Брутальная сказка #10
Планы снова меняются
Плохое предчувствие не покидало Явь с самого утра. Глядя на то, как Сон с непривычки собирает все углы справа, как он пытается привыкнуть к гипсу, изо всех сил изображая независимость, она все чаще ловила себя на желании пойти к Цветочку и Солнышку, взять там Мазюкову за шкирку, утащить на кладбище и изо всех сил приложить о памятник. Чтоб все как было. Но это были, естественно, лишь мечты: даже если бы Явь занялась спортом и хотя бы попыталась научиться драться – физической силой тут вопрос не решишь. И виновата не только и не столько Мазюкова, сколько ее собственная неспособность проконтролировать ситуацию. Да, глупо отрицать: защитить она не могла. Но ведь могла не пустить! Могла выдвинуть ультиматум: или она, или я! Сон бы сдался, выбор очевиден. Но решимости не хватило. Не умеет она давить. Да и брат поддается плохо.
В день, когда его утащили на очевидно опасную встречу с Твердью, Явь уже не находила себе места. Когда же явилась «делегация» в лице Киры Арманьяковой и Цветочка, земля и вовсе начала медленно, но верно уходить из-под ног. Ну как, как Сон успел вляпаться во столько неприятностей сразу! Попытки хоть как-то отсрочить встречу успеха не возымели: Цветочек свое дело знает – вцепилась мертвой хваткой, не слезет. Уже через пару минут Явь, наскоро собравшись, сидела в ее машине и показывала дорогу к коттеджу Неба.
Здание навевало жуткие воспоминания. Небо вызывала к себе не каждого, и это было чаще всего местом наказаний. При виде знакомых стен Явь поежилась, как будто холодом повеяло.
- А что вы там делали? – спросила Кира.
Что ответить? Судя по непринужденности Киры, подробности жизни лабораторий ей неизвестны. Явь неопределенно улыбнулась, пожала плечами. Пусть гадает.
- Понятно, - протянула Цветочек.
Лицо у нее непроницаемое, глаза отвлеченно смотрят вдаль. Явь не рискнула проверять, в самом деле ей понятно или нет. Атмосфера без того угнетающая.
Девушки аккуратно проскользнули в незапертую калитку, стараясь ни к чему не прикасаться. Явь долго не могла заставить себя открыть дверь, раздражая ничего не знающих Киру и Цветочек. А когда она все-таки набралась смелости и вошла – ей едва не стало плохо.
Старый рояль. «Лунная соната». Небо виртуозно играла ее. Однажды Явь дослушала ее от начала до конца, прежде чем ее начали мучить. Кто-то прямо сейчас, прямо здесь, в гостиной, играет ее в точности как Небо, как госпожа. Обманчиво мягкие звуки выворачивают душу наизнанку. Захотелось убежать. Откуда такие безумные галлюцинации?..
Явь оглянулась – Кира и Цветочек тоже слушают. Вот только не разделяют ее паники.
- Явь, да что с тобой сегодня? – заволновалась Цветочек – она уже видела, что девушку пора ловить, чтобы не упала.
С первым же ее словом мелодия оборвалась, резко хлопнула крышка рояля.
Из гостиной вышел Ночь, старательно делая вид, что прогуливается.
- Сладенький! Ты человека напугал! – возмутилась Кира. Явь на руках у Цветочка крупно дрожала, обняв себя за плечи.
Ночь виновато развел руками. Явь все еще ничего не понимала – только смотрела перед собой неестественно широко раскрытыми глазами. Ночь наклонился к ней, посмотрел недоуменно и виновато. Подал руку, помог встать. В ушах у Яви стучит, в голове бардак. Взгляд Ночи напряженный, сосредоточенный.
- А остальные где? – поинтересовалась Цветочек, оборвав мысли.
На лице у Ночи на секунду мелькнула озадаченность. Потом он, видимо, вспомнив, указал на лестницу.
- Библиотека? – вяло спросила Явь, вспомнив единственное нежилое помещение на втором этаже.
Ночь кивнул. Кира и Цветочек тут же ухватили Явь под руки и приказали:
- Веди!
Сопротивляться не было смысла.
Из-за закрытой двери слышны голоса:
- Лев Толстой жил на площади Пушкина, а Герцен у Никитских ворот, - рассказывает Сон. – Обоим по литературным делам часто приходилось бывать на Тверском бульваре. И уж если встретятся - беда: погонится Толстой и хоть раз да врежет костылем по башке. А бывало и так, что впятером оттаскивали, а Герцена из фонтана водой в себя приводили. Вот почему Пушкин к Вяземскому-то в гости ходил, на окошке сидел. Так этот дом потом и назывался - дом Герцена.
