- Ой, давай я тебе похвастаюсь! А у нас теперь с мужем, биопылесос есть!
- Да ты что! И как?
-Велликолепно. Экологически чистый, на органическом топливе, самозаряжающийся. С функцией беспрерывной работы до пяти часов.
-Ой, шикарно, а как грязь убирает?
-Все что хочешь. болты, гайки, мелкий бытовой мусор, прилипший мусор.
-А в трудно доступных местах?
-Легко достает, там куда мы годами подлесть не могли.
-Завидую, дорого?
-Да, не дешево. Где то по 3-4тысячи в месяц отдаем. Плюс дополнительные эксплуатационные расходы.
-Ого, а модель то хоть новая?
-Да, этого года выпуска.
-Слушай, что то я про такой не слышала...
-Ну значит у тебя нет ребенка! :)

В воскресенье позвонила сестра, попросила придумать для студ. весны  художественное слово (эссе-размышление) на тему социума и его давления над личностью. Я вспомнила, что то то когда то в старом блоге писала про личность, социум и маски. Скинула сестре ссылочку, та посмотрела, сказала, что понравилось, пойдет, но нужно чуть расширить. Расширила, перекинула Ольке, та добавила немного своего, подредактировала под формат выступления и выдала готовую вещь. Видео со сценической обработкой обещала дать позже.

PS В тексте одна фраза наглым образом стырина из Ириного дневника http://www.liveinternet.ru/users/edel_de_alfrhild/post134293141

---

Жизнь - театр, а люди в нём – актёры. Театр – это всегда маски. Их всего две. Черная и белая. Смех и слезы. И их полутона. Если хорошенько оглядеться вокруг, то заметим, что маски носят все. Разница лишь в том, что в театре роль предлагает режиссер, а в жизни Социум. Зачастую мы говорим то, что от нас хотят услышать, и слушаем, то, что хотим слышать. И не потому, что человек двуличен или погружен в собственное эго. Нет, это общество приучает нас к маскам. Правила приличия, этикет, дрескод это самые распространенные маски, и не самые плохие.

Роли женские и мужские… На театр всегда была мода… Театры Эллинистической эпохи и эпохи Ренессанса; уличные, крепостные и императорские театры. Сейчас все больше становится ролей деловых женщин, стремящихся бороться за независимость и переполненных феминистскими инстинктами. Им по плечу любой подвиг. Мужчины же все реже стремятся играть роли «суперменов», а «обиженных судьбой» становится все больше. Как грибы на солнышке появляются субкультуры. Становится модно говорить не как все, одеваться не как все, думать не как все. А как? Как все индивидуалисты – братья по непохожести.

Только маленькие дети искренни… искренни до той поры, пока они не влились в Социум. Со школьных лет мы одеваем ту маску, которые хотят видеть на нас люди. Потом Социум начинает давить, кукожить и формировать как пресс. Превращая в представителя той или иной культуры. Навязывая табу и штампы. Вешая ярлыки и называя имена. Загоняя в лабиринты общественного мнения, правил, предрассудков. Заставляя или следовать, им или противится, бороться. И вот к сорока годам мы приходим домой где на главной стене в зале уже висит целая коллекция роскошных, дорого стоящих, заработанных с таким трудом масок. И бережно стираем с них пыль и натираем воском, чтобы сохранились подольше.

Отсутствие искреннего безразличия на мнения окружающих, вот корень появления наших масок. Даже юношеское "а мне пофиг" это тоже маска... Одеть маску не сложно. Это может сделать любой. С возрастом масок становится больше, они наслаиваются одна на другую, и вот перед нами уже не люди с их внутренним миром, характером, принципами, а венецианский карнавал. Пышный, разный, в стразах и кружевах. Сложно снять маску. Ведь не факт, что вы дойдете до "материка"... Пытаясь быть собой, люди просто густо наносят клей на оборотную сторону пластика.

Счастливы те, кто может не носить маску. И они же несчастны. Их истинная сущность мешает жить этому отлаженному, но скованному цепями обществу. Люди боятся себе подобных, но с открытым лицом, ведь и их глазах блестят кривые зеркала, в которых мы видим себя любимых, но без карнавальной мишуры, а это нам не нравится...Но они не рождены быть актерами. Их мир не сцена, не маски. Их мир - мечта, их мир - полет.

Давным давно жил был Маленький Мальчик, хороший такой, маму, папу слушал, в лес не ходил, с незнакомыми не разговаривал.
Но как то раз повстречал Мальчик Хитрого Лиса. Лис красивый, хвост пушистый, речи сладкие. И стал тот Лис Мальчика в лес сманивать, мол, пойдем ко мне в гости, я тебя чаем угощу. Сильно хотелось Мальчику в гости к Лису. А все говорили Лис Хитрый, он тебя к себе заманит и съест, а косточки выкинет и ни кто ни когда тебя не найдет. Так говорили соседи, друзья Мальчика, так причитал староста, так пугала родня.
Да и у Мальчика самого глаза есть, видит, что Лис хитрый, бусы у него на шее из косточек детей непослушных, и живет он в самой чаще леса, откуда еще ни кто не выбирался.
Сидит Маленький Мальчик, горюет, думает, что делать. С одной стороны, и про Лиса он все знает, и отговаривают все. А с другой интересно и не страшно (подружился же Мальчик с Лисом зная все это и не боялся его), да и если, что то погибать за глупость свою не жалко.
Подумал и ушел в лес к Лису. И в деревне его более не видели. Старики теперь детей малых пугают, что б лес не ходили.
А что с мальчиком стало, нам того не ведомо, то ли Лис съел, то ли заблудился, то ли все хорошо. Нам то запретили в лес ходить....

