25 января — день рождения Владимира Высоцкого (1938—1980). Довольно странно распределилось его творческое наследство: народу он запомнился и полюбился в облике своего персонажа — сталинского муровца Глеба Жеглова. А интеллигенция, наоборот, ценила его авторские песни, где Высоцкий часто выступал в качестве антисталиниста, каким, собственно говоря, и являлся. Хотя как артист он был гораздо шире любых подобных рамок.
Вообще же ему по плечу были самые разнообразные роли — от белогвардейца поручика Брусенцова в «Служили два товарища» до большевика-подпольщика Бродского из фильма «Интервенция».



Напомню, что фильм «Интервенция» был снят в 1968 году, а вышел на экраны только в 1987. Этот факт — по-моему, пример того, как в СССР в предшествовавшую перестройке эпоху неоправданно «засушивали» память о революции и делали её далёкой от восприятия молодого поколения.



Но поговорим о наиболее, пожалуй, ярком кинематографическом образе Высоцкого — сыщике МУРа Глебе Жеглове в телефильме «Место встречи изменить нельзя» (1979). Образ, ставший своего рода «визитной карточкой» Высоцкого, хотя и его «лебединой песней». Но менее известно, что фильм снят по детективному роману братьев Вайнеров «Эра милосердия». Таким образом, мысль об «эре милосердия», звучащая в фильме – не случайная, а наоборот, центральная, стержневая, по мысли самих авторов.
А откуда вообще есть пошло это выражение – «эра милосердия»? Оказывается, в эпоху французской революции термидорианцы так прямо и называли свою эпоху – «эра милосердия». Правда, депутату, который эти слова произнёс, отрубили голову, но какое значение имеют подобные мелочи? Особо продвинутые в истории Французской Революции припомнят, что Камилл Демулен в своё время предложил учредить вместо Комитета справедливости Комитет милосердия и подчинить ему все прочие комитеты.
Таким образом, тема «милосердие против справедливости» – не новая. В фильме разворачивался любопытный спор между типичным интеллигентом Михал Михалычем и Глебом Жегловым в исполнении Высоцкого. По тексту романа:
«– По моему глубокому убеждению, в нашей стране окончательная победа над преступностью будет одержана не карательными органами, а естественным ходом нашей жизни, её экономическим развитием. А главное – моралью нашего общества, милосердием и гуманизмом наших людей…
– Милосердие – это поповское слово, – упрямо мотал головой Жеглов…
– Ошибаетесь, дорогой юноша, – говорил Михал Михалыч. – Милосердие не поповский инструмент, а та форма взаимоотношений, к которой мы все стремимся…
– Точно! – язвил Жеглов. – «Чёрная кошка» помилосердствует… Да и мы, попадись она нам…
– …У одного африканского племени отличная от нашей система летосчисления. По их календарю сейчас на земле – Эра Милосердия. И кто знает, может быть, именно они правы, и сейчас в бедности, крови и насилии занимается у нас радостная заря великой человеческой эпохи — Эры Милосердия, в расцвете которой мы все сможем искренне ощутить себя друзьями, товарищами и братьями…»
Однако Высоцкий в фильме переиграл эту идею, смешал все карты, перетянул сочувствие зрителя на свою сторону. Его антиподом был задуман другой, интеллигентный и «милосердный» сыщик, Шарапов. Хотя, если внимательно присмотреться к Шарапову, то выяснится, что его милосердие носит... довольно избирательный характер. Он от всей души жалеет арестованного врача Груздева. И помогает ему. Но считает нормальным обойтись с задержанным участником банды «по законам военного времени». И тут уже «негуманный» Жеглов вынужден провести с ним маленький правовой ликбез: «В паспорте у него не написано, что он бандит, а, наоборот, написано, что он гражданин, живёт по какому-нибудь Кривоколенному, 5, прописка у него имеется. Так что возьми его за рубь за двадцать!»
И разбросанные по фильму афористичные реплики Жеглова, которые позднее стали мемами, тоже едко возражают на идею «эры милосердия»: «Вор должен сидеть сидеть в тюрьме. И людей не беспокоит, каким способом я его туда упрячу!», «Наказаний без вины не бывает, Шарапов», «Не распускай сопли! Здесь МУР, а не институт благородных девиц», «Это ведь ты вынимал из петли женщину, мать троих детей, у которых такой вот Кирпич вынул последние деньги?»...


Памятник Жеглову и Шарапову. Москва


Памятник Жеглову и Шарапову. Киев. Открыт в 2009 году


Памятник Жеглову и Шарапову. Волгоград




Памятник Жеглову. Мариуполь. Неизвестно, сохранился ли этот памятник сейчас

Между прочим, лет пять назад в разговоре с одним бывшим следователем МВД 60-х годов, в больших чинах, я задал вопрос, который давно хотел задать кому-то из его коллег той или более ранней эпохи: кто ему ближе в «Месте встречи» — Жеглов или Шарапов? «Конечно, Жеглов. И всем работникам МВД тогда был ближе Жеглов, безусловно! А если тюхи-матюхи разводить, как Шарапов, то толку не будет. Но только вот одно в этом фильме фальшиво — что кошелёк подбрасывают. Все эти подбросы наркотиков и прочих вещдоков — всё это позднее началось, это они [авторы] не из того времени взяли. А в моё время я бы кошелёк подбрасывать не стал — ведь воры такие вещи очень внимательно отслеживают. И если следователь что-то подбросил — они его уважать не будут! И сразу слава о нём пройдёт дурная. А другие спецслужбы, КГБ, за МВД тоже наблюдают — зачем же мне это нужно? Так что эпизод с кошельком — он из нашего нынешнего времени, не из того».

Но вернёмся к теме «эры милосердия». Для СССР она, как всё хорошее, подкралась незаметно. Возможно, наиболее ярко её главный лозунг был выражен тоже в фильме – «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» (1965): «Пойми, студент, сейчас к людям надо помягче, а на вопросы смотреть ширше». Но произносит это сугубо отрицательный персонаж. Вот «Место встречи» и должно было стать своего рода развёрнутым возражением – на тему о том, что да, «сейчас к людям надо помягче». Поменьше непреклонной справедливости, побольше мягкости и широты. И на первый взгляд, что в этом плохого? Маленький подвох кроется только в том, что общество всё более и более разделяется на два этажа — на верхнем обитают просвещённые и цивилизованные, продвинутые сторонники Милосердия, с которыми, если что, надо обходиться предельно милосердно и мягко. Что бы они ни сотворили. На нижнем этаже живут все остальные.
И тогда создаётся интересная ситуация: обитатели «нижнего этажа» общественного здания, на которых милосердия обычно не хватает, чем дальше, тем больше жаждут не милосердия, а именно справедливости, а на слово «милосердие» всё больше и больше реагируют как бык на красную тряпку… ну, примерно как Глеб Жеглов. А обитатели верхнего этажа продолжают невозмутимо жить по принципу «сейчас к людям надо помягче, а на вопросы смотреть ширше», и твёрдо уверены, что конец эры Милосердия никогда не наступит. Такие дела...

https://foto-history.livejournal.com/17625365.html