Было время, когда целитель-экстрасенс Анатолий Кашпировский держал весь СССР в плену своего телегипноза. Затем, после заявлений, что его сеансы спровоцировали волну самоубийств, он на 15 лет ушел в «добровольное изгнание» - чтобы снова вернуться, и вызвать такой же скандал

Быстрыми шагами выйдя на сцену концертного зала «Космос» на севере Москвы, Анатолий Кашпировский объявляет: «Для начала проясним одну вещь. Ваш уровень понимания – вот такой». Он показывает расстояние между большим и указательным пальцем. «А мой – в тысячу раз больше».

Судя по выражениям лиц двух тысяч зрителей, эти слова произвели нужное впечатление. Но и то сказать – выложив сумму, равную 60 фунтам, за билет, и еще 20 фунтов за DVD с «курсом дистанционного лечения» Кашпировского, они несомненно рассчитывают увидеть нечто из ряда вон выходящее. Что ж, они не уйдут домой разочарованными. (Впрочем, надо добавить, кое-кто из зрителей отправится не домой, а в больницу, страдая от тошноты и сильнейшей мигрени).

Покончив с лаконичным вступительным словом, Кашпировский – в свои 70 он выглядит на двадцать лет моложе, и энергичен как пятидесятилетний – произносит почти получасовой монолог, где фигурируют столь разнообразные темы, как самовнушение, Чингисхан и отвратительные бородавки во влагалище. Все это, наверно, крайне увлекательно, но меня не оставляет ощущение, что большинство зрителей с нетерпением ждет, когда наконец он перейдет к делу – начнет то самое исцеление страждущих, благодаря которому он в свое время стал самым знаменитым человеком в СССР.

В конце восьмидесятых, когда советская система начала рушиться под собственной тяжестью, тяга к мистике и паранормальному, распространенная в народе, но таившаяся под спудом, получила официальное «добро» и всплыла на поверхность, в буквальном смысле перевернув общество вверх дном. Апогеем этого поиска новых идей на замену прежних марксистско-ленинских «истин», стали невероятные экстрасенсорные эксперименты, проводившиеся прямо в эфире государственного телевидения: целительские сеансы «психотерапевтов» транслировались в прайм-тайм.

Репортажам о партийных съездах и урокам ритмической гимнастики пришлось потесниться, давая дорогу людям с гипнотическим взглядом и вкрадчивыми голосами, обещавшим исцелить всю страну от ее недугов. Целый народ впал в транс.

Кашпировский, впервые оказавшийся в центре внимания публики в октябре 1989 года, после телетрансляции его целительского сеанса в Киеве, стал самым известным из всех этих «одобренных Кремлем» психотерапевтов. На пике славы бывший штангист и дипломированный психиатр регулярно занимал первое место по итогам опросов о самом популярном человеке в стране, отодвигая Бориса Ельцина – тогда еще трезвого – на второе место. Его сеансы «вживую» собирали полные залы на всем пространстве от Москвы до Владивостока. Люди рыдали и корчились по мановению его руки – такое вот массовое изгнание бесов по-советски.

«Я их кумир, - говорил Кашпировский о соотечественниках в 1989 году на совместной пресс-конференции с сотрудником пресс-службы МИДа. – Я могу изменить то, что прежде считалось необратимым. Я воздействую на внутренние ресурсы организма».

Наличие у Кашпировского столь высоких покровителей сразу же навело очень многих на аналогии с «безумным старцем» Григорием Распутиным – загадочным целителем, чье пагубное влияние на царскую семью сыграло большую роль в крушении монархии в России и приходе к власти большевиков.

Речь, таким образом, шла не о фокусах со сгибанием ложек в духе Ури Геллера (Uri Geller). Если представления этого экстрасенса-израильтянина большинством людей на Западе воспринимались как нечто забавное, – пять минут развлечения перед важным футбольным матчем – то сеансы Кашпировского стали по-настоящему этапным явлением социально-культурного порядка, а его имя – синонимом всего гротескного и загадочного, чем изобиловали последние годы существования СССР. Возможно не будет преувеличением сказать, что, показав людям другую реальность, не пересекающуюся с линией партии, целитель-украинец, возможно, внес некоторый вклад в крушение «империи зла».

