-Поиск по дневнику

Поиск сообщений в lj_sanych74

 -Подписка по e-mail

 

 -Постоянные читатели

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 20.01.2011
Записей:
Комментариев:
Написано: 0




Устал - умри! - LiveJournal.com


Добавить любой RSS - источник (включая журнал LiveJournal) в свою ленту друзей вы можете на странице синдикации.

Исходная информация - http://sanych74.livejournal.com/.
Данный дневник сформирован из открытого RSS-источника по адресу /data/rss/??b6eeae00, и дополняется в соответствии с дополнением данного источника. Он может не соответствовать содержимому оригинальной страницы. Трансляция создана автоматически по запросу читателей этой RSS ленты.
По всем вопросам о работе данного сервиса обращаться со страницы контактной информации.

[Обновить трансляцию]

Лишний

Понедельник, 09 Апреля 2018 г. 01:31 + в цитатник
Если сюда ещё кто-то заходит - посмотрите первую серию сериала "Лишний". Остальные уже как зайдёт, всего 4 серии. Мой первый сценарий, в котором всё моё, от идеи, до диалогов. Фантастики там нет, жанр - детективная мелодрама.
История женщины, чей сын, считавшийся погибшим в десятилетнем возрасте, возвращается спустя двенадцать лет при странных обстоятельствах.

https://sanych74.livejournal.com/184371.html


Метки:  

ТВЭ-7

Пятница, 06 Апреля 2018 г. 03:47 + в цитатник
НАЧАЛО

ПРЕДЫДУЩЕЕ


***
На открытие детской площадки собралось много народа. Паша думал, что это местные жители, но оказалось, что большинство из них – сотрудники районной администрации.

Рядом с Пашей суетилась какая-то женщина, похожая на Лидию Львовну. Объясняла ему предстоящий распорядок – проход по площадке, короткое интервью на камеру.
Паша в это время рассматривал площадку. Издалека она казалась симпатичной, но когда Паша подошёл поближе, то напрягся.

Покрытие у площадки не из зелёной резины, а из асфальта, покрытого зелёной краской. Горка обита жестью, проржавевшей в нескольких местах. Качели, едва Паша их качнул, заскрипели так, словно где-то внутри них заживо потрошили свинью.

Странные и убогие конструкции, выполненные из водопроводных труб и наспех покрашенной арматуры, вероятно, должны были выполнять функцию турников, но больше походили на подпорки для винограда, какие стояли во дворе у Пашиной бабки.

Паша только хотел спросить у женщины, уверена ли она в том, что площадка готова для сдачи, как их внезапно окружила большая группа людей, во главе с тучным мужчиной в твидовом костюме, с ярким, ядовито-зелёным галстуком и в очках с золотистой, а скорее всего, с золотой оправой.

- Павел Петрович? Горский, Илья Борисович, глава Гвардейского района. – мужчина протянул Паше руку, ладонь оказалась неприятно потной. – Спасибо, что приехали. Вся эта неприглядная ситуация, конечно, выбила нас из колеи, но мы работаем, как видите.

Паша догадался, что под «неприглядной ситуацией» Горский имел в виду задержание мэра. Пробормотал в ответ что-то невнятное, глядя на гвоздь, торчащий из деревянной песочницы. Горский, видимо, решил, что это были слова поддержки и одобрения, так как заметно приободрился, даже грудь выпятил, поглядывая свысока на свою свиту.

- Павел Петрович, мы тут сейчас быстренько с формальностями закончим, и я вас приглашаю к нам. Отметить, так сказать, мероприятие. Чайку, или… хе-хе, не чайку. Как вы на это смотрите, Павел Петрович?

От Горского пахло парфюмом и алкоголем, причём первое, судя по всему, должно было забить запах второго. Его спутники, мужчины и женщины в возрасте 50+, улыбались одинаковой улыбкой, и периодически кивали зачем-то, будто их кто-то о чём-то спрашивал.

- Тут гвоздь торчит. – сказал Паша, и ткнул пальцем, указывая на один из. – Пораниться можно.

- Где? Гвоздь? – Горский искренне удивился, подошёл поближе, провёл пальцем по торчащей шляпке. – Да, действительно. Недоработочка. Лёва! Лёва!

Из свиты вышел один, самый молодой, с небольшими залысинами и аккуратным зализанным пробором.

- Давай это быстро, исправь, ну. Вон, камень. – указал Горский.

Лёва стремительно поднял с земли булыжник, двумя резкими ударами согнул гвоздь, вмяв его в деревянную поверхность. Горский сурово погрозил ему пальцем.

- Лёва! Ты меня не это самое. Перед людьми, перед начальством, так сказать. Твои строители недоработали?

- Никак нет, Илья Борисыч! – по-военному молодцевато ответил Лёва. – Не наш косяк!

- А чей? Думаешь, кто-то специально?

- Да кто его… мож местные хулиганы. Или хохлы приезжие. Они ж суки такие, как тараканы – только отвернись, уже гадят. И не уследишь за всеми.

Горского это объяснение вполне устроило, он повернулся к Паше, развёл руками.

- Вот так и живём. Так сказать, в прифронтовой обстановке. Но справляемся. Пойдёмте, Павел Петрович. Телевизионщики уже ждут. Ребята, вы как, готовы? Снимаем?

Ловко ухватив Пашу за локоть, Горский увлёк его в сторону от злополучного домика, поближе к двум операторам с громоздкими камерами и миловидной девушке с микрофоном.

- Ну что ж, друзья! – торжественно начал Горский, красуясь перед камерами. – Прекрасный день, и прекрасные новости. Начну с небольшой банальности, скажу вот что. Дети – это наше будущее. Цветы нашей жизни. И мы должны сделать всё, чтобы наши дети росли здоровыми, сильными, умными, трудолюбивыми…

Он говорил без бумажки, почти не запинаясь, уверенно. Паша стоял рядом, вспоминая, как в детстве они лазали на стройках, пробирались в заброшенные шахты, спускались в канализационные тоннели – где было во сто раз опаснее, чем на этой убогой площадке. Однажды, перелезая через забор, маленький Паша распорол ладонь ржавым гвоздём, а врач потом, делая перевязку, рассказал жуткую историю о том, что такое гангрена, и как она возникает из-за ржавчины, попавшей в рану. С тех пор у Паши навсегда остался страх перед ржавыми острыми предметами, и хотя он продолжал шариться с друзьями по всяким местам, теперь он уже был более осмотрительным и осторожным.

- … со своей стороны я, как глава администрации Гвардейского района, обещаю, что в самое ближайшее время мы откроем ещё несколько детских площадок, а также площадки для волейбола, баскетбола, и даже… - Горский выждал короткую театральную паузу и торжественно произнёс. – И даже каток! А теперь слово скажет представитель мэрии. Павел Петрович, несколько слов, пожалуйста.

Паша грустно посмотрел в объектив сначала одной камеры, затем другой. Журналистка сунула ему под нос микрофон, у неё, как и у операторов, на лице была написана скука, желание побыстрее закончить и уехать, она даже смотрела не на Пашу, и даже не на площадки, а на микроавтобус с логотипами областного телеканала.

Буффонада современной реальности, где карикатурные актёры играют самих себя, произносят вызубренные реплики, не ища в них смысла, не вкладывая эмоций, не ожидая эмпатии, и совершенно не понимая, что и для чего они делают.

Просто отбывают свой срок в угоду режиссёру в нелепом ядовито-зелёном галстуке.

- Павел Петрович? – Горский чуть тронул его за локоть. – Как вам площадка?

Перед глазами вновь появились стопки купюр из сумки незнакомца. Миллион долларов. Сумма, при которой страх превращается в смелость, а осторожность в решительность.
«А мне всё пофиг, я с покоса, уберите кирпичи» - всплыла знакомая мелодия из детства.

- Это… - Паша откашлялся от волнения, потому что внезапно понял, что он хочет сказать. – Это самая ужасная детская площадка, которую я видел. Эта площадка для того, чтобы сделать детей инвалидами. Я вообще не представляю, как можно пускать детей сюда. Не знаю, сколько денег было потрачено На Это, но лучше бы Это вообще не строили. Уж лучше пусть на стройках лазают, чем здесь.

Лицо Горского стало похоже на лицо министра спорта, у которого Дудь спросил «доколе». Оно посерело, побледнело, покраснело. Рот открывался и закрывался, но не издавал ни звука. Казалось, что Горский сейчас лопнет от возмущения, от неожиданной подставы, от ярости и ненависти.

Зато журналистка – та просто расцвела, ожила, затрепетала в ожидании сенсации. Как и операторы, обступившие их – Паша видел, что один из них снимал только его, когда второй поймал такой ракурс, чтобы кроме Паши, были видны также лица Горского и его свиты.

- Вы… ты… ты что… Не снимайте это! – потребовал Горский и протянул руку к камере одного из операторов. – Это мы так шутим.

Оператор ловко увернулся, продолжая снимать. И Горский переключил своё внимание на Пашу.

- Прекратите этот балаган, что вы делаете… - прошипел он, пытаясь одновременно улыбаться на камеру. – Немедленно!

- Балаган – это то, что вы тут устроили. – бросил Паша, достаточно громко. – Я в этом участвовать не буду.

Он развернулся, и пошёл к машине. Водитель Дима, стоявший рядом, пошёл вслед за ним.

- Не трогайте камеру! – донеслось Паше в спину. – Отойдите, мужчина, или я в полицию позвоню! Снимайте, снимайте это!

Паша плюхнулся на переднее сиденье «камри», перевёл дух.

Водитель завёл машину.

- Куда?

- В мэрию.

Когда они уже отъехали на довольно приличное расстояние, водитель неожиданно произнёс:

- Спасибо.

Паша вопросительно посмотрел на него.

- Я живу здесь. – пояснил водитель. – Гвардейка – это ад. Дороги в колдобинах, здания рушатся, площадки эти – хоть стой, хоть падай. А Горский сидит тут уже лет пятнадцать, и никто ему слова сказать не может. Вы первый.

Паша кивнул, и отвернулся к окну. Всё, что он сейчас хотел – это рассказать о происшедшем Свете. Сказать, что он соскучился. И получить какие-то слова поддержки. Услышать что-то вроде «всё правильно сделал».




***
- Паша, ты с ума сошёл? Зачем ты это сделал?

Света даже не стала задавать уточняющих вопросов, а просто сходу начала объяснять Паше, что он неправ, и не должен был зачинать конфликты с влиятельными людьми. А когда Паша сообщил, что уже поздно, и конфликт состоялся, она снова спросила, зачем он это сделал.

- Не знаю. – признался Паша. – Просто представил, что наш ребёнок играет на этой площадке, и…

- Паша! Ты представил, что мы с ребёнком живём в Энске? Таким ты видишь наше будущее?

- Нет, не наше, я чисто гипотетически… - залепетал Паша в телефонную трубку.

- Даже гипотетически мы не будем жить в этой дыре. – твёрдо заявила Света. – Я, во всяком случае, не буду. И мой ребёнок тоже.

Паше не очень понравилось, что Света как бы отделила себя с ребёнком от Паши, это звучало довольно агрессивно.

- Любимка, конечно, мы не будем здесь жить. Но пока я вроде бы мэр, и должен…

- Ты должен думать в первую очередь о своих детях, а потом уже у гипотетических. – прервала его Света. – Тем более, если ты мэр. Паша, ну почему ты ведёшь себя как маленький?

Паша услышал чей-то голос в трубке. Мужской.

- Ты не одна? С кем ты?

- Я на переговорах, милый. Обсуждаем мои рекламные контракты.

- Но… ты же сказала, что была в душе. Когда я звонил из машины…

Пауза хоть и была короткой, но всё же была.

- Глупенький. Я была дома в душе, а потом оделась и пошла на встречу. Мне пора, милый. Позвоню завтра. Люблю тебя.

- И я тебя.

Положив телефон на стол, Паша нахмурился. Он, конечно, не думал и не хотел думать о том, что Света могла бы ему изменить. Просто беспокоился за неё – одна, в чужом городе, с большой суммой денег.

- Павел Петрович, вам что-нибудь ещё нужно?

В кабинет заглянула Леночка, и Паша несколько секунд молча смотрел на неё, будто не узнавая.

- Павел Петрович?

- Нет. Ничего. Спасибо.

- Тогда я пошла. Уже семь часов. До свидания.

Паша кивнул ей, но она не спешила уходить.

- Там это… говорят, вы с Горским поругались.

- Ну, если это можно так назвать. – пожал плечами Паша. – А что?

- Года два назад он поругался с Пепелицей. Здесь, в приёмной. Чудь до драки дело не дошло. А через два дня Пепелицу избили. Голову проломили.

- Вот как?

- Говорят, это были чоповцы из «Щита». Но так никто и не узнал.

- И зачем ты мне это говоришь?

- Ты лучше помирись с ним, Паш. – сказала Леночка сочувственно. И снисходительно. Как раньше. – Серьёзно. Горский – не твой уровень.

- Спасибо. – процедил Паша. – Я подумаю. Два дня у меня есть.

Ничего более не сказав, Леночка исчезла и закрыла за собой дверь, оставив Пашу в полном одиночестве как внутри, так и снаружи.




***
Уже начало темнеть, когда Таня вернулась домой. Муж сидел в беседке с ноутбуком, кальяном и пятью чашками с остатками кофе. Лампу во дворе не включил, похоже, даже не заметил, что уже наступили сумерки. Зато сразу почувствовал неприятный запах, исходивший от одежды супруги. Пришлось рассказать, что сегодня был не самый приятный рабочий день.

По словам Виктора, дети занимались уроками, что выглядело крайне подозрительно – тем же самым они занимались и несколько часов назад. Таня решила проверить лично, уверенная, что это не так. И не ошиблась.

Лина спала. В одежде и обуви, на кровати, в обнимку с плюшевым медведем.

А Олег, наказанный и по сути находившийся под домашним арестом, исчез. Несколько минут потребовалось Тане, чтобы установить – он покинул дом через окно родительской спальни, задний двор и соседский забор. Дальше его следы терялись, а телефон не отвечал на вызовы.

- Витя…

- Я…

- Ты целыми днями дома. Неужели трудно просто посмотреть за сыном?

Муж в ответ грустно вздохнул. Он редко спорил, даже когда считал себя правым. Иногда это качество нравилось Тане, а иногда просто выбешивало, так как всегда было непонятно, осознаёт ли Виктор свою вину или нет.

Обречённо махнув рукой, Таня направилась в дом, где разбудила Лину.

Та несколько минут приходила в себя, потом призналась, что видела, как Олег сбежал, но не стала ничего говорить папе, потому что Олег пообещал ей кнут и пряник. Лина также рассказала, что не знает, куда пошёл Олег, но с собой он взял какой-то учебник.

- Ну хотя бы не рюкзак с едой. – прокомментировал Виктор и пояснил. – Значит, вернётся рано или поздно.

- Вопрос только в том, рано или поздно? – ответила ему Таня, достаточно сурово, чтобы Виктор больше не проронил ни слова.

А Таня, уложив Лину спать, стала обзванивать родителей одноклассников Олега, и задавать вопросы, целью которых было выяснить, где он сейчас мог бы находиться.
Только вот никто из друзей Олега понятия не имел, куда и почему Олег сбежал из дома, наплевав на все родительские запреты.



***
Олег находился буквально в паре кварталов от своего дома, но чувствовал себя так, словно очутился в Квинсе, настолько ему было неуютно. В какой-то степени он забрёл на чужую территорию, но беспокоило его не это, а то, что он совершенно не знал, о чём говорить с Настей Соболевой, которой притащил и уже давно отдал этот дурацкий учебник английского.

- Там я закладки поставил. Где домашка.

- Я поняла.

Настя отвечала не то, чтобы холодно, скорее равнодушно. И смотрела куда-то в сторону, то ли в окно, то ли на подоконник.

Второй этаж хрущовки. Лифта нет, и все прутся по лестнице, не давая нормально поговорить. Олег предлагал выйти во двор и посидеть за домом на камнях, но Настя отказалась. Хорошо хоть на лестничной площадке согласилась постоять.

- Я тут это, подумал…

- Здравствуй, Настюша.

- Здрасьте, тётя Роза.

- Как твои дела?

- Спасибо, всё хорошо.

- Ну и слава Богу. Привет родителям.

- Спасибо, передам.

- Ты тут не простудишься? Сквозняки, а ты после болезни.

- Я уже иду домой скоро. Доброй ночи, тётя Роза.

Пылая ненавистью ко всем Настиным соседям, Олег не мог не отметить тот факт, что с ними Настя ведёт себя гораздо дружелюбнее. Здоровается, улыбается.

- Морозов, ты заснул? Или замёрз?

- Не, я просто… Значит, ты в школу завтра не придёшь?

- Нет. Я типа болею ещё. Это предки велели английский подтянуть. Я свой учебник Аллочке отдала, а ты тут ближе всех. Ещё раз спасибо, кстати. Так, а что ты там хотел сказать?

- А ты кино вообще любишь?

- Кино?

- Да, кино. Фантастику, или мелодрамы. – Олег замялся, потом выпалил. – Пошли в кино в субботу.

Настя впервые уставилась на Олега с интересом.

- Тебя Вася подослал?

- Что? Нет!

- Не ври! Сайленсер тебя подослал, да?

- Не вру, клянусь! – Олег инстинктивно прижал ладонь к сердцу. – Я с ним вообще не общаюсь.

Настя прекрасно знала, с кем общается её одноклассник Олег Морозов, и с кем общается её бывший парень Вася Сайленсер, о расставании с которым она ещё неделю назад объявила в своём инстаграмме.

- И ты приглашаешь меня на свидание?

- В кино… или на свидание. Ты как хочешь? – поинтересовался Олег.

- Никак. Знаешь, что будет, если Вася узнает, что я с тобой пошла в кино?

- Ничего не будет. – ответил Олег. – Он же с Ларисой встречается. С сестрой Карена.

- Что? Откуда ты знаешь?

От прежней молчаливой и равнодушной Насти не осталось и следа. Теперь перед ним стояла крайне заинтересованная в разговоре девушка, и главной задачей Олега было правильно подать информацию.

- Я думал, ты знаешь. Он с ней фотки выкладывал.

- Куда? Я не видела никаких фоток.

Олег достал телефон, и пока листал страницы, вкратце рассказал Насте, что у Васи есть второй аккаунт «для друзей», в котором он постит все свои похождения. Рассказывать о том, как подставной аккаунт Олега оказался среди Васиных друзей, Олег не стал, да и Настю это особо не интересовало. Быстро просмотрев несколько фоток, Настя с как можно равнодушным видом вернула телефон, и произнесла чуть дрожащими губами:

- Мне пофиг.

- Так ты пойдешь?

- Куда?

- В кино. В субботу.

Настя думала очень долго. Над чем-то очень важным, так как даже не поздоровалась с очередным соседом, прошедшим мимо них.

- И куда мы пойдём? В «Пионер»?

«Пионер» был, в принципе, единственным работающим кинотеатром Энска. В здании, кроме кинозала, были ещё шашлычная, сауна с бильярдной, аптека и обменный пункт.

- Нет, конечно. В «Большой».

- В Ростов? И как мы туда поедем? На такси?

В её голосе звучало презрение, возможно, она и не хотела задеть Олега, но похоже, она была сильно расстроенной.

- На тачке. – ответил Олег. И зачем-то добавил. – На моей.

- На твоей? – Настя скривилась. – У тебя нет машины, чего ты врёшь?

Олег пожал плечами.

- Я не заставляю тебя верить.

- У тебя даже прав нет. Их с восемнадцати выдают, Вася только недавно получил.

- Потому что Вася лох. – ответил Олег. – А у меня мама замначальника нашей полиции. Я эти вопросы вот так решаю.

И он щёлкнул пальцами, получилось звонко и убедительно.

Настя всё ещё колебалась.

- И ты у мамы машину возьмёшь?

Олег на секунду представил, что его ждёт, если он прикоснётся к служебной машине мамы, и внутренне содрогнулся.

- Нет, конечно, у меня своя.

- Какая?

Олег посмотрел на неё исподлобья, пожал плечами.

- Увидишь. Если поедешь.

- Ладно. – сказала Настя. – Я подумаю. Позже напишу в вацап.

Она ещё раз посмотрела внимательно на Олега, добавила:

- Спасибо за учебник.

- Не за что.

Махнув на прощанье, Настя скрылась за дверью квартиры.

Домой Олег возвращался в приподнятом настроении, весь путь мозг работал в одном направлении – как решить вопрос с машиной. Всё было просто – Олег собирался нанять кого-нибудь с нормальной тачкой, сказать Насте, что перед поездкой употребил алкоголь, и поэтому взял водителя.

Дома его ждали родители, долгий разговор с которыми привёл к очередным запретам и унижениям. Теперь отец должен был каждый день встречать их с Линой из школы, и контролировать каждый шаг Олега на протяжении всей следующей недели. Без компьютеров, приставок, футбика, кастриков и прогулок вне двора.

Олегу было на всё это плевать. Настя написала, что готова в субботу идти в кино, и надо было побыстрее добраться в свою комнату, чтобы разослать всем друзьям просьбу помочь с машиной.

То, что в самый важный момент мама зашла к нему в комнату и отобрала телефон, стало буквально ударом поддых. Она пообещала, что вернёт его только завтра утром.

Что ж, следует побыстрее решить вопрос с новым телефоном, о котором родителям будет неизвестно. Давно пора было так сделать.





***
Возвращаясь домой, Паша принял окончательное решение – завтра он свяжется с Горским, поговорит с ним, и постарается убедить в том, что не плетёт никаких интриг. Возможно, даже извинится за то, что наговорил всякого в присутствии людей и телекамер. И предложит поскорее забыть это недоразумение, чтобы не раздувать конфликты и не привлекать внимания окружающих.

Именно последний пункт и являлся главной причиной, по которой Паша решил помириться с Горским. Он понял, что не хочет оказаться в центре внимания, под наблюдением посторонних людей, которые будут задавать вопросы и подмечать любые странности. Света права, надо думать о своих детях, о своей семье. И не конфликтовать с теми, кто может создать неприятности.

Подъезжая к дому, на углу улицы заметил вишнёвую «девятку» своих недавних собутыльников. Рядом с машиной никого не было, но из открытых окон соседнего дома, где жил Чилиец, доносилась музыка и громкие возгласы. Молодёжь отдыхала. Когда-то и они со Светкой также зависали на чужих квартирах, веселились, пили вино или что-нибудь покрепче, танцевали, кричали… теперь уже нет. Интересно, всё дело в возрасте, или это индивидуально?

Остановившись перед воротами, Паша не сразу вышел из машины. Какое-то внезапное чувство тревоги охватило его, он посмотрел в одну сторону, в другую, но не заметил ничего подозрительного.

Вышел из машины, подошёл к калитке. Пока доставал ключи, заметил тень сбоку, и что-то сжалось внутри, ещё до того, как мозг определил и оценил источник опасности.

- Павел Петрович?

- Да, а вы…

- Тебе привет с Гвардейки, пидарас.

Удар пришёлся в живот, и Паша согнулся, хватая воздух. Тут же ещё один удар, в висок, от которого зазвенело в ушах. И ещё один, вскользь, по затылку. И ещё. Ещё.
Паша рухнул на землю где-то в промежутке между четвёртым и шестым. Инстинктивно прикрыл голову руками, и получил удар под рёбра, на этот раз ногой, обутой в чёрную лакированную туфлю. И ещё. И ещё.

Чья-то рука схватила его за волосы, приподняла голову.

- Завтра уволишься по собственному желанию, или я тебе…

- Эй, вы чё! Пусти его! Стоять! Ах, ты… Тушим, пацаны!

Рука отпустила Пашину голову. Ему удалось чуть повернуться, чтобы увидеть, как Карен и его друзья с подружками – человек восемь или десять – избивали двух крепких мужчин с короткими стрижками, в чёрных костюмах и чёрных туфлях. Подростки были пьяны, возможно, к алкоголю примешивалось чувство собственной правоты, поскольку били они с азартом, не стесняясь.

«Костюмы» пытались защищаться и отбиваться, но силы были не равны. Меньше минуты им потребовалось понять, что делать дальше, и они побежали вдоль улицы, под мат и улюлюканье разгорячившихся ребят. Бежать за ними никто не стал, все окружили лежащего на земле Пашу.

- Эти двое из "Щита". - сказал кто-то. - На рынке стоят постоянно.

Карен присел рядом.

- За что они тебя?

Паша попытался ответить, но резкая боль в груди перехватила дыхание.

- Ему в больницу надо. – сказала какая-то девушка. – Слышали хруст? Это ребро. Или рёбра.

Паша вдруг вспомнил, как Виктор, муж Татьяны, рассказывал ему о месте под названием ЗТМ – туда временно уходят герои, которым требуется восстановление и некое переосмысление последних событий. Там ничего нет, объяснял Виктор, кроме бездонной тьмы, в которую нельзя войти, а можно только провалиться, и падать, падать, падать…

- Вася, подгони тачку. – скомандовал Карен. – Держись, бро. Встать сможешь?

Слова доносились словно сквозь вату. Паша понял, что не сможет встать, что вокруг него та самая бездонная тьма, и он падает, падает, падает…




***
Таня отвезла детей в школу, и попыталась ещё раз поговорить с сыном. Вернула ему телефон, предупредила, что Олегу лучше не усугублять ситуацию, и хорошенько подумать над своим поведением. Кажется, он всё понял, во всяком случае, его обещание показалось Тане искренним.

Во время разговора ей позвонили из управления. Ночью во второй камере случилось какое-то ЧП, и её срочно ждали на рабочем месте.

Неприятный холодок пробежал по спине, когда она подъехала к управлению. У входа блевал один из сотрудников, ещё двое разговаривали по телефонам, и лица у них были бледными, напуганными.

На месте дежурного сидел один из оперов убойного, он поздоровался с Татьяной и в ответ на её немой вопрос кивнул в сторону коридора.

В кабинете убойного Баринов и двое незнакомых мужчин допрашивали Гришу Панченко, дежурившего этой ночью. До Тани долетели его клятвы о том, что он не слышал ни криков, ни шума борьбы. Баринов увидел её, проводил взглядом, но ничего не сказал, и даже не кивнул в ответ.

Она прошла дальше по коридору, конвойный открыл ей решётку. Из первой камеры доносились странные звуки. Таня заглянула в окошко, и увидела Белика – он захлёбывался рыданиями, судорожно бился в истерике, скорчившись на нарах в позе эмбриона.

Дверь во вторую была открыта.

- Там жесть. – предупредил конвойный.

Таня шагнула вперёд.

Качок-наркоман сидел на том же самом месте, где она видела его в последний раз. Его голова лежала у него на коленях, под ногами расползлась огромная лужа крови, уже свернувшейся. Её тошнотворный запах не только не выветрился, но и перебивал ту вонь, что осталась от Белика.

Таня прижала к носу платок, перевела дух, справившись с рвотными позывами.

- Как это случилось?

- Он это сделал. – конвойный кивнул на первую. – Белик. В семь двадцать – семь тридцать примерно. А минут через пятнадцать Гришку стал звать. Я как раз приехал, захожу, в дежурке нет никого. А потом Гришка выбегает, лицо белое, как полотно… И Белик орёт, мол человека убил, не хотел, но убил.

Конвойный заступал в восемь, и в голосе его чувствовалось явное облегчение от личной непричастности к инциденту.

- Чем он это сделал?

- Дык… по ходу, руками. В камере не нашли ничего. У Гришки теперь проблем будет… его уже час допрашивают. А за что его вообще задержали? Я про Белика.

Таня замешкалась с ответом, осознав, что это она привезла Белика в управление и оформила задержание. Мысли вдруг рассыпались по кусочкам.

На пороге возник Баринов.

- Пошли. Тебе хотят несколько вопросов задать.


ПРОДОЛЖЕНИЕ

https://sanych74.livejournal.com/184247.html


Метки:  

Тёмные воды Эдема-6

Пятница, 06 Апреля 2018 г. 03:08 + в цитатник
НАЧАЛО

ПРЕДЫДУЩЕЕ


Серия 3
***
Одежда пропиталась запахом гниющей плоти. Он был настолько силён и резок, что, казалось, проникает вглубь, под кожу. Очень хотелось сбросить вещи и стать под душ, так как казалось, что вонь никогда не выветрится.

Но в первую очередь требовалось составить протокол, и записать показания подозреваемого. Показания, по сути являющиеся признанием.

- Я их убил, еба. Не отрицаю, признаю, и готов подписать где надо. Но я не виноват, ясно?

Протирая велосипедный шлем рукавом грязной рубашки, Белик часто моргал и щурился, хотя солнце светило не так уж и ярко. Запекшаяся кровь на шлеме стиралась с трудом, хотя Белик прикладывал силу.

Таня никогда раньше не общалась с Беликом, хотя знала его чуть ли не с самого детства. Бывший спортсмен-велосипедист был неотъемлемой частью Центрального рынка. Чернорабочий на подхвате, за бутерброды и бухлишко. Принести, подмести. Несмотря на вечно пьяное состояние, он старался следить за собой, и до уровня бомжа не опускался. Ну, это раньше.

Сейчас от его одежды шёл запах едва ли не сильнее, чем на полянке, где были разложены куски гниющего мяса. Таня морщилась, зачем-то стараясь скрыть отвращение к подозреваемому. Он всё видел, и ему, похоже, было плевать.

- Я не виноват.

- А кто виноват?

- Тварь.

Белик появился так неожиданно, что Таню едва не хватил сердечный приступ. Она подумала – если бы умерла тут, этот псих не стал бы звонить в скорую, а мог бы вполне расчленить и её тело.

Но он забрал свой шлем, валявшийся поблизости, и молча пошёл прочь, как ни в чём не бывало. Пришлось его догонять, и спрашивать, что произошло с животными, чьи конечности и внутренности были аккуратно разложены на полянке, словно в мясном отделе Ашана.

Белик отвечал буднично, словно ничего особенного не произошло.

- Мерзкая тварь заставила меня сделать это.

- Кто именно? У этой твари есть имя?

- Мясник. – сказал Белик. – Его зовут Мясник. Пришёл, когда я спал. Вошёл сюда и приказал сделать это.

Белик постучал пальцем по голове, потом ткнул рукой в направлении останков.

Таня внутренне содрогнулась. Подумала – если посадить его в машину, она пропитается этим запахом навсегда. Нет. Только не в машину.

- Вы понимаете, что совершили преступление? Даже несколько преступлений, включая кражу и жестокое обращение с животными.

Белик кивнул.

Таня представила, как привезёт Белика в управление, как будет его оформлять, и как сбегутся коллеги, посмотреть, пошутить… о, да, шуток будет более чем достаточно. Городской сумасшедший выпотрошил соседскую курицу, дело особой важности, конечно. По хорошему, его надо бы отдать районным.

- Ваши соседи намерены подать на вас заявления. Но если вы уладите все проблемы во внесудебном порядке…

Она сделала глубокомысленную паузу, с намёком.

Белик смотрел сквозь неё, и похоже, вряд ли понимал, о чём идёт речь.

- Или я могу задержать вас. Посидите в камере, а потом…

- Меня посадят в тюрьму? – внезапно спросил Белик.

- Это решать суду. Но думаю, вам лучше не доводить дело до суда, и договориться с соседями… по-соседски. С теми, чьих животных вы убили.

Таня шагнула в сторону от Белика – ей вдруг показалось, что если сейчас она не получит глоток свежего воздуха, то она немедленно потеряет сознание. Ещё она поняла, что ни за что на свете не посадит Белика в машину.

- Это всё началось после тачки.

- После какой тачки?

- Чёрная. Иномарка. – Белик махнул рукой по направлению к Дачному. - Я её нашёл. А там кровь была. Испачкался.

- Субару Форестер?

- Я позвонил Борьке Механику. Хотел ему колёса продать. А он сказал, что эту машину Могила ищет.

Вот откуда Баринов узнал про машину, подумала Таня. Могильщик был его информатором. Интересно, в обмен на что?

Почти семнадцать лет занимать такой пост – это значит уметь договариваться со всеми, и с друзьями, и с врагами. Но где проходит эта грань? Что, если Могильщик продолжает вымогать деньги из бизнесменов? А Багдасарян выращивает в своих теплицах не только петрушку? Могут ли они договориться с Бариновым? Что, если весь город погряз в коррупции, а Таня просто не хочет снимать розовые очки? Что, если она просто боится задавать вопросы, потому что без них гораздо спокойнее, удобнее, комфортнее?

И что для неё важнее, внутреннее спокойствие, или внешнее?

- Я больше не буду убивать животных. - пообещал Белик, напомнив о своём существовании.

Таня посмотрела на него отсутствующим взглядом, кивнула.

- Хорошо. Только вам надо поговорить с соседями. Извиниться, возместить убытки, и договориться…

Белик её не слушал, от слова вообще.

Он просто смотрел в сторону Тани, но не на неё, а сквозь. Голос у него был такой отсутствующий, гулкий, будто эхо шло из горла.

- Когда я корову зарезал… Мясник сказал, что больше животных убивать не надо. Теперь будут люди.

- Что?

- Он сказал, что резать людей гораздо более приятно, чем птиц или зверей. – Белик улыбнулся, демонстрируя гнилые чёрно-коричневые остатки зубов.

Татьяна инстинктивно положила руку на кобуру, и сделала ещё один шаг назад. Белик стоял на месте, с покорным видом, не собираясь ничего предпринимать.

- Он сказал, что мне ничего за это не будет. Потому что люди это заслужили. Потому что так хочет Бог. Вы лучше посадите меня куда-нибудь. – печально добавил Белик, глядя под ноги. - Не хочу я людей убивать.

В этот момент Таня окончательно поняла, что её машина всё-таки провоняется.



***
Лет двадцать назад сама мысль о том, что Россия будет воевать с Украиной и Грузией, а в друзьях у неё будут Северная Корея, Хезболла и Стражи Исламской Революции, казалась невозможной. Паша тогда учился в начальной школе, каждое лето ездил к двоюродной бабке в Горловку, и мечтал поскорее вырасти, чтобы стать нападающим «ЛА Лейкерс», стоматологом или хотя бы космическим десантником.

Бабка уже лет десять как померла, и вот Паша сидит в кресле мэра города, под портретом космического десантника, сделавшего невозможное возможным. И уже почти тридцать минут слушает мужчину в сером костюме, который на полном серьёзе втирает, что в Энске необходимо построить военно-патриотический лагерь, потому что до границы с Украиной три часа, и если НАТО введёт войска, Энску предстоит стать второй Брестской крепостью, дабы задержать врага на подступах к Дону.

Паше очень хотелось закончить разговор ещё в самом начале. Это был даже не разговор, а монолог, или поток сознания, в который Паше удавалось изредка вставлять реплики, чтобы не выглядеть невежливым.

Но мужчина, чьего имени сначала Паша не расслышал, а потом было неудобно переспрашивать, приехал из Ростова, и секретарша Леночка сказала, что насчёт него звонили аж из областной администрации.

- Что они сказали насчёт него? – уточнил Паша, выйдя из своего нового кабинета. Это произошло в тот момент, когда мужчине позвонили, и он стал говорить по телефону, даже не извинившись за прерванную беседу.

- Попросили принять и выслушать. – ответила Леночка.

Пришлось слушать. Про Донбасс, НАТО, ООН, ОБСЕ, Совет Федерации, ГосДеп, и прочие политические аббревиатуры.

Тридцать минут политинформации закончились вполне конкретной просьбой, касавшейся центрального парка. Именно на его территории таинственные спонсоры, представляемые мужчиной, намеревались построить военно-патриотический лагерь для воспитания местной молодёжи. А так же «всякую разную инфраструктуру».
Этим вопросом занимался прежний мэр, но он внезапно выбыл из игры. И теперь всё, что хотел мужчина – чтобы Паша не давал распоряжений и подписывал никакой документации, связанной с парком.

- До выборов, Павел. Вы же и.о., верно? Вот и не надо вам туда лезть. Мы договорились?

Всю беседу Паша преимущественно молчал, и поэтому сейчас медленно опустил голову, вроде бы как кивнул, хотя ничего и не ответил.

Мужчину это устроило. Он даже улыбнулся, впервые за весь разговор. И положил на стол визитную карточку.

- Если будут проблемы, звоните. Это наш ростовский офис. Спрашивайте меня или любого руководителя.

На визитке были выдавлены несколько телефонов, герб России, георгиевская лента, и название организации, написанное нечитаемым вензельным шрифтом.

Пожав Паше руку – рукопожатие было крепким, даже слишком – мужчина вышел из кабинета.

Паша перевёл дух. Набрал Свету.

Вчера вечером у них состоялся семейный совет, на котором они решили, что Паша останется в Энске и отработает месяц в качестве мэра города. Света увидела в этом потрясающую возможность как для Паши, так и для всего города.

«Ты будешь самым лучшим мэром в мире, пусть даже и всего лишь месяц. Главное, потребуй, чтобы эту должность записали в трудовую книжку.» Как говорится, на том и порешили.

Теперь, пока Паша осваивался в новом кабинете, Света направлялась в Ростов одна, и это, конечно, немного тревожило. С другой стороны, Ростов тут под боком, ехать недолго, они могут видеться хоть каждый день – это тоже она так сказала, пообещав приехать на выходных, как только обустроит им новое гнёздышко.

- Мой любимка! – услышал он в трубке. – Как тебе новая работа, господин мэр?

- Всё хорошо. Стою на страже интересов нашего города и всё такое. Как ты? Как себя чувствуешь? Ты к врачу сегодня пойдёшь?

Оказалось, что сегодня Света не планировала идти к врачу, а собралась по приезду пробежаться по магазинчикам, купить всякого разного по мелочи, чтобы сделать их новую квартиру более уютной.

- Приедешь на выходных? – спросила она.

- Разве это не ты собиралась вернуться? – напомнил Паша.

Света предложила решить, кто к кому приедет, ближе к выходным. Они ещё немного поболтали, и отключились, в целом довольные друг другом.

В кабинет заглянула Леночка.

- Павел Петрович, вам через час надо быть на Гвардейской.

- Зачем?

- Там открытие детской площадки. Будут телевизионщики из Ростова. В программе заявлено участие мэра и районной администрации.

- И что мне там делать?

- Ой, да ничего. – махнула Леночка. – Постоите там со всеми. Скажете, что мол дети наше будущее. Я Диму уже предупредила, он вас отвезёт и привезёт.

Паша вспомнил, что так звали водителя прежнего мэра. И ездил он на люксовой «камри».

Ему неожиданно понравилось, что его называют на вы, и он степенно кивнул, как и положено человеку на важной должности.

- Принести вам что-нибудь? Чай, кофе?

- Кофе. – сказал Паша.

Он видел в приёмной красивую антуражную кофемашину. Кофе из неё оказался просто чудесный.



***

Дед сам притащился в управление и потребовал у дежурного встречи с Бариновым, заявив, что у него есть информация по убийствам в промзоне. Его здесь знали все, хотя Дед уже лет двадцать как на пенсии, и в Энском УВД был не самым частым гостем. Баринов лично спустился, чтобы встретить своего бывшего начальника и проводить в хорошо знакомый им обоим кабинет.

Когда-то Дед держал в страхе и узде весь криминальный мир Энска, не гнушаясь лично проводить допросы и воспитательные беседы наиболее отъявленных отморозков. Теперь его старые и морщинистые руки едва удерживали чашку чая, поданную Бариновым, мелко подрагивали, напоминая, что сенильная деменция как зима в Винтерфелле – уже близко. Сколько ему уже, попытался посчитать Баринов. Выходило что-то около восьмидесяти. Не дед, а прадед.

- Тебе уже сообщили, что «беретта», из которой стреляли в промзоне, проходит по другому делу? – спросил Дед, отставив чашку после первого же глотка.

И скрестил ладони на животе, справившись таким образом с дрожью.

- По какому? И кто должен был сообщить?

- Понятно. – кивнул Дед. – Значит, решили сами отработать. Без местных. Тогда начну с начала. В начале июля девяносто восьмого ко мне обратился старый приятель, опер из ростовской уголовки. Они отрабатывали одну банду киллеров-гастролёров, им нужно было внедрить в неё своего человека. Меня попросили помочь с прикрытием, быстро и в режиме максимальной секретности. Помнишь старого Соломона?

- Дядя Могильщика? Который в обменнике умер?

- Он был мне кое-чем обязан, и помог с легендой для крота. Через несколько недель, семнадцатого августа девяносто восьмого, он пришёл в обменник, и пока стоял в очереди, у него случился сердечный приступ. А ещё через месяц мой приятель, тот самый опер, застрелился у себя в кабинете, на глазах у нескольких подчинённых.

- Почему?

- Не задавай мне вопросы. – попросил Дед. – У меня нет ответов, иначе я бы не сидел бы здесь, уж поверь.

Баринов кивнул.

- Через три года, в августе две тысячи первого, я тогда уже был на пенсии, со мной связались из московского ФСБ. Ну как связались? Приехали ко мне на дачу, попросили ответить на некоторые вопросы. Та банда киллеров, они гастролировали по всей России, года с девяносто пятого. И находились в разработке не только у ростовской уголовки. Фейсы их вычислили, когда они осели в Помосковье. Собирались брать, но когда вломились в дом, нашли только трупы. Всех членов банды, кроме одного. Того парня из ростовской уголовки, внедрённого крота. По легенде, его звали Григор. Григор Буланов. Фейсы считали, что это он их всех перестрелял. Спросить его они не могли, он куда-то исчез. Но им удалось установить, что он был связан с Соломоном, через него вышли на меня. Я подтвердил, что Григор был сотрудником ростовского УВД, но оказалось, что в Ростове никто не знает об этом внедрённом агенте. Нет никаких документов, имён, вообще ничего.

- Странная история. – пробормотал Баринов. – Те киллеры были убиты из «беретты»?

- После этого «беретта» светилась ещё дважды. – продолжил Дед. – В две тысячи восьмом в Москве было совершено нападение на инкассаторов. Четыре трупа, дело не раскрыто. В две тысячи четырнадцатом в Сочи, незадолго до Олимпиады, был убит бизнесмен и его семья. Жена, брат, двое сыновей. Дело не раскрыто.

- Я бы выбросил этот пистолет. – отметил Баринов.

- А он притащил его в Энск.

Дед положил на стол лист бумаги, ксерокопию паспортной фотографии. С неё на Баринова смотрел темноволосый мужчина лет тридцати пяти, с горбатым носом и острыми скулами.

- Это Григор? – спросил Баринов. – В каком году?

- В девяносто восьмом. В две тысячи восьмом. И в две тысячи четырнадцатом. Судя по показаниям свидетелей, он не меняется.

- Пластику делает. А откуда вам это всё известно?

- Ты помнишь Лиду, внучку мою?

- Которая в Москву уехала?

- В две тысячи первом она здесь познакомилась с одним москвичом. Он приезжал поговорить со мной. Задать вопросы по делу, которое вёл. Спустя пару лет они поженились.

- Следак из ФСБ? Ваш зять?

- Делится со мной некоторой информацией. Когда всплыл Энск, позвонил мне сразу. Думаю, фейсы скоро появятся у тебя на горизонте.

- Ясно.

- Ничего тебе не ясно. Ты вот что, Ваня. – Дед перегнулся через стол, поманив Баринова пальцем, и негромко сказал. – Ты меня держи в курсе, хорошо? Если вдруг что-то всплывёт интересное… порадуй старика, а то совсем скучно.

- Так точно. – ответил Баринов, заслужив редкую улыбку своего собеседника.

Баринов проводил Деда до выхода.

В коридоре стоял неприятный спёртый запах. Оказалось, Таня привезла какого-то бомжа, и хотела оформить его задержание. Пришлось извиняться перед Дедом, объяснять, что некоторые сотрудники не совсем верно понимают свои обязанности, и сейчас всё совсем не так, как раньше.

Бомжом оказался Белик, городской сумасшедший.

Баринов разозлился. Он решил, что Таня привезла Белика, чтобы позлить лично его.

- Думаешь, это смешно? – спросил он у своей подчинённой.

Таня честно рассказала ему всю историю, включая угрозы Белика убивать людей в последующем.

- Господи, Таня, ну кого ты слушаешь? Это же Белик. Он тебе такого наплетёт, и сам на утро уже обо всём забудет. Посмотри на него.

Белик присыпал, сидя на кушетке, склонив голову на грудь и пуская слюни, падавшие ему под ноги. Там уже образовалась целая лужа, пока Таня препиралась с дежурным. Тот категорически не хотел оформлять Белика, требуя, чтобы Таня отвезла его в райотдел и сбросила по месту преступления.

- Это он нашёл чёрный Форестер. – сообщила Таня. – И рассказал… вашему информатору. А тот уже вам.

Несколько секунд Баринов пристально смотрел Тане в глаза, пытаясь понять, играет ли она с ним в какую-то игру, или просто не понимает, что происходит. Хотя, впрочем, Баринов и сам уже мало что понимал.

- Ладно. – Баринов кивнул дежурному. – Пусть до утра посидит, разберёмся. Во вторую его посадите. К банкомату.

Во второй сидел обдолбавшийся качок, пытавшийся под бутиратом взломать банкомат с помощью молотка и крестообразной отвёртки. Его взяли с поличным, пока пытались оформить, качок признался в угоне двух автомобилей и ограблении магазина в Ростове. Пару часов назад он был полностью в невменяемом состоянии. Возможно, Белик станет для него своего рода нашатырным спиртом.

- И вот ещё что. – Баринов повернулся к Тане. – У тебя там на столе несколько висяков, их ещё Кузнецов вёл. Посмотри, можно ли с ними что-то сделать.

Кузнецов занимался квартирными кражами, два года назад вышел на пенсию, полгода назад умер от цирроза. Но дело было, конечно, не в Кузнецове, и не в висяках – Таня прекрасно понимала, что Баринов вешает на неё эти дела, чтобы она больше не поднимала вопрос взаимоотношений Энского УВД и Сурена Багдасаряна.

И Баринов прекрасно понимал, что Таня это понимает. Это было самое что ни на есть взаимопонимание начальника и подчинённой, двух коллег, и просто людей, давно знавших друг друга.

Хлопнув Таню по плечу, Баринов направился в свой кабинет.

Дежурный, стараясь не показывать брезгливость, потряс Белика за плечо.

- Пошли на досмотр. Потом у нас посидишь.

Тот, похоже, был этому только рад.

Парню, сидевшему во второй камере, было от силы лет двадцать пять. Крупный, мускулистый, коротко стриженный. Бутират уже отпустил, качок снял майку, и сидел на нарах с надменным видом, демонстрируя мышцы.

Когда Таня впустила в камеру Белика, качок молчал, но как только дверь закрылась, из камеры сразу послышался возмущённый крик:

- Э, вы чо! От него воняет! Уйди от меня, помойка! Эй, алё! Пересадите этого урода!

Он стал стучать в дверь, выглядывая в узкое зарешёченное окошко.

- Алё, менты, вы чё! Пересадите его, тут дышать нечем! Ты, я тебе сейчас втащу, псина вонючая!

Таня подошла к дежурному.

- Он ему ничего не сделает? Может, рассадить их?

- Ща.

Взяв резиновый демократизатор, дежурный подошёл ко второй, и ударил дубинкой по решётке, стараясь попасть по пальцам качка. Не попал, конечно – с реакцией у качка всё было в порядке – но его это не особо и расстроило.

- Слышь ты, бык! – рявкнул дежурный. – Ещё раз пасть свою откроешь, или руку на соседа поднимешь, я тебе в жопу бутылку загоню и разобью, понял?! Не слышу!

- Понял.

- Или ты что-то про банкомат рассказать хочешь?

Вместо ответа качок вернулся на своё место, а дежурный торжествующе посмотрел на Таню.

- Добрым словом и спецсредством можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом.

- Это слова одного известного бандита. – сообщила ему Таня. – Надеюсь, ты его только цитируешь, и не будешь следовать его примеру.

- Ща все бандиты в телевизоре. – отмахнулся дежурный. – А наша задача – чтобы на вверенном нам участке царили закон и порядок. Так ведь?

Не став с ним спорить, Таня отправилась в свой кабинет. На столе стояло два ящика с нераскрытыми делами – следователь из Кузнецова был так себе.

Таня позвонила домой, предупредила мужа, что задержится. Спросила про Олега – оказалось, что сын сидит дома, занимается уроками. Вроде бы, хорошая новость, но Таня понимала, что это ещё не конец, и воспитанию сына теперь надо уделять больше внимания, чем до разговора с классной руководительницей.

Достала из коробки первую попавшуюся папку, но даже не стала её открывать.

Вздохнула, подошла к окну, распахнула его, глубоко вдохнула свежий воздух. Подумала – может уволиться к чёрту? Сразу же эту мысль и отбросила – решимости не хватит на столь значительные перемены.

Пока не хватит.


ПРОДОЛЖЕНИЕ

https://sanych74.livejournal.com/184025.html


Метки:  

ТВЭ-5

Вторник, 27 Июня 2017 г. 17:44 + в цитатник
ПРЕДЫДУЩЕЕ


***
Есть такие правила, которые можно назвать конкретными, хотя на самом деле они совершенно абстрактны. Кажется, что их, эти правила, очень легко соблюдать. Но на деле выясняется, что всё не так просто.

Как можно заставить человека учиться? Или, например, не лгать? Как объяснить пятнадцатилетнему подростку, что он обязан делать всё, что ему скажут родители?

Читать ему проповеди? Ограничивать развлечения? Применять физическое воздействие?

Ни разу Таня и Виктор не били своих детей. Лёгкие шлепки не в счёт, да и то было, наверное, лет до четырёх, а потом уже и Олег, и Лина научились чувствовать, когда родители сердятся, и им лучше не перечить.

Олег всё понял. Вечером был серьёзный разговор, по итогам которого Олег клятвенно пообещал родителям, что извинится перед классной за своё поведение, и решит все свои школьные проблемы. Сердце Тани уже оттаяло, компьютера и интернета его лишили только на неделю, позволив, впрочем, использовать для учёбы.

Утром Таня отвезла детей в школу, вместе с Олегом пришла к Елене Дмитриевне, выслушала извинения сына, и покинула учебное заведение, чувствуя некоторое облегчение. Ей показалось, что сын был искренен, осознал свои ошибки.

Подъехала к управлению, в дверях столкнулась с Бариновым.

- Езжай в горбольницу. – сказал шеф. – Там сейчас Тараскин Леонид, это заммэра. Час назад его избили возле дома. Выясни, что он помнит и кого видел.

Баринов направлялся к жёлтому «Хаммеру». Таня знала, что эта машина принадлежит одному из руководителей «Щита», но не знала, зачем шеф садится в неё, и что за девица сидит на пассажирском сиденье рядом с водителем. Не став размышлять об этом, она села в свою машину, и поехала в больницу.


***
Девушка, которую Эдик привёз Баринову, в общепринятом смысле была проституткой, а в её личном представлении – куртизанкой. Она рассказала Баринову, что некоторое время встречалась с одним из двух охранников, убитых в промзоне. И накануне своей смерти он намекнул, что скоро вместе со своим другом получат на двоих миллион долларов.

Это была вся информация, доступная девушке. Она решила, что её дружок врёт, не придала значения его словам. Иначе обязательно бы спросила…

Выгнав шлюху из машины, Эдик дополнил её спич посланием Могильщика – он не собирается влезать в чужие игры, даже стоимостью в миллион баксов, и рассчитывает, что Баринов оценит его нейтралитет в уголовных делах.

У Эдика был неплохой синяк в области челюсти, Баринов мог поспорить, что отметину ему поставил Могильщик, интересно только, за какую провинность.

- Передай Могиле, что нейтралитета недостаточно. – сказал Баринов. – Мне нужен киллер. Желательно живой.

Он вылез из «Хаммера». Когда бандура уехала, собирался зайти в управление, но его задержал телефонный звонок. Звонили из Ростова, один старый приятель-коллега, из тех, кто не тревожит по пустякам.

- Да. – сказал Баринов. – Что-что? Кого задержали?



***
Голова утром слегка гудела, хотя похмелья не было. Сколько он там выпил, три бутылки пива, не больше. Паша принял душ, заварил крепкий кофе, оделся, выехал. По дороге на работу позвонил Свете, но она не отвечала.

О том, что в администрации происходит что-то необычное, догадался, едва подъехал. Много машин, в том числе незнакомых, много людей перед зданием.

Народ разделился. Справа от входа небольшими кучками стояло руководство администрации – начальники отделов, их замы. Слева толпились мелкие чиновники, клерки, водители, секретари.

Паша подошёл к тем, что слева. Кивнул знакомым. Из разговоров удалось узнать последние новости.

Мэр Энска этой ночью был задержан в Ростове, при получении взятки. Сейчас в кабинете мэра следователи из Ростова, изымают всё, что находят, некоторым задают вопросы, а у секретарши Леночки отобрали все ключи, и обыскали даже сумочку.

- Видишь, не заходят. – Гриша-сисадмин кивнул на начальство. – Боятся, что их там прослушивать будут. Смотри, даже по телефону никто не разговаривает, только переписываются через мессенджеры.

Было довольно странно видеть кучку взрослых людей, чатящихся в телефонах, словно хипстеры, при этом постоянно смотрящих по сторонам, словно стайка сурикатов.

- И что теперь будет? – спросила Леночка, хлопая длинными ресницами.

Половина мужиков вокруг пялилась в её декольте, она это знала, и пользовалась моментом.

- До выборов какого-нибудь и.о. назначат. – ответил Гриша. – Тараскина, например.

- Вы что, не знаете? – влез в разговор водитель из столовой. – Тараскина избили сегодня утром.

- Кто? – чуть ли не хором спросили вокруг.

- Да хрен его знает. – пожал плечами водитель. – В больнице он сейчас. Говорят, здорово отделали.

Паша позвонил Свете, но она не снова не ответила на вызов.




***
- Слушайте! Как вас, Татьяна? Татьяна, я вам ещё раз повторяю, на меня напали армяне. Да, они были в масках. Но я чувствовал… я слышал, как они что-то говорили между собой. По-армянски.

- Вы помните, что они сказали?

- Я не знаю армянский язык. Я русский! Я на своей земле! А эти подонки… - Тараскин закашлялся, тут же застонал от боли.

Он лежал весь в бинтах и капельницах, и походил на мумию, практически неподвижную.

- Вам не стоит перенапрягаться. – терпеливо сказала Таня. – Просто опишите, что вы ещё видели.

- Это Сурен. Он угрожал мне.

- Вам угрожал Сурен Багдасарян?

- Допросите его. А лучше арестуйте. Это же бандит! Как вы можете работать в полиции и не арестовывать бандитов?

- Мы их задерживаем.

- Так задержите Багдасаряна.

- Он вам угрожал? Что он вам говорил и когда?

Тараскин снова застонал, пытаясь прилечь в койке поудобнее.

- Вам лучше не двигаться. Расскажите мне, при каких обстоятельствах…

Телефонный звонок был настолько пронзительным и резким, что Таня непроизвольно вздрогнула.

Тараскин нащупал трубку на тумбочке.

- Тараскин. – сказал в микрофон. – Что? Как? Когда? Сегодня ночью? В Ростове?

Он сбросил вызов, и долгое время неподвижно смотрел в потолок.

- Леонид Антонович, вы расскажете, когда и как вам угрожал Сурен Багдасарян?

- Их было трое. – сказал Тараскин, продолжая глядеть в потолок. – Четвёртый сидел в машине. Кажется, вишнёвая девятка. Без номеров. Больше я ничего не помню. Простите. Кружится голова.

Потоптавшись ещё несколько секунд, Таня вышла в больничный коридор, и кивнула медсестре, что закончила.

Потом позвонила Баринову, но его телефон оказался выключенным, чего не случалось уже очень долгое время.

Таня позвонила в управление.

- Сёмин? Я Ивану Андреевичу не могу дозвониться, не знаешь, где он.

- В Ростов уехал. – ответил ей Сёмин. – Ты что, не в курсе? У нас мэра задержали. Ростовские фейсы. Баринова министр вроде вызвал. Сказал, ни с кем не соединять.

Таня вздохнула. Было такое чувство, что ей не стоит делать то, что собиралась.



***
На обед Паша заказал королевские креветки на гриле, салат из телячьего языка и бокал японского пива. В ожидании заказа хотел снова набрать Свету, но она позвонила первой.

