В далёком 1987 году в январском журнале "Юный техник" был опубликован фантастический рассказ. И сегодня, 28 лет спустя, его актуальность только усугубилась. Рекомендую прочесть и вам!



Александр Фин. Автофон: Фантастический рассказ


— Маша-а-а! Машка-а-а!
— Это Катька Свиридова, — подсказал Маше отчетливый шепот, но она уже сама узнала голос Свиридовой и остановилась.
Свиридова улыбалась, отдуваясь после пробежки. Она была бледной и так похудела, что торчали коленки над белыми гольфами. Наверное, не поправилась до конца, и Машу это внезапно рассердило: могла бы полежать еще недельку, но нет, ей обязательно нужно на репетицию. Тоже мне, Джульетта!
— Как наши ребята? — спросила Катя.
— Как Вадим Киселев? — шепотом перевел автофон ее потаенную мысль.
— Нормально, — ответила Маша после паузы. С тех пор как она получила автофон, приходилось каждую секунду быть настороже: ведь она слышала и слова и мысли, а отвечать нужно было только на слова.
Они дошли до перекрестка и остановились.
— Светофор, наверное, испортился. Слишком долго горит красный, — шепотом доложил автофон Катину мысль.
"Торопится, — подумала Маша, — соскучилась... А нос острый и глазки маленькие. Что только Вадим в ней нашел? Читает много? Так и я читаю".
Светофор был исправен. Красный свет сменился желтым, затем загорелся зеленый. Они перешли улицу.
— Сегодня все придут? — спросила Катя.
И без автофона Маша понимала, что интересует ее опять же только Вадим. Раздражение стало еще сильнее. От автофона она знала, что сама Вадима нисколечко не интересует, и это было особенно обидно и, как ей казалось, несправедливо.
Она понимала, что бессильна что-либо изменить, но смириться с этим не могла. Зная, что краснеет, когда говорит неправду, она подошла ближе к витрине булочной, наклонилась и, будто поправляя ремешок босоножки, сказала, стараясь, чтобы голос прозвучал безразлично:
— А разве тебе не звонила Кузя? Сегодня репетиции не будет. Маша вдруг почувствовала, что автофон выскользнул из нагрудного кармашка кофточки, но подхватить его уже не успела. Он негромко звякнул об асфальт. Это было ужасно. Маша встала на колени, поддела непослушную пластинку ногтями, потерла о юбку и торопливо осмотрела с обеих сторон. С виду автофон казался целым. Она с облегчением вздохнула и поднялась. Катя все еще стояла рядом. Глаза ее блестели.
— Значит, идти нет смысла? — спросила она негромко.— Это даже хорошо. У меня тысяча дел!
Это было вранье и еще раз вранье, Маша могла в этом поклясться, но автофон почему-то молчал.
Автофон директор держал в руках впервые, хотя прежде видел фотографии в отчетах. Розовая керамическая медалька. Легкая, почти невесомая... И такая страшная!
Будь его, директора, воля, изобретатель мог бы долго еще объяснять, что автофон — это просто усилитель. Что человек все чувствует сам, а память его хранит всю информацию буквально с первых часов появления на свет — все, что когда-либо видел, слышал, читал. Все до слова, до буквы, звука! Автофон лишь усиливает неясные ощущения и бессвязные воспоминания, превращает их в точную информацию. Словом, помогает человеку полностью овладеть тем, что ему и так принадлежит.
Может, это и верно. Но лишь отчасти, думал директор, слушая доводы Короткова. Хорошо, конечно, иметь при себе что-то вроде карманной энциклопедии, готовой при любом затруднении дать точный, взвешенный совет. И если бы возможности автофона только этим ограничивались, директор пожал бы изобретателю Короткову руку и дал бы на эту тему любые деньги, даже оторвал бы их от своих собственных исследований. Но возможности изобретения были гораздо шире. Автофон усиливал и чужие мысли. Да, именно так!
Директор не хотел, чтобы кто-то копался в его мыслях, и не хотел знать чужие. И дело даже не в том, что ему было, что скрывать. Нельзя отнять у человека право выбора между тем, что говорить и что умалчивать. Нельзя полностью обнажать его мысли. Ведь определенная и необходимая закрытость — часть того, что делает человека человеком. И даже будь все люди абсолютно чисты, директор был бы против того, чтобы автофон появился на свет.
Но исход споров с изобретателем Коротковым уже решил заказ Космоцентра и заверение его представителей, что использоваться автофоны будут в космосе и только в космосе, причем за этим будет установлен специальный контроль, исключающий любые злоупотребления.
Этот разговор состоялся вскоре после того, как при посадке на космодроме в Теплом разбился Волощенко. Автопилот корабля вышел из строя, и космонавт изо всех сил спешил вручную сдвинуть рычаг управления, забыв, что его по-прежнему держит автомат. И некому было напомнить, что нужно переключить управление с автоматики на ручной режим, а когда он об этом вспомнил, времени уже не оставалось... Директор хорошо знал Волощенко.