Кашпировский, одетый в черное, пронизывая взглядом даже через телеэкран, «лечил» миллионы людей на всем огромном пространстве Советского Союза; его голос звучал успокаивающе, и в то же время странным образом угрожающе. «У кого было высокое давление, оно падает до нужного предела. . . у кого был перелом шейки бедра, он зарастает. . .», - монотонно, как пономарь, перечислял он исцеляемые недуги, и эта литания превращалась в колыбельную, погружавшую народ в коллективное блаженное забытье. Какая разница, что твоя страна трещит по швам, что полки магазинов почти пусты, что на Кавказе сгущаются тучи сепаратизма и насилия? Советский Союз рассаживался у телевизоров, настраивался на нужный канал – и отключался.

«Когда в эфире был Кашпировский, улицы пустели, - рассказывает мне журналистка Катя Мурзина. – Я была еще ребенком, но хорошо помню, как в школе мы только и говорили о его сеансах. Все были уверены, что он действительно может излечить всю страну. Никогда раньше мы ничего подобного по телевизору не видели. Не стоит забывать, что рекламы по советскому ТВ почти не показывали. Все, что транслировалось, воспринималось за чистую монету. И если по государственному телевидению говорили, что он обладает этими невероятными способностями, большинство людей верило».

Главным соперником Кашпировского был седовласый Алан Чумак – если бы слова «эксцентричный» в то время не существовало, он несомненно дал бы повод его выдумать. Во время своих телесеансов Чумак, после короткого делового вступления, в течение получаса молча и медленно – как некий советский вариант гуру дзен-буддизма – делал пассы руками, «заряжая» целительной энергией банки и кувшины с водой, которые миллионы его поклонников ставили рядом с телевизором. Анонс одного из сеансов содержал такую полезную информацию: «В пятницу Чумак поможет зрителям, страдающим аллергией. Людям с желудочными заболеваниями следует включиться позднее».

В постсоветский период звезда Кашпировского быстро поблекла: все громче звучали утверждения, что после его сеансов массового гипноза сотни, а то и тысячи людей лишились рассудка. В 1995 году, после короткого флирта с политикой – его даже избрали в Государственную думу – Кашпировский уехал в Америку, где, как сообщается, лечил иммигрантов из бывшего СССР. За время его отсутствия вековое пристрастие русских к оккультизму и паранормальным явлениям расцвела пышным цветом; в стране как из-под земли появлялись экстрасенсы и колдуны всех мастей, предлагая публике различные «магические услуги».

Стоит заглянуть за фасад сегодняшней России, и вы увидите странную картину, неизвестную большинству людей с Запада – мир, где бизнесмены обращаются за решением своих проблем к городским «колдуньям», а юристы консультируются с экстрасенсами, пытаясь предугадать исход процессов, которые они ведут. Точную цифру назвать, наверно, нельзя, но по оценкам в России числится порядка 100000 профессиональных оккультистов и экстрасенсов, а доходы от их бизнеса только в Москве достигают как минимум 15 миллионов долларов.

Но сегодня многие россияне хотели бы забыть, какой безраздельной властью обладал Кашпировский над советским обществом. Его бесцеремонное обращение с психикой миллионов людей оставило непроходящее чувство неловкости. Так, по результатам недавнего социологического опроса выяснилось: хотя целительские сеансы Кашпировского в свое время смотрели до 90% советских граждан, сейчас лишь 13% россиян соответствующих возрастов готовы признать, что они это делали. Тем не менее, несмотря на предупреждения чиновников Минздрава, что деятельность Кашпировского «причинила людям серьезный вред», в конце 2009 года человек в черном вернулся на российское телевидение - в качестве ведущего передачи о «паранормальных расследованиях».

Затем, уже нынешней весной, он объявил, что возобновляет сеансы «массового исцеления», и, в частности, впервые за 20 лет предстанет перед публикой в российской столице. Сейчас, когда Россия с трудом преодолевает экономический спад, а общественное недовольство правящим тандемом Путина-Медведева достигло беспрецедентного уровня, в возвращении человека, чей взлет к вершинам славы совпал с распадом СССР, несомненно есть нечто символическое.