- Котик, прости, что не перезвонила сразу, замоталась тут. У меня всё хорошо, скучаю безумно. Сегодня вернусь, и всё расскажу. Ты даже не представляешь, сколько у меня тут событий.

- У нас тут тоже. – пробормотал Паша. – Во сколько ты приезжаешь? Я тебя встречу.

- Не надо, котик, я на такси. Буду вечером, у меня тут ещё одна важная встреча.

- Это насчёт ребёнка?

- Мне пора. Люблю тебя, зай!

Спрятав телефон, Паша уставился в окно. Унылая улица, старый гастроном с облупившейся плиткой на фасаде, яма посреди дороги. Неудивительно, что Света не хочет сюда возвращаться. Единственное светлое пятно среди этой серости – жёлтый «хаммер», остановившийся рядом с «Лолитой», и выплюнувший из своего чрева Пепелицу, второго заместителя мэра. Пепелица что-то сказал внутрь салона, закрыл дверь и направился в сторону администрации. «Хаммер», что характерно, тоже поехал в ту сторону. Похоже, просто Пепелица не хотел, чтобы его видели в компании этого автомобиля. На глазах у всех.

Официант принёс салат. Он оказался невкусным, а вот креветки напротив, просто шикарные. Прежде чем их доесть, Паша заказал ещё одну порцию.



***
У ворот овощебазы Таню встречал черноусый охранник, не захотевший поднимать шлагбаум, даже не взирая на удостоверение полицейского.

- Нэ работаэт. Сломался.

Пришлось выйди из машины, и дальше пойти пешком.

- Э, а машину убэри!

- Уберу, когда шлагбаум починишь.

У отгрузочного цеха Таня поймала кладовщика.

- Мне нужен Сурен Багдасарян.

- Не знаю такого.

Им тут всем, похоже, было плевать на чужаков, как в форме, так и без. Каждый был занят своим делом, на Таню никто не обращал внимание.

- Покажи документы. – потребовала она.

- А основание есть?

- Да. – ответила она. – Ориентировка на похожего человека. Документы. Нет? Проедешь со мной. Ты. Документы есть? Нет? Тоже со мной. Вы задержаны до выяснения.

Сурен вышел из цеха после третьего задержания. Не один, а с целой свитой, или вернее сказать, кодлой. На мгновение Таня почувствовала себя беззащитной, хотя пистолет находился в кобуре.

- Искали меня, мадам?

- Сурен Багдасарян? Мне нужно задать вам несколько вопросов.

- Я открыт для диалога.

- Вы знакомы с Леонидом Тараскиным?

- Тебя кто прислал? – поинтересовался Сурен. – Баринов?

Таня вопрос проигнорировала. Сурен достал телефон, набрал номер, долго ждал соединения.

- Не берёт.

- Вы знакомы с Тараскиным? – повторила Таня вопрос.

- А адвоката мне можно? – Сурен подмигнул своим спутникам, те заулыбались.

- Конечно. – кивнула Таня. Достала из папки бланк, начала его заполнять.

- Это что?

- Повестка. Завтра в десять удобно?

Сурен нахмурился, подошёл поближе.

- Передай своему шефу, что Тараскина наказала карма. Как только Тараскин это поймёт, он сразу заберёт заявление. А он поймёт, я обещаю. Очень скоро.

- Распишитесь вот здесь.

- А если откажусь?

- Тогда будет постановление о приводе. И вас доставят в отделение наши сотрудники.

Сурен снова заулыбался. Взял ручку, поставил закорючку на корешке повестки.

- Как твоя фамилия, напомни?

Таня назвала ему фамилию и звание, Сурен сделал знак одному из своих спутников, и тот набрал какой-то текст на планшете.



***
Когда Паша вернулся с работы, Света уже была дома. Если честно, Паша ожидал увидеть много пакетов из ростовских бутиков, но в доме ничего такого не наблюдалось.

Света собирала вещи, паковала по сумкам и чемоданам. Все вещи, и свои, и Пашины.

- Что ты делаешь? – спросил Паша, когда они закончили обниматься.

- Мы переезжаем. – объявила Света. – В Ростов.

- Но…

- Не к папе, не волнуйся. Я сняла нам прекрасную квартиру на Пушкинской, тихий пешеходный центр. Три комнаты, сто два метра. Вот, посмотри какое чудо.

Света достала смартфон, стала показывать фотографии меблированной квартиры, а у Паши в голове бульдозер перевернулся, и теперь снова пытался стать на гусеницы.

- Свет, мы не можем переехать. Вот так прямо сейчас.

- Конечно, можем. Паша. Мы молоды и богаты. Мы просто не имеем права тратить свою жизнь здесь.

Она сказала «здесь» со всем презрением, на которое была способна, и Паше частично передался её настрой.

- А… как это…

Он показал на живот Светы.

- Всё хорошо.

- Так… ты беременна?

Она прижалась к нему и прошептала в ухо.

- Даааа. Поэтому мы должны думать о ребёнке.

Он был дико рад. Но вместе с тем…

- У меня же работа.

- Паша. Это не работа. Тебя используют как мальчика на побегушках, не ценя твоего потенциала. У нас миллион долларов, помнишь?

- Он когда-то закончится. И на что мы тогда будем жить?

- Ты думаешь, я такая глупая? – Света хитро прищурилась. – Думаешь, я хочу потратить все деньги на развлечения и шмотки?

Паша так и думал, но вместо ответа пожал плечами.

- Я познакомилась в Ростове с одним эсэмэмщиком. Реклама в социальных сетях, продвижение. Он профессионал. Он раскрутит мой инстаграмм, и мы будем зарабатывать деньги с рекламы.

Паша вздохнул, он уже не раз слышал подобные истории.

- Да ты не пыхти, дурачок. – пихнула его Света. – Он с ходу предлагает контракты с самыми крутыми ростовскими брендами. «Оптик Чуев», «Глория Джинс», «Ред Бургер». Конечно, для начала придётся сделать кое-какие инвестиции, но потом к нам пойдут шестизначные суммы. Ты мне веришь?

Паша сопротивлялся до последнего. Даже когда уже принял решение, и стал помогать Свете собирать вещи, всё равно искал аргументы против переезда – но так и не нашёл ничего убедительного.

- Завтра ты уволишься с работы, сдашь все дела. Я пока найму машину для перевоза, и найду пару грузчиков. Вечером уже будем в Ростове, в новых хоромах. А сегодня мы можем заказать еду, и заняться сексом.

- Да. – сказал Паша, в принципе соглашаясь со всем сказанным.



***
Таня запирала дверь своего кабинета, собиралась домой, когда у неё за спиной возник Баринов.

- Зайди ко мне. – приказал, пройдя мимо.

Его не было весь день, и в кабинете стоял спертый запах. Баринов распахнул окна, но из-за безветренной погоды быстрого проветривания не получилось.

- Как там мэр? – поинтересовалась Таня. Исключительно для поддержания разговора.

- Думаю, вернётся не скоро.

- И что теперь будет?

- Назначат ВРИО, до выборов. – Баринов сел за стол, скрестил руки, откинувшись на спинку кресла. – Ты зачем поехала к Багдасаряну?

- Тараскин сказал, что Багдасарян ему угрожал перед нападением.

- И ты поехала спросить у него, не причастен ли он к нападению? Думала, что он тебе признание напишет?

- Устно.

- Что?

- Он устно сознался, что причастен к нападению.

- Кто? – растерялся Баринов.

- Сурен Багдасарян. И пообещал надавить на потерпевшего. На Тараскина. Чтобы тот забрал заявление.

- Ты выписала ему повестку на допрос. И сказала поставить охрану в больнице.

- Да.

Баринов долго думал, и тёр виски.

- Вот что, Таня. У нас тут чёрт знает что происходит… а тут ещё ты…

- Я? Иван Андреевич…

- Тараскиным и Багдасаряном займусь сам. И промзоной.

- Но…

- У тебя есть другие дела?

- Нет.

- Ты уверена?

- Есть одно, о пропавшей козе. Иван Андреевич, можно начистоту? Вы сознательно покрываете Багдасаряна?

Вопрос был негромким, но прозвучал он как выстрел. Во всяком случае, после него наступила такая тишина, что можно было бы услышать шелест дыма, скользящего по нарезам.

- Занимайтесь козой, капитан Морозова. – ледяным голосом процедил Баринов. – О результатах доложить. Вы свободны.

На негнущихся ногах Таня вышла из кабинета начальника.





***
Непосредственным Пашиным начальником считалась Лидия Львовна, глава департамента организационно-контрольной работы. Но по долгу службы Паша выполнял поручения для архитекторов, для департамента управления имуществом и земресурсами, для ЖКХ, транспорта, и всех остальных. Постоянных задач у него не было с самого момента, как он устроился на работу. Ему даже ни разу не дали проявить себя, поручая лишь самую черновую и незаметную работу. В каком-то смысле даже унизительную. Ту, что даже не упомянешь в резюме.

Коллеги за спиной его называли Паша-Курьер, или Паша-Ксерокс, пару раз он слышал эти клички в своём присутствии, но обижаться не стал. В конце концов, правда есть правда, и если она паршивая, то её надо не избегать, а исправлять, как можно скорее.

Заявление об уходе Паша написал ещё вечером, под диктовку Светы. В причинах указал семейные обстоятельства, и решил, что если Лидия Львовна станет задавать вопросы, он скажет правду – что Света беременна, и они решили переехать в Ростов, чтобы находиться под наблюдением более квалифицированных врачей.

Лидии на месте не оказалось, коллеги сказали, что у начальства совещание, пытаются выбрать ВРИО главы администрации. Того, кто в течении следующего месяца до выборов будет ставить подписи на всех ответственных документах.

И ради чего? Чтобы передать потом пост другому человеку, который приведёт с собой новую команду?

Глава администрации за решёткой, одного его зама – Тараскина – искалечили, а второй – Пепелица – ночью спешно вылетел в Австрию, якобы на лечение. Вместе со своей семьёй, ага.

Пока коллеги лениво спорили, кого назначат временным козлом отпущения, Паша незаметно от остальных собирал свои вещи, удалял всякие лишние файлы с компьютера, и думал, что только перемены дают понять, жив ли ещё человек, или уже нет. Они со Светой живые. Они дают жизнь ещё одному человечку. И они… будут жить по-новому.

Немного смущал один нюанс. Не покидало ощущение того, что все решения о переменах приняла Света, при этом сама действовала, даже не посоветовавшись с ним. Не то, чтобы это было обидно, тем не менее, немного задевало самолюбие.

- Лидия Львовна, здравствуйте!

- Ой, Паша, а я тебя ищу.

- А я вас.

- Правда?

- Я тут это…

- Погоди. Паша, послушай меня. В связи с последними событиями… эта взятка, следователи, пресса… в общем, ты же знаешь, мы все тут по партиям… и Леонид Антонович порекомендовал… Паша, вы же беспартийный?

Больше всего Паша офонарел от того, что Лидия Львовна назвала его на «вы». Впервые за все годы их знакомства. А раньше он иногда даже сомневался, что эта карга помнит его имя.

- Бес. Партийный.

- Прекрасно. Паша, тогда мы вас назначаем временно исполняющим обязанности главы города. Всего лишь на месяц. Вам надо написать заявление об увольнении, чтобы мы смогли заключить с вами новый трудовой договор. Но это уже юридические детали. Паша, вы готовы? Кстати, как вас по отчеству?



***
Бабка выглядела безумной, говорила, как безумная, и похоже, таковой являлась. Жила в небольшой хибаре на окраине города, рядом с въездом-выездом. Вела хозяйство – три козы да две дюжины кур. Бабка уверяла, что за последние два дня пропала не только коза, но также соседская псина, магазинный кот и местный алкаш-велосипедист, любитель боярышника. В этих пропажах бабка винила дьявола.

Таня слушала её вполуха, если вообще слушала. Она не спала почти всю ночь, ворочалась, вспоминая Баринова, и все дела, которые они расследовали за последние годы.

Конечно, иногда ради общественного блага приходится идти на компромиссы с криминалом. Нарушать протокол, договариваться. Но только не в случае, когда речь идёт о человеческом здоровье, или о человеческой жизни.

Возможно, Баринов берёт взятки – хотя непохоже, чтобы начальник полиции шиковал и выглядел богачом. Возможно, не берёт. Возможно, в деле об избиении Тараскина есть обстоятельства, о которых Таня не подозревает, а возможно, четыре трупа в промзоне напрямую связаны со «Щитом», и Баринов сознательно тормозит оба расследования, не подпуская к ним посторонних.

Таня думала о том, что сейчас у неё два варианта – либо начать задавать начальнику вопросы, либо уйти. Потому что закрыть глаза на вчерашнее происшествие, сделать вид, будто ничего не произошло – не получится.

Бабка же тем временем рассказывала о дьяволе. Она его видела. Ночью, со спины, и всего лишь одно мгновение, прежде чем он растворился в воздухе. Здесь недалеко, рядом с заброшенным песочным карьером. У него были крылья из чёрных перьев, огненный меч и зловонное, смрадное дыхание. Бабка заявила, что они все прокляты, и скоро умрут, после чего трижды перекрестила Таню, и указала кратчайшую дорогу к карьеру.

Ничего там искать Таня не собиралась. Поехала в указанном направлении, чтобы успокоить бабку. Доехав до карьера, уткнувшись в тупик, развернула машину, и вышла, чтобы собраться с мыслями, и решить, что делать. Хотела позвонить мужу, потом подумала, что лучше расскажет ему всё вечером. надо было это сделать ещё вчера, но он был слишком увлечён своим новым сценарием...

Странное пятно в воздухе привлекло её внимание. Она пошла в том направлении, продираясь сквозь заросли бурьяна; вскоре поняла, что пятно – это рой мух, скопившийся в одном месте.

Запах стоял невероятно отвратительный. Появилась версия, что там валяется дохлое животное, возможно, та самая несчастная коза. Чтобы проверить, Тане пришлось зажать рукавом ноздри.

Отчасти она оказалась права – там действительно была коза. А также собака, кошка, какие-то птицы, даже корова. Все животные были выпотрошены и разделаны на части, и эти части кто-то аккуратно разложил по отдельности – головы, лапы, внутренности.

Подул лёгкий ветерок, и что-то коснулось Таниной щеки. Схватившись рукой, Таня разжала пальцы. На ладони лежало небольшое перо иссиня-чёрного цвета.

Таня попятилась назад, под ногами что-то громыхнуло. Присела на корточки – велосипедный шлем, весь в запёкшейся крови, несколько пустых склянок от боярышника.

Что-то блеснуло сбоку, и тень накрыла её. Выпрямляясь, Таня подумала, что уже не успеет ничего сделать.


ПРОДОЛЖЕНИЕ

https://sanych74.livejournal.com/183640.html


Метки:  

ТВЭ-5

Вторник, 27 Июня 2017 г. 17:44 + в цитатник
ПРЕДЫДУЩЕЕ


***
Есть такие правила, которые можно назвать конкретными, хотя на самом деле они совершенно абстрактны. Кажется, что их, эти правила, очень легко соблюдать. Но на деле выясняется, что всё не так просто.

Как можно заставить человека учиться? Или, например, не лгать? Как объяснить пятнадцатилетнему подростку, что он обязан делать всё, что ему скажут родители?

Читать ему проповеди? Ограничивать развлечения? Применять физическое воздействие?

Ни разу Таня и Виктор не били своих детей. Лёгкие шлепки не в счёт, да и то было, наверное, лет до четырёх, а потом уже и Олег, и Лина научились чувствовать, когда родители сердятся, и им лучше не перечить.

Олег всё понял. Вечером был серьёзный разговор, по итогам которого Олег клятвенно пообещал родителям, что извинится перед классной за своё поведение, и решит все свои школьные проблемы. Сердце Тани уже оттаяло, компьютера и интернета его лишили только на неделю, позволив, впрочем, использовать для учёбы.

Утром Таня отвезла детей в школу, вместе с Олегом пришла к Елене Дмитриевне, выслушала извинения сына, и покинула учебное заведение, чувствуя некоторое облегчение. Ей показалось, что сын был искренен, осознал свои ошибки.

Подъехала к управлению, в дверях столкнулась с Бариновым.

- Езжай в горбольницу. – сказал шеф. – Там сейчас Тараскин Леонид, это заммэра. Час назад его избили возле дома. Выясни, что он помнит и кого видел.

Баринов направлялся к жёлтому «Хаммеру». Таня знала, что эта машина принадлежит одному из руководителей «Щита», но не знала, зачем шеф садится в неё, и что за девица сидит на пассажирском сиденье рядом с водителем. Не став размышлять об этом, она села в свою машину, и поехала в больницу.


***
Девушка, которую Эдик привёз Баринову, в общепринятом смысле была проституткой, а в её личном представлении – куртизанкой. Она рассказала Баринову, что некоторое время встречалась с одним из двух охранников, убитых в промзоне. И накануне своей смерти он намекнул, что скоро вместе со своим другом получат на двоих миллион долларов.

Это была вся информация, доступная девушке. Она решила, что её дружок врёт, не придала значения его словам. Иначе обязательно бы спросила…

Выгнав шлюху из машины, Эдик дополнил её спич посланием Могильщика – он не собирается влезать в чужие игры, даже стоимостью в миллион баксов, и рассчитывает, что Баринов оценит его нейтралитет в уголовных делах.

У Эдика был неплохой синяк в области челюсти, Баринов мог поспорить, что отметину ему поставил Могильщик, интересно только, за какую провинность.

- Передай Могиле, что нейтралитета недостаточно. – сказал Баринов. – Мне нужен киллер. Желательно живой.

Он вылез из «Хаммера». Когда бандура уехала, собирался зайти в управление, но его задержал телефонный звонок. Звонили из Ростова, один старый приятель-коллега, из тех, кто не тревожит по пустякам.

- Да. – сказал Баринов. – Что-что? Кого задержали?



***
Голова утром слегка гудела, хотя похмелья не было. Сколько он там выпил, три бутылки пива, не больше. Паша принял душ, заварил крепкий кофе, оделся, выехал. По дороге на работу позвонил Свете, но она не отвечала.

О том, что в администрации происходит что-то необычное, догадался, едва подъехал. Много машин, в том числе незнакомых, много людей перед зданием.

Народ разделился. Справа от входа небольшими кучками стояло руководство администрации – начальники отделов, их замы. Слева толпились мелкие чиновники, клерки, водители, секретари.

Паша подошёл к тем, что слева. Кивнул знакомым. Из разговоров удалось узнать последние новости.

Мэр Энска этой ночью был задержан в Ростове, при получении взятки. Сейчас в кабинете мэра следователи из Ростова, изымают всё, что находят, некоторым задают вопросы, а у секретарши Леночки отобрали все ключи, и обыскали даже сумочку.

- Видишь, не заходят. – Гриша-сисадмин кивнул на начальство. – Боятся, что их там прослушивать будут. Смотри, даже по телефону никто не разговаривает, только переписываются через мессенджеры.

Было довольно странно видеть кучку взрослых людей, чатящихся в телефонах, словно хипстеры, при этом постоянно смотрящих по сторонам, словно стайка сурикатов.

- И что теперь будет? – спросила Леночка, хлопая длинными ресницами.

Половина мужиков вокруг пялилась в её декольте, она это знала, и пользовалась моментом.

- До выборов какого-нибудь и.о. назначат. – ответил Гриша. – Тараскина, например.

- Вы что, не знаете? – влез в разговор водитель из столовой. – Тараскина избили сегодня утром.

- Кто? – чуть ли не хором спросили вокруг.

- Да хрен его знает. – пожал плечами водитель. – В больнице он сейчас. Говорят, здорово отделали.

Паша позвонил Свете, но она не снова не ответила на вызов.




***
- Слушайте! Как вас, Татьяна? Татьяна, я вам ещё раз повторяю, на меня напали армяне. Да, они были в масках. Но я чувствовал… я слышал, как они что-то говорили между собой. По-армянски.

- Вы помните, что они сказали?

- Я не знаю армянский язык. Я русский! Я на своей земле! А эти подонки… - Тараскин закашлялся, тут же застонал от боли.

Он лежал весь в бинтах и капельницах, и походил на мумию, практически неподвижную.

- Вам не стоит перенапрягаться. – терпеливо сказала Таня. – Просто опишите, что вы ещё видели.

- Это Сурен. Он угрожал мне.

- Вам угрожал Сурен Багдасарян?

- Допросите его. А лучше арестуйте. Это же бандит! Как вы можете работать в полиции и не арестовывать бандитов?

- Мы их задерживаем.

- Так задержите Багдасаряна.

- Он вам угрожал? Что он вам говорил и когда?

Тараскин снова застонал, пытаясь прилечь в койке поудобнее.

- Вам лучше не двигаться. Расскажите мне, при каких обстоятельствах…

Телефонный звонок был настолько пронзительным и резким, что Таня непроизвольно вздрогнула.

Тараскин нащупал трубку на тумбочке.

- Тараскин. – сказал в микрофон. – Что? Как? Когда? Сегодня ночью? В Ростове?

Он сбросил вызов, и долгое время неподвижно смотрел в потолок.

- Леонид Антонович, вы расскажете, когда и как вам угрожал Сурен Багдасарян?

- Их было трое. – сказал Тараскин, продолжая глядеть в потолок. – Четвёртый сидел в машине. Кажется, вишнёвая девятка. Без номеров. Больше я ничего не помню. Простите. Кружится голова.

Потоптавшись ещё несколько секунд, Таня вышла в больничный коридор, и кивнула медсестре, что закончила.

Потом позвонила Баринову, но его телефон оказался выключенным, чего не случалось уже очень долгое время.

Таня позвонила в управление.

- Сёмин? Я Ивану Андреевичу не могу дозвониться, не знаешь, где он.

- В Ростов уехал. – ответил ей Сёмин. – Ты что, не в курсе? У нас мэра задержали. Ростовские фейсы. Баринова министр вроде вызвал. Сказал, ни с кем не соединять.

Таня вздохнула. Было такое чувство, что ей не стоит делать то, что собиралась.



***
На обед Паша заказал королевские креветки на гриле, салат из телячьего языка и бокал японского пива. В ожидании заказа хотел снова набрать Свету, но она позвонила первой.

- Котик, прости, что не перезвонила сразу, замоталась тут. У меня всё хорошо, скучаю безумно. Сегодня вернусь, и всё расскажу. Ты даже не представляешь, сколько у меня тут событий.

- У нас тут тоже. – пробормотал Паша. – Во сколько ты приезжаешь? Я тебя встречу.

- Не надо, котик, я на такси. Буду вечером, у меня тут ещё одна важная встреча.

- Это насчёт ребёнка?

- Мне пора. Люблю тебя, зай!

Спрятав телефон, Паша уставился в окно. Унылая улица, старый гастроном с облупившейся плиткой на фасаде, яма посреди дороги. Неудивительно, что Света не хочет сюда возвращаться. Единственное светлое пятно среди этой серости – жёлтый «хаммер», остановившийся рядом с «Лолитой», и выплюнувший из своего чрева Пепелицу, второго заместителя мэра. Пепелица что-то сказал внутрь салона, закрыл дверь и направился в сторону администрации. «Хаммер», что характерно, тоже поехал в ту сторону. Похоже, просто Пепелица не хотел, чтобы его видели в компании этого автомобиля. На глазах у всех.

Официант принёс салат. Он оказался невкусным, а вот креветки напротив, просто шикарные. Прежде чем их доесть, Паша заказал ещё одну порцию.



***
У ворот овощебазы Таню встречал черноусый охранник, не захотевший поднимать шлагбаум, даже не взирая на удостоверение полицейского.

- Нэ работаэт. Сломался.

Пришлось выйди из машины, и дальше пойти пешком.

- Э, а машину убэри!

- Уберу, когда шлагбаум починишь.

У отгрузочного цеха Таня поймала кладовщика.

- Мне нужен Сурен Багдасарян.

- Не знаю такого.

Им тут всем, похоже, было плевать на чужаков, как в форме, так и без. Каждый был занят своим делом, на Таню никто не обращал внимание.

- Покажи документы. – потребовала она.

- А основание есть?

- Да. – ответила она. – Ориентировка на похожего человека. Документы. Нет? Проедешь со мной. Ты. Документы есть? Нет? Тоже со мной. Вы задержаны до выяснения.

Сурен вышел из цеха после третьего задержания. Не один, а с целой свитой, или вернее сказать, кодлой. На мгновение Таня почувствовала себя беззащитной, хотя пистолет находился в кобуре.

- Искали меня, мадам?

- Сурен Багдасарян? Мне нужно задать вам несколько вопросов.

- Я открыт для диалога.

- Вы знакомы с Леонидом Тараскиным?

- Тебя кто прислал? – поинтересовался Сурен. – Баринов?

Таня вопрос проигнорировала. Сурен достал телефон, набрал номер, долго ждал соединения.

- Не берёт.

- Вы знакомы с Тараскиным? – повторила Таня вопрос.

- А адвоката мне можно? – Сурен подмигнул своим спутникам, те заулыбались.

- Конечно. – кивнула Таня. Достала из папки бланк, начала его заполнять.

- Это что?

- Повестка. Завтра в десять удобно?

Сурен нахмурился, подошёл поближе.

- Передай своему шефу, что Тараскина наказала карма. Как только Тараскин это поймёт, он сразу заберёт заявление. А он поймёт, я обещаю. Очень скоро.

- Распишитесь вот здесь.

- А если откажусь?

- Тогда будет постановление о приводе. И вас доставят в отделение наши сотрудники.

Сурен снова заулыбался. Взял ручку, поставил закорючку на корешке повестки.

- Как твоя фамилия, напомни?

Таня назвала ему фамилию и звание, Сурен сделал знак одному из своих спутников, и тот набрал какой-то текст на планшете.



***
Когда Паша вернулся с работы, Света уже была дома. Если честно, Паша ожидал увидеть много пакетов из ростовских бутиков, но в доме ничего такого не наблюдалось.

Света собирала вещи, паковала по сумкам и чемоданам. Все вещи, и свои, и Пашины.

- Что ты делаешь? – спросил Паша, когда они закончили обниматься.

- Мы переезжаем. – объявила Света. – В Ростов.

- Но…

- Не к папе, не волнуйся. Я сняла нам прекрасную квартиру на Пушкинской, тихий пешеходный центр. Три комнаты, сто два метра. Вот, посмотри какое чудо.

Света достала смартфон, стала показывать фотографии меблированной квартиры, а у Паши в голове бульдозер перевернулся, и теперь снова пытался стать на гусеницы.

- Свет, мы не можем переехать. Вот так прямо сейчас.

- Конечно, можем. Паша. Мы молоды и богаты. Мы просто не имеем права тратить свою жизнь здесь.

Она сказала «здесь» со всем презрением, на которое была способна, и Паше частично передался её настрой.

- А… как это…

Он показал на живот Светы.

- Всё хорошо.

- Так… ты беременна?

Она прижалась к нему и прошептала в ухо.

- Даааа. Поэтому мы должны думать о ребёнке.

Он был дико рад. Но вместе с тем…

- У меня же работа.

- Паша. Это не работа. Тебя используют как мальчика на побегушках, не ценя твоего потенциала. У нас миллион долларов, помнишь?

- Он когда-то закончится. И на что мы тогда будем жить?

- Ты думаешь, я такая глупая? – Света хитро прищурилась. – Думаешь, я хочу потратить все деньги на развлечения и шмотки?

Паша так и думал, но вместо ответа пожал плечами.

- Я познакомилась в Ростове с одним эсэмэмщиком. Реклама в социальных сетях, продвижение. Он профессионал. Он раскрутит мой инстаграмм, и мы будем зарабатывать деньги с рекламы.

Паша вздохнул, он уже не раз слышал подобные истории.

- Да ты не пыхти, дурачок. – пихнула его Света. – Он с ходу предлагает контракты с самыми крутыми ростовскими брендами. «Оптик Чуев», «Глория Джинс», «Ред Бургер». Конечно, для начала придётся сделать кое-какие инвестиции, но потом к нам пойдут шестизначные суммы. Ты мне веришь?

Паша сопротивлялся до последнего. Даже когда уже принял решение, и стал помогать Свете собирать вещи, всё равно искал аргументы против переезда – но так и не нашёл ничего убедительного.

- Завтра ты уволишься с работы, сдашь все дела. Я пока найму машину для перевоза, и найду пару грузчиков. Вечером уже будем в Ростове, в новых хоромах. А сегодня мы можем заказать еду, и заняться сексом.

- Да. – сказал Паша, в принципе соглашаясь со всем сказанным.



***
Таня запирала дверь своего кабинета, собиралась домой, когда у неё за спиной возник Баринов.

- Зайди ко мне. – приказал, пройдя мимо.

Его не было весь день, и в кабинете стоял спертый запах. Баринов распахнул окна, но из-за безветренной погоды быстрого проветривания не получилось.

- Как там мэр? – поинтересовалась Таня. Исключительно для поддержания разговора.

- Думаю, вернётся не скоро.

- И что теперь будет?

- Назначат ВРИО, до выборов. – Баринов сел за стол, скрестил руки, откинувшись на спинку кресла. – Ты зачем поехала к Багдасаряну?

- Тараскин сказал, что Багдасарян ему угрожал перед нападением.

- И ты поехала спросить у него, не причастен ли он к нападению? Думала, что он тебе признание напишет?

- Устно.

- Что?

- Он устно сознался, что причастен к нападению.

- Кто? – растерялся Баринов.

- Сурен Багдасарян. И пообещал надавить на потерпевшего. На Тараскина. Чтобы тот забрал заявление.

- Ты выписала ему повестку на допрос. И сказала поставить охрану в больнице.

- Да.

Баринов долго думал, и тёр виски.

- Вот что, Таня. У нас тут чёрт знает что происходит… а тут ещё ты…

- Я? Иван Андреевич…

- Тараскиным и Багдасаряном займусь сам. И промзоной.

- Но…

- У тебя есть другие дела?

- Нет.

- Ты уверена?

- Есть одно, о пропавшей козе. Иван Андреевич, можно начистоту? Вы сознательно покрываете Багдасаряна?

Вопрос был негромким, но прозвучал он как выстрел. Во всяком случае, после него наступила такая тишина, что можно было бы услышать шелест дыма, скользящего по нарезам.

- Занимайтесь козой, капитан Морозова. – ледяным голосом процедил Баринов. – О результатах доложить. Вы свободны.

На негнущихся ногах Таня вышла из кабинета начальника.





***
Непосредственным Пашиным начальником считалась Лидия Львовна, глава департамента организационно-контрольной работы. Но по долгу службы Паша выполнял поручения для архитекторов, для департамента управления имуществом и земресурсами, для ЖКХ, транспорта, и всех остальных. Постоянных задач у него не было с самого момента, как он устроился на работу. Ему даже ни разу не дали проявить себя, поручая лишь самую черновую и незаметную работу. В каком-то смысле даже унизительную. Ту, что даже не упомянешь в резюме.

Коллеги за спиной его называли Паша-Курьер, или Паша-Ксерокс, пару раз он слышал эти клички в своём присутствии, но обижаться не стал. В конце концов, правда есть правда, и если она паршивая, то её надо не избегать, а исправлять, как можно скорее.

Заявление об уходе Паша написал ещё вечером, под диктовку Светы. В причинах указал семейные обстоятельства, и решил, что если Лидия Львовна станет задавать вопросы, он скажет правду – что Света беременна, и они решили переехать в Ростов, чтобы находиться под наблюдением более квалифицированных врачей.

Лидии на месте не оказалось, коллеги сказали, что у начальства совещание, пытаются выбрать ВРИО главы администрации. Того, кто в течении следующего месяца до выборов будет ставить подписи на всех ответственных документах.

И ради чего? Чтобы передать потом пост другому человеку, который приведёт с собой новую команду?

Глава администрации за решёткой, одного его зама – Тараскина – искалечили, а второй – Пепелица – ночью спешно вылетел в Австрию, якобы на лечение. Вместе со своей семьёй, ага.

Пока коллеги лениво спорили, кого назначат временным козлом отпущения, Паша незаметно от остальных собирал свои вещи, удалял всякие лишние файлы с компьютера, и думал, что только перемены дают понять, жив ли ещё человек, или уже нет. Они со Светой живые. Они дают жизнь ещё одному человечку. И они… будут жить по-новому.

Немного смущал один нюанс. Не покидало ощущение того, что все решения о переменах приняла Света, при этом сама действовала, даже не посоветовавшись с ним. Не то, чтобы это было обидно, тем не менее, немного задевало самолюбие.

- Лидия Львовна, здравствуйте!

- Ой, Паша, а я тебя ищу.

- А я вас.

- Правда?

- Я тут это…

- Погоди. Паша, послушай меня. В связи с последними событиями… эта взятка, следователи, пресса… в общем, ты же знаешь, мы все тут по партиям… и Леонид Антонович порекомендовал… Паша, вы же беспартийный?

Больше всего Паша офонарел от того, что Лидия Львовна назвала его на «вы». Впервые за все годы их знакомства. А раньше он иногда даже сомневался, что эта карга помнит его имя.

- Бес. Партийный.

- Прекрасно. Паша, тогда мы вас назначаем временно исполняющим обязанности главы города. Всего лишь на месяц. Вам надо написать заявление об увольнении, чтобы мы смогли заключить с вами новый трудовой договор. Но это уже юридические детали. Паша, вы готовы? Кстати, как вас по отчеству?



***
Бабка выглядела безумной, говорила, как безумная, и похоже, таковой являлась. Жила в небольшой хибаре на окраине города, рядом с въездом-выездом. Вела хозяйство – три козы да две дюжины кур. Бабка уверяла, что за последние два дня пропала не только коза, но также соседская псина, магазинный кот и местный алкаш-велосипедист, любитель боярышника. В этих пропажах бабка винила дьявола.

Таня слушала её вполуха, если вообще слушала. Она не спала почти всю ночь, ворочалась, вспоминая Баринова, и все дела, которые они расследовали за последние годы.

Конечно, иногда ради общественного блага приходится идти на компромиссы с криминалом. Нарушать протокол, договариваться. Но только не в случае, когда речь идёт о человеческом здоровье, или о человеческой жизни.

Возможно, Баринов берёт взятки – хотя непохоже, чтобы начальник полиции шиковал и выглядел богачом. Возможно, не берёт. Возможно, в деле об избиении Тараскина есть обстоятельства, о которых Таня не подозревает, а возможно, четыре трупа в промзоне напрямую связаны со «Щитом», и Баринов сознательно тормозит оба расследования, не подпуская к ним посторонних.

Таня думала о том, что сейчас у неё два варианта – либо начать задавать начальнику вопросы, либо уйти. Потому что закрыть глаза на вчерашнее происшествие, сделать вид, будто ничего не произошло – не получится.

Бабка же тем временем рассказывала о дьяволе. Она его видела. Ночью, со спины, и всего лишь одно мгновение, прежде чем он растворился в воздухе. Здесь недалеко, рядом с заброшенным песочным карьером. У него были крылья из чёрных перьев, огненный меч и зловонное, смрадное дыхание. Бабка заявила, что они все прокляты, и скоро умрут, после чего трижды перекрестила Таню, и указала кратчайшую дорогу к карьеру.

Ничего там искать Таня не собиралась. Поехала в указанном направлении, чтобы успокоить бабку. Доехав до карьера, уткнувшись в тупик, развернула машину, и вышла, чтобы собраться с мыслями, и решить, что делать. Хотела позвонить мужу, потом подумала, что лучше расскажет ему всё вечером. надо было это сделать ещё вчера, но он был слишком увлечён своим новым сценарием...

Странное пятно в воздухе привлекло её внимание. Она пошла в том направлении, продираясь сквозь заросли бурьяна; вскоре поняла, что пятно – это рой мух, скопившийся в одном месте.

Запах стоял невероятно отвратительный. Появилась версия, что там валяется дохлое животное, возможно, та самая несчастная коза. Чтобы проверить, Тане пришлось зажать рукавом ноздри.

Отчасти она оказалась права – там действительно была коза. А также собака, кошка, какие-то птицы, даже корова. Все животные были выпотрошены и разделаны на части, и эти части кто-то аккуратно разложил по отдельности – головы, лапы, внутренности.

Подул лёгкий ветерок, и что-то коснулось Таниной щеки. Схватившись рукой, Таня разжала пальцы. На ладони лежало небольшое перо иссиня-чёрного цвета.

Таня попятилась назад, под ногами что-то громыхнуло. Присела на корточки – велосипедный шлем, весь в запёкшейся крови, несколько пустых склянок от боярышника.

Что-то блеснуло сбоку, и тень накрыла её. Выпрямляясь, Таня подумала, что уже не успеет ничего сделать.


ПРОДОЛЖЕНИЕ

http://sanych74.livejournal.com/183640.html


Метки:  

Тёмные воды Эдема-4

Вторник, 27 Июня 2017 г. 17:28 + в цитатник
НАЧАЛО

ПРЕДЫДУЩЕЕ



СЕРИЯ 2

Хорошо просыпаться богатым. Нет, конечно, просыпаться здоровым, просыпаться любимым и влюблённым, да и вообще, просто просыпаться – это тоже счастье. Но это всё уже у Паши было, плавали-знаем. А вот богатым он не просыпался ни разу. Новое чувство. Не хуже и не лучше других, просто несколько иное. Сильно иное.

Деньги – самый простой механизм для поднятия самооценки. Неважно, сколько их есть. Но если их внезапно становится на порядок больше, спросонья мир кажется чашей унитаза, который можно безнаказанно обоссать и смыть все последствия.

Не всегда так, наверное. Но первое время – точно.

Паша не сразу открыл глаза, вспоминал пачки купюр, и словно наяву, прикасался к ним руками. Смеялся внутри себя, и даже пританцовывал. Пока не почувствовал утренний зов, в самую маленькую комнату. Пора вставать.

Светкино место пустовало. Смятое одеяло, она уже проснулась, и, видимо, готовила завтрак. Такое нечасто, но бывало.

Но и на кухне её не оказалось.

Она сидела на чердаке. В ночнушке, с растрёпанными волосами - даже не умывалась. Раскладывала пачки купюр разными кучками, что-то шепча и дирижируя указательным пальцем. Лицо у неё было серьёзное, сосредоточенное, какое обычно бывает, когда она разгадывает судоку.

- Я хочу всё распланировать более наглядно. – пояснила она. – Мы же не хотим бездумно спустить эти деньги и остаться с разбитым корытом.

- Я уже опаздываю. – сообщил Паша. – Если ты…

- Я сегодня не иду на работу, милый. Взяла пару отгулов. Езжай без меня. Пообедаем в «Лолите»?

- Конечно. – кивнул Паша. – Ты хорошо себя чувствуешь?

- Да, всё хорошо. Просто хочу немного отдохнуть.

- Ладно. Я уехал. Не хочу опоздать.

- Целуюуууу…

Он действительно не хотел опаздывать, второй день подряд.

Выехал со двора, закрыл ворота вручную. Подумал, что теперь можно поставить механику, и открывать ворота пультом.

Проехал пару кварталов, собирался было поддать газку, но из-за поворота, словно из-под земли, выскочила сухонькая бабка, и то ли она, то ли Паша, то ли ещё что, только вот несильно так бум! – и бабки уже не видно, на земле она где-то.

И тишина.

Паша всё понял сразу, и сразу остановился. Понял, что сбил бабку, и что если там что-то серьёзное, то на этом вся его история закончится, не успев начаться. Все планы, которые они строили со Светой - дом, дети – всё это полетит к чертям.

Утопить педаль газа. Уехать, пока на улице никого нет. А если есть? А если тут камеры? А если бабка ещё жива?

Он принимал решение мучительных две секунды, застыв в ступоре и глядя перед собой. На третью секунду обстоятельства решили всё за него. Бабка поднялась. Посмотрела ему в глаза.

Паша нашёл в себе силы открыть дверь, и буквально вывалиться из машины.

- С вами… всё в порядке?

- Дьявол. – сказала бабка. – Он был здесь. И придёт снова.

- Простите меня, я… - начал лепетать Паша.

- Я видела дьявола. – перебила его бабка. – Он придёт за нами. За всеми.

Повернувшись, она быстрым шагом пошла куда-то, слегка при этом прихрамывая.

Паша перевёл дух, сел в машину. Пот тёк с него ручьями. Руки дрожали, и он не сразу нашёл в себе силы поехать дальше. Ждал, чтобы успокоиться.

На работу, конечно, опоздал. Но никто этого и не заметил.



***
Баринов вошёл в приёмную мэра, рассчитывая некоторое время поболтать с секретаршей Леночкой, но оказалось, что мэр в приёмной, вместе со своим заместителем, Тараскиным.

- Организуйте всё красиво, соберите побольше, но не переусердствуйте, а то решат, что мы тут зажрались. И письмо набросайте, мол от жителей Энска непокорённым жителям Донбасса. Отвезёте в Ростов, адрес я потом дам. Сам займись, или кому-нибудь толковому поручи. Понял, Тараскин?

Тараскин кивал гривой, и ничего не говорил.

- А вот и наша полиция. Проходите, Иван Андреевич.

Мэр был в прекрасном расположении духа, улыбался и много жестикулировал. Баринов заметил у него на лацкане георгиевскую ленточку.

- А это откуда?

- Ждём дорогих гостей. – сказал мэр. – Из златоглавой. Одна финансово-промышленная группа. Они там все патриоты, так что приходится соответствовать.

Он подошёл к макету Энска, трёхлетней давности, постучал пальцем в район центрального парка.

- Большой бизнес к нам приходит, Иван Андреевич. Большая ответственность.

Несколько секунд Баринов обрабатывал полученную информацию.

- Вы что, продаёте парк москвичам?

- Ну ты и мудак, Ваня. – вздохнул мэр. – Знай тебя чуть меньше, я решил бы, что ты наседка. Не продаю, а сдаю в аренду. Не я, а город.

Баринов пожал плечами – он не любил словоблудия, и привык называть вещи своими именами.

- Они скоро сюда приедут. – продолжал глава города. – Люди серьёзные. Охрана на уровне. Интересовались уровнем преступности в городе. Я сказал, что у нас работают лучшие полицейские в области.

- Они поверили?

- Хотели с тобой познакомиться.

Баринов покачал головой.

- Весь парк заберут?

- Весь. На сорок девять лет.

- Я думал, его получит Сурен. После выборов. Он в дороги вложился, и мусор вывозил в прошлом году.

- Поэтому он почётный гражданин города. Город это ценит.

- Сурен хотел построить наш ответ Динсейленду. – вспомнил Баринов. Ухмыльнулся, не упуская возможности потроллить собеседника. – Вы ещё с ним ленточку перерезали.

Троллинг удался – мэр заметно разозлился от напоминания.

- Ваня, ну какой, бля, Диснейленд? Армяне построят там десяток ресторанов, и этим всё закончится. Свадьбы на пятьсот человек, люля размером с руку, Доминик Джокер и стрельба каждые выходные. А эти люди смотрят в будущее. – он снова обратился к макету, стал чертить пальцем какие-то линии. – Здесь будет торгово-развлекательный комплекс, а эта часть – военно-патриотический лагерь. Господдержка, бюджеты… мда… Дети со всей области будут здесь обучаться всему самому необходимому. Дети!

- Выживать и убивать?

- В такие времена живём. Уж тебе ли не знать. В общем так, Иван Андреевич. Ты давай с этими девяностыми заканчивай, найди этого киллера из промзоны, а когда станешь героем, я тебя с ними сведу. С москвичами. Новый уровень. А с Суреном ты пообщайся. Объясни, чтобы никаких эксцессов.

В приёмной Леночки не оказалось. В коридоре возле лестницы Баринов заметил Тараскина – тот выпрямился, надув щёки, и давал инструкции невысокому парню в потёртом костюме. Баринов прошёл мимо, услышав лишь часть разговора.

- Надо, Паша, чтобы всё было богато, но экономно, как ты умеешь. – говорил Тараскин, басовито гэкая везде, где предоставлялась такая возможность. – Никаких старых вещей и обносков, лучше крупы, или медикаменты пообъёмнее. И обязательно побольше фотографий для сайта. Типа Энск и Донбасс – города побратимы.

- Донбасс, это ж вроде не город.

- Паша, ты не умничай, а фотографируй, ясно? На тебя вся надежда.

Паша кивал точно так же, как только что Тараскин кивал перед мэром, и Баринов, проходя мимо, подумал, что возможно, это такая чиновничья форма выражения субординации, вроде военного этикета.



***
Для обычной матери достаточно всего лишь двух-трёх странностей в поведении ребёнка, чтобы почувствовать, что что-то не так. Плохой аппетит, опоздания, синяк, новый гаджет, запертая дверь, пропавший дневник, помада на трусах, да что угодно. Одна, вторая странность попадают в её поле зрения, и вот уже внутренний фейс жмёт тревожную кнопку, раскручивая маховик вопросов, подозрений и нотаций.

Для матери-полицейской, а тем более матери-следователя как не парадоксально, таких зацепок необходимо гораздо больше. Профессиональная деформация материнских чувств, когда беспочвенный страх сменяется желанием выстроить логическую картину, и только потом МАМА-ФСО начинает беспокоиться, задавать вопросы и устраивать ханжеские сцены, устанавливая материнскую диктатуру.

Таня не считала себя ханжой или деспотом. Напротив, она разрешала своим детям многое, а взамен требовала только одного – всегда говорить родителям правду.
Это ведь так просто. Сильный человек не станет лгать – эту мысль Таня ставила в основу воспитания Олега и Лины. И ей казалось, что у неё всё получается.

Классный руководитель позвонила примерно через час после того, как Таня высадила детей у школы. Она только приехала в УВД, и стала свидетельницей спора между дежурным и бабкой. Бабка уверяла, что этой ночью видела дьявола, который украл её козу, и просила принять меры, а дежурный советовал бабке поискать козу получше, и приходить через три дня. Таня едва успокоила разбушевавшуюся старуху, как ей позвонили с незнакомого номера. Это была Елена Дмитриевна, классный руководитель Олега. Она хотела встретиться, и поговорить лично.

Телефон Олега был отключён, как обычно. Пообещав бабке, что её козу будут искать лучшие полицейские города, Таня поехала в школу.

Оказалось, что Олег предложил своей учительнице взятку в пятьсот рублей, а когда она отказалась брать, сказал, что его мама работает в полиции, и в случае чего может создать ей большие проблемы. После чего покинул школу в неизвестном направлении.

Таня сидела, словно пришибленная. О, нет, это было не пришибленное состояние. Она чувствовала, как горят щёки, как язык отказывается повиноваться и что-то говорить, да и говорить особо нечего, слова рассыпались фруктами из разбитой вазы, ей оставалось только сжимать ладони, да нервно откидывать прядь волос со лба.

Пока учительница рассказывала о всех проблемах Олега, связанных с неуспеваемостью и прогулами, Таня вспоминала все мелкие странности и нестыковки, которые сын, пользуясь доверием матери, списывал на обстоятельства. Забытый учебник, порванные штаны, сменившийся телефон одноклассницы, и прочая, прочая…

Врал, врал всё это время, ей и отцу.

- Я вам обещаю… - твёрдо сказала Таня. – Обещаю, что проблемы будут у него, а не у вас.

Прямо из школы она поехала на Дичку. Конечно же, Олег был там. Днём в такую жару только купаться на диком пляже. Для злостных прогульщиков раздолье.

Когда он увидел машину мамы, его лицо… Таня шла ему навстречу, а его дружки, словно почувствовав надвигающуюся бурю, прыгнули в Лагутник, и ещё отплыли на безопасное расстояние.

- Мам… у нас просто отменили последний урок…

- Одевайся!

Он стал натягивать джинсы на мокрое тело, а она даже не смогла накричать на него, настолько её переполняло всё, гневом, даже яростью. Молча показала на машину, и он, сгорбившись, засеменил в ту сторону.

Уже внутри сделал вторую попытку объяснить:

- У нас просто на физре могут сделать соревнования по плаванию, пока еще тепло, хотим потренироваться…

- Я говорила с Еленой Дмитриевной. Только что.

Олег сник сразу. Набрал в грудь воздуха, чтобы сказать что-то, но Таня ему не дала.

- Вечером сидишь дома. Всегда. Никаких телевизоров и компьютеров. В первую очередь химия, английский и литература.

- Ну мам…

- Это первое. Второе. Деньги ты больше получать не будешь. Вообще. В школу будешь брать судок с едой…

- Ну мам…

- Как ты смел?! – воскликнула она. – Как ты мог нас обманывать?! Глядя нам с папой в глаза.

Олег молчал. Говорить ему было нечего, а может быть, он чувствовал состояние матери, и решил возражать ей, когда она остынет, отойдёт.

Таня отвезла его домой. Рассказала всё Виктору, он обещал вложить свою лепту в воспитание сына.

Настроение было такое, словно плюнули в лицо и запретили вытираться.



***
«Лолита» открылась около года назад, на месте старой чебуречной. И с тех пор Паша и Света обязательно два-три раза в неделю обедали здесь вместе. До администрации метров триста, до Светиного магазина и того меньше, правда, в другую сторону. Центр города, рядом магазины, другие забегаловки, но в «Лолите» по-домашнему уютно, много зелени, внимательные официанты и недорогие цены.

- Два бизнеса, как обычно?

- Да. – сказал Паша.

- Нет. – сказала Света. – Принесите меню.

Официант положил на стол две книжечки. Света принялась изучать блюда и цены, а Паша рассматривал бумажные пакеты с логотипами неизвестных ему фирм. Их было штук пять, они заняли одно посадочное место, и Паше оставалось только гадать, что внутри, и сколько это стоит.

- Солнце. Мы же хотели не тратить деньги. Чтобы не привлекать внимания.

- Я хочу стейк из мраморной говядины. Здесь есть такое, интересно?

- Милая, я серьёзно.

- Скажите, а у вас есть мраморная говядина?

- Нет, к сожалению. – ни один мускул не дрогнул на лице официанта. – У нас есть говяжий шницель на углях, но он из обычной говядины.

- Тогда я буду цезарь, каре ягнёнка, и бокал самого дорогого вина.

- Есть чилийское, красное, сухое, очень хорошее…

- Да, его. А ты, милый? Что будешь?

- Мне бизнес-ланч. – твёрдо сказал Паша.

Официант ушёл, и Света сразу накрыла его руку своей.

- Ну что ты, милый? Такой сердитый.

- Света. Мы же договорились… давай притормозим…

- Милый, я купила пару маек и юбку. Это не просто траты, поверь. Я еду в Ростов.

- Что? Когда? Зачем?

Света хитро улыбнулась. Поманила Пашу пальчиком, когда он перегнулся через стол, прошептала ему на ухо:

- Возможно, нас скоро будет трое.

- Что? А… - Паша запнулся. – Милая… ты беременна? Боже, правда?

- Я пока точно не знаю. – прошептала Света. – Кажется… есть предпосылки… ну, ты понимаешь?

- Да-да! – закивал Паша.

- Я хочу, чтобы меня посмотрел хороший специалист. В Ростове, а не здесь. Не хочу рисковать.

- Конечно. Но…

- Я поеду сегодня. Поэтому разменяла сто долларов… купила кое-что из вещей.

- Боже! Это… просто супер! – Паша повернулся, махнул официанту. – Можно мне тоже… каре ягнёнка и вина… давайте сразу бутылку!



***
Сурен любил сам готовить мясо. Свинина, говядина, баранина, птица. Люля, шашлык, стейки. На дни рождения ему постоянно дарили различные девайсы, вроде титановых шампуров ручной работы от Armani, или универсальных гриль-печей от DARPA. Ни один праздник, будь то день рождения внука, или крестины троюродной племянницы, не обходился без мясного шоу дяди Сурена, с обязательными историями и наставлениями для молодёжи.

Он и разделывать мясо любил сам. Вырезать из туш нужные куски, крутить или рубить фарш, отбивать ломти. Наборы японских ножей с жёлтой и синей бумагой, топоры из сибирского булата, всё это превращало процесс в удовольствие, пусть и с кровожадным оттенком.

А вот забой Сурен не любил. Он так и сказал Тараскину, что не хочет убивать невинных животных, а когда все люди на земле последуют его примеру, он перестанет есть мясо.

- Этого барашку убил один из моих парней. Он взял грех на душу, осознанно. Чтобы мы с тобой смогли насладиться нежным мясом. В травах, в моих травах, по особому семейному рецепту.

- Прекрасный барашек. – подтвердил Тараскин. Он ел уже третий кусок, и всё не мог остановиться. Куски, впрочем, были небольшие.

- На кармическом уровне когда-то он был человеком. Совершал плохие поступки, и был отправлен в тело барашка, чтобы исправить карму. И мой человек, убив барашку, вмешался в сансару. Вставил палку в божественное кармическое колесо, чтобы мы с тобой смогли вкусно покушать.

- Сочувствую вашему человеку.

- Не думал, кем станешь, когда умрёшь?

- Я христианин. – сказал Тараскин. – Мне после смерти либо в ад, либо в рай.

- По вере твоей и грехи считать твои будем.

- Точно.

Чиновник потянулся за четвёртым куском.

- Как там у нас с парком дела? – спросил Сурен.

Голос его изменился совсем неуловимо, он всё также доброжелательно улыбался, но Тараскин почуял неладное, и решил с мясом повременить.

- С парком пока под вопросом. Мэр готовится к выборам, и…

- И собирается отдать парк каким-то москвичам. – закончил за него Сурен. – В аренду на сорок девять лет.

Дастархан стал походить на пир Бальтасара. Тараскин всё же попытался отмахнуться от приближающейся проблемы.

- Пока ещё ничего не известно…

- Мне известно! – рявкнул Сурен.

От улыбки его вообще ничего не осталось. Как и от доброжелательности.

- Я в этот парк почти сто штук бакинских залил! Не считая того, что тебе лично давал! И мэру – через тебя. Или ты всё у себя тормозил?

- Вы лишнего-то не надо. – нахмурился Тараскин. – Я тут вообще не причём. Вы там с мэром сами ленточки перерезали, открытия, фуршеты. С ним и разбирайтесь.

Это разозлило Сурена ещё больше.

- Не причём? Я тебе карьеру сделал, а ты не причём?

- Что вы за ерунду несёте?

- Я тебя с людьми познакомил, в администрацию устроил, а ты не причём? Ты… ты пёс!

- За языком следите. – Тараскин встал, одёрнул костюм. – Я вам не мальчик на побегушках. Парк забирают серьёзные люди. Станете у них на пути, вас сметут вместе с вашими грядками, и даже имени не вспомнят. Вы вообще хоть представляете, какой там уровень?

Сурен тоже встал, сжимая кулаки, хрустнул пальцами, и Тараскин попятился.

- Давайте без глупостей.

- Ты вернёшь мне всё, что я вложил в парк. – процедил Сурен. – И тогда глупостей не будет.

Тараскин натянуто засмеялся. Качая головой и продолжая смеяться, направился к машине. Сел в неё, и выехал с овощебазы, а Сурен смотрел ему вслед и хрустел пальцами.



***
Последний раз Паша и Света ночевали порознь почти полгода назад. Тогда Светкиному отцу стало плохо, и Паша отвёз её в Ростов на неделю, следить за ним. Вернувшись, Света некоторое время жаловалась на то, как в Энске всё уныло по сравнению с южной столицей. Потом свыклась, но не сразу, ой не сразу.

Теперь она снова уехала в Ростов, и хотя повод более чем замечательный, всё равно, было грустно.

Полез на чердак, проверить деньги. Его там ждал сюрприз. Света забрала с собой две пачки, двадцать тысяч долларов.

Набрал её, чтобы выяснить, зачем ей такая огромная сумма денег.

- Это может быть опасно. – попытался ей объяснить.

- Не надо обсуждать это по телефону. – сказала она ему. – Ты совсем как маленький. У меня всё хорошо, у папы тоже всё хорошо. Хочешь, я пойду в свою комнату, и расскажу, в чём я одета?

Около часа они обменивались разными фотками, и писали друг другу всякие глупости, прежде чем Свете это надоело, и она сказала, что хочет отдохнуть. Паша сказал, что не хочет спать, и Света посоветовала ему что-нибудь съесть.

Холодильник был пуст, и он решил заказать пиццу. Мясную, среднюю.