Перед тем как уйти в отряд космонавтов, тот работал у него в лаборатории.
— И куда его? — спросил он, подбросив автофон на ладони.— В карман или на шею?
— Если шея не очень длинная — можно в нагрудный карман, — пошутил Коротков.
Он произнес это скороговоркой, и директор подумал, что они беседуют с изобретателем уже минут пятнадцать. Поколебавшись он поднес автофон к уху и услышал размеренный шепот:
— Как бы сказать повежливей?.. Вот незадача, там люди в коридоре ждут, а я тут треплюсь... Да он же все слышит!..
— Действительно, работает, — сказал директор.— Не смущайтесь, я не обижусь. Дела есть дела. Все ведь уже решено. Один вопрос. Я вас вызвал, чтобы узнать: испытания начались?
Коротков кивнул.
— Сегодня второй день.
Директор не знал, кто первый придумал испытать восемнадцать готовых автофонов на детях. Об этом заговорили сразу все.
Дети физически активнее взрослых! У них очень подвижная психика! Гейзеры эмоций, и никаких стрессов! Двойная система кровоснабжения сердца! Месяц испытаний заменит год проверки даже космосе! Дети — испытатели "в квадрате"!..
Директор сдался лишь после того, как ученый совет проголосовал за. Но месяц все же не дал. Неделю — и ни часа больше. И вот уже второй день восемнадцать девчонок и мальчишек — дети сотрудников института — испытывали автофоны.
И второй день автофоны испытывали их.
Белый, с черными пятиугольниками мяч бежал чуть впереди. Митька мог гнать его так хоть на край света, и никуда бы он не делся.
— Справа, — коротко шепнул автофон. Митька машинально провел рукой по груди и почувствовал медальку под мокрой футболкой. Терять автофон было нельзя. Бегать с ним, прыгать, ходить на голове — можно, даже нужно. Но терять — ни в коем случае.
Справа, как и подсказал автофон, бежал Ипполит. Здоровый лось! С ним сталкиваться ни к чему. Митька подождал, когда Ипполит окажется ближе, и послал мяч вперед.
— Быстрее к воротам, — посоветовал шепот.
За шесть дней Митька убедился, что автофон не ошибается. Поначалу было даже странно: вроде фитюлька и фитюлька, но с ним не промахнешься — почище рентгена просвечивает, сразу видно — кругом недруги.
Впрочем, он и раньше это подозревал. И думал, что причину знает: так уж устроены люди, казалось ему, что не любят, когда кто-то "высовывается". Вот отнеси он стерео- и видеоаппаратуру на свалку, раздави каблуком часы с телевизором, который привез из командировки в подарок отец, надень вместо удобных кроссовок кеды, тогда сразу полюбят. Тогда будешь "свой парень".
Такая точка зрения казалась ему бесспорной, и даже в мыслях к этой теме он не возвращался, иначе автофон дал бы ему знать, что не любят его потому, что он сам никого не любит.
Митька оказался впереди в самое время. Достаточно было подставить ногу, и мяч свернул в ворота. Вратарь подобрал с земли палку и начал выкатывать мячик из коричневой жидкой грязи.
Кому-то придется отмывать, подумал Митька про мяч. И автофон подсказал:
— Хомутову.
Митька удовлетворенно кивнул. Хомутову не вредно. Таких людей не жалко. Предатель! Да предатели вообще не люди. Когда в классе обсуждали, кто поедет в Крым, в молодежный трудовой лагерь, и весь класс, вся эта шушера насыпалась на Митьку: он, мол, плохой товарищ, ненадежный человек и так далее. Хомутов, Хомут, с которым он дружил с первого класса, встал и сказал, что Митька заносчив и на него нельзя положиться. Из класса не взяли двоих — его и двоечника Ипполита.
...Снова началась игра.
— Вперед, — скомандовал автофон, и Митька рванулся вперед, перехватил мяч и ударил. Он сделал это несознательно. Просто злость искала выход и нашла. Нога повернулась и послала мяч на автостраду. Кто-то громко ахнул, когда самосвал накрыл мяч. За ревом мотора хлопка слышно не было, самосвал прошел, а на бетоне остался белый блин с черными -пятнами.
— Врезать или не врезать? — шепнул автофон. Митька понял, что сейчас он транслирует чьи-то мысли, затравленно покрутил головой по сторонам и по лицу стоящего рядом Ипполита понял, что думает он. Ипполит крепко взял Митьку за футболку, притянул к себе, потряс и, шумно выдохнув воздух, спросил:
— Нарочно?
На миг Митьке стало стыдно, но тут же Ипполит добавил:
— Вали отсюда, быстро! И злость вернулась.