А может быть его «второе пришествие» именно сегодня – не простое совпадение? Некоторые – в том числе и бывшие коллеги Кашпировского по цеху профессионалов-психиатров – считают возвращение целителя-экстрасенса попыткой властей умиротворить народ, отвлечь его внимание от падения уровня жизни и нарастающего государственного насилия. Но если это так, подобный план может оказаться палкой о двух концах.

«То, что Кашпировский вновь появился на сцене в критический для общества момент – не случайность, - подчеркнул в разговоре со мной Борис Егоров, председатель комитета по этике Всероссийской профессиональной психотерапевтической лиги. – Но добро на эти сеансы массового исцеления дают люди, ничего не понимающие в массовой психологии. Они рассчитывают на то, что это позволит успокоить людей, частично снять напряженность в обществе. Но власти утратили связь с реальностью, и на деле просто провоцируют всплеск агрессии. Когда надежды людей на Кашпировского не оправдаются, их гнев обратится против власть предержащих».

Кашпировский избегает личных встреч с интервьюерами, предпочитая общение по электронной почте. Накануне его возвращения в Москву, когда экстрасенс проводил турне по Израилю, выступая перед многочисленной аудиторией иммигрантов из бывшего СССР, я отправил ему сообщение, предлагая дать ответ критикам. «Это – бред сумасшедших, - ответил он (ярость целителя в полной мере проступала даже сквозь строчки компьютерного послания). – Недобросовестные критики будут всегда. Их оружие – ложь и клевета. А их главный побудительный мотив – зависть и собственная неполноценность».

Он не из тех, кто бьет вполсилы – не только в переносном, но и в буквальном смысле. Как-то я видел на российском телевидении ток-шоу, во время которого он набросился с кулаками на другого участника, сумевшего его разозлить - встав в боксерскую стойку, словно великовозрастный уличный хулиган. Это так не вязалось с образом человека, распахнувшего перед целой страной двери в новую, неизведанную реальность.

Но если нынешняя Россия изменилась до неузнаваемости по сравнению с временами его славы, то тяга ее граждан к эзотерике не только сохранилась, но и сильна, как никогда. Как же человек, ставший основоположником этого помешательства, оценивает своих «преемников»? «Толчок всему этому дали мои телепередачи и репортажи об операциях без наркоза, где я обезболивал больных. После этого общество разделилось надвое – одна половина жаждала лечить, другая – лечиться».

Мне понравилась эта метафора: 50% населения рвется найти кандидата на исцеления, а остальные – отдать свои хвори в руки экстрасенсам. «Но все это приходит к закономерному концу, - продолжает он. – Дело в том, что новые «спасители» не могут подкрепить обещания делом».

Нет ли здесь нотки ревности? Или зависти? Не тоскует ли он Кашпировский по былой славе, когда во время его передач улицы советских городов пустели?

Как это ни парадоксально, он – не единственный российский экстрасенс, ставший объектом конспирологических теорий политического толка. В 2005 году некий Григорий Грабовой, намеревавшийся выставить свою кандидатуру на президентских выборах («моим первым указом будет указ о запрещении смерти») мгновенно приобрел общенациональную известность, – пусть и весьма одиозную – пообещав с помощью своих сверхъестественных способностей воскресить детей, погибших в результате теракта в Беслане (по 1500 долларов за человека). В статье, опубликованной в оппозиционной «Новой газете» - ее спонсирует Михаил Горбачев – утверждалось, что Кремль использовал Грабового для дискредитации общественной организации «Матери Беслана», пытавшейся раскрыть истинные обстоятельства этой трагедии. Если это так, то затем власти бросили своего человека на произвол судьбы – в 2008 году Грабовой был осужден на 11 лет за мошенничество.

«Сомневаюсь, что он представлял для России такую же опасность, как люди, наказавшие его настолько жестоко, - отмечает в этой связи Кашпировский. – Я не верю в предъявленные ему обвинения». От дальнейших комментариев он отказывается. Но это трогательное проявление «солидарности экстрансенсов» так или иначе впечатляет.

