Если ты когда-нибудь это прочтешь.

Знаешь, черт одери, чего бы хотела?
Это всего-навсегда одно маленькое желание.
Знать, что где-то там, пусть и далеко - есть ты. Просто - есть. Функционируешь, растворяешь чью-то тишину, режешь кому-то по душе как по плоти.
Знать, что мой летний подоконник не рассыпался трухой.
Знать, что все было не зря.
Я хочу вдыхать запах твоей не-души, чувствуя кожей прикосновение туманного ветра поздней осени и видеть отблеск твоих глаз в мутных водах реки.

Ты - моя таблетка от тишины.
Пожалуйста - будь.

В колонках играет - Brainstorm - Colder

Хрустальный Кай собирает из осколков
Разбитых в гневе бокалов из-под вина
Слово, на которое осуждена
Королева, чьи плечи тонки, а кожа
Бела.

Ее руки испачканы мутной кровью,
Расписаны леопардовыми пятнами,
Но во всех оттенках багрянца,
Какой бывает исключительно
В сентябре.

Кай недовольно шипит, дует губы
Режет пальцы, пачкает пол
В котором отражаются чужие души
Вмерзшие в сталь ледяных оков
Only snow.

Дорожки кокаина расчертили пухлые книги
Не-смешная и не-детская сказка,
Обращенная в реальность
Детьми, ожидающими свой рассвет
И смех – как грех.

Герда прячет глаза, смывает поспешно тушь
Убирает короткое красное в комод,
Плачет грязными слезами в потолок,
Чужое – на руках, на лице, запах лезет в нос

Она уже не помнит имя Кая, не помнит цвет его
глаз. Ей каждый вечер нужно
Красивую и влюбленную куклу играть.
Она уже не хочет маленький дом, занавески в клетку.
Зато очередной ухажер снова балует детку.

Разрозненная реальность снов, чернее черного
Глаза пьяной Королевы, алее алого губы
Замершего Кая, испачканные тем, что ты называешь
Любовь.
И маленькая Герда, свернувшись на смятых
с вечера простынях, тянется призрачной ладонью
к угасающей звезде.

Все это фарс и тошнотворная оперетка
Не-изящная шутка, подарок из ада,
Который я создавала нежно и чутко,
И не хочу, чтобы ты создал сам.
Для себя.

В колонках играет - Scars on Broadway - Kill Each Other/Live Forever

Темно. Тихо. Тускло.
Мы странны, будто устрицы
В своей скорлупе
Без веры, без надежд
И вроде бы хочется верить
но снова – словами мерить
Расстояния от и до
Мечты?

Листва. Кармин. Шуршание.
Бумага раскидана по столу
Карандаши – по полу
А мы застыли остолопами
В сентябре
Этой осени.

Варим кто чай, кто кофе
Кому с лимоном,
Кому с молоком
Кому со слезами заместо сахара
Депрессивного характера.

Улыбаемся, машем ладонями
Тянемся призрачными пальцами
Ловить упавшие звезды
Даем им имена
Качаем в объятиях
А они
Тают. Тают. Тают.

Сигаретам – дыхание,
Сердцу – пулю
Расплавленной до красна боли,
Крыльям - по кольцам
С кровостоками.

Мертворожденные дети мы
Нерожденной весны.

В колонках играет - One Gin, Please - Bunny

Ну просто такие как я
Не становятся любимыми женами
Не встают раньше
Не заваривают чай в кружках
С цветочным узором

Не встречают на пороге
Не завязывают галстуки, не целуют на прощанье
И, хотя, конечно, умеют
Но чаще просыпаясь утыкаются носом
В простыни, хранящие тепло

Такие как я не блистают звездами,
Не вышагивают на высоких шпильках,
Хотя, конечно, можно и ад пройти на них –
Но слишком больно, буднично и обычно.

Такие как я улыбаются сказкам,
Варят кофе часа в три ночи,
Ложатся с книжкой на подоконник
И мурчат луне, изображая кошек

Плачут над фильмами,
А не над болью – своей или чужой –
не имеет толку
смеюсь.


и все это тоже – просто.
ломко.
колко.

В колонках играет - Aqua - My mammy said
Осень крадет меня, кутает в шифон листвы,
поет ночными звуками колыбельные.
собирает мои письма в охапки
бросает их по ветру
а я встаю каждое утро
с болью в висках, с тишиной в сердце
улыбаюсь, подхожу к зеркалу или окну
«привет, зайка. Еще одну?»

