - 208 с.

2. Покаяние спасёт Россию. О Царской семье. /Сост. Т.Н. Микушина, О.А. Иванова, Е.Ю. Ильина.– Омск:  Издательский Дом «СириуС», 2013. – 264 с., цв. и ч.-б. илл.

Мария Романова появилась на свет 26 июня 1899 года.  Когда она была еще совсем маленькой, ее внешность сравнивали с ангелочками на картинах Боттичелли, и родные называли ее чудесной малышкой, а ее огромные тёмно-синие глаза — «Машкиными блюдцами».  С раннего детства все окружаю­щие отмечали добро­душие, сердечность, ровный, весёлый ха­рактер и приветливость Марии. Она была под­вижной, смешливой, за­бавной «пышкой Туту» с распахнутой душой.

Однажды малышка  стащила булочки с родительского чайного стола, и строгая Императрица в наказа­ние хотела уложить её спать раньше положенного времени.   Однако отец — Николай Александрович — возразил, сказав: «Я боялся, что у неё скоро вырастут кры­лья, как у ангела!   Я очень сильно рад увидеть, что она человеческий ребёнок». 

В семье её называли Машенька, Мари, Мэри.    Мария с детства отличалась добродушием спокойствием.   Как отмечал Пьер Жильяр:         « Вкусы её были очень скромны, она была воплощенной сердечностью и добротой; сёстры, может быть, немного этим пользовались». Как-то четырнадцатилетняя сестра Ольга смогла убедить Марию, чтобы та написала матери письмо, про то чтобы Ольге дали отдельную комнату и разрешили удлинить платье.     У Марии был талант к рисованию, она хорошо делала наброски, используя для этого левую руку, но у неё не было интереса к школьным занятиям.

                                                                                                   рисунки Марии Николаевны

Среди младших детей царской семьи Мария являлась самой взрослой, поэтому со временем, когда Императрице приходилось уезжать вместе со старшими дочерьми, то на Марию возлага­лась обязанность присматривать за Анастасией и Алексеем. «Моя дорогая Мария, ты прочитаешь это, когда мы уедем.    Очень печально оставлять вас, троих малышей, и я буду постоянно о вас думать. Ты в этой группе старшая и поэтому должна хорошо присматривать за младшими», наставляла дочь Александра Фёдоровна.

Мария очень любила детей.  По воспоминаниям окружающих, «она была по натуре типичнейшая мать.    Её сферой были маленькие дети.   Больше всего она любила возиться и нянчиться с ними». (Н.А.Соколов)

Внутренний мир Марии был всегда окрашен ярким и тёплым религиозным чувством.    Чувство  религиозности было естественным, просто выросшим из младенчества и осталось на всю короткую и яркую жизнь Beликой княжны глу­боко и искренне переживаемым.

С матерью-дру­гом всегда можно было всем поде­литься, даже сокро­венными мыслями: «Знаешь, это очень странно, но, когда я вышла из комна­ты Алексея после молитвы, у меня было такое чувство, как будто я пришла с исповеди... такое приятное, небесное ощущение».

Характер этой девочки был весьма любве­обильный, сострадательный и миролюбивый.  Никого она никогда не оскорбляла, а старалась всегда всех мирить.  Это была юная миротворица.   Простота её была необыкновенная, и вела она себя просто, как простая русская девушка, видя в каждом человеке брата и сестру...

С этой Царственной девочкой не было скучно и своим, и чужим. Она умела развлечь и развесе­лить скорбящего и унылого, за что все её любили и уважали. Хозяйством она хотя не увлекалась, но помогала своей сестре Татиане Николаевне, оказывая ей полное послушание...

На фото Мария Николаевна и ее сестра Татьяна

Игумен Серафим (Кузнецов) в книге «Православный Царь-мученик» с любовью рисует портр­ет Марии: «Великая Княжна Мария Николаевна унаследовала во всех отношениях, как внешних, так и внутренних, все качества своего деда Императора Александра III.   Крепость телосложения была у неё мужественная при совокупности редкой красоты.   Она обладала большой силой, так что когда Цесаревич Алексей Николаевич был болен и нуждался в передвижении, то Мария Ни­колаевна носила его как малого ребёнка.

Она была неизменной заступницей за прови­нившихся перед отцом и матерью.

Она дружила с А.А. Вырубовой, делая с ней совместно много дел христианского милосердия.   Эта юная Царевна была для всех светлым ан­гелом любви.   Пред её просьбами было трудно устоять не только любвеобильному Царю, но и Царице с адамантовой силой воли.

на фото Мария Николаевна вместе с сестрой Ольгой

В своих воспоминаниях Игумен Серафим при­водит один из случаев проявления Марией любви и сострадания. «Во время Царского юбилейного путешествия в 1913 году в одном из посещаемых Государем монастырей Владимирской епархии Мария Николаевна заметила больную старицу схимонахиню, сидящую в кресле далеко в сто­роне; во время молебна она, видимо, попросила отца подойти к этой страдалице и утешить её.

Кончился молебен. Государь пошёл из храма, но неожиданно для всех сворачивает с дороги в сторону и подходит к больной схимонахине, ко­торая от нечаянной радости заплакала.   Государь поговорил с больной, ободрил и просил от неё благословения и молитв... По примеру отца по­ступили и дети. Старица от духовного востор­га умильно плакала слезами радости; виновница сего Мария Николаевна торжествовала, что име­ла возможность порадовать больную страдалицу скорбей беспросветных.

