Вера не знает ошибок. Она просто не прощает отречений. (С)
28. |
Пока я не возьму меч, я не могу защитить тебя.
Пока я держу меч, я не могу обнять тебя. (с)
Я держу твой взгляд в ладони кинжалом серебристого металла. Он холодный как лед и его рукоять из обсидиана зрачка. Я держу его бережно — так держат оружие, отслужившее свой срок, торжественно и ласково. С такого оружия не стирают чужую кровь — она остаётся на поверхности клинка россыпью темно-бордовых брызг. Такое оружие кладут за стекло, чтобы уже никогда не потревожить покоя.
Я держу в другой ладони твои слова — щит снежной вязи звуков. Он покрыт трещинами,снег потерял свою белизну в боях за одиночество. Его мы повесим на стену — он будет напоминать тебе о поле брани и каждую весну ты будешь уходить в таинственный спутанный лес, ища своё сердце.
У моих ног лежит твоя душа — кольчуга с разбитыми звеньями железных колец. Она истрепалась, защищая твоё сердце от мечей лжи и предательства. Её я вычищу и залатаю, а затем уберу в сундук, запертый на три врезных замка. Ключи укроет собой вереск у нашего порога, земля разверзнется, приняв их в свое чрево.
Ты бесцветно смотришь в зашторенное тюлем окошко, вернувшись домой, а я завариваю чай в чугунном чайнике и думаю, сколько ещё ты выдержишь здесь. Вольной птахе не место в клетке — тебя зовут чужие страны, чужие войны и чужая смерть. Ты ищешь участия, а я — тишины.
Но нашим последим испытанием будут знамена,тянущиеся до бесконечности и хлопающие на ветру.
|
27. Моё третье слово - слёзы. |
Фонарь расцветил ночь алым, прячась в вуали переплетеных ветвей. Я сидел на тротуаре, подперев голову упертым в подбородок кулаком и слушал как поет дождь, ударяясь о пропыленный асфальт. Серый дождь в сером городе. Краски стёрлись, будто на выцветшей картине, висящей в чьём-то теплом доме на стене с облупившейся краской, крылья намокли и лежали на чёрной земле — такие же серые, как этот дождь и этот лабиринт из домов.
Я — бабочка в душной сети ритуалов,
Свободнорожденный — свободным я не был,
Без тебя — покажи мне -
Где небо? (С)
Я часто смотрю в окно, чей подоконник опустел, после того, как ты перестал переступать порог нашего... твоего?... дома. Небо осталось прежним — равнодушным и безмятежным, но невозможно-красивым на закате. Комнаты, наполненные царственной тишиной, с тонущими в темноте абрисами воспоминаний, по-прежнему меня пугают. Я перебираю цепочку из хрустальных слёз, собранных твоими пальцами и думаю о том, что всё имеет свои запахи. Боль пахнет сигаретным дымом, скука — прокисшим вином, разлука — полынью.
А ты — мокрым асфальтом и солнечными лучами.
f. S.
|
26. |
|
|
# |
|
|
# |
|
|
25. |
|
24. Без |
|
23. |
|
22. |
выворачивая себя наизнанку нотами и аккордами гитарных переборов
дыши.
|
21. part 3 |
|
19. part 1. |
|
18. |
тюльпаны расцвели.
сделав пометку на полях листа цвета кофе с молоком
|
|
# |
|
|
16. fur Asthoroshe |
When I was darkness at that time
Furueteru kuchibiru Heya no katasumi de I cry
Mogakeba mogaku hodo Tsukisasaru kono kizu
Yaburareta yakusoku hurt me
Nobody can save me
Kami-sama hitotsu dake
Tomete saku you na my love
I need your love
I’m a broken rose
Maichiru kanashimi your song
Ibasho nai kodoku na my life
I need your love
I’m a broken rose
Oh baby, help me from frozen pain
With your smile, your eyes, and sing me, just for me
I wanna need your love…
I’m a broken rose
I wanna need your love…
When you were with me at that time
Anata no kage o oikakete Hadashi de kakenukete stop me
Tozaseba tozasu hodo motsureteku kono ai
Yuruyaka ni yasashiku kiss me
Nobody can save me
Kogoeru bara no you ni
Yasashiku nemuritai my tears
I need your love
I’m a broken rose
Kare ochiru kanashimi my soul
Kuzureochiru kodoku na little girl
I need your love
I’m a broken rose
Oh baby, help me from frozen pain
With your smile, your eyes, and sing me, just for me
I wanna need your love…
I’m a broken rose
I wanna need your love…
I need your love
I’m a broken rose
Maichiru kanashimi your song
Ibasho nai kodoku na my life
I need your love
I’m a broken rose
Oh baby, help me from frozen pain
With your smile, your eyes, and sing me, just for me
I wanna need your love…
I was a broken rose
I wanna need your love…
|
|
14. |
Смотри на меня, смотри сквозь меня, смотри на меня так, будто ты видишь меня впервые.
Ты так часто куришь, что твои пальцы пропитаны запахом сигарет как пропитывается тонкая ткань пролитыми на неё духами, ты так часто молчишь, что воздух вокруг тебя опутан узором тишины, ты усмехаешься и усмешка твоя мерцает искорками янтаря вглубине глаз цвета шартрёз.
Конфета молочного шоколада с начинкой горького коньяка внутри.
Каждый раз, когда я слышу щелчок зажигалки, отчего-то неуловимо начинает болеть между лопаток, будто когда-то, в одной из прошлых жизней, туда вонзилась пуля навылет, пробивая тонкую кожу, ломая позвонки и давая алому растечься по грудной клетке.