«Анатолий Кашпировский не зря называет DVD и фотографии своей тяжелой артиллерией», - веско вещает женский голос из репродукторов в концертном зале; до триумфального возвращения психотерапевта на московскую сцену остаются считанные минуты. – Они обладают универсальным дистанционным целительным воздействием. Даже после того, как Анатолий уедет из вашего города, он словно останется с вами, глядя вам в глаза. Некоторые по ночам кладут DVD под подушку; другие – в основном те, кто страдает сердечными заболеваниями – носят его фотографии под рубашкой». «В прошлом году как минимум 16 человек излечились от полной слепоты, глядя на снимок Кашпировского», - заключает диктор. Затем этот заранее записанный текст повторяется снова.

Вообще-то, я до сих пор не уверен, что правильно понял последнюю фразу. Может быть, ослышался? Или Кашпировский настолько невысокого мнения о своих поклонниках, что просто смеется над ними?

Так или иначе, «клиентов» не надо долго уговаривать расстаться с денежками. Записи и фото расхватывают мгновенно, бабушки отпихивают друг друга, занимая места в постоянно растущей очереди. «Дайте мне последний сеанс, самый свежий, самый лучший», - просит краснолицая тучная пенсионерка, подкрепляя восторженные слова банкнотой в тысячу рублей (22 фунта).

«Тогда вам нужно выступление во Владивостоке, - отвечает продавщица. – А еще у нас есть хорошая запись из Донецка».

За пенсионеркой очереди расстаться со своими кровными ждет немолодая пара из бывшей советской Средней Азии. С ними – сын-подросток в инвалидном кресле; они явно надеются, что после сеанса он покинет зал на своих ногах. Родители скупают весь имеющийся набор дисков – и солидную кипу снимков впридачу.

Когда продавцы обслужили всех желающих, сеанс наконец начинается – с тридцатиминутным опозданием. Аудиторию сразу же ждет сюрприз: первым номером в программе стоит запись рок-композиции в исполнении самого Кашпировского. «Я не колдун, не маг, не чародей. . . Но заменяю миллион врачей», - несется из репродуктора его рокочущий бас; поет целитель на удивление профессионально, напоминая Джонни Кэша – только по-русски, с сильным украинским акцентом. Едва умолкают последние такты, на сцене появляется сам психотерапевт. Публика аплодирует стоя, словно приветствует королевскую особу. Виновник торжества – в черном пиджаке и накрахмаленной белой рубашке – морщится и жестом призывает аудиторию прекратить.

«Как мне к вам обращаться? – задумчиво произносит он, окидывая взглядом зал. – Зрители, друзья, . . . граждане? Как-то все это не подходит».

«Больные?», - подсказывает кто-то из публики, прямо у меня за спиной.

«Компьютеры, - резюмирует Кашпировский, не подавая вида, что услышал реплику с места. – Вы – компьютеры, созревшие для программирования».

Люди вокруг меня закрывают глаза и погружаются в транс: ведь лекция, конечно – тоже часть лечебного процесса. Важны здесь не столько слова, сколько, как выражается Кашпировский, «движение на молекулярном уровне», происходящее, пока он ведет свой монолог, уснащенный загадочными, но по сути бессмысленными фразами вроде: «Человеку далеко до звезд, но звездам до человека еще дальше».

«Самая эффективная медицина достигается только немедицинским путем, - провозглашает он. – Например, услышав звон разбитого стекла, мы пугаемся. Это медицина? Нет. А когда солнце греет ваше тело – это медицина? Нет. Это биохимия. . . Мы должны разбудить медицину внутри себя».

Когда монолог подходит к концу, Кашпировский буквально выплевывает слова: «Мне не нужна ваша вера. Зачем она мне? Надо ли скрипачу, чтобы скрипка в него верила? Надо ли скульптору, чтобы верила статуя? Надо ли мне, чтобы в меня верил вот этот лист бумаги, который я сейчас скомкаю и выброшу?»

Сочтя, что он высказал свою мысль достаточно убедительно, Кашпировский приглашает зрителей подняться на сцену, испытать его магическое прикосновение. Народ бросился толпой – охранников едва не затоптали. Я подумал было присоединиться, и проверить на себе, какими такими сверхспособностями обладает Кашпировский, но что-то меня удержало. Если честно, я до сих пор не понимаю что.

