ЛАВРА В ДВАДЦАТОМ ВЕКЕ.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
МИРОВАЯ ВОЙНА И РЕВОЛЮЦИЯ (1914-1918)

  В 1914 году по настоянию австрийского правительства, встревоженного популярностью Антония Храповицкого в Галиции, он был переведен на Харьковскую кафедру. На вокзале в Житомире его провожали тысячи людей. В Волынскую епархию был назначен другой известный иерарх Евлогий Георгиевский, ставший, подобно его предшественникам, священноархимандритом Почаевской Лавры.

  "Подъехали к Почаевской Лавре... - какая красота!" - напишет позже о своей первой встрече с Лаврой владыка Евлогий. По воспоминаниям владыки, монахов в Лавре в это время было человек 200. Братия добрая, скромная, не очень дисциплинированная, немного была вовлечена в политику. Наместник Лавры, престарелый о.Паисий, на нее влиять, по-видимому, не мог. Главную роль в Лавре играла Почаевская типография и возглавлявший ее архимандрит Виталий (Максименко). Обслуживающие типографию монахи (их было человек 30-40), вместе со своим главою, представляли нечто вроде ''государства в государстве". У них была своя церковь, они имели свое общежитие - отдельный корпус... Назначение типографии было не столько распространение религиозного просвещения в народе, сколько политическая борьба "типографщиков" в духе "Союза русского народа" со всеми инакомыслящими.

  9 июня 1914 года под председательством владыки Евлогия в Почаевской Лавре состоялся съезд благочинных Волынской епархии. Основная тема съезда - оживление в приходах деятельности приходских братств, освобождение их от политики. Был принят новый устав, по которому братства эти должны были быть реорганизованы. Этим планам не суждено было осуществиться. 20 июля 1914 года, после убийства наследника австрийского престола в Сараево, Россия оказалась втянутой в Первую мировую войну. Последствия этой войны неисчислимы; они наложат свою печать на все двадцатое столетие. Из этой войны выйдет русская революция и семь десятилетий коммунистической власти, немецкий фашизм, истребительная Вторая мировая война, послевоенный раздел мира и многое другое. Среди неисчислимых жертв этой войны окажется и Почаевская обитель.

  Архиепископ Евлогий призвал духовенство не покидать своей паствы, напутствовал сестер милосердия, отправлявшихся на фронт, подарив каждой из них по Евангелию, дабы они читали его раненым. По его инициативе были созданы первые приюты для детей, оставшихся без родителей... И вот в первые же недели войны через Волынь, через Почаев, с запада на восток потянулись подводы с ранеными. "В пыли, в грязи, с кровоточащими ранами, плохо перевязанные, смотреть на них было невыразимо тяжело, - пишет владыка Евлогий. - Я распорядился, чтобы немедленно лаврская больничка была обращена в перевязочную, а монахи взяли на себя обязанность братьев милосердия".

  Преосвященный Евлогий, который был непосредственным очевидцем и главным участником церковной жизни на Волыни во время войны, оставил интересное свидетельство: в соседней Галиции, которая была захвачена русскими войсками, когда военные действия шли успешно для России в 1914 году, около ста униатских приходов добровольно присоединилось к Православию. После Пасхи 1915 года Галицию посетил император Николай II, и владыка подарил ему копию чудотворной Почаевской иконы.

  Однако во второй половине 1915 года началось отступление русских войск. Один за другим пошли на восток поезда, нагруженные военным имуществом, на открытых платформах везли пушки, рядом с ними, обняв пушечные жерла, сидели солдаты... По дорогам шли войсковые части, поджигая интендантские склады, хлеб, дома; отовсюду тянуло гарью, можно было видеть зарево многих пожаров... В тот год весь урожай на Волыни был сожжен.

  "Я поехал в Почаев, - вспоминает владыка Евлогий. - Собрал монахов, чтобы предупредить их о надвигающейся беде. Смотрю, лица у них угрюмые, трагические...
- Враг близко, отцы, - обратился я к братии. - Может быть. Почаев перейдет в его руки. Думаете ли вы остаться или бежать? Оставаться, разумеется, - подвиг, а подвига предписывать нельзя. Если бы остались, вы увенчали бы Лавру славой, заслуга ваша была бы великая... Потом о вас- будут говорить: вот какие стойкие были почаевские иноки! А я всем, кто останется, низко поклонюсь. В округе нужда большая в требах, священники - люди семейные, им оставаться трудно, а мы, монахи, ничем не связаны. Я не предписываю, а предоставляю вашей совести решить: оставаться или уезжать. У кого нет мужества, пусть уезжает - его судить не могу, не имею права.
  Подумали монахи, подумали - разделились. Человек 30 из них - самый цвет Лавры - остались (двое попросили разрешения принять великую схиму), а остальные заявили: "Мы, владыка, по немощи нашей решили уйти...."

  С середины июня 1915 года в Лавре стали укладывать все ценные вещи. "В одну из теплых июньских ночей... тихо подкатила карета, и из подъезда братского корпуса была вынесена Почаевская Чудотворная икона Божией Матери. Тихий шелест ряс да совершенно беззвучные слезы, текшие по старческим лицам архимандрита Паисия и игумена Наума, да нас, немногих присутствовавших, - таковы были проводы Заступницы Лавры. Тенью уплыла карета за Святые Ворота... Все пошли в церковь....

  Чудотворной Почаевской иконой потом благословляли уходящие на фронт войска. В одну из ночей тихо и без огласки были вывезены также и мощи преп. Иова. Все вывезенное было доставлено в Житомир, где и хранилось до 1918 года: икона - в домовой церкви архиерейского дома, св. мощи - в кафедральном соборе.

  "Вскоре пришло циркулярное предписание от военного начальства спешно собрать в пограничных областях ценную церковную утварь и все церковное имущество из металла и направить его внутрь России. Встал вопрос: как быть с почаевскими колоколами? Главный колокол с приспособлениями весил около 900 пудов. Спустить его казалось трудностью неодолимой. Прибыли из штаба военные техники, осмотрели колокола, и решили разрезать их на куски посредством электрических приборов. Монахи восстали: не дадим! Не дадим! Сами справимся! И действительно, - справились.

  Когда братия разделилась, монахи, покинувшие Нечаев, разбрелись но монастырям, а оставшиеся приготовились к захвату неприятелем. Я очень рассчитывал на этих стойких иноков; они могли обслуживать окрестное население. Однако вышло иначе. Когда австрийцы овладели Лаврой, в монастырь прибыл австрийский эрцгерцог. Братия встретила его почтительно, эрцгерцог был корректен. На другой день появился приказ - выселить всех в венгерский лагерь для военнопленных. Мой большой почаевский приятель, 80-летний архимандрит Николай, приказу решил не подчиняться. "Не мог я Лавру покинуть, - рассказывал он мне впоследствии, - как выйду во двор, да как посмотрю на окошечко моей кельи, - так и зальюсь слезами... Не могу! Не могу! Лег на койку - пусть делают со мной, что хотят, пусть хоть штыками заколют - не уйду!" И не ушел. Когда хотели его выволочь, он уцепился за койку - и ни с места. Поднялись крик, ругань... В эту минуту проходил по коридору доктор, услыхал крики и осведомился, в чем дело. Ему объяснили. "Оставьте..." Старика и оставили. В громадной Лавре только он один и остался. Русское население затаскало его на требы, а австрийские власти были даже довольны, что он устранил повод к неудовольствию местного православного населения, лишенного своего духовенства".
http://www.pochaev.org.ua/?p=history/history_17