NADYNROM,
согласен. Лично у меня всегда смерть гражданина Романова Н.А. вызывала не больше сочувствия, чем какого-нибудь колчаковского офицера - недалекого, бесталанного, но успевшего "порулить" с оружием в руках за "добрый старый мир" (такой как на дореволюционных открытках, ага). Вот женщины и дети - они несколько другие чувства вызывают. Думаю, чисто эмоционально я бы и в советское время не смог бы отнестись к этому расстрелу исключительно как к жестокой, но целесообразной необходимости, сомневаться в необходимости которой недопустимо. Но и в их случае они всегда были для меня ОДНИМИ ИЗ многих и многих других женщин и детей, погибших как тогда, так и до революции. И тут я никуда не могу деться от своих классовых корней: не имея ни малейшего отношения к аристократии и прочим властно-эксплуататорским слоям дореволюционного общества, я физически не могу хоть как-то выделять этих хорошо одетых и причесанных дам и их детей из тех крестьян (крестьянок) и ремесленников/рабочих, кем были мои предки и их окружение.
Что касается станций, то "Площадь Ногина", "Кировская" и еще минимум десяток других тоже получили свои названия сразу после открытия. Правда, там в некоторых случаях вступает в силу принцип соответствия надземного топонима подземному: в начале 90-х переименование первого влекло за собой автоматическое переименование второго. Но не всегда: кто-то из москвоведов на днях вспоминал, как их в 90-м созвали специально для того, чтобы переименовать станцию "Площадь Ногина", и они никак не могли найти, чем заменить это название.