Атмосфера в зале до странности заряжена сексуальностью, особенно если учесть, что большинство зрителей – пенсионеры, и когда из репродукторов вдруг начинает звучать оглушительное техно, это лишь усиливает странное чувство вседозволенности. Ритм ударных и бас-гитары пульсирует словно внутри меня – можно лишь гадать, как эта музыка воздействует на остальных, ведь большинство из них никогда ни с чем подобным не сталкивались. «Hardcore, funky bass», - объявляет механический голос; вступают клавишные. Да уж, это совсем не похоже на советские романсы и бодрящие пролетарские гимны, на которых выросло большинство присутствующих.

«Компьютеры» приближаются к Кашпировскому по одному. Некоторые словно опасаются, двигаясь мелкими шажками, другие настолько переполнены восторгом, что чуть ли не бегут по сцене. Целитель прикасается к каждому, на мгновение пристально смотрит в глаза, и человек оседает на пол. «Но они не спят!» - объявляет он, и это правда; одна из лежащих на сцене женщин поправляет юбку, чтобы та ненароком не задралась.

Я бросаю взгляд на парнишку в инвалидном кресле. Его родители яростно спорят с охранником, не пускающим их на сцену. На другом конце зала женщина помогает слепому мужу подняться по ступенькам, чтобы подвести его к Кашпировскому.

«Нет! - кричит экстрасенс. – Он может ушибиться, когда будет падать. Уведите его. Я им займусь дистанционно». Расстроенная женщина – ее надежды на этот вечер рухнули – что-то лепечет в ответ, но музыка заглушает ее слова. Сегодня исцеление слепых и безногих явно не планируется.

Скоро сцена почти сплошь покрывается неподвижными телами – почему-то больше всего эта картина напоминает мне туши, сложенные рядами на бойне. Некоторые из оставшихся в зале поднимаются с мест и начинают вальсировать с воображаемыми партнерами, не обращая внимания на техно, от которого дрожат стены.

Как же она действует на самолюбие – эта способность одним мановением руки доводить толпу для истерии? У Кашпировского, похоже, это лишь усиливает презрение к «быдлу». У меня мелькает мысль: возможно, его популярность как-то связана с известной тоской русских по «железной руке», по авторитарным лидерам. Как только я начинаю записывать это наблюдение в блокнот, музыка вдруг умолкает, и целитель, спустившись со сцены, идет между рядами. Инстинктивно, с проворством школьника, прячущего от учителя шпаргалку, я убираю блокнот и ручку.

Через два ряда от меня рыдает пенсионерка; слезы катятся градом по ее лицу. Кашпировский останавливается перед ней, чтобы дать ценный совет. Как ни странно, он звучит примерно так: «Идите домой и на ужин сегодня ешьте овощи». Но слова сейчас неважны: лицо женщины мгновенно искажается смесью радости и скорби, страсти и раскаяния.

На следующий день газеты обрушатся на Кашпировского: опубликуют статьи с утверждениями, что после его «одиозного» представления немало людей обратилось к врачам из-за психосоматических недугов – от сильной головной боли до обострения язвы.

Пока же безумие продолжается. Молодая женщина двадцати с лишним лет – та самая, что поправляла юбку, чтобы кто-то, не дай бог, не увидел ее трусики – поднимается, и словно сомнамбула, спускается со сцены вслед за Кашпировским. Выражение ее лица напоминает мне девушек из «семьи» Чарльза Мэнсона на судебном процессе над ним: та же преданность, экзальтация, растерянность. Она останавливается рядом с ним, ожидая, пока объект ее неотрывного внимания закончит с пенсионеркой. Кашпировский, проходя мимо, почти отталкивает ее в сторону, едва удостоив взглядом. «Так дела не делаются», - бросает он.

Затем, словно устав от окружающего безумия, словно пресытившись поклонением, он жестом приказывает лежащим «восстать из мертвых». Они поднимаются, слегка пошатываясь, но улыбаясь до ушей. «Вечер прошел хорошо, - говорит Кашпировский. – И у нас еще много DVD в запасе. Если купите, не забывайте – другим их передавать нельзя». После этого он удаляется.