И иногда, смотря на контуры чёрно-белой фотографии размером 3 на 4, я думаю, что мы повисли в паутине безысходности и одиночества, подобно двум заблудшим мотылькам, полетевшим на яркий свет ночного фонаря и угодивших в ловушку пустоты. В безумной попытке вырваться мы ломаем крылья, а вместе с ними — себя.
Ты выбрал ассоциальность, я — решил пройти до ворот в Рай, а потом вернуться и показать этот путь тебе, чтобы твои глаза больше не были глазами ребенка, пережившего чуму.
photo by den_rv
|
13. |
Расскажи мне о смерти, мой маленький принц (С)
Четвёртую ночь, как только бьют гавотом напольные старинные часы, в мою реальность врываются Сны. Сначала они порхают вокруг, неровным роем мягкокрылых бабочек, шуршащими прикосновениями зазывая к себе, упрашивая эфемерными голосами, нарпоминающими отдалённый шум дождя, отложить в сторону книги, закупорить чернильницу и отдаться во власть этих сладкоголосных мотыльков.
Каждый раз я, в надежде, что мне лишь почудился сладкий яд в их шепоте, отправляюсь под балдахин, утопая в мягких перинах и подушках на утином пуху. И каждый раз сладкое забытье разворачивается передом мной горящим адом, где я вижу то, что так стремился забыть, где всё, от чего я бегу, обрушивается на меня градом полустёршихся в памяти слов и прикосновений, блеске глаз, чей цвет давно изменился, запахе волос, жестах тонких рук, улыбках и смехе... Каждый раз я кричу, но метель из белых перьев крадёт мои крики и я задыхаюсь ими, я глотаю их и они вьют гнезда боли внутри меня, они пронзают ледяными пальцами моё сердце и я кашляю кровью, которая раскрашивает окружающий монохром алым... Я бьюсь в судороге, но сны не отпускают меня, я зову тебя, я выкрикиваю твоё имя и оно рассыпается серебром о стёкла окон, я зову тебя как не звал никогда, я нахожу по утрам на своих плечах синяки, моё тело ноет и мышцы сводит судорогой...
А за гранью рельности падает перьевой снег, и я боюсь засыпать, чтобы не тревожить твоё имя.
photo by den_rv
|
12. |
Весна ворвалась в мой город неожиданно, ударив яркостью красок по глазам, привыкшим к монохрому зимних месяцев. Заворожив пышностью запахов, звонкостью и многогранностью звуков. Она затанцевала по тёмно-серому асфальту и ветер трепал её лёгкие юбки цвета малахита, и светлые кудри её вились и переливались радугой цветастые ленты тонкого шёлка, и серебристо пели браслеты на тонких запястьях, и от каждого её движения тепло расползалось по лабиринту улиц, смывая холодные краски марта.
Я смотрел на неё, застыв в нерешительности на ступенях лестницы, ведущей на высший ярус Сада, зажав в озябших пальцах, с которых от холода так некрасиво начала слезать кожа, тонкий стебль сигареты, забыв совершенно, что нужно докурить, что это — последняя. Ошеломлённый внезапно обрушившимся на меня шквалом красок и звуков, калейдоскопом эмоций, свежестью чисто-лучистого воздуха, я распахнув глаза взирал на мерцающий всеми красками Мир. На блестящаю гладь воды — такую синюю, такую чистую, на небо — голубое, с редкими мазками белых облаков, на деревянную оградку, на....
Мне казалось, что я смог попробовать все эти цвета на вкус, что они перекатываются шариками карамели у меня на языке. Будто я оказался в самом эпицентре взрыва, меня закружил вихрь её, Весны, песен, её сказки и её касания легкого ветерка. А она касалась моего плеча и серебро браслетов холодило плечо, и тонкие пальцы сжимали ткань одежды, и от светло-золотистых волос неуловимо пахло тмином и сладкой ватой..
Поймав её за руку, я потянул Весну вверх, по ступеням и при каждом её шаге на месте следа расцветал невозможно-белый цветок.
|
11. |
В моих глазах зимой всегда есть только три краски — гуашь белого снега, ложащяся мазками на холст пейзажа городских улиц, чернила дымного зимнего неба и алое, рассекающее наполам два предыдущих пульсирующей линией пунктира жизни.
Три цвета — три долгих месяца — месяца мёрзнущих пальцев, недокуренных сигарет и быстрых шагов срывающихся на бег потому что холодно _ до _ самого _ сердца.
Я не помню, где, как, во сколько и зачем, но в эти месяцы мокрой метели и скрипучих качелей в мои краски добавился четвёртый цвет — ярко-зелёный шартрез двух огоньков, раскалённое пламя, блик и отствет.
Я не знаю зачем я выбрал эту дорогу, вцепившись заиндивевшими пальцами в поводья твоей повозки, спутав их и растеряв в бешеной скачке остатки _ чего-то _ что _ было. Я не знаю, что повело меня за тобой в залы хрустального дворца, где дыхание вырывается клубами ароматно-сигаретно-шоколадного дыма, кажется — я шёл на свет двух огоньков цвета абсента, зачарованный узорами синего инея и отражениями кривых зеркал. Не чувствуя времени, холода, не чувствуя как тонкие грани синевы врезаются в кожу, разрывая ткань, пачкая белое красным. В бесконечной попытке подняться, догнать, ухватиться — быть.
Кажется, где-то там, нас нарекли застывшие вены антрацитовых в глазури белого рек, нашими именами, кажется там с губ сорвалось твоё — Кай, и моё — Герда.
В тишине декабрьской ночи, когда часы уже отбили гавотом полночь и стрелки тихо отсчитывают свой ход, нас обвенчали на сказки _ на _ изломе, кровью, серебром и инеем.
photo by den_rv
|