Оператор долго уговаривала заказать вторую, поскольку у них акция, и вторая пицца продавалась за полцены. В конце концов Паша согласился, и взял вторую сырную – на утро, в микроволновку.

Курьер прибыл через сорок минут. Он привёз не две, а четыре пиццы. Оказалось, что Пашин заказ был юбилейным, и он получал клон своего заказа бесплатно.

Четыре коробки стояли на кухонном столе. Паша раздумывал, с какой пиццы начать, и что делать с остальными. В открытое окно доносились чьи-то возгласы, и басы невнятной музыки.

Компания ребят, ровесников его племянника. Сгрудились вокруг вишнёвой "девятки", слушали музыку, и что-то обсуждали. Одного из них Паша узнал, парнишка жил на углу улицы, его родители всегда здоровались с Пашей и Светой, хотя вряд ли знали имена друг друга.

Подумав, Паша взял все четыре коробки и вышел из дома.

Сначала его приняли настороженно. Даже предположили, что пицца отравлена, и Паша хочет их убить, чтобы ему не мешала громкая музыка. Пришлось взять один кусок, и надкусить.

- Жена у меня беременна, пацаны. – поделился Паша. – Так что я это… от души.

После этих слов пацаны приняли взгрев как должное – отказываться не стали, размели куски в мгновение ока. Некоторое время молча ели, под французский речитатив.

- А вы, парни, рэперы? – спросил их Паша.

- Мы гэнгста. – ответил один из них, самый вихрастый.

- В смысле, гангстеры?

- Тру гэнгста. – пояснил второй, черноволосый. Похоже, он был владельцем девятки. – Рэп – это шаблон. Мы вне шаблонов.

- Молодцы. – кивнул Паша.

- А ты чем живёшь, бро? – спросил соседский парень.

- Работаю. Жена вот…

- Понятно, в шаблоне.

Пицца закончилась, разговор не клеился, Паша чувствовал себя лишним в этой компании, но уходить почему-то не хотелось.

- Пятнадцать минут. – сказал тем временем вихрастый, посмотрев на телефон.

Его осенила какая-то идея, и он посмотрел на Пашу.

- А ты можешь взять нам пива? – спросил у Паши четвёртый молодой гэнгста, доселе молчавший. – Лавэ есть, просто в шопе продавщицы тупые наглухо.

- Без проблем.

Паша успел купить алкоголь до запретного времени, потом заказал ещё пиццы, и в течении часа они стали близкими друзьями, братишами, бро.

Вихрастого звали Цезарь, он и его друг Карен, хозяин девятки, жили на другом конце города. Соседского пацана звали Чилийцем, четвёртый представился Сайленсером, хотя все называли его Васей. Племянника Паши, Олега, они знали, хотя особо с ним не общались.

Карен был предводителем этой компашки. Самый старший, ему было семнадцать, он несколько лет жил в Ростове, два года в Москве, и один год в Лос-Анджелесе.

- Портачился у Честа. – рассказывал Карен, демонстрируя татуировки на груди, спине и руках. – Один из лучших мастеров в Элэе.

Остальные вздыхали и говорили, что тоже собираются набить себе какие-нибудь знаки со смыслом, обсуждали ростовские тату-салоны. Паша, как человек из шаблона, молчал, а иногда кивал, и думал, что завидует им, молодым и беспечным, которые просто могут пойти, набить себе татуировку. Не думать ни о прошлом, ни о будущем, а жить только настоящим. Жить приключениями.

- Мчу по Сауз Сентрал, догоняют копы. А у меня полный бардак ешек, ствол и три упоротые сучки в салоне. – рассказывал между тем Карен о своих американских приключениях. – Торможу, они тоже. Сдаю назад, стреляю им по колёсам, и газу. У сальвадорцев на квартале скидываю тачку, и ухожу огородами.

- А сучки?

- Что сучки?

- Ты сказал, что в машине были три сучки, они куда делись?

- Скинул вместе с тачкой, бро. Это Элей, детка. Там сучек на каждом углу пруд пруди, лишь бы лаве на кармане имелось.

Карен врал, конечно. Как и остальные, напившись пива, тоже рассказывали выдуманные истории о том, как их забирала полиция, как они кого-то грабили, а кого-то ставили на место, как трахали сучек, как угоняли тачки. Паша, сохраняя ясность ума, мог бы каждого из них поймать на лжи, но ему было интересно их слушать. Немного смешно, но интересно.

Домой он пошёл глубоко за полночь, когда пиво закончилось и все разошлись.


ПРОДОЛЖЕНИЕ

https://sanych74.livejournal.com/183333.html


Метки:  

Тёмные воды Эдема-4

Вторник, 27 Июня 2017 г. 17:28 + в цитатник
НАЧАЛО

ПРЕДЫДУЩЕЕ



СЕРИЯ 2

Хорошо просыпаться богатым. Нет, конечно, просыпаться здоровым, просыпаться любимым и влюблённым, да и вообще, просто просыпаться – это тоже счастье. Но это всё уже у Паши было, плавали-знаем. А вот богатым он не просыпался ни разу. Новое чувство. Не хуже и не лучше других, просто несколько иное. Сильно иное.

Деньги – самый простой механизм для поднятия самооценки. Неважно, сколько их есть. Но если их внезапно становится на порядок больше, спросонья мир кажется чашей унитаза, который можно безнаказанно обоссать и смыть все последствия.

Не всегда так, наверное. Но первое время – точно.

Паша не сразу открыл глаза, вспоминал пачки купюр, и словно наяву, прикасался к ним руками. Смеялся внутри себя, и даже пританцовывал. Пока не почувствовал утренний зов, в самую маленькую комнату. Пора вставать.

Светкино место пустовало. Смятое одеяло, она уже проснулась, и, видимо, готовила завтрак. Такое нечасто, но бывало.

Но и на кухне её не оказалось.

Она сидела на чердаке. В ночнушке, с растрёпанными волосами - даже не умывалась. Раскладывала пачки купюр разными кучками, что-то шепча и дирижируя указательным пальцем. Лицо у неё было серьёзное, сосредоточенное, какое обычно бывает, когда она разгадывает судоку.

- Я хочу всё распланировать более наглядно. – пояснила она. – Мы же не хотим бездумно спустить эти деньги и остаться с разбитым корытом.

- Я уже опаздываю. – сообщил Паша. – Если ты…

- Я сегодня не иду на работу, милый. Взяла пару отгулов. Езжай без меня. Пообедаем в «Лолите»?

- Конечно. – кивнул Паша. – Ты хорошо себя чувствуешь?

- Да, всё хорошо. Просто хочу немного отдохнуть.

- Ладно. Я уехал. Не хочу опоздать.

- Целуюуууу…

Он действительно не хотел опаздывать, второй день подряд.

Выехал со двора, закрыл ворота вручную. Подумал, что теперь можно поставить механику, и открывать ворота пультом.

Проехал пару кварталов, собирался было поддать газку, но из-за поворота, словно из-под земли, выскочила сухонькая бабка, и то ли она, то ли Паша, то ли ещё что, только вот несильно так бум! – и бабки уже не видно, на земле она где-то.

И тишина.

Паша всё понял сразу, и сразу остановился. Понял, что сбил бабку, и что если там что-то серьёзное, то на этом вся его история закончится, не успев начаться. Все планы, которые они строили со Светой - дом, дети – всё это полетит к чертям.

Утопить педаль газа. Уехать, пока на улице никого нет. А если есть? А если тут камеры? А если бабка ещё жива?

Он принимал решение мучительных две секунды, застыв в ступоре и глядя перед собой. На третью секунду обстоятельства решили всё за него. Бабка поднялась. Посмотрела ему в глаза.

Паша нашёл в себе силы открыть дверь, и буквально вывалиться из машины.

- С вами… всё в порядке?

- Дьявол. – сказала бабка. – Он был здесь. И придёт снова.

- Простите меня, я… - начал лепетать Паша.

- Я видела дьявола. – перебила его бабка. – Он придёт за нами. За всеми.

Повернувшись, она быстрым шагом пошла куда-то, слегка при этом прихрамывая.

Паша перевёл дух, сел в машину. Пот тёк с него ручьями. Руки дрожали, и он не сразу нашёл в себе силы поехать дальше. Ждал, чтобы успокоиться.

На работу, конечно, опоздал. Но никто этого и не заметил.



***
Баринов вошёл в приёмную мэра, рассчитывая некоторое время поболтать с секретаршей Леночкой, но оказалось, что мэр в приёмной, вместе со своим заместителем, Тараскиным.

- Организуйте всё красиво, соберите побольше, но не переусердствуйте, а то решат, что мы тут зажрались. И письмо набросайте, мол от жителей Энска непокорённым жителям Донбасса. Отвезёте в Ростов, адрес я потом дам. Сам займись, или кому-нибудь толковому поручи. Понял, Тараскин?

Тараскин кивал гривой, и ничего не говорил.

- А вот и наша полиция. Проходите, Иван Андреевич.

Мэр был в прекрасном расположении духа, улыбался и много жестикулировал. Баринов заметил у него на лацкане георгиевскую ленточку.

- А это откуда?

- Ждём дорогих гостей. – сказал мэр. – Из златоглавой. Одна финансово-промышленная группа. Они там все патриоты, так что приходится соответствовать.

Он подошёл к макету Энска, трёхлетней давности, постучал пальцем в район центрального парка.

- Большой бизнес к нам приходит, Иван Андреевич. Большая ответственность.

Несколько секунд Баринов обрабатывал полученную информацию.

- Вы что, продаёте парк москвичам?

- Ну ты и мудак, Ваня. – вздохнул мэр. – Знай тебя чуть меньше, я решил бы, что ты наседка. Не продаю, а сдаю в аренду. Не я, а город.

Баринов пожал плечами – он не любил словоблудия, и привык называть вещи своими именами.

- Они скоро сюда приедут. – продолжал глава города. – Люди серьёзные. Охрана на уровне. Интересовались уровнем преступности в городе. Я сказал, что у нас работают лучшие полицейские в области.

- Они поверили?

- Хотели с тобой познакомиться.

Баринов покачал головой.

- Весь парк заберут?

- Весь. На сорок девять лет.

- Я думал, его получит Сурен. После выборов. Он в дороги вложился, и мусор вывозил в прошлом году.

- Поэтому он почётный гражданин города. Город это ценит.

- Сурен хотел построить наш ответ Динсейленду. – вспомнил Баринов. Ухмыльнулся, не упуская возможности потроллить собеседника. – Вы ещё с ним ленточку перерезали.

Троллинг удался – мэр заметно разозлился от напоминания.

- Ваня, ну какой, бля, Диснейленд? Армяне построят там десяток ресторанов, и этим всё закончится. Свадьбы на пятьсот человек, люля размером с руку, Доминик Джокер и стрельба каждые выходные. А эти люди смотрят в будущее. – он снова обратился к макету, стал чертить пальцем какие-то линии. – Здесь будет торгово-развлекательный комплекс, а эта часть – военно-патриотический лагерь. Господдержка, бюджеты… мда… Дети со всей области будут здесь обучаться всему самому необходимому. Дети!

- Выживать и убивать?

- В такие времена живём. Уж тебе ли не знать. В общем так, Иван Андреевич. Ты давай с этими девяностыми заканчивай, найди этого киллера из промзоны, а когда станешь героем, я тебя с ними сведу. С москвичами. Новый уровень. А с Суреном ты пообщайся. Объясни, чтобы никаких эксцессов.

В приёмной Леночки не оказалось. В коридоре возле лестницы Баринов заметил Тараскина – тот выпрямился, надув щёки, и давал инструкции невысокому парню в потёртом костюме. Баринов прошёл мимо, услышав лишь часть разговора.

- Надо, Паша, чтобы всё было богато, но экономно, как ты умеешь. – говорил Тараскин, басовито гэкая везде, где предоставлялась такая возможность. – Никаких старых вещей и обносков, лучше крупы, или медикаменты пообъёмнее. И обязательно побольше фотографий для сайта. Типа Энск и Донбасс – города побратимы.

- Донбасс, это ж вроде не город.

- Паша, ты не умничай, а фотографируй, ясно? На тебя вся надежда.

Паша кивал точно так же, как только что Тараскин кивал перед мэром, и Баринов, проходя мимо, подумал, что возможно, это такая чиновничья форма выражения субординации, вроде военного этикета.



***
Для обычной матери достаточно всего лишь двух-трёх странностей в поведении ребёнка, чтобы почувствовать, что что-то не так. Плохой аппетит, опоздания, синяк, новый гаджет, запертая дверь, пропавший дневник, помада на трусах, да что угодно. Одна, вторая странность попадают в её поле зрения, и вот уже внутренний фейс жмёт тревожную кнопку, раскручивая маховик вопросов, подозрений и нотаций.

Для матери-полицейской, а тем более матери-следователя как не парадоксально, таких зацепок необходимо гораздо больше. Профессиональная деформация материнских чувств, когда беспочвенный страх сменяется желанием выстроить логическую картину, и только потом МАМА-ФСО начинает беспокоиться, задавать вопросы и устраивать ханжеские сцены, устанавливая материнскую диктатуру.

Таня не считала себя ханжой или деспотом. Напротив, она разрешала своим детям многое, а взамен требовала только одного – всегда говорить родителям правду.
Это ведь так просто. Сильный человек не станет лгать – эту мысль Таня ставила в основу воспитания Олега и Лины. И ей казалось, что у неё всё получается.

Классный руководитель позвонила примерно через час после того, как Таня высадила детей у школы. Она только приехала в УВД, и стала свидетельницей спора между дежурным и бабкой. Бабка уверяла, что этой ночью видела дьявола, который украл её козу, и просила принять меры, а дежурный советовал бабке поискать козу получше, и приходить через три дня. Таня едва успокоила разбушевавшуюся старуху, как ей позвонили с незнакомого номера. Это была Елена Дмитриевна, классный руководитель Олега. Она хотела встретиться, и поговорить лично.

Телефон Олега был отключён, как обычно. Пообещав бабке, что её козу будут искать лучшие полицейские города, Таня поехала в школу.

Оказалось, что Олег предложил своей учительнице взятку в пятьсот рублей, а когда она отказалась брать, сказал, что его мама работает в полиции, и в случае чего может создать ей большие проблемы. После чего покинул школу в неизвестном направлении.

Таня сидела, словно пришибленная. О, нет, это было не пришибленное состояние. Она чувствовала, как горят щёки, как язык отказывается повиноваться и что-то говорить, да и говорить особо нечего, слова рассыпались фруктами из разбитой вазы, ей оставалось только сжимать ладони, да нервно откидывать прядь волос со лба.

Пока учительница рассказывала о всех проблемах Олега, связанных с неуспеваемостью и прогулами, Таня вспоминала все мелкие странности и нестыковки, которые сын, пользуясь доверием матери, списывал на обстоятельства. Забытый учебник, порванные штаны, сменившийся телефон одноклассницы, и прочая, прочая…

Врал, врал всё это время, ей и отцу.

- Я вам обещаю… - твёрдо сказала Таня. – Обещаю, что проблемы будут у него, а не у вас.

Прямо из школы она поехала на Дичку. Конечно же, Олег был там. Днём в такую жару только купаться на диком пляже. Для злостных прогульщиков раздолье.

Когда он увидел машину мамы, его лицо… Таня шла ему навстречу, а его дружки, словно почувствовав надвигающуюся бурю, прыгнули в Лагутник, и ещё отплыли на безопасное расстояние.

- Мам… у нас просто отменили последний урок…

- Одевайся!

Он стал натягивать джинсы на мокрое тело, а она даже не смогла накричать на него, настолько её переполняло всё, гневом, даже яростью. Молча показала на машину, и он, сгорбившись, засеменил в ту сторону.

Уже внутри сделал вторую попытку объяснить:

- У нас просто на физре могут сделать соревнования по плаванию, пока еще тепло, хотим потренироваться…

- Я говорила с Еленой Дмитриевной. Только что.

Олег сник сразу. Набрал в грудь воздуха, чтобы сказать что-то, но Таня ему не дала.

- Вечером сидишь дома. Всегда. Никаких телевизоров и компьютеров. В первую очередь химия, английский и литература.

- Ну мам…

- Это первое. Второе. Деньги ты больше получать не будешь. Вообще. В школу будешь брать судок с едой…

- Ну мам…

- Как ты смел?! – воскликнула она. – Как ты мог нас обманывать?! Глядя нам с папой в глаза.

Олег молчал. Говорить ему было нечего, а может быть, он чувствовал состояние матери, и решил возражать ей, когда она остынет, отойдёт.

Таня отвезла его домой. Рассказала всё Виктору, он обещал вложить свою лепту в воспитание сына.

Настроение было такое, словно плюнули в лицо и запретили вытираться.



***
«Лолита» открылась около года назад, на месте старой чебуречной. И с тех пор Паша и Света обязательно два-три раза в неделю обедали здесь вместе. До администрации метров триста, до Светиного магазина и того меньше, правда, в другую сторону. Центр города, рядом магазины, другие забегаловки, но в «Лолите» по-домашнему уютно, много зелени, внимательные официанты и недорогие цены.

- Два бизнеса, как обычно?

- Да. – сказал Паша.

- Нет. – сказала Света. – Принесите меню.

Официант положил на стол две книжечки. Света принялась изучать блюда и цены, а Паша рассматривал бумажные пакеты с логотипами неизвестных ему фирм. Их было штук пять, они заняли одно посадочное место, и Паше оставалось только гадать, что внутри, и сколько это стоит.

- Солнце. Мы же хотели не тратить деньги. Чтобы не привлекать внимания.

- Я хочу стейк из мраморной говядины. Здесь есть такое, интересно?

- Милая, я серьёзно.

- Скажите, а у вас есть мраморная говядина?

- Нет, к сожалению. – ни один мускул не дрогнул на лице официанта. – У нас есть говяжий шницель на углях, но он из обычной говядины.

- Тогда я буду цезарь, каре ягнёнка, и бокал самого дорогого вина.

- Есть чилийское, красное, сухое, очень хорошее…

- Да, его. А ты, милый? Что будешь?

- Мне бизнес-ланч. – твёрдо сказал Паша.

Официант ушёл, и Света сразу накрыла его руку своей.

- Ну что ты, милый? Такой сердитый.

- Света. Мы же договорились… давай притормозим…

- Милый, я купила пару маек и юбку. Это не просто траты, поверь. Я еду в Ростов.

- Что? Когда? Зачем?

Света хитро улыбнулась. Поманила Пашу пальчиком, когда он перегнулся через стол, прошептала ему на ухо:

- Возможно, нас скоро будет трое.

- Что? А… - Паша запнулся. – Милая… ты беременна? Боже, правда?

- Я пока точно не знаю. – прошептала Света. – Кажется… есть предпосылки… ну, ты понимаешь?

- Да-да! – закивал Паша.

- Я хочу, чтобы меня посмотрел хороший специалист. В Ростове, а не здесь. Не хочу рисковать.

- Конечно. Но…

- Я поеду сегодня. Поэтому разменяла сто долларов… купила кое-что из вещей.

- Боже! Это… просто супер! – Паша повернулся, махнул официанту. – Можно мне тоже… каре ягнёнка и вина… давайте сразу бутылку!



***
Сурен любил сам готовить мясо. Свинина, говядина, баранина, птица. Люля, шашлык, стейки. На дни рождения ему постоянно дарили различные девайсы, вроде титановых шампуров ручной работы от Armani, или универсальных гриль-печей от DARPA. Ни один праздник, будь то день рождения внука, или крестины троюродной племянницы, не обходился без мясного шоу дяди Сурена, с обязательными историями и наставлениями для молодёжи.

Он и разделывать мясо любил сам. Вырезать из туш нужные куски, крутить или рубить фарш, отбивать ломти. Наборы японских ножей с жёлтой и синей бумагой, топоры из сибирского булата, всё это превращало процесс в удовольствие, пусть и с кровожадным оттенком.

А вот забой Сурен не любил. Он так и сказал Тараскину, что не хочет убивать невинных животных, а когда все люди на земле последуют его примеру, он перестанет есть мясо.

- Этого барашку убил один из моих парней. Он взял грех на душу, осознанно. Чтобы мы с тобой смогли насладиться нежным мясом. В травах, в моих травах, по особому семейному рецепту.

- Прекрасный барашек. – подтвердил Тараскин. Он ел уже третий кусок, и всё не мог остановиться. Куски, впрочем, были небольшие.

- На кармическом уровне когда-то он был человеком. Совершал плохие поступки, и был отправлен в тело барашка, чтобы исправить карму. И мой человек, убив барашку, вмешался в сансару. Вставил палку в божественное кармическое колесо, чтобы мы с тобой смогли вкусно покушать.

- Сочувствую вашему человеку.

- Не думал, кем станешь, когда умрёшь?

- Я христианин. – сказал Тараскин. – Мне после смерти либо в ад, либо в рай.

- По вере твоей и грехи считать твои будем.

- Точно.

Чиновник потянулся за четвёртым куском.

- Как там у нас с парком дела? – спросил Сурен.

Голос его изменился совсем неуловимо, он всё также доброжелательно улыбался, но Тараскин почуял неладное, и решил с мясом повременить.

- С парком пока под вопросом. Мэр готовится к выборам, и…

- И собирается отдать парк каким-то москвичам. – закончил за него Сурен. – В аренду на сорок девять лет.

Дастархан стал походить на пир Бальтасара. Тараскин всё же попытался отмахнуться от приближающейся проблемы.

- Пока ещё ничего не известно…

- Мне известно! – рявкнул Сурен.

От улыбки его вообще ничего не осталось. Как и от доброжелательности.

- Я в этот парк почти сто штук бакинских залил! Не считая того, что тебе лично давал! И мэру – через тебя. Или ты всё у себя тормозил?

- Вы лишнего-то не надо. – нахмурился Тараскин. – Я тут вообще не причём. Вы там с мэром сами ленточки перерезали, открытия, фуршеты. С ним и разбирайтесь.

Это разозлило Сурена ещё больше.

- Не причём? Я тебе карьеру сделал, а ты не причём?

- Что вы за ерунду несёте?

- Я тебя с людьми познакомил, в администрацию устроил, а ты не причём? Ты… ты пёс!

- За языком следите. – Тараскин встал, одёрнул костюм. – Я вам не мальчик на побегушках. Парк забирают серьёзные люди. Станете у них на пути, вас сметут вместе с вашими грядками, и даже имени не вспомнят. Вы вообще хоть представляете, какой там уровень?

Сурен тоже встал, сжимая кулаки, хрустнул пальцами, и Тараскин попятился.

- Давайте без глупостей.

- Ты вернёшь мне всё, что я вложил в парк. – процедил Сурен. – И тогда глупостей не будет.

Тараскин натянуто засмеялся. Качая головой и продолжая смеяться, направился к машине. Сел в неё, и выехал с овощебазы, а Сурен смотрел ему вслед и хрустел пальцами.



***
Последний раз Паша и Света ночевали порознь почти полгода назад. Тогда Светкиному отцу стало плохо, и Паша отвёз её в Ростов на неделю, следить за ним. Вернувшись, Света некоторое время жаловалась на то, как в Энске всё уныло по сравнению с южной столицей. Потом свыклась, но не сразу, ой не сразу.

Теперь она снова уехала в Ростов, и хотя повод более чем замечательный, всё равно, было грустно.

Полез на чердак, проверить деньги. Его там ждал сюрприз. Света забрала с собой две пачки, двадцать тысяч долларов.

Набрал её, чтобы выяснить, зачем ей такая огромная сумма денег.

- Это может быть опасно. – попытался ей объяснить.

- Не надо обсуждать это по телефону. – сказала она ему. – Ты совсем как маленький. У меня всё хорошо, у папы тоже всё хорошо. Хочешь, я пойду в свою комнату, и расскажу, в чём я одета?

Около часа они обменивались разными фотками, и писали друг другу всякие глупости, прежде чем Свете это надоело, и она сказала, что хочет отдохнуть. Паша сказал, что не хочет спать, и Света посоветовала ему что-нибудь съесть.

Холодильник был пуст, и он решил заказать пиццу. Мясную, среднюю.

Оператор долго уговаривала заказать вторую, поскольку у них акция, и вторая пицца продавалась за полцены. В конце концов Паша согласился, и взял вторую сырную – на утро, в микроволновку.

Курьер прибыл через сорок минут. Он привёз не две, а четыре пиццы. Оказалось, что Пашин заказ был юбилейным, и он получал клон своего заказа бесплатно.

Четыре коробки стояли на кухонном столе. Паша раздумывал, с какой пиццы начать, и что делать с остальными. В открытое окно доносились чьи-то возгласы, и басы невнятной музыки.

Компания ребят, ровесников его племянника. Сгрудились вокруг вишнёвой "девятки", слушали музыку, и что-то обсуждали. Одного из них Паша узнал, парнишка жил на углу улицы, его родители всегда здоровались с Пашей и Светой, хотя вряд ли знали имена друг друга.

Подумав, Паша взял все четыре коробки и вышел из дома.

Сначала его приняли настороженно. Даже предположили, что пицца отравлена, и Паша хочет их убить, чтобы ему не мешала громкая музыка. Пришлось взять один кусок, и надкусить.

- Жена у меня беременна, пацаны. – поделился Паша. – Так что я это… от души.

После этих слов пацаны приняли взгрев как должное – отказываться не стали, размели куски в мгновение ока. Некоторое время молча ели, под французский речитатив.

- А вы, парни, рэперы? – спросил их Паша.

- Мы гэнгста. – ответил один из них, самый вихрастый.

- В смысле, гангстеры?

- Тру гэнгста. – пояснил второй, черноволосый. Похоже, он был владельцем девятки. – Рэп – это шаблон. Мы вне шаблонов.

- Молодцы. – кивнул Паша.

- А ты чем живёшь, бро? – спросил соседский парень.

- Работаю. Жена вот…

- Понятно, в шаблоне.

Пицца закончилась, разговор не клеился, Паша чувствовал себя лишним в этой компании, но уходить почему-то не хотелось.

- Пятнадцать минут. – сказал тем временем вихрастый, посмотрев на телефон.

Его осенила какая-то идея, и он посмотрел на Пашу.

- А ты можешь взять нам пива? – спросил у Паши четвёртый молодой гэнгста, доселе молчавший. – Лавэ есть, просто в шопе продавщицы тупые наглухо.

- Без проблем.

Паша успел купить алкоголь до запретного времени, потом заказал ещё пиццы, и в течении часа они стали близкими друзьями, братишами, бро.

Вихрастого звали Цезарь, он и его друг Карен, хозяин девятки, жили на другом конце города. Соседского пацана звали Чилийцем, четвёртый представился Сайленсером, хотя все называли его Васей. Племянника Паши, Олега, они знали, хотя особо с ним не общались.

Карен был предводителем этой компашки. Самый старший, ему было семнадцать, он несколько лет жил в Ростове, два года в Москве, и один год в Лос-Анджелесе.

- Портачился у Честа. – рассказывал Карен, демонстрируя татуировки на груди, спине и руках. – Один из лучших мастеров в Элэе.

Остальные вздыхали и говорили, что тоже собираются набить себе какие-нибудь знаки со смыслом, обсуждали ростовские тату-салоны. Паша, как человек из шаблона, молчал, а иногда кивал, и думал, что завидует им, молодым и беспечным, которые просто могут пойти, набить себе татуировку. Не думать ни о прошлом, ни о будущем, а жить только настоящим. Жить приключениями.

- Мчу по Сауз Сентрал, догоняют копы. А у меня полный бардак ешек, ствол и три упоротые сучки в салоне. – рассказывал между тем Карен о своих американских приключениях. – Торможу, они тоже. Сдаю назад, стреляю им по колёсам, и газу. У сальвадорцев на квартале скидываю тачку, и ухожу огородами.

- А сучки?

- Что сучки?

- Ты сказал, что в машине были три сучки, они куда делись?

- Скинул вместе с тачкой, бро. Это Элей, детка. Там сучек на каждом углу пруд пруди, лишь бы лаве на кармане имелось.

Карен врал, конечно. Как и остальные, напившись пива, тоже рассказывали выдуманные истории о том, как их забирала полиция, как они кого-то грабили, а кого-то ставили на место, как трахали сучек, как угоняли тачки. Паша, сохраняя ясность ума, мог бы каждого из них поймать на лжи, но ему было интересно их слушать. Немного смешно, но интересно.

Домой он пошёл глубоко за полночь, когда пиво закончилось и все разошлись.


ПРОДОЛЖЕНИЕ

http://sanych74.livejournal.com/183333.html


Метки:  

ТВЭ-3

Четверг, 25 Мая 2017 г. 01:34 + в цитатник
ПРЕДЫДУЩЕЕ

Тряпки собраны, полы вымыты, отпечатки стёрты, и все следы уничтожены. Паша в последний раз окинул взглядом помещение, поправил разбитую лампу, передвинул кресло, поднял пакет с мусором.

Света уже стояла в дверях, вцепившись обеими руками в вожделенную сумку с деньгами. Садясь в машину, поставила сумку в ногах; Паша в это время открывал ворота.

Уже рассвело, свежесть дачного утра приятно бодрила, прогоняя страхи и нехорошие мысли. Почему-то казалось, что если добраться домой, там они окажутся в полной безопасности. Ещё почему-то казалось, что они больше никогда сюда не вернутся.

- Вы Паша? Внук Егора Петровича?

Паша вздрогнул от неожиданности. Повернулся.

Женщине лет 45-50. Джинсы, кроссовки, кофта и довольно много косметики. Семь утра.

- Да.

- Я Ира, соседка, вон в том доме живу, с зелёной крышей. Такой хороший человек был, царствие небесное. Соболезную.

- Спасибо. – кивнул Паша. Поняв, что это просто соседка, он унял возникшую было тревогу.

- Мы с Егором Петровичем общались часто. Он про вас рассказывал. Любил в земле поковыряться. А теперь вот, участок гибнет, уже второй год в запустение приходит, тоскует без хозяина.

- Мда уж. – пробормотал Паша.

Ему не хотелось выглядеть невежливым в глазах того, с кем общался дед в свои последние дни. С другой стороны, он слишком многое пережил за последние сутки, и не собирался тратить свои силы на разговор с незнакомым человеком.

Но соседка не умолкала, и не собиралась отставать.

- Так рада, что вы тут появились. Вы не один, да?

- С супругой. – сказал Паша. – Вы извините, но сегодня понедельник, нам надо на работу…

- Конечно-конечно! – воскликнула соседка. – Простите, заболтала вас совсем. Вы в Энск?

- Да.

Паша закрепил створку ворот и уже собирался идти к машине.

- А вы меня не подбросите? А то автобусы почти не ходят, а у меня спина больная.

- Мы просто уже опаздываем… - начал было Паша. – Если вы собираться будете долго…

- А я уже готова! – радостно воскликнула соседка. – Я же как раз на остановку собралась, а тут вы. Подвезёте, Паша?

Ему просто не оставалось ничего другого, как кивнуть и показать на машину.

- Здравствуйте, я Ира, ваша соседка. А вы…

Света была настолько ошарашена и возмущена появлением нового пассажира, что только и сказала:

- Светлана.

- Очень приятно, Светочка. Я так вам благодарна, так благодарна. А вы где работаете?

Света одарила Пашу ядовитым взглядом, когда он сел, чтобы выгнать машину со двора. И едко поинтересовалась:

- А что?

- Ну вы же на работу едете, может быть по пути. Хотя вы меня где-нибудь высадите, возле автовокзала, или на площади. И на том спасибо большое. А что это вы в сумку так вцепились? Уж не бриллианты ли там? Шучу-шучу. У меня дочка в ювелирном в Ростове работает, по телефону мне всякие фотографии сбрасывает, так я теперь по-другому и шутить разучилась…

Когда Паша сел в машину, ему достался ещё один испепеляющий взгляд жены.




***
Мост через Лагутник соединял выезд из Дачного со старой объездной дорогой, позволявшей выехать на М4-Дон, минуя Энский пост. Объездной почти никто не пользовался, а мост, построенный ещё в позапрошлом веке, последний раз ремонтировался при Советском Союзе, и с тех пор медленно, но верно приходил в негодность. В конце девяностых его закрыли на ремонт. Строители разобрали несколько пролётов, на этом ремонтные работы прекратились из-за недостатка средств в бюджете.

Одно время здесь тусила местная молодёжь, выбравшая девизом «секс, наркотики и рок-н-ролл». Пригоняли сюда родительские «Нивы» и «девятки», врубали музон на полную, жарили мясо и девок, рейвились с кислотой и алкоголем. Потом это место облюбовали рыбаки. Считалось, что у моста хороший клёв, так как энская братва топила здесь трупы своих врагов, прикармливая живность Лагутника. Но появились искусственные озёра с платной рыбалкой, и место окончательно обезлюдело.

Машину нашёл местный алкаш Белик, бывший чемпион Энска по велокроссу. По его словам, он заметил «Форестер» ещё вечером, и решил, что хозяева ловят рыбу где-то поблизости. Устроившись неподалёку, Белик упоролся боярышником, вырубился, а проснулся уже поздно ночью. Обнаружив машину на том же месте, убедившись, что она открыта, Белик позвонил корешам с целью продать резину с дисками, и кое-какие запчасти на Субару. К этому времени люди Могильщика оповестили всех, что ищут чёрный «Форестер». Когда охранники «Щита» приехали на место, и обнаружили в машине кровь, Могильщик решил не заморачиваться и передать дальнейшее расследование в руки правосудия.

- Хотел выехать на объездную. – предположила Таня, глядя на разобранный мост. – Не хотел через пост ехать. А когда увидел, что мост разобран, бросил машину.

- Или пересел в другую, что менее вероятно. – заметил Баринов. – Бери Синицына с людьми, езжайте в Дачный, опросите местных, может кто что видел.

- Шеф. У меня сестра собиралась вчера в Дачный с мужем. А сейчас у них отключены телефоны.

- Можешь начать с них.

- Я не знаю, где они… это дом мужа сестры. Вернее, его дедушки. Иван Андреевич, я хочу съездить к ним домой, проверить.

- В Энск? А чего сразу не заехала?

- Так криминалистов надо было привезти. – Таня кивнула на двух своих недавних пассажиров.

- На такси бы доехали, не обеднели. Езжай к сестре, если будут проблемы, сразу звони.

Таня благодарно кивнула, поспешила к машине. Сейчас она впервые ощутила тревогу за младшую сестру.




***
Назойливую и болтливую соседку высадили на площади, перед этим она исхитрилась выпросить у Светы номер телефона, и очень удивилась, когда выяснила, что телефон отключён. Света сослалась на севшую батарейку, на том и разошлись.

Всю дорогу до дома ехали молча. Остановились возле мусорных жбанов, Паша выбросил пакет с окровавленными тряпками.

Только у самых ворот Света высказала подозрение о том, что соседка могла что-то видеть.

Это было просто подозрение, основанное на нескольких фразах соседки, вроде шутки с сумкой. Паша заметил, что она в целом говорила очень много, и совпадения могли быть случайными. Тревога прошла, но осадочек остался.

- Надо избавиться от сумки. – заявила Света, когда они вошли в дом. – Надо было сразу это сделать. Переложи деньги на чердак, в папин чемодан.

- А пистолет? И эту штуковину?

- Туда же. Я сделаю нам завтрак. Ты пойдёшь на работу?

- Конечно. – ответил Паша. – Через месяц выборы, работы много. А ты?

- Возьму отгул. Надо позвонить девчонкам, предупредить.

Паша полез на чердак. Света включила телефон – ей несколько раз звонила сестра. Только собиралась ей перезвонить, как услышала стук в дверь.

- Таня?

- Вы чего, блин, телефоны отключили оба? У вас всё нормально?

Таня зашла в дом, который когда-то был и её тоже. Не спрашивая разрешения, прошла на кухню, включила чайник.

- Да, всё хорошо. – растеряно пролепетала Света, не готовая к напору сестры. – Мы только приехали, были на даче у Паши.

- А телефоны зачем отключили?

- Мы… у нас был романтический вечер.

- Трахались, что ли? Вы, блин, молодцы. Я переволновалась.

Она стояла к Свете спиной, роясь в шкафу, где хранился чай, сахар и разные печеньки. Поэтому и не видела, как Света пыталась справиться с эмоциями.

- С чего это?

- Вчера в промзоне… - Таня осеклась. – В общем, мы тут одного человека ищем. Возможно, он где-то в Дачном скрывается. Вы там ничего подозрительного не видели?

- Вроде бы нет. А кого вы ищете?

- Ты же знаешь, я не могу это обсуждать.

Сделав себе чай, Таня наконец повернулась. Села за стол, уставилась на сестру, пристально рассматривая её.

- Ты какая-то странная. У вас точно всё хорошо?

- Не совсем. – после паузы сказала Света. – Ты же знаешь. Мы с Пашей хотим…

- Ребёнка?

Света перешла на шёпот.

- В общем, у Паши проблемы. С этим.

- Блииин. – протянула Таня.

- Угу. Думаем, как это вылечить.

- Сочувствую. У меня есть знакомый профессор в ростовском меде. Может порекомендовать сексопатолога…

- Нет, ты что! – шёпотом воскликнула Света. – Никому не говори, ладно? Мы сами всё решим.

- Да, конечно.

Таня допила чай, встала из-за стола. Обняла младшую сестру, погладила по спине в знак поддержки, потом спросила:

- Придумала, что папе подарить?

- Пока нет. – вздохнула Света.

- Две недели осталось. Не думаю, что он ждёт что-то дорогое. Если хочешь, я могу…

- Мы что-нибудь придумаем. – сказала Света. – Просто… пока не до этого.

- Ясно.

В прихожей Таня столкнулась с Пашей. Он мял в руке пустую спортивную сумку, которую чуть не выронил, когда увидел Таню, выходящую из кухни.

- Привет, Паша.

- Привет.

Вдруг обнаружилось, что они оба избегают смотреть друг другу в глаза, и не знают, что сказать в данную минуту. Неловкая пауза затянулась.

- Я на пять минут, узнать, как дела. – бросив на Свету сочувственный взгляд, Таня вышла.

Паша сразу же отбросил сумку в угол, словно зачумленную тряпку.

- Что она тут делала?

- Не могла дозвониться. Они кого-то ищут в Дачном.

- Кого?

Света обняла его, закрыла рот долгим поцелуем.

- Всё хорошо, милый. Мы вместе, мы счастливы. Я тебя люблю, и незачем волноваться.

- Ты думаешь? Что-то мне так не кажется. То есть, я хочу сказать… милая, я тоже тебя люблю, но мне кажется, что мы сейчас находимся в плену искушения.

- Ты боишься искушения? – насмешливо прищурилась Света.

- Последствий. Знаешь, я подумал, если это деньги мафии, всё может быть серьёзно. Пришлют в город какого-нибудь мясника, который устроит тут Нанкинскую резню. Я не хочу, чтобы пострадала ты, или кто-то другой. Понимаешь?

Они держали друг друга за руки, смотрели в глаза друг другу; Паша был уверен, что сейчас Света предложит какой-то другой план, или хотя бы согласится заново всё обдумать и что-то изменить.

- Что мой жеребчик хочет на завтрак? Омлетик или кашку?




***
На Новом Арбате, у подземного перехода напротив кинотеатра «Октябрь», пожилой скрипач в ветхой одежде играл брамсовскую третью сонату ре минор. Длинные седые волосы развевались при каждом резком движении. Трагично-эпичная музыка вторгалась в шумную жизнь центра столицы, пытаясь прорваться к прохожим, разбудить в них чувства, эмоции. Иногда это удавалось, некоторые прохожие останавливались, чтобы бросить в футляр несколько монет или мелкую купюру. Большинство же проходило мимо, поглощённые своими заботами. Скрипач, впрочем, ничего этого не замечал, поглощённый приближающимся финалом партии.

На проезжей части возле перехода, под знаком, запрещающим парковку, примостились две машины с номерами «АМР» и кучей нолей вместо цифр – двухместный серебристый «One-77» с дюжиной антенн, и чёрный «гелик» с проблесковым маячком на крыше. Рядом с машинами несколько мужчин с «лапшой» на ушах внимательно следили за улицей, и за тем, кто и насколько близко приближался к старику со скрипкой.

Из подземного перехода вышел черноволосый мужчина в тёмном костюме и солнцезащитных очках. Он направился к Скрипачу, но был остановлен одним из охранников.

- Ещё пару минут.

Мужчина посмотрел на часы, нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

У него не было имени и фамилии. Все, с кем он общался, называли его Полковником, хотя за всю свою жизнь он никогда и нигде не проходил службу. Он считался правой рукой Скрипача, но даже ему не было дозволено прерывать игру, невзирая на случившееся.

Стихла последняя взятая нота.

Охранник шагнул в сторону, Полковник выждал для приличия несколько секунд, пока несколько остановившихся зевак одаривали старика жидкими аплодисментами и монетами. Затем подошёл к нему, негромко сказал, глядя в сторону:

- Григор нас предал.

Скрипач присел на корточки над футляром, перебирая мелочь и купюры. Полковнику пришлось присесть рядом, чтобы не возвышаться над ним.

- Убил всех. И наших, и местных. На трассу не выехал. Возможно, ранен.

- Он взял что-нибудь? – спросил Скрипач. – Кроме денег.

Полковник кивнул.

- Что?

Полковник достал из футляра одну купюру, самую смятую. Разгладил её, положил обратно, впервые посмотрел в глаза Скрипачу.

- Искушение.

Скрипач на несколько секунд закрыл глаза.

- Где?

- Энск. Ростовская область. Я могу поехать туда, и…

- Нет. Ты нужен мне здесь. – он открыл глаза. – Сколько там населения?

- Тысяч двадцать пять – тридцать. – ответил Полковник.

- Отправь туда Мясника. – Скрипач выпрямился, Полковник встал вместе с ним. – Скажи, что он может использовать любые средства для решения проблемы.

Полковник кивнул, повернулся, и пошёл прочь, скрывшись в подземном переходе.

Скрипач стоял ещё несколько секунд неподвижно, затем поднял скрипку к подбородку. На Новом Арбате зазвучало вольное вступление к вальсу «На сопках Маньчжурии». Странно, но за вальс прохожие давали денег больше, чем за Брамса.


ПРОДОЛЖЕНИЕ

https://sanych74.livejournal.com/183098.html


Метки:  

ТВЛ-3

Четверг, 25 Мая 2017 г. 01:34 + в цитатник
ПРЕДЫДУЩЕЕ

Тряпки собраны, полы вымыты, отпечатки стёрты, и все следы уничтожены. Паша в последний раз окинул взглядом помещение, поправил разбитую лампу, передвинул кресло, поднял пакет с мусором.

Света уже стояла в дверях, вцепившись обеими руками в вожделенную сумку с деньгами. Садясь в машину, поставила сумку в ногах; Паша в это время открывал ворота.

Уже рассвело, свежесть дачного утра приятно бодрила, прогоняя страхи и нехорошие мысли. Почему-то казалось, что если добраться домой, там они окажутся в полной безопасности. Ещё почему-то казалось, что они больше никогда сюда не вернутся.

- Вы Паша? Внук Егора Петровича?

Паша вздрогнул от неожиданности. Повернулся.

Женщине лет 45-50. Джинсы, кроссовки, кофта и довольно много косметики. Семь утра.

- Да.

- Я Ира, соседка, вон в том доме живу, с зелёной крышей. Такой хороший человек был, царствие небесное. Соболезную.

- Спасибо. – кивнул Паша. Поняв, что это просто соседка, он унял возникшую было тревогу.

- Мы с Егором Петровичем общались часто. Он про вас рассказывал. Любил в земле поковыряться. А теперь вот, участок гибнет, уже второй год в запустение приходит, тоскует без хозяина.

- Мда уж. – пробормотал Паша.

Ему не хотелось выглядеть невежливым в глазах того, с кем общался дед в свои последние дни. С другой стороны, он слишком многое пережил за последние сутки, и не собирался тратить свои силы на разговор с незнакомым человеком.

Но соседка не умолкала, и не собиралась отставать.

- Так рада, что вы тут появились. Вы не один, да?

- С супругой. – сказал Паша. – Вы извините, но сегодня понедельник, нам надо на работу…

- Конечно-конечно! – воскликнула соседка. – Простите, заболтала вас совсем. Вы в Морозовск?

- Да.

Паша закрепил створку ворот и уже собирался идти к машине.

- А вы меня не подбросите? А то автобусы почти не ходят, а у меня спина больная.

- Мы просто уже опаздываем… - начал было Паша. – Если вы собираться будете долго…

- А я уже готова! – радостно воскликнула соседка. – Я же как раз на остановку собралась, а тут вы. Подвезёте, Паша?

Ему просто не оставалось ничего другого, как кивнуть и показать на машину.

- Здравствуйте, я Ира, ваша соседка. А вы…

Света была настолько ошарашена и возмущена появлением нового пассажира, что только и сказала:

- Светлана.

- Очень приятно, Светочка. Я так вам благодарна, так благодарна. А вы где работаете?

Света одарила Пашу ядовитым взглядом, когда он сел, чтобы выгнать машину со двора. И едко поинтересовалась:

- А что?

- Ну вы же на работу едете, может быть по пути. Хотя вы меня где-нибудь высадите, возле автовокзала, или на площади. И на том спасибо большое. А что это вы в сумку так вцепились? Уж не бриллианты ли там? Шучу-шучу. У меня дочка в ювелирном в Ростове работает, по телефону мне всякие фотографии сбрасывает, так я теперь по-другому и шутить разучилась…

Когда Паша сел в машину, ему достался ещё один испепеляющий взгляд жены.




***
Мост через Лагутник соединял выезд из Дачного со старой объездной дорогой, позволявшей выехать на М4-Дон, минуя Морозовский пост. Объездной почти никто не пользовался, а мост, построенный ещё в позапрошлом веке, последний раз ремонтировался при Советском Союзе, и с тех пор медленно, но верно приходил в негодность. В конце девяностых его закрыли на ремонт. Строители разобрали несколько пролётов, на этом ремонтные работы прекратились из-за недостатка средств в бюджете.

Одно время здесь тусила морозовская молодёжь, выбравшая девизом «секс, наркотики и рок-н-ролл». Пригоняли сюда родительские «Нивы» и «девятки», врубали музон на полную, жарили мясо и девок, рейвились с кислотой и алкоголем. Потом это место облюбовали рыбаки. Считалось, что у моста хороший клёв, так как морозовская братва топила здесь трупы своих врагов, прикармливая живность Лагутника. Но появились искусственные озёра с платной рыбалкой, и место окончательно обезлюдело.

Машину нашёл местный алкаш Белик, бывший чемпион Морозовска по велокроссу. По его словам, он заметил «Форестер» ещё вечером, и решил, что хозяева ловят рыбу где-то поблизости. Устроившись неподалёку, Белик упоролся боярышником, вырубился, а проснулся уже поздно ночью. Обнаружив машину на том же месте, убедившись, что она открыта, Белик позвонил корешам с целью продать резину с дисками, и кое-какие запчасти на Субару. К этому времени люди Могильщика оповестили всех, что ищут чёрный «Форестер». Когда охранники «Щита» приехали на место, и обнаружили в машине кровь, Могильщик решил не заморачиваться и передать дальнейшее расследование в руки правосудия.

- Хотел выехать на объездную. – предположила Таня, глядя на разобранный мост. – Не хотел через пост ехать. А когда увидел, что мост разобран, бросил машину.

- Или пересел в другую, что менее вероятно. – заметил Баринов. – Бери Синицына с людьми, езжайте в Дачный, опросите местных, может кто что видел.

- Шеф. У меня сестра собиралась вчера в Дачный с мужем. А сейчас у них отключены телефоны.

- Можешь начать с них.

- Я не знаю, где они… это дом мужа сестры. Вернее, его дедушки. Иван Андреевич, я хочу съездить к ним домой, проверить.

- В Морозовск? А чего сразу не заехала?

- Так криминалистов надо было привезти. – Таня кивнула на двух своих недавних пассажиров.

- На такси бы доехали, не обеднели. Езжай к сестре, если будут проблемы, сразу звони.

Таня благодарно кивнула, поспешила к машине. Сейчас она впервые ощутила тревогу за младшую сестру.




***
Назойливую и болтливую соседку высадили на площади, перед этим она исхитрилась выпросить у Светы номер телефона, и очень удивилась, когда выяснила, что телефон отключён. Света сослалась на севшую батарейку, на том и разошлись.

Всю дорогу до дома ехали молча. Остановились возле мусорных жбанов, Паша выбросил пакет с окровавленными тряпками.

Только у самых ворот Света высказала подозрение о том, что соседка могла что-то видеть.

Это было просто подозрение, основанное на нескольких фразах соседки, вроде шутки с сумкой. Паша заметил, что она в целом говорила очень много, и совпадения могли быть случайными. Тревога прошла, но осадочек остался.

- Надо избавиться от сумки. – заявила Света, когда они вошли в дом. – Надо было сразу это сделать. Переложи деньги на чердак, в папин чемодан.

- А пистолет? И эту штуковину?

- Туда же. Я сделаю нам завтрак. Ты пойдёшь на работу?

- Конечно. – ответил Паша. – Через месяц выборы, работы много. А ты?

- Возьму отгул. Надо позвонить девчонкам, предупредить.

Паша полез на чердак. Света включила телефон – ей несколько раз звонила сестра. Только собиралась ей перезвонить, как услышала стук в дверь.

- Таня?

- Вы чего, блин, телефоны отключили оба? У вас всё нормально?

Таня зашла в дом, который когда-то был и её тоже. Не спрашивая разрешения, прошла на кухню, включила чайник.

- Да, всё хорошо. – растеряно пролепетала Света, не готовая к напору сестры. – Мы только приехали, были на даче у Паши.

- А телефоны зачем отключили?

- Мы… у нас был романтический вечер.

- Трахались, что ли? Вы, блин, молодцы. Я переволновалась.

Она стояла к Свете спиной, роясь в шкафу, где хранился чай, сахар и разные печеньки. Поэтому и не видела, как Света пыталась справиться с эмоциями.

- С чего это?

- Вчера в промзоне… - Таня осеклась. – В общем, мы тут одного человека ищем. Возможно, он где-то в Дачном скрывается. Вы там ничего подозрительного не видели?

- Вроде бы нет. А кого вы ищете?

- Ты же знаешь, я не могу это обсуждать.

Сделав себе чай, Таня наконец повернулась. Села за стол, уставилась на сестру, пристально рассматривая её.

- Ты какая-то странная. У вас точно всё хорошо?

- Не совсем. – после паузы сказала Света. – Ты же знаешь. Мы с Пашей хотим…

- Ребёнка?

Света перешла на шёпот.

- В общем, у Паши проблемы. С этим.

- Блииин. – протянула Таня.

- Угу. Думаем, как это вылечить.

- Сочувствую. У меня есть знакомый профессор в ростовском меде. Может порекомендовать сексопатолога…

- Нет, ты что! – шёпотом воскликнула Света. – Никому не говори, ладно? Мы сами всё решим.

- Да, конечно.

Таня допила чай, встала из-за стола. Обняла младшую сестру, погладила по спине в знак поддержки, потом спросила:

- Придумала, что папе подарить?

- Пока нет. – вздохнула Света.

- Две недели осталось. Не думаю, что он ждёт что-то дорогое. Если хочешь, я могу…

- Мы что-нибудь придумаем. – сказала Света. – Просто… пока не до этого.

- Ясно.

В прихожей Таня столкнулась с Пашей. Он мял в руке пустую спортивную сумку, которую чуть не выронил, когда увидел Таню, выходящую из кухни.

- Привет, Паша.

- Привет.

Вдруг обнаружилось, что они оба избегают смотреть друг другу в глаза, и не знают, что сказать в данную минуту. Неловкая пауза затянулась.

- Я на пять минут, узнать, как дела. – бросив на Свету сочувственный взгляд, Таня вышла.

Паша сразу же отбросил сумку в угол, словно зачумленную тряпку.

- Что она тут делала?

- Не могла дозвониться. Они кого-то ищут в Дачном.

- Кого?

Света обняла его, закрыла рот долгим поцелуем.

- Всё хорошо, милый. Мы вместе, мы счастливы. Я тебя люблю, и незачем волноваться.

- Ты думаешь? Что-то мне так не кажется. То есть, я хочу сказать… милая, я тоже тебя люблю, но мне кажется, что мы сейчас находимся в плену искушения.

- Ты боишься искушения? – насмешливо прищурилась Света.

- Последствий. Знаешь, я подумал, если это деньги мафии, всё может быть серьёзно. Пришлют в город какого-нибудь мясника, который устроит тут Нанкинскую резню. Я не хочу, чтобы пострадала ты, или кто-то другой. Понимаешь?

Они держали друг друга за руки, смотрели в глаза друг другу; Паша был уверен, что сейчас Света предложит какой-то другой план, или хотя бы согласится заново всё обдумать и что-то изменить.

- Что мой жеребчик хочет на завтрак? Омлетик или кашку?




***
На Новом Арбате, у подземного перехода напротив кинотеатра «Октябрь», пожилой скрипач в ветхой одежде играл брамсовскую третью сонату ре минор. Длинные седые волосы развевались при каждом резком движении. Трагично-эпичная музыка вторгалась в шумную жизнь центра столицы, пытаясь прорваться к прохожим, разбудить в них чувства, эмоции. Иногда это удавалось, некоторые прохожие останавливались, чтобы бросить в футляр несколько монет или мелкую купюру. Большинство же проходило мимо, поглощённые своими заботами. Скрипач, впрочем, ничего этого не замечал, поглощённый приближающимся финалом партии.

На проезжей части возле перехода, под знаком, запрещающим парковку, примостились две машины с номерами «АМР» и кучей нолей вместо цифр – двухместный серебристый «One-77» с дюжиной антенн, и чёрный «гелик» с проблесковым маячком на крыше. Рядом с машинами несколько мужчин с «лапшой» на ушах внимательно следили за улицей, и за тем, кто и насколько близко приближался к старику со скрипкой.

Из подземного перехода вышел черноволосый мужчина в тёмном костюме и солнцезащитных очках. Он направился к Скрипачу, но был остановлен одним из охранников.

- Ещё пару минут.

Мужчина посмотрел на часы, нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

У него не было имени и фамилии. Все, с кем он общался, называли его Полковником, хотя за всю свою жизнь он никогда и нигде не проходил службу. Он считался правой рукой Скрипача, но даже ему не было дозволено прерывать игру, невзирая на случившееся.

Стихла последняя взятая нота.

Охранник шагнул в сторону, Полковник выждал для приличия несколько секунд, пока несколько остановившихся зевак одаривали старика жидкими аплодисментами и монетами. Затем подошёл к нему, негромко сказал, глядя в сторону:

- Григор нас предал.

Скрипач присел на корточки над футляром, перебирая мелочь и купюры. Полковнику пришлось присесть рядом, чтобы не возвышаться над ним.

- Убил всех. И наших, и местных. На трассу не выехал. Возможно, ранен.

- Он взял что-нибудь? – спросил Скрипач. – Кроме денег.

Полковник кивнул.

- Что?

Полковник достал из футляра одну купюру, самую смятую. Разгладил её, положил обратно, впервые посмотрел в глаза Скрипачу.

- Искушение.

Скрипач на несколько секунд закрыл глаза.

- Где?

- Морозовск. Ростовская область. Я могу поехать туда, и…

- Нет. Ты нужен мне здесь. – он открыл глаза. – Сколько там населения?

- Тысяч двадцать пять – тридцать. – ответил Полковник.

- Отправь туда Мясника. – Скрипач выпрямился, Полковник встал вместе с ним. – Скажи, что он может использовать любые средства для решения проблемы.

Полковник кивнул, повернулся, и пошёл прочь, скрывшись в подземном переходе.

Скрипач стоял ещё несколько секунд неподвижно, затем поднял скрипку к подбородку. На Новом Арбате зазвучало вольное вступление к вальсу «На сопках Маньчжурии». Странно, но за вальс прохожие давали денег больше, чем за Брамса.


ПРОДОЛЖЕНИЕ

http://sanych74.livejournal.com/183098.html


ТВЭ-2

Четверг, 25 Мая 2017 г. 01:26 + в цитатник
ПРЕДЫДУЩЕЕ

***
Офис «Щита» располагался в бывшем Доме Колхозника. Здание до трансформации в частное охранное предприятие успело побывать и стриптиз-клубом, и казино, и даже агентством ритуальных услуг. От последней сферы деятельности во дворе ЧОПа осталось два десятка заготовок для памятников, гранитные плиты с бесформенными и уродливыми силуэтами, с многочисленными выбоинами от пуль – Могильщик любил пострелять, особенно, когда не стреляют в ответ.