Это была ее первая осень. Нет, до этого еще были первые весна и лето. Белка радовалась солнцу, небу, парящим бурым листьям и своему отражению в лужице из которой пила воду. Серая полоска проходила по маленькой, черной спинке. Глазки-бусинки блестели, словно звезды на ясном ночном небе.
Белка была шустрая, юркая, запасливая. Найдет орешек - спрячет. Найдет семечку - скроет. Меньше съест, больше заготовит на длинную, колючую зиму...
В то утро ей повезло, в зубы попал лесной орех. Она схватила его и побежала. Нужно было спрятать добычу в другом конце леса. Она бежала, прыгала с ветки на ветку, ветер хлестал ее мягкие кисточки на ушах. Белка спрыгнула с куста и очутилась на дороге....
- Осторожно!!! - скрип тормозов, легкий удар. Машина остановилась, из нее вышли трое мужчин в железнодорожной форме. Они обошли автомобиль и увидели ее... с окровавленной мордочкой, она билась в конвульсиях, а в зубках был зажат зеленый лесной орех...
Кто то из мужчин поднял белку и отнес ее с дороги на обочину. Когда тельце белки коснулось жухлой травы, дух ее был уже далеко....

Глава 1.

Позвонила в дверь и стала ждать. Торопиться незачем, все равно откроет. Щелкнул замок. Толкнув дверь, вошла в квартиру. В коридоре было темно. Тусклая запыленная лампочка, висящая под самым потолком «сталинки», не спасала положение. На ощупь, раздевшись и сняв обувь, прошла в комнату. Около двери споткнулась об упавшие со стены огромные оленьи рога. Дверь в комнату была прикрыта. Пришлось постучаться.
- Входи, деточка, что ты там топчешься, - послышался знакомый хриплый голос.
В комнате было темно и задымлено. Пахло дешевым табаком и старыми вещами. Тяжелые шторы, непонятной консистенции и цвета, пропускали лишь тоненький лучик света в это царство пыли.
Пыль была повсюду. Она вылетала из ковра, когда на него наступали. Пряталась в ветхих книгах, плавно порхала по комнате и приземлялась на всевозможные вещи. На старинное пианино; на огромный комод, полный пожелтевшей посудой; на хрустальных лебедей; на медный музыкальный ящичек, который иногда начинал шипеть и выплевывать звуки похожие некогда походившие на музыку, но теперь потерявшие всякий смысл, но вскоре замолкал и переставал шипеть. А перепуганная пыль поднималась и искала себе новое убежище: в маленьких фарфоровых рюмочках, похожих на синих рыбок с раскрытыми ртами; в механизмах старых часов и трехногого патефона; на полке с одноногой балериной. Одним словом пыль была везде. Скромный телефон, которым не пользовались около пяти лет, забыл свой родной цвет и смирился с серой пушистой шубкой. Даже несмолкающий телевизор (некогда подаренный в ходе предвыборной капании, каким то олигархом) работал в легонькой шапочке и был привязан к стене тоненькими нитями паутины. Вдруг сбежит?
Раскрыла шторы и распахнула окно. Осенний воздух ворвался в комнату.
- Что ты делаешь? Запустишь бактерий. Ты что не знаешь, что в мире творится? Сибирская язва, атипичная пневмония, птичий грипп на худой конец. А если я заболею? Человечество на грани гибели, куда смотрит правительство – непонятно. Знаешь, я уже написала два письма в Белый Дом…
Постепенно задымленность в квартире исчезала, туман рассеивался и в углу комнаты стал проявляться нечеткий силуэт. Вскоре мне были уже хорошо видны: сутулая, высохшая фигурка, с пожелтевшим от постоянно-го курения лицом, тусклые выцветшие глаза, серые с проседью волосы.
Это была Лиля - Хозяйка квартиры.
Глава 2.