Так эта юная Царевна с жизнерадостным ли­цом и любвеобильным сердцем всюду вносила ра­дость, мир и утешение, являясь для всех ангелом утешения».

После получения известия об отречении го­сударя от престола Мария глубоко переживала, но старалась держаться, чтобы не огорчать мать. «Мама убивалась, и я тоже плакала, — призна­лась Мария Анне Танеевой, — но после, ради Мама, я старалась улыбаться за чаем».   Сохранились строки из её письма отцу на ан­глийском языке, которые она писала 3 марта 1917 года из Царского Села, будучи пленницей.   «До­рогой и любимый Папа!   Я всегда с тобой в моих мыслях и молитвах.   Сестры всё ещё лежат в тёмной комнате, и Алексею уже это надоело, и он перешёл в игральную - комнату с открытыми окнами. Сегодня мы очищали пули от олова с Жиликом (так дружески дети называли Пьера Жильяра —авт.-сост.)и были очень доволь­ны. Я провожу почти все дни с Мама, потому что теперь только я одна здорова и могу ходить.   Я также сплю с нею в одной комнате, чтобы быть близко на случай, если ей что-то понадо­бится.   Лили Дэн спит в красной гостиной на ди­ване, где спала раньше Ольга.    Дорогой, любимый Папа, все мы сердечно тебя обнимаем и целуем.    Храни тебя Бог. Твои дети».   Сдержанное и тё­плое письмо, в котором Мария старается успоко­ить отца, не позволяя себе ни единой жалобы на здоровье и на тревожащую их всех обстановку внутри и вокруг дворца.

Сидней Гиббс рассказывал, что великая княжна Мария Николаевна в восемнадцать лет (в 1917 г.) «была плотной и очень сильной, легко могла меня поднять.  Приятной внешности. После болезни (корь) очень сильно похудела.  Она рисовала карандашом и красками и неплохо играла на пианино, но хуже, чем Ольга или Татьяна.   Мария была простая, любила детей, немножко склонна быть в лени; возможно, из нее бы получилась прекрасная жена и мать».

Дополняет портрет Великой княжны Марии Николаевны генерал М.К. Дитерихс: «Во время прогулок в парке (в Царском Селе после ареста семьи ^—авт.-сост.) вечно она, бывало, заводи­ла разговор с солдатами охраны, расспрашивала их и прекрасно помнила, у кого как звать жену, сколько детишек, сколько земли и т.п.  У нее всегда находилось много общих тем для бесед с ними…   Во время ареста она сумела расположить к себе всех окружающих, не исключая и комиссаров…  А в Екатеринбурге охранники-рабочие обучали ее готовить лепешки из муки без дрожжей».

По воспоминаниям оставшихся в живых при­ближённых царской семьи, красноармейцы, ох­ранявшие дом Ипатьева, проявляли иногда бес­тактность и грубость по отношению к узникам.   Однако и здесь Мария сумела внушить охране уважение к себе.   Сохранились рассказы о случае, когда охранники в присутствии двух сестёр по­зволили себе отпустить пару сальных шуток, по­сле чего Татьяна «белая как смерть» выскочила вон, Мария же строгим голосом отчитала солдат, заявив, что подобным образом они лишь могут вызвать к себе неприязненное отношение.

14 июня 1918 года Мария отметила в доме Ипатьева свой последний — 19-й день рождения.   Тогда же произошло событие, показавшее, на­сколько Мария смогла расположить к себе крас­ноармейцев: один из них попытался тайком про­нести в дом Ипатьева именинный пирог.    Однако он был остановлен патрулём, внезапно явившимся с обыском.

Софья Яковлевна Офросимова, фрейлина Им­ператрицы, писала о Марии с восторгом: «Её смело можно назвать русской красавицей.  Вы­сокая, полная, с соболиными бровями, с ярким румянцем на открытом русском лице, она осо­бенно мила русскому сердцу.   Смотришь на неё и невольно представляешь её одетой в русский бо­ярский сарафан; вокруг её рук чудятся белоснеж­ные кисейные рукава, на высоко вздымающейся груди — самоцветные камни, а над высоким белым челом - кокошник с самокатным жемчугом.   Её глаза освещают всё лицо особенным, лучи­стым блеском; они... по временам кажутся чёр­ными, длинные ресницы бросают тень на яркий румянец её нежных щёк. Она весела и жива, но ещё не проснулась для жизни; в ней, верно, таят­ся необъятные силы настоящей русской женщи­ны».   Этим силам не суждено было раскрыться в полной мере.

Таким образом, из нескольких фрагментов мы мо­жем сложить портрет простой и скромной молодой де­вушки с художественными наклонностями, безусловно с твердыми убеждениями и развитым материнским чув­ством.   Интересно отметить, что в последнюю ужасную поездку в Екатеринбург, когда детей временно остави­ли в Тобольске, потому что Алексей Николаевич был слишком болен, чтобы ехать, Николай Александрович и Александра Феодоровна взяли с собой именно Марию  Николаевну, с тем чтобы она помогала матери.