И, наверное, хотелось бы.
а может все это радиоштормы
в груди или душе
но до весны еще пять вечностей
и пустота. И имя ей ты.

Руки заваривают кофе, пачкают посуду черным
в одну – лимон, в другую – молоко
и все это, конечно, смешно

Потерянные дети целуют острые грани
девочки выжигают на ресницах «не люблю»
мальчики меняют маски, засыпают поддушье льдом
а я не умею – ни так, ни так
я вообще-то сама по себе – пустяк. Косяк.

Утро рассыплется пеплом по холсту
«да, я тебя тоже. Как дела?»
кофе. Две чашки. Сигарета.
декаданс современности и я сама себе не нужна.


Научи меня прощать и забывать.
Мне это так (не)нужно.

 Просто моя жизнь напоминает натянутую над пропастью леску, когда каждое дуновение ветра - опасно.

А самое смешное, что я не могу и не хочу - иначе. 

В колонках играет - Асадов - я могу тебя очень ждать

Я курю воспоминания.
Я курю их, запивая сладким черным чаем с привкусом ежевики.
Курю людей, курю их мысли, курю их чувства, их страхи, их страсти. Курю их запахи, путая воздух паутиной сизой дымки, их прикосновения, оставшиеся во мне, поддернутые патиной забытья, их взгляды, их слова и смех.
Курю обещания, данные в приступах нежности, стертые утекающими песчинками минут.
Курю сцеженную по каплям яда ложь.
Я выпускаю канителью вьющегося узора чужие поцелуи, картинки неосознанных ласок.
Я выкуриваю чьи-то тонкие запястья, обесцвечиваю цвет чужих глаз – сугубо для себя-
Раздирая горло когтями отравы, я улыбаюсь, потерянная в антраците холодной ночи, а она тянет ко мне звездные руки, пахнущие дождем.
И в этот дождь я выдыхаю чужие сказки, чужие привычки, бывшие и моими – тоже, чужие шутки и чужую вечность.

Я курю тебя.

теперь каждое утро будет чуть сложнее просыпаться

Когда-нибудь ты будешь еще красивее, чем сейчас
Ты будешь смеяться своим смехом тысячи серебряных колокольчиков и кто-нибудь будет нежно убирать с твоего лба локон цвета пшеницы
Ты будешь язвительно-смешливым, и твои руки будут касаться чьи-то плеч, бережно и чутко. А в твоих глазах цвета весеннего неба будут плясать чертенята
Когда ты вырастешь, ты будешь умным и хладнокровным, твои маски будут пылиться за стеклянными рамами - рано или поздно ты выберешь лишь одну из них..
Наверное, ты по-прежнему будешь смешно кривить губы, а кто-нибудь будет... так же как я, ловить каждое твое движение. Наблюдать за тобой, украдкой, смущенно, вскользь.
Когда-нибудь ты будешь петь колыбельные своим детям и покупать им огромные воздушные шары всех цветов радуги.
Когда нибудь, маленький мальчик, в чьей душе поселились птицы печали-ненависти, ты будешь счастлив.
В твоем доме будет множество фотографий и пахнущих типографией книг.
И кто-нибудь каждую ночь будет целовать тебя в висок, шепча три заветных слова.

тссс....

В колонках играет - Агата Кристи - Сны
Если ты сможешь – возьми, если боишься – убей.
Все, что я взял от любви – право на то, что больней (С)

С письмами на запотевших окнах, с шальными поцелуями под холодными каплями весенне-осенних дождей, с «возьми мою куртку – ты замерзла», с кофе – ему – по утрам, с разговорами под утро, с неосторожными касаниями, со смешными ссорами, с его шагами на лестнице, с ожиданием звона ключей, с рисунками на изгибах тела, с искусанными губами, с дрожащими коленками, со стучащим, будто крольчонок в норке, сердцем.
С разбросанными книжками, с танцами на опавшей листве кармина, с – моими – плохими снами, чтобы потом прижиматься к нему, а он тебе «тссс, все хорошо, это только сон».
Чтобы целовать ссадины, чтобы беречь, чтобы дарить, все что есть. Да и чего нет – тоже. Чтобы смотреть на звезды, выискивая целые созвездия. А он при этом весело смеялся и указывал на те, которые я никак не могу найти.

С лепестками снега и его глазами, цвета весеннего неба.