Атмосфера, воцарившаяся после представления, напоминает окончание молодежных «тусовок», в которых я участвовал в начале девяностых. Широко раскрытые глаза, бессвязная речь, незнакомые люди обнимаются. Ощущение такое, словно сдружившиеся пенсионеры сейчас отправятся расслабляться в какой-нибудь клуб.

Я пользуюсь этой товарищеской атмосферой, чтобы задать пару вопросов. Мне хочется выяснить одну простую вещь: были ли эти люди больны, и если да, то стало ли им лучше?

«Мы полгода назад попали в аварию», - рассказывает тучная дама, требовавшая «самую лучшую» запись Кашпировского; рядом стоит худощавый муж, одетый в черное. «У нас были повреждения внутренних органов», - продолжает она со странной горделивой ноткой в голосе.

И как после сеанса?

«Я почувствовала, как у меня печень шевельнулась, - отвечает она. – Уверена, теперь я поправлюсь».

Я воздерживаюсь от комментариев вроде того, что к этому может быть причастна сотрясающая землю бас-гитара.

«Зря вы так скептически настроены, - говорит ее муж; он все угадал по выражению моего лица. – Кашпировский творит чудеса».

Вокруг девушки, чуть было не показавшей публике нижнее белье, собралась небольшая толпа. «Я просто почувствовала, что должна встать и подойти к нему, - делится она впечатлениями. – Он притягивал как магнит».

Столпившиеся бабушки жадно впитывают каждое слово.

«Это он меня заставил?» - недоумевает девица.

«Конечно, милая, - шепчет одна из женщин. – Все, что он нас заставляет делать, это для нашего же блага».

Я встреваю со своими двумя вопросами.

«Нет, сама я ничем не больна, - объясняет девушка, ничуть не удивившись. – Но вот брат у меня шизофреник, и я решила – пойду на сеанс, посмотрю, вдруг он ему может помочь. Я так рада, что пришла».

После этого я заговариваю с парой пожилых женщин: у них интересная привычка – заканчивать фразы друг за друга. Они настроены не так восторженно. «У нас у обеих уже много лет проблемы с носоглоткой», - рассказывает первая; она действительно говорит в нос. «Не скажу, что есть заметное улучшение, - добавляет вторая. «Но мы обязательно посмотрим DVD, - подхватывает ее подружка. – Уверена, они сделают свое дело».

Я не ставлю в упрек поклонникам Кашпировского их убежденность в том, что все будет хорошо, что их недуги и невзгоды вдруг чудесным образом исчезнут. Способность страстно верить, хотя бы ненадолго, обещаниям харизматических личностей – чисто русская черта.

От сталинских ударников, вкалывавших на шахтах, чтобы приблизить зарю коммунизма, до тысяч демонстрантов в эпоху перестройки, поддерживавших Ельцина в борьбе против кремлевских «консерваторов» - русские всегда были готовы отдать все ради надежды на лучшее будущее. Но неизменно эти надежды быстро развеивались, и грань между любовью и ненавистью здесь настолько тонка, что ее трудно различить.

Направляясь к выходу, я прохожу мимо пары из Центральной Азии и их сына-инвалида. Мать плачет навзрыд, лицо отца покраснело от гнева. Мальчик, с трудом удерживая в руках стопку «товаров от Кашпировского», явно чувствует себя не в своей тарелке, не понимая, из-за чего весь этот ажиотаж – словно он единственный с самого начала не верил, что сегодня расстанется с инвалидным креслом.

Парочка пенсионерок утешает мать, твердя: надо верить, диски и снимки обязательно сотворят чудо. Но ее это не убеждает, и печаль женщины начинает перерастать в возмущение. На ум сразу приходит предупреждение: люди неизбежно разочаруются в Кашпировском.

Интересно, чем закончится эта беседа, и можно лишь гадать, куда приведет Россию ее вечная страсть к паранормальному. Но на сегодня с меня хватит, и я выхожу из зала – навстречу ночной Москве

Источник: Голос России.