ИСТОЧНИКИ - 1. Кравцова М. Воспитание детей на примере святых царственных мучеников. - М.: Вече, 2013. - 208 с.

2. Покаяние спасёт Россию. О Царской семье. /Сост. Т.Н. Микушина, О.А. Иванова, Е.Ю. Ильина.– Омск: 

Издательский Дом «СириуС», 2013. – 264 с., цв. и ч.-б. илл.

Четвёртая дочь царской четы Великая княжна Анастасия Николаевна родилась 18 июня 1901 г. в Петергофе.

Круглолицая, голубоглазая, с пшеничного цвета волосами, Анастасия очень походила на отца. Росла она подвижным и энергичным ребёнком. Домаш­ние звали её «маленькой», Настаськой, Настей, «кубышкой» — за небольшой рост и кругленькую фигуру, а ещё забавным прозвищем «швыбзик» или «швибз» -  за неистощимость в изобретении шалостей и проказ. Все отмечали, что маленькая Анастасия обладала большим обаянием.

«Анастасия Николаевна всегда шалила, лази­ла, пряталась, смешила всех своими выходками, и усмотреть за ней было нелегко», - писала Анна Танеева.  С.Я. Офросимова вспоминала: «Когда приходили княжны, в особенности Великая Княжна Анастасия Николаевна, начинались страшная возня и шалости.  Анастасия Николаевна была отча­янной шалуньей и верным другом во всех приказаниях цесаревича».

Девочка отличалась лёгким и жизнерадост­ным характером, любила играть в лапту, в фан­ты, крутить металлический обруч, могла часами без устали носиться по дворцу, играя в прятки.   Легко лазила по деревьям и часто из озорства отказывалась спуститься на землю.   Она была не­истощима на выдумки, к примеру, любила рас­крашивать щёки и носы сестёр, брата и молодых фрейлин душистым кармином (красным красителем) и клубничным соком.    С её лёгкой руки в моду вошло вплетать в волосы цветы и ленты, чем девочка очень гордилась.    Анастасия была не­разлучна со старшей сестрой Марией, обожала брата и могла часами развлекать его, когда Алек­сея укладывала в постель очередная болезнь.

Юлия Ден писала: «Самая младшая из великих княжон, Анастасия Ни­колаевна, казалось, была из ртути, а не из плоти и кро­ви. Она была очень, чрезвычайно остроумна и обладала несомненным даром мима. Во всем умела находить за­бавную сторону... Думаю, из нее вышла бы превосходная комедийная актриса. Она то и дело проказничала, это был настоящий сорванец, но я бы не посмела сказать, что она отставала в своем развитии, как однажды заявил месье Жильяр, наставник цесаревича.   Во время революции Анастасии исполнилось всего шестнадцать — в конце концов, не ахти какой пре­клонный возраст!    Она была хорошенькой, но лицо у нее было смышленое и в глазах светился недюжинный ум»

Однако при этом Анастасия понимала своё по­ложение, занимаемое ею от рождения, и однаж­ды, когда младший брат сказал ей: «Анастасия, тебе нужно представлять в театре, будет очень смешно, поверь!», то получил неожиданный от­вет, что Великая княжна не может выступать в театре, у неё есть другие обязанности.

По воспоминаниям Пьера Жильяра, «Анаста­сия Николаевна была... большая шалунья, и не без лукавства. Она во всём быстро схватывала смешные стороны; против её выпадов трудно было бороться.    Она была баловница — недостаток, от которого она исправилась с годами. Очень лени­вая, как это бывает иногда с очень способными детьми, она обладала прекрасным произношени­ем французского языка и разыгрывала маленькие театральные сцены с настоящим талантом.    Она была так весела и так умела разогнать морщины у всякого, кто был не в духе, что некоторые из окружающих стали, вспоминая прозвище, данное её матери при английском дворе, звать её «Сол­нечный луч».

Прилежанием в учёбе Анастасия не отлича­лась, она терпеть не могла грамматику, писала с ошибками, а арифметику с детской непосред­ственностью именовала «свинством». Препода­ватель английского языка Чарльз Сидней Гиббс вспоминал, что однажды она пыталась подкупить его букетом цветов, чтобы повысить оценку, а по­сле его отказа отдала эти цветы учителю русского языка.

Как и сёстры, Анастасия любила рисовать, вязала, шила, увлекалась модным в то время фотографированием, причём имела собственный фотоальбом. Она зачитывалась пьесами Шиллера и Гёте, любила Мольера, Диккенса и Шарлот­ту Бронте.   С удовольствием играла с братом на гитаре и балалайке. Хорошо играла на рояле и охотно исполняла с матерью в четыре руки пьесы Шопена, Грига, Рахманинова и Чайковского.

А. А. Танеева: «Все эти три великие княжны (кроме Татьяны. —М. К.) шалили и резвились, как мальчики, и манерами напоминали Романовых.    Анастасия Нико­лаевна всегда шалила, лазила, пряталась, смешила всех своими выходками, и усмотреть за ней было нелегко».

Т.Е. Мельник-Боткина: «Больше всего мы видели Анастасию Николаевну. Она приходила и садилась в но­гах дивана, на котором лежал отец, а вечером, когда при делала вид, что страшно боится, и забивалась в caмый дальний уголок, затыкая уши и смотря большими деланно испуганными глазками. Иногда, чинно разговаривая, она, если мы вставали за чем-либо, незаметно подставляла нам ножку».