Лиля инвалид с рождения. У нее недоразвита правая рука. Плечо и локоть нормальные, а ниже прямо из локтя растет три пальца. Такое «наследство» оставил ей дед. Но тот участвовал в первой мировой и гражданской войнах, имел веселый нрав, «Георгия» за отвагу и троих детей. И, в конце концов, все же был расстрелян белыми в день своего рождения.
Лиля, напротив, из-за увечья своего была замкнута и нелюдима. Ей все время казалось, что людям есть какое то дело до ее руки, до ее жизни. В четырнадцать лет она с трудом окончила школу и заперла себя от мира, в этой квартире. Каждый выход на улицу был для нее испытанием тяжелым и мучительным. Но теперь ведро выносит, ходит за продуктами, получает пенсию и покупает конверты с марками для нее соцработник.
У Лилии же два занятия: просмотр телевизора и написание писем. Она смотрит все подряд от сводки новостей до «Песни года», а потому в курсе всех событий, происходящих в мире. И ни одна трагедия, ни один политический скандал или праздник города не остается без ее внимания. Все контролируется, сверяется по разным источникам и вскоре выдается реакция в виде письма с советом, пожеланием или угрозой. Написанное запаковывается в конверт. Затем клеятся марки. И письмо отправляется к своим «собратьям» – в стопку на столе или на полу. Просто высказавшись, Лиля теряет всякий интерес, как к проблеме, так и к письму. Ее занимают новые сообщения, скандальные известия и пожары в центре Австралии. И вновь отзывы, советы, сочувствия пострадавшим.
Как-то мне стало интересно, почему она не отсылает свои письма.
«Что ты!» – испугалась Лиля – « А вдруг ответят!?»
«Тогда для чего ты их пишешь?»
«Как зачем? Что бы высказаться!»
«Ну, написала, скомкала, выбросила, зачем деньги то на конверты и марки тратить. Пенсия и без того небольшая», - сдаваться было не в моих правилах.
«Выбросила!» - обиделась она. - «То-то я и гляжу, как вы молодежь всем разбрасываетесь и ни чего не цените. Ни любовь, ни дружбу».
На этот раз пришла моя очередь обижаться. «Это я то да не це-ню… да у меня кроме нее, ненормальной, и друзей то больше нет…», - подумалось мне тогда.
Глава 3.

- Ты тут не от сибирской язвы умрешь, а от удушья. – После того, как было раскрыто окно, в комнату стал поступать холодный воздух.
- Хорош тебе беспокоиться, ты лучше посмотри, что я написала нашему мэру. Должен же он заботится о простых людях или нет. Держи, пока не запечатала, - она протянула мне листок, в котором было написано следующее:
.«Г-н N* K* довожу до вашего сведения, что являюсь пенсионеркой и инвалидом I группы. Общая сумма моей пенсии составляет 1050р. Думаю, Вам будет интересно узнать, что за квартиру я плачу 400р. (огромное спасибо за предоставленные льготы), на еду уходит 500р. Еще 150 расходуется на сигареты, конверты и почтовые марки. Лекарства мне приносит подруга, так что в них я не нуждаюсь. Но моя проблема заключается в том, что в счетах за квартиру есть некоторые услуги, которыми я не пользуюсь, это радио розетка и городской телефон, так же общий газ, так как у меня электрическая печка. Огромное спасибо за понимание».
- Ну, как? – спросила Лиля, запечатывая конверт, - Ладно, пойду, лучше чайник поставлю.
Как только женщина вышла на кухню, моя рука потянулась к письму.
«Отправлю», - пронеслось в голове, и конверт скрылся в сумочке.

Месяц меня не было в городе, вернувшись, сразу же отправилась к Лиле. Позвонила. Дверь открылась сразу. Вошла. Лампочка в коридоре окончательно перегорела, но в темноте был виден силуэт Лилии. Впервые за многие годы она вышла в коридор.
- Что-то случилось?
- Я знаю это ты, ты! – сказала она и улыбнулась (или мне показалось?)
- Это ты отослала письмо, - «Радоваться или нет?» - думалось мне.
- Ты не представляешь! Они отреагировали! О, я не могу в это поверить! – Тишина, прерывистое дыхание Лилии становилось все быстрее. «Слава Богу! Отреагировали, услышали, помогли, но что они сделали?» Словно отвечая на мой вопрос, женщина тихо сказала:
- Телефон обрезали, - в ушах у меня, что-то хлопнуло. Нет, не ослышались. Конечно, в письме говорилось и радио и о газе, но отключили телефон! Инвалиду!
Мы прошли в комнату. Лиля плакала и благодарила меня. За что? Чтобы успокоить женщину пришлось налить ей корвалола, да и самой выпить за компанию.
- Не волнуйся, схожу, поговорю, не смеют они так делать. Вернут, все вернут на свои места, - от волнения слова путались и выходила какая то бессмыслица.
- Что ты! Не смей! Как ты не понимаешь, меня заметили, откликнулись на мою просьбу! Я благодарность напишу, а ты отправишь? Ведь от-правишь? Ну, чего ты плачешь!? Ты чего?..

...Лиля умерла год назад. Ее нашли не сразу. Через две недели соседи почувствовали запах и вызвали милицию. Та взломала дверь и обнаружила мертвую женщину. «Внешних признаков насилия не обнаружено» – Сказал судмедэксперт, - «Похоже, что то с сердцем, подробности при вскрытии»…
А Лиля лежала на полу и сжимала в руках молчащую трубку телефона.

2003г.