- Да, круто. Очень, - бормочет Сумерки. В ее голосе борются смущение и неподдельное страдание.
- Ты запоминай! Такой фольклор передаю! Хотя мои ноги сейчас отомрут к чертям.
- Ага, ага, - скрипнула Сумерки.
На секунду повисла пауза.
- Сумерки…
- Ась?..
- Мы тут уже час... вот так.
- И?
- И я так больше не могу. А ты?
- А по голосу не понятно?.. Я дышать-то нормально уже не могу!
- У меня мысль появилась. Смотри: если рискнем, у нас будет шанс!
- Че?.. НЕТ! Я этого не сделаю! Лучше останемся как сейчас! Н-не двигайся!
- Ну пожалей уже! Я же просто не продержусь дольше! Потом будет только хуже.
- Ты тупой?.. Я этого всего могу и не выдержать!
- Ну, я, например, предмет относительно мягкий, да и живой вес, к тому же… Да и кнопок-перьев-ножей на полу вроде нет. Вот мне будет сложнее! В случае неудачи, к тому же, придется воспринять всю нашу нагрузку.
- Именно поэтому я и против! Я тебе сложное не доверю!
- Да в таком деле – как накосячить-то?
- У тебя к этому талант, сможешь! Вспомним хоть ту ночь…
- Это было стечение обстоятельств!
Сумерки издевательски фыркнула.
У Яви в груди все опустилось. Что это значит?! Догадка намечалась только одна – и она была хуже, чем нож в спину. Она не хотела видеть своего брата с этой. У него было много девушек, к чему это отрицать. Но ни одна не была… настоящей. Они называли его вымышленным именем, не задерживались дольше пары недель. Явь даже не давала себе труда запоминать их лица. Тут же, хотя едва прошла неделя, все было иначе. Яви было неприятно слышать настоящее имя брата из уст этого чучела. Да, она ничего из себя не представляет, не блещет ни внешностью, ни умом… но она его знает. В разговоре мгновенно перехватывает его тон, да и за словом в карман не лезет. Она играет с ним на равных. Именно это и пугает…
- Все! – вдруг раздраженно крикнул Сон. – Мужик я или где?! Решение есть решение! Я это все равно сделаю!
Сумерки протяжно, с невыразимым ужасом в голосе, крикнула «Нет!» под странный мистический скрип. Спустя секунду что-то грохнуло, теперь оба голоса только тихо ругались под нос. «Я предупреждала», - хрипит Сумерки.
- Надо зайти, - выдохнула Кира. Лицо ее было каменным, глаза не моргали.
Явь сжалась. Она заходить отчаянно не хотела.
Кира, потянувшая было уже к ручке двери, тоже замерла в нерешительности.
- Эх, вы! – разочарованно вздохнула Цветочек, отталкивая Явь и Киру. – Чем раньше, тем проще! Прррикрываем эту лавочку!
С этим победным кличем она решительно распахнула дверь – и закашлялась от пыли: она тут стояла столбом.
- Ура! Пришли! – радостно воскликнул откуда-то Сон – и тут же громко чихнул – сопроводив это странными шелестящими и скрипящими звуками.
Явь испуганно всплеснула руками. Ночь и Кира недоуменно переглядывались.
- Вы где? – мрачно спросила Цветочек, начиная уже догадываться, что все ее предположения были ошибочными.
- Мы в полнейшей… – Сумерки явно собиралась не вполне географически описать то место, где они находятся, но Сон уверенно закончил за нее:
- … зубнице!
Сумерки устало захныкала, сквозь всхлипы были слышны обрывки фраз «ах ты сволочь», «за что мне такое», «ненавижу», «убью на хрен» и «иди в зад-ни-цу!». Сон так же устало хихикал.
Цветочек пробиралась на звук, обходя ряды стеллажей. Кира, Явь и Ночь шли следом. Когда она увидела, где в библиотеке находится «зубница», - не удержалась и хихикнула в кулак: один из стеллажей угрожающе накренился, и от падения его теперь удерживала только ставшая распором лестница. В месте ее пересечения со стеллажом между полкой и ступенькой каким-то образом застрял модный песочного цвета ботинок. Все книги и папки, разумеется, лежали кучей на полу… а из кучи эффектно торчала чья-то нога в одном носке. Помимо этой примечательной особенности, куча еще шевелилась, издавая страдальческие звуки на два голоса.
Явь только ахнула: такого она точно не ожидала. Кира замерла, подбирая слова. Ночь прикрыл рот рукой, отвел глаза. Его плечи мелко вздрагивали.