Анастасия благодаря ее жизнерадостному характеру от природы даже в ссылке находила маленькие поводы для радости.  В одном из ее писем во время ссылки в Тобольске, отправленном на пасхальной неделе 1918 г. сестре Марии, Ана­стасия описывает минуты радости, пережитые, несмотря на грусть, одиночество и беспокойство за больного брата: «Ужасно хорошо устроили иконостас к Пасхе, всё в ёлке, как и полагается здесь, и цветы. Снимались мы, надеюсь, выйдет. Я продолжаю рисовать, говорят — недурно, очень приятно. Качались на качелях, вот когда я пада­ла, такое было замечательное падение!., да уж! Я столько раз вчера рассказывала сёстрам, что им уже надоело, но я могу ещё массу раз рассказы­вать... Вот была погода! Прямо кричать можно было от приятности. Я больше всех загорела, как ни странно, прямо акробатка!.. Очень извиняюсь, забыла Вас Всех моих любимых поздравить с праздниками, целую не три, а массу раз Всех. Все тебя, душка, очень благодарят за письмо».

Как свидетельствовал генерал М.К. Дитерихс, участвовавший в расследовании убийства царской семьи, «Великая княжна Анастасия Николаев­на, несмотря на свои семнадцать лет, была ещё совершенным ребёнком.   Такое впечатление она производила главным образом своей внешностью и своим весёлым характером.   Она была низень­кая, очень плотная, — «кубышка», как дразнили её сёстры. Её отличительной чертой было под­мечать слабые стороны людей и талантливо ими­тировать их.   Это был природный, даровитый ко­мик.   Вечно, бывало, она всех смешила, сохраняя деланно-серьёзный вид».

«Все любили Анастасию, так как своим очарованием каждое серое мгновение она умела претворить в радость и рассеять всякую заботу своей девичьей веселостью.   Мать Анастасии, человек суровый, не раз пробовала выговаривать дочери, но эти выговоры обыкновенно кончались смехом и поцелуями. Отец, брат, старшие сестры, учительница, преподаватели и домашний врач, учитель музыки, горничная, лакей — все домашние обожали Анастасию.

на фото Анастасия вместе с папой

Однажды во время ссылки устроили любительский спектакль.   Анастасия сама играла главную роль и в самых чувствительных сценах выказала столько комизма, что даже строгая мать Ана­стасии "умирала со смеху", как записал в своем днев­нике домашний врач доктор Боткин»(Грубинский В. Анастасия).

Даже будучи под арестом в Тобольске и Ека­теринбурге, в самые последние месяцы своей жизни, она находила способы развеселиться и развеселить окружающих.  По воспоминаниям очевидцев, девочек везли в закрытых на ключ каютах, Алексей ехал вместе со своим денщиком Нагорным, доступ к ним в каюту был запрещён даже для врача.

Вскоре пароход прибыл в Тюмень, и далее на специальном поезде четверых детей доставили в Екатеринбург.      Анастасия сохраняла при этом отличное расположение духа.    В письме, расска­зывающем о поездке, слышатся нотки юмора: «Мой дорогой друг, расскажу тебе, как мы еха­ли.    Мы вышли рано утром, потом сели в поезд, и я заснула, а вслед за мной все остальные.   Мы все очень устали, потому что не спали до этого целую ночь.   Первый день было очень душно и пыльно, и приходилось на каждой станции за­дёргивать занавески, чтобы нас никто не мог ви­деть.   Однажды вечером я выглянула, когда мы остановились у маленького дома, станции там не было, и можно было смотреть наружу.    Ко мне подошёл маленький мальчик и попросил: «Дядя, дай газету, если у тебя найдётся».   Я сказала: «Я не дядя, а тётя, и газеты у меня нет».   Я сна­чала не поняла, почему он решил, что я «дядя», а потом вспомнила, что волосы у меня были ко­ротко острижены, и вместе с солдатами, которые нас сопровождали, мы долго смеялись над этой историей.    Вообще, в пути было много забавного, и если будет время, я расскажу тебе о путеше­ствии с начала и до конца.   Прощай, не забывай меня.   Все тебя целуют.   Твоя Анастасия».

Анастасия с папой в ссылке в 1917 г.

Один из охранников Ипатьевского дома вспо­минал об Анастасии как об «очень дружелюбной и полной задора»; другой охранник говорил, что она была «очаровательным чертёнком», «живой, озорной, постоянно разыгрывала пантомимы с со­бачками, как будто в цирке».

Воис­тину она была не только проказницей, но и утешитель­ницей.   Ее живость и быстроту использовала Александра Феодоровна, когда сама из-за болезни вынуждена была сидеть без движения. «Анастасия - мои ноги», — говорила Госуда­рыня про младшую дочь.   И в заключении Анастасия осталась веселой.   Про ее дальнейшую возможную судь­бу гадать труднее всего.   Такие натуры, как великая Княжна Анастасия, малопредсказуемы.  Ей было всего семнадцать лет, когда ее настиг конец земной жизни в подвале Ипатьевского дома.   Анастасия умерла не от пули, ее докалывали штыками, смерть ее была мучи­тельной.   Успела ли понять эта девочка, видевшая в жиз­ни столько радости и столько радости людям дарившая, что вообще происходит?   Можно с уверенностью сказать лишь то, что ни капли ненависти не смутило в последний миг ее чистую душу.