Ещё Могильщик любил стиль, поэтому у входа всегда стоял охранник в униформе, и несколько микроавтобусов в корпоративной раскраске.

- Скажи, что я приехал. – велел Баринов охраннику.

- А если шефа нет?

- Тогда я войду без твоего разрешения.

Охранник потянулся за рацией.

- Баринов пришёл. Очень хочет.

- Пусти его. – после паузы разрешил динамик.

Оттерев охранника плечом, Баринов вошёл внутрь.

Последние полгода владелец «Щита» был озабочен всего одной проблемой. Он искал концепцию для своего надгробия – памятник, эпитафия, вот это вот всё. И даже сейчас, зайдя в кабинет Могильщика, Баринов обнаружил его вместе с Эдиком Счетоводом, обсуждающими очередной скетч на тему «Весь мир был у моих ног, а теперь я лежу у ваших».

По замыслу художника, Могильщик должен был держать в одной руке земной шар, а в другой штыковую лопату с православным крестом. Когда вошёл Баринов, Могильщик на повышенных тонах объяснял Эдику, что не принадлежит к авраамическим религиям и конфессиям. Заметив Баринова, призвал его в свидетели, показывая монитор с эскизом.

- Не, ты посмотри, начальник. Ну я бы понял, если бы эти бараны сюда менору поставили, но крест ко мне вообще каким боком? Сегодня же воскресенье, а не понедельник. Точно же, воскресенье?

- Воскресенье. – подтвердил Эдик.

- Сегодня воскресенье, начальник. Чем обязан визиту?

- С кем у тебя тёрки? – спросил Баринов.

- Ты из-за промзоны. – понимающе кивнул Могильщик. – Я не знаю, что там случилось.

- Там четыре трупа случилось. Два из них – твои барбосы.

- Они что-то своё мутили. Я не причём, начальник. Отвечаю.

- Когда ты их последний раз видел?

- Это допрос?

- А ты чё, повестку хочешь? – оскалился Баринов. - Или тебя прямо отсюда в отделение доставить?

Могильщик посмотрел на Эдика, шепнул ему что-то на ухо, тот вышел.

- Это ведь мои люди погибли, а не твои. – напомнил Могильщик. – Я таким нервным должен быть.

- Ты нарочно в дебила играешь? Чтобы меня позлить?

- Я не знаю, что там делали мои люди. Клянусь, начальник. – Могильщик положил руку на сердце, словно этот микрожест мог заставить Баринова поверить клятве. – Мы выясняем.

- Знаешь, что будет, если я выясню, что ты решил наш договор нарушить? – спросил Баринов.

Вернулся Эдик, в руке держал свёрток, в полиэтиленовом непрозрачном пакете, протянул его Баринову. Тот взял, не разворачивая, запихнул в задний карман. Продолжая буравить взглядом хозяина «Щита».

- Они встречались с какими-то залётными. – сказал Могильщик. – Сам час назад узнал.

- Что ещё узнал?

- Вроде, залётные прибыли на чёрной иномарке без номеров. Это всё, клянусь.

- Субару Форестер. – дополнил информацию Баринов. – Если что-то ещё узнаешь, сразу звони.

- Может, тебе ещё и рапорт написать? – фыркнул Эдик.

Баринов на него не отреагировал. У него тренькнул телефон. СМС, мэр срочно ждёт его у себя в кабинете. В воскресенье, после обеда, ага. Началось.

Он подошёл к Могильщику, постучал указательным пальцем по его груди.

- Твоя задача на ближайшие сутки – доказать свою непричастность. А если, не дай Бог, Ростов пришлёт сюда своих следователей. Тогда, как говорят братья-хохлы, тобi пiзда.

Баринов повернулся и вышел.

- Мусор совсем оборзел. – возмутился Эдик. - Через край наливает.

- Ты так считаешь? – спросил Могильщик. – Думаешь, кто-то оборзел, и этот кто-то Баринов?

Эдик напрягся, когда Могильщик подошёл к нему и точно так же постучал пальцем по груди.

- Что-то не так?

- Ты дал ему деньги. – пояснил Могильщик.

- Да, ты же сам сказал. Ту сумму, что мы и обговаривали.

Размашистый удар в челюсть опрокинул Эдика на пол.

- Я сказал принести, а не дать. – напомнил Могильщик, дважды пнув его ногой в живот. – Дать должен был я.

- Костя…

- Ты не можешь кормить собак, если ты не их хозяин. Передай художнику, что мне не понравился его новый высер. Пусть рисует новый концепт. И выясни, что произошло в промзоне!



***
Машина буквально влетела в распахнутые ворота. Схватив рукой вожделенный пакет с лекарством, Паша мешкал. Под ногами лежал разводной ключ, достал его из багажника, когда вышел из аптеки. Сейчас надо решать – брать его с собой или нет. Потому что если Паша не сможет или не успеет его применить, у них со Светой наверняка возникнут проблемы. А если вести себя нормально, можно договориться.

На размышления о ключе ушло две-три секунды. Не став наклоняться, Паша вышел из машины. Молил бога, чтобы со Светой всё было хорошо. И когда она вышла на крыльцо ему навстречу, испытал невероятное облегчение.

- Света! Милая! Ты в порядке? Где он?

- Паша. – трагичным и скорбным голосом произнесла Света. – А он умер.

- Что?

Паша вбежал в дом.

Незнакомец лежал в кресле, немигающим застывшим взором уставившись в потолок. Пистолет валялся неподалёку на полу.

- Паша. Ты кому-нибудь говорил про него?

- Нет! Ты же сказала… надо позвонить в полицию. – Паша полез за телефоном. – Или твоей се… что?

Света схватила его руку.

- Не надо звонить. Смотри.

Она наклонилась, открыла спортивную сумку у тела незнакомца. В ней лежали пачки стодолларовых купюр. Так много – у Паши на секунду даже голова закружилась.

- Паша. Паша. Паша!

- Да?

- Закрой ворота. И отключи свой телефон. Надо подумать, что делать дальше.




***
В кабинете у мэра было омерзительно холодно, до озноба. Мэр любил принимать посетителей при низкой температуре. Сам он, по обыкновению, сидел в свитерке под горло, и в пиджаке с утеплённой прокладкой. А Баринову в одной рубашке-безрукавке приходилось несладко. Впрочем, температура последнее, что сейчас волновало начальника полиции.

- Ну как же так, Иван Андреевич. – укоризненно пенял ему мэр, и его ласковый старческий голос мог обмануть кого угодно, но не Баринова. – Жили не тужили, и тут на тебе. Каре двухсотых.

Пожалуй, мэр был единственным человеком в городе, которого опасался начальник полиции.

- Вы так говорите, словно это я их пострелял. – пробурчал он.

- Ты это допустил, Ваня. Создал проблему. Ты что тут, вторую Кущёвку решил устроить? Может, мне сразу в Москву позвонить, в следственный, Бастрыкину?

- Не стоит преувеличивать.

- Ваня, у меня через месяц перевыборы. То, что ты стрижёшь местный криминал, не должно угрожать системе, которую мы выстраивали долгие годы. Мне уже звонили из партии. Спрашивали, что происходит.

- Вы сказали, что мы справимся без их помощи?

- А ты справишься? У Сурена в крестниках половина Нахичевани.

- Это не армяне. Чеченцы или ингуши…

- Ещё лучше, блять, Кондопога! Ваня, ты вообще слышишь себя? Ты что за херню мне несёшь? Ты глухой? У нас выборы через месяц! Выборы!

- Мы разберёмся.

- Разберись с этим, Ваня. Как можно быстрее. Я не от ЛДПР иду, так что без клоунады и бандитизма. У тебя сахар есть? Отсыпь немного, а то в Ростов я сегодня не попаду. Из-за тебя, кстати.

Баринов опорожнил половину табакерки, высыпав содержимое на журнальный столик.

- Удачи, Иван Андреевич. – мэр рукой показал на дверь, жадным взглядом уже дробил в пыль лежащие на стеклянной поверхности камни.

Баринов вышел в пустую приёмную. Вспомнил Леночку-секретаршу, с сиськами пятого размера, вечно вываливающимися из блузки во время визитов начальника полиции. Подумал, что можно было бы заехать к ней сегодня, даже мысленно раздел её, но телефонный звонок развеял фантазии. Звонила Таня.

- Предварительная экспертиза, шеф. – сообщила она. – Все четверо убиты из одного оружия, вероятно девятимиллиметровая «беретта». С близкого расстояния.

- Лихо.

- Ребята просмотрели записи с камер. Чёрный «форестер» без номеров приехал со стороны Ростова ночью, в два двадцать восемь свернул с М-4 на Энское шоссе. Обратно не выезжал. Я позвонила в ГИБДД, передала ориентировку.

- Хорошо.

- Иван Андреевич.

- Да?

- У нас только одна реальная зацепка, сотрудники «Щита», и…

- Я уже говорил с ними.

- И что они?

- Езжай домой, на сегодня всё. Спасибо. Завтра увидимся.

Пауза была подозрительно долгой.

- Хорошо, Иван Андреевич. До свидания.

Таня отключилась. Баринов посмотрел на телефонные часы. Вдруг понял, что к Леночке не поедет. Выбрал из списка контактов абонента, обозначенного как «Щ», и отправил смс «Сегодня, как обычно».



***
Один миллион долларов. Сто пачек, в каждой сотня стодолларовых купюр. Часть пачек перехвачены резинками, часть в банковской упаковке, с цифрами и латинскими буквами.

За эти деньги, при средней месячной в триста баксов, можно купить весь Энск, и ещё останется для покушать осетрины на Левбердоне. У Паши подрагивали руки, когда он перекладывал пачки. Несколько из них были выпачканы в крови.

- Их потом отмоем и просушим. – сказала Света, удостоверившись, что кровь уже высохла и не стирается. – Здесь менять не будем, только в Ростове, и в разных обменниках, небольшими суммами. Но не сразу, а переждём какое-то время. Пару недель, или даже больше. Машину пока покупать не будем. Чтобы не привлекать внимания. Бытовую технику закажем через интернет, с доставкой. Оплатим через Киви. Холодильник, стиралку, да и телевизор тоже пора менять. Надо будет открыть счёт, положить туда небольшую часть. Чтобы капали проценты. Только не в Сбере, лучше в Тинькове или Альфе. Ремонт неплохо бы сделать, только… милый! А что, если мы купим квартиру? Только не здесь, конечно, не в Энске. В Ростове, в центре, на Пушкинской, помнишь, мы видели новый дом.

Света вроде бы говорила с Пашей, но он всё время молчал и смотрел то на деньги, то на труп. При этом он внимательно слушал Свету, и удивлялся тому, как быстро она просчитывала дальнейшие ходы. Как будто заранее готовилась к тому, что сегодня случилось.

- А с ним что делать? – кивнул Паша на труп.

Его обыскали, но не нашли ничего от слова совсем. Ни документов, ни телефона, даже денег, или каких-нибудь сигарет. Карманы пусты.

- Тут лопата есть? – деловито поинтересовалась Света. – Зароем его на участке. Только не сейчас, а когда стемнеет. Паша! Мы богаты! Богаты!

Она бросилась мужу на шею, обняла его, прижалась. Часть энергетики передалась Паше. Он почувствовал прилив сил, когда объятия перешли в поцелуи.

Руки шарили под одеждами, сплетались и путались в пуговицах и застёжках.

А затем Паша впервые в жизни сделал то, чего никогда не делал в подобных ситуациях – он отстранил Свету. И признался:

- Я не могу. Пока он тут.

- Пошли в другую комнату. – потащила его Света. Она, похоже, не на шутку возбудилась от всех этих событий. – До темноты ещё море времени.

- Нет. Я… его надо зарыть. Давай потом. Прости.

Несколько секунд Света размышляла.

- Ладно. Давай тогда чай пить.

Пашу всё ещё одолевали сомнения насчёт дальнейших действий.

- Свет… любимка, что, если этого человека будут искать? То есть, я хочу сказать, его наверняка будут искать, те, кто стрелял в него, и если мы… то есть, если они… а, ладно, забей.

Паша обречённо махнул рукой под взглядом Светы. Та сразу улыбнулась.

- В машине бутерброды. Тут чайник есть?

Нашлись и чайник, и лопата. Пока ждали темноты, занимались невероятно интересным и забавным делом – придумывали, куда и как потратят внезапно свалившееся на них богатство.



***
Уже стемнело, когда «Вранглер» Баринова подъехал к площади Ленина, остановившись в двадцати метрах от памятника, рядом с остановкой и киви-банкоматом. Полчаса до полуночи, хорошее время для плохих дел. В ожидании Баринов открыл окно, закурил.

Щегол, по обыкновению, к машине подкрался незаметно. Щёлкнул замок двери – и вот уже десятилетний шпанёнок сидит на переднем сиденье внедорожника, и рукой деловито разгоняет табачный дым.

Выбросив сигарету, Баринов протянул Щеглу пачку купюр.

- Сегодня же воскресенье. – сказал Щегол, взвешивая их рукой.

- И что?

- Ничего. Просто вы обычно по понедельникам.

Щегол вышел из машины. Баринов наблюдал, как он подошёл к Киви-банкомату, и после короткой возни с телефоном стал скармливать деньги в тонкий рот купюроприемника.
Вернувшись, дал Баринову чек. Взамен получил несколько купюр поменьше.

- Спасибо.

Щегол уже собирался выйти из машины, но Баринов схватил его за руку.

- Ты в школу ходишь?

- А чё? – Щегол попытался вырваться, но тщетно. – Да хожу, хожу.

- Не слышал ничего про чужаков?

- Каких ещё чужаков?

- Незнакомых. Может, кто из друзей общался. Или слышал что-то. Может, кто-то вернулся, кого долго не было.

Щегол задумался на несколько секунд.

- Вроде нет. Но я спрошу.

- Спроси.

- Спрошу. Да пустите!

Баринов разжал пальцы. Выбравшись из машины, Щегол в отместку с силой хлопнул дверью, и Баринов подумал, что надо не забыть при следующей встрече наказать его за это. Если Щегол, конечно, не добудет какой-нибудь ценной информации.




***
Копать могилу на собственном участке, под покровом ночи и заборной тени, вздрагивая от каждого шороха – то ещё занятие. Паша обливался потом, но не из-за усталости, а из-за страха.

Тело, завёрнутое в несколько простынь, и перемотанное скотчем, походило на мумию, и пока Паша тащил его к забору, в голове постоянно всплывали картинки о живых мертвецах, древних проклятиях и прочей нечисти.

Света помогала засыпать землю. И одёрнула Пашу, когда он собирался соорудить на могиле что-то вроде холмика. Покрутила пальцем у виска и велела раскидать остатки земли по участку, в разные незаметные места. А когда Паша сказал, что нельзя просто так зарыть человека в землю и забыть про него – то Света любезно согласилась сказать на его могиле последнее слово.

- Мы не знаем, кем он был, христианином или мусульманином, атеистом или агностиком. Возможно, он был плохим человеком, так как хорошие люди не вламываются в чужие дома и не угрожают хозяевам оружием. Но перед смертью этот человек сделал доброе дело, подарив нам счастье и веру в справедливость. Взамен мы дарим ему наше прощение, и если после смерти есть жизнь, то пусть у него всё будет хорошо. Аминь, иншалла и всё такое. Паша?

- Пистолет. – вспомнил Паша. – Он…

- Я положила его в сумку.

- Зачем? Надо было зарыть его вместе с ним.

- Оружие проще выбросить, чем труп. – ответила Света. – Пойдём в дом.

Пистолет показался Паше тяжёлым, хотя он нечасто держал их в руках, и совершенно в них не разбирался.

- Перед тем, как класть обратно, сотри отпечатки. – указала Света.

- Я не хочу класть его обратно. Думаю, его надо выбросить.

- Паша, милый. Ты знаешь, чьи это деньги?

- Нет.

- И я не знаю. Не хочу об этом думать, но мы не знаем, от кого и как придётся их защищать.

- Защищать? Света, ты хочешь сказать, что нам придётся… типа воевать?

Паша запнулся, так как с одной стороны, не хотел показать Свете, что он боится войны, а с другой стороны – он не мог представить, что будет перестреливаться с кем-то кроме мишеней в тире.

Света мягко забрала у него пистолет, протёрла кухонным полотенцем, в это же полотенце завернула и спрятала среди пачек с деньгами.

Внимание её привлёк боковой карман сумки. Открыв молнию, Света запустила туда руку, и вытащила странную монолитную штуковину, размером с пачку сигарет, из серебристого металла. На одной из сторон у предмета находилось небольшое окошко, похожее на ноутбучный тачпад. Света поводила по нему пальцем, повертела, постучала об стол, но ничего не произошло.

- Что это? – Паша взял штуковину, повторил все действия Светы, и ещё потряс над ухом.

Света забрала её, и спрятала обратно в кармашек.

- Плевать. Теперь ты можешь? – она положила ему руки на ремень.

- Да. – коротко ответил Паша, потянувшись к пуговицам на её блузке.



***
Чашка крепчайшего кофе. Пачка сигарет и пустая, только что вымытая и насухо вытертая пепельница. В соседней комнате бутылка виски и табакерка.

Старенькая вебка на мониторе едва держится на скотче. Давно пора её заменить, как и компьютер, которому двести лет в обед. Никак руки не доходят.

Чёрные, белые, азиатки, мулатки. Виртуальные порно-чаты, в которых за донат предлагаются любые представления, соло, в паре, или целыми группами.

Палец нервно клацал по мышке – уже почти полчаса Баринов обновлял страничку, владелица которой находилась в приватной беседе с клиентом. Чёрный экран с выключенным звуком, и можно только догадываться, что сейчас видит тот счастливчик, что выкупил приват с Кисей Кристиной. Так её звали – Кися Кристина.

Это могло длиться всю ночь, но Баринову повезло. Прямоугольник Малевича исчез, на секунду в кадре крупным планом мелькнуло плечо Кристины с татуировкой волчьей головы, затем объектив её ноутбука уставился на смятую постель.

Баринов сразу задонатил минимальную сумму для привата, и стал ждать.

Кристина появилась на экране через несколько минут. В нижнем белье, с чашкой чего-то дымящегося, с растрёпанными волосами – она села на кровать, скрестив ноги, уставилась в ноутбук.

- Всем привет. Ой, привет! – помахала она в объектив. – Спасибо, очень приятно.

Баринов написал в чат «Привет», и перевёл ещё такую же сумму.

- Сейчас кину приглос в приват. – сказала она, наклоняясь к экрану, делая несколько манипуляций.

Теперь Кристина могла слышать и видеть Баринова. Они остались вдвоём, больше никто не мог присоединиться к их беседе.

- Привет. – сказал он в микрофон. – Слышно хорошо?

- Приветики. Да, всё ок. Спасибо за переводы, ты такой добрый. Но сегодня же воскресенье. А ты обычно по понедельникам.

Тренькнул телефон. Баринов потянулся к трубке. Пришла смска от Могильщика: «Нашли твой форестер».

- Я вообще не собиралась сегодня заходить, думала отдохнуть, сериал посмотреть. Но потом решила зайти, а тут ты. Чем займёмся сегодня?

Баринов молча смотрел на текст сообщения. Затем отложил телефон в сторону, щёлкнул мышкой, запуская скрин-рекордер. Пока программа грузилась, сделал глоток кофе, и попросил:

- Оденься, пожалуйста.

- Да, конечно. Подожди минуту.

Кися ушла. Программа загрузилась и Баринов, закурив сигарету, нажал кнопку записи.



***
Утро понедельника для Тани началось привычно со скандала с Олегом. Как оказалось, пятнадцатилетний оболтус вчера полночи тайком играл в танчики, а с утра заявил, что не может идти в школу, так как считает учителей некомпетентными пропагандистами. Слово «некомпетентный» сыну далось только с третьего раза, но это его не смутило.

- Я, пожалуй, сама отвезу вас в школу. – сказала Таня. – И поговорю с твоей новой классной. Как её зовут, напомни?

По вытянувшемуся лицу сына, по его невнятному бурчанию Таня догадалась, что у сына только что появилась большая проблема.

- Не слышу!

- Елена Дмитриевна.

- Ешь быстрее. – приказала Таня. – Лина, тебя это тоже касается. Не балуйся!

Лина строила из творога, печенья, сыра и варенья дворец. Ей, похоже, тоже не хотелось идти в школу, но в отличие от старшего брата, она ещё не научилась говорить о своих правах, да и проблемы во втором классе не настолько серьёзны.

На кухню вышел Виктор, в прекрасном настроении, с планшетом в руках. Поцеловал жену, похвастался, показывая утреннюю почту:

- Одобрили мою заявку. О полицейском, который пропал на семь лет и ничего не помнил о своём исчезновении, помнишь? Приступаю к написанию сценария, договор обещали прислать к концу недели.

- Поздравляю. – сказала Таня. – Будешь омлет?

- Буду всё.

Виктор сел за стол. Сразу же навёл порядок в тарелке Лины, одним только взглядом заставив её завтракать, а не реконструировать Пизанскую башню.

Олег ковырялся в телефоне, переписывался с кем-то в вацапе.

- Ма! – сказал он. – Ма!

- Что тебе ещё?

- А правда, что в промзоне четверых жмуров нашли?

- Не твоего ума дело.

- Ух ты, в натуре правда! – восхитился Олег, и пальцы его ускорились в танце по клавиатуре вацапа. – А кто их мочканул, известно уже?

- У меня от твоего жаргона уши завяли. – признался Виктор, и прикрикнул на сына. – Ну-ка, убери телефон! И ешь!

Олег неохотно отложил трубку в сторону.

Таня одобрительно кивнула мужу, и поставила перед ним тарелку с омлетом.

Позвонил Баринов.

- Да, Иван Андреевич.

- Ты уже выехала?

Тане очень сильно захотелось соврать и сказать, что да, выехала, и уже подъезжает, но вместо этого призналась:

- Нет, только выезжаю. Проспала.

- Хорошо. Заедешь в лабораторию, заберёшь ребят. Знаешь, где старый мост через Лагутник?

- Рядом с Дачным?

- Жду вас тут.

- Что-то ещё случилось? – напряглась Таня.

- Нашли машину. «Форестер». Внутри кровь, похоже, наш киллер ранен.

- Уже еду.

Таня посмотрела на Олега. Потом на часы.

- Чё, ещё кого-то замочили? – спросил Олег. Поняв, что мамин визит в школу откладывается, он заметно повеселел.

- Пойдёте в школу сами. – сказала Таня. - Мне надо к автовокзалу, потом в Дачный. И передай Елене Дмитриевне, что я заеду на днях.

Поцеловав мужа и детей в макушки, Таня вышла на крыльцо. Вспомнила, что Светка с мужем собирались на выходных поехать в Дачный. Достала телефон, выбрала абонент «Сестра». Телефон был выключен. Таня набрала Пашу, но и его телефон оказался недоступен для соединения.


ПРОДОЛЖЕНИЕ

https://sanych74.livejournal.com/182900.html


Метки:  

ТВЛ-2

Четверг, 25 Мая 2017 г. 01:26 + в цитатник
ПРЕДЫДУЩЕЕ

***
Офис «Щита» располагался в бывшем Доме Колхозника. Здание до трансформации в частное охранное предприятие успело побывать и стриптиз-клубом, и казино, и даже агентством ритуальных услуг. От последней сферы деятельности во дворе ЧОПа осталось два десятка заготовок для памятников, гранитные плиты с бесформенными и уродливыми силуэтами, с многочисленными выбоинами от пуль – Могильщик любил пострелять, особенно, когда не стреляют в ответ.

Ещё Могильщик любил стиль, поэтому у входа всегда стоял охранник в униформе, и несколько микроавтобусов в корпоративной раскраске.

- Скажи, что я приехал. – велел Баринов охраннику.

- А если шефа нет?

- Тогда я войду без твоего разрешения.

Охранник потянулся за рацией.

- Баринов пришёл. Очень хочет.

- Пусти его. – после паузы разрешил динамик.

Оттерев охранника плечом, Баринов вошёл внутрь.

Последние полгода владелец «Щита» был озабочен всего одной проблемой. Он искал концепцию для своего надгробия – памятник, эпитафия, вот это вот всё. И даже сейчас, зайдя в кабинет Могильщика, Баринов обнаружил его вместе с Эдиком Счетоводом, обсуждающими очередной скетч на тему «Весь мир был у моих ног, а теперь я лежу у ваших».

По замыслу художника, Могильщик должен был держать в одной руке земной шар, а в другой штыковую лопату с православным крестом. Когда вошёл Баринов, Могильщик на повышенных тонах объяснял Эдику, что не принадлежит к авраамическим религиям и конфессиям. Заметив Баринова, призвал его в свидетели, показывая монитор с эскизом.

- Не, ты посмотри, начальник. Ну я бы понял, если бы эти бараны сюда менору поставили, но крест ко мне вообще каким боком? Сегодня же воскресенье, а не понедельник. Точно же, воскресенье?

- Воскресенье. – подтвердил Эдик.

- Сегодня воскресенье, начальник. Чем обязан визиту?

- С кем у тебя тёрки? – спросил Баринов.

- Ты из-за промзоны. – понимающе кивнул Могильщик. – Я не знаю, что там случилось.

- Там четыре трупа случилось. Два из них – твои барбосы.

- Они что-то своё мутили. Я не причём, начальник. Отвечаю.

- Когда ты их последний раз видел?

- Это допрос?

- А ты чё, повестку хочешь? – оскалился Баринов. - Или тебя прямо отсюда в отделение доставить?

Могильщик посмотрел на Эдика, шепнул ему что-то на ухо, тот вышел.

- Это ведь мои люди погибли, а не твои. – напомнил Могильщик. – Я таким нервным должен быть.

- Ты нарочно в дебила играешь? Чтобы меня позлить?

- Я не знаю, что там делали мои люди. Клянусь, начальник. – Могильщик положил руку на сердце, словно этот микрожест мог заставить Баринова поверить клятве. – Мы выясняем.

- Знаешь, что будет, если я выясню, что ты решил наш договор нарушить? – спросил Баринов.

Вернулся Эдик, в руке держал свёрток, в полиэтиленовом непрозрачном пакете, протянул его Баринову. Тот взял, не разворачивая, запихнул в задний карман. Продолжая буравить взглядом хозяина «Щита».

- Они встречались с какими-то залётными. – сказал Могильщик. – Сам час назад узнал.

- Что ещё узнал?

- Вроде, залётные прибыли на чёрной иномарке без номеров. Это всё, клянусь.

- Субару Форестер. – дополнил информацию Баринов. – Если что-то ещё узнаешь, сразу звони.

- Может, тебе ещё и рапорт написать? – фыркнул Эдик.

Баринов на него не отреагировал. У него тренькнул телефон. СМС, мэр срочно ждёт его у себя в кабинете. В воскресенье, после обеда, ага. Началось.

Он подошёл к Могильщику, постучал указательным пальцем по его груди.

- Твоя задача на ближайшие сутки – доказать свою непричастность. А если, не дай Бог, Ростов пришлёт сюда своих следователей. Тогда, как говорят братья-хохлы, тобi пiзда.

Баринов повернулся и вышел.

- Мусор совсем оборзел. – возмутился Эдик. - Через край наливает.

- Ты так считаешь? – спросил Могильщик. – Думаешь, кто-то оборзел, и этот кто-то Баринов?

Эдик напрягся, когда Могильщик подошёл к нему и точно так же постучал пальцем по груди.

- Что-то не так?

- Ты дал ему деньги. – пояснил Могильщик.

- Да, ты же сам сказал. Ту сумму, что мы и обговаривали.

Размашистый удар в челюсть опрокинул Эдика на пол.

- Я сказал принести, а не дать. – напомнил Могильщик, дважды пнув его ногой в живот. – Дать должен был я.

- Костя…

- Ты не можешь кормить собак, если ты не их хозяин. Передай художнику, что мне не понравился его новый высер. Пусть рисует новый концепт. И выясни, что произошло в промзоне!



***
Машина буквально влетела в распахнутые ворота. Схватив рукой вожделенный пакет с лекарством, Паша мешкал. Под ногами лежал разводной ключ, достал его из багажника, когда вышел из аптеки. Сейчас надо решать – брать его с собой или нет. Потому что если Паша не сможет или не успеет его применить, у них со Светой наверняка возникнут проблемы. А если вести себя нормально, можно договориться.

На размышления о ключе ушло две-три секунды. Не став наклоняться, Паша вышел из машины. Молил бога, чтобы со Светой всё было хорошо. И когда она вышла на крыльцо ему навстречу, испытал невероятное облегчение.

- Света! Милая! Ты в порядке? Где он?

- Паша. – трагичным и скорбным голосом произнесла Света. – А он умер.

- Что?

Паша вбежал в дом.

Незнакомец лежал в кресле, немигающим застывшим взором уставившись в потолок. Пистолет валялся неподалёку на полу.

- Паша. Ты кому-нибудь говорил про него?

- Нет! Ты же сказала… надо позвонить в полицию. – Паша полез за телефоном. – Или твоей се… что?

Света схватила его руку.

- Не надо звонить. Смотри.

Она наклонилась, открыла спортивную сумку у тела незнакомца. В ней лежали пачки стодолларовых купюр. Так много – у Паши на секунду даже голова закружилась.

- Паша. Паша. Паша!

- Да?

- Закрой ворота. И отключи свой телефон. Надо подумать, что делать дальше.




***
В кабинете у мэра было омерзительно холодно, до озноба. Мэр любил принимать посетителей при низкой температуре. Сам он, по обыкновению, сидел в свитерке под горло, и в пиджаке с утеплённой прокладкой. А Баринову в одной рубашке-безрукавке приходилось несладко. Впрочем, температура последнее, что сейчас волновало начальника полиции.

- Ну как же так, Иван Андреевич. – укоризненно пенял ему мэр, и его ласковый старческий голос мог обмануть кого угодно, но не Баринова. – Жили не тужили, и тут на тебе. Каре двухсотых.

Пожалуй, мэр был единственным человеком в городе, которого опасался начальник полиции.

- Вы так говорите, словно это я их пострелял. – пробурчал он.

- Ты это допустил, Ваня. Создал проблему. Ты что тут, вторую Кущёвку решил устроить? Может, мне сразу в Москву позвонить, в следственный, Бастрыкину?

- Не стоит преувеличивать.

- Ваня, у меня через месяц перевыборы. То, что ты стрижёшь местный криминал, не должно угрожать системе, которую мы выстраивали долгие годы. Мне уже звонили из партии. Спрашивали, что происходит.

- Вы сказали, что мы справимся без их помощи?

- А ты справишься? У Сурена в крестниках половина Нахичевани.

- Это не армяне. Чеченцы или ингуши…

- Ещё лучше, блять, Кондопога! Ваня, ты вообще слышишь себя? Ты что за херню мне несёшь? Ты глухой? У нас выборы через месяц! Выборы!

- Мы разберёмся.

- Разберись с этим, Ваня. Как можно быстрее. Я не от ЛДПР иду, так что без клоунады и бандитизма. У тебя сахар есть? Отсыпь немного, а то в Ростов я сегодня не попаду. Из-за тебя, кстати.

Баринов опорожнил половину табакерки, высыпав содержимое на журнальный столик.

- Удачи, Иван Андреевич. – мэр рукой показал на дверь, жадным взглядом уже дробил в пыль лежащие на стеклянной поверхности камни.

Баринов вышел в пустую приёмную. Вспомнил Леночку-секретаршу, с сиськами пятого размера, вечно вываливающимися из блузки во время визитов начальника полиции. Подумал, что можно было бы заехать к ней сегодня, даже мысленно раздел её, но телефонный звонок развеял фантазии. Звонила Таня.

- Предварительная экспертиза, шеф. – сообщила она. – Все четверо убиты из одного оружия, вероятно девятимиллиметровая «беретта». С близкого расстояния.

- Лихо.

- Ребята просмотрели записи с камер. Чёрный «форестер» без номеров приехал со стороны Ростова ночью, в два двадцать восемь свернул с М-4 на Морозовское шоссе. Обратно не выезжал. Я позвонила в ГИБДД, передала ориентировку.

- Хорошо.

- Иван Андреевич.

- Да?

- У нас только одна реальная зацепка, сотрудники «Щита», и…

- Я уже говорил с ними.

- И что они?

- Езжай домой, на сегодня всё. Спасибо. Завтра увидимся.

Пауза была подозрительно долгой.

- Хорошо, Иван Андреевич. До свидания.

Таня отключилась. Баринов посмотрел на телефонные часы. Вдруг понял, что к Леночке не поедет. Выбрал из списка контактов абонента, обозначенного как «Щ», и отправил смс «Сегодня, как обычно».



***
Один миллион долларов. Сто пачек, в каждой сотня стодолларовых купюр. Часть пачек перехвачены резинками, часть в банковской упаковке, с цифрами и латинскими буквами.

За эти деньги, при средней месячной в триста баксов, можно купить весь Морозовск, и ещё останется для покушать осетрины на Левбердоне. У Паши подрагивали руки, когда он перекладывал пачки. Несколько из них были выпачканы в крови.

- Их потом отмоем и просушим. – сказала Света, удостоверившись, что кровь уже высохла и не стирается. – Здесь менять не будем, только в Ростове, и в разных обменниках, небольшими суммами. Но не сразу, а переждём какое-то время. Пару недель, или даже больше. Машину пока покупать не будем. Чтобы не привлекать внимания. Бытовую технику закажем через интернет, с доставкой. Оплатим через Киви. Холодильник, стиралку, да и телевизор тоже пора менять. Надо будет открыть счёт, положить туда небольшую часть. Чтобы капали проценты. Только не в Сбере, лучше в Тинькове или Альфе. Ремонт неплохо бы сделать, только… милый! А что, если мы купим квартиру? Только не здесь, конечно, не в Морозовске. В Ростове, в центре, на Пушкинской, помнишь, мы видели новый дом.

Света вроде бы говорила с Пашей, но он всё время молчал и смотрел то на деньги, то на труп. При этом он внимательно слушал Свету, и удивлялся тому, как быстро она просчитывала дальнейшие ходы. Как будто заранее готовилась к тому, что сегодня случилось.

- А с ним что делать? – кивнул Паша на труп.

Его обыскали, но не нашли ничего от слова совсем. Ни документов, ни телефона, даже денег, или каких-нибудь сигарет. Карманы пусты.

- Тут лопата есть? – деловито поинтересовалась Света. – Зароем его на участке. Только не сейчас, а когда стемнеет. Паша! Мы богаты! Богаты!

Она бросилась мужу на шею, обняла его, прижалась. Часть энергетики передалась Паше. Он почувствовал прилив сил, когда объятия перешли в поцелуи.

Руки шарили под одеждами, сплетались и путались в пуговицах и застёжках.

А затем Паша впервые в жизни сделал то, чего никогда не делал в подобных ситуациях – он отстранил Свету. И признался:

- Я не могу. Пока он тут.

- Пошли в другую комнату. – потащила его Света. Она, похоже, не на шутку возбудилась от всех этих событий. – До темноты ещё море времени.

- Нет. Я… его надо зарыть. Давай потом. Прости.

Несколько секунд Света размышляла.

- Ладно. Давай тогда чай пить.

Пашу всё ещё одолевали сомнения насчёт дальнейших действий.

- Свет… любимка, что, если этого человека будут искать? То есть, я хочу сказать, его наверняка будут искать, те, кто стрелял в него, и если мы… то есть, если они… а, ладно, забей.

Паша обречённо махнул рукой под взглядом Светы. Та сразу улыбнулась.

- В машине бутерброды. Тут чайник есть?

Нашлись и чайник, и лопата. Пока ждали темноты, занимались невероятно интересным и забавным делом – придумывали, куда и как потратят внезапно свалившееся на них богатство.



***
Уже стемнело, когда «Вранглер» Баринова подъехал к площади Ленина, остановившись в двадцати метрах от памятника, рядом с остановкой и киви-банкоматом. Полчаса до полуночи, хорошее время для плохих дел. В ожидании Баринов открыл окно, закурил.

Щегол, по обыкновению, к машине подкрался незаметно. Щёлкнул замок двери – и вот уже десятилетний шпанёнок сидит на переднем сиденье внедорожника, и рукой деловито разгоняет табачный дым.

Выбросив сигарету, Баринов протянул Щеглу пачку купюр.

- Сегодня же воскресенье. – сказал Щегол, взвешивая их рукой.

- И что?

- Ничего. Просто вы обычно по понедельникам.

Щегол вышел из машины. Баринов наблюдал, как он подошёл к Киви-банкомату, и после короткой возни с телефоном стал скармливать деньги в тонкий рот купюроприемника.
Вернувшись, дал Баринову чек. Взамен получил несколько купюр поменьше.

- Спасибо.

Щегол уже собирался выйти из машины, но Баринов схватил его за руку.

- Ты в школу ходишь?

- А чё? – Щегол попытался вырваться, но тщетно. – Да хожу, хожу.

- Не слышал ничего про чужаков?

- Каких ещё чужаков?

- Незнакомых. Может, кто из друзей общался. Или слышал что-то. Может, кто-то вернулся, кого долго не было.

Щегол задумался на несколько секунд.

- Вроде нет. Но я спрошу.

- Спроси.

- Спрошу. Да пустите!

Баринов разжал пальцы. Выбравшись из машины, Щегол в отместку с силой хлопнул дверью, и Баринов подумал, что надо не забыть при следующей встрече наказать его за это. Если Щегол, конечно, не добудет какой-нибудь ценной информации.




***
Копать могилу на собственном участке, под покровом ночи и заборной тени, вздрагивая от каждого шороха – то ещё занятие. Паша обливался потом, но не из-за усталости, а из-за страха.

Тело, завёрнутое в несколько простынь, и перемотанное скотчем, походило на мумию, и пока Паша тащил его к забору, в голове постоянно всплывали картинки о живых мертвецах, древних проклятиях и прочей нечисти.

Света помогала засыпать землю. И одёрнула Пашу, когда он собирался соорудить на могиле что-то вроде холмика. Покрутила пальцем у виска и велела раскидать остатки земли по участку, в разные незаметные места. А когда Паша сказал, что нельзя просто так зарыть человека в землю и забыть про него – то Света любезно согласилась сказать на его могиле последнее слово.

- Мы не знаем, кем он был, христианином или мусульманином, атеистом или агностиком. Возможно, он был плохим человеком, так как хорошие люди не вламываются в чужие дома и не угрожают хозяевам оружием. Но перед смертью этот человек сделал доброе дело, подарив нам счастье и веру в справедливость. Взамен мы дарим ему наше прощение, и если после смерти есть жизнь, то пусть у него всё будет хорошо. Аминь, иншалла и всё такое. Паша?

- Пистолет. – вспомнил Паша. – Он…

- Я положила его в сумку.

- Зачем? Надо было зарыть его вместе с ним.

- Оружие проще выбросить, чем труп. – ответила Света. – Пойдём в дом.

Пистолет показался Паше тяжёлым, хотя он нечасто держал их в руках, и совершенно в них не разбирался.

- Перед тем, как класть обратно, сотри отпечатки. – указала Света.

- Я не хочу класть его обратно. Думаю, его надо выбросить.

- Паша, милый. Ты знаешь, чьи это деньги?

- Нет.

- И я не знаю. Не хочу об этом думать, но мы не знаем, от кого и как придётся их защищать.

- Защищать? Света, ты хочешь сказать, что нам придётся… типа воевать?

Паша запнулся, так как с одной стороны, не хотел показать Свете, что он боится войны, а с другой стороны – он не мог представить, что будет перестреливаться с кем-то кроме мишеней в тире.

Света мягко забрала у него пистолет, протёрла кухонным полотенцем, в это же полотенце завернула и спрятала среди пачек с деньгами.

Внимание её привлёк боковой карман сумки. Открыв молнию, Света запустила туда руку, и вытащила странную монолитную штуковину, размером с пачку сигарет, из серебристого металла. На одной из сторон у предмета находилось небольшое окошко, похожее на ноутбучный тачпад. Света поводила по нему пальцем, повертела, постучала об стол, но ничего не произошло.

- Что это? – Паша взял штуковину, повторил все действия Светы, и ещё потряс над ухом.

Света забрала её, и спрятала обратно в кармашек.

- Плевать. Теперь ты можешь? – она положила ему руки на ремень.

- Да. – коротко ответил Паша, потянувшись к пуговицам на её блузке.



***
Чашка крепчайшего кофе. Пачка сигарет и пустая, только что вымытая и насухо вытертая пепельница. В соседней комнате бутылка виски и табакерка.

Старенькая вебка на мониторе едва держится на скотче. Давно пора её заменить, как и компьютер, которому двести лет в обед. Никак руки не доходят.

Чёрные, белые, азиатки, мулатки. Виртуальные порно-чаты, в которых за донат предлагаются любые представления, соло, в паре, или целыми группами.

Палец нервно клацал по мышке – уже почти полчаса Баринов обновлял страничку, владелица которой находилась в приватной беседе с клиентом. Чёрный экран с выключенным звуком, и можно только догадываться, что сейчас видит тот счастливчик, что выкупил приват с Кисей Кристиной. Так её звали – Кися Кристина.

Это могло длиться всю ночь, но Баринову повезло. Прямоугольник Малевича исчез, на секунду в кадре крупным планом мелькнуло плечо Кристины с татуировкой волчьей головы, затем объектив её ноутбука уставился на смятую постель.

Баринов сразу задонатил минимальную сумму для привата, и стал ждать.

Кристина появилась на экране через несколько минут. В нижнем белье, с чашкой чего-то дымящегося, с растрёпанными волосами – она села на кровать, скрестив ноги, уставилась в ноутбук.

- Всем привет. Ой, привет! – помахала она в объектив. – Спасибо, очень приятно.

Баринов написал в чат «Привет», и перевёл ещё такую же сумму.

- Сейчас кину приглос в приват. – сказала она, наклоняясь к экрану, делая несколько манипуляций.

Теперь Кристина могла слышать и видеть Баринова. Они остались вдвоём, больше никто не мог присоединиться к их беседе.

- Привет. – сказал он в микрофон. – Слышно хорошо?

- Приветики. Да, всё ок. Спасибо за переводы, ты такой добрый. Но сегодня же воскресенье. А ты обычно по понедельникам.

Тренькнул телефон. Баринов потянулся к трубке. Пришла смска от Могильщика: «Нашли твой форестер».

- Я вообще не собиралась сегодня заходить, думала отдохнуть, сериал посмотреть. Но потом решила зайти, а тут ты. Чем займёмся сегодня?

Баринов молча смотрел на текст сообщения. Затем отложил телефон в сторону, щёлкнул мышкой, запуская скрин-рекордер. Пока программа грузилась, сделал глоток кофе, и попросил:

- Оденься, пожалуйста.

- Да, конечно. Подожди минуту.

Кися ушла. Программа загрузилась и Баринов, закурив сигарету, нажал кнопку записи.



***
Утро понедельника для Тани началось привычно со скандала с Олегом. Как оказалось, пятнадцатилетний оболтус вчера полночи тайком играл в танчики, а с утра заявил, что не может идти в школу, так как считает учителей некомпетентными пропагандистами. Слово «некомпетентный» сыну далось только с третьего раза, но это его не смутило.

- Я, пожалуй, сама отвезу вас в школу. – сказала Таня. – И поговорю с твоей новой классной. Как её зовут, напомни?

По вытянувшемуся лицу сына, по его невнятному бурчанию Таня догадалась, что у сына только что появилась большая проблема.

- Не слышу!

- Елена Дмитриевна.

- Ешь быстрее. – приказала Таня. – Лина, тебя это тоже касается. Не балуйся!

Лина строила из творога, печенья, сыра и варенья дворец. Ей, похоже, тоже не хотелось идти в школу, но в отличие от старшего брата, она ещё не научилась говорить о своих правах, да и проблемы во втором классе не настолько серьёзны.

На кухню вышел Виктор, в прекрасном настроении, с планшетом в руках. Поцеловал жену, похвастался, показывая утреннюю почту:

- Одобрили мою заявку. О полицейском, который пропал на семь лет и ничего не помнил о своём исчезновении, помнишь? Приступаю к написанию сценария, договор обещали прислать к концу недели.

- Поздравляю. – сказала Таня. – Будешь омлет?

- Буду всё.

Виктор сел за стол. Сразу же навёл порядок в тарелке Лины, одним только взглядом заставив её завтракать, а не реконструировать Пизанскую башню.

Олег ковырялся в телефоне, переписывался с кем-то в вацапе.

- Ма! – сказал он. – Ма!

- Что тебе ещё?

- А правда, что в промзоне четверых жмуров нашли?

- Не твоего ума дело.

- Ух ты, в натуре правда! – восхитился Олег, и пальцы его ускорились в танце по клавиатуре вацапа. – А кто их мочканул, известно уже?

- У меня от твоего жаргона уши завяли. – признался Виктор, и прикрикнул на сына. – Ну-ка, убери телефон! И ешь!

Олег неохотно отложил трубку в сторону.

Таня одобрительно кивнула мужу, и поставила перед ним тарелку с омлетом.

Позвонил Баринов.

- Да, Иван Андреевич.

- Ты уже выехала?

Тане очень сильно захотелось соврать и сказать, что да, выехала, и уже подъезжает, но вместо этого призналась:

- Нет, только выезжаю. Проспала.

- Хорошо. Заедешь в лабораторию, заберёшь ребят. Знаешь, где старый мост через Лагутник?

- Рядом с Дачным?

- Жду вас тут.

- Что-то ещё случилось? – напряглась Таня.

- Нашли машину. «Форестер». Внутри кровь, похоже, наш киллер ранен.

- Уже еду.

Таня посмотрела на Олега. Потом на часы.

- Чё, ещё кого-то замочили? – спросил Олег. Поняв, что мамин визит в школу откладывается, он заметно повеселел.

- Пойдёте в школу сами. – сказала Таня. - Мне надо к автовокзалу, потом в Дачный. И передай Елене Дмитриевне, что я заеду на днях.

Поцеловав мужа и детей в макушки, Таня вышла на крыльцо. Вспомнила, что Светка с мужем собирались на выходных поехать в Дачный. Достала телефон, выбрала абонент «Сестра». Телефон был выключен. Таня набрала Пашу, но и его телефон оказался недоступен для соединения.


ПРОДОЛЖЕНИЕ

http://sanych74.livejournal.com/182900.html


Тёмные воды Эдема

Четверг, 25 Мая 2017 г. 01:10 + в цитатник
СЕРИЯ 1

В салоне «Форестера» пахло кожей, парфюмом и гидрой. Хозяин машины добивал джойнт, размышляя о том, что неплохо устроился, если за год смог купить новую тачку, шмотки, пищу для ума и желудка, и прочее важное. Всего десять-двенадцать месяцев назад жизнь так била по морде, что приходилось и в ночлежках для бездомных ночевать, и работать за хлеб с дошираком. Такое время, что и вспоминать не хочется. А сейчас ништяк.

Всё благодаря Григору. В случайной встрече, в случайном разговоре пожаловался человеку на судьбу, без всякой задней мысли. А он проникся. И не просто посочувствовал, или деньжат подбросил, а предложил тему. Хорошую тему. С деньгами, уважением, и возможностями. И жизнь вдруг стала делиться на то, что было до встречи с Григором, и то, что стало после.

Сейчас порядочных и отзывчивых людей трудно найти. Общество перестало следить за тем, что говорит и пишет. Люди забывают о данных обещаниях, и при каждом удобном случае норовят обмануть, подставить. В отличие от большинства, Григор ещё ни разу не нарушил своего слова. Да и так, по жизни, всегда готов помочь, советом или делом. А ещё закрывает глаза на мелкие нарушения дисциплины, позволяет расслабиться, если этого позволяет ситуация. В общем, по-человечески относится к своим подчинённым. Не как к скоту.

Огрызок джойнта мягким щелчком отправился в ночь через открытое окно «Форестера». Врезался в землю в паре метров, рассыпавшись на крохотные огни-угольки.
Теперь откинуться на водительском сиденье, сделать глубокий вдох полной грудью, вентилируя лёгкие. Посмотреть в открытый люк на похожие угольки, оставшиеся после Big Bang, подумать о сущности и сучности мироздания.

Чистый воздух и чистое ночное небо – вот две вещи, которые делают визиты в провинциальные города приятными. Население от тридцати до пятидесяти, машин мало, заводов ещё меньше, зато реки, леса, поля, вот это вот всё. Энск, кажется. Промзона на окраине городка. Где-то тут речка. Когда ехали сюда, их встречал целый хор лягушек. Или не Энск?

Накатила полудрёма. Скоро рассвет, ждать осталось недолго.

За год они с Григором и парнями объехали полсотни таких городов, плюс минус. Григор главный у них, но со всеми ведёт как равный, за что его уважают. На днях намекнул, что скоро переход на новый уровень. Новые возможности, какие они будут? Получится ли поменять «Форестер» на «Феррари»? А может, это будет «Чирон»?
Представить себя в новой тачке помешали выстрелы.

Много, пять, или шесть. Они донеслись из здания, куда вошли Григор с парнями. Секундное замешательство – и мозг стал выходить из спячки, переключая сознание с режима философа на режим боевика-телохранителя.

Пушка в бардачке, патрон в стволе. Водитель вышел из машины, осмотрелся. Начинало светать, едва-едва, из темноты проступали серые корпуса заброшенных зданий промзоны. Он осторожно сделал шаг по направлению к зданию, направив пистолет в сторону силуэта, появившегося в дверном проёме.

Григор.

В правой руке он держал спортивную сумку, которую привёз с собой. Левую прижимал то ли к бедру, то ли к пояснице. Он хромал, похоже, был ранен. Тем не менее, увидев его живым, водитель испытал небольшое облегчение, и опустил оружие.

- Григор! Что случилось, бра…

Сумка упала на землю. Григор вскинул освободившуюся руку, в ней кроме сумки, был пистолет. Дважды сухо щёлкнули выстрелы. Первая в плечо, вторая в грудь. Водитель пошатнулся, выронив своё оружие, затем и сам упал на землю. Григор поднял сумку, переступил через тело, сел в машину. Зажглись фары, через несколько секунд «Форестер» стартанул с места и скрылся между административными зданиями. Ещё около минуты мелькал галогеновыми отблесками на извилистой и ухабистой выездной дороге, но его предыдущий владелец этого ничего уже не видел. Он был мёртв ещё до того, как свалился на землю.


***
Паша и Света любили друг друга, но по-разному.

Света желала, чтобы Паша был рядом, всегда и везде. Чтобы сидя на краю обрыва, можно было положить ему голову на плечо, и встречать рассвет, даже если ночь продлится всю жизнь.

А Паша мечтал совершить для Светы какой-нибудь подвиг, чтобы она не просто любила, а восхищалась им. Что-нибудь благородное, самоотверженное, и не слишком рискованное.

Они познакомились в Энском финансовом колледже. Света училась на экономическом, а Паша на международных отношениях. Там же начали встречаться, а два года назад, получив дипломы, расписались. У них были планы переехать в Ростов, а при удачном стечении обстоятельств, в Москву, но судьба распорядилась иначе, пришлось остаться в родном городе. Ничего страшного. С милым рай и в шалаше.

- Алло? Алло, здравствуйте. Это насчёт дома в Дачном. Нет, не покупаем, а продаём. За пятнадцать тысяч дол… Нет, это не Павел, это Светлана, разве по голосу не слышно? Вы уже выставили на продажу? Хотела спросить, может быть, кто-нибудь интересовался? Мы как раз туда едем, чтобы сделать снимки. Мой муж профессиональный фотограф, и… мы отправим фотографии сегодня вечером. Спасибо. До свидания. – Света спрятала телефон в сумочку. – Надменный козёл.

Она продолжила рыться в сумочке, и достала помаду. Паша нажал на стеклоподъёмник, прикрывая окно со своей стороны – из-за сквозняка у Светы часто обветривались губы, и помада была верным признаком того, что она почувствовала очередной приступ обветривания.

- Риэлторы все такие. – сказал Паша. – Большинство точно. Ничего не делают, а денег столько зарабатывают, мама не горюй.

Включив первую, он проехал вперёд пару метров и остановился. Протянул руку к магнитоле, собираясь включить радио, но передумал, вспомнив, что перед выездом Света жаловалась на головную боль.

- Откуда вот у нас пробки? – спросила Света, смазывая губы гигиенической помадой. Она смотрела в зеркало козырька, периодически опуская голову и глядя вперёд, на неподвижный круп старенького «Икаруса». – Как в Москве, блин.

- Там у промзоны что-то случилось. – заметил Паша. – Кажется.

Словно в подтверждение его слов, им навстречу, в сторону Энска промчалась машина скорой помощи.

- А знаешь, что кажется мне? – сказала Света, пряча помаду в сумочку. – Что пятнадцать тысяч долларов, это сущие копейки за тридцать соток. Под Ростовом такие же участки стоят в три раза дороже.

- А рядом с Москвой – так вообще раз в десять. – сказал Паша. – Но мой дедушка жил в Энске, а не в Ростове. Ты же сама решила, что это оптимальная цена. Можем поставить дороже.

- Тогда мы её вообще не продадим.

- И что ты предлагаешь? – спросил Паша.

Вместо ответа Света вышла из машины. Дошла до обочины, посмотрела за автобус, села обратно.

- Точно, у промзоны что-то случилось. Там полиция. И скорая. Может, убили кого-то?



***
Выходной день для Баринова закончился, не успев начаться. Утренний сон прервал звонок помощницы. Сбивчивый рассказ о перестрелке в промзоне, о куче трупов и море крови. Такого дерьма тут не было с девяностых.

Старый «Вранглер» успешно справлялся с кочками и ямами дороги, ведущей от Энского шоссе к промзоне. Навстречу проехала «скорая». Без мигалки, значит использовалась в качестве катафалка.

Припарковавшись рядом со служебным УАЗиком и ещё одной «скорой», Баринов не спешил выходить. Посмотрел на себя в зеркало, пригладил волосы. Вид всё равно тот ещё. Что снаружи, что внутри.

Достав из кармана табакерку, поднёс к ноздрям, сделал два резких вдоха. Подождал несколько секунд, собираясь с мыслями. Только потом вышел из машины.

- Здравствуйте.

Один из парней с центрального говорил с кем-то по телефону, но отвлёкся, чтобы поздороваться с начальником. Кивнув ему, Баринов прошёл мимо.

Два санитара с мрачными похмельными лицами несли носилки, спотыкаясь, но не теряя равновесия.

Рядом с санитарами семенила Таня, помощница Баринова. Тридцать пять, двое детей. Не очень красивая, где-то неуклюжая, зато исполнительная и умная. За спиной юрфак ростовского универа, потом год стажировки в ростовской прокуратуре. Не прижилась, и вернулась в Энск, чтобы работать в полиции. Давно это было.

Начало миллениума. Баринов только-только возглавил Энское УВД, и начинал зачистку родного города от наиболее отмороженного криминала. Стрельба, взрывы, похищения. Не все выдерживали поначалу, не все справлялись. Тогда Баринов её и заприметил, способную, умную, смелую и принципиальную. Помощник следователя, по сути, курьер-денщик. Мало кто её тогда серьёзно воспринимал, а вот, спустя пятнадцать лет, она замначальника полиции, повторила ровно тот путь, которым прошёл Баринов, от самых низов, до номера два. Которым и останется, поскольку слишком порядочная для того, чтобы занимать вершину.

- Здравствуйте, Иван Андреевич. Ещё раз.

Жестом остановив санитаров, Баринов поднял простыню. Лицо незнакомо. Двадцать – двадцать пять, чёрные волосы.

- Кто это?

- Документов нет. – ответила Таня.

- А остальные?

Отпустив санитаров, Баринов направился к ангару.

- Документов нет ни у кого. – Таня семенила рядом, пытаясь подстроиться под непостоянный шаг Баринова. – Но двое одеты в форму «Щита». Их микроавтобус там, за будкой.

