Как ни странно, но в этот раз мое обращение к Экзюпери, у которого в этом году круглая дата произошло в связи с... Махно.
Относительно недавно был у меня пост с его (Нестора, не Антуана) стихами.
Так вот, в одной из книг (Василия Голованова "Нестор Махно" в серии ЖЗЛ - удивительно совпадающая с моим взглядом на эпоху, от предисловия про отряд и до "романтического парадокса" 20го года - в комментах мы с другом обсуждали, а потом чуть не дословно - !!!!! - читаю у человека... категорически рекомендую) встретил фразу, что для понимания гражданской войны автор советует почитать репортажи Сент-Экса из Барселоны и Мадрида. Я этим озадачился - и вот (ничто не случайно! книги сами находят нас в самый подходящий момент!) чуть ли не тут же попадается свеженькое издание:

Сент-Экзюпери А. де. Смысл жизни: [пер. с фр.]/ Антуан де Сент-Экзюпери. – М.: Эксмо, 2010. – 224 с. – (Интеллектуальный бестселлер)
Пер. М.Кожевниковой, Д.Кузьмина, Р.Грачева

Книгу почитать стоит по-любому, понятнее становится происхождение многих персонажей и появление многих тем в "главных" произведениях Экзюпери. Раздел "Испания в крови" состоит из репортажей 1936 и 1937 года (для «Энтрасижан» и «Пари Суар» соответственно).

Цитаты здесь не по принципу "нравится" или "важно". Да, понимаю, что имел в виду Голованов, почему рекомендует. Действительно, очень похоже. Ведь именно это же происходило в россии после революции, наверняка похожее - в Штатах во время их гражданской. Таковы они и есть - природа, суть и тактические особенности гражданских войн...

Таково чудесное свойство человеческой природы: любое страдание, любая страсть излучаются вовне и обретают всеобщее значение.
На каком бы чердаке человека ни снедал огонь желания, пламя его охватывает весь мир.

Гражданская война – вовсе не война: это болезнь.
Эти люди не пойдут в атаку, опьяненные жаждой победы, - они глухо отбиваются от заразы. И в противоположном лагере наверняка происходит то же самое. Цель тут не в том, чтобы изгнать противника с территории: тут нужно избавиться от болезни. Новая вера – это что-то вроде чумы. Она поражает изнутри. Она распространяется в незримом. И на улице люди одной партии чувствуют, что окружены зачумленными, которых они не могут распознать.

В гражданской войне враг сидит внутри человека, и воюют здесь чуть ли не против самих себя.

Разобраться в линии фронта невероятно трудно: свои деревни, вражеские деревни, деревни, то и дело переходящие из одного лагеря в другой. Эта чересполосица мятежных и республиканских участков наводит на мысль, что война ведется какими-то слабыми импульсами. Тут и намека нет на линию траншей, разделяющую противников с жестокою определенностью ножа. Впечатление такое, словно увязаешь в болоте. Здесь грунт твердый, там проваливаешься… Сколько простора, сколько воздуха между очагами боев! Этой войне удивительно не хватает плотности…

Мы, вероятно. Могли бы добраться до участков, где пришли в движение массы людей, - есть на фронте узлы дорог, на которых сражаются и умирают. Но между ними остается свободное пространство. Повсюду, где я был, линия фронта – словно распахнутая дверь.

Все ждут, когда наконец что-то родится в незримом. Мятежники ждут, не объявятся ли у них сторонники среди беспартийных в Мадриде… Барселона ждет, что после вещего сна Сарагоса проснется социалистической и падет. В движение пришла мысль: по сути дела, не солдат. А она осаждает города… Она – великая надежда, и она же – опаснейший враг. Мне кажется, несколько этих самолетов и бомб, несколько снарядов и несколько бойцов сами по себе не могут одержать победу. Один обороняющийся в окопе противник сильнее сотни осаждающих. Но может быть, где-то пробирается мысль…
Время от времени затевают атаку. Время от времени трясут дерево… Не для того, чтобы выкорчевать его, а чтобы проверить зрелость плодов. Когда город созреет, он падет…

Стоит им вычитать из газет, как выглядит «властелин мира» Базиль Захаров, и они тут же переводят это на язык своих представлений. Они узнают в нем своего владельца парников или своего аптекаря, они убивают в нем как бы частицу Базиля Захарова. И только сам аптекарь этого не понимает.

Наступившее безмолвие красноречивее стрельбы: раз она прекратилась, значит, не в кого больше стрелять.

Да, конечно, у событий человеческой жизни есть два лица – трагическое и бесчувственное. Все меняется в зависимости от того, идет ли речь об отдельном человек или обо всем человеческом роде. В своих миграциях, в своем слепом движении род забывает умерших.

Когда речь заходит о человеке, я отказываюсь от этой чудовищной арифметики. Пусть мне говорят: «Что значит какая-то дюжина жертв по сравнению со всем населением? Что значит несколько сожженных храмов, если город продолжает жить?.. Где же террор в Барселоне?» Я отвергаю такие масштабы. Духовный мир человека недоступен складному метру.

Люди перестали уважать друг друга. Бездушные судебные исполнители, они рассеивают по ветру имущество, не ведая, что уничтожают живое царство… Вот вам комитеты, производящие чистку именем лозунгов, которым достаточно два-три раза измениться, чтобы оставить позади себя только мертвецов. Вот вам генерал во главе своих марокканцев, который со спокойной совестью уничтожает целые толпы, подобно пророку, подавляющему раскол. Здесь расстреливают, словно лес вырубают…
В Испании пришли в движение толпы, но каждый отдельный человек, этот огромный мир. Тщетно взывает о помощи из глубины обвалившейся шахты.

...и - да, если бы Махно не был уже неизлечимо болен и уехал из Парижа по приглашению испанских анархистов возглавить герилью, - батька был бы на своем месте.