Анастасия в ссылке в 1918 г.

ИСТОЧНИКИ - 1. Кравцова М. Воспитание детей на примере святых царственных мучеников. - М.: Вече, 2013. - 208 с.

2. Покаяние спасёт Россию. О Царской семье. /Сост. Т.Н. Микушина, О.А. Иванова, Е.Ю. Ильина.– Омск:  Издательский Дом «СириуС», 2013. – 264 с., цв. и ч.-б. илл.

Из дневника Александры Фёдоровны: «Ве­ликое искусство — жить вместе, любя друг друга нежно. Это должно начинаться с самих родите­лей».

«Родители должны быть такими, какими они хотят видеть своих детей — не на словах, а на деле. Они должны учить своих детей примером своей жизни».

«...важный элемент семейной жизни — это отношения любви друг ко другу; не просто лю­бовь, а взлелеянная любовь в повседневной жиз­ни семьи, выражение любви в словах и поступках.    Любезность в доме не формальная, а искренняя и естественная.   Радость и счастье нужны детям не меньше, чем растениям нужен воздух и сол­нечный свет».

Доброта, скромность, простота, глубокая Вера в Бога, прямота, дисциплина, крепость духа, уме­ние жертвовать собой, непоколебимое сознание долга и всеобъемлющая любовь к Родине-России, это неполный перечень душевных качеств, кото­рые восприняли царские дети от своих родителей.

Воспитание дочерей в царской семье было строгим, поскольку так была воспитана сама Александра Фёдоровна, да и Государя Николая в детстве не баловал отец — Император Александр III, отличавшийся спартанскими привычками.    Во дворце девочки жили по двое в комнате: старшие Ольга с Татьяной, как их называли, «большие», и младшие Мария с Анастасией — «маленькие».    Царевны спали на жёстких походных кроватях, легко укрытые, каждое утро принимали холодную ванну. Александра Фёдоровна, выросшая при небольшом дворе, с раннего детства прививала дочерям бережливость и умеренность.    Платья и обувь переходили от старших сестёр к младшим. Государыня, сама очень скромная в одежде, в выборе причёсок, не позволяла и дочерям много наряжаться.    Великая княжна Ольга Николаевна полностью восприняла это отношение к роскоши и одевалась очень скромно, постоянно одёргивая в этом отношении других сестёр.

Подруга Императрицы Юлия Ден, которую в царской семье ценили за её ум, рассудительность, спокойную уравновешенность, описывала в сво­ей книге быт царевен: «Их Высочества любили своих горничных и часто помогали им убирать комнаты и стелить постели...

Их Высочества никогда не кичились своим происхождением.    Со свойственной им учтивостью они неизменно пропускали меня вперёд, выходя из какого-то помещения.    При этом не было ни церемонности, ни суеты; это были славные, ми­лые девочки, и я любила их всех.    Их Высочества поднимались рано и вскоре принимались за уро­ки.    После утренних уроков они гуляли с Его Ве­личеством.    В перерыв между ленчем и чаем они вновь отправлялись с отцом на прогулку. Раз­говаривали они по-русски, по-английски, немного по-французски. По-немецки они не разговарива­ли никогда.    Хотя они хорошо танцевали, возмож­ность для этого предоставлялась им редко».

Александра Фёдоровна не позволяла княжнам сидеть без дела ни минуты.    Желая видеть в до­черях настоящих помощниц, она приучала их к основам домашнего хозяйства и сама учила ру­коделью.    Чудные работы и вышивки выходили из-под их изящных ручек.    Лучше других полу­чалось рукоделье у Великой Княжны Татьяны Николаевны.    Она шила себе и старшим сёстрам блузы, вышивала, вязала.

Государыня устраивала благотворительные ба­зары, на которых сама вместе с дочерьми про­давала то, что было сделано их собственными руками.     Вырученные немалые средства шли на поддержание благотворительных учреждений.

Царевны получили прекрасное домашнее об­разование, играли на рояле, хорошо танцевали, рисовали. Воспитывались они в глубокой рели­гиозности, посещали с родителями богослужения.    Александра Фёдоровна постоянно читала Библию и толкования святых отцов Церкви, чтобы более  точно и ясно знать путь, по которому должно идти за Христом.    Любовь к чтению святого пи­сания она прививала и детям.

Мать в отношениях с детьми — простая, сердечная, но одновре­менно и требовательная.     Александра Федоровна не сомневалась, что искренность — непременное условие благородства. Она Сама была таковой и всем Детям сумела подарить то же качество.     Чтобы стать по-настоящему нравственной, честной и добросердечной — надо быть преданной душой Господу. Александра Федоровна, не пере­ставая, говорила о том Детям.     Вот некоторые выдержки из Ее пи­сем.