Баринову захотелось выругаться. Случилось то, о чём он подумал, когда Таня сообщила о бойне, и в чём он укрепился, когда увидел черноволосого парня. А теперь ещё и «Щит». Всё к одному.

- Всего четверо?

- Да. Трое были здесь, один рядом с дорогой. Вот ещё что нашли.

Она показала небольшой пакетик для улик, в нём лежал огрызок джойнта.

Баринов зло нахмурился. На мгновение всего лишь, но Таня работала с ним достаточно долго, чтобы замечать эти микрожесты, и делать правильные выводы.

- Думаете, разборки Сурена с Могильщиком?

Именно так Баринов и думал. Не просто думал, был уверен в этом на сто сорок шесть процентов.

- Ты их сняла? Убитых.

- Да, как вы и просили. Отправила вам в вацап.

- Я не пользуюсь вацапом. – проворчал Баринов. – В телеграм.

- Да, конечно, простите.

Пока Таня отправляла фотографии, он следил за криминалистами. Один паковал гильзы в пакеты для улик, второй осматривал микроавтобус частного охранного предприятия «Щит», с энскими адресом и телефонами на борту.

- Отправила. Иван Андреевич, ещё вот что. Сторож с переезда, который позвонил насчёт выстрелов. Он видел чёрную иномарку без номеров.

- Иномарку?

- Говорит, это был Субару Форестер, как у его племянника. Но я сомневаюсь. В то время ещё темно было, а от его халупы до дороги довольно далеко. Говорит, иномарка повернула в сторону Ростова. Я уже позвонила дорожникам, они ввели «Перехват».

Баринов отмахнулся. Толку с этих планов ноль.

- Попроси у них записи с дорожных камер. В обе стороны, за последние сутки. Пока не стёрли.

- Там по дороге Дачное и Овощное. – напомнила Таня. – Если это Сурен…

- Я заеду к Сурену. – перебил её Баринов. – Займись камерами, и криминалистов поторопи, со всеми экспертизами.

- А в «Щит»…

- В «Щит» я тоже сам заеду.

Повернувшись, Баринов пошёл к своей машине.



***
На дачу Пашиного дедушки Света приезжала однажды, и даже не выходила из машины. Тем не менее, ей почему-то казалось, что дача является райским уголком, где всюду деревья, цветы и ухоженный кустарник.

Теперь она выглядела разочарованной, а Паша чувствовал свою вину, хотя предупреждал, что дом старый, да и во дворе не то, чтобы чисто и аккуратно, а скорее наоборот.

- Твой дедушка был старьевщиком? Почему тут так много хлама?

- Это же дача. – Паша пожал плечами. – Здесь и должен быть хлам.

- И где мне тут фотаться?

Они приехали, чтобы сделать снимки для риэлтора, но Света ещё в начале поездки отметила, что давно не делала постов в инстаграмме. Это означало, что Паше обязательно придётся фотографировать супругу среди цветов и деревьев. Развалившиеся бочки, сломанные качели и ржавые велосипеды в концепцию Светиного инстаграмма не вписывались.

Скорее всего, она вообще бы сюда не поехала, если бы не фотки для инстаграмма – подумал Паша. И показал в сторону колодца, в дальней части участка.

- Там чисто должно быть. Только цветы всякие, кусты, типа того. Там хорошие снимки получатся, тебе понравится.

Света любила фотографироваться – делать утиные губки, отжимать и отставлять ножку, менять образы от томной интеллигентки до похотливой развратницы. Потом выбирать лучшие снимки, публиковать их, и получать лайки – маленькие женские радости.

Она старательно позировала, в процессе у неё улучшилось настроение, она даже стала улыбаться по-настоящему, искренне – и Паша почувствовал себя счастливым. Такие маленькие мужские радости – делать так, чтобы любимая улыбалась.

Он, конечно, и сам всё испортил. Вспомнил кое-что из детства, задумался, а когда Света на него вопросительно посмотрела, пояснил:

- Вон там, за клумбой, я хомяка похоронил.

- Фу!

- Когда мелким был. А там – кошку.

- Тут что, кладбище?

- Ну типа. – Паша пожал плечами.

Света перестала улыбаться, даже нахмурилась, отошла в сторону.

- Паша. Я тебя умоляю, только не вздумай ещё сказать кому-нибудь. Пока мы не продадим это.

Она выделила «это» особо презрительным тоном. А потом чихнула.

- Будь здорова!

- Аллергия. – сказала Света, запуская руку в сумочку, за салфетками. – Спасибо.

- В аптечке супрастин, я принесу. – Паша бросился было к машине.

- Не надо! Сними участок и поехали отсюда. Где ключи от дома?

- В бардачке.

Она пошла к машине, а Паша привычным взглядом многолетнего фотографа-любителя начал выбирать ракурсы.

Тридцать соток – не шутка. Кроме дома ещё два сарая, теплица, уличный сортир, колодец, летняя кухня с душевой. Тут Пашка в песочнице копался, там на качелях и турнике крутился, а здесь запалил костёр, который чуть было всю дачу не спалил, хорошо, дед вовремя заметил да соседей позвал.

Дед, он на самом деле-то мастеровитым был, всё сам строил. Ещё при Советах, когда промзону отстраивали, он там по дешёвке материалы скупал. Тогда думал, что на века строит, внукам и правнукам. А оно как-то всё ещё при его жизни в запустение пришло, а за тот год, что деда не стало, так и вовсе умерло. Тридцать соток, кладбище детства.

Права Светка, надо продавать «это». Если за пятнадцать тысяч не возьмут, то за тринадцать, или даже за десять. Дом ведь уже и не дом. Тут трещина, тут стена неровная, а тут… стекло разбитое.

Заглянув в разбитое окно, Паша увидел пустую комнату.

- Света! – крикнул он в пробоину. – Любимая, тут окно разбито!

- Паша, зайди в дом! – услышал он.

Обойдя здание, он зашёл в дом, с порога начав:

- Наверное, хулиганы местные. Как думаешь, лучше застеклить…

Войдя в комнату, он запнулся, увидев бледную Свету, стоящую у стены, и незнакомого черноволосого мужчину, сидящего в кресле.

- … или пусть так будет. – на автомате договорил Паша, лихорадочно пытаясь понять, что происходит.

- Зайди. – приказал мужчина. – И стань к стене. Живо!

У него в руке был пистолет, направленный на Пашу. У ног стояла спортивная сумка. Судя по пятнам крови и окровавленным тряпкам, разбросанным по полу, он был ранен.


***
«Овощным» назывался совхоз, которого не стало в восьмидесятые. А в девяностые, когда наиболее предприимчивый криминал стал легализовываться через агробизнес, здесь появилось фермерское хозяйство с тем же названием, и ваучерами от бывших совхозников. Владельцем числился Сурен Багдасарян, известный в Энске и за его пределами как Дядя Сурен, Сурик Нахичеванский, Сура Морозовский. Поначалу Сурен разводил здесь бычков, но внезапно заделался вегетарианцем, и ферма начала выращивать зелень. Петрушку-метрушку, укроп-мукроп, кинзу-минзу.

Пока ростовские экс-братки делили мясомолочные и зерновые направления, Сурен заказывал в Европе тепличное оборудование, выписывал из Армении земляков, и осваивал рынки всей области, благо, что конкурентами у него в это время были только бабули с собственными огородами. Когда выжившие в пшенично-подсолнечных войнах бизнесмены узнали, сколько прибыли даёт один пучок укропа, и сколько этих пучков продаётся ежедневно – Сурен уже снимал сливки с раскрученного и поставленного на конвейер предприятия.

Главным врагом Сурена был Костя Могилевич, хозяин частного охранного предприятия «Щит», известный тем, что пятнадцать раз обвинялся в вымогательстве, но всякий раз уходил от ответственности. Лет двадцать назад он, пытаясь надавить на Сурена, взял кого-то из его родственников в заложники. Сурен заплатил, а потом объявил Могильщику кровную месть.

В конце девяностых они славно почистили ряды друг друга, в какой-то мере облегчив работу Баринову, в то время – замначу и одновременно старшему следователю Энского УВД. Кресты торпедам и монументы бригадирам до сих пор украшают центральную аллею городского кладбища. В основном молодые пацаны, от двадцати до тридцати, в самом расцвете. Почти всех их Баринов знал лично, ни одного из них ему не было жалко.

«Вранглер» остановился возле торгового ангара овощников. Некоторое время Баринов наблюдал, как усатые молодчики загружают фуру паллетами с зеленью. Достал табакерку, в стомилионный раз подумал о том, что надо завязывать с этим дерьмом, сделал два вдоха.

Только потом вышел.

Сурену уже доложили, конечно, и он вышел из ангара навстречу.

- Гражданин начальник. А я вас завтра ждал. Сегодня же воскресенье. Или внеплановый визит? Зелень-мелень? Шашлык-машлык?

С возрастом он становился разговорчивым до болтливости. И всё время улыбался. Что гостей встречать, что врагам глотки резать – ему всё едино.

Баринов осматривался, не обращая на него внимания.

Машины, стоящие у ангара, грузовики на пятачке. Охранник, кинувший кость двум дворнягам, и лениво наблюдавший теперь за их грызнёй.

- Не похоже на военное положение.

- Так мы ни с кем и не воюем, гражданин начальник. Мы же самая мирная нация. Всегда за диалог.

- Эти проповеди в Арцах езжай читать. – проворчал Баринов. – В промзоне четыре трупа, два из них черножопые.

Он протянул Сурену смартфон с фотографиями трупов.

- Вам, гражданин начальник, роль нациста не идёт. – заметил Сурен, пролистывая снимки. – К тому же, это всё лет десять назад было популярно. Теперь в тренде многонациональное государство. Двести восемьдесят вторая как бы подтверждает. Это не мои люди. Это вообще не армяне. Чехи, или… ингуши… чёрт их разберёт.

Сурен вернул смартфон, продолжая улыбаться, и смотрел в глаза Баринову, не отводя взгляд. Он был чертовски спокоен, и похоже, говорил правду.

- Чёрная инормарка без номеров. Субару Форестер или что-то похожее.

- Себе ищете? Решили машину поменять?

- Ещё раз состришь, и я сюда роту ОМОНа пришлю. – пообещал Баринов. – Им стендапить будешь.

Сурен поднял руки, показывая, что не желает проблем.

- Мои на Субару не ездят. Американцы или немцы. Но я спрошу, может, кто что видел.

Конфликт между дворнягами достиг своего апогея – один из кабыздохов изловчился и цапнул своего конкурента за бок. Визг, лай, и вот уже проигравшая дворняга уносит ноги, а победитель горделиво укладывается на землю рядом с костью, под радостный хохот охранника, снимающего схватку на телефон.

- На завтра всё готово? – спросил Баринов.

- В принципе, да.

- Тогда в принципе неси.

Сурен скрылся в ангаре. А Баринов направился к грузовику. Остановив одного из грузчиков, забрал у него ящик с листьями салата, упакованными в пакеты с небольшими подставками. И перевернул, вываливая содержимое ящика на землю. Присел на корточки, перебирая листья салата.

Таким его и застал Сурен. Конечно, сразу понял, что происходит.

- Серьёзно? Гражданин начальник, я слово не нарушаю. Да и зачем мне наркота? Я на салате больше зарабатываю, даже с учётом налогов.

Баринов поднялся. Протянул руку – Сурен вложил в неё конверт. Заглянув внутрь, и убедившись, что купюр достаточно, начальник полиции повернулся и пошёл к машине.
Сурен продолжал улыбаться до тех пор, пока «Вранглер» не скрылся за поворотом. Только тогда улыбка сползла с лица старого армянина, уступив место звериной ненависти.

- Чтоб ты сдох, гандон продажный.

Сказал, словно проклял. И плюнул вслед, как бы завершая ритуал проклятия.




***
До этого дня ни в Пашу, ни в Свету никогда не целились из пистолета. Маленький чёрный зрачок парализовал волю, загипнотизировал их, введя в транс подчинения. Первые минуты они слепо выполняли всё, что им говорил черноволосый незнакомец.

- К стене. Живо! Муж и жена? Вы тут вдвоём? Больше никого нет? Аптечка в машине есть?

Паша и Света с готовностью кивали и мотали головами.

- Ты! Принеси.

Он показал пистолетом на Свету, и Паша машинально сделал шаг, стараясь заслонить её. Света ободряюще сжала ему руку, и шагнула в сторону выхода.

- Эй! – окликнул её черноволосый. – Я не плохой. Я хороший. Не хочу, чтобы кто-то пострадал. Понимаешь?

Света кивнула.

- Не зови никого. – попросил незнакомец. – Иначе я его убью.

Света снова кивнула. И после короткой паузы выбежала из дома.

Паша посмотрел на пятна крови на полу.

- Вам нужно в больницу.

- Быстрее! – вместо ответа крикнул черноволосый.

Света вернулась. Он вывалил аптечку себе на колени, рылся в ней несколько секунд.

- Аскорбиновая кислота? Гематоген?

- Ещё супрастин. – вставил Паша.

Незнакомец что-то пробормотал, неразборчивое, но похожее на ругательство.

- Мне нужны антибиотики. Обезболивающее.

- Вам в больницу нужно. – повторил Паша. И сразу же пожалел об этом.

Потому что черноволосый как-то очень зло на него посмотрел, направил пистолет ему в голову. Паша попятился.

- Думаю, ему нельзя в больницу. – торопливо заметила Света.

Да Паша и сам уже это понял.

Незнакомец сунул руку в спортивную сумку, стоявшую у него ног. Вытащил оттуда и швырнул к ногам супругов пачку купюр.

Это были доллары. В банковской упаковке, сто по сто. Десять тысяч долларов. Целое состояние.

- Дам ещё. За антибиотики и обезболивающее.

Света подняла деньги. Пролистнула. Не кукла. И похоже, не фальшивки.

- Паша. – сказала она. – Съезди в аптеку.

По её голосу сразу стало ясно, что она уже успела всё обдумать и принять решение.

- В какую? В Энск?

- Рядом с автовокзалом, на въезде.

- А ты?

- Один останется здесь. – жёстко вклинился в разговор черноволосый.

Он чуть опустил пистолет, видимо, чтобы не пугать хозяев дома.

- Я не умею водить. – напомнила Света. – Езжай.

Они смотрели друг другу в глаза. Паше казалось, что он должен что-то прочитать в её взгляде, увидеть какой-то знак, но ничего подобного он не замечал.

- Паша! Просто привези лекарства.

Он вышел. На автомате сел в машину. Вышел. Открыл ворота. Снова сел. Выехал.

Странное и ужасное чувство – когда не знаешь, что делать, а решение надо принимать немедленно. И оно, решение, не может быть правильным наверняка, потому что на исход влияют множество факторов, главный из которых – пистолет в руке черноволосого незнакомца.

Выезд из «Дачного», Энское шоссе, Энск, автовокзал. Доехал он тоже на автомате, остановившись рядом с райотделом полиции, чувствуя, как колотится сердце.

Полицейский у входа смолил сигарету, уткнувшись в телефон. Глядя на него, Паша представлял, как спецназ штурмует его старый ветхий дом, и чёрт бы с ней, с этой дачей, но каковы шансы того, что Света при этом не пострадает?

«Просто привези лекарства». На Светкином языке это означает, что надо сделать требуемое, не задавая вопросов, и не проявляя инициативу. Конечно. Она увидела деньги и потеряла голову. Решила, что этому вооружённому парню можно доверять. Что он действительно хороший и не хочет причинять никому вреда.

А что, если она ошибается?

Паша вышел из машины, ноги не гнулись. Шагнул в сторону райотдела. Остановился.

«Просто привези лекарства».

А что, если она права? Что, если это хороший человек, попавший в беду. И с ним можно договориться без всякого риска.

Паша повернулся, и пошёл обратно к машине.

- Эй! Мужчина! Что-то хотели?

Он остановился, вздрогнув. Посмотрел на полицейского, постарался улыбнуться.

- Нет. То есть… я ищу аптеку.

- Прямо по дороге, второй поворот направо.

- Спасибо.

- У вас всё в порядке?

Сердце колотилось, пот на лбу и подмышками.

- Да. У супруги аллергия.

- Здоровья ей.

- Спасибо. - кивнув, Паша сел в машину.

Доехал до аптеки. Столкнувшись на выходе с каким-то бомжом в велосипедном шлеме, едва не выбил у него из рук пакет с боярышником. Вошёл внутрь.

- Мне нужны антибиотики. И обезболивающее.

Аптекарша тоже оказалась излишне внимательной и отзывчивой.

- У вас что-то случилось? Нужна помощь?

- Нет-нет, всё в порядке. Просто… собираем гуманитарную помощь для Донбасса. Есть что-нибудь недорогое?



ПРОДОЛЖЕНИЕ

https://sanych74.livejournal.com/182685.html


Метки:  

Тёмные воды Лагутника

Четверг, 25 Мая 2017 г. 01:10 + в цитатник
***
В салоне «Форестера» пахло кожей, парфюмом и гидрой. Хозяин машины добивал джойнт, размышляя о том, что неплохо устроился, если за год смог купить новую тачку, шмотки, пищу для ума и желудка, и прочее важное. Всего десять-двенадцать месяцев назад жизнь так била по морде, что приходилось и в ночлежках для бездомных ночевать, и работать за хлеб с дошираком. Такое время, что и вспоминать не хочется. А сейчас ништяк.

Всё благодаря Григору. В случайной встрече, в случайном разговоре пожаловался человеку на судьбу, без всякой задней мысли. А он проникся. И не просто посочувствовал, или деньжат подбросил, а предложил тему. Хорошую тему. С деньгами, уважением, и возможностями. И жизнь вдруг стала делиться на то, что было до встречи с Григором, и то, что стало после.

Сейчас порядочных и отзывчивых людей трудно найти. Общество перестало следить за тем, что говорит и пишет. Люди забывают о данных обещаниях, и при каждом удобном случае норовят обмануть, подставить. В отличие от большинства, Григор ещё ни разу не нарушил своего слова. Да и так, по жизни, всегда готов помочь, советом или делом. А ещё закрывает глаза на мелкие нарушения дисциплины, позволяет расслабиться, если этого позволяет ситуация. В общем, по-человечески относится к своим подчинённым. Не как к скоту.

Огрызок джойнта мягким щелчком отправился в ночь через открытое окно «Форестера». Врезался в землю в паре метров, рассыпавшись на крохотные огни-угольки.
Теперь откинуться на водительском сиденье, сделать глубокий вдох полной грудью, вентилируя лёгкие. Посмотреть в открытый люк на похожие угольки, оставшиеся после Big Bang, подумать о сущности и сучности мироздания.

Чистый воздух и чистое ночное небо – вот две вещи, которые делают визиты в провинциальные города приятными. Население от тридцати до пятидесяти, машин мало, заводов ещё меньше, зато реки, леса, поля, вот это вот всё. Морозовск, кажется. Промзона на окраине городка. Где-то тут речка. Когда ехали сюда, их встречал целый хор лягушек. Или не Морозовск?

Накатила полудрёма. Скоро рассвет, ждать осталось недолго.

За год они с Григором и парнями объехали полсотни таких городов, плюс минус. Григор главный у них, но со всеми ведёт как равный, за что его уважают. На днях намекнул, что скоро переход на новый уровень. Новые возможности, какие они будут? Получится ли поменять «Форестер» на «Феррари»? А может, это будет «Чирон»?
Представить себя в новой тачке помешали выстрелы.

Много, пять, или шесть. Они донеслись из здания, куда вошли Григор с парнями. Секундное замешательство – и мозг стал выходить из спячки, переключая сознание с режима философа на режим боевика-телохранителя.

Пушка в бардачке, патрон в стволе. Водитель вышел из машины, осмотрелся. Начинало светать, едва-едва, из темноты проступали серые корпуса заброшенных зданий промзоны. Он осторожно сделал шаг по направлению к зданию, направив пистолет в сторону силуэта, появившегося в дверном проёме.

Григор.

В правой руке он держал спортивную сумку, которую привёз с собой. Левую прижимал то ли к бедру, то ли к пояснице. Он хромал, похоже, был ранен. Тем не менее, увидев его живым, водитель испытал небольшое облегчение, и опустил оружие.

- Григор! Что случилось, бра…

Сумка упала на землю. Григор вскинул освободившуюся руку, в ней кроме сумки, был пистолет. Дважды сухо щёлкнули выстрелы. Первая в плечо, вторая в грудь. Водитель пошатнулся, выронив своё оружие, затем и сам упал на землю. Григор поднял сумку, переступил через тело, сел в машину. Зажглись фары, через несколько секунд «Форестер» стартанул с места и скрылся между административными зданиями. Ещё около минуты мелькал галогеновыми отблесками на извилистой и ухабистой выездной дороге, но его предыдущий владелец этого ничего уже не видел. Он был мёртв ещё до того, как свалился на землю.


***
Паша и Света любили друг друга, но по-разному.

Света желала, чтобы Паша был рядом, всегда и везде. Чтобы сидя на краю обрыва, можно было положить ему голову на плечо, и встречать рассвет, даже если ночь продлится всю жизнь.

А Паша мечтал совершить для Светы какой-нибудь подвиг, чтобы она не просто любила, а восхищалась им. Что-нибудь благородное, самоотверженное, и не слишком рискованное.

Они познакомились в Морозовском финансовом колледже. Света училась на экономическом, а Паша на международных отношениях. Там же начали встречаться, а два года назад, получив дипломы, расписались. У них были планы переехать в Ростов, а при удачном стечении обстоятельств, в Москву, но судьба распорядилась иначе, пришлось остаться в родном городе. Ничего страшного. С милым рай и в шалаше.

- Алло? Алло, здравствуйте. Это насчёт дома в Дачном. Нет, не покупаем, а продаём. За пятнадцать тысяч дол… Нет, это не Павел, это Светлана, разве по голосу не слышно? Вы уже выставили на продажу? Хотела спросить, может быть, кто-нибудь интересовался? Мы как раз туда едем, чтобы сделать снимки. Мой муж профессиональный фотограф, и… мы отправим фотографии сегодня вечером. Спасибо. До свидания. – Света спрятала телефон в сумочку. – Надменный козёл.

Она продолжила рыться в сумочке, и достала помаду. Паша нажал на стеклоподъёмник, прикрывая окно со своей стороны – из-за сквозняка у Светы часто обветривались губы, и помада была верным признаком того, что она почувствовала очередной приступ обветривания.

- Риэлторы все такие. – сказал Паша. – Большинство точно. Ничего не делают, а денег столько зарабатывают, мама не горюй.

Включив первую, он проехал вперёд пару метров и остановился. Протянул руку к магнитоле, собираясь включить радио, но передумал, вспомнив, что перед выездом Света жаловалась на головную боль.

- Откуда вот у нас пробки? – спросила Света, смазывая губы гигиенической помадой. Она смотрела в зеркало козырька, периодически опуская голову и глядя вперёд, на неподвижный круп старенького «Икаруса». – Как в Москве, блин.

- Там у промзоны что-то случилось. – заметил Паша. – Кажется.

Словно в подтверждение его слов, им навстречу, в сторону Морозовска промчалась машина скорой помощи.

- А знаешь, что кажется мне? – сказала Света, пряча помаду в сумочку. – Что пятнадцать тысяч долларов, это сущие копейки за тридцать соток. Под Ростовом такие же участки стоят в три раза дороже.

- А рядом с Москвой – так вообще раз в десять. – сказал Паша. – Но мой дедушка жил в Морозовске, а не в Ростове. Ты же сама решила, что это оптимальная цена. Можем поставить дороже.

- Тогда мы её вообще не продадим.

- И что ты предлагаешь? – спросил Паша.

Вместо ответа Света вышла из машины. Дошла до обочины, посмотрела за автобус, села обратно.

- Точно, у промзоны что-то случилось. Там полиция. И скорая. Может, убили кого-то?



***
Выходной день для Баринова закончился, не успев начаться. Утренний сон прервал звонок помощницы. Сбивчивый рассказ о перестрелке в промзоне, о куче трупов и море крови. Такого дерьма тут не было с девяностых.

Старый «Вранглер» успешно справлялся с кочками и ямами дороги, ведущей от Морозовского шоссе к промзоне. Навстречу проехала «скорая». Без мигалки, значит использовалась в качестве катафалка.

Припарковавшись рядом со служебным УАЗиком и ещё одной «скорой», Баринов не спешил выходить. Посмотрел на себя в зеркало, пригладил волосы. Вид всё равно тот ещё. Что снаружи, что внутри.

Достав из кармана табакерку, поднёс к ноздрям, сделал два резких вдоха. Подождал несколько секунд, собираясь с мыслями. Только потом вышел из машины.

- Здравствуйте.

Один из парней с центрального говорил с кем-то по телефону, но отвлёкся, чтобы поздороваться с начальником. Кивнув ему, Баринов прошёл мимо.

Два санитара с мрачными похмельными лицами несли носилки, спотыкаясь, но не теряя равновесия.

Рядом с санитарами семенила Таня, помощница Баринова. Тридцать пять, двое детей. Не очень красивая, где-то неуклюжая, зато исполнительная и умная. За спиной юрфак ростовского универа, потом год стажировки в ростовской прокуратуре. Не прижилась, и вернулась в Морозовск, чтобы работать в полиции. Давно это было.

Начало миллениума. Баринов только-только возглавил Морозовское УВД, и начинал зачистку родного города от наиболее отмороженного криминала. Стрельба, взрывы, похищения. Не все выдерживали поначалу, не все справлялись. Тогда Баринов её и заприметил, способную, умную, смелую и принципиальную. Помощник следователя, по сути, курьер-денщик. Мало кто её тогда серьёзно воспринимал, а вот, спустя пятнадцать лет, она замначальника полиции, повторила ровно тот путь, которым прошёл Баринов, от самых низов, до номера два. Которым и останется, поскольку слишком порядочная для того, чтобы занимать вершину.

- Здравствуйте, Иван Андреевич. Ещё раз.

Жестом остановив санитаров, Баринов поднял простыню. Лицо незнакомо. Двадцать – двадцать пять, чёрные волосы.

- Кто это?

- Документов нет. – ответила Таня.

- А остальные?

Отпустив санитаров, Баринов направился к ангару.

- Документов нет ни у кого. – Таня семенила рядом, пытаясь подстроиться под непостоянный шаг Баринова. – Но двое одеты в форму «Щита». Их микроавтобус там, за будкой.

Баринову захотелось выругаться. Случилось то, о чём он подумал, когда Таня сообщила о бойне, и в чём он укрепился, когда увидел черноволосого парня. А теперь ещё и «Щит». Всё к одному.

- Всего четверо?

- Да. Трое были здесь, один рядом с дорогой. Вот ещё что нашли.

Она показала небольшой пакетик для улик, в нём лежал огрызок джойнта.

Баринов зло нахмурился. На мгновение всего лишь, но Таня работала с ним достаточно долго, чтобы замечать эти микрожесты, и делать правильные выводы.

- Думаете, разборки Сурена с Могильщиком?

Именно так Баринов и думал. Не просто думал, был уверен в этом на сто сорок шесть процентов.

- Ты их сняла? Убитых.

- Да, как вы и просили. Отправила вам в вацап.

- Я не пользуюсь вацапом. – проворчал Баринов. – В телеграм.

- Да, конечно, простите.

Пока Таня отправляла фотографии, он следил за криминалистами. Один паковал гильзы в пакеты для улик, второй осматривал микроавтобус частного охранного предприятия «Щит», с морозовскими адресом и телефонами на борту.

- Отправила. Иван Андреевич, ещё вот что. Сторож с переезда, который позвонил насчёт выстрелов. Он видел чёрную иномарку без номеров.

- Иномарку?

- Говорит, это был Субару Форестер, как у его племянника. Но я сомневаюсь. В то время ещё темно было, а от его халупы до дороги довольно далеко. Говорит, иномарка повернула в сторону Ростова. Я уже позвонила дорожникам, они ввели «Перехват».

Баринов отмахнулся. Толку с этих планов ноль.

- Попроси у них записи с дорожных камер. В обе стороны, за последние сутки. Пока не стёрли.

- Там по дороге Дачное и Овощное. – напомнила Таня. – Если это Сурен…

- Я заеду к Сурену. – перебил её Баринов. – Займись камерами, и криминалистов поторопи, со всеми экспертизами.

- А в «Щит»…

- В «Щит» я тоже сам заеду.

Повернувшись, Баринов пошёл к своей машине.



***
На дачу Пашиного дедушки Света приезжала однажды, и даже не выходила из машины. Тем не менее, ей почему-то казалось, что дача является райским уголком, где всюду деревья, цветы и ухоженный кустарник.

Теперь она выглядела разочарованной, а Паша чувствовал свою вину, хотя предупреждал, что дом старый, да и во дворе не то, чтобы чисто и аккуратно, а скорее наоборот.

- Твой дедушка был старьевщиком? Почему тут так много хлама?

- Это же дача. – Паша пожал плечами. – Здесь и должен быть хлам.

- И где мне тут фотаться?

Они приехали, чтобы сделать снимки для риэлтора, но Света ещё в начале поездки отметила, что давно не делала постов в инстаграмме. Это означало, что Паше обязательно придётся фотографировать супругу среди цветов и деревьев. Развалившиеся бочки, сломанные качели и ржавые велосипеды в концепцию Светиного инстаграмма не вписывались.

Скорее всего, она вообще бы сюда не поехала, если бы не фотки для инстаграмма – подумал Паша. И показал в сторону колодца, в дальней части участка.

- Там чисто должно быть. Только цветы всякие, кусты, типа того. Там хорошие снимки получатся, тебе понравится.

Света любила фотографироваться – делать утиные губки, отжимать и отставлять ножку, менять образы от томной интеллигентки до похотливой развратницы. Потом выбирать лучшие снимки, публиковать их, и получать лайки – маленькие женские радости.

Она старательно позировала, в процессе у неё улучшилось настроение, она даже стала улыбаться по-настоящему, искренне – и Паша почувствовал себя счастливым. Такие маленькие мужские радости – делать так, чтобы любимая улыбалась.

Он, конечно, и сам всё испортил. Вспомнил кое-что из детства, задумался, а когда Света на него вопросительно посмотрела, пояснил:

- Вон там, за клумбой, я хомяка похоронил.

- Фу!

- Когда мелким был. А там – кошку.

- Тут что, кладбище?

- Ну типа. – Паша пожал плечами.

Света перестала улыбаться, даже нахмурилась, отошла в сторону.

- Паша. Я тебя умоляю, только не вздумай ещё сказать кому-нибудь. Пока мы не продадим это.

Она выделила «это» особо презрительным тоном. А потом чихнула.

- Будь здорова!

- Аллергия. – сказала Света, запуская руку в сумочку, за салфетками. – Спасибо.

- В аптечке супрастин, я принесу. – Паша бросился было к машине.

- Не надо! Сними участок и поехали отсюда. Где ключи от дома?

- В бардачке.

Она пошла к машине, а Паша привычным взглядом многолетнего фотографа-любителя начал выбирать ракурсы.

Тридцать соток – не шутка. Кроме дома ещё два сарая, теплица, уличный сортир, колодец, летняя кухня с душевой. Тут Пашка в песочнице копался, там на качелях и турнике крутился, а здесь запалил костёр, который чуть было всю дачу не спалил, хорошо, дед вовремя заметил да соседей позвал.

Дед, он на самом деле-то мастеровитым был, всё сам строил. Ещё при Советах, когда промзону отстраивали, он там по дешёвке материалы скупал. Тогда думал, что на века строит, внукам и правнукам. А оно как-то всё ещё при его жизни в запустение пришло, а за тот год, что деда не стало, так и вовсе умерло. Тридцать соток, кладбище детства.

Права Светка, надо продавать «это». Если за пятнадцать тысяч не возьмут, то за тринадцать, или даже за десять. Дом ведь уже и не дом. Тут трещина, тут стена неровная, а тут… стекло разбитое.

Заглянув в разбитое окно, Паша увидел пустую комнату.

- Света! – крикнул он в пробоину. – Любимая, тут окно разбито!

- Паша, зайди в дом! – услышал он.

Обойдя здание, он зашёл в дом, с порога начав:

- Наверное, хулиганы местные. Как думаешь, лучше застеклить…

Войдя в комнату, он запнулся, увидев бледную Свету, стоящую у стены, и незнакомого черноволосого мужчину, сидящего в кресле.

- … или пусть так будет. – на автомате договорил Паша, лихорадочно пытаясь понять, что происходит.

- Зайди. – приказал мужчина. – И стань к стене. Живо!

У него в руке был пистолет, направленный на Пашу. У ног стояла спортивная сумка. Судя по пятнам крови и окровавленным тряпкам, разбросанным по полу, он был ранен.


***
«Овощным» назывался совхоз, которого не стало в восьмидесятые. А в девяностые, когда наиболее предприимчивый криминал стал легализовываться через агробизнес, здесь появилось фермерское хозяйство с тем же названием, и ваучерами от бывших совхозников. Владельцем числился Сурен Багдасарян, известный в Морозовске и за его пределами как Дядя Сурен, Сурик Нахичеванский, Сура Морозовский. Поначалу Сурен разводил здесь бычков, но внезапно заделался вегетарианцем, и ферма начала выращивать зелень. Петрушку-метрушку, укроп-мукроп, кинзу-минзу.

Пока ростовские экс-братки делили мясомолочные и зерновые направления, Сурен заказывал в Европе тепличное оборудование, выписывал из Армении земляков, и осваивал рынки всей области, благо, что конкурентами у него в это время были только бабули с собственными огородами. Когда выжившие в пшенично-подсолнечных войнах бизнесмены узнали, сколько прибыли даёт один пучок укропа, и сколько этих пучков продаётся ежедневно – Сурен уже снимал сливки с раскрученного и поставленного на конвейер предприятия.

Главным врагом Сурена был Костя Могилевич, хозяин частного охранного предприятия «Щит», известный тем, что пятнадцать раз обвинялся в вымогательстве, но всякий раз уходил от ответственности. Лет двадцать назад он, пытаясь надавить на Сурена, взял кого-то из его родственников в заложники. Сурен заплатил, а потом объявил Могильщику кровную месть.

В конце девяностых они славно почистили ряды друг друга, в какой-то мере облегчив работу Баринову, в то время – замначу и одновременно старшему следователю Морозовского УВД. Кресты торпедам и монументы бригадирам до сих пор украшают центральную аллею городского кладбища. В основном молодые пацаны, от двадцати до тридцати, в самом расцвете. Почти всех их Баринов знал лично, ни одного из них ему не было жалко.

«Вранглер» остановился возле торгового ангара овощников. Некоторое время Баринов наблюдал, как усатые молодчики загружают фуру паллетами с зеленью. Достал табакерку, в стомилионный раз подумал о том, что надо завязывать с этим дерьмом, сделал два вдоха.

Только потом вышел.

Сурену уже доложили, конечно, и он вышел из ангара навстречу.

- Гражданин начальник. А я вас завтра ждал. Сегодня же воскресенье. Или внеплановый визит? Зелень-мелень? Шашлык-машлык?

С возрастом он становился разговорчивым до болтливости. И всё время улыбался. Что гостей встречать, что врагам глотки резать – ему всё едино.

Баринов осматривался, не обращая на него внимания.

Машины, стоящие у ангара, грузовики на пятачке. Охранник, кинувший кость двум дворнягам, и лениво наблюдавший теперь за их грызнёй.

- Не похоже на военное положение.

- Так мы ни с кем и не воюем, гражданин начальник. Мы же самая мирная нация. Всегда за диалог.

- Эти проповеди в Арцах езжай читать. – проворчал Баринов. – В промзоне четыре трупа, два из них черножопые.

Он протянул Сурену смартфон с фотографиями трупов.

- Вам, гражданин начальник, роль нациста не идёт. – заметил Сурен, пролистывая снимки. – К тому же, это всё лет десять назад было популярно. Теперь в тренде многонациональное государство. Двести восемьдесят вторая как бы подтверждает. Это не мои люди. Это вообще не армяне. Чехи, или… ингуши… чёрт их разберёт.

Сурен вернул смартфон, продолжая улыбаться, и смотрел в глаза Баринову, не отводя взгляд. Он был чертовски спокоен, и похоже, говорил правду.

- Чёрная инормарка без номеров. Субару Форестер или что-то похожее.

- Себе ищете? Решили машину поменять?

- Ещё раз состришь, и я сюда роту ОМОНа пришлю. – пообещал Баринов. – Им стендапить будешь.

Сурен поднял руки, показывая, что не желает проблем.

- Мои на Субару не ездят. Американцы или немцы. Но я спрошу, может, кто что видел.

Конфликт между дворнягами достиг своего апогея – один из кабыздохов изловчился и цапнул своего конкурента за бок. Визг, лай, и вот уже проигравшая дворняга уносит ноги, а победитель горделиво укладывается на землю рядом с костью, под радостный хохот охранника, снимающего схватку на телефон.

- На завтра всё готово? – спросил Баринов.

- В принципе, да.

- Тогда в принципе неси.

Сурен скрылся в ангаре. А Баринов направился к грузовику. Остановив одного из грузчиков, забрал у него ящик с листьями салата, упакованными в пакеты с небольшими подставками. И перевернул, вываливая содержимое ящика на землю. Присел на корточки, перебирая листья салата.

Таким его и застал Сурен. Конечно, сразу понял, что происходит.

- Серьёзно? Гражданин начальник, я слово не нарушаю. Да и зачем мне наркота? Я на салате больше зарабатываю, даже с учётом налогов.

Баринов поднялся. Протянул руку – Сурен вложил в неё конверт. Заглянув внутрь, и убедившись, что купюр достаточно, начальник полиции повернулся и пошёл к машине.
Сурен продолжал улыбаться до тех пор, пока «Вранглер» не скрылся за поворотом. Только тогда улыбка сползла с лица старого армянина, уступив место звериной ненависти.

- Чтоб ты сдох, гандон продажный.

Сказал, словно проклял. И плюнул вслед, как бы завершая ритуал проклятия.




***
До этого дня ни в Пашу, ни в Свету никогда не целились из пистолета. Маленький чёрный зрачок парализовал волю, загипнотизировал их, введя в транс подчинения. Первые минуты они слепо выполняли всё, что им говорил черноволосый незнакомец.

- К стене. Живо! Муж и жена? Вы тут вдвоём? Больше никого нет? Аптечка в машине есть?

Паша и Света с готовностью кивали и мотали головами.

- Ты! Принеси.

Он показал пистолетом на Свету, и Паша машинально сделал шаг, стараясь заслонить её. Света ободряюще сжала ему руку, и шагнула в сторону выхода.

- Эй! – окликнул её черноволосый. – Я не плохой. Я хороший. Не хочу, чтобы кто-то пострадал. Понимаешь?

Света кивнула.

- Не зови никого. – попросил незнакомец. – Иначе я его убью.

Света снова кивнула. И после короткой паузы выбежала из дома.

Паша посмотрел на пятна крови на полу.

- Вам нужно в больницу.

- Быстрее! – вместо ответа крикнул черноволосый.

Света вернулась. Он вывалил аптечку себе на колени, рылся в ней несколько секунд.

- Аскорбиновая кислота? Гематоген?

- Ещё супрастин. – вставил Паша.

Незнакомец что-то пробормотал, неразборчивое, но похожее на ругательство.

- Мне нужны антибиотики. Обезболивающее.

- Вам в больницу нужно. – повторил Паша. И сразу же пожалел об этом.

Потому что черноволосый как-то очень зло на него посмотрел, направил пистолет ему в голову. Паша попятился.

- Думаю, ему нельзя в больницу. – торопливо заметила Света.

Да Паша и сам уже это понял.

Незнакомец сунул руку в спортивную сумку, стоявшую у него ног. Вытащил оттуда и швырнул к ногам супругов пачку купюр.

Это были доллары. В банковской упаковке, сто по сто. Десять тысяч долларов. Целое состояние.

- Дам ещё. За антибиотики и обезболивающее.

Света подняла деньги. Пролистнула. Не кукла. И похоже, не фальшивки.

- Паша. – сказала она. – Съезди в аптеку.

По её голосу сразу стало ясно, что она уже успела всё обдумать и принять решение.

- В какую? В Морозовск?

- Рядом с автовокзалом, на въезде.

- А ты?

- Один останется здесь. – жёстко вклинился в разговор черноволосый.

Он чуть опустил пистолет, видимо, чтобы не пугать хозяев дома.

- Я не умею водить. – напомнила Света. – Езжай.

Они смотрели друг другу в глаза. Паше казалось, что он должен что-то прочитать в её взгляде, увидеть какой-то знак, но ничего подобного он не замечал.

- Паша! Просто привези лекарства.

Он вышел. На автомате сел в машину. Вышел. Открыл ворота. Снова сел. Выехал.

Странное и ужасное чувство – когда не знаешь, что делать, а решение надо принимать немедленно. И оно, решение, не может быть правильным наверняка, потому что на исход влияют множество факторов, главный из которых – пистолет в руке черноволосого незнакомца.

Выезд из «Дачного», Морозовское шоссе, Морозовск, автовокзал. Доехал он тоже на автомате, остановившись рядом с райотделом полиции, чувствуя, как колотится сердце.

Полицейский у входа смолил сигарету, уткнувшись в телефон. Глядя на него, Паша представлял, как спецназ штурмует его старый ветхий дом, и чёрт бы с ней, с этой дачей, но каковы шансы того, что Света при этом не пострадает?

«Просто привези лекарства». На Светкином языке это означает, что надо сделать требуемое, не задавая вопросов, и не проявляя инициативу. Конечно. Она увидела деньги и потеряла голову. Решила, что этому вооружённому парню можно доверять. Что он действительно хороший и не хочет причинять никому вреда.

А что, если она ошибается?

Паша вышел из машины, ноги не гнулись. Шагнул в сторону райотдела. Остановился.

«Просто привези лекарства».

А что, если она права? Что, если это хороший человек, попавший в беду. И с ним можно договориться без всякого риска.

Паша повернулся, и пошёл обратно к машине.

- Эй! Мужчина! Что-то хотели?

Он остановился, вздрогнув. Посмотрел на полицейского, постарался улыбнуться.

- Нет. То есть… я ищу аптеку.

- Прямо по дороге, второй поворот направо.

- Спасибо.

- У вас всё в порядке?

Сердце колотилось, пот на лбу и подмышками.

- Да. У супруги аллергия.

- Здоровья ей.

- Спасибо. - кивнув, Паша сел в машину.

Доехал до аптеки. Столкнувшись на выходе с каким-то бомжом в велосипедном шлеме, едва не выбил у него из рук пакет с боярышником. Вошёл внутрь.

- Мне нужны антибиотики. И обезболивающее.

Аптекарша тоже оказалась излишне внимательной и отзывчивой.

- У вас что-то случилось? Нужна помощь?

- Нет-нет, всё в порядке. Просто… собираем гуманитарную помощь для Донбасса. Есть что-нибудь недорогое?



ПРОДОЛЖЕНИЕ

http://sanych74.livejournal.com/182685.html


Метки:  

ПR и странный случай из жизни

Пятница, 03 Марта 2017 г. 05:41 + в цитатник
Вместо эпиграфа:
Энтузиасты занимаются озвучкой разных популярных книг от Этногенеза, и не только. Читает Градобоев, то есть всё на уровне. Недавно в очередь добавили "Полный рут". Вот тут бабло собирают с тех, у кого оно есть.

А под катом странный случай из жизни.

В фейсбук редко сейчас захожу, но посещаю иногда. А так сценарий пишу, про то, что случайных совпадений не бывает, это всегда чья-то постанова. Там один из героев, следователь, он вот прям уверен в этом. Ну и короче, в перерыве как-то между сценами забредаю в фб, а там два письма, от разных людей, причём одного я лично знаю. Оба пишут, мол чувак, мы тут собираемся по донату озвучить одну твою книгу, ты не против? При этом разные сайты, разные команды, оба друг с другом не знакомы. Доношу обоим свою позицию - денег нет, но я не против. И тут замечаю, что обоих, написавших мне письма, зовут также, как и следака из сценария - Егор. Имя-то не самое распространённое.

Создаю групповой чат, и пишу обоим, что вот так и так, слишком много совпадений вызывают неконтролируемые подозрения. Ну один типа отшутился, бла-бла все дела. А второй присылает мне ссылку на ютубовский ролик, а там я в наручниках, рядом полицейские, и куча журналистов, которые спрашивают у меня, куда я спрятал украденные драгоценности.
Я ему такой - забавный монтаж.
А он мне такой - а ты ещё там ролики посмотри. Справа.

И тут я понимаю, что на ютубе куча роликов с моим участием - как я иду в наручниках, как сижу за решёткой в зале суда. И все они сняты с разных ракурсов, залиты с разных аккаунтов, у некоторых десятки тысяч просмотров. И ведь не двойник, а я сам - я ведь знаю себя. Только имя почему-то чужое.

Пишу ему - ну прикольно, чо. И как вы это сняли всё? Это ведь не я.
А он мне в ответ - нет, это ты.
Я ему - ахаха. Видео из будущего, типа?
А он мне такой - ну-ну. В окно выгляни, посмейся.

Я в окно - а на нём решётка. Я из комнаты на кухню, а это, блядь, камера одиночная. Цивильная, с отдельным сан-узлом, компьютерным столом с ноутбуком и чистым бельём на долбаных нарах.
Дверь заперта. Начал стучать, кричать. Пришло какое-то красномордое чмо, открыло глазок, и даже не стало меня слушать. Никого нет, начальник будет завтра утром, а если я продолжу нарушать режим, меня переведут в карцер.

Я в фейсбук. Пишу этому, Егору - что за нах? Это как вообще?
А он мне - не надо было тебе тот ролик смотреть. И остальные. Из-за этого подмена реальности произошла. Мир вокруг тебя изменился. И ты оказался здесь.
Я ему - где здесь?
А он - в тюрьме. Я в соседней камере сижу. Уже почти полгода. Вот, слушай.

И тут я слышу, как в стену кто-то стучит с другой стороны.

Я, конечно, немного запаниковал сильно. Прям аж до такой степени, что кричать и на стену прыгать хотелось. Щипал себя, пощёчины бил, чтобы проснуться, если вдруг сплю. А сосед мне поясняет, что главное в карцер не попасть, а так тут жить можно.
Я в интернет - а там новости. Про меня, но не про меня. Ограбление. Двойное убийство. Подозреваемый задержан. Драгоценности не найдены. Высшая мера наказания - пожизненное заключение. Да ну нах.

Пишу этому соседу, ладно, как реальность обратно вернуть. А он понятия не имеет. Пишет, что попал точно так же сюда - прошёл по ссылке, посмотрел бой, которого не было, потом ещё один, потом ещё, и вместо Старого Оскола оказался в тюрьме для пожизненных заключённых.
Я ему - это же ты мне ролик тот прислал, с моим участием.
А он мне - ну да, думал, ты знаешь, как вернуться, и когда тут окажешься, поможешь и мне.
Я ему - да с какого бы бодуна я это знал, я вообще толком не отдупляю, чё происходит.
А он мне - так это же ты рассказ написал, о том, как мы с тобой в тюрьме оказались. И ссылку в рассказ вставил, на бой, которого не было. Так что или пиши, как отсюда выбираться будем, или же мы сгниём тут с тобой, за преступления, которых не совершали.
Я ему - да не, я лучше начальника подожду, и выясню, кто меня так красиво и дорого разыгрывает.
Он мне - ну жди.

Ну и вот. Жду.


https://sanych74.livejournal.com/182465.html


ПR и странный случай из жизни

Пятница, 03 Марта 2017 г. 05:41 + в цитатник
Вместо эпиграфа:
Энтузиасты занимаются озвучкой разных популярных книг от Этногенеза, и не только. Читает Градобоев, то есть всё на уровне. Недавно в очередь добавили "Полный рут". Вот тут бабло собирают с тех, у кого оно есть.

А под катом странный случай из жизни.

В фейсбук редко сейчас захожу, но посещаю иногда. А так сценарий пишу, про то, что случайных совпадений не бывает, это всегда чья-то постанова. Там один из героев, следователь, он вот прям уверен в этом. Ну и короче, в перерыве как-то между сценами забредаю в фб, а там два письма, от разных людей, причём одного я лично знаю. Оба пишут, мол чувак, мы тут собираемся по донату озвучить одну твою книгу, ты не против? При этом разные сайты, разные команды, оба друг с другом не знакомы. Доношу обоим свою позицию - денег нет, но я не против. И тут замечаю, что обоих, написавших мне письма, зовут также, как и следака из сценария - Егор. Имя-то не самое распространённое.

Создаю групповой чат, и пишу обоим, что вот так и так, слишком много совпадений вызывают неконтролируемые подозрения. Ну один типа отшутился, бла-бла все дела. А второй присылает мне ссылку на ютубовский ролик, а там я в наручниках, рядом полицейские, и куча журналистов, которые спрашивают у меня, куда я спрятал украденные драгоценности.
Я ему такой - забавный монтаж.
А он мне такой - а ты ещё там ролики посмотри. Справа.

И тут я понимаю, что на ютубе куча роликов с моим участием - как я иду в наручниках, как сижу за решёткой в зале суда. И все они сняты с разных ракурсов, залиты с разных аккаунтов, у некоторых десятки тысяч просмотров. И ведь не двойник, а я сам - я ведь знаю себя. Только имя почему-то чужое.

Пишу ему - ну прикольно, чо. И как вы это сняли всё? Это ведь не я.
А он мне в ответ - нет, это ты.
Я ему - ахаха. Видео из будущего, типа?
А он мне такой - ну-ну. В окно выгляни, посмейся.

Я в окно - а на нём решётка. Я из комнаты на кухню, а это, блядь, камера одиночная. Цивильная, с отдельным сан-узлом, компьютерным столом с ноутбуком и чистым бельём на долбаных нарах.
Дверь заперта. Начал стучать, кричать. Пришло какое-то красномордое чмо, открыло глазок, и даже не стало меня слушать. Никого нет, начальник будет завтра утром, а если я продолжу нарушать режим, меня переведут в карцер.

Я в фейсбук. Пишу этому, Егору - что за нах? Это как вообще?
А он мне - не надо было тебе тот ролик смотреть. И остальные. Из-за этого подмена реальности произошла. Мир вокруг тебя изменился. И ты оказался здесь.
Я ему - где здесь?
А он - в тюрьме. Я в соседней камере сижу. Уже почти полгода. Вот, слушай.

И тут я слышу, как в стену кто-то стучит с другой стороны.

Я, конечно, немного запаниковал сильно. Прям аж до такой степени, что кричать и на стену прыгать хотелось. Щипал себя, пощёчины бил, чтобы проснуться, если вдруг сплю. А сосед мне поясняет, что главное в карцер не попасть, а так тут жить можно.
Я в интернет - а там новости. Про меня, но не про меня. Ограбление. Двойное убийство. Подозреваемый задержан. Драгоценности не найдены. Высшая мера наказания - пожизненное заключение. Да ну нах.

Пишу этому соседу, ладно, как реальность обратно вернуть. А он понятия не имеет. Пишет, что попал точно так же сюда - прошёл по ссылке, посмотрел бой, которого не было, потом ещё один, потом ещё, и вместо Старого Оскола оказался в тюрьме для пожизненных заключённых.
Я ему - это же ты мне ролик тот прислал, с моим участием.
А он мне - ну да, думал, ты знаешь, как вернуться, и когда тут окажешься, поможешь и мне.
Я ему - да с какого бы бодуна я это знал, я вообще толком не отдупляю, чё происходит.
А он мне - так это же ты рассказ написал, о том, как мы с тобой в тюрьме оказались. И ссылку в рассказ вставил, на бой, которого не было. Так что или пиши, как отсюда выбираться будем, или же мы сгниём тут с тобой, за преступления, которых не совершали.
Я ему - да не, я лучше начальника подожду, и выясню, кто меня так красиво и дорого разыгрывает.
Он мне - ну жди.

Ну и вот. Жду.


http://sanych74.livejournal.com/182465.html


Семнадцатый (ч.2)

Понедельник, 30 Мая 2016 г. 15:43 + в цитатник
Предыдущее

Лечебные процедуры были долгими, неприятными, но необходимыми. Джастин с честью и достоинством выдержал их, заслужив от лечащего врача похвалу.

- Итак. – объявила Аллочка. – Ваш ребёнок полностью здоров. Но!

Она подняла вверх указательный палец, несколько минут назад исполнявший роль шприца и градусника. Таня с видом благодарной мамаши смотрела подруге в рот, и слушала.

- Я считаю, ему необходимо много играть, тогда он никогда не будет болеть. Вы с ним играете?

Таня растерялась, не зная, что отвечать. Кивнула.

- Во что вы играете? – строго спросила Аллочка-врач. – Ребёнку нужны подвижные игры.

На мгновение Тане показалось, что перед ней не двенадцатилетняя одноклассница, а незнакомая взрослая женщина в белом накрахмаленном халате.

- Мы играем в прятки. В лова. В семь стёклышек. – начала перечислять Таня.

- Дура ты, Танька. – вздохнула Аллочка. – Как он в такие игры будет играть, он же маленький ещё, даже ходить не может. А давай его будем учить ходить!

Девочки стали разворачивать одеяло.

- Он не простудится? – засомневалась Таня.

- Я его тогда вылечу. Не простудится. По телевизору говорили, наоборот, закаляется организм.

Уроки ходьбы всё же не состоялись. Вернулся Илья, и без спроса полез в тайник, где лежали бутерброды и сладкая вода. Взяв бутылку, Илья стал откручивать пробку.

Аллочка от такой наглости чуть не задохнулась, и коршуном кинулась на мальчика, пытаясь отобрать бутылку. Девочка считала, что пить и есть все должны вместе, во время обеда. Илья считал, что для него обед уже наступил, Аллочка же утверждала, что до обеда ещё надо немного потерпеть. Илья не хотел терпеть, он хотел пить и объявил себя раненым. На это Аллочка ответила, что сначала надо сделать перевязку, а потом пить, иначе через рану вся вода вытечет. Некоторое время выясняли, куда Илью ранили, остановились на запястье левой руки. Аллочка с важным видом, нарочито медленно перевязала руку Ильи носовым платком, после чего он сделал несколько внушительных глотков, и пил бы ещё, если бы Аллочка не отобрала бутылку.

Потом Илья полез было играться к ребёнку, но Аллочка сказала, что на свалке полно заразы, и пока она не выветрится, к ребёнку никто, кроме неё и Тани, подходить не может.

Вернулись Жан и Колька. Жан, как обычно, нашёл на свалке какую-то железку, и теперь изучал её, планируя то ли кинжал из неё выточить, то ли использовать как подпорку для халабуды.

А Колька по обыкновению шёл с кислой миной, всем видом выражая недовольство происходящим. С собой он тащил несколько палок, их явно было недостаточно для нормального костра.

- Надоел этот ребёнок. – сказал Колька, бросая дрова на землю. – Давайте уже свинчик плавить.

- А свинчик твой не надоел? – отозвался Илья.

- Конечно, нет. Мне биток надо отлить для патриков.

Патриками назывались патроны, а вернее, стрелянные гильзы и пули с военного стрельбища. Они ценились не настолько сильно, как почтовые марки, но под них тоже можно играть, и чтобы выигрывать, необходим хороший, тяжёлый биток.

Нюанс состоял в том, что у Жана, Ильи, и даже у Яшки были отличные свинцовые битки, упакованные в гильзы от «калаша», и обтянутые изолентой. А у Кольки битка не было, около месяца назад он потерял свой, и за это время успел проиграть почти все запасы гильз и пуль. Колька позарез нуждался в новом битке, потому так и нервничал.

Послышался топот. Яшка ворвался на островок между плитами, с возбуждённым видом, расширенными глазами, запыхавшийся.

- Ребзя! Я его видел! – крикнул, отдышавшись. – Там, в бурьяне.

- Кого?

- Убийцу. Который охотился за мелким. – Яшка кивнул на ребёнка. Хлюпнул носом и неуверенно добавил. – Кажется, я его убил.

Все засмеялись.

- Чем ты его убил? – спросил Илья.

- Из арбалета. Стрельнул и попал. Прямо в сердце.

Яша поднял вверх своё оружие, как доказательство. Все снова засмеялись. Арбалет числился в игрушках Ильи уже много лет, а работать он перестал спустя несколько дней после того, как попал в руки хозяина.

- И как он выглядел? – спросил Жан.