В колонках играет - poets of the fall - sleep, sugar

Поколение, возросшее на пепелище, на стыке двух времен. Одного: разбитого, жалкого, времени тирании и молчания. И второго, обещающего взрасти цветами среди серого праха повседневности.
Поколение боли, поколение потерянных детей. Странные, болезненные души.

Мы искали себя в отражениях грязно-бензиновых луж, расплывающихся палитрой красок.
Мы искали себя в тенях, которые прячутся в подлунные часы в лабиринтах наиболее отвратительнейших мест.
Мы искали себя в рассветах и закатах, утопленных в бутылках дешевого вина и усыпанных звездной пылью.

Мы старались взять от этого мира все, что он мог нам дать. Мы брали все – и нам было все равно, что будет дальше.
Дети сегодняшнего дня.

Вгрызаясь в монохром книжных строк, мы искали в этом мире красоту.
Тонкими порезами на запястьях мы оплакивали свои чувства.
Высокими словами рассуждая о тайнах бытия, мы тайком ото всех покуривали травку в заплеванном подъезде.

Саморазрушение. Самосовершенствование. Красиво. Одновременно.
До боли, до алых кругов перед глазами, до срывающегося в белый шум ночного города криков.
Повторить.

Мы страстно жаждали декаданса, мы мечтали быть – с худыми запястьями, с длинными пальцами, с безразличными лицами, с идеальными манерами. Невзначай бросать колкие слова, смеяться и выдыхать сигаретный дым уголком губ.

Мы мечтали убить себя, сначала изнутри – затем уже – снаружи. И так же страстно мы мечтали жить.

Те, что пришли позже нас – они уже другие. Они проще, они переделаны на евро-американский манер. Все, что делали мы – для них – конечно, притягивающее – но «лучше я посмотрю».
Быть может, в них – наше будущее. Они – почти те, кем хотели быть мы. В них нет нашего беспокойства души, мятежности, испепеляющих желаний, изничтожающей боли и… тяги.
Они это не «двойственность», они это «либо-либо».
Повторяя наши действия, как делали это мы, ориентируясь на тех, кто был До нас, они уже не испытывают того благоговения, которое испытывали мы.
Старые боги уходят в тень?
Они – поколение «знающих». Дети кока-колы, дорогих игрушек, сладкой пастилы, секса по телевизору и белых дорожек, пачкающих пластик кредиток.
Они – восхитительны в своей наивности, в своем незнании, в своей боязни коснуться неизведанного.

Но смогут ли они, когда-нибудь, кружиться по разбитым зеркалам на крыше многоэтажки в вальсе, купаясь в багрянце городского рассвета?

 Он такая сука, что я непременно хочу за него замуж! 

Иссушающая жара окрасила своими пламенными пальцами листву в моем саду в карминовые и янтарные цвета. Я лежал в гамаке, мерно покачивающимся в такт движениям слабого ветра, и смотрел в бездонное лицо лета. Акварельные облачка перекатывались по голубизне холста, не бросая и намека на тень; птицы кружили, рассекая напитанный жаром воздух остриями сильных крыльев. Вяло перебирая страницы книги про Маленьких Человечков, мысленно я ласкал взглядом пики сиреневых скал, даже сейчас накрытых лохматой шапкой снега.
Ты суетилась у окна, наводя бес-порядок на моей кухонке. Гремели ложки, музыкально звенели перебираемые тарелки, ты подпевала какой-то новомодной песенке своим чисто-хрустальным голоском. В солнечном ореоле , окружившем тебя, сверкали сгорающими звездами пылинки и ты казалась ангелом. Смешным ангелом с кудрями цвета полуночи. С глазами цвета морского стекла. Тончайшие руки нежнейшего бархата так же умело управлялись с утварью, как могли и распалять страсть в часы обратной стороны полудня. Юность, способная отравить текущий во мне поток жизни. Юность, потерявшая по пути ко мне свою меланхоличную сестру.
Поймав мой взгляд, ты смущенно улыбнулась, опустив на мгновение смоленый веер ресниц и длинные тени расчертили твое лицо.
Я уже не помнил, откуда взялась ты в моем доме – казалось, это случилось тысячи лунных нот назад и я совершенно забыл почему именно твои туфли оставили следы на поросшей мелкой травой дорожке.

Но именно эти руки, пахнущие миндалем и шафраном, каждый вечер утягивают меня танцевать по черно-белым квадратам пола венский вальс.