Ольге Николаевне: «Старайся серьезно говорить с Татьяной и Марией о том, как нужно относиться к Богу» (1909 год); «Ольга, дорогая, в комнате Я или нет, Ты всегда должна вести себя одина­ково.    Это не Я за тобой смотрю, а Бог все видит и повсюду слышит, и это Ему мы должны в первую очередь постараться понравиться, делая все, что нужно, побеждая свои недостатки» (1909); «Да воз­наградит Тебя щедро Бог за Твою любовь к Маме и Твои молитвы за Ее здоровье. Все в Божьей воле» (1909); «Учись послушанию, пока Ты еще мала, и Ты приучишься слушать Бога, когда станешь старше» (1909); «Изо всех сил старайся быть как можно лучше, терпеливее и любезнее во время Святого Поста — серьезно вслуши­вайся в прекрасные молитвы в церкви» (1910).

Татьяне Николаевне.   «Хорошенько молитесь в церкви за всех Нас, за всех Моих цыплят, больших и маленьких» (1907); «Это прекрасно — Ты молишься за свою Мамочку, — может быть, Бог даст что-то хорошее.    Но иногда Он посылает болезнь для блага чьей- то души» (1909); «В церкви внимательно слушай чудные молитвы Великого Поста, они помогут Тебе быть хорошей» (1910).

Марии Николаевне. «Я сейчас должна почитать Библию и мо­литвы, так как не хожу в церковь.    Я надеюсь, что Ты и Татьяна тоже так сделаете» (1907); «Да благословит Тебя Бог.    Старайся все­гда больше всего любить Его и быть хорошей терпеливой малень­кой девочкой и старайся всегда быть послушной» (1910).    «Не за­будь перед исповедью и Причастием почитать книгу, которую Тебе дал Батюшка» (1911); «Я надеюсь, Ты не забыла, что на Пасху в России принято "троекратно лобызаться" (1912); «Ты можешь пой­ти на всенощную, а если стесняешься, будь в Моей маленькой мо­лельне, и в воскресенье тоже» (1914).

Повзрослев, христианские наставления и поучения Матери для Дочерей уже не являлись обязательными.    Теперь Они умом и всем сердцем чувствовали, понимали и ощущали красоту и силу Веры Христовой.    Им не надо было теперь объяснять, как вести себя в Храме, как подходить к аналою, как прикладываться к образам.    Молитва наполняла Их жизнь высокой, живительной радостью.    Как признавалась Матери в 1915 году Мария «знаешь, это очень странно, но, когда я вышла из комнаты Алексея после молитвы, у меня было такое чувство, как будто Я пришла с исповеди, такое приятное небесное ощущение».

Дочери любили Мать бесхитростной и преданной любовью.    Они старались передать Свои чувства в письмах, но нередко казалось, что чего-то главного, «самого-самого» недоговаривают. Им не хва­тало слов, но не оттого, что Они недостаточно хорошо владели лек­сическим запасом, а потому, что их ни в каком языке не существо­вало.    Любовь к Родителям — это как любовь ко Всевышнему; чув­ство здесь всегда значимее, глубже, выше любого его словесного выражения.    Подобного рода посланий сохранилось немало, но, может быть, одно из наиболее проникновенных написано четырнадцатилетней Татьяной Николаевной в ноябре 1911 года в Ливадии.    Это удивительный образец той великой меры любви, которая со­единяла Детей и Родителей.

«Моя дорогая, родная, милая Мама.   Я прошу прощения за то, что не слушаю Тебя, спорю с Тобой, что непослушная. Сразу Я ни­когда ничего не чувствую, а потом я чувствую себя такой грустной и несчастной оттого, что утомила Тебя, потому что Тебе все время приходилось Мне все повторять.    Пожалуйста, прости Меня, Моя бесценная Мамочка.    Сейчас я действительно постараюсь быть как можно лучше и добрее, потому что я знаю, как Тебе не нравится, когда одна из твоих дочерей не слушается и плохо себя ведет.    Я знаю, как это ужасно с Моей стороны плохо себя вести, Моя дорогая Мама, но я на самом деле, милая Моя, буду стараться вести Себя как мож­но лучше и никогда не утомлять Тебя и всегда слушаться с первого слова.    Прости Меня, дорогая.    Напиши Мне только одно слово, что Ты Меня прощаешь, и тогда я смогу пойти спать с чистой совес­тью.    Да благословит Тебя Бог всегда и повсюду — никому не пока­зывай это письмо.    Поцелуй от Твоей любящей, преданной, благо­дарной и верной Дочери. Татьяна».

Естественно, что Александра Федоровна сказала желанное «сло­во »; Она всех Их любила.   Она всегда серьезно и радостно восприни­мала все детские душеизлияния, особенно когда речь шла о том, что хранилось в глубине сердец.

Всю жизнь Александра Федоровна не любила конспирации, в Своем же доме «тайны» и «секреты» Она просто не переносила.    Однако детские исповедания умела хранить, так как это могло ра­нить душу той, которая Ей, Матери, открылась.   Да, собственно, никаких особых «тайн» в этом мире не существовало.    Когда девоч­ки стали переходить в возраст девушек, то у старших — Ольги и Татьяны — возникали Свои, такие понятные, но необъяснимые для них «симпатии» к тому или иному молодому человеку.    Они не рас­пространялись на родственный и придворный круг.    У Княжон вы­зывали симпатию те или иные молодые люди из числа дежурных офицеров при Дворе или офицеров полков, шефами которых они значились Дочери непременно об этом рассказывали Матери, которая не­изменно в таких случаях была чрезвычайно внимательной и предупредительной.      Она не запрещала им ничего, лишь учила сохранять внешнюю беспристрастность, потому что кругом так много любопытных и недоброжелательных глаз.     Невинный взгляд или улыбка, адресованная тому или иному лицу, могли истолковать невесть как.     Об этом Александра Федоровна хорошо знала.     И призывала дочерей не давать злопыхателям ни малейшего повода.