- Взрослый. Чёрный весь.

- Негр, что ли?

- Нет. Одежда чёрная. И перчатки чёрные. – Яшка бросал в сторону бурьяна испуганные взгляды.

Илья зевнул. Ему было стыдно за брата, который не смог придумать ничего интересного, кроме чёрного человека. Да и то не его придумка – когда Яшка был ещё совсем маленьким, Илья часто пугал его чёрным человеком в чёрной одежде, вот он и запомнил.

Остальные тоже отвернулись от Яшки с его совершенно неинтересным и скучным рассказом.

Обступили ребёнка, думая, что делать дальше.

- Ребзя, ну давайте кастрик запалим. – взмолился Колька.

- Да отстань ты со своим костром! – воскликнула Аллочка. – Ребёнку нужен свежий воздух, а не дым.

- Может, в индейцев сыграем? – предложил Жан. – Он типа сын вождя. Можно его раскрасить зелёнкой, как Яшку на тот Новый год, помнишь?

Илья сначала улыбнулся, потом нахмурился, вспомнив, как ему всыпал отец за измазанного младшего брата.

- Или давай ему бороду и усы приклеим? – Жан продолжал фонтанировать идеями, изучая ребёнка. – Можно будет напугать кого-нибудь.

- Где ты бороду возьмёшь?

- Да хоть с головы нарезать! У меня, у тебя, у Кольки, по чуть-чуть. О! Идея! – Жан поднял руку, добиваясь всеобщего внимания. Сделал заговорщицкую паузу и выпалил: – А давайте его в тачке покатаем! Как будто он в самолёте!

Что-что, а Жан всегда был горазд на придумки.

Трёхколёсная тачка являлась чуть ли не единственной общей ценностью компании. Взятая когда-то давно на стройке, чтобы перевезти песок для плотины, она навсегда осталась на пустыре, в тайнике между двумя плитами и большой бетонной трубой.

Иногда тачка использовалась для перевоза тяжёлых вещей со свалки, кирпичей для халабуды, или дров для костра. Но чаще всего дети катали на ней друг друга, по пустырю, или по плитам. Тачка казалась неубиваемой, вечной. В прошлом году Жан спустился на тачке по самой отвесной плите, сломал руку и почти месяц ходил в гипсе. А тачке хоть бы хны.

Илья тут же сорвался за транспортным средством. Аллочка лихорадочно пыталась придумать причину, чтобы не отдавать ребёнка мальчишкам на потеху.
Колька, обречённо махнув рукой, демонстративно пошёл к дровам и стал складывать кучу для костра. Их явно не хватало, к тому же они выглядели сильно сырыми.

А Яшка вспомнил:

- Ещё у него очки были. Тоже чёрные. Ну у этого, у убийцы.


***

Очки сползли на нос. Сил, чтобы поправить их, уже не осталось. Да и не работали они, померкли экраны, через мгновение после того, как палец мальчишки отжал спусковой крючок арбалета.

Короткая, в палец толщиной стрела, пробила грудь рядом с сердцем, заодно раздробив процессор, управлявший в том числе и очками. И хотя крови вытекло немного, убийца знал, что рана смертельная. В лучшем случае осталось несколько минут.

Он лишь надеялся только на то, что перед смертью успеет сообщить всё, что видел.

- Я ранил одного из них. В руку, кажется. Они… они знают про нас… ждали… я попал в засаду…

Убийца полулежал, прислонившись спиной к старой, треснувшей могильной плите. Седой человек, сидя рядом с ним на корточках и держась за трость, внимательно слушал каждое его слово.

- Мальчишка… подстрелил меня… Направил на меня пустой арбалет. А потом… пробил броню… Прости. Я был осторожен… но видимо, недоста…

Это были его последние слова.

Седой положил руку на его лицо, опустил веки. Потом и сам закрыл глаза, несколько мгновений думая о чём-то.

Встал. Отбросил трость. И, уже не хромая, решительным шагом направился к праворульной «Дзайбацу», припаркованной неподалёку от кладбищенских ворот.


***

Маленький Джастин стал первым пассажиром новейшего секретного истребителя-бомбардировщика. Пилотами по очереди были Илья, Жан, Колька, Яшка и Таня.
Нарезали круги по Пустырю, носились вдоль и поперёк, по кочкам, по плитам – только ветер в ушах свистел. От виражей порой кружилась голова, хотя на плиты не заезжали, и с горы не скатывались. Меж облаков, от солнца к солнцу.

Аллочка сначала отказалась и с визгами бегала рядом с тачкой, следя, чтобы она не перевернулась, и ребёнок не вывалился в грязь, или не дай бог, не разбился. Но опыт полётов на Пустыре у всех был давний, и в конце концов, Аллочка тоже устроила ребёнку покатушки. Правда, в её представлении, тачка почему-то была кораблём, Джастин юнгой, а она капитаном.

Что-то странное произошло в один момент, когда буквально на пару мгновений вдруг поднялся сильный ветер, швырнув навстречу ребятам крупные капли дождя, почему-то солёного на вкус.

- Море, море! – закричал Яшка, и затих, пока остальные отряхивались и пытались понять, что сейчас было. – Ребзя, вы это видели? Море!

- Заткнись. – попросил Илья. – Ну и ветруган, блин.

Жан побежал за кепкой, сбитой ветреным порывом.

- Я видел волну! – восторженно кричал Яшка. – Кто ещё видел?

И схлопотал затрещину.

- Сказал же, не ори! Ребёнка разбудишь.

Ребёнок действительно спал, на удивление, после такой быстрой езды, завершившейся основательной встряской. Жан даже выразил сомнение в том, что он живой, и потыкал в одеяло пальцем, на что ребёнок умиротворённо засопел.

- Какой-то он странный. – тихо заметила Таня. – Заметили, ни разу не заплакал ваще?

- Он же не Яшка. – Илья презрительно кивнул на хныкающего брата. – Не как девчонка.

От этих слов Яшку скривило ещё больше. Он с ненавистью посмотрел на старшего, но тот уже отвернулся.

- Разбудить мож? – громко предложил Колька.

И все сразу зашикали на него.

- Ну и ладно. Вы как хотите, а я пошёл за дровами! – решительно заявил Колька. – Кто со мной, тот герой, а кто без меня…

Не договорив, махнул обречённо, и ушёл, в сторону бурьяна, за дровами.

Остальные посмотрели на Жана. В надежде на то, что он ещё придумает что-нибудь интересное. Яшка, правда, дулся ещё, но тоже, рассчитывал, что новое развлечение будет не хуже предыдущего.

- Можно и костёр запалить. – поразмыслив, сказал Жан. – А малой пусть спит пока.

И направился в сторону бурьяна, вслед за Колькой.

- Я домой. – сказала Таня. – Скоро вернусь.

- Зачем? – спросила Аллочка.

Таня прошептала ей что-то на ухо, и припустила в сторону домов.

- Куда она? – спросил Илья.

- Потом скажу. – кокетливо ответила Аллочка. – Пойдём тоже дрова собирать?

Илья кивнул, несколько раз и часто. Аллочка пошла первая, тоже в сторону бурьяна, только не вслед за ребятами, а чуть в другую сторону.

- Я с вами. – сказал Яшка, немного успокоившись.

- Нет. – отрезал Илья.

- Почему?

- Нет, и всё. Кто за ребёнком следить будет?

- Не хочу я за ним следить. – сказал Яшка. – Почему я?

- Потому что ты его сюда притащил.

- Тогда я его обратно отнесу.

- Ну и неси. – Илья посмотрел в спину Аллочки. И внезапно изменил мнение. – Если отнесёшь, я тебе врежу. До крови. Понял? Следи за ним и жди нас.

Илья на всякий случай отвесил Яше затрещину, и побежал вслед за Аллочкой. Она ушла уже на приличное расстояние.

Догнав, хотел как бы напугать, чтобы схватить её за руку. Но не успел. Услышал сдавленный крик из бурьяна. Прямо на них выбежал Жан, сам не свой, бледный, глаза квадратный, руки дрожат.

- Там… там… там… - он заикался, показывая на бурьян.

Аллочка попятилась, посмотрела на Илью, тот хотел что-то сказать, но не успел. Из кустов вывалился Колька, и тоже с напуганным видом.

- Ребзя, там мужик! Мёртвый! У него в груди стрела!

- Он весь в чёрном. – наконец смог вымолвить Жан. Он всё ещё трясся, как надувная фигура у заправки, и делал вид, что больше не может говорить.

- Вот дураки. – презрительно сплюнул Илья и подмигнул Аллочке. – Они нас разыгрывают.

- Нет! Нет! – в один голос завопили Жан и Колька. – Там лежит, сами посмотрите!

Илья кивнул Аллочке, но та неожиданно заявила:

- Я туда не пойду.

Она выглядела напуганной. Илья хотел над ней посмеяться, и затем продемонстрировать свою смелось и крутость, но его остановил шум мотора.

Возникший из ниоткуда. Вот только что тишина, а в следующую секунду…

…рядом с детьми остановилась машина.

Появилась и затормозила так неожиданно, что четверо детей сгрудились в кучку, готовые в любую секунду броситься в рассыпную. Илья даже набрал в грудь воздуха, чтобы крикнуть заветное «Тикай!».

Из машины вышел седой мужчина. Не спеша подходить к ребятам, остался стоять рядом с открытой дверью. Посмотрел на руку Ильи, перевязанную носовым платком, и произнёс:

- Он очень опасен.

- Кто? – спросил Илья, решив повременить с тревогой.

- Ребёнок. Это не человек. Джастин-17. Экспериментальный комплекс для форматирования реальности. Понимаю, это слишком сложно. Просто скажите мне, где он.

- А вы кто?

- Твою мать, не тупи, пацан! – выругался седой. – Джастин питается фантазиями тех, кто им управляет. Если он попадёт не в те руки, мы все можем погибнуть. Весь мир.

Ребята переглянулись. Илья осторожно заметил:

- Яшка его на улице нашёл.

- Это Джастин нашёл Яшку, а не наоборот! Кто такой Яшка? Где он? Где ребёнок?! – заорал седой.

Жан протянул руку, показывая на бетонные блоки. Колька почему-то смотрел в небо, и что-то шептал, едва заметно двигая губами. Какая-то точка приближалась к ним, стремительно увеличиваясь в размерах, вроде бы птица, но большая и необычная. Аллочка вцепилась Илье в руку, но он даже не обратил на это внимания, судорожно осознавая, что происходит что-то странное, и возможно, страшное.

Седой бросился в сторону блоков, но споткнулся и упал, казалось бы, на ровном месте.

Земля рядом с ним затряслась и стала приподниматься вверх, словно что-то очень большое пыталось вырваться из глубины наружу.


***

Яша сидел рядом с ребёнком, хлюпая носом, и сквозь слёзы продолжал:

- И чтобы он кусал своими челюстями и обратно под землю уползал. А ещё один монстр будет с ядовитыми щупальцами, и он всех ужалит, а лекарства не будет. И ещё всяких разных, много-много, по всему миру. И все эти монстры будут неубиваемые, и даже супергерои с ним не справятся, и вообще никто-никто! Только я! И все будут просить меня, чтобы я их спас. А я ещё подумаю!

Джастин посапывал умиротворённо под Яшкин голос, и улыбался во сне чему-то своему, младенческому.

https://sanych74.livejournal.com/182043.html


Метки:  

Семнадцатый (ч.2)

Понедельник, 30 Мая 2016 г. 15:43 + в цитатник
Предыдущее

Лечебные процедуры были долгими, неприятными, но необходимыми. Джастин с честью и достоинством выдержал их, заслужив от лечащего врача похвалу.

- Итак. – объявила Аллочка. – Ваш ребёнок полностью здоров. Но!

Она подняла вверх указательный палец, несколько минут назад исполнявший роль шприца и градусника. Таня с видом благодарной мамаши смотрела подруге в рот, и слушала.

- Я считаю, ему необходимо много играть, тогда он никогда не будет болеть. Вы с ним играете?

Таня растерялась, не зная, что отвечать. Кивнула.

- Во что вы играете? – строго спросила Аллочка-врач. – Ребёнку нужны подвижные игры.

На мгновение Тане показалось, что перед ней не двенадцатилетняя одноклассница, а незнакомая взрослая женщина в белом накрахмаленном халате.

- Мы играем в прятки. В лова. В семь стёклышек. – начала перечислять Таня.

- Дура ты, Танька. – вздохнула Аллочка. – Как он в такие игры будет играть, он же маленький ещё, даже ходить не может. А давай его будем учить ходить!

Девочки стали разворачивать одеяло.

- Он не простудится? – засомневалась Таня.

- Я его тогда вылечу. Не простудится. По телевизору говорили, наоборот, закаляется организм.

Уроки ходьбы всё же не состоялись. Вернулся Илья, и без спроса полез в тайник, где лежали бутерброды и сладкая вода. Взяв бутылку, Илья стал откручивать пробку.

Аллочка от такой наглости чуть не задохнулась, и коршуном кинулась на мальчика, пытаясь отобрать бутылку. Девочка считала, что пить и есть все должны вместе, во время обеда. Илья считал, что для него обед уже наступил, Аллочка же утверждала, что до обеда ещё надо немного потерпеть. Илья не хотел терпеть, он хотел пить и объявил себя раненым. На это Аллочка ответила, что сначала надо сделать перевязку, а потом пить, иначе через рану вся вода вытечет. Некоторое время выясняли, куда Илью ранили, остановились на запястье левой руки. Аллочка с важным видом, нарочито медленно перевязала руку Ильи носовым платком, после чего он сделал несколько внушительных глотков, и пил бы ещё, если бы Аллочка не отобрала бутылку.

Потом Илья полез было играться к ребёнку, но Аллочка сказала, что на свалке полно заразы, и пока она не выветрится, к ребёнку никто, кроме неё и Тани, подходить не может.

Вернулись Жан и Колька. Жан, как обычно, нашёл на свалке какую-то железку, и теперь изучал её, планируя то ли кинжал из неё выточить, то ли использовать как подпорку для халабуды.

А Колька по обыкновению шёл с кислой миной, всем видом выражая недовольство происходящим. С собой он тащил несколько палок, их явно было недостаточно для нормального костра.

- Надоел этот ребёнок. – сказал Колька, бросая дрова на землю. – Давайте уже свинчик плавить.

- А свинчик твой не надоел? – отозвался Илья.

- Конечно, нет. Мне биток надо отлить для патриков.

Патриками назывались патроны, а вернее, стрелянные гильзы и пули с военного стрельбища. Они ценились не настолько сильно, как почтовые марки, но под них тоже можно играть, и чтобы выигрывать, необходим хороший, тяжёлый биток.

Нюанс состоял в том, что у Жана, Ильи, и даже у Яшки были отличные свинцовые битки, упакованные в гильзы от «калаша», и обтянутые изолентой. А у Кольки битка не было, около месяца назад он потерял свой, и за это время успел проиграть почти все запасы гильз и пуль. Колька позарез нуждался в новом битке, потому так и нервничал.

Послышался топот. Яшка ворвался на островок между плитами, с возбуждённым видом, расширенными глазами, запыхавшийся.

- Ребзя! Я его видел! – крикнул, отдышавшись. – Там, в бурьяне.

- Кого?

- Убийцу. Который охотился за мелким. – Яшка кивнул на ребёнка. Хлюпнул носом и неуверенно добавил. – Кажется, я его убил.

Все засмеялись.

- Чем ты его убил? – спросил Илья.

- Из арбалета. Стрельнул и попал. Прямо в сердце.

Яша поднял вверх своё оружие, как доказательство. Все снова засмеялись. Арбалет числился в игрушках Ильи уже много лет, а работать он перестал спустя несколько дней после того, как попал в руки хозяина.

- И как он выглядел? – спросил Жан.

- Взрослый. Чёрный весь.

- Негр, что ли?

- Нет. Одежда чёрная. И перчатки чёрные. – Яшка бросал в сторону бурьяна испуганные взгляды.

Илья зевнул. Ему было стыдно за брата, который не смог придумать ничего интересного, кроме чёрного человека. Да и то не его придумка – когда Яшка был ещё совсем маленьким, Илья часто пугал его чёрным человеком в чёрной одежде, вот он и запомнил.

Остальные тоже отвернулись от Яшки с его совершенно неинтересным и скучным рассказом.

Обступили ребёнка, думая, что делать дальше.

- Ребзя, ну давайте кастрик запалим. – взмолился Колька.

- Да отстань ты со своим костром! – воскликнула Аллочка. – Ребёнку нужен свежий воздух, а не дым.

- Может, в индейцев сыграем? – предложил Жан. – Он типа сын вождя. Можно его раскрасить зелёнкой, как Яшку на тот Новый год, помнишь?

Илья сначала улыбнулся, потом нахмурился, вспомнив, как ему всыпал отец за измазанного младшего брата.

- Или давай ему бороду и усы приклеим? – Жан продолжал фонтанировать идеями, изучая ребёнка. – Можно будет напугать кого-нибудь.

- Где ты бороду возьмёшь?

- Да хоть с головы нарезать! У меня, у тебя, у Кольки, по чуть-чуть. О! Идея! – Жан поднял руку, добиваясь всеобщего внимания. Сделал заговорщицкую паузу и выпалил: – А давайте его в тачке покатаем! Как будто он в самолёте!

Что-что, а Жан всегда был горазд на придумки.

Трёхколёсная тачка являлась чуть ли не единственной общей ценностью компании. Взятая когда-то давно на стройке, чтобы перевезти песок для плотины, она навсегда осталась на пустыре, в тайнике между двумя плитами и большой бетонной трубой.

Иногда тачка использовалась для перевоза тяжёлых вещей со свалки, кирпичей для халабуды, или дров для костра. Но чаще всего дети катали на ней друг друга, по пустырю, или по плитам. Тачка казалась неубиваемой, вечной. В прошлом году Жан спустился на тачке по самой отвесной плите, сломал руку и почти месяц ходил в гипсе. А тачке хоть бы хны.

Илья тут же сорвался за транспортным средством. Аллочка лихорадочно пыталась придумать причину, чтобы не отдавать ребёнка мальчишкам на потеху.
Колька, обречённо махнув рукой, демонстративно пошёл к дровам и стал складывать кучу для костра. Их явно не хватало, к тому же они выглядели сильно сырыми.

А Яшка вспомнил:

- Ещё у него очки были. Тоже чёрные. Ну у этого, у убийцы.


***

Очки сползли на нос. Сил, чтобы поправить их, уже не осталось. Да и не работали они, померкли экраны, через мгновение после того, как палец мальчишки отжал спусковой крючок арбалета.

Короткая, в палец толщиной стрела, пробила грудь рядом с сердцем, заодно раздробив процессор, управлявший в том числе и очками. И хотя крови вытекло немного, убийца знал, что рана смертельная. В лучшем случае осталось несколько минут.

Он лишь надеялся только на то, что перед смертью успеет сообщить всё, что видел.

- Я ранил одного из них. В руку, кажется. Они… они знают про нас… ждали… я попал в засаду…

Убийца полулежал, прислонившись спиной к старой, треснувшей могильной плите. Седой человек, сидя рядом с ним на корточках и держась за трость, внимательно слушал каждое его слово.

- Мальчишка… подстрелил меня… Направил на меня пустой арбалет. А потом… пробил броню… Прости. Я был осторожен… но видимо, недоста…

Это были его последние слова.

Седой положил руку на его лицо, опустил веки. Потом и сам закрыл глаза, несколько мгновений думая о чём-то.

Встал. Отбросил трость. И, уже не хромая, решительным шагом направился к праворульной «Дзайбацу», припаркованной неподалёку от кладбищенских ворот.


***

Маленький Джастин стал первым пассажиром новейшего секретного истребителя-бомбардировщика. Пилотами по очереди были Илья, Жан, Колька, Яшка и Таня.
Нарезали круги по Пустырю, носились вдоль и поперёк, по кочкам, по плитам – только ветер в ушах свистел. От виражей порой кружилась голова, хотя на плиты не заезжали, и с горы не скатывались. Меж облаков, от солнца к солнцу.

Аллочка сначала отказалась и с визгами бегала рядом с тачкой, следя, чтобы она не перевернулась, и ребёнок не вывалился в грязь, или не дай бог, не разбился. Но опыт полётов на Пустыре у всех был давний, и в конце концов, Аллочка тоже устроила ребёнку покатушки. Правда, в её представлении, тачка почему-то была кораблём, Джастин юнгой, а она капитаном.

Что-то странное произошло в один момент, когда буквально на пару мгновений вдруг поднялся сильный ветер, швырнув навстречу ребятам крупные капли дождя, почему-то солёного на вкус.

- Море, море! – закричал Яшка, и затих, пока остальные отряхивались и пытались понять, что сейчас было. – Ребзя, вы это видели? Море!

- Заткнись. – попросил Илья. – Ну и ветруган, блин.

Жан побежал за кепкой, сбитой ветреным порывом.

- Я видел волну! – восторженно кричал Яшка. – Кто ещё видел?

И схлопотал затрещину.

- Сказал же, не ори! Ребёнка разбудишь.

Ребёнок действительно спал, на удивление, после такой быстрой езды, завершившейся основательной встряской. Жан даже выразил сомнение в том, что он живой, и потыкал в одеяло пальцем, на что ребёнок умиротворённо засопел.

- Какой-то он странный. – тихо заметила Таня. – Заметили, ни разу не заплакал ваще?

- Он же не Яшка. – Илья презрительно кивнул на хныкающего брата. – Не как девчонка.

От этих слов Яшку скривило ещё больше. Он с ненавистью посмотрел на старшего, но тот уже отвернулся.

- Разбудить мож? – громко предложил Колька.

И все сразу зашикали на него.

- Ну и ладно. Вы как хотите, а я пошёл за дровами! – решительно заявил Колька. – Кто со мной, тот герой, а кто без меня…

Не договорив, махнул обречённо, и ушёл, в сторону бурьяна, за дровами.

Остальные посмотрели на Жана. В надежде на то, что он ещё придумает что-нибудь интересное. Яшка, правда, дулся ещё, но тоже, рассчитывал, что новое развлечение будет не хуже предыдущего.

- Можно и костёр запалить. – поразмыслив, сказал Жан. – А малой пусть спит пока.

И направился в сторону бурьяна, вслед за Колькой.

- Я домой. – сказала Таня. – Скоро вернусь.

- Зачем? – спросила Аллочка.

Таня прошептала ей что-то на ухо, и припустила в сторону домов.

- Куда она? – спросил Илья.

- Потом скажу. – кокетливо ответила Аллочка. – Пойдём тоже дрова собирать?

Илья кивнул, несколько раз и часто. Аллочка пошла первая, тоже в сторону бурьяна, только не вслед за ребятами, а чуть в другую сторону.

- Я с вами. – сказал Яшка, немного успокоившись.

- Нет. – отрезал Илья.

- Почему?

- Нет, и всё. Кто за ребёнком следить будет?

- Не хочу я за ним следить. – сказал Яшка. – Почему я?

- Потому что ты его сюда притащил.

- Тогда я его обратно отнесу.

- Ну и неси. – Илья посмотрел в спину Аллочки. И внезапно изменил мнение. – Если отнесёшь, я тебе врежу. До крови. Понял? Следи за ним и жди нас.

Илья на всякий случай отвесил Яше затрещину, и побежал вслед за Аллочкой. Она ушла уже на приличное расстояние.

Догнав, хотел как бы напугать, чтобы схватить её за руку. Но не успел. Услышал сдавленный крик из бурьяна. Прямо на них выбежал Жан, сам не свой, бледный, глаза квадратный, руки дрожат.

- Там… там… там… - он заикался, показывая на бурьян.

Аллочка попятилась, посмотрела на Илью, тот хотел что-то сказать, но не успел. Из кустов вывалился Колька, и тоже с напуганным видом.

- Ребзя, там мужик! Мёртвый! У него в груди стрела!

- Он весь в чёрном. – наконец смог вымолвить Жан. Он всё ещё трясся, как надувная фигура у заправки, и делал вид, что больше не может говорить.

- Вот дураки. – презрительно сплюнул Илья и подмигнул Аллочке. – Они нас разыгрывают.

- Нет! Нет! – в один голос завопили Жан и Колька. – Там лежит, сами посмотрите!

Илья кивнул Аллочке, но та неожиданно заявила:

- Я туда не пойду.

Она выглядела напуганной. Илья хотел над ней посмеяться, и затем продемонстрировать свою смелось и крутость, но его остановил шум мотора.

Возникший из ниоткуда. Вот только что тишина, а в следующую секунду…

…рядом с детьми остановилась машина.

Появилась и затормозила так неожиданно, что четверо детей сгрудились в кучку, готовые в любую секунду броситься в рассыпную. Илья даже набрал в грудь воздуха, чтобы крикнуть заветное «Тикай!».

Из машины вышел седой мужчина. Не спеша подходить к ребятам, остался стоять рядом с открытой дверью. Посмотрел на руку Ильи, перевязанную носовым платком, и произнёс:

- Он очень опасен.

- Кто? – спросил Илья, решив повременить с тревогой.

- Ребёнок. Это не человек. Джастин-17. Экспериментальный комплекс для форматирования реальности. Понимаю, это слишком сложно. Просто скажите мне, где он.

- А вы кто?

- Твою мать, не тупи, пацан! – выругался седой. – Джастин подчиняется фантазиями тех, кто им управляет. Если он попадёт не в те руки, мы все можем погибнуть. Весь мир.

Ребята переглянулись. Илья осторожно заметил:

- Яшка его на улице нашёл.

- Это Джастин нашёл Яшку, а не наоборот! Кто такой Яшка? Где он? Где ребёнок?! – заорал седой.

Жан протянул руку, показывая на бетонные блоки. Колька почему-то смотрел в небо, и что-то шептал, едва заметно двигая губами. Какая-то точка приближалась к ним, стремительно увеличиваясь в размерах, вроде бы птица, но большая и необычная. Аллочка вцепилась Илье в руку, но он даже не обратил на это внимания, судорожно осознавая, что происходит что-то странное, и возможно, страшное.

Седой бросился в сторону блоков, но споткнулся и упал, казалось бы, на ровном месте.

Земля рядом с ним затряслась и стала приподниматься вверх, словно что-то очень большое пыталось вырваться из глубины наружу.


***

Яша сидел рядом с ребёнком, хлюпая носом, и сквозь слёзы продолжал:

- И чтобы он кусал своими челюстями и обратно под землю уползал. А ещё один монстр будет с ядовитыми щупальцами, и он всех ужалит, а лекарства не будет. И ещё всяких разных, много-много, по всему миру. И все эти монстры будут неубиваемые, и даже супергерои с ним не справятся, и вообще никто-никто! Только я! И все будут просить меня, чтобы я их спас. А я ещё подумаю!

Джастин посапывал умиротворённо под Яшкин голос, и улыбался во сне чему-то своему, младенческому.

http://sanych74.livejournal.com/182043.html


Метки:  

Семнадцатый

Понедельник, 30 Мая 2016 г. 15:32 + в цитатник
Любой, кто хоть раз в жизни жёг кастрик и плавил свинчик, знает, что самое лучшее место для этого – на Пустыре рядом со свалкой. Там и небольшая роща с сушняком, и строительный мусор со всякими досками, а ещё есть бетонные блоки, среди которых можно и огонь спрятать, и самому укрыться, от ветра, дождя, да от любопытных взрослых глаз.

К плавке свинца дети готовились основательно, несколько дней. Колька запасся свинцовыми пластинами из старых аккумуляторов, собранных на свалке и рядом с гаражами. Танька выпросила у отца целую сумку заготовок для отлива – разные морды, солдатики, значки, и прочие прикольные сувениры, полученные им на различных выставках. Илья изготовил бруски жёлтой глины, самой лучшей, со стрельбища, для изготовления отливок. Жанбек раздобыл несколько пустых консервных банок, и пару баллончиков от дезодорантов, чтобы бабахнуть в костре после того, как всё закончится. Аллочка принесла десяток бутербродов и две бутылки газировки, потому что процесс обещал быть долгим, и наверняка все проголодаются.

А Яшка притащил ребёнка.

Накануне прошёл дождь. И Яшка должен был достать жидкость для розжига, или охотничьи спички, или спиртовые таблетки. Всё, с помощью чего можно разжечь сырые дрова. Но вместо этого Яшка принёс скрученное одеяло, внутри которого копошился розовощёкий комочек с жидкими волосами и любопытными глазёнками.

Спрятавшись за старыми бетонными блоками, дети молча обступили одеяло, изучая вроде бы знакомое, но совершенно неизвестное существо.
Яшка гордо смотрел на друзей и ждал признания своего крутого поступка. Но ребята не спешили им восторгаться, напротив, были озадачены, а кое-кто даже напуган.

Кое-кем был Яшкин брат Илья. Самый старший в компании, ему недавно исполнилось двенадцать, и он знал, что случись какие-то неприятности, спрашивать в первую очередь будут с него.

- Яшка, это чё? – спросил Илья.

- Дитё.

Яшка хихикнул и незамедлительно получил от брата затрещину.

- Где ты его взял?

Постепенно до Яшки стало доходить, что всё не так круто, как ему казалось. Он сразу заныл:

- Чего дерёшься? Я же тебя не трогал.

- Ещё б ты меня тронул! Где ты его взял? – Илья с грозным видом наступал на Яшку, тот пятился, остальные предпочитали не вмешиваться в семейные разборки.

- Нашёл.

- Как это – нашёл? Где?

Илья остановился, инстинктивно почувствовав, что если он сделает ещё пару шагов, Яшка рванёт через Пустырь. Бегать за ним по грязюке не хотелось. Показал брату кулак, и этим ограничился.

Яшка, всхлипывая, путанно рассказал, как отправился в магазин, чтобы стибрить там жидкость для розжига, и увидел на стоянке «это», лежащее на земле у ограды на автостоянке. Яшка забожился и поклялся, что рядом никого из взрослых не было, и только поэтому он решил взять ребёнка и притащить на Пустырь.

- Зачем? – спросила Аллочка.

- Поиграться. – ответил Яшка, уже успокоившись. На всякий случай, он всё ещё держался от старших друзей и брата на расстоянии.

- Во что?

- Да во что угодно. Он прикольный.

Ребёнок и вправду казался прикольным. Он ничуть не боялся, с интересом вертел головой – насколько ему позволяло одеяло, и зыркал глазёнками, рассматривая обступивших его детей.

- Его мама, наверное, ищет. – сказала Таня.

Ей недавно исполнилось одиннадцать, она училась в одном классе с Аллочкой и хотела стать круглой отличницей, но у неё получалось стать только круглой зубрилой. Таню мало кто любил, потому что иногда она становилась вредной и заносчивой, но она всё время таскалась за Аллочкой как хвостик, а с Аллочкой хотели дружить все мальчишки и в школе, и во дворе.

- Наверное, плачет. – продолжала Таня. – Бегает, ищет своего ребёночка.

- Не было у него никакой мамы. – пробурчал Яшка. – Там вообще никого не было.

- Может, она его потеряла. – предположил Жан. – Или украли воры. А потом сами потеряли. Когда убегали от мамы. Теперь скажут, что это Яшка стибрил. И посадят его в тюрьму.

Жану было двенадцать, как и Илье, только Жан был на три месяца младше, и на полголовы ниже. Родители Жана работали геологами и постоянно лазали по горам. Жан жил с дедом и бабкой, и считался в компании самым свободным и независимым.

Аллочка строго посмотрела на Яшку. Упёрла руки в бока, и сказала точь-в-точь, как её мама-управдом:

- Ну вот чем ты думал?

Яшка опасливо косился на старшего брата. Илья был единственным из всей компании, кого Яшка боялся по-настоящему, не без причины.

Илья – суровый, неподвижный, задумчивый – буравил взглядом младенца, и не знал, что сказать.

- Надо его в полицию отнести. – произнёс доселе молчавший Колька.

Он вообще разговаривал мало. Ходили слухи, что Колька был сумасшедшим, и родители отправляли его в психушку лечиться, но правда это или нет, никто не знал.

- Тогда Яшку в тюрьму посадят. – оспорил Жан Колькино предложение.

Колька не сдавался.

- Подбросить им на крыльцо и убежать. Хотите, я подброшу. А вы пока жидкость для розжига найдите.

- Там камеры повсюду. – заявил Жан. – Тебя схватят, и ты выдашь Яшку.

- Не выдам.

- Выдашь. Меня выдал в том году, когда я стекло в спортзале разбил.

Колька набычился, и больше не сказал ни слова.

- Может, его обратно отнести? – предложила Таня. – Оставить, как было. Возле забора.

- А если его никто не найдёт? Тогда он там и умрёт. – подвёл итог Жан. – И вонять будет.

- Фу, вот ты дурак, и что нам делать?

- Сама ты дура, я откуда знаю?!

Спор разгорался нешуточный. Аллочка нагнулась над ребёнком, показала ему язык. Ребёнок в ответ улыбнулся ей, засмеялся радостно.

- Смотрите, какой он смешной! – воскликнула Аллочка. – Может, его бросили?

Все сразу же умолкли, уставились на ребёнка, и тоже заулыбались, стали корчить гримасы.

- Кто? – спросила Таня. – Кто бросил?

- Мама. Я в кино видела, как одна тётенька бросила своего ребёнка. Его подобрали добрые люди и спасли. – речь Аллочки стала сбивчивой и торопливой, так всегда происходило, когда она волновалась. – И он вырос, и стал красивым, богатым и счастливым. И полюбил своих новых родителей, которых считал настоящими. Илья, ты же видел этот фильм? Помнишь? Я забыла, как называется.

Илья вздрогнул от неожиданного вопроса, секунду думал, затем торопливо кивнул.

- Да, да. Конечно. Видел. Помню.

В этот момент всем всё стало понятно.

Все знали, что Илья был тайно влюблён в неё, и сделает для неё всё, что она захочет. А Аллочка – сразу видно было, что она хочет оставить ребёнка, и никому не отдавать. И фильма, наверное, такого не было, это Аллочка сама сейчас придумала, а Илья подтвердил и соврал.

Но вслух никто этого не сказал, конечно.

Аллочка продолжала играться с ребёнком, а ребята переглядывались друг с другом, понимая, что все они хотят того же самого.

Они сгрудились вокруг маленького живого комочка, обступили плотно, стали корчить ему рожи. Это доставляло им неимоверное удовольствие, они смеялись, ребёнок смеялся вместе с ними.

- Придумал! – крикнул Жан. – Давайте сыграем, будто за ним охотятся плохие люди! Его мама погибла, и папа погиб, и он остался один. И мы должны его спасти!

- Давайте! – пискнул Яшка, на всякий случай сделав шаг в сторону от брата. Но Илья тоже поддержал затею.

- Да, круто! Я могу оружие принести.

- А свинчик? – напомнил Колька. – Мы же хотели…

Его никто не слушал. Свинец можно в любой день плавить, а тут младенец, и без взрослых, такого ещё ни разу не было. Все снова с восхищением и предвкушением уставились на героя сегодняшнего дня.

Аллочка внезапно стала развязывать одеяло.

- Что ты делаешь? – спросил Илья.

- Надо дать ему имя. – наставительно ответила девочка.

- А зачем раздеваешь его?

Первым засмеялся Жан. Потом Аллочка, Яшка хихикнул, Таня. Колька ещё некоторое время тупил, потом тоже заулыбался, а Илья напротив, покраснел и разозлился.

- Чё такое?

- Вот глупый, надо же узнать, какое имя давать. – ответила Аллочка.

А Таня добавила:

- Мальчика или девочки.

Смех раздался с новой силой, на этот раз Илья всё понял, и смеялся со всеми.


***

Тонированная праворульная «Дзайбацу» с транзитными номерами остановилась рядом с северными воротами Старого кладбища. Стих двигатель, несколько минут могильной тишины, затем из ворот вышел седой мужчина с тростью. Прихрамывая, он подошёл к автомобилю, открыл заднюю дверь и с трудом залез внутрь.

В салоне находился только водитель, мужчина лет тридцати, в чёрном костюме, чёрных очках и чёрных перчатках. Когда седой сел в машину, водитель даже не повернулся, только бросил взгляд на зеркало заднего вида, и отметил:

- Выглядишь уставшим.

- Да тут столько всего. – отмахнулся седой. – Третьи сутки не сплю.

- Сочувствую.

- Ничего. Бывает и хуже. Правда, реже. – седой вытащил из кармана флешку, протянул водителю, хлопнув по плечу.

Тот взял флешку, не оборачиваясь. Опустил в карман, спросил равнодушно:

- Это ведь семнадцатый уже?

- Семнадцатый. – подтвердил седой. – Юбилейный. Поздравляю.

- Спасибо. Кто сегодня?

- Ребёнок. – поколебавшись, ответил седой.

Водитель вздрогнул – едва заметно – и повернулся, чтобы переспросить:

- Ребёнок?

- Семь месяцев. – подтвердил седой. – Мальчик. На флешке вся информация.

- И что с ним делать?

- Как обычно. – ответил седой. – Найти и убить.

Водитель долго молчал, было слышно его тяжёлое дыхание.

- У тебя есть какие-то принципы, о которых я не знаю? – поинтересовался седой.

- Нет. – ответил водитель. – Всё в порядке.

- Вот и прекрасно. Это надо сделать сегодня. – седой взялся за ручку, открыл дверь. – Будь осторожен.

- Я всегда осторожен. – ответил водитель.

- Вот и прекрасно. – повторил седой.

Он вышел, дверь «Дзайбацу» захлопнулась.



***


Ребёнок оказался мальчиком. Аллочка сказала, что его будут звать Джастином, и объявила себя его новой мамой.

Кроме всяких фу-подробностей внутри одеяла дети нашли две бутылочки, одну с водой, а другую с чем-то молочным, слегка золотистого отлива. Сразу же попытались накормить ребёнка, тот оттолкнул воду, а другую бутылку с удовольствием почмокал, опорожнив почти треть запаса «молочного золота».

Кормила, конечно же, Аллочка. Чуть не поругалась с Таней из-за этого, но взяла бутылочки под свой неусыпный контроль, и не собиралась ни с кем делиться.

- Ну? – спросила она после кормёжки, строго оглядывая всю компанию. – Кто будет папой Джастина?

- Давайте, я. – словно нехотя, сказал Жан.

Илья пнул его в плечо.

- Почему это ты? Может, я хочу.

Не желая конфликтовать с Ильёй, Жан пожал плечами.

- Ладно, будь ты. Чур, я тогда его старший брат.

- То есть тоже наш сын. – подытожила Аллочка. – Сыночек Жан.

- Ха-ха, сынок. – засмеялся Илья. – Уроки сделал, подлец? А ну дневник папе покажь! Выпорю!

Жан скорчил в ответ рожу и показал Илье фигу.

- А я кто? – спросила Таня.

- Ты тётя Джастина. Моя сестра типа. – Аллочка уверенно распределяла роли. – Коля, а ты будешь дядей Джастина и мужем Тани.

- Фу! – в один голос воскликнули Колька и Таня. – Я не буду…

- Её мужем…

- Его женой!

- Колька будет его дедушкой! – придумал Жан. – Такой старый дед на пенсии, кхе-кхе…

Жан согнулся в три погибели, изображая шаркающего старика.

Коле перевоплощение понравилось, он тут же повторил его, старательно кряхтя:

- Я дедушка! Дедушка.

- А я кто? – спросил Яшка.

- А ты бабушка. – съязвил Илья.

Все стали смеяться, Яшка по привычке надул губы, и собирался разреветься, но в этот момент ребёнок стал издавать кряхтящие крики, снова оказавшись в центре внимания.

- Так, сынок! – Аллочка вернулась в образ мамы, погрозила ребёнку пальцем. – Не балуйся. Будешь баловаться – накажу. А будешь хорошо себя вести, будем с тобой играть в школу. Или в больницу.

Ребёнок затих, внимательно слушая Аллочку.

- Какая больница? Мы же договорились, что за ним охотятся враги, и мы его спасаем! – воскликнул Жан.

- Не надо никого спасать! – отрезала Аллочка. – Мы счастливая семья. У нас есть маленький сынок, и мы должны заниматься его воспитанием. Его надо кормить, лечить…

- Отстой. – скривился Жан. – Я не буду в такое играть.

- А мы будем. – парировала Аллочка. – Да?

Она строгим маминым взглядом осмотрела всех.

Таня сразу кивнула, Илья пожал плечами, но потом всё же тоже кивнул. Очень неохотно. Колька молчал и выразительно смотрел на стопку свинцовых сеток из аккумуляторов, уже зачищенных от всякого мусора и готовых к расплавке.

Яшкино мнение никого не интересовало.

- Девчачьи игры. – со всем презрением заявил Жан. – Я буду его защищать. Кто со мной, тот герой, а кто без меня, тот…

- А мы тебе не дадим. – перебила его Аллочка.

- Как это?

- А вот так. Это наш сын, мы с ним играть будем. А ты или с нами, или не играешь. – надменно произнесла Аллочка, и посмотрела на Илью в поисках поддержки.

Илья не решался ничего сказать. С одной стороны, он тоже не хотел участвовать в откровенно девчачьей игре под названием «воспитание». С другой стороны, ему не хотелось ссориться с Аллочкой, поэтому он колебался, молчал и отводил взгляд в сторону, делая вид, что высматривает что-то вдали пустыря.

Жан тяжело дышал, в глазах у него стояли обида и возмущение.

- Он не ваш, а общий, ясно?

- И ничего не общий. У него есть папа и мама, и они главные.

В подтверждение своих слов Аллочка вдруг взяла Илью под руку, прям обняла её. Илья при этом стал пунцовым, как варёный рак. Жан напротив, нахмурился, стиснул зубы и процедил:

- Я тогда пойду и всем расскажу, что у вас ребёнок, которого Яшка украл.

- И будешь ябеда-стукач. – заявила Аллочка, отпуская Илью.

- А если вы мне играть не даёте! Я же вам не мешаю!

Назревала ссора, и нешуточная. Такая, после которой не разговаривают много дней, и даже недель. Все понимали, что без Жана будет скучно, и сам Жан явно не хотел такой развязки, но по нему было видно, что он не отступится.

- Да пусть защищает. – сказал Илья хриплым голосом. – Вообще, можно так, чтобы все мужчины защищали, а женщины воспитанием занимались. У нас оружие дома есть.

- Нам на Пасху два классных автомата подарили. – похвастался всем Яшка. – М-16, почти как настоящие.

Ссоры не произошло, и ябедничать никому не пришлось. Все вдруг поняли, что каждый может играть с ребёнком во что угодно, не мешая другим, от осознания этой мысли настроение у всех чуть-чуть улучшилось. Аллочка даже хлопнула в ладоши, выражая согласие.

Яшка был послан старшим братом домой, за оружием и остатками новогодних петард. Младший не хотел идти, пришлось пообещать ему должность командира разведки.

Когда он ушёл, Илья и Жан стали чертить на земле план пустыря, и делить его на районы, который каждый из них должен контролировать. Они собирались сделать засаду на тех, кто мог охотиться на ребёнка, и периодически сообщали девчонкам, что им предстоит жаркий бой.

Аллочка тем временем объявила, что ребёнок, возможно, болен. Временно передав Тане роль мамы Джастина, сама Аллочка приняла на себя роль врача, и стала с умными видом осматривать ребёнка, намереваясь поставить диагноз.

И лишь Коля-Николай, Коля-Черепок, Коля-Ковырялка, Колька-Лопоух чувствовал себя лишним, не знал, чем заняться, и оттого выглядел совершенно грустным.

- Мы же свинчик хотели плавить. – с грустью напомнил он. – Я, блин, столько аккумуляторов разобрал, чтобы пластины достать. Потом ещё чистил их.
Его уже никто не слушал.

Яшка притащил оружие. Два автомата, четыре пистолета, нож – всё из пластмассы. И деревянный арбалет без стрел. И петарды.

Автоматы сразу забрали себе генералы – Жан и Илья. Они же взяли себе по пистолету. И петарды. Ещё два пистолета забрал Колька. Яшке остался пластмассовый нож и арбалет, чем он был сильно недоволен, и даже готов был расплакаться по этому поводу.

- Не реви, командир. – сказал ему Илья. – Ты же разведчик, ты должен действовать бесшумно. Иди вон туда, там твой пост.

Илья показал на дерево в зарослях бурьяна.

- Я туда не хочу. – снова заныл Яшка. – Не хочу в кушери! А вы куда пойдёте? На свалку? Я с вами хочу.

- Это засада. – объяснил Жан. – Такой план. Ты идёшь к дереву, а мы туда.

Он показывал в сторону свалки, классного места, где всегда можно было найти что-то прикольное.

- Тебе родители запретили ходить на свалку. – напомнил Илья.

- Я же командир, ты обещал, что я буду командиром.

- Ты командир, а мы главнокомандующие. Охраняй бурьян и заодно дров там посмотри. И не ной, а то получишь у меня.

Илья, Жан и Колька пошли в сторону свалки.

Яшка смотрел им вслед, и кусал губы от обиды. Но поделать ничего не мог. За ослушание старшего брата наказание неизбежно. В такие минуты Яшка больше всего на свете ненавидел Илью, родившегося на несколько лет старше, и имевшего перед младшим неоспоримые преимущества. Рост, вес, сила, вот это вот всё.

Лет через десять, когда они оба станут взрослыми, эти преимущества исчезнут. Но ведь эти десять лет надо как-то прожить.

Яшка грустно плёлся в сторону бурьяна, размышляя о нелёгкой судьбе всех младших братьев в мире. В кармане у него лежали три предусмотрительно заныканные петарды и коробок спичек. Единственная причина, почему он не закатил истерику. Хотя вряд ли она бы помогла. Получил бы пару затрещин, как обычно.

Яшка скрылся из виду, девочки остались с ребёнком одни, с вожделением рассматривая свою новую забаву.

- Итак. – объявила Аллочка. – Итак, мамочка. Будем лечить вашего мальчика.

- От чего? – спросила Таня, поправляя ребёнку одеяло.

- А от всего. – находчиво отвечала подруга.

Ребёнок смешно чихнул, чем вызвал у подружек неподдельный восторг.


***


Тонированная праворульная «Дзайбацу» заехала на стоянку супермаркета, припарковалась на свободном месте. Убийца вышел из автомобиля, с расчётом вернуться лишь после завершения работы. Он редко пользовался машиной во время поисков. Считал, что она только отнимает время. Из салона не рассмотреть следы, не распознать запахи, не почувствовать ауру своей жертвы. Внутри машины убийца чувствовал себя более уязвимым, чем снаружи.

Он медленно прогуливался по автостоянке при супермаркете, в самой дальней её части. Знал, что своими чёрными оттенками привлекает внимание случайных встречных. Убийца чувствовал их косые взгляды, его это ничуть не беспокоило. Потом, когда редкие свидетели попытаются его описать, они не вспомнят ничего, кроме чёрной одежды и очков. Стёкла в них были экранами и в данный момент транслировали убийце записи со всех камер наблюдения магазинной автостоянки.

Убийца шёл вдоль ограды, пока не остановился в нужном месте.

Присел на корточки, активировал все доступные сканеры, воссоздавая картину прошлого.

Одеяло, в которое был завёрнут ребёнок, долгое время пролежало здесь, пока неизвестный владелец пары детских ног не подобрал его, вместе с живым содержимым.

Следы – слишком отчётливые, что казалось подозрительным – вели к пустырю на окраине микрорайона.

Здесь убийца наткнулся на компанию детей, играющих во что-то военное рядом с бетонными плитами и трубами. Они бегали с игрушечным оружием, взрывали петарды и громко кричали.

Ребёнок находился где-то рядом, среди плит. Убийца чувствовал его присутствие, и ноздри широко раздувались, словно у зверя в предвкушении добычи.
Он решил обойти плиты со стороны кустарника, и направился к дереву, росшему среди бурьяна.


Продолжение

https://sanych74.livejournal.com/181803.html


Метки:  

Семнадцатый

Понедельник, 30 Мая 2016 г. 15:32 + в цитатник
Любой, кто хоть раз в жизни жёг кастрик и плавил свинчик, знает, что самое лучшее место для этого – на Пустыре рядом со свалкой. Там и небольшая роща с сушняком, и строительный мусор со всякими досками, а ещё есть бетонные блоки, среди которых можно и огонь спрятать, и самому укрыться, от ветра, дождя, да от любопытных взрослых глаз.

К плавке свинца дети готовились основательно, несколько дней. Колька запасся свинцовыми пластинами из старых аккумуляторов, собранных на свалке и рядом с гаражами. Танька выпросила у отца целую сумку заготовок для отлива – разные морды, солдатики, значки, и прочие прикольные сувениры, полученные им на различных выставках. Илья изготовил бруски жёлтой глины, самой лучшей, со стрельбища, для изготовления отливок. Жанбек раздобыл несколько пустых консервных банок, и пару баллончиков от дезодорантов, чтобы бабахнуть в костре после того, как всё закончится. Аллочка принесла десяток бутербродов и две бутылки газировки, потому что процесс обещал быть долгим, и наверняка все проголодаются.

А Яшка притащил ребёнка.

Накануне прошёл дождь. И Яшка должен был достать жидкость для розжига, или охотничьи спички, или спиртовые таблетки. Всё, с помощью чего можно разжечь сырые дрова. Но вместо этого Яшка принёс скрученное одеяло, внутри которого копошился розовощёкий комочек с жидкими волосами и любопытными глазёнками.

Спрятавшись за старыми бетонными блоками, дети молча обступили одеяло, изучая вроде бы знакомое, но совершенно неизвестное существо.
Яшка гордо смотрел на друзей и ждал признания своего крутого поступка. Но ребята не спешили им восторгаться, напротив, были озадачены, а кое-кто даже напуган.

Кое-кем был Яшкин брат Илья. Самый старший в компании, ему недавно исполнилось двенадцать, и он знал, что случись какие-то неприятности, спрашивать в первую очередь будут с него.

- Яшка, это чё? – спросил Илья.

- Дитё.

Яшка хихикнул и незамедлительно получил от брата затрещину.

- Где ты его взял?

Постепенно до Яшки стало доходить, что всё не так круто, как ему казалось. Он сразу заныл:

- Чего дерёшься? Я же тебя не трогал.

- Ещё б ты меня тронул! Где ты его взял? – Илья с грозным видом наступал на Яшку, тот пятился, остальные предпочитали не вмешиваться в семейные разборки.

- Нашёл.

- Как это – нашёл? Где?

Илья остановился, инстинктивно почувствовав, что если он сделает ещё пару шагов, Яшка рванёт через Пустырь. Бегать за ним по грязюке не хотелось. Показал брату кулак, и этим ограничился.

Яшка, всхлипывая, путанно рассказал, как отправился в магазин, чтобы стибрить там жидкость для розжига, и увидел на стоянке «это», лежащее на земле у ограды на автостоянке. Яшка забожился и поклялся, что рядом никого из взрослых не было, и только поэтому он решил взять ребёнка и притащить на Пустырь.

- Зачем? – спросила Аллочка.

- Поиграться. – ответил Яшка, уже успокоившись. На всякий случай, он всё ещё держался от старших друзей и брата на расстоянии.

- Во что?

- Да во что угодно. Он прикольный.

Ребёнок и вправду казался прикольным. Он ничуть не боялся, с интересом вертел головой – насколько ему позволяло одеяло, и зыркал глазёнками, рассматривая обступивших его детей.

- Его мама, наверное, ищет. – сказала Таня.

Ей недавно исполнилось одиннадцать, она училась в одном классе с Аллочкой и хотела стать круглой отличницей, но у неё получалось стать только круглой зубрилой. Таню мало кто любил, потому что иногда она становилась вредной и заносчивой, но она всё время таскалась за Аллочкой как хвостик, а с Аллочкой хотели дружить все мальчишки и в школе, и во дворе.

- Наверное, плачет. – продолжала Таня. – Бегает, ищет своего ребёночка.

- Не было у него никакой мамы. – пробурчал Яшка. – Там вообще никого не было.

- Может, она его потеряла. – предположил Жан. – Или украли воры. А потом сами потеряли. Когда убегали от мамы. Теперь скажут, что это Яшка стибрил. И посадят его в тюрьму.

Жану было двенадцать, как и Илье, только Жан был на три месяца младше, и на полголовы ниже. Родители Жана работали геологами и постоянно лазали по горам. Жан жил с дедом и бабкой, и считался в компании самым свободным и независимым.

Аллочка строго посмотрела на Яшку. Упёрла руки в бока, и сказала точь-в-точь, как её мама-управдом:

- Ну вот чем ты думал?

Яшка опасливо косился на старшего брата. Илья был единственным из всей компании, кого Яшка боялся по-настоящему, не без причины.

Илья – суровый, неподвижный, задумчивый – буравил взглядом младенца, и не знал, что сказать.

- Надо его в полицию отнести. – произнёс доселе молчавший Колька.

Он вообще разговаривал мало. Ходили слухи, что Колька был сумасшедшим, и родители отправляли его в психушку лечиться, но правда это или нет, никто не знал.

- Тогда Яшку в тюрьму посадят. – оспорил Жан Колькино предложение.

Колька не сдавался.

- Подбросить им на крыльцо и убежать. Хотите, я подброшу. А вы пока жидкость для розжига найдите.

- Там камеры повсюду. – заявил Жан. – Тебя схватят, и ты выдашь Яшку.

- Не выдам.

- Выдашь. Меня выдал в том году, когда я стекло в спортзале разбил.

Колька набычился, и больше не сказал ни слова.

- Может, его обратно отнести? – предложила Таня. – Оставить, как было. Возле забора.

- А если его никто не найдёт? Тогда он там и умрёт. – подвёл итог Жан. – И вонять будет.

- Фу, вот ты дурак, и что нам делать?

- Сама ты дура, я откуда знаю?!

Спор разгорался нешуточный. Аллочка нагнулась над ребёнком, показала ему язык. Ребёнок в ответ улыбнулся ей, засмеялся радостно.

- Смотрите, какой он смешной! – воскликнула Аллочка. – Может, его бросили?

Все сразу же умолкли, уставились на ребёнка, и тоже заулыбались, стали корчить гримасы.

- Кто? – спросила Таня. – Кто бросил?

- Мама. Я в кино видела, как одна тётенька бросила своего ребёнка. Его подобрали добрые люди и спасли. – речь Аллочки стала сбивчивой и торопливой, так всегда происходило, когда она волновалась. – И он вырос, и стал красивым, богатым и счастливым. И полюбил своих новых родителей, которых считал настоящими. Илья, ты же видел этот фильм? Помнишь? Я забыла, как называется.

Илья вздрогнул от неожиданного вопроса, секунду думал, затем торопливо кивнул.

- Да, да. Конечно. Видел. Помню.

В этот момент всем всё стало понятно.

Все знали, что Илья был тайно влюблён в неё, и сделает для неё всё, что она захочет. А Аллочка – сразу видно было, что она хочет оставить ребёнка, и никому не отдавать. И фильма, наверное, такого не было, это Аллочка сама сейчас придумала, а Илья подтвердил и соврал.

Но вслух никто этого не сказал, конечно.

Аллочка продолжала играться с ребёнком, а ребята переглядывались друг с другом, понимая, что все они хотят того же самого.

Они сгрудились вокруг маленького живого комочка, обступили плотно, стали корчить ему рожи. Это доставляло им неимоверное удовольствие, они смеялись, ребёнок смеялся вместе с ними.

- Придумал! – крикнул Жан. – Давайте сыграем, будто за ним охотятся плохие люди! Его мама погибла, и папа погиб, и он остался один. И мы должны его спасти!

- Давайте! – пискнул Яшка, на всякий случай сделав шаг в сторону от брата. Но Илья тоже поддержал затею.

- Да, круто! Я могу оружие принести.

- А свинчик? – напомнил Колька. – Мы же хотели…

Его никто не слушал. Свинец можно в любой день плавить, а тут младенец, и без взрослых, такого ещё ни разу не было. Все снова с восхищением и предвкушением уставились на героя сегодняшнего дня.

Аллочка внезапно стала развязывать одеяло.

- Что ты делаешь? – спросил Илья.

- Надо дать ему имя. – наставительно ответила девочка.

- А зачем раздеваешь его?

Первым засмеялся Жан. Потом Аллочка, Яшка хихикнул, Таня. Колька ещё некоторое время тупил, потом тоже заулыбался, а Илья напротив, покраснел и разозлился.