- Экие вы у нас затейники! – расхохоталась Цветочек.
- И это я еще не в форме! – с достоинством парировал Сон из кучи.
- Теперь мне еще страшнее увидеть тебя «в форме», - настороженно протянула Сумерки. – Кто-нибудь, вытащите нас отсюда! Не хочу с ним наедине оставаться!
Явь все еще пребывала в оцепенении. Цветочек никак не могла разогнуться от смеха. Кира стояла, закатив глаза и, видимо, спрашивала небеса, за что ей это наказание. Лицо у нее свело судорогой. Только Ночь, все еще отчаянно сдерживающий улыбку, подошел к куче и начал разгребать папки, сразу складывая в аккуратные стопки.
Освобожденный Сон – весь в пыли, паутине и мелких царапинах – первым делом, не проверяя даже гипс и повязки, посмотрел наверх, где в тисках лестницы и стеллажа остался его ботинок – и удовлетворенно улыбнулся:
- Как и было задумано!
Из-под завала раздались звуки не то ярости, не то страдания. Судя по броуновскому движению книг, Сумерки там отчаянно пыталась шевелиться. Ее уже освобожденная рука со сползшим бинтом на запястье погрозила кулаком в неизвестном направлении – но тут же снова обмякла.
Ночь ободряюще сжал ее ладонь, хотя сам никак не мог вернуть лицу привычную невозмутимость: улыбка все продолжала расползаться против воли.
- Сладенький, хватит там ржать! – буркнула Сумерки из-под книг. – Я все вижу! И я не тупая, просто так вышло.
На этом месте выдержка Ночи закончилась, он согнулся в приступе беззвучного смеха и держался за книги, чтобы не упасть окончательно.
- Спокойно, спокойно. Это у всех нервное. Должно скоро пройти… - начал Сон. Впрочем, он быстро понял, что словами тут не поможешь, и со вздохом пополз разгребать завал (ноги его по-прежнему не держали).
- Давай-давай, - «подбодрила» Цветочек. – Докажи уже Мазюковой, что ты еще в форме!
Сон посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом.
- На всякий случай скажу еще раз: это просто неудачное стечение обстоятельств. Понимаю, это отличный повод для всяких подколов и пошленьких шуток, но согласись: время сейчас неподходящее. Все потому что один хохочущий истерик о нас начисто забыл! Если бы я не обрушил все это – мы бы вообще с ума сошли!
- Как раз это заметно! У вас там такие обсуждения были, - заметила Цветочек.
- Какие? – насторожился Сон.
- Нуу… сперва анекдоты… потом…
- Стоп. Вы и анекдоты слушали? Когда мы упали, это минут пять как закончилось!.. Значит, что вы все это время стояли под дверью, слушали и не входили? А мы, как идиоты, страдали в безвыходном положении?.. Сумерки, надо мстить!
Торчащая из книг ладонь недвусмысленно сложилась в кукиш.
- Сперва вытащи меня отсюда!
Сон подозрительно азартно улыбнулся и внезапно, на глазах у всех, призвал демона, распустив черные крылья. Одним взмахом вся груда книг была разметена в разные стороны, освободив потрепанную и пыльную Сумерки, лежавшую с неестественно поджатыми ногами, защищая глаза рукой. Она медленно приняла сидячее положение, с хрустом, морщась от боли, размяла руки – и покачала головой.
- Спасибо, конечно, но планы лютой мести вынуждена отложить: я сейчас смогу разве что неприличный жест показать. И главное – как мы теперь, в таком бардаке, будем информацию искать?
Сон со вздохом взял ближайшую папку, быстрым движением пролистал и, перекладывая в новую стопку, мрачно сказал:
- Медленно и печально! Но нас много. Кстати, Явь, неужели ты сюда помощь привела? Или у нас проблемы?
Явь опустила глаза, начала нервно теребить рукав. Кира решительно схватила ее за плечо, встала рядом.
- У тебя проблемы, - объявила она. – Татьяна подозревает, что в городе иллюзионист! Ты… ты спалился по полной. А еще она догадывается о Блондинке!
Сумерки непроизвольно передернула плечами. Блондинка. Сейчас она понимает: она редко называла его по имени, и поэтому от упоминания его глупой клички ее словно окатывает холодной водой. Или наоборот – обжигает. Ощущение такое сложное, будто в нем смешалась вся боль на свете. Осмотрелась – вроде бы никто не заметил, как ее перекосило. Только Сон как будто на секунду взглянул на нее. Или показалось? Если даже и не показалось – он все так же спокоен:
- Кира, милая, пока ты ничегошеньки не сказала. Татьяна подозревает. И что? Ну, иллюзионист. Допустим, кто-то и работает. А это точно я? Меня нет. Лет уж десять как. А… а День вовсе мертв. Пока что все недоказуемо.