— Да плевать я на вас хотел! — крикнул Митька, вырвался и пошел с поля. Он сделал несколько шагов, когда автофон скользнул с оборвавшейся цепочки по животу и звонко ударился о камень.
Больше он не работал.
Края у ящика были неровными, больно резали руки. Сейчас бы кого в помощь, но неудобно просить. Сам ведь сказал, что нетяжело .
Интересно, сколько он весит, мысленно спросил Слава. Автофон ответил:
— Шестьдесят два килограмма.
Слава спускался по лестнице спиной вперед и видел, что ящик густо покрыт пылью. Видно, на чердаке он провалялся очень долго. На панели торчали рыжие от времени головки болтов.
Они развернулись на лестничной площадке и продолжили спуск. По ступенькам колотился упругий конец кабеля. Точно такой же ящик Слава Коротков где-то видел. Где?
— Секция постоянной памяти ЭВМ серии СБ, — подсказал всеведущий автофон.
Слава остановился, подставил под ящик колено, перехватил поудобнее руки и перевел дух. Точно! Это—блок памяти машины, такую он видел у матери в институте. Внутри полным-полно электроники, которой нет цены: логические микросхемы, за которые можно выменять все, что угодно, сверхбыстрые транзисторы...
— Конденсаторы, диоды, ферритовые кольца, — зашептал автофон.
Слава спиной толкнул дверь, ящик выволокли на улицу и взвалили на тележку, прихваченную из школы.
— Ну, все. Первое место наше! —сказал кто-то, хлопнув Славу по плечу.— Девятый "В" не дотянет.
Кто это говорил — Слава не обратил внимание. Не до того было. Он пытался сообразить, что делать. Отдавать в металлолом — глупо. Такие сокровища! Конечно, там разберутся и все, что можно пустить в дело, используют. Но что ему за радость, если кто-то где-то выдернет из ящика детали. К нему-то они не вернутся!
Выдрать самому? Вечерком, скажем, когда на школьном дворе никого не будет?.. Нельзя. Лучше выволочь за территорию. Да, так и надо сделать. Только за вечер не успеть, тем более в темноте. На пустыре ведь нет фонарей. А затягивать это дело нельзя. Завтра утром металлолом увезут... Без ящика, без шестидесяти двух килограммов.
Славе Короткову стало стыдно. Нельзя, сказал он себе, нельзя.
С тех пор как в кармане лежал автофон, Слава не смотрел на часы. Прибор указывал время с точностью до секунд. Слава мысленно спросил его, который час, но ответа не услышал...
Потом, уже вытащив детали, он написал в отчете, что автофон ни с того ни с сего перестал работать и указал точное время, когда это случилось.
— Три из восемнадцати. Неплохо, — сказал директор и посмотрел на изобретателя через стол.— Тем более что два отказа не в счет. Приборы тонкие, хрупкие...
Коротков перестал крутить в руках автофон, секунду смотрел на него, потом размахнулся и с силой, как костяшку домино, ударил о стол. Затем толкнул автофон директору.
Директор поднес автофон к виску и услышал знакомый шепот:
— Автофоны были испытаны на устойчивость к вибрациям. Выдерживают удары с ускорением до четырехсот "же".
Получилось... Директор разжал кулак и посмотрел на керамическую медальку. Получилась ерунда. Пусть сверхсложные волны, пусть тончайшие поля, но не могут же они, даже сверхтончайшие и сверхсложные, судить о том, что хорошо, что плохо, что почетно, а что стыдно!..
Стыдно... Директор повторил про себя это слово и вдруг понял, что автофоны ничего и не решали. Они могли просто усиливать стыд хозяев, как чувствовали и усиливали многое другое, и это чувство, возведенное невесть в какую степень, могло их же и разрушать. И в самом деле, мог возникать какой-то паразитный резонанс именно на этой волне. Ведь резонанс мосты и то рушит.
Складно, очень складно, если удары ни при чем. Но ведь бывает и так: дед бил, бил, баба била, била, а мышка пробежала...
Директор побарабанил пальцами по столу и спросил:
— А что с третьим? Разобрались, почему отказал?
— То же, что с первыми двумя, — ответил Коротков.
— Но...— директор замялся.— Я читал отчеты... Двое ребят, согласен, проявили себя не лучшим образом, но ваш Слава...
— Мой Слава солгал в отчете, — сказал Коротков.— Он мне признался, что вечером того же дня он выволок ящик на пустырь возле школы, чтобы взять детали.
Вот так, подумал директор. Трое из восемнадцати испытаний не выдержали. Шестнадцать процентов. Много это или мало? А испытания были несложные, жизнь подбрасывает и не такие.
— Будете дорабатывать? — спросил он вслух и тут же решил, что дорабатывать автофоны он не даст, пусть соберутся хоть десять ученых советов, но Коротков ответил:
— Автофоны? Их-то как раз дорабатывать ни к чему.

https://matveychev-oleg.livejournal.com/7694110.html