- Чё такое?

- Вот глупый, надо же узнать, какое имя давать. – ответила Аллочка.

А Таня добавила:

- Мальчика или девочки.

Смех раздался с новой силой, на этот раз Илья всё понял, и смеялся со всеми.


***

Тонированная праворульная «Дзайбацу» с транзитными номерами остановилась рядом с северными воротами Старого кладбища. Стих двигатель, несколько минут могильной тишины, затем из ворот вышел седой мужчина с тростью. Прихрамывая, он подошёл к автомобилю, открыл заднюю дверь и с трудом залез внутрь.

В салоне находился только водитель, мужчина лет тридцати, в чёрном костюме, чёрных очках и чёрных перчатках. Когда седой сел в машину, водитель даже не повернулся, только бросил взгляд на зеркало заднего вида, и отметил:

- Выглядишь уставшим.

- Да тут столько всего. – отмахнулся седой. – Третьи сутки не сплю.

- Сочувствую.

- Ничего. Бывает и хуже. Правда, реже. – седой вытащил из кармана флешку, протянул водителю, хлопнув по плечу.

Тот взял флешку, не оборачиваясь. Опустил в карман, спросил равнодушно:

- Это ведь семнадцатый уже?

- Семнадцатый. – подтвердил седой. – Юбилейный. Поздравляю.

- Спасибо. Кто сегодня?

- Ребёнок. – поколебавшись, ответил седой.

Водитель вздрогнул – едва заметно – и повернулся, чтобы переспросить:

- Ребёнок?

- Семь месяцев. – подтвердил седой. – Мальчик. На флешке вся информация.

- И что с ним делать?

- Как обычно. – ответил седой. – Найти и убить.

Водитель долго молчал, было слышно его тяжёлое дыхание.

- У тебя есть какие-то принципы, о которых я не знаю? – поинтересовался седой.

- Нет. – ответил водитель. – Всё в порядке.

- Вот и прекрасно. Это надо сделать сегодня. – седой взялся за ручку, открыл дверь. – Будь осторожен.

- Я всегда осторожен. – ответил водитель.

- Вот и прекрасно. – повторил седой.

Он вышел, дверь «Дзайбацу» захлопнулась.



***


Ребёнок оказался мальчиком. Аллочка сказала, что его будут звать Джастином, и объявила себя его новой мамой.

Кроме всяких фу-подробностей внутри одеяла дети нашли две бутылочки, одну с водой, а другую с чем-то молочным, слегка золотистого отлива. Сразу же попытались накормить ребёнка, тот оттолкнул воду, а другую бутылку с удовольствием почмокал, опорожнив почти треть запаса «молочного золота».

Кормила, конечно же, Аллочка. Чуть не поругалась с Таней из-за этого, но взяла бутылочки под свой неусыпный контроль, и не собиралась ни с кем делиться.

- Ну? – спросила она после кормёжки, строго оглядывая всю компанию. – Кто будет папой Джастина?

- Давайте, я. – словно нехотя, сказал Жан.

Илья пнул его в плечо.

- Почему это ты? Может, я хочу.

Не желая конфликтовать с Ильёй, Жан пожал плечами.

- Ладно, будь ты. Чур, я тогда его старший брат.

- То есть тоже наш сын. – подытожила Аллочка. – Сыночек Жан.

- Ха-ха, сынок. – засмеялся Илья. – Уроки сделал, подлец? А ну дневник папе покажь! Выпорю!

Жан скорчил в ответ рожу и показал Илье фигу.

- А я кто? – спросила Таня.

- Ты тётя Джастина. Моя сестра типа. – Аллочка уверенно распределяла роли. – Коля, а ты будешь дядей Джастина и мужем Тани.

- Фу! – в один голос воскликнули Колька и Таня. – Я не буду…

- Её мужем…

- Его женой!

- Колька будет его дедушкой! – придумал Жан. – Такой старый дед на пенсии, кхе-кхе…

Жан согнулся в три погибели, изображая шаркающего старика.

Коле перевоплощение понравилось, он тут же повторил его, старательно кряхтя:

- Я дедушка! Дедушка.

- А я кто? – спросил Яшка.

- А ты бабушка. – съязвил Илья.

Все стали смеяться, Яшка по привычке надул губы, и собирался разреветься, но в этот момент ребёнок стал издавать кряхтящие крики, снова оказавшись в центре внимания.

- Так, сынок! – Аллочка вернулась в образ мамы, погрозила ребёнку пальцем. – Не балуйся. Будешь баловаться – накажу. А будешь хорошо себя вести, будем с тобой играть в школу. Или в больницу.

Ребёнок затих, внимательно слушая Аллочку.

- Какая больница? Мы же договорились, что за ним охотятся враги, и мы его спасаем! – воскликнул Жан.

- Не надо никого спасать! – отрезала Аллочка. – Мы счастливая семья. У нас есть маленький сынок, и мы должны заниматься его воспитанием. Его надо кормить, лечить…

- Отстой. – скривился Жан. – Я не буду в такое играть.

- А мы будем. – парировала Аллочка. – Да?

Она строгим маминым взглядом осмотрела всех.

Таня сразу кивнула, Илья пожал плечами, но потом всё же тоже кивнул. Очень неохотно. Колька молчал и выразительно смотрел на стопку свинцовых сеток из аккумуляторов, уже зачищенных от всякого мусора и готовых к расплавке.

Яшкино мнение никого не интересовало.

- Девчачьи игры. – со всем презрением заявил Жан. – Я буду его защищать. Кто со мной, тот герой, а кто без меня, тот…

- А мы тебе не дадим. – перебила его Аллочка.

- Как это?

- А вот так. Это наш сын, мы с ним играть будем. А ты или с нами, или не играешь. – надменно произнесла Аллочка, и посмотрела на Илью в поисках поддержки.

Илья не решался ничего сказать. С одной стороны, он тоже не хотел участвовать в откровенно девчачьей игре под названием «воспитание». С другой стороны, ему не хотелось ссориться с Аллочкой, поэтому он колебался, молчал и отводил взгляд в сторону, делая вид, что высматривает что-то вдали пустыря.

Жан тяжело дышал, в глазах у него стояли обида и возмущение.

- Он не ваш, а общий, ясно?

- И ничего не общий. У него есть папа и мама, и они главные.

В подтверждение своих слов Аллочка вдруг взяла Илью под руку, прям обняла её. Илья при этом стал пунцовым, как варёный рак. Жан напротив, нахмурился, стиснул зубы и процедил:

- Я тогда пойду и всем расскажу, что у вас ребёнок, которого Яшка украл.

- И будешь ябеда-стукач. – заявила Аллочка, отпуская Илью.

- А если вы мне играть не даёте! Я же вам не мешаю!

Назревала ссора, и нешуточная. Такая, после которой не разговаривают много дней, и даже недель. Все понимали, что без Жана будет скучно, и сам Жан явно не хотел такой развязки, но по нему было видно, что он не отступится.

- Да пусть защищает. – сказал Илья хриплым голосом. – Вообще, можно так, чтобы все мужчины защищали, а женщины воспитанием занимались. У нас оружие дома есть.

- Нам на Пасху два классных автомата подарили. – похвастался всем Яшка. – М-16, почти как настоящие.

Ссоры не произошло, и ябедничать никому не пришлось. Все вдруг поняли, что каждый может играть с ребёнком во что угодно, не мешая другим, от осознания этой мысли настроение у всех чуть-чуть улучшилось. Аллочка даже хлопнула в ладоши, выражая согласие.

Яшка был послан старшим братом домой, за оружием и остатками новогодних петард. Младший не хотел идти, пришлось пообещать ему должность командира разведки.

Когда он ушёл, Илья и Жан стали чертить на земле план пустыря, и делить его на районы, который каждый из них должен контролировать. Они собирались сделать засаду на тех, кто мог охотиться на ребёнка, и периодически сообщали девчонкам, что им предстоит жаркий бой.

Аллочка тем временем объявила, что ребёнок, возможно, болен. Временно передав Тане роль мамы Джастина, сама Аллочка приняла на себя роль врача, и стала с умными видом осматривать ребёнка, намереваясь поставить диагноз.

И лишь Коля-Николай, Коля-Черепок, Коля-Ковырялка, Колька-Лопоух чувствовал себя лишним, не знал, чем заняться, и оттого выглядел совершенно грустным.

- Мы же свинчик хотели плавить. – с грустью напомнил он. – Я, блин, столько аккумуляторов разобрал, чтобы пластины достать. Потом ещё чистил их.
Его уже никто не слушал.

Яшка притащил оружие. Два автомата, четыре пистолета, нож – всё из пластмассы. И деревянный арбалет без стрел. И петарды.

Автоматы сразу забрали себе генералы – Жан и Илья. Они же взяли себе по пистолету. И петарды. Ещё два пистолета забрал Колька. Яшке остался пластмассовый нож и арбалет, чем он был сильно недоволен, и даже готов был расплакаться по этому поводу.

- Не реви, командир. – сказал ему Илья. – Ты же разведчик, ты должен действовать бесшумно. Иди вон туда, там твой пост.

Илья показал на дерево в зарослях бурьяна.

- Я туда не хочу. – снова заныл Яшка. – Не хочу в кушери! А вы куда пойдёте? На свалку? Я с вами хочу.

- Это засада. – объяснил Жан. – Такой план. Ты идёшь к дереву, а мы туда.

Он показывал в сторону свалки, классного места, где всегда можно было найти что-то прикольное.

- Тебе родители запретили ходить на свалку. – напомнил Илья.

- Я же командир, ты обещал, что я буду командиром.

- Ты командир, а мы главнокомандующие. Охраняй бурьян и заодно дров там посмотри. И не ной, а то получишь у меня.

Илья, Жан и Колька пошли в сторону свалки.

Яшка смотрел им вслед, и кусал губы от обиды. Но поделать ничего не мог. За ослушание старшего брата наказание неизбежно. В такие минуты Яшка больше всего на свете ненавидел Илью, родившегося на несколько лет старше, и имевшего перед младшим неоспоримые преимущества. Рост, вес, сила, вот это вот всё.

Лет через десять, когда они оба станут взрослыми, эти преимущества исчезнут. Но ведь эти десять лет надо как-то прожить.

Яшка грустно плёлся в сторону бурьяна, размышляя о нелёгкой судьбе всех младших братьев в мире. В кармане у него лежали три предусмотрительно заныканные петарды и коробок спичек. Единственная причина, почему он не закатил истерику. Хотя вряд ли она бы помогла. Получил бы пару затрещин, как обычно.

Яшка скрылся из виду, девочки остались с ребёнком одни, с вожделением рассматривая свою новую забаву.

- Итак. – объявила Аллочка. – Итак, мамочка. Будем лечить вашего мальчика.

- От чего? – спросила Таня, поправляя ребёнку одеяло.

- А от всего. – находчиво отвечала подруга.

Ребёнок смешно чихнул, чем вызвал у подружек неподдельный восторг.


***


Тонированная праворульная «Дзайбацу» заехала на стоянку супермаркета, припарковалась на свободном месте. Убийца вышел из автомобиля, с расчётом вернуться лишь после завершения работы. Он редко пользовался машиной во время поисков. Считал, что она только отнимает время. Из салона не рассмотреть следы, не распознать запахи, не почувствовать ауру своей жертвы. Внутри машины убийца чувствовал себя более уязвимым, чем снаружи.

Он медленно прогуливался по автостоянке при супермаркете, в самой дальней её части. Знал, что своими чёрными оттенками привлекает внимание случайных встречных. Убийца чувствовал их косые взгляды, его это ничуть не беспокоило. Потом, когда редкие свидетели попытаются его описать, они не вспомнят ничего, кроме чёрной одежды и очков. Стёкла в них были экранами и в данный момент транслировали убийце записи со всех камер наблюдения магазинной автостоянки.

Убийца шёл вдоль ограды, пока не остановился в нужном месте.

Присел на корточки, активировал все доступные сканеры, воссоздавая картину прошлого.

Одеяло, в которое был завёрнут ребёнок, долгое время пролежало здесь, пока неизвестный владелец пары детских ног не подобрал его, вместе с живым содержимым.

Следы – слишком отчётливые, что казалось подозрительным – вели к пустырю на окраине микрорайона.

Здесь убийца наткнулся на компанию детей, играющих во что-то военное рядом с бетонными плитами и трубами. Они бегали с игрушечным оружием, взрывали петарды и громко кричали.

Ребёнок находился где-то рядом, среди плит. Убийца чувствовал его присутствие, и ноздри широко раздувались, словно у зверя в предвкушении добычи.
Он решил обойти плиты со стороны кустарника, и направился к дереву, росшему среди бурьяна.


Продолжение

http://sanych74.livejournal.com/181803.html


Метки:  

НЕДАЛЁКОЕ Б - ч.2

Пятница, 20 Мая 2016 г. 00:20 + в цитатник
Предыдущее

Радик в свободное от вахты время либо спал, либо жрал какие-нибудь сладости. Непонятно, как при таком режиме он не подхватил диабет и ожирение, оставаясь худощавым и жилистым. Когда Лавр зашёл в служебку, Радик как раз собирался укладываться спать, и мастерил себе ложе из нескольких подушек.

- Генка где? – спросил Лавр.

- Бухает в тамбуре. – просипел Радик. – И анашу курит, наркоман чертов. Надо его сдать эсбэшникам, пока сами из-за него не пострадали.

Радик часто грозился это сделать, но сдавать Генку эсбэшникам никто, конечно, не собирался. Напротив, его мелкие прегрешения позволяли начальству раз в квартал влеплять Генке порицания и взыскания, чтобы отчитаться о работе с дисциплиной личного состава. Полезный и незаменимый сотрудник.

Лавр мялся у входа, не зная, как начать. Радик заметил у него в руках телефон, и сам догадался, что случилось.

- Смс пришла? Стреляем его?

Спросил буднично, не переставая обустраивать спальное ложе, тщательно взбивая подушки.

Лавр подумал, что если сейчас выдаст Радику пистолет, тот исполнит зэка, вернётся в служебку и заснёт, как ни в чём не бывало. И так будет проще для всех.

- Я даже не знаю, он это или она.

- А не срать? – пожал плечами Радик. – Давай свой ствол, я с ним разберусь. Или с ней. А ты пока открой мне третью. – Радик посмотрел на подушки. – Слышь, Лавр, а если я его сюда приведу?

- Кого? Безымянного?

- Да не, мальчишку из третьей. На часик, а?

У него загорелись глаза. Он даже облизнулся, причмокнув от наслаждения, представив что-то своё.

Лавр вспомнил своего сына. Почему-то представил его в третьей камере, и как туда входит Радик, плотоядно улыбаясь, протягивает Пашке печенье… захотелось размахнуться, и врезать ему кастетом по морде, в нарушение всех уставов.

- Нет.

- Ладно, просто открой третью.

- Я не буду её открывать. – твёрдо сказал Лавр. – Зэки доедут до места нетронутыми.

- Тогда иди сам девятого стреляй. – зло процедил Радик. И крикнул вдогонку, в спину. – Не запачкайся там.

Забрав из сейфа табельное, Лавр отправился к девятой камере.

Для себя решил по дороге, что не будет вступать с зэком ни в какие разговоры. По уставу, требовалось выслушать последнюю просьбу приговорённого, чтобы указать потом в рапорте. Но бывалые экспедиторы обычно писали, что последней просьбы не было – так проще и для них, и для начальства.

Открыть дверь, направить оружие, выстрелить, закрыть дверь. Включить температурный режим «карцер», чтобы тело не завоняло, вернуть оружие в сейф, и к Генке. Выпить и забыть.

Вроде бы всё просто.

Но почему тогда отец никогда не рассказывал о своём первом расстреле, а дед однажды признался, что помнит каждого, кого ему пришлось исполнить, и отдал бы всё за то, чтобы забыть хотя бы одного из них.

Больше всего не хотелось, чтобы в девятке оказалась женщина, или ребёнок. Впрочем, детям редко давали высшую меру, так что в большей степени Лавр не хотел увидеть в камере молодую красавицу. Уродливых убивать проще, думал Лавр, открывая окошко.

- Встать и лицом к стене! – скомандовал он, всматриваясь в бесформенную груду, устроившуюся на нарах.

Вздохнул с облегчением. Это был мужчина. К тому же старый – седой, хромой, ссутулившийся. Он безропотно подчинился, поднялся с нар и шаркая, стал спиной к двери. В тусклом свете мелькнуло его лицо – изъеденное морщинами как грецкий орех, оно всё же показалось Лавру знакомым.

Открыть дверь, выстрелить. Открыть дверь, выстрелить. В затылок. Всё просто.

Он открыл дверь и услышал:

- Значит, выпал орёл.

Лавр вздрогнул. Голос, несмотря на старческое дребезжание, тоже показался знакомым. Ладонь вспотела, сжимая рукоятку пистолета. Лысеющий затылок зэка выглядел хорошей мишенью, и надо было сразу стрелять, не разговаривая.

- Повернись.

Старик повернулся. Лавр направил на его лицо фонарик, и он поморщился, прикрывая глаза ладонями.

- Руки! – грозно рявкнул Лавр, отводя свет фонаря чуть в сторону.

Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, кого напоминает ему старик.

Седьмой, ведущий из телевизора, моложавый пропагандист с небольшим брюшком и легкими залысинами, стоял перед Лавром, но изъеденный временем. И не годами, а десятилетиями. Конечно же, это был не он, с Седьмым была лично знакома сестра жены, и несколько дней назад хвасталась, что они обедали в «Сохо» за соседними столиками. Но этот старик… будто состаренная копия Седьмого.

- Вы должны спросить меня о последней просьбе. – мягко сказал старик. – По инструкции Рэндомного пути.

- Откуда ты знаешь? – спросил Лавр, поколебавшись. – Откуда знаешь про путь?

- Я придумал этот обычай.

- Ха! Ты что, служил надзирателем?

- Я думал, что служу Богу. – ответил старик. – Много лет назад. А когда понял, что ошибался, придумал Рэндомный путь. Чтобы хоть как-то искупить вину перед Ним.

Он поднял голову вверх, истово перекрестился трижды.

Сумасшедший, подумал Лавр. Больной спятивший старик, который должен был отправиться в крематорий, вместо того, чтобы занимать место в спецвагоне.
Две пули. Одну в грудь, вторую в голову. И всё. Это просто работа. У него приказ, и он должен его выполнить. Он не делает ничего плохого. Ничего, что противоречит законам, божьим, или государственным.

- Вы никогда раньше не убивали. – сказал старик. – Я вижу.

- Всё когда-то приходится делать впервые. – мрачно ответил Лавр. Ему хотелось спровоцировать старика на агрессию, но тот был тих и спокоен. – За себя волнуйся, а не за меня.

- Нет причин для волнений. Я уже давно мёртв, и в какой-то степени бессмертен. Ваши действия ничего не изменят. Я лишь прошу вас выполнить последнюю просьбу, согласно правилам Рэндомного пути.

Больной сумасшедший старик, приговорённый не только судьёй, но и временем. Худой, измождённый, со следами мозолей на запястьях – от длительного ношения силовых наручников. Кто и зачем отправил этого доходягу в последний путь, предоставив случаю – или, если угодно, Богу – решать его дальнейшую судьбу?

Лавр кивнул.

- Ну говори. Свою просьбу.

- У вас есть дети? – неожиданно спросил старик.

- Не твоё собачье дело, фашистский ублюдок. – Лавр затейливо выругался, пытаясь вызывать к себе отвращение к старику. Странно, но его похожесть на телеведущего действовала совершенно иначе, располагая к себе. – Проси и становись к стене.

- Здесь и сейчас, перед лицом смерти, я прошу прощения у тебя, мой палач, и у детей твоих, и у их детей, и так до седьмого колена. – заунывно, словно читая молитву, начал говорить старик явно заученный текст. – За то, что говорил, когда стоило молчать, и молчал, когда требовалось моё слово. За ненависть, что взращивалась несколько поколений, и ослепила целый народ, сделав его покорным стадом. За глупость, ставшую эталоном мудрости, за подлость, ставшую синонимом благородства, за жадность и зависть, ставшие основой для воспитания нации. За Семнадцатую Эпоху, и за многое другое, прости меня, палач, сними проклятие, и покончим с этим.

Лавру не понравилось, что его называли палачом. Он громко высморкался в сторону, и направил на старика пистолет, целясь ему в голову:

- Что за херню я сейчас услышал?

- Моя последняя просьба. – ответил старик. – Прости меня.

- Хочешь, чтобы я простил тебя? И всё? Ни приветов, ни пожрать, ни помиловать… Ладно, я… - Лавр внезапно осёкся.

Неожиданная мысль посетила его, он посмотрел по сторонам, подошёл к матрасу, откинул его в сторону.

- Это что, проверка? Меня проверяют на профпригодность? На соответствие? На лояльность?

Он быстро осмотрел камеру – микрофонов вроде бы не было. Да и вряд ли проверяли таким странным способом – ведь Лавр мог просто войти, выстрелить, и выйти. Должен был так сделать. Вместо того, чтобы разговаривать с приговорённым. С очень странным приговорённым.

- Кто ты такой? – спросил Лавр, вглядываясь в лицо старика, высвечивая его фонариком. Когда старик попытался прикрыться от яркого света глазами, больно ударил его фонариком по пальцам. – Я тебя видел раньше?

- Как и все остальные. – туманно ответил старик.

- За что тебя приговорили?

- Я служил Богу, а он оказался…

- Дьяволом? – ухмыльнулся Лавр.

- Хуже. Человеком.

- Ты из сектантов? Либерал? Старик, знаешь, что ты похож на того ведущего из телевизора? На Седьмого. Один в один, только старый больно.

- Совпадение? – спросил старик, и сам же ответил, делая отработанный годами плавный и короткий жест рукой. – Не думаю.

В это мгновение Лавр вдруг понял кто перед ним. Ещё не осознал, но уже понял – и содрогнулся.

Эти три слова, сказанные стариком, он слышал тысячи раз, с самого детства, с пелёнок. В школе, в институте, в казарме. Дома по телевидению, в машине по радио.

Ещё каких-то пятнадцать-двадцать лет назад портреты этого человека украшали фасады всех крупных зданий, и ведущих на телевидении уже много лет традиционно выбирали из тех, кто был на него похож внешностью. Но было так невероятно видеть его здесь, в спецвагоне. Невозможно.

Лавр отшатнулся, опуская руку с фонариком. Хриплым шёпотом спросил:

- Министр Правды?

- Первый на Первом. – подтвердил старик. Тем же самым ровным и спокойным голосом.

Лавр был шокирован, и это ещё мягко сказано. Сердце выпрыгивало из груди.

Когда-то самый известный во всём мире человек, десятки лет назад спасший страну от фашизма, ИГИЛ и экономического коллапса, сейчас стоял в камере спецвагона, и с видом мученика готовился принять смерть от обычного вертухая-экспедитора.

- Что ты… что вы здесь делаете? Я же мог… Кто посмел вас сюда отправить?

Старик долго думал, колебался, прежде чем ответить.

- Я сам.

- Что? Нет! – воскликнул Лавр. – Вы не могли…

- Я придумал Рэндомный путь, зная, что однажды и сам доверю свою судьбу Богу.

- Я всё понял! Вы оговорили себя. Вас заставили сделать это. Конечно! Против вас была провокация. Это фашисты? ИГИЛ? Рептилоиды? Министр, я вам помогу! Мне можно верить…

Лавр осёкся. Посмотрел на старика, тот впервые за всё время улыбнулся, печально так.

- Вы не поймёте. Ни меня, ни мои мотивы. Поэтому всё, о чём я вас прошу, это простить меня, и действовать по инструкции.

Старик кивнул на руку, держащую оружие. Лавр спрятал пистолет за пояс. Откашлялся, пытаясь справиться с охватившим его волнением.

- Знаете, Министр. Однажды в школе нам рассказали историю, как вы, служа в армии, спасли от смерти мальчика и девочку. Брата и сестру. Их распяли и обезглавили, но вы с доктором Игровым вырвали их из цепких лап смерти. Вернули живых детей их родителям, а убийц превратили в радиоактивный пепел. Я не дурак, Министр. Я понимаю, что какая-то часть рассказа приукрашена. Но в тот день. В тот день мы с ребятами дали присягу юного патриота, и поклялись всю жизнь прожить так, чтобы она была хоть чуть-чуть похожа на вашу. Я не стану вашим палачом, Министр. Если вы прикажете, я убью всех в этом вагоне, и даже себя. Но не вас.

Может это была игра теней, но Лавру на мгновение показалось, что губы и веки старика дрогнули.

- Не называй меня Министром. – попросил он устало, и как-то по-дружески. – Нет больше никакого Министра Правды. И правды больше нет. Есть только приговорённый и палач. И последняя просьба, которую палач может выполнить.

Лавр стиснул зубы.

- Вам дали какие-то препараты, я слышал про такие. Заставляют признаться в чём угодно. Но я вам помогу.

- Ты не сможешь мне помочь.

- Я – нет. Но мой дед. Лаврентий Павлович Яровой. Он работал в руководстве ФСИН и знает много надёжных людей. Если эта чудовищная провокация направлена против вас лично или против нашей страны, мы все готовы действовать на благо родины.

- Тридцать лет назад такие как ты и твой дед могли бы стать моими личными гвардейцами. – сказал старик. – Если бы такие, как ты, были рядом, мы смогли бы справиться со всем миром. Но копии оказались сильнее оригинала. И проклятие не снять просто смертью.

Лавр старался не обращать внимания на то, что говорит старик, не запоминать этот бред, наверняка вызванный психотропными препаратами. Главное, донести до Министра главную мысль – что скоро всё плохое закончится, и рассудок вернётся к нему.

- Ещё не всё потеряно. Министр, ничего не говорите. Мы вам поможем.

- Когда копии исчезнут, начнётся хаос, но только он сможет привести к порядку. К божественному порядку. А сейчас всё, чем ты можешь помочь – это простить меня перед лицом будущих поколений.

- Министр, вам надо отдохнуть, а потом мы найдём предателей, посмевших…

Договорить Лавр не успел.

Сильный толчок сотряс вагон, сразу после этого погас свет, везде, и в камере, и в коридоре. Спустя несколько секунд освещение вернулось, но в режиме автономного.

Лавр схватился за рацию. Помехи такие, словно они проезжали Второй Уральский. Но на пути к 404-й вообще не было никаких тоннелей. И связь не пропадала – ни в рации, ни в телефоне.

- Поезд идёт дальше, а вагон замедляет ход и останавливается. – сказал старик. – Совпадение? Не думаю.

Лавр прислушался. Вагон катился по инерции, но ход его замедлялся.

Из коридора донёсся звук, похожий на громкий и очень короткий вскрик. Сразу после этого резкий толчок, как при стоп-кране – и вагон стал намертво.
Старик пошатнулся, но сохранил равновесие, в отличие от Лавра, больно ударившегося плечом о стену.

- Побудьте здесь, Министр. – сказал надзиратель, вновь хватаясь за оружие. – Я выясню, что происходит.

Дверь девятой он и не думал запирать. У спецвагона только что появился новый командир, и в девятой он находился лишь временно.

Вскинув пистолет, Лавр прошёл мимо запертых камер до служебки. Там он обнаружил Радика, спящего вечным сном в луже собственной крови. Кто-то перерезал ему горло от уха до уха, в служебке стоял тошнотворный запах, и у Лавра на несколько секунд закружилась голова.

Терминал разбит, экстренная связь не работает. Тревога, конечно, уже поднялась, машинист не мог не заметить, что спецвагон отцепили, и сообщил диспетчеру. Наверняка уже подняты по тревоге все ближайшие внутренние службы. Но понадобится какое-то время, чтобы они сюда прибыли.

И стоит ли их ждать?

Кто-то напал на поезд, в котором должны были тайно, как безымянную собаку, умертвить Министра Правды. Как сказал бы он сам:

- Совпадение? Не думаю.

Могут ли те, кто напал на спецвагон, спасать Министра? Могут. И тогда они союзники Лавра.

Могут желать Министру смерти? Могут. Верить нельзя никому. Надо действовать.

Услышав истошные Генкины крики, Лавр бросился в сторону тамбура. И остолбенел от неожиданности, когда распахнул дверь.

Генку в буквальном смысле потрошило какое-то существо в костюме с силовой броней. Всё вокруг было в крови, Генка орал нечеловеческим голосом, бронированное окно было разбито, судя по осколкам – били снаружи.

В тот момент, когда Лавр ворвался в тамбур, нападавший вышвырнул окровавленного Генку в оконную дыру. И повернулся к третьему и последнему экспедитору.

Существо оказалось человеком, конечно. Парень лет двадцати, небритый, в активном костюме самозащиты, такие раньше использовались в секретных подразделениях Нацгвардии. Нападавший сделал шаг по направлению к Лавру, недобро улыбаясь.

- Стой! – крикнул Лавр.

И выстрелил, не выдержав. Руки дрожали. Но промахнулся не из-за дрожи, а потому что парень успел поднырнуть, перехватить руку, отвести в сторону. Пуля вылетела в разбитое окно, нападавший без труда обезоружил Лавра, прижал за горло к стене и спросил, активируя один из манипуляторов костюма:

- Ты старший конвоя?

Лавр не ответил, и сильная боль пронзила всё его тело, выворачивая наизнанку.

- Ты старший? – повторил вопрос нападавший, дождавшись, когда Лавр перестанет кричать. – У тебя ключ от камер?

Говорить было трудно, всё тело словно парализовало, к горлу подкатывали комки спазмов.

- Ты… ты за… за Министром?

- Каким ещё министром, ублюдок?

- Мы… можем… быть на одной стороне. – простонал Лавр. – Отпусти…

- Я не буду на одной стороне с тюремщиками. Даниэла Чумакова. В какой она камере? Камера!

Новая боль пронзила тело Лавра, не оставляя времени на раздумья.


***

Дана слышала выстрелы, и душераздирающие крики, после которых вжалась в угол, не решаясь даже представлять, что происходит там, за дверью. Воображение рисовало совершенно жуткие вещи, и хотя ещё несколько минут назад ей казалось, что хуже уже не будет, теперь она боялась того, что слышала, и молилась, чтобы дверь её камеры не открылась.

Прогудел электропривод, щёлкнул замок. Дверь открылась. Дана увидела тень на пороге. Человека в светящемся костюме. Его лицо. Знакомые с детства черты, спрятанные под щетиной уже не мальчика, но мужчины.

- Кристиан?

Так невероятно видеть его здесь. Словно сон, словно призрак, или галлюцинация.

Как в старых фильмах, он бросился к ней. Обнял, Дана тоже вцепилась в него, прижавшись, разрыдалась. И они долго стояли, не отпуская друг друга, молчали, даже когда уже Дана прекратила плакать.

- За это нападение высшая мера. – прошептала девушка. – Для нас. И для наших семей.

Он знал это, разумеется. Знал, на что шёл.

- Всё будет хорошо.

Он всегда так говорил. А потом следовал горох, или ремень, или ещё что-то неприятное.

Дана подумала, что он здесь ради неё, и она не может, не имеет права укорять его.

- Нам надо уходить. – сказал Кристик.

- Куда? Где ты был все эти годы?

- Искал ответы.

- Нашёл?

- Я нашёл тебя. Мало времени. Поговорим потом.

Взяв Дану за руку, Кристик вывел её в коридор. Дана увидела охранника, беседовавшего с ней. Он лежал на полу, скрюченный, и рука у него мелко дрожала, а из ушей и носа шла чёрная, как смола, кровь.

- Не смотри. – сказал Кристик. – Идём.

Дана остановилась, услышав крики и стук в одной из камер.

- А как же остальные? Тут есть ещё заключённые.

Кристик взял её за руку, прижал к себе, посмотрел в глаза, ладонью поправляя ей волосы:

- Нет больше никого. Только мы. И я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя. И всегда любил.

Его взгляд казался безумным, и это безумие передалось Дане. Она вдруг поняла, что единственный человек, который может её спасти, стоит рядом с ней и говорит слова, которых она ждала от него всю жизнь. И неважно, что происходит вокруг. Теперь не важно. Она счастлива, и это чувство у неё никто не отнимет, ни полицаи, ни судьи, ни надзиратели.

- Я тоже. Тоже тебя люблю.

Он поцеловал, и она ответила. Время, казалось, остановилось, замерло и даже затаило дыхание.

Стон охранника прервал поцелуй.

- Надо идти.

Пропустив Дану вперёд, Кристик остановился, словно что-то вспомнил. Присел на корточки рядом с умирающим охранником.

- Ты говорил про какого-то министра? Отвечай. Или… Дана, иди в тамбур.

- Кристик…

- Дана, иди в тамбур и подожди меня там.

В знакомом голосе Кристика звучал незнакомый ранее металл. Она молча пошла по коридору, когда открывала тамбурную дверь, в спину ей донёсся очередной раздирающий крик. Дана вздрогнула, но не обернулась.

Разбитое толстое окно с кусками торчащей проволоки. Следы крови на полу и стенах. Пустые гильзы.

Спецвагон стоял на мосту. Толстые опоры. Провода. Предупреждающие таблички.

Дана посмотрела в разбитое окно. Чистое голубое небо, без единого облака. Несколько птиц вдали, они приближались. Уже скоро Дана поняла, что это не птицы, а вертолёты, летевшие в сторону моста.

Открылась дверь, в тамбур вошёл Кристик, лицо его было перекошено от торжествующей ненависти. Посмотрел на небо, потом на часы.

- Быстро они. Но ожидаемо. – посмотрел на Дану. – Знаешь, кто ещё шёл твоим этапом?

- Кто?

- Тот, кто сделал нас такими. Жаль, было мало времени.

Кристик открыл дверь, помог Дане спуститься. У ступенек вагона валялся ещё один охранник, окровавленный, и мёртвый. Странно, она даже не испугалась, а просто переступила через него, как через железнодорожную шпалу.

Спецвагон стоял прямо посреди моста. Где-то внизу под ногами бушевала речка, до неё было метров пятьдесят. Вертолёты приближались, уже можно было расслышать их рокот.

- Мы не убежим от них. – прошептала Дана.

- Мы не будем бегать. – ответил Кристик и подвёл Дану к ограждению. – Мы полетим.

Он взялся руками за секцию ограды, обитую сеткой-рабицей, дёрнул на себя несколько раз, с силой, выворачивая болты, кажущиеся довольно большими. Отшвырнул вырванную секцию в сторону.

- Пора.

- Я не умею летать.

- Я научу. – Кристик взял её за руку. – Всё будет хорошо. Ты мне веришь?

Она кивнула. Ведь надо было хоть во что-то верить.

И они оба шагнули с моста в пропасть.


***

Боль была нестерпимой. Лавр понимал, что для него всё кончено. Конечно, через несколько минут здесь будут боевые вертолёты ВВ, но Лавру они уже не помогут. Остались считанные минуты, и Лавр, напрягаясь из последних сил, полз к девятой камере.

Его ждало ужасное зрелище. То, что нападавший сделал с Министром Правды... по сравнению с этим Генка, Радик, да и сам Лавр, были везунчиками.

- Министр… - простонал Лавр.

Он был ещё жив. Жизнь теплилась в его глазах, несмотря на страшные раны. Это был очень, очень живучий старик.

- Просто… скажи, что прощаешь… - прошептал он. – Одно слово… прошу… Прости…

- Мне… - Лавру тоже тяжело было говорить. – Мне не за что вас прощать, Министр. Для меня было честью защищать вас и умереть вместе с вами. За… правду…

Лавр боялся, что не сможет договорить – рот наполнялся кровью из лёгких, и последние слова он уже не говорил, а пробулькал. И тем не менее, он успел сказать то, что хотел, и был счастлив от этого.

Старик долго смотрел на него затухающим взглядом. Из последних сил прошептал:

- Да... да пошёл ты нахуй.

И умер.

Лавр закрыл глаза, прислонился спиной к стене. Последнее, что он вспомнил перед смертью – это сына, который больше никогда не увидит отца, но наверняка получит питбуля на свой двенадцатый день рождения, в самом недалёком б

https://sanych74.livejournal.com/181721.html


Метки:  

НЕДАЛЁКОЕ Б - ч.2

Пятница, 20 Мая 2016 г. 00:20 + в цитатник
Предыдущее

Радик в свободное от вахты время либо спал, либо жрал какие-нибудь сладости. Непонятно, как при таком режиме он не подхватил диабет и ожирение, оставаясь худощавым и жилистым. Когда Лавр зашёл в служебку, Радик как раз собирался укладываться спать, и мастерил себе ложе из нескольких подушек.

- Генка где? – спросил Лавр.

- Бухает в тамбуре. – просипел Радик. – И анашу курит, наркоман чертов. Надо его сдать эсбэшникам, пока сами из-за него не пострадали.

Радик часто грозился это сделать, но сдавать Генку эсбэшникам никто, конечно, не собирался. Напротив, его мелкие прегрешения позволяли начальству раз в квартал влеплять Генке порицания и взыскания, чтобы отчитаться о работе с дисциплиной личного состава. Полезный и незаменимый сотрудник.

Лавр мялся у входа, не зная, как начать. Радик заметил у него в руках телефон, и сам догадался, что случилось.

- Смс пришла? Стреляем его?

Спросил буднично, не переставая обустраивать спальное ложе, тщательно взбивая подушки.

Лавр подумал, что если сейчас выдаст Радику пистолет, тот исполнит зэка, вернётся в служебку и заснёт, как ни в чём не бывало. И так будет проще для всех.

- Я даже не знаю, он это или она.

- А не срать? – пожал плечами Радик. – Давай свой ствол, я с ним разберусь. Или с ней. А ты пока открой мне третью. – Радик посмотрел на подушки. – Слышь, Лавр, а если я его сюда приведу?

- Кого? Безымянного?

- Да не, мальчишку из третьей. На часик, а?

У него загорелись глаза. Он даже облизнулся, причмокнув от наслаждения, представив что-то своё.

Лавр вспомнил своего сына. Почему-то представил его в третьей камере, и как туда входит Радик, плотоядно улыбаясь, протягивает Пашке печенье… захотелось размахнуться, и врезать ему кастетом по морде, в нарушение всех уставов.

- Нет.

- Ладно, просто открой третью.

- Я не буду её открывать. – твёрдо сказал Лавр. – Зэки доедут до места нетронутыми.

- Тогда иди сам девятого стреляй. – зло процедил Радик. И крикнул вдогонку, в спину. – Не запачкайся там.

Забрав из сейфа табельное, Лавр отправился к девятой камере.

Для себя решил по дороге, что не будет вступать с зэком ни в какие разговоры. По уставу, требовалось выслушать последнюю просьбу приговорённого, чтобы указать потом в рапорте. Но бывалые экспедиторы обычно писали, что последней просьбы не было – так проще и для них, и для начальства.

Открыть дверь, направить оружие, выстрелить, закрыть дверь. Включить температурный режим «карцер», чтобы тело не завоняло, вернуть оружие в сейф, и к Генке. Выпить и забыть.

Вроде бы всё просто.

Но почему тогда отец никогда не рассказывал о своём первом расстреле, а дед однажды признался, что помнит каждого, кого ему пришлось исполнить, и отдал бы всё за то, чтобы забыть хотя бы одного из них.

Больше всего не хотелось, чтобы в девятке оказалась женщина, или ребёнок. Впрочем, детям редко давали высшую меру, так что в большей степени Лавр не хотел увидеть в камере молодую красавицу. Уродливых убивать проще, думал Лавр, открывая окошко.

- Встать и лицом к стене! – скомандовал он, всматриваясь в бесформенную груду, устроившуюся на нарах.

Вздохнул с облегчением. Это был мужчина. К тому же старый – седой, хромой, ссутулившийся. Он безропотно подчинился, поднялся с нар и шаркая, стал спиной к двери. В тусклом свете мелькнуло его лицо – изъеденное морщинами как грецкий орех, оно всё же показалось Лавру знакомым.

Открыть дверь, выстрелить. Открыть дверь, выстрелить. В затылок. Всё просто.

Он открыл дверь и услышал:

- Значит, выпал орёл.

Лавр вздрогнул. Голос, несмотря на старческое дребезжание, тоже показался знакомым. Ладонь вспотела, сжимая рукоятку пистолета. Лысеющий затылок зэка выглядел хорошей мишенью, и надо было сразу стрелять, не разговаривая.

- Повернись.

Старик повернулся. Лавр направил на его лицо фонарик, и он поморщился, прикрывая глаза ладонями.

- Руки! – грозно рявкнул Лавр, отводя свет фонаря чуть в сторону.

Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, кого напоминает ему старик.

Седьмой, ведущий из телевизора, моложавый пропагандист с небольшим брюшком и легкими залысинами, стоял перед Лавром, но изъеденный временем. И не годами, а десятилетиями. Конечно же, это был не он, с Седьмым была лично знакома сестра жены, и несколько дней назад хвасталась, что они обедали в «Сохо» за соседними столиками. Но этот старик… будто состаренная копия Седьмого.

- Вы должны спросить меня о последней просьбе. – мягко сказал старик. – По инструкции Рэндомного пути.

- Откуда ты знаешь? – спросил Лавр, поколебавшись. – Откуда знаешь про путь?

- Я придумал этот обычай.

- Ха! Ты что, служил надзирателем?

- Я думал, что служу Богу. – ответил старик. – Много лет назад. А когда понял, что ошибался, придумал Рэндомный путь. Чтобы хоть как-то искупить вину перед Ним.

Он поднял голову вверх, истово перекрестился трижды.

Сумасшедший, подумал Лавр. Больной спятивший старик, который должен был отправиться в крематорий, вместо того, чтобы занимать место в спецвагоне.
Две пули. Одну в грудь, вторую в голову. И всё. Это просто работа. У него приказ, и он должен его выполнить. Он не делает ничего плохого. Ничего, что противоречит законам, божьим, или государственным.

- Вы никогда раньше не убивали. – сказал старик. – Я вижу.

- Всё когда-то приходится делать впервые. – мрачно ответил Лавр. Ему хотелось спровоцировать старика на агрессию, но тот был тих и спокоен. – За себя волнуйся, а не за меня.

- Нет причин для волнений. Я уже давно мёртв, и в какой-то степени бессмертен. Ваши действия ничего не изменят. Я лишь прошу вас выполнить последнюю просьбу, согласно правилам Рэндомного пути.

Больной сумасшедший старик, приговорённый не только судьёй, но и временем. Худой, измождённый, со следами мозолей на запястьях – от длительного ношения силовых наручников. Кто и зачем отправил этого доходягу в последний путь, предоставив случаю – или, если угодно, Богу – решать его дальнейшую судьбу?

Лавр кивнул.

- Ну говори. Свою просьбу.

- У вас есть дети? – неожиданно спросил старик.

- Не твоё собачье дело, фашистский ублюдок. – Лавр затейливо выругался, пытаясь вызывать к себе отвращение к старику. Странно, но его похожесть на телеведущего действовала совершенно иначе, располагая к себе. – Проси и становись к стене.

- Здесь и сейчас, перед лицом смерти, я прошу прощения у тебя, мой палач, и у детей твоих, и у их детей, и так до седьмого колена. – заунывно, словно читая молитву, начал говорить старик явно заученный текст. – За то, что говорил, когда стоило молчать, и молчал, когда требовалось моё слово. За ненависть, что взращивалась несколько поколений, и ослепила целый народ, сделав его покорным стадом. За глупость, ставшую эталоном мудрости, за подлость, ставшую синонимом благородства, за жадность и зависть, ставшие основой для воспитания нации. За Семнадцатую Эпоху, и за многое другое, прости меня, палач, сними проклятие, и покончим с этим.

Лавру не понравилось, что его называли палачом. Он громко высморкался в сторону, и направил на старика пистолет, целясь ему в голову:

- Что за херню я сейчас услышал?

- Моя последняя просьба. – ответил старик. – Прости меня.

- Хочешь, чтобы я простил тебя? И всё? Ни приветов, ни пожрать, ни помиловать… Ладно, я… - Лавр внезапно осёкся.

Неожиданная мысль посетила его, он посмотрел по сторонам, подошёл к матрасу, откинул его в сторону.

- Это что, проверка? Меня проверяют на профпригодность? На соответствие? На лояльность?

Он быстро осмотрел камеру – микрофонов вроде бы не было. Да и вряд ли проверяли таким странным способом – ведь Лавр мог просто войти, выстрелить, и выйти. Должен был так сделать. Вместо того, чтобы разговаривать с приговорённым. С очень странным приговорённым.

- Кто ты такой? – спросил Лавр, вглядываясь в лицо старика, высвечивая его фонариком. Когда старик попытался прикрыться от яркого света глазами, больно ударил его фонариком по пальцам. – Я тебя видел раньше?

- Как и все остальные. – туманно ответил старик.

- За что тебя приговорили?

- Я служил Богу, а он оказался…

- Дьяволом? – ухмыльнулся Лавр.

- Хуже. Человеком.

- Ты из сектантов? Либерал? Старик, знаешь, что ты похож на того ведущего из телевизора? На Седьмого. Один в один, только старый больно.

- Совпадение? – спросил старик, и сам же ответил, делая отработанный годами плавный и короткий жест рукой. – Не думаю.

В это мгновение Лавр вдруг понял кто перед ним. Ещё не осознал, но уже понял – и содрогнулся.

Эти три слова, сказанные стариком, он слышал тысячи раз, с самого детства, с пелёнок. В школе, в институте, в казарме. Дома по телевидению, в машине по радио.

Ещё каких-то пятнадцать-двадцать лет назад портреты этого человека украшали фасады всех крупных зданий, и ведущих на телевидении уже много лет традиционно выбирали из тех, кто был на него похож внешностью. Но было так невероятно видеть его здесь, в спецвагоне. Невозможно.

Лавр отшатнулся, опуская руку с фонариком. Хриплым шёпотом спросил:

- Министр Правды?

- Первый на Первом. – подтвердил старик. Тем же самым ровным и спокойным голосом.

Лавр был шокирован, и это ещё мягко сказано. Сердце выпрыгивало из груди.

Когда-то самый известный во всём мире человек, десятки лет назад спасший страну от фашизма, ИГИЛ и экономического коллапса, сейчас стоял в камере спецвагона, и с видом мученика готовился принять смерть от обычного вертухая-экспедитора.

- Что ты… что вы здесь делаете? Я же мог… Кто посмел вас сюда отправить?

Старик долго думал, колебался, прежде чем ответить.

- Я сам.

- Что? Нет! – воскликнул Лавр. – Вы не могли…

- Я придумал Рэндомный путь, зная, что однажды и сам доверю свою судьбу Богу.

- Я всё понял! Вы оговорили себя. Вас заставили сделать это. Конечно! Против вас была провокация. Это фашисты? ИГИЛ? Рептилоиды? Министр, я вам помогу! Мне можно верить…

Лавр осёкся. Посмотрел на старика, тот впервые за всё время улыбнулся, печально так.

- Вы не поймёте. Ни меня, ни мои мотивы. Поэтому всё, о чём я вас прошу, это простить меня, и действовать по инструкции.

Старик кивнул на руку, держащую оружие. Лавр спрятал пистолет за пояс. Откашлялся, пытаясь справиться с охватившим его волнением.

- Знаете, Министр. Однажды в школе нам рассказали историю, как вы, служа в армии, спасли от смерти мальчика и девочку. Брата и сестру. Их распяли и обезглавили, но вы с доктором Игровым вырвали их из цепких лап смерти. Вернули живых детей их родителям, а убийц превратили в радиоактивный пепел. Я не дурак, Министр. Я понимаю, что какая-то часть рассказа приукрашена. Но в тот день. В тот день мы с ребятами дали присягу юного патриота, и поклялись всю жизнь прожить так, чтобы она была хоть чуть-чуть похожа на вашу. Я не стану вашим палачом, Министр. Если вы прикажете, я убью всех в этом вагоне, и даже себя. Но не вас.

Может это была игра теней, но Лавру на мгновение показалось, что губы и веки старика дрогнули.

- Не называй меня Министром. – попросил он устало, и как-то по-дружески. – Нет больше никакого Министра Правды. И правды больше нет. Есть только приговорённый и палач. И последняя просьба, которую палач может выполнить.

Лавр стиснул зубы.

- Вам дали какие-то препараты, я слышал про такие. Заставляют признаться в чём угодно. Но я вам помогу.

- Ты не сможешь мне помочь.

- Я – нет. Но мой дед. Лаврентий Павлович Яровой. Он работал в руководстве ФСИН и знает много надёжных людей. Если эта чудовищная провокация направлена против вас лично или против нашей страны, мы все готовы действовать на благо родины.

- Тридцать лет назад такие как ты и твой дед могли бы стать моими личными гвардейцами. – сказал старик. – Если бы такие, как ты, были рядом, мы смогли бы справиться со всем миром. Но копии оказались сильнее оригинала. И проклятие не снять просто смертью.

Лавр старался не обращать внимания на то, что говорит старик, не запоминать этот бред, наверняка вызванный психотропными препаратами. Главное, донести до Министра главную мысль – что скоро всё плохое закончится, и рассудок вернётся к нему.

- Ещё не всё потеряно. Министр, ничего не говорите. Мы вам поможем.

- Когда копии исчезнут, начнётся хаос, но только он сможет привести к порядку. К божественному порядку. А сейчас всё, чем ты можешь помочь – это простить меня перед лицом будущих поколений.

- Министр, вам надо отдохнуть, а потом мы найдём предателей, посмевших…

Договорить Лавр не успел.

Сильный толчок сотряс вагон, сразу после этого погас свет, везде, и в камере, и в коридоре. Спустя несколько секунд освещение вернулось, но в режиме автономного.

Лавр схватился за рацию. Помехи такие, словно они проезжали Второй Уральский. Но на пути к 404-й вообще не было никаких тоннелей. И связь не пропадала – ни в рации, ни в телефоне.

- Поезд идёт дальше, а вагон замедляет ход и останавливается. – сказал старик. – Совпадение? Не думаю.

Лавр прислушался. Вагон катился по инерции, но ход его замедлялся.

Из коридора донёсся звук, похожий на громкий и очень короткий вскрик. Сразу после этого резкий толчок, как при стоп-кране – и вагон стал намертво.
Старик пошатнулся, но сохранил равновесие, в отличие от Лавра, больно ударившегося плечом о стену.

- Побудьте здесь, Министр. – сказал надзиратель, вновь хватаясь за оружие. – Я выясню, что происходит.

Дверь девятой он и не думал запирать. У спецвагона только что появился новый командир, и в девятой он находился лишь временно.

Вскинув пистолет, Лавр прошёл мимо запертых камер до служебки. Там он обнаружил Радика, спящего вечным сном в луже собственной крови. Кто-то перерезал ему горло от уха до уха, в служебке стоял тошнотворный запах, и у Лавра на несколько секунд закружилась голова.

Терминал разбит, экстренная связь не работает. Тревога, конечно, уже поднялась, машинист не мог не заметить, что спецвагон отцепили, и сообщил диспетчеру. Наверняка уже подняты по тревоге все ближайшие внутренние службы. Но понадобится какое-то время, чтобы они сюда прибыли.

И стоит ли их ждать?

Кто-то напал на поезд, в котором должны были тайно, как безымянную собаку, умертвить Министра Правды. Как сказал бы он сам:

- Совпадение? Не думаю.

Могут ли те, кто напал на спецвагон, спасать Министра? Могут. И тогда они союзники Лавра.

Могут желать Министру смерти? Могут. Верить нельзя никому. Надо действовать.

Услышав истошные Генкины крики, Лавр бросился в сторону тамбура. И остолбенел от неожиданности, когда распахнул дверь.

Генку в буквальном смысле потрошило какое-то существо в костюме с силовой броней. Всё вокруг было в крови, Генка орал нечеловеческим голосом, бронированное окно было разбито, судя по осколкам – били снаружи.

В тот момент, когда Лавр ворвался в тамбур, нападавший вышвырнул окровавленного Генку в оконную дыру. И повернулся к третьему и последнему экспедитору.

Существо оказалось человеком, конечно. Парень лет двадцати, небритый, в активном костюме самозащиты, такие раньше использовались в секретных подразделениях Нацгвардии. Нападавший сделал шаг по направлению к Лавру, недобро улыбаясь.

- Стой! – крикнул Лавр.

И выстрелил, не выдержав. Руки дрожали. Но промахнулся не из-за дрожи, а потому что парень успел поднырнуть, перехватить руку, отвести в сторону. Пуля вылетела в разбитое окно, нападавший без труда обезоружил Лавра, прижал за горло к стене и спросил, активируя один из манипуляторов костюма:

- Ты старший конвоя?

Лавр не ответил, и сильная боль пронзила всё его тело, выворачивая наизнанку.

- Ты старший? – повторил вопрос нападавший, дождавшись, когда Лавр перестанет кричать. – У тебя ключ от камер?

Говорить было трудно, всё тело словно парализовало, к горлу подкатывали комки спазмов.

- Ты… ты за… за Министром?

- Каким ещё министром, ублюдок?

- Мы… можем… быть на одной стороне. – простонал Лавр. – Отпусти…

- Я не буду на одной стороне с тюремщиками. Даниэла Чумакова. В какой она камере? Камера!

Новая боль пронзила тело Лавра, не оставляя времени на раздумья.


***

Дана слышала выстрелы, и душераздирающие крики, после которых вжалась в угол, не решаясь даже представлять, что происходит там, за дверью. Воображение рисовало совершенно жуткие вещи, и хотя ещё несколько минут назад ей казалось, что хуже уже не будет, теперь она боялась того, что слышала, и молилась, чтобы дверь её камеры не открылась.

Прогудел электропривод, щёлкнул замок. Дверь открылась. Дана увидела тень на пороге. Человека в светящемся костюме. Его лицо. Знакомые с детства черты, спрятанные под щетиной уже не мальчика, но мужчины.

- Кристиан?

Так невероятно видеть его здесь. Словно сон, словно призрак, или галлюцинация.

Как в старых фильмах, он бросился к ней. Обнял, Дана тоже вцепилась в него, прижавшись, разрыдалась. И они долго стояли, не отпуская друг друга, молчали, даже когда уже Дана прекратила плакать.

- За это нападение высшая мера. – прошептала девушка. – Для нас. И для наших семей.

Он знал это, разумеется. Знал, на что шёл.

- Всё будет хорошо.

Он всегда так говорил. А потом следовал горох, или ремень, или ещё что-то неприятное.

Дана подумала, что он здесь ради неё, и она не может, не имеет права укорять его.

- Нам надо уходить. – сказал Кристик.

- Куда? Где ты был все эти годы?

- Искал ответы.

- Нашёл?

- Я нашёл тебя. Мало времени. Поговорим потом.

Взяв Дану за руку, Кристик вывел её в коридор. Дана увидела охранника, беседовавшего с ней. Он лежал на полу, скрюченный, и рука у него мелко дрожала, а из ушей и носа шла чёрная, как смола, кровь.

- Не смотри. – сказал Кристик. – Идём.

Дана остановилась, услышав крики и стук в одной из камер.

- А как же остальные? Тут есть ещё заключённые.

Кристик взял её за руку, прижал к себе, посмотрел в глаза, ладонью поправляя ей волосы:

- Нет больше никого. Только мы. И я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя. И всегда любил.

Его взгляд казался безумным, и это безумие передалось Дане. Она вдруг поняла, что единственный человек, который может её спасти, стоит рядом с ней и говорит слова, которых она ждала от него всю жизнь. И неважно, что происходит вокруг. Теперь не важно. Она счастлива, и это чувство у неё никто не отнимет, ни полицаи, ни судьи, ни надзиратели.

- Я тоже. Тоже тебя люблю.

Он поцеловал, и она ответила. Время, казалось, остановилось, замерло и даже затаило дыхание.

Стон охранника прервал поцелуй.

- Надо идти.

Пропустив Дану вперёд, Кристик остановился, словно что-то вспомнил. Присел на корточки рядом с умирающим охранником.

- Ты говорил про какого-то министра? Отвечай. Или… Дана, иди в тамбур.

- Кристик…

- Дана, иди в тамбур и подожди меня там.

В знакомом голосе Кристика звучал незнакомый ранее металл. Она молча пошла по коридору, когда открывала тамбурную дверь, в спину ей донёсся очередной раздирающий крик. Дана вздрогнула, но не обернулась.

