Наверное, я тоже хочу такой пост. Именно сегодня, ибо Повод.
Когда я включаю музыку на телефоне, где один гигабайт памяти и рандомный выбор, — меня окружают призраки прошлого. Они красивы.

Началось всё это в две тысячи шестом. В августе две тысячи шестого, если быть точной; мне уже буквально чуть-чуть не хватало до пятнадцати лет. Всё, что было до этого — не было, потому что муз-тв и вообще беспощадная русская попса не считаются.
И началось, пожалуй, вот с этого.


Не в этой версии, конечно. И вообще не в исполнении Наусов; просто тогда и там это пели все, кому не лень, и уж тем более — все, кто имел гитары.
А ещё именно тогда мне показали, что бывает и другая музыка. Ибо раньше я этого честно не знал. Ух ты, сказал я.
Тогда же было упомянуто имя Высоцкого и что-то одна, что ли, его песня. И, вернувшись домой, я достал с полок старые родительские кассеты — с самопальными записями, периодически оборванными на середине. Именно Высоцкий был первым среди тех, кого я слушаю до сих пор. Мы слушаем, вместе с Асенькой.


Параллельно с этим были какие-то куски, обрывки, отдельные треки, я искал и тыкался. Точнее — опять же мы, была там одна прекрасная леди.
А потом с нами случилось вот это.


И это был крышеснос. Меня страшно пёрло от этого внезапного перехода к подобному тяжеляку. Я чувствовал себя жуть каким бунтарём с этой Агатой Кристи; и в общем-то даже где-то был им — по отношению к собственному прошлому. Туда же к Агате чуть позже присовокупилась Ария (о которой я был несколько наслышан и которую по первости воспринимал как „вау, я ещё и Арию могу слушать!”), Сплин, Цой; нам было весело, мы рвали свои крыши и своё прошлое, и нас было двое. Потом, когда я уехал в Питер и полгода там мучался, одним из самых ярких пятен света был концерт „Герой Асфальта ХХ лет”.
Где-то параллельно, рядом, шла Мельница. У неё тогда только вышел альбом „Зов крови”, и мы с Асенькой радостно его заслушивали. Моей тогдашней любви она не приглянулась, и я разделял эти вещи. Те — отдельно, Мельница — отдельно.
А ещё Мельница у меня завязана на историю если не самого, то во всяком случае одного из самых безумных знакомств в моей жизни — после которого я и начала её слушать, да.


Этот кусок жизни был вообще очень музыкальным. Тогда у меня был плеер, и я, как многие их владельцы, не представляла себе жизни без него. Это потом уже по нему попали дюралевым клинком, и он стал постепенно умирать.
Потом был год 2008, и был первый вуз. И первое полугодие его в частности; много темноты в жизни, одиночество, тоска. И Margenta.
А ну-ка, есть тут люди, знающие, что такое Margenta? Есть? Уточняю запрос: а знающие об этом не от меня — есть? Если есть, придите в комменты, очень прошу; я хочу в кои веки на вас посмотреть.
Ибо, пожалуй, это первая вещь именно музыкальная, всерьёз сорвавшая мне крышу. До того, что происходит сейчас, не дотянуло, конечно, а всё-таки было очень круто. И я за тот период успел задолбаться объяснять людям, что такое Margenta.
Margenta — это даже не группа. Это проект, в котором много разных музыкантов собрались вокруг одного человека — Маргариты Пушкиной, автора текстов (в частности) песен Арии. Выпустили они, кажется, три альбома красоты (один из которых подписан „Мастер & Margenta”) и ещё два альбома стёба; впрочем, с тех-самых-пор могло что-то и измениться. На альбоме могло быть до десятка вокалистов и бэк-вокалистов, и ещё больше — музыкантов, а вот все тексты принадлежали Маргарите.
Литвен вот жаловалась, что до сих пор путается в написании имени Савонаролы. Я — не путаюсь, хотя учусь вроде по другой специальности.


Следующей эпохой, в году уже 2009, были менестрели. Тэм, Канцлер Ги, Кошка Сашка, Башня Rowan, появившаяся чуть раньше Flёur, никуда не исчезавшая Мельница: тогда я как раз пытался принадлежать к ролевому движению; выходило хреново, но я очень старался. В таких условиях подобный саундтрек к жизни был вполне естественным и в общем-то неизбежным, хотя никуда не девались и Ария с Агатой: даже наоборот, кажется, именно тогда я впервые попал в общество, где каждый первый знал их и слышал. Примерно тогда же вышли мельничные Дикие травы; примерно тогда же распалась Агата: я был на одном из концертов прощального тура, и едва не был задавлен, кстати. Чуть позже промелькнули радовавшие, но достаточно быстро надоевшие Otto Dix, которых вот сейчас периодически слушает Семч.


А потом, кажется, уже в 2011, я вдруг почувствовала, что весь этот тяжеляк начинает мне надоедать. Не то чтобы он перестал мне нравиться: просто в плейлистах всё реже стала появляться Ария, всё чаще — Тэм, Наутилус, Флёр, Окуджава, Михаил Щербаков (три поклона в сторону Асеньки, научившей меня его слушать), периодически Медведев, Визбор, Ланцберг, Дикштейн (хотя этих четверых я так и не расслушала как следует).


Ну а потом случилось, да. Случилась — Даэрин, в один из самых ужасных периодов моей жизни внезапно показавшая мне Notre Dame de Paris. Было это в декабре 2010, и я тогда ещё не знал, насколько далеко оно запустит мою крышу, насколько перевернёт восприятие музыки вообще. Всё, что было потом, что все вы наблюдаете как раз сейчас, — корнями уходит туда, в Нотр-Дам.
Я всегда слушал только русскую музыку, потому что мне всегда текст был важнее, а знание английского не спасало: в большинстве случаев текст просто невозможно разобрать. Но эти франкофоны — они ворвались в жизнь без спросу, научили слушать собственные голоса, даже не понимая смысла, и искать переводы в сети: когда-то меня это пугало, как, неужели каждой песни?..
Ну да — каждой, почему нет.
…давайте я умолчу и обойду стороной. Этого — много, в этом мне ещё разбираться, расслушивать, любить, любить, любить.
Просто несколько треков. Пусть говорят сами.












И ещё вот — фотографию. Так просто, чтобы было. У него сегодня день рождения всё-таки.