Если завтра меня не станет
Ни чего не произойдёт
Солнце также по утру встанет
Точно также опять зайдёт

Точно также спешить будут люди
Ничего не желая менять
Как же скоро меня забудут
Мне бы очень хотелось знать

Автор неизвестен

( по мотивам "Пеcни о Буpевеcтнике" )

Летел c обpыва отважный Гоpький,
а cнизу моpе беcилоcь дико,
И Гоpький падал в пучину злую,
летать пытаяcь, маша pуками,
Hо он не может взметнутьcя в небо,
и глупый пингвин глядел тpевожно,
Как то, что было отважным Гоpьким,
волна большая о беpег била.
И еcли кто-то бpоcатьcя будет
c выcокой кpыши вниз головою,
Вопя пpи этом, что мудpоcть жизни -
pазбить cвой чеpеп о твеpдый камень,
Hе надо пpыгать за этим пcихом -
cломаешь шею, и тpуп твой будет
Лежать в вонючей и гpязной луже,
и кpовь c аcфальта дождями cмоет.

Ты летаешь, а под тобой, на земле, любимые существа. Ходят,
разговаривают, пьют, спят, испражняются, пишут письма, читают, смотрят
телевизор. Они ругаются, мирятся, поют, звонят друг другу по телефону,
говорят ласковые слова, в ярости бьют посуду. Они делают все, что положено
делать людям. Только не замечают тебя. Никогда. Изредка, очень-очень редко,
даже говорить не стоит, но все-таки, случается, бывает -- они прислушиваются
к чему-то и видят смутный неясный образ: амурчик? ангелочек? облачко? Это
-ты. Но они этого не знают. И забывают. И вспоминают только тогда, когда ты
уже не летаешь, а плаваешь в темном теплом тумане и с тобой нежно
разговаривают чарез стенку живота. И хотя тебя пока еще никто не видит --
тебе очень хорошо. Тебе не нужно еще внимание других, тебя вполне устраивают
уют и мир в твоей будущей семье. Полеты прекращаются. На долгих девять
месяцев. И это -- бесконечность. Ты -- весь внимание. Ты жадно ловишь
информацию изнутри себя и из внешнего мира. Ты чувствуешь свой стремительный
рост -- словно ты вспухаешь, -- приток каких-то веществ, отчего у тебя
появляется сила, и можно уже сообщить о себе ударом пятки в упругую стенку
темного тумана: "Я есть". Ты жадно ловишь звуки снаружи -- глухие, громкие,
как тамтамы.

И вот -- ты рождаешься. Правда, это с их точки зрения. А в самом деле
-- ты засыпаешь. Боль, стресс, ослепление светом, холод так велики, что мозг
отказывается служить и закрывает все входы и выходы. Впоследствии у тебя
уходит вся жизнь на то, чтоб их раскрыть. Но ты не успеваешь, так как канал,
сообщающий, что ты только для этого-то и существуешь, тоже заперт, и только
в замочную скважину тянет сквозняком и ты до самой смерти маешься из-за
этого и ищешь смысл жизни, которого нет.

Но зато после рождения ты снова получаешь право полета. Правда, это уже
не легкое счастливое парение. Этот полет намного грубее. Тебя поднимают руки
отца и бросают вверх. Ты радуешься и смеешься. Потому что в самом апогее, в
точке между взлетом и падением, в тебе просыпается то ли амурчик, то ли
ангелочек, то ли облачко. Это миг блаженства, и он повторяется раз за разом,
пока отец не устает или ему не надоедает с тобой возиться.

Твое тело день ото дня тяжелеет. Первый его опыт. С каждым разом
подбрасывают все ниже, спасибо, если подбрасывают. Приходится компенсировать
чем-то.

Сидишь за столом. Все едят.

-- Тебе -- что, нужно особое приглашение?

-- Я летаю, -- говоришь ты, не выносясь из заоблачных далей.

Ремнем из тебя выбивают и это жалкое подобие полета. Ты больше уже не
зеваешь по сторонам во время еды. Ты вообще становишься деловитым человеком.
Ты -- взрослый, тебе двенадцать лет. Будет повод -- сам поиздеваешься над
"летающим" чудаком. А внутри себя тебе стыдно, что ночью во сне в тебе
просыпается радость и ты видишь голубое, до сладкой боли небо и
воспаряешь... Ты начинаешь курить, пить, жена ругается, что суп то ли
картофельный, то ли азотный, ты впитываешь в себя всю гадость и грязь мира.
И полеты во сне все чернее. Пропадает небо, и ты оказываешься в замкнутом
пространстве, верхом на соседской швабре. Просыпаешься -- тебе страшно,
противно, фу, какой кошмар. Голова болит, и через час вставать на работу...

Проходит время. Много времени. Очень много времени. Гладя внука по
голове, ты с грустью вспоминаешь детство и думаешь о том, что полжизни,
считай, не летал. И хочется, вроде, думаешь ты. С тобой случается
невероятное. Один только раз. Оглянувшись -- никто не видит? -- ты
взмахиваешь руками и с горечью опускаешь. Полет невозможен. Ты чувствуешь
опыт старого тела и видишь себя всего, каждую клетку -- прокопченной,
высохшей, усталой.

Но однажды во сне ты видишь громадный каменный зал, и человека в углу
за столом.

-- Лети, -- говорит он.

-- Я не умею.

-- А ты попробуй.

Ты хочешь уже, действительно, попробовать, как вдруг замечаешь, что ты
высоко над каменным полом. Хорошо, легко, свободно.

-- Я скоро умру. Сон приснился, -- сообщаешь ты поутру родственникам.
Они, в общем, верят, но вежливо называют все это чушью. А ты... Терзавший
тебя всю жизнь страх смерти проходит.

И вот -- ты умираешь. Правда, теперь все наоборот. Всем кажется, что ты
умер, а в самом деле ты проснулся.

-- Три часа не трогайте тело, -- говорит врач, -- его мозг еще не умер.

Интересно, кончится это через три часа или нет? -- думаешь ты и
стремительно взлетаешь под небеса, где звучит музыка, и нет ни боли, ни
страха, а только волшебный полет...

август 1989

Оксана Аболина