- Одно мое слово – и в верности ее подозрений уже никто не усомнится, - разумно возразила Кира.
Сон улыбнулся почти снисходительно:
- А ты его скажешь? Сдашь нас всех? Включая вполне чистый «Дурдом» и себя любимую? Тебе сейчас вряд ли нужны проблемы. У тебя ведь перспективы…
Многозначительный хитрый прищур заставил Киру сглотнуть. Сон едва сдержал смешок.
- Не хочу хвастаться, - продолжил он, - но в узких кругах говорят: «Сон знает все». Преувеличивают, конечно, но насчет того, что касается Ордена, они недалеки от истины. По крайней мере, я в курсе твоих планов на будущее…
Кира сверкнула глазами. Сон оборвался на полуслове, тут же невинно улыбнулся, жестом показывая, что его рот на замке. С минуту они пристально смотрели друг на друга.
- Чем помочь? – наконец спросила Кира – сдержанно, упавшим голосом. Все вокруг уже не сводили с нее глаз.
- Новостями о Новом мире, всего-то.
- И что вы с этим собираетесь сделать?
Сон неопределенно отвел глаза, нарисовав рукой в воздухе кривую спираль. Ночь согласно вздохнул.
- Спасать их лидера от верной смерти. Это не секрет, - вяло пробурчала Сумерки.
- Михаила Петровича-то? – Кира часто заморгала.
- Вроде того. Еще ничего толком не ясно, но, кажется, его попытаются убить.
Кира беззвучно выругалась, потерла виски и потребовала:
- Так… Рассказывайте все по порядку. С той ночи, когда я вас оставила.
Рассказ, разумеется, не освещал некоторые детали. Более внимательный слушатель непременно поинтересовался бы, почему Сумерки ночевала у близнецов, зачем Сон вызвался на кладбище и, наконец, как День умудрился на работе потерять голову и устроить пожар. Новости от Тверди тоже передали вне того контекста, который выдал бы надуманность подкинутой Кривошиповым идеи. Но Киру интересовали скорее факты, просто чтобы быть в курсе. Она явно думала о своем. Ну, оно и понятно: приехали, вляпались, втянули в проблемы – сначала Сон, потом Цветочек, теперь еще и Кира. А ведь у нее какие-то планы… Впрочем, об этом Сумерки пообещала себе не спрашивать. По крайней мере, пока не разберется с собственными проблемами.
Разошлись все уже затемно. И то - ушли только Кира и Цветочек. Сумерки и Ночь решили переночевать прямо здесь, «на рабочем месте», Сон оставался по умолчанию, Явь не хотела возвращаться домой одна. До глубокой ночи все четверо сидели в библиотеке, перебирая ворох папок. Первой прогнали Явь: уже к одиннадцати она клевала носом. Через некоторое время ушел, взглянув на часы, Ночь. Сумерки держалась до последнего, даже когда уже перестала что-либо соображать.
- Иди уже, немощь, - бросил Сон.
- Еще одну.
- И еще по пятьдесят? Ладно-ладно. Но «еще одна» была час назад. Иди, через дверь свободная комната, «с царского плача». Я и сам скоро завязываю. Будет день – будет пища.
Сумерки сдаваться не хотела – буравила взглядом страницы. Пусто. Точно пусто. Следующая… Это точно последняя. Если в ней ничего нет…
- Ты держишь папку вверх ногами, - сказал наконец Сон.
Сумерки обессилено выругалась – пришлось сдаться. Она вяло прошлепала в нужную комнату, не особо вглядываясь в обстановку, стащила пыльный чехол с небольшой кушетки у двери. Потом неохотно сняла кроссовки, забралась на свою новую постель, свернулась калачиком. И тут же провалилась в сон.
Утро добрым не бывает. И кто это сказал? Этому человеку впору ставить памятник. Сумерки проснулась от холода, не до конца понимая, где она и что с ней не так. Осознание, как всегда, шло медленно. Сумерки осмотрелась сначала не вставая с кушетки. Потом медленно сползла на пол, через боль, непривычно отдающуюся в левом колене, распрямилась и начала ходить по комнате из стороны в сторону, хмурясь, почесывая затылок и изо всех сил вспоминая вчерашние события. Обстановка была решительно незнакомая, пыльные чехлы на мебели не давали никакой информации, надежда – только на себя. Лишь спустя мучительно долгую минуту Сумерки вспомнила, как попала в коттедж Неба и что она здесь делает. Она не привыкла просыпаться одна. Даже если засыпая, она предприняла для этого все меры.