Взаимная любовь детей и родителей была полной и безмерной.   Как вспоминала С.К. Буксгевден, «Императрица воспитывала до­черей Сама, и делала это прекрасно.    Трудно представить себе более очаровательных, чистых и умных девочек.    Она проявляла свой ав­торитет только при необходимости, и это не нарушало той атмо­сферы абсолютного доверия, которая царила между Нею и Дочерьми.    Она понимала жизнерадостность юности и никогда не сдерживала Их, если Они шалили и смеялись.    Ей также нравилось присутство­вать на уроках, обсуждать с учителями направление и содержание занятий».

Александра Федоровна приучала Детей вести дневник и писать письма, лишь только те начинали постигать азы грамотности.    Это тоже было одним из элементов воспитания.   Они должны были учиться излагать свои мысли и овладеть эпистолярным мастер­ством.    Когда девочки вырастали, то появлялась и еще одна причи­на.    Каждая из них хотела донести до Отца и Матери свое сокровен­ное, что коренилось в душе, но что высказать вслух было не всегда возможно.    Родители бывали постоянно слишком заняты, слишком много людей вращалось вокруг, и остаться «тет-а-тет» с Матерью или Отцом каждой удавалось лишь изредка.

Дочери писали особенно часто Матери, хотя, казалось бы, Ее-то они имели возможность видеть куда чаще, чем Отца.    Жизнь во двор­це имела свои законы, установленные ритуалы, которые ни изме­нить, ни отменить Они были не силах.    А душа так рвалась сказать что-то свое, что-то особенно значимое, предназначенное лишь для дорогого человека.    И для всех четырех Великих княжон таким че­ловеком всегда оставалась «дорогая Мама».    Она все всегда понима­ла, все прощала и непременно давала правильный совет.    Она явля­лась для Них бесспорным моральным авторитетом.

Потому регулярно и появлялись «послания» Великих княжон Матери, направленные из одного помещения дворца в другое.   В Алек­сандровском дворце, где Принцессы прожили большую часть жиз­ни, это были письма со второго этажа (там находись их комнаты) на первый, где располагались апартаменты Родителей.    Чаще все­го подобные «эпистолы» составлялись перед сном, после молит­вы, когда душа рвалась сказать «прости» дорогому человеку.    Типичный образец — записка Анастасии Николаевны от 7 мая 1915 года: «Моя дорогая милая Мама» Надеюсь, что Ты не слиш­ком устала, Мы постараемся не ссориться, не спорить и не драть­ся, так что Ты спи спокойно.    Да хранит Тебя Бог!   Твоя любящая дочь Анастасия».

Эти записочки, реже письма в полном смысле этого слова, Алек­сандра Федоровна никогда не оставляла без внимания.    Она непре­менно на них отвечала, при этом исправляя в детских посланиях ошибки правописания.    Так что каждое письмо «дорогой Мама?» являлось для Княжон еще и своеобразным экзаменом на знание иностранных и русского языков.

Александра Федоровна никогда не оставляла без внимания «обиды» на невнимание, возникавшие у дочерей.    Она спокойно и обстоятельно все разъясняла.    В 1908 году писала Ольге Николаев­не: «Милое дитя!   Целую Тебя нежно и благодарю за Твои записоч­ки.    Жаль, что я не могла повидаться с Тобой наедине, но сейчас это трудно.   Скоро буду свободнее, и тогда Ты сможешь все Нам рас­сказать, и все, что Тебя интересует.    Видишь ли, я обычно очень устаю и поэтому редко оставляю Вас всех с нами на долгое время, и часто грущу и не хочу, чтобы Вы видели Мое мрачное лицо».

Если же иногда Мать и дочери расставались, то тут уже каж­додневная связь была не только желанной, но и обязательной.   Ле­том 1903 года по дороге в Саров Александра Федоровна писала Оль­ге, оставшейся теперь «попечительницей» других Сестер.   «Папа и Мама очень-очень нежно целуют своих милых маленьких Девочек и очень грустят, что должны Их оставить.   Старайтесь быть золо­тыми, а Ольга обязательно телеграфируй Мне каждый день, как Вы там все поживаете.    Я надеюсь, зверюшки Вам понравятся.   Ну, хорошо. До свидания и да благословит Вас Бог.    Еще раз целую Тебя, Мой цветочек, и прощаюсь со всеми девочками. Ваша Мама».   «По­печительнице» в этот момент еще не исполнилось и восьми лет.

Письма и записочки писались большей частью по-английски.     Телеграммы же почти исключительно — на русском языке.    Посте­пенно вся корреспонденция сделалась русскоязычной.    Александ­ра Федоровна очень быстро научилась понимать русскую речь, ста­ла свободно разговаривать и писать на языке своей новой Родины.

