НЕ ОТКАЗАТЬ В НАДЕЖДЕ

Есть такая у людей страсть - упиваться отказом от надежды. Декаданс не менее популярен, чем позитив. Часто упаднические высказывания, художественные и не очень, мимикрируют под житейскую или даже высокую мудрость. Есть и другая страсть, родственная вышеупомянутой: отказывать в надежде другим. «Если вырос в неблагополучной семье, то и не сможет создать благополучную», «если раз сорвался, значит, не остановится», «это человек конченный»… Подобные выражения можно коллекционировать.

Игорь Лунев

Недавно я увидел демотиватор: фотография ребёнка, стоящего по горло в воде и держащего над собой щенка, и подпись: «Человек – это или с детства или никогда». Понятно, что речь идёт не о проблеме детей-маугли, а о том, что некоторые необходимые для человека нравственные качества можно приобрести только в детстве.

Тем, кому мило такое мнение, подспорьем служат манипуляции с вполне научными утверждениями о том, что личность человека в основном формируется до 5 лет. Однако наука вовсе не утверждает, что несформированное в этом нежном возрасте вообще никак нельзя компенсировать. Да и вообще, думается, любая форма фатализма ненаучна.

Другое дело, что людям нередко кажется, что если навешивать на себя или на других ярлыки, ставить клейма, то в жизни будет больше порядка, больше определённости. Но жизнь постоянно опровергает безнадёжность, у жизни другой порядок и другие определения.

Любителям же ставить на людях крест можно предложить и картину мира, нарисованную согласно их логике. Давайте отменим все воспитательные методики для детей, переживших травмы, закроем все реабилитационные программы для химически зависимых, упраздним все приюты для бездомных (они ведь «сами виноваты, не хотят работать, хотят бродяжничать») и т. д. Куда же денем всех, кому откажем в надежде на перемену к лучшему? Что ж, методики расправы с фатально опасными для общества элементами уже разработаны: концентрационные лагеря, газовые камеры и прочие способы массового уничтожения человеческих организмов… Да-да, всякий, отказывающий ближнему в надежде, в чём-то становится единомышленником тех, кто вводил в обиход все эти методы работы с населением.

«Человек – это или с детства или никогда»… Звучит гордо. И не по-христиански. Это главное, что нам надо знать про подобные утверждения.

Впрочем, их опровергает и история, причём не только история христианства. Во все века и в разных культурах было немало примеров переоценки человеком своих ценностей и радикальных перемен к лучшему в его душе. Лучи света пробиваются сквозь тучи нашей греховности, и вот люди, казалось бы, с младых ногтей не знающие никакой другой жизни, кроме жизни во зле, оказываются способными на сострадание, на взаимопомощь, на бескорыстие, некоторые, невзирая на сформированные пагубные наклонности, начинают совсем другую жизнь. Всё это – не только достояние истории. Это постоянно происходит рядом с нами, здесь и сейчас. И если лично я этого не вижу и не чувствую, значит, что-то не так прежде всего со мной.

Отказывая в надежде своему ближнему, я либо встаю в позицию мнящего себя праведником из евангельской притчи о мытаре и фарисее: «конечно, и я не без недостатков, но всё же умею держать себя в руках, а вот он – от него ждать нечего», либо отказываю в надежде и себе, не нахожу и в себе самом никаких способностей меняться к лучшему: «понимаю, что ближним со мной непросто, но такой уж я человек, поздно мне меняться». (А ведь немалому числу людей по-своему комфортно живётся в этаком тихом отчаянии и абсурде – вот они верят в приметы, увлекаются гороскопами… Их картина мира, в котором всё запрограммировано и единственная свобода – обходить некоторые ловушки, будто в компьютерной игре, напоминает тюрьму. Но их это, кажется, не печалит.)

Фатализм не стоит путать с признанием своей личной слабости. Одно дело – когда я признаю, что лично я не нахожу в себе сил и знаний для того, чтобы как-то положительно повлиять на моего ближнего, и иногда даже вынужден прервать с ним общение. Другое дело – когда я ближнего своего сужу, выношу ему приговор, отказываю ему в надежде.

В истории Церкви множество рассказов о людях, изменивших свой образ жизни, избравших жизнь, как заповедал Господь (Втор. 30:19). Отрицать возможность в человеке таких перемен – значит отрицать возможность покаяния, то есть изменения ума. Тем не менее, лозунги вроде «если не с детства, то никогда» и тому подобные порой вызывают симпатии и у церковных людей. А ведь Господь Иисус Христос начинает своё общественное служение с призыва к покаянию. Его проповедь обращена ко всем людям без исключения. Отказывать кому-то в надежде – значит утверждать, что Господь любит не всех, то есть соглашаться с еретическим учением Жана Кальвина о предопределении. Отказывать кому-то в надежде – нарушение заповеди Божьей «Не судите».

В контексте Великого Поста отказывающий кому-либо в надежде по сути признаёт подвиг поста как таковой бессмысленным, а Великий Покаянный Канон Андрея Критского – в лучшем случае просто любопытным литературным памятником. Однако надежда звучит и в этом каноне, и в житии Марии Египетской, и во всех великопостных церковных воспоминаниях. И теперь, на Страстной Седмице как не вспомнить ещё одну историю об удивительной и неожиданной перемене в душе человека – евангельскую историю об одном из разбойников, распятых вместе с Иисусом Христом, который исповедал Его Господом и покаялся в последние часы жизни.

Человек – это не только проекция своего прошлого на сию секунду. Бог дал нам свободу, которую нам часто очень трудно употребить на благо. Окружающий нас мир, тот, что создан нами и нам подобными людьми с повреждённой природой, то и дело провоцирует нас на отказ от свободы и от добра, указывает нам на отсутствие самой возможности выбора. Но правду об этом очень ясно выразил покойный Патриарх Сербский Павел: «Мы не выбирали ни страну, где родимся, ни народ, в котором родимся, ни время, в котором родимся, но выбираем одно: быть людьми или нелюдями». И выбираем мы это в каждое конкретное мгновение нашей жизни.

   

   

P. S. Что же до детей-маугли, на самом деле не имевших возможности обрести человеческие навыки и умения, то о происходящем в их душах мы ничего толком не знаем.

Да и душу каждого из нас, всю как есть, видит один лишь Бог.