Удивительно, как в брошенном доме холодно. Девушка поежилась, потерла ладони, чтобы хоть немного согреться, решительно выдохнула и пошла в библиотеку: остальные наверняка уже там и работают вовсю. «Тихо», - заметила она, по привычке насторожившись у двери. Только под ногами неясные вибрации. Электрогенератор, наверно. Сумерки медленно, боясь скрипа, приоткрыла дверь, проскользнула в узкую щель, бесшумно двинулась мимо стеллажей – ни души. Вот же сонное царство!
Не успела Сумерки это подумать, как замерла в недоумении: за столом Неба, у витража, сидя, положив под голову одну из папок (глянцевых и холодных!), дремал Сон. На лице у него была настолько искренняя и простодушная улыбка, что Сумерки даже начала искать подвох. Но потом она догадалась посмотреть на стол – одна из папок была открыта, добрых полтекста было выделено желтым маркером, обведено или помечено галочками. Осторожно, чтобы не задеть спящего, Сумерки вытянула драгоценную папку из-под его загипсованной руки, тихо уселась на ближайший диван и начала читать.
Ночь в строгом костюме идет, оглушая эхом своих шагов, по огромному, с высоченными потолками и роскошными хрустальными люстрами, залу, останавливается в центре клетчатого пола и громко объявляет:
- Прежде чем королева отрубит мне голову и бросит ее крокодилам, я исполню песню «Крематория» «Безобразная Эльза».
На высоком троне Явь, с несоразмерно огромными державой и скипетром, согласно кивает, и перед Ночью возникает рояль.
- Если сумеешь рассмешить меня – подарю жизнь и пакет пластиковых соломинок, - обещает королева.
Ночь кивает, садится за рояль и с привычным спокойствием начинает играть. Мелодия незатейлива, но почему-то очень приятна. Из какого-то дальнего угла выкатывается Сумерки – в смешном зеленом наряде, с колчаном стрел за спиной и бубном – видимо, для аккомпанемента. Она кружит около музыканта в каком-то шутовском танце, поминутно поскальзываясь и падая, оставляя на полу следы крови. Бубен не сбился ни разу. На середине песни вбегает Кира в пышном свадебном платье и, швырнув в королеву букет, громко кричит:
- Спасайтесь! Пожар!
Все на мгновение замерли – и тут началась паника. Беготня, летящие книги и бумаги, крики.
«Ну вот. А мне-то что делать?» - подумал Сон. Никто его вытаскивать не собирался. А он – позолоченная крылатая химера, украшающая королевский трон. Видимо, решили не спасать. Ну, такова судьба всех вещей – умирать, когда хозяин бросает.
Стоп. Опять неодушевленный предмет? В собственном сне? Это уже порядком надоело. Просыпайся!
Сон с трудом продирает глаза и не сразу понимает, почему справа он ничего не видит. Реальность кажется слишком зыбкой и мутной. Попытки пошевелиться вызывают боль во всем теле и головокружение. Пальцы онемели, спину свело. Сон с силой откидывается на стуле – и едва не падает.
- Осторожно там, - запоздало советует чей-то озабоченный, но очень голос.
На диване, забравшись на него прямо с ногами, сидит Сумерки с папкой в руках. Лицо ее просто светится. Опередила, стало быть. А ведь хотелось преподнести эту находку с помпой… Впрочем, такая реакция, наверно, куда более лестна.
- Спасибо, - говорит Сумерки, кивком указав на папку. – Я почти все прочитала.
- Легко. Обращайтесь.
На слове «легко» Сумерки скептически фыркнула, но промолчала. Не до шуточек.
- Ладно. Главное, теперь у нас есть ясность. Тринадцатое – наш день.
- Ага, - бормочет Сон. – Только вот не говори «гоп»…
- Если сама не гоп? Тут не беспокойся. Все же ясно. Каждый год Михаил Петрович Сивалдайкин приезжает в Забадайск на могилу отца. Лучше шанса у убийц просто не будет.
- А у нас?
Сумерки загадочно улыбается, встает с дивана, не спеша подходит и, облокотившись на стол, заговорщически подмигивает.
- Мы подготовимся. Простейшая схема. Такое мы делали тысячу раз.
- Слишком очевидно, - все еще вяло отвечает Сон.
Сумерки азарта не теряет.
- Проверить успеем. А пока – надо собраться. Да и тебе нужно… реабилитироваться.
Сон проследил ее взгляд – она выразительно смотрит на гипс. Деваться, видимо, некуда.
*