С огромной любовью отзывались о княжнах и описывали их жизнь очевидцы, приближённые царского двора.

«Трудно представить себе более очарователь­ных, чистых и умных девочек».

Из воспоминаний С.К. Буксгевден, фрейлины Императрицы.

«Дети, как называла Великих Княжон А.А. Танеева и Ю.А. (Лили) Ден (самые близ­кие подруги Государыни и Царских Детей) цели­ком разделяли взгляды Августейших родителей, которые не любили ничего показного, кричащего, стремились держаться подальше от «ликующих, праздно болтающих».    Они наслаждались самы­ми простыми радостями — общением с приро­дой, друг с другом, с простонародьем, которое по своему укладу жизни ближе всего к земле, к деревенскому восприятию мира...

Все Великие Княжны были бесхитростными, невинными созданиями.    Ничего нечистого, дур­ного в их жизнь не допускалось.    Её Величество очень строго следила за выбором книг, которые они читали.    В основном, это были книги англий­ских авторов.    Их Высочества не имели ни ма­лейшего представления о безобразных сторонах жизни, хотя — увы! — им суждено было увидеть самое гадкое, что в ней существует, и столкнуться с самыми низменными чертами человеческой на­туры».

«Внешне однообразную свою жизнь Княж­ны наполняли веселием своих жизнерадостных и живых характеров.   Они умели находить счастье и радость в малом.    Они были юны не только своими годами, но были юными в самом глубо­ком смысле этого слова; их радовало всё: солн­це, цветы, каждая минута, проведённая с отцом, каждая короткая прогулка, во время которой они могли посмотреть на толпу; они радовались каж­дой улыбке незнакомых им прохожих; они сияли всем лаской и яркими красками цветущих рус­ских лиц.    Везде, где они появлялись, звучал их весёлый звонкий смех.    Никто и никогда не чувствовал себя с ними стеснённо, их простота делала всех такими же простыми и непринуждёнными, каки­ми они были сами».

Из воспоминаний жительницы Царского Села С.Я. Офросимовой в книге «Царская семья».

«Когда Великие Княжны посещали детские приюты, то здесь вели себя с детьми-сиротами как с родными, без брезгливости целуя и лаская их.     Приход их в приют столько вносил с собою ласки и привета, что дети в восторге радости ки­дались обнимать их, целуя руки, толпясь около них.    Дети своим чутким сердцем ощущали в них чистую, искреннюю, нежную к ним любовь.    Детское сердце не обманывает».

Из книги игумена Серафима (Кузнецова) «Православный Царь-мученик».

«...трудно определимая прелесть этих четырёх сестёр состояла в их большой простоте, есте­ственности, свежести и врожденной доброте». «Обстоятельства рано приучили всех четырёх довольствоваться самими собой и своею при­родной весёлостью.    Как мало молодых девушек без ропота удовольствовалось бы таким образом

«Великие княжны были прелестны своей све­жестью и здоровьем.   Трудно было найти четырёх сестёр, столь различных по характерам и в то же время столь тесно сплочённых дружбой.    Послед­няя не мешала их личной самостоятельности и, несмотря на различие темпераментов, объединяла их живой связью.   Из начальных букв своих имён они составили общее имя: «ОТМА».    Под этой об­щей подписью они иногда делали подарки или посылали письма, написанные одной из них от имени всех четырёх», — писал о княжнах Пьер Жильяр.

Из дневника Александры Фёдоровны: «Чи­стота помыслов и чистота души — вот что дей­ствительно облагораживает.    Без чистоты невоз­можно представить истинную женственность.    Даже среди этого мира, погрязшего в грехах и пороках, возможно сохранить эту святую чистоту.    «Я видел лилию, плавающую в чёрной болотной воде.    Всё вокруг прогнило, а лилия оставалась чистой, как ангельские одежды. В тёмном пру­ду появилась рябь, она покачивала лилию, но ни пятнышка не появилось на ней».    Так что даже в нашем безнравственном мире молодой женщине можно сохранить незапятнанной свою душу, из­лучая святую бескорыстную любовь».

И хочу закончить эту главу цитатой автора из книги Т.Н. Микушиной «О Царской семье» - «Любовь, царившая в семье, была их основой, воздухом и светом одновременно.     Любовь родителей к друг другу и к России в сочетании с чувством долга и ответственностью венценосцев перед Родиной явились благодатной почвой для развития у детей качеств высочайшей пробы: искренности, доброжелательности, милосердия, мужества, глубокой веры в Бога, преданности Отечеству.    4 сестры были поистине жемчужинами в Российской короне, сияние которых могло бы в будущем осветить Россию и мир новым светом духовности».

Источники - 1. Боханов А.Н. "Святая царица". - М.: Вече, 2006.- 304с., илл.

2. Кравцова М. Воспитание детей на примере святых царственных мучеников. - М.: Вече, 2013. - 208 с.

3. Покаяние спасёт Россию. О Царской семье. /Сост. Т.Н. Микушина, О.А. Иванова, Е.Ю. Ильина.– Омск:  Издательский Дом «СириуС», 2013. – 264 с., цв. и ч.-б. илл.

4. Буксгевден С.  Венценосная мученица. - М.: Русский Хронографъ, 2010. - 528 с.