Разбитое толстое окно с кусками торчащей проволоки. Следы крови на полу и стенах. Пустые гильзы.

Спецвагон стоял на мосту. Толстые опоры. Провода. Предупреждающие таблички.

Дана посмотрела в разбитое окно. Чистое голубое небо, без единого облака. Несколько птиц вдали, они приближались. Уже скоро Дана поняла, что это не птицы, а вертолёты, летевшие в сторону моста.

Открылась дверь, в тамбур вошёл Кристик, лицо его было перекошено от торжествующей ненависти. Посмотрел на небо, потом на часы.

- Быстро они. Но ожидаемо. – посмотрел на Дану. – Знаешь, кто ещё шёл твоим этапом?

- Кто?

- Тот, кто сделал нас такими. Жаль, было мало времени.

Кристик открыл дверь, помог Дане спуститься. У ступенек вагона валялся ещё один охранник, окровавленный, и мёртвый. Странно, она даже не испугалась, а просто переступила через него, как через железнодорожную шпалу.

Спецвагон стоял прямо посреди моста. Где-то внизу под ногами бушевала речка, до неё было метров пятьдесят. Вертолёты приближались, уже можно было расслышать их рокот.

- Мы не убежим от них. – прошептала Дана.

- Мы не будем бегать. – ответил Кристик и подвёл Дану к ограждению. – Мы полетим.

Он взялся руками за секцию ограды, обитую сеткой-рабицей, дёрнул на себя несколько раз, с силой, выворачивая болты, кажущиеся довольно большими. Отшвырнул вырванную секцию в сторону.

- Пора.

- Я не умею летать.

- Я научу. – Кристик взял её за руку. – Всё будет хорошо. Ты мне веришь?

Она кивнула. Ведь надо было хоть во что-то верить хорошее.

И они оба шагнули с моста в пропасть.


***

Боль была нестерпимой. Лавр понимал, что для него всё кончено. Конечно, через несколько минут здесь будут боевые вертолёты ВВ, но Лавру они уже не помогут. Остались считанные минуты, и Лавр, напрягаясь из последних сил, полз к девятой камере.

Его ждало ужасное зрелище. То, что нападавший сделал с Министром Правды... по сравнению с этим Генка, Вадик, да и сам Лавр, были везунчиками.

- Министр… - простонал Лавр.

Он был ещё жив. Жизнь теплилась в его глазах, несмотря на страшные раны. Это был очень, очень живучий старик.

- Просто… скажи, что прощаешь… - прошептал он. – Одно слово… прошу… Прости…

- Мне… - Лавру тоже тяжело было говорить. – Мне не за что вас прощать, Министр. Для меня было честью защищать вас и умереть вместе с вами. За… правду…

Лавр боялся, что не сможет договорить – рот наполнялся кровью из лёгких, и последние слова он уже не говорил, а пробулькал. И тем не менее, он успел сказать то, что хотел, и был счастлив от этого.

Старик долго смотрел на него затухающим взглядом. Из последних сил прошептал:

- Да... да пошёл ты нахуй.

И умер.

Лавр закрыл глаза, прислонился спиной к стене. Последнее, что он вспомнил перед смертью – это сына, который больше никогда не увидит отца, но наверняка получит питбуля на свой двенадцатый день рождения, в самом недалёком б

http://sanych74.livejournal.com/181721.html


НЕДАЛЁКОЕ Б

Пятница, 20 Мая 2016 г. 00:11 + в цитатник
В одной из запрещённых книг говорилось, что в Древнем Риме ежегодно в начале мая проводились Лемурии – праздники мёртвых. Считалось, что в эти дни души мёртвых блуждают по миру в виде призраков-вампиров, и могут причинить страдания живым. Для того, чтобы их отогнать от своих домов, римляне разбрасывали вокруг чёрные бобы и громко били колотушками в медные тазы. И вроде бы, помогало.

Про Лемурии Дане рассказал Кристик. Ещё несколько лет назад, когда они учились в школе, в старших классах. Дана, конечно же, ему не поверила, хотя Кристик клялся, что лично читал энциклопедию со штампом библиотеки педагогического института. Дана ему никогда не верила, уж слишком невероятно порой звучали его рассказы.

И всё же на уроке истории не утерпела и спросила про Лемурии учительницу истории. Аккурат перед майскими праздниками Памяти. И ведь чувствовала, что лучше не стоит этого делать.

Дану тогда сильно наказали, поставили «на горох» до конца дня. Стоять коленками на охотничьей дроби, уткнувшись носом в пыльный угол учительской – то ещё испытание. От неё требовали рассказать, кто надоумил её распространять эту чудовищную ложь, оскорбляющую чувства всех помнящих, но Дана не выдала своего друга. Хотя и сильно сердилась на него.

Кристик такой был всегда – всё время читал какие-то старые книжки, распечатки с запрещённых сайтов, при том, что разрешения на использование Рунета у него не было. И делился некоторыми открытиями с Даной, хотя ей это не нравилось – не зря ведь запрещают, значит, опасно.

А потом Кристик исчез. Соседи говорили, что ночью в их квартиру пришла полиция, был обыск, и Кристика куда-то увезли в наручниках. Спустя месяц его родители сделали официальное заявление, подтвердив, что Кристик являлся фашистским провокатором и русофобом, и что они отрекаются от сына.

Раз за разом просматривая видеоролик с отречением, Дана беззвучно плакала. Ей было жалко Кристика, ведь он не был ни фашистом, ни провокатором, он был просто любопытным, иногда не в меру, но не представлял никакой опасности для общества. Дана пыталась поговорить на эту тему с классной руководительницей, и её снова отправили «на горох». А Кристик так и не вернулся.

Через год, сдав ЕГЭ, и попрощавшись на выпускном с одноклассниками, Дана чувствовала себя одинокой и несчастной. Родители хотели, чтобы она шла в духовную семинарию, либо в один из университетов при ФСИН, но девушка неожиданно для всех, и в первую очередь для себя, выбрала педагогический.

Эта профессия, в отличие от духовенства и тюрем, не была слишком популярной у молодёжи, для поступления требовалось лишь иметь достаточный уровень лояльности. Дана три дня слушала телевизор, запоминая все фразы и жесты холёного и ухоженного Седьмого – ведущего новостей на Первом канале, мастодонта в области пропаганды и патриотизма.

Во внешней политике всё предельно просто. Друзей, кроме армии, нет. Тысячелетняя борьба, предки воевали, и сейчас надо из последних сил, плечом к плечу, всех врагов в радиоактивный пепел, так победим.

Внутренняя политика и того проще, помещалась в двух словах: враги повсюду.

Запомнив наизусть основные тезисы, Дана без труда сдала экзамены по лояльности и патриотизму. Убедила комиссию, что нет более верного сторонника нынешней власти, чем она. И поступила на факультет цензуры и надзора, где проходной балл был наивысшим по институту.

Всё ради одного. О чём она умолчала при собеседованиях.

Библиотека.

Последние двадцать лет издание печатных книг находилось под запретом. То же самое касалось газет, журналов, и даже обычных открыток. Старая печатная продукция сжигалась во время митингов и военных парадов. Считалось, что печатная литература – это архаика, которая мешает национальному прогрессу. Некоторые книги, в основном, технические, цензурировались и хранились в специальных библиотеках. Россиянам предлагалось получать всю необходимую информацию из рунета, электронным способом, современным, доступным и удобным.

Педагогический уже долгое время оставался единственным в городе институтом с собственной библиотекой. И хотя для чтения большинства книг требовалось разрешение, получить его не составляло больших проблем. Оставалось только представлять, как ученик средней школы Кристик нашёл способ читать институтские книги, но Дана это делала полностью законным путём.

На первом курсе у неё был доступ только к скучным книгам вроде рецептов или инструкций к автомобилям. Начиная со второго, способной студентке разрешили пользоваться почти всей литературой архива. Декан почему-то был уверен, что Дана хочет делать карьеру в госструктурах, и заранее старался быть с девушкой доброжелательным. Позже это сыграло с ним злую шутку.

В одной из старых подшивок Дана наткнулась на незамеченное цензором описание интернета – компьютерной сети, похожей на рунет, разработанной рептилоидами для террора мирного населения. Так им говорили в школе. Судя по тексту, пятьдесят лет назад интернет был доступен для любого жителя планеты. Сеть использовали для обмена информацией, миллионы людей из разных стран могли общаться друг с другом, находясь за тысячи километров друг от друга. И на это не требовалось никаких разрешений.

Удивительно, что такое могло быть правдой, но позже, в других подшивках и книгах, девушка снова и снова сталкивалась с подтверждением прочитанного.
Дана проводила в библиотеке почти всё свободное время. Приходилось делать вид, что она пишет рефераты и доклады, а на самом деле…

Она нашла сохранившиеся описания Великой Войны. В разных источниках она называлась Великой Отечественной и Второй Мировой. В школе рассказывали, что Российская Республика была единственной страной, не поддавшейся фашизму и спасшей весь мир. В описаниях говорилось о том, что против фашистов воевало сразу несколько стран, а Российская Республика в разное время называлась Советским Союзом, Российской Федерацией и просто Россией. Это тоже казалось странным, даже невероятным.

А ещё казалось невероятным, что всего лишь полвека назад можно было без всяких разрешений покинуть не только свой город, но и страну. В качестве путешественника или эмигранта. И вообще, люди жили по-другому.

С каждой страницей очередной книги вопросов появлялось больше, чем ответов. И хотя Дана чувствовала, что не стоит их задавать, и что в этот раз она одним горохом не отделается – всё же однажды она набралась смелости, и осталась после лекции, чтобы расспросить старого преподавателя математики об их прошлом.

Профессору было лет шестьдесят, он родился в прошлом веке, и должен был помнить события, описанные в библиотечных книгах и газетных подшивках. Он слыл добрым человеком, часто помогал студентам не за взятки, а просто так.

Но профессор не стал ничего отвечать, и прогнал Дану. С гневом, красными пятнами на лице… и со страхом в глазах, бегающих из стороны в сторону.
В тот же день ей аннулировали пропуск в библиотеку. Ещё через два дня отчислили из института.

А ещё через два дня арестовали. Вместе с профессором, деканом, библиотекаршей и старостой группы.

Обвинение в создании русофобской ячейки с целью фальсификации истории. Максимальный срок по этой статье не превышал пяти лет, но Дана шла организатором и ей добавили связь с ИГИЛ. И хотя ей вменялся всего лишь один эпизод – в прошлом году она занималась у репетитора вместе с дальним родственником какого-то террориста – его оказалось достаточно, чтобы прокурор запросил для Даны пятнадцать лет строгого режима.

Её даже не допрашивали во время следствия. Все остальные задержанные дали признательные показания, заявив, что Дана использовала наркотики, чтобы привлечь их к незаконной деятельности. И всё.

Судебный процесс начался через неделю после ареста. Он был открытым, с привлечением журналистов и неравнодушных граждан. Родители, соседи, бывшие одноклассники, знакомые и незнакомые люди. Кто-то делал сэлфи, кто-то давал короткие интервью журналистам.

Дана сидела в зарешёченной клетке с двумя охранниками, и слабо понимала, что происходит. Отчётливо запомнилась мама, она плакала, и прятала лицо в пуховую шаль, прижавшись к плечу отца. Им, наверное, сейчас было тяжелее всего.

Она вспоминала Кристика. Как однажды он заступился за Дану, когда ей не давал прохода главный школьный хулиган Гия Чавчадзе, а потом они подрались после школы, и Гия крепко надавал Кристику. Врагами они после драки не стали, а Гия, несмотря на свою победу, с тех пор если и смотрел в сторону Даны, то лишь для того, чтобы поздороваться и отвернуться в сторону.

А один раз, когда Дана получила двойку, Кристик нашёл где-то хакера. Тот взломал школьный журнал, и удалил все неуды у класса за последний месяц. Был жуткий скандал, в школу приходила сетевая полиция, всех учеников класса поставили на горох на шесть часов и не выпускали даже в туалет – требовали рассказать, кто из класса причастен к этому. Вроде бы даже хотели прокачать всех сывороткой правды, но передумали. Решили, что всё дело в неисправном оборудовании, и только спустя пару недель Кристик похвастался, что это он привёл в школу хакера, и дал ему ключ от серверной.

Он учился играть на гитаре, и часто пел одну песню, на французском языке. Когда Дана спросила, откуда он знает французский, Кристик ответил, что это «Марсельеза», и её надо не знать, а чувствовать. Дана посмотрела в рунете, что такое «Марсельеза» - так называлось пирожное из пальмового масла. На следующий день к ней подошёл школьный сисадмин и поинтересовался, зачем она искала в рунете это слово. Дана соврала, что хотела испечь что-нибудь, и сисадмин порекомендовал ей внимательнее формулировать поисковые запросы. В деле были и его показания, кажется.

Глядя на судью, дремавшего в кресле, пока адвокат зачитывал оправдательную речь, Дана думала о том, что сейчас в зал суда войдёт Кристик. Скажет что-то, или сделает – и всё прекратится, весь этот кошмар станет сном, или просто дурацкой фантазией.

Но Кристика не было.

Маме стало плохо с сердцем, отец буквально вынес её на руках из зала, под неодобрительные взгляды активистов из «Сорок Сороков». Молодые мускулистые эсэсовцы в стильных чёрных рясах сопровождали двух монахинь, с помощью плакатов обвиняющих Дану в распутстве и требующих сжечь ведьму.

Судья зачитывал приговор два с половиной часа. Щёлкали вспышками журналисты, вертелись операторы с наплечными камерами, подбирая нужные ракурсы.

Двенадцать лет, без права апелляции, первые шесть без помилования и переписки. Адвокат радовался и сказал, что это однозначный успех.

После оглашения приговора Дану отвели в камеру, где её ждал Седьмой, бессменный ведущий новостей Первого канала. Он прилетел к ним в город, чтобы лично взять у Даны интервью для пилотного выпуска своего нового шоу «Глазами предателей». Седьмой что-то спрашивал, Дана что-то отвечала, находясь в какой-то прострации, а потом потеряла сознание.


***

Лавр любил свою работу, и гордился ей, несмотря на то, что некоторые считали эту профессию недостаточно престижной. Лавр не гнался за престижем, и не мечтал о высоком статусе в обществе. Своё место Лавр принял от отца, а тот от деда. И Пашка, подрастающий сын Лавра, уже готовился к тому, чтобы поступить в Центральный Университет ФСИН, и стать надзирателем-экспедитором, а если говорить по-простому, то вертухаем.

Лавр не любил это слово, «вертухай». Деду оно нравилось, а Лавру с самого детства казалось, что в этом есть что-то общее с собакой, виляющей хвостом перед хозяином. Дед тогда сказал, что они и есть псы, цепные псы режима, и хвостом они виляют только для того, чтобы отвлечь внимание, а потом вцепиться врагу в горло, не оставляя ни единого шанса.

Деда Лавр тоже любил, и гордился им, хотя некоторые… некоторые трусы и либералы считали его излишне жестоким, даже чудовищем. Что ж, где сейчас они, в каких лагерях сгнили? А дед по-прежнему, полон сил и здоровья. Пьёт, правда, много, а что ещё делать, на пенсии-то.

Работа как работа. Полный соцпакет, дополнительные очки лояльности, высокая и стабильная зарплата. Из минусов – приходится часто покидать семью, уезжая в длительные командировки. Из плюсов – длительные командировки, в которых Лавр чувствовал себя по настоящему свободным.

В бригаде их трое. Они сидят внутри спецвагона с заключёнными, и несколько дней, круглые сутки, каждый из этапируемых находится в полной и безраздельной власти старшего экспедитора. Должность эта сменяемая, назначением ведает начальство, и Лавр был на хорошем счету.

Некоторые коллеги Лавра, получая должность старшего экспедитора, в буквальном смысле сходят с ума. Что они делают с заключёнными в дороге – об этом лучше не рассказывать за обедом. Зэки просто не доезжали до конечного пункта, и хотя проштрафившихся коллег увольняли, на их место приходили новые, такие же отмороженные извращенцы и психопаты.

Лавр иначе подходил к своей работе. Насилие не доставляло ему удовольствия. Кроме того, он считал, что раз государство посчитало необходимым оставить зэка в живых, значит его, Лавра, задача – доставить груз живым и невредимым. Всё, что он делал в пути в нарушение устава – это разговаривал с заключёнными. Задавал им вопросы, просил рассказать что-нибудь о себе. А потом рассказывал им, что их ждёт впереди.

И никакого насилия.

За те семь лет, что Лавр работал экспедитором, он сотни раз назначался старшим в бригаде, но всего лишь четыре раза использовал табельное для усмирения заключённых. И это был самый низкий показатель среди надзирателей за всё время работы северо-западного экспедиционного отдела ФСИН. Лавр ждал повышения в звании, и оно было не за горами, вместе с государственной дачей и новой машиной.

Конечно, не всё и не всегда шло гладко в его жизни. Однажды в ресторане по пьяни Лавр поругался с каким-то столичным франтом, и через несколько дней его вызвали на допрос в Службу Собственной безопасности. Франт оказался чьим-то родственником. Начали крутить на измену, спасло заступничество отца и деда, отделался взысканием и нервотрёпкой.

Три года назад Пашка, девятилетний сын учудил. Наслушался всякой ерунды на улице, и после очередной порки позвонил в ювенальную юстицию, с жалобой на насилие. Тут уже жена помогла, вернее, сестра её, работавшая на телевидении редактором Седьмого. Позвонили куда надо, и объяснили, что Лавр не какой-то там сраный либерал, к которому можно прийти и рассказывать, как детей надо воспитывать.

Пацану, конечно, досталось потом, и от отца, и от деда, и от прадеда. Долго ходить не мог, стервец. Лавр себя потом в детстве вспоминал, как тоже получал, когда проказничал много. И ничего, человеком стал. Как говорится, пороли, порем и пороть будем.

Бригада у Лавра не самая идеальная. В напарниках Генка-Алкаш да Радик Сипатый. Оба деревенские, безродные, в городе таких инкубаторскими называют. Здоровенные лбы, отмороженные оба, тупые как пробки, ленивые, и постоянно рапорты пишут в какие-то организации, где они сексотами зарегистрированы. Лавр стучать брезговал, ещё дед его поучал, что стучать на своих – последнее дело, свои же и придушат за это, и правы будут.

Генка приходил на работу в похмелье, и в таком же состоянии покидал её. Весь рейс, туда и обратно, он пил неведомое вонючее пойло, которое гнал у себя дома, часто пел песни, настолько громко, что приходилось надевать беруши, чтобы не слышать надрывный и отвратительный Генкин голос.

Радик петь не мог, а пить не любил. Радик любил заключённых, и всякий раз, когда его назначали старшим рейса, радовался, как ребёнок. В такие рейсы Лавр предпочитал не проверять зэков лично, а довольствоваться компьютерными данными – жив и хорошо. Что с зэками делал Радик, неизвестно, но все они доезжали до места живыми, а большего от Радика и не требовалось.

Обычный майский день с самого начала посылал Лавру знаки, которых он не замечал. Приближался двенадцатый Пашкин день рождения, пацан уже давно выпрашивал собаку, и Лавр собирался взять ему овчарку, уже договорился со знакомым кинологом. Но с самого утра позвонил дед Лавра. Сообщил, что купил для правнука питбуля, предупредил, что любого другого щенка утопит вместе с дарителем.

Потом Машка, жена, намекнула, что у неё кое-что не то по-женски, и возможно, их семью ждёт прибавление. Лавр лично отвёз Машку в клинику, хотя опаздывал на работу – велел позвонить и сообщить сразу, как будут результаты обследования.

На перекличку опоздал, конечно. Радик радостно потирал руки, надеялся, что начальство заметит это, и назначит его старшим на рейс. Но командир вызвал в кабинет Лавра, мягко пожурив за опоздание, вручил ему ключ-карту и накладную на зэков.

ИТК-404, три дня туда и столько же обратно.

В этот раз их девять. У восьмерых красно-синий код, статьи за предательство, вредительство, пропаганду. У девятого в графах «имя» и «статьи» стоял прочерк, а цвет кода был чёрным, бросавшимся в глаза своей непривычностью – Лавр впервые видел эту метку, хотя часто слышал истории о безымянных пассажирах.

Лавр не был идеалистом, и понимал, что он, и вся его семья, находятся где-то в середине пирамиды, обеспечивающей тех, кто находится на самом верху, на пике власти. Где-то внизу есть бессловесный скот, Лавр пёс при пастухе-начальнике, а где-то наверху хозяева стада, полей, загонов и скотобойни. Хозяева пирамиды. Может ли пастух стать хозяином? Теоретически может. Но гораздо больше шансов у него оказаться под копытами животных, поэтому смотреть надо в оба.

Пассажиры, помеченные чёрным кодом, сделали что-то ужасное против Хозяев. И по старому многолетнему обычаю, таких придурков отправляли в Рэндомный Путь. Они ехали по этапу в одну из колоний строгого режима, а в этот момент судья в присутствии адвоката, прокурора и присяжных, бросал монету, решая его судьбу. Орёл или решка. Расстрел или пожизненная каторга на энергоферме, без права переписки.

Если выпадал орёл, то старший надзиратель-экспедитор получал по телефону приказ-смс, и должен немедленно привести приговор в исполнение.
Вот почему в этот раз шеф закрыл глаза на опоздание. Для него это тоже редкость, и он хотел, чтобы всё прошло без эксцессов.

В спецвагон Лавр вошёл, немного волнуясь. Сразу почувствовал запах Генкиного перегара, но первым встретил Сипатого Радика, жравшего шоколадное печенье. Худощавый Буржуин, да и только. Он не скрывал своего разочарования тем, что старшим назначили Лавра, молча поздоровался и ушёл в служебку.

Двери спецвагона закрылись с противным лязгом. Вагон тронулся. Лавр прижался щекой к прорешёченному окну, думая о том, что он никогда в жизни не убивал людей, и не уверен в том, что сможет это сделать самостоятельно.

***

Равномерный стук колёс отдавался в ушах. Первая поездка на поезде. Первый раз Дана покинула город. Много чего в её жизни произошло впервые, всего лишь за месяц, даже чуть меньше.

Тесное купе, металлическая лежанка с вонючим матрасом, слив для нужд, тусклый свет с потолка. В пути уже шестнадцать часов, каждые восемь часов дают еду – хлеб и воду. Три глухих стены, в четвёртой дверь с окошком, ведущим в узкий глухой коридор.

Слёзы все уже давно выплаканы. Она сидела, поджав колени, у двери. Слушала стук колёс, и пыталась представить, что с ней будет дальше.

Их семья жила на окраине города, и маленькая Даниэла часто видела сидельцев, бывших зэков и зэчек, вернувшихся после заключения. Люди с пустыми глазами, худые, шаркающие, сгорбленные. Их считали отверженными, с ними предпочитали не общаться, не брать на работу.

Дану ждало то же самое, если она сможет прожить следующие двенадцать лет, но ей казалось, что она не выдержит и дня. Найдёт способ прекратить это всё, разом.

Она сделала бы это сейчас, но вещи отобрали ещё в СИЗО, и кроме ветхой полосатой робы и вонючего матраса, в купе ничего больше не было.

Хотя нет. Ещё была надпись. Выцарапанная чем-то острым на металлопластиковой поверхности стенки, рядом с матрасом.

«В НЕДАЛЁКОМ Б»

Как будто школьник выцарапывал что-то на парте, но не успел дописать, из-за учителя, или звонка на перемену.

Щёлкнула щеколда дверного окошка. В проём упал кусок хлеба, следом полиэтиленовый пакет с водой. В прошлый раз пакет при падении лопнул, и вся вода разлилась. В этот раз пакету повезло больше. Дана надорвала уголок, жадно сделала несколько глотков, аккуратно закрепила его между стенкой и матрасом, рядом с надписью. Съела хлеб, вернулась на место под дверь. Услышав голоса надзирателей, прильнула к дверному окошку.

Их было двое, они стояли рядом с дверью, разговаривали громко, никого не стесняясь. Одного звали Лавром, и он, похоже, был тут главным. Имени второго Дана не расслышала, но у него был неприятно сиплый голос.

- Скоро моя смена. – говорил сиплый. – Я мог бы провести дополнительную проверку заключённых.

- Не надо. – отвечал старший.

- Выборочную. Одну камеру.

- Не надо.

- Хочешь печенья?

- Не надо.

- Лавр, дай мне доступ на проверку. Третья камера. Прошу.

- А кто там? Андрей Пепелицын? Ты что, заднеприводный?

- Лавр, ты видел этого мальчишку? Он просто ангел.

- Мальчишку? А сколько ему… Господи! Да ему двенадцать! Ты с ума сошёл? У меня сыну столько же.

- Лавр, ты же меня знаешь, никаких проблем не будет. Хочу угостить его печеньем. Побуду для него папой, или старшим братом.

- Ты грёбаный педофил!

- Ты и сам мог бы расслабиться. Вот в этой камере девка едет, хорошенькая.

- Закрой пасть, извращенец. Слышать тебя не хочу. Это… это просто омерзительно! Нахер ты мне это вообще рассказал?

- Да брось, Лавр. Скажи, что ты хочешь. Всё, что угодно, ради часа в третьей камере.

- Всё, что угодно?

- В жопу не дам, я же не пидор. – сиплый громко засмеялся, от его смеха у Даны мурашки по коже побежали. – Денег хочешь? Или…

- Ты когда-нибудь убивал?

- Э, нет, Лавр, ты чё? За зэка-малолетку хочешь меня на мокруху подписать?

- Это не уголовка. В рамках закона. В девятой камере безымянный.

- Что, серьёзно? То-то его раньше всех привезли, ещё и не было никого.

- Если у судьи выпадет орёл, сможешь…

- Кончить его?

- Привести приговор в исполнение.

- Да как два пальца. Ну что, пустишь в третью?

- Подождём результата по девятой.

- А если ему решка и пожизненное?

- Тогда обсудим новые условия. А пока можешь передёрнуть. Проваливай нахер отсюда, ублюдок. Вернёшься, когда будет твоя смена.

Голоса стихли. Дана стояла ещё, прильнув ухом к окошку, а потом оно лязгнуло, и девушка отпрянула, испугавшись.

- Сядь на нары. – скомандовал в окошко охранник, которого сиплый называл Лавром.

Дана послушно села. Теперь открылась дверь. В купе вошёл мужчина лет тридцати пяти-сорока, в военной форме. На правой руке у него был кастет, в левой держал путеводный лист-накладную.

- Даниэла Чумакова. – сказал, задумчиво рассматривая бумагу. – Как же тебя угораздило. Не тем давала?

Дана молчала, боясь спровоцировать охранника. Руки дрожали мелко и часто, пришлось обхватить ими колени, чтобы унять дрожь.

- Семья есть? Эй, я с тобой по-хорошему говорю. А могу и по-плохому. Есть семья?

Дана кивнула.

- Муж, дети?

- Родители. – пискнула Дана, опустив глаза вниз. – Папа. Мама.

- Уже отреклись? Нет? Ничего, отрекутся. Ещё и проклянут, если соседи воцерковленные или казаки. Да ты не переживай. Для тебя это сейчас не самое страшное. Уже слышала, небось, про татов? Знаешь, как добывается электричество?

Дана мотнула головой. В технике она плохо разбиралась.

- Таты – это электрические пауки. Генетически модифицированные организмы, а по мне, так просто монстры. – охранник засмеялся. – Они питаются кровью зэков. Тебя засунут в стеклянный гроб, где ты пролежишь следующие… сколько там у тебя… двенадцать лет. Твои вены проткнут иголки. Десятки или сотни. Кровь начнёт поступать паукам, они станут вырабатывать электричество. Миллионы честных россиян будут жить, работать и отдыхать, а ты, лёжа в гробу, будешь освещать их жизнь. Двенадцать лет одиночества, с перерывами на обед и утреннюю разминку. Говорят, очень больно. Не знаю, не проверял. Так что ты натворила, Даниэла? Эй! Я с тобой…

- Ничего.

- Ну да, все вы так говорите. А потом выясняется, что один в церковь вошёл, не перекрестившись, вторая омоновцу не дала, а третий так вообще, против губернатора выступал. Ничего. Говорят, на электроферме после первого года приходит понимание, после второго раскаяние, а после третьего – терпение. Научишься терпеть – выживешь. Не научишься – сойдёшь с ума и умрёшь в болях и муках.

Охранник прошёлся по камере, пнул матрас, проверяя. Пакет с водой шлепнулся на пол, вода из него потекла в сторону сливной решётки. Охранник брезгливо отпихнул его ногой.

- Вас в четыреста четвёртую везут. Там раньше тела сжигали, а теперь лесопосадки ими удобряют. Как рядом с паучьей фермой ёлочки-сосенки увидишь, знай, под корнями гниют те, кто не выдержал. Искупают вину и после смерти. Теперь она нарядная, на праздник к нам пришла, и много-много радости детишкам принесла.

Дана вдруг осознала, зачем пришёл охранник – чтобы поиздеваться над ней, напугать, и от того получить удовольствие. Он и улыбался искренне, потому что видел страх в глазах девушки. И смаковал каждую фразу, каждое слово.

- Двенадцать лет не так уж и много. Скучно, конечно. Но если здоровье позволит, могут направить на осеменение.

Девушка вздрогнула брезгливо, заметив это, охранник продолжил с большим воодушевлением:

- По телевизору об этом не говорят, я тебе по секрету. Как попутчику. Когда родишь, дадут ребёнка пару месяцев понянчить, всё ж развлечение какое-то, отдохнёшь от пауков.

Дана подняла голову.

- А потом?

- Потом обратно, на электроферму. Кровью искупать вину.

- Нет, ребёнок. Что с ним?

- Интернат-инкубатор, потом деревня или завод, армия, дальше кому как повезёт. Ты их больше не увидишь. Никогда.

- Кого – их?

- А ты думаешь, он один будет? За двенадцать лет тебя раз пять точно осеменят. Может, даже и вручную. – охранник снова засмеялся. – Ну куда вы лезете, бабы? Зачем? Вам бы дома сидеть, уют в семье создавать, а вы, дуры, в политику. Теперь вот в гробу двенадцать лет, и молись, чтобы к резервистам не отправили, потому как там уж точно…

Договорить охранник не успел. На поясе у него тренькнул телефон. Пришло смс-сообщение, прочитав его, охранник стал задумчивым. Долго молчал, смотрел на Дану, словно забыл всё, о чём говорил, а потом вышел из камеры. Дверь захлопнулась, электропривод заблокировал её с тяжёлым лязгом.


продолжение

https://sanych74.livejournal.com/181298.html


Метки:  

Пьяный Мастер

Четверг, 25 Февраля 2016 г. 04:25 + в цитатник
Предыдущее

Старик выглядел лет на восемьдесят, или даже старше. В старом, латанном-перелатанном пиджаке с орденскими планками, в истоптанных зимних ботинках, слишком тёплых для +18 по Цельсию, он держал в руках палку, с прибитой к ней куском картона. На картонке немного кривыми буквами было выведено «БЫТЬ ДОБРУ», поверх надписи виднелись грязные пятна и подтёки.

Одинокого пикетчика охраняли два полицейских. Словно солдаты на карауле рядом с вечным огнём, они стояли, не шевелясь, по обе стороны от старика, сжимая в руках вместо автоматов резиновые «демократизаторы».

Живая инсталляция расположилась перед зданием городской администрации Сочи, на пятачке рядом с памятником Пьяному Мастеру. От памятника их отделяла пешеходная дорога, переходящая в аллею. Лавочки, клумбы и декоративные деревья, привезёнными из разных стран мира. Жители города любили прогуливаться по этой аллее, наслаждаясь чудесными видами, и всё здесь радовало глаз, кроме паршивого старика в поношенной одежде, исправно выходившего на пикет каждый день, вот уже последние две недели.

Большинство прохожих на старика не реагировали, относились к нему как к мусорной урне, стоящей в неподходящем месте. Молодёжь могла сделать с ним селфи ради смеха, люди постарше и вовсе не обращали на него внимания, своих дел хватало.

Но были и те, у кого одинокий старый пикетчик вызывал лютый батхёрт. Своим потасканным видом, своим вызывающим призывом. Эти неравнодушные граждане старались плюнуть в старика или его плакат, бросить в него чем-нибудь грязным, а если повезёт, и полицейские отвлекутся на что-то, то и пнуть его побольнее, пытаясь сбить с ног, или сломать плакат.

Одна тётка неопределённого возраста, густо накрашенная, и в толстовке с принтом Владыки Кубани, старалась особенно тщательно. Каждый день, после обеда, она приходила к памятнику, сначала стояла в сторонке, лузгая семечки, а затем начинала распалять себя и окружающих криками, призывая убрать грязного старикашку, выгнать его из города, или вовсе убить.

- Ишь, тварь, удумал чего! – возмущённо восклицала она, осторожно приближаясь к старику, и внимательно следя за полицейскими. – Наши дети погибают каждый день! А он тут добра захотел! Рептилоид проклятый! Вы только посмотрите на этого паразита старого!

Старик стоял молча, он никогда ничего не отвечал. Полицейские сжимали рукоятки резиновых дубинок, ожидая, когда тётка приблизится на достаточное расстояние, чтобы протянуть её по спине. Им было скучно стоять здесь каждый день по несколько часов. Любое развлечение в рамках правового поля – только в кассу.

Но тётка, ещё в первые дни испытав пару раз на себе действие «демократизатора», теперь держалась на безопасном расстоянии. Она старалась собрать вокруг пикетчика побольше зевак, чтобы отвлечь внимание полицейских – тогда оставался шанс на успешную атаку.

- На крови пиарится! Наши дети гибнут! А он тут к добру призывает! Посмотрите на рептилоида! Да чтоб ты сказился, окаянный! Чтоб ты сдох! Тьфу!
Часы на здании администрации показывали три часа пополудни. Без одной минуты. Сегодня тётка начала свой цирк немного раньше обычного, возможно, из-за хорошей погоды.

Ровно в три часа, неподалёку, в здании администрации, в одной из многочисленных приёмных, девушка по имени Аиша подала заявление с просьбой о гражданстве, солгав только в одном пункте своей анкеты – своём последнем месте проживания. Просто формальность перед принятием гражданской присяги.

И прежде, чем закончилась первая минута четвёртого, белый «ровер» остановился в двадцати метрах от памятника, припарковавшись рядом со знаком, запрещавшим остановку. Из автомобиля вышли два парня лет двадцати, один в ковбойской шляпе, второй без головного убора, с длинными нечёсаными волосами. Около минуты они молча наблюдали за тем, как небольшая кучка людей собирается вокруг старика, крича что-то неразборчивое, едва слышное, и явно угрожающее. Потом «ковбой» закурил, а второй, лохматый, развёл руки в стороны, потянулся и восторженно сказал:

- Пацаны ваще ребята! Как город изменился, а? Не то, что Адлер.

Курильщик сделал несколько частых затяжек, отбросил недокуренную сигарету в сторону.

- Мы тут уже два месяца. Надо спонсоров искать. А лучше уходить.

- Куда? – спросил патлатый.

- Куда угодно. Ты глава, Томаз, тебе и решать. А здесь нам местные развернуться не дадут.

- Тебе тут плохо живётся? – поинтересовался Томаз. – Машины, тёлки, море, пыль. Сегодня решу вопросы со спонсорами и турнирами.

- Нам рейтинги надо поднимать. – сказал его спутник, стараясь не смотреть ему в глаза. – Ты читал, что про Братство пишут? Парни вопросы задают.

- Типа?

- Типа, что дальше? О чём новый глава думает?

Он особо выделил «новый», и Томаз помрачнел.

- Много недовольных?

- Думаю, не меньше половины.

Два месяца назад их город превратили в руины. На выживших устроили охоту, и если бы не союзники с Черноморского побережья, приютившие беглецов, они уже давно все были бы мертвы.

От Братства, некогда самого могущественного клана в стране, осталось два десятка бойцов. Они разбрелись по местным городкам, дурея от безделья. За ними охотилось полмира. На побережье они находились в безопасности, но существовали определённые проблемы, усложнявшие беженцам жизнь настолько, что это превращалось в ад.

На побережье, как и на территории всего Краснодарского края, любые компьютерные игры находились под строжайшим запретом. Играть разрешалось только в школах и ВУЗах, но каждый ученик перед поступлением в учебное заведение, должен был присягнуть на верность Аркану, Владыке Кубани, Повелителю Гор и Степей.

Великое множество ограничений, связанных с этим запретом, касались не только местных жителей, но и всех гостей побережья. Конечно, настоящий игровой найдёт способ собрать друзей в локальную сеть и потренироваться, но отсутствие серьёзных турниров сильно удручало. Рейтинги падали, а вместе с ними в клане снижалась мораль. Усиливались пораженческие настроения.

Всё чаще и чаще Томаз слушал от соклановцев упрёки, намекающие на бездействие. И начальник разведки, единственный, в ком Томаз был уверен, давно предупреждал, что парни недовольны условиями, в которых живут. Несмотря на то, что все они договаривались потерпеть какое-то время.

Начальник разведки лихо закинул свою шляпу на затылок. Хрустнул пальцами, выжидающе глядя на главу клана.

- Собери всех. – сказал Томаз. – Здесь, в Сочи. На этой неделе. Решим, что делать дальше.

- Ты не понял, Томаз. – мягко поправил его собеседник. – Они уже всё решили. Либо у тебя есть спонсоры. Либо они перейдут в другой клан. И они больше не хотят ждать. Решать тебе. И сегодня.

- Твари продажные. – выругался Томаз.

Спонсоров у него не было. Он рассчитывал на встречу, которая должна была произойти с минуты на минуту. Но не рассчитывал перед встречей получать такой ультиматум от своих людей.

Вот почему начальник разведки всю дорогу молчал. Тачки им выдавали местные, а значит, всё было на прослушке.

- Вот что, Микоч. – вдохновенно сказал Томаз. – Скажи им, что спонсоры будут! И турниры! И рейтинги! Мы соберём новый клан! Возродим Киберград в другой стране! Вернём наше влияние!

Получилось неубедительно.

- Мы здесь чужие. – угрюмо сказал Микоч. – Нам даже гербы Братства нельзя носить. Мы как пейзаны. Как взрослые.

- Нам нельзя покидать побережье. Не сейчас. Москвичи объявили нас террористами. Здесь мы в безопасности. Не тупи, серб.

- Да я-то за тебя тащу. – спокойно ответил Микоч. – Но парни готовы гербы поменять. Если застой намечается.

Томаз наблюдал за толпой, обступившей старика. Кольцо сжималось, кое-кому уже посчастливилось выхватить полицейской дубинкой. И всё же большая часть толпы, похоже, готовилась к тому, чтобы пострадать за свою идею, но добиться цели.

- Застоя не будет. – твёрдо сказал глава. – Есть человек в окружении Аркана. Поможет наши проблемы решить. Нам сейчас главное отсидеться, мяса набрать, авторитет вернуть…

Скрип тормозных колодок. Старый «вранглер» мягко, но уверенно вкатился в зад белоснежного «ровера», смяв ему бампер своим кенгурятником. У «вранглера», кроме волчьей головы на капоте, ещё несколько лого расположились по бортам. «АР-13», «Кардашьян-корп», «Дашнакцутюн», несколько алкогольных брендов.

Водительская дверь открылась. Из «Вранглера» миру явилось облако перегара со своим источником.

- Альберт? – с сомнением спросил Микоч у главы Братства. – Ты с ним договорился о встрече? Он же бухарик. Ты в курсе, что это его памятник вон там стоит?

Томаз не ответил. Но он был в курсе.

Источником перегара был один из советников Кубанского Владыки, Альберт, известный местным жителям как Пьяный Мастер. Махнув парням рукой, с зажатой в ней бутылкой пива, Альберт подошёл ближе.

- Баревцес. – сказал, кивая. – Сорян, вчера не мог. Свадьба у сестры.

- У тебя каждый день то свадьба, то днюха. – проворчал Томаз, пожимая протянутую руку.

- А иногда похороны. – Альберт сделал глоток. – Поэтому я здесь. Чтобы за здравие, а не за упокой. Пиво будете? В багажнике есть, холодное.

Он рыгнул, негромко, но длительно. И снова сказал:

- Сорян.

Начальник разведки шумно вздохнул.

- Что с партнёркой? – Томаз решил не тянуть, а сразу перейти к делу. – Мы можем на своих домах спонсорскую рекламу вешать? Стримы вести, турниры, и всё такое.

Альберт смотрел в сторону памятника, наблюдая за толпой. Люди стали кричать заметно громче, распаляя себя и друг друга.

Залпом допил остатки пива, бутылку бросил в урну, находившуюся метрах в десяти от них. Попал, конечно. И достал из кармана флягу.

- Может, чачи? Освежает мозги. Снимает нервоз.

- Хорош терзать. – нервно сказал Томаз. – Нам нужна спонсорская реклама, и возможность участвовать в сетевых турнирах.

- Это запрещено правилами.

- Да что за бред? Ты можешь поговорить с Арканом? А лучше устроить нам встречу. У меня десяток его контактов, и ни по одному он не отвечает.

Альберт покачал головой. Сделав глоток из фляги, крякнул. И ответил:

- Правила не изменятся, поверь. Это принцип.

- Он твой родственник? Аркан.

- Брат мужа моей сестры. С ним уже говорили насчёт вас. Он сказал, что правила одни для всех.

- Да нахуй эти ваши правила! – психанул Томаз. – У тебя на тачке полтора десятка спонсоров висит. Ты что, свой рейтинг на школьных турнирах нарабатываешь? Хочешь сказать, что у тебя дома интернета нет?

Вместо ответа Альберт сделал ещё один глоток, занюхал рукавом.

- Ты ведь тоже был в Киберграде. – напомнил Микоч. – В клане Доктора. Только соскочил раньше. До того, как москвичи нам войну объявили.

- В Москве считают ваш клан причастным к убийствам более двухсот чиновников. Первая часть фильма «420». Надеюсь, вы его не видели. По нашим законам, за использование глубинного интернета смертная казнь.

- Ты нас сейчас подъёбываешь? – сурово поинтересовался глава Братства.

Альберт икнул. Посмотрел в сторону пикетчика и окружившей его толпы, Томаз невольно тоже перевёл взгляд на разгоравшуюся драку.

Какой-то мужичок, получив по хребту дубинкой, схватил её двумя руками и дёрнул на себя. Хозяин дубинки пошатнулся, второй полицейский сразу же пришёл ему на помощь, ударив мужичка сначала по рукам, а потом по спине и по голове. Мужичок заверещал от боли, особенно когда по нему заработали сразу две дубинки. Никто из толпы и не думал прийти ему на помощь, все знали, что мужичок переступил черту. Но, воспользовавшись тем, что полицейские отвлеклись, сразу двое или трое, включая горластую тётку, накинулись на старика, и сбили его с ног прежде, чем полицейские вернулись на защиту пикетчика.

Короткая свалка, неразборчивые крики.

Фляга снова булькнула, на этот раз дважды.

- Киберград был обречён с самого начала. – пьяно сказал Альберт, закручивая крышку. – Доктор ошибся. Он хотел развить науку, переманивал взрослых, сулил им условия лучшие, чем в любой стране мира. Лаборатории, полигоны-шмолигоны, институты. Роботы-ебоботы. Доктор ставил науку на первое место. А от населения нужна преданность. И только потом наука.

- И поэтому вы промываете им мозги? Альберт, нам нужна возможность участвовать в турнирах. Мы игровые, а не пейзаны. И ваши союзники.

- Это памятник Пьяному Мастеру. – сказал Альберт, кивая в сторону. – То есть, мне. Знаете, как его поставили?

Теперь у него в руках появился электронный барабанный кальян. Мастер сделал глубокий вдох и выдох, на несколько секунд покрыв зону перегара густым паром «айс фрут». И продолжил слегка заплетающимся языком:

- В прошлом году я спас жизнь Аркану. Его хотели застрелить, а я бросил в убийцу пивную бутылку. Попал ему прямо в лоб. А второму порвал на руке мышцу. Кальяном. Примерно таким, только другой модели.

- Есть чем гордиться. – съязвил Томаз. – Короче. Ты поможешь связаться с Владыкой?

- С ним никто не может связаться. Кроме Доктора, который, как говорят, погиб в Киберграде. С остальными Аркан связывается сам.

- Почему?

- Потому что он Владыка.

- Он параноик?

- Тебя это удивляет? Если я не ошибаюсь, прежний глава Братства отличался точно таким же поведением.

Альберт щелкнул барабаном кальяна. На этот раз от выпущенного облака пара исходил запах кофе. Пьяный Мастер смотрел в сторону своего бронзового аватара. И на то, что происходило у подножия памятника.

Толпа, обступившая старика-пикетчика, наконец, достигла критической массы. Один из полицейских уже запрашивал в рацию подкрепление. Все участники знали, что у них осталось несколько минут, после чего сюда прибудут дополнительные силы и начнут отрабатывать без ограничений.

Напирая, толпа выкинула вперёд сразу трёх человек. Заработали обе дубинки, но один из передовых успел заехать старику в челюсть, и тот упал, ударившись спиной о постамент памятника. Толпа напирала, кто-то выхватил из ослабевших рук старика картонку, отодрав её от деревяшки. Кто-то успел пнуть его в бок или по ногам. Дубинки работали исправно, и победные вопли быстро сменялись криками боли. Толпа стала рассасываться, уже через минуту остались только самые упёртые и тормознутые. Их ждали дубинки и наручники подоспевшего патруля.

Старик лежал у памятника, тяжело дыша. Он оказался крепок, даже сплюнул в сторону тягучую кровавую юшку, утерев губы рукавом. Полицейские, сторожившие его, помогли ему подняться, после чего он заковылял к ближайшей скамейке. Копы переглянулись, и пошли прочь, на всякий случай забрав с собой обрывки плаката. И только одинокая девушка, только что вышедшая из здания администрации, наблюдала за одиноким стариком, чей пикет на сегодня уже закончился.

Альберт повернулся к Томазу. Тише, чем обычно, словно шифруясь, но так, чтобы слышал и его спутник, поделился:

- Чуть больше года назад враги убили здесь много людей. Близких Аркана. Взрослых, и наших. Хотели совершить переворот.

- И поэтому он запретил игры?

- Отбери у человека всё, и потом дай ему чуть-чуть, и этого хватит. Аркан контролирует почти всех игровых Кубани. Воспитывает верность в тех, кто его окружает.

- Промывая мозги?

- Хочешь пользоваться тем, что нам доступно? Тогда стань одним из нас. Исключений нет ни для кого.

Альберт снова щёлкнул кальяном, переключая наполнитель. На этот раз «никотиновую ваниль». Не убирая кальян, полез за фляжкой.

Томаз посмотрел на начальника разведки, тот развёл руками, мол, я же говорил.

- Мы не предадим Братство. – сказал Томаз Альберту. – Мы лучше уедем куда-нибудь.

- Тупо, но благородно. – философски заметил Альберт. – Уважаю твой выбор, брат.

Поднёс фляжку к губам, крякнул аппетитно после глотка. Спросил бровями, снова предлагая алкоголь собеседникам.

Поколебавшись, Томаз протянул руку. Фляга удобно легла в ладонь. Несколько обжигающих глотков заметно взбодрили Томаза. Предложил выпивку начальнику разведки, а когда тот отказался, вернул флягу владельцу.

- Поможешь хотя бы с трансфером, брат? – в вопрос Томаз вложил всю свою язвительность.

- Конечно.

Альберт посмотрел на часы, потом уставился на памятник, потом на старика-пикетчика, севшего на ближайшую лавочку. Одинокая девушка уже сидела рядом с ним. Протянула старику бутылку с водой, потом то ли платок, то ли салфетку. Словно из-под земли, рядом выросла крашеная тётка. Она стала что-то кричать, ветер доносил к игровым обрывки слов.

- …рептилоид! …враг! …предатель!

Тётке удалось привлечь внимание нескольких прохожих, замедливших ход. Полицейские поблизости отсутствовали, и тётка смело стала надвигаться на старика, с явным намерением пнуть его. Девушка внезапно вскочила, преградила ей путь. Тётка попыталась отпихнуть девушку, но та стояла крепко. Тогда тётка снова закричала, что-то своё визгливое, неразборчивое. Вокруг начала снова собираться толпа зевак, заслоняя своими спинами происходящее.

Томаз сплюнул, выражая своё отношение к этому цирку.

- Кто такие рептилоиды? – спросил начальник разведки. – Евреи, что ли?

- Собирательный образ. – объяснил Альберт. – Вчера евреи, завтра москвичи.

- Ясно. – кивнул Микоч. – Все, кто против.

- Или все, кто не с нами.

Шутка прозвучало мрачно, и с жирным намёком на реальность.

- Мы свалим отсюда в течении недели. – пообещал Томаз. – Может, на это время дадите нам доступ к нормальному интернету? На подготовку.

- Пива точно не хочешь? – Альберт снова посмотрел на часы, шагнул к своей машине.

- Вот дерьмо! Мы же союзные кланы!

- Прости, брат. Я ушёл из политики. – признался Альберт, доставая из багажника бутылку с пивом. Открыл её с помощью кальяна. – У вас с москвичами тёрки, но это ваши дела. А у Аркана с москвичами договор о взаимопонимании. Так что сегодня рептилоиды – это вы.

Он открыл водительскую дверь «вранглера».

Начальник разведки дёрнул Томаза за рукав. С двух сторон дороги, перекрыв проезд, к ним подъезжали несколько одинаковых чёрных «хаммеров» с волчьими головами на капотах.

- Ты чё, блять, несёшь? – возмутился Томаз. – Вы что, нас москвичам слить хотите? Ты же меня братом называл! Близким своим!

- В Москве арестовали сестру и брата Аркана. Получается, что они и мои родственники. Более близкие. А москвичи обмен предложили. Чтобы без лишних жертв.

Последние слова долетели до Томаза словно как через вату. Он машинально схватился за пистолет, то же самое сделал и Микоч, вытаскивая любимый девятизарядник.

- Сдохни, крыса! – рявкнул Томаз, направляя ствол на Альберта. Не дожидаясь ответа, выстрелил, но армянин успел нырнуть в машину.

Несколько пуль срикошетили от бронированного лобового. У скамейки, где сидел старик, завизжали, закричали, толпа бросилась врассыпную.

- Звони нашим! – крикнул Томаз начальнику разведки.

А сам шагнул к «вранглеру», чтобы разобраться с Альбертом.

Салон машины был пуст, только пассажирская дверь передняя распахнута.

«Хаммеры» уже останавливались, из них выпрыгивали парни и девчонки в одинаковой серой униформе, с автоматическими винтовками. Рекруты, проходящие обкатку в боевых условиях. Они разбегались за деревья и укрытия, стрелять не спешили. Не соперники, конечно, но когда их много, могут создать проблемы.

- Мы с Томазом в Сочи рядом с городской администрацией. На нас напали люди Аркана. – торопливо диктовал Микоч клановую рассылку. – Нужна помощь всех союзников. Как можно быстрее.

Он едва успел отправить сообщение, как упал, когда пивная бутылка врезалась ему в голову. Прямо в висок, донышком. Бутылка от удара не разбилась, раздался сильный глухой стук, и начальник разведки Братства рухнул, как подкошенный.

Томаз развернулся, и выстрелил в Альберта, спрыгивающего с крыши «ровера» с противоположной стороны. Тогда глава Братства прыгнул на капот внедорожника, а затем на крышу, намереваясь застрелить Альберта. Вместо армянина его встретило облако дыма со вкусом мяты и клубники, поднимавшееся снизу.

Томаз выстрелил несколько раз в облако, стоя на крыше «ровера». Почувствовал, как что-то хватает его за лодыжки и толкает. Потеряв равновесие, Томаз рухнул на землю, сильно ударившись спиной о капот «ровера».

В глазах всё плыло. Он пытался подняться, но не мог. Стал на четвереньках, шатаясь, глядя под брюхо машины, в расчёте заметить там ноги юркого врага.

Заметив сбоку тень, выстрелил несколько раз с пол-оборота. Слишком поздно среагировал на очередное облако пара у себя за спиной. Из него вылетел кулак с зажатым в нём кальяном, и больно ударил Томаза в плечо.

Рука онемела, выронила пистолет, повисла плетью. Хуже всего было то, что Томаз по-прежнему не понимал, где его противник. А ещё перед глазами появились тёмные круги, голова кружилась в хороводе с машинами, деревьями и разбегавшимися прохожими.

- Чача действует по расписанию. – сказал Альберт, выходя из ароматизированного тумана. Отбил пистолет в сторону, без труда скрутил Томаза, внезапно обессилевшего. – Извини. Хотел, чтобы обошлось без жертв. Лучше пить за здравие, чем за упокой.

Томазу одновременно хотелось задушить Альберта и обнять его, благодаря за душевную теплоту. Сил не было ни на то, ни на другое. Голова кружилась всё быстрее, набирая обороты. Нарастал гул в ушах.

На руках его сзади застегнулись электронные наручники.

- Чтоб ты знал. – доверительно поделился Альберт со стремительно слабеющим Томазом. – Помощь не придёт. Вчера все игровые Братства приняли нашу присягу. Все, включая Васю-футболиста. Кроме вас двоих.

- Ну ты пида…

Томаз упал на асфальт, лицом вниз. Уже без сознания.

- Поэтому я и ушёл из политики. – сказал ему Альберт.

К нему уже бежали рекруты, смешно подпрыгивая, как персонажи в первых сериях ГТА.

Подхватив двух последних членов Братства за ноги и подмышки, юные кубанцы потащили их к транспорту. Стоя к ним спиной, Альберт откручивал крышку у фляжки, прикидывая дозу, после которой чача одержит победу и над ним.

К Пьяному Мастеру подошёл командир рекрутов, стал рядом. Пятнадцатилетний юнец с пушком на губах, он единственный, кто был в гвардейском мундире, с капитанскими шевронами на рукавах и воротнике.

- Хорошая работа. – сказал капитан с уважением. – Я упомяну в рапорте, что ты помог.

- Если бы они начали стрелять, много людей погибло бы. – ответил Альберт, отстранённо глядя на скамейку недалеко от памятника, где всё ещё сидели старик и девушка. – И наших. И взрослых.

- Попрошу, чтобы про тебя в новостях рассказали. – пообещал капитан. – В конце концов, ты же рисковал своей жизнью. Герой.

Его сарказм Альберт оставил без внимания.

Старик и девушка были единственными, кто не убежал после выстрелов. У старика имелась причина, похоже, он был без сознания, так как лежал на скамейке неподвижным кулем. Девушка пыталась привести его в чувство, одновременно звоня по телефону. Потом вскочила, стала подзывать прохожих на помощь.

- Собой любуешься? – дружелюбно пошутил капитан, решив, что Альберт смотрит на памятник.

- Мы платим этому старику, чтобы он пикетировал нас. – сказал Альберт задумчиво. – Платим толстым тёткам, чтобы нападали на пикетчиков. Платим полицейским, чтобы охраняли старика. Но ей мы не платим.

- А кто это?

- Не знаю. Но она помогает сама, по доброй воле.

- Думаешь, она рептилоид? – спросил командир рекрутов.

Вместо ответа Альберт вздохнул укоризненно, протянул ему фляжку.

- Ну нет. – отказался парень. – После твоей чачи мозги полдня собирать надо.

Альберт сделал несколько решающих и бескомпромиссных глотков. Направился к «вранглеру», пошатываясь на ходу. Сел за руль, сдал назад, после чего у «ровера» отвалился кусок бампера. Остановился, заглушил двигатель. Откинулся вместе со спинкой назад, и уже через несколько секунд храпел, наполняя салон ядовитым, никогда не прекращающимся перегаром.

Капитан некоторое время смотрел на спящего Пьяного Мастера, потом махнул подчинённым. Подбежали двое, вытягивая шеи от готовности выполнять приказы.

- Проверьте эту девчонку. – сказал капитан, показывая на девушку, всё ещё возившуюся со стариком. – Возможно, рептилоид, втирается в доверие. Старика не трогайте. – крикнул вдогонку уходившим рекрутам. – Старик наш!

Гражданство в этот день Аиша так и не получила.

https://sanych74.livejournal.com/181064.html


Метки:  

Поиск сообщений в lj_sanych74
Страницы: [4] 3 2 1 Календарь