Я только начала читать в очередной раз (на этот раз в оригинале) Большие надежды Чарлза Диккенса, но так как я знаю Пипа и его друзей и врагов «как облупленных», то мне с первых строк бросились в глаза детали, которых я раньше не замечала или не давала себе труд рассуждать. И касаются они душевной деликатности некоторых героев, иногда странной или неочевидной, благодаря которой история развивалась известным нам образом.

Я бы предупредила, что в тексте спойлеры, но скорее требуется обозначить, что тем, кто не читал книгу, не будет понятно, про что эта статья, а удовольствие будет подпорчено «неполным знанием».





Большие надежды - очень сложное произведение, на мой взгляд, идеально выстроенное, со множеством деталей, складывающихся в стройную картину. Очень трудно описать его в один присест, но если выбрать только один аспект, о котором я сказала вначале, то можно ограничиться попыткой ответить на некоторые вопросы.

В начале повествования мы видим Пипа, воспитывающегося в семье старшей сестры, семейного тирана по собственному выбору и по призванию, которая командует как младшим братом, так и мужем... кузнецом.

Пип не имеет никаких «паспортных данных» о своих родителях мистере Филиппе Пиррипе и «жене вышеозначенного Джорджиане», кроме слов на могильной плите, под которой покоятся оба родителя. Поэтому Пип «вывел» портреты родителей в своем воображении, довольно богатом, в котором отец представлялся смуглым мужчиной крепкого телосложения с черными курчавыми волосами, а жена его, фигурирующая в качестве добавления к основной записи (ну и ты, малыш, заходи) приобрела такие скромные качества как болезненная веснушчатая женщина (имейте в виду, я не пользуюсь оригинальным переводом, а перевожу с оригинала — скорее всего, коряво).

Мы очень скоро узнаем, что сестра Пипа обладает отрицательной сентиментальностью, а ее практичность и нацеленность на воспитание «своими руками» Пипа не оставляет ни времени, ни желания распространятся о прошлом. К тому же задавание вопросов (любого содержания) строго пресекается формулой «Не задавай вопросов, не услышишь лжи». Из чего возникает факультативны вопрос, который мы оставим Пипу. Он недоумевает: как же так, получается, что сестра ничего, кроме лжи, не может ему сказать?

Итак, Пип не может расспросить старшую сестру. Но с Джо Гарджери, кузнецом, у Пипа отличные отношения. Принадлежа к угнетаемому классу, оба они выработали не только взаимное доверие и кодекс взаимовыручки, но даже некоторый «птичий язык», который, правда, иногда дает сбои. И вот мой первый вопрос: почему же Пип ни разу не спросил Джо о том, как выглядели его родители, какими они были, что говорили, что делали, какая у них была семья? Ведь все жили в одной деревне и не могли не знать друг друга.

Пипу даже