В колонках играет - Ромео Должен Умереть - Сирены
Забываюсь.

В такую жару просто невозможно находиться в этом сером затхлом городе. Мои руки обвиты пурпуром лент вины.
Я тону в сияющем море лучей звезды и, раскинув руки, встречаю на крыше рассвет, а потом, спускаясь домой, прижимаюсь щекой к твоему плечу и ты лениво обнимаешь меня.

Но то ли это, о чем я мечтала?

В колонках играет - Ночные Снайперы - Асфальт

 

В колонках играет - Shivaree - Goodnight Moon

 

Я встретил тебя на закате. Ты сидела на тротуаре, одетая в нелепое платье из черного шёлка и пересчитывала лежащие на ладони монетки. Светлые кудри были уложены в причёску, которую растрепал ветер, а в глазах цвета васильков затаилась напряженная задумчивость. Я до сих пор не знаю — не хватало ли тебе на проезд или ты просто получала удовольствие от этого монотонного занятия. Но, стоило мне на тебя посмотреть, как ты смутилась, будто застигнутая на месте преступления, и спрятала монетки в кулаке, широко улыбнувшись. Час был поздний - ночь, какая бывает только в августе — синяя и блестящая, как на променаде, блестками звезд — давно уже шагала по пустынным улицам, замершим проспектам и уснувшим садам.

- В такие ночи не спят либо влюбленные, либо безумцы. - Я опустился рядом с тобой на тротуар, вскинув лицо к тающему негой небу. - Вы себя к кому относите?
- К безумной влюбленной... - потянула паузу, изогнув уголки губ в бесовской улыбке - а может быть, к влюбленной безумности?
- Второе предположение вызывает уважение и интерес - я скосил взгляд прозрачно-черебристых глаз безвременья на эту девицу, неизвестно откуда взявшуюся в городе в самый что ни на есть глухой час. На меня смотрели два васильковых острия-кинжала. Отточеные клинки, прячущиеся за щитом угольных ресниц.
- Знаете, мне второй день снится море. - неожиданно разорвала повисшую в сумраке неловкую паузу. - Мне снятся поезда. И море. Свинцовое, тяжелое, штормовое море... Оно глухо рычит, раскачивается барашками волн и пытается дотянуться пенистыми пальцами гребней до монорельса, по которому расписной гусинецей несется поезд. Ветер взметает брызги, разбивая их веером о стекла.
Я просыпаюсь и мне страшно. Вот знаете, такой животных страх.
Я просыпаюсь и чувствую на своей коже липкие соленые брызги.
Я просыпаюсь и чувствую, как в моих волосах запутались клочки того безумного морского ветра.

Я молчу, внимательно смотря как стирается кукольная безмятежность с твоего красивого лица. Теперь оно становится как у ребенка - встревоженным, нежным в своей отчужденности и до боли - до боли в пальцах, в суставах, ибо у меня такого нет и не будет - живым.
Ты обхватываешь себя руками. Маленький беспокойный ребенок, испуганный собствеными снами.

- А потом, я оказываюсь ранним утром на пляже. И море... Оно... Как рассвет. Всех оттенков нежности, заботы, юности и юношеской любви... Оно мерно перекатывается по блестящим осколкам скал и манит к себе. И я бегу по кромке песка, чувствуя, что где-то там тот, которого я ищу... Но впереди лишь спутанные знамена, тянущиеся на ветру ленты цветного шелка и я путаюсь в них...
И я не добегаю, я не могу, я пытаюсь закричать, но мои крики глотает море...

"Радостно помнить, что я не умру,
Ибо порука – глаза детворы,
Неодолимая тяга к перу,
Мир мой – и все остальные миры."

Ты резко поднимаешься и я замечаю, что тебя шатает от усталости. Улыбаешься мне так, будто мы с тобой знакомы всю жизнь. Я еще ощущал кожей тепло этой улыбки, когда ты, резко обернувшись, побежала в темноту. Как призрак августовской ночи, тонкая Офелия с глазами цвета родниковой воды.


Той ночью мне снился мерцающий силуэт в удушающих объятиях соленой воды, а утро обозначило рассеяным светом россыпь золотистых монет в белоснежном пляжном песке.

В колонках играет - Чайф - Не доводи до предела

Настроение сейчас - где-то на границе безумия

А знаешь, счастье это просто.
Для меня - целовать твои ресницы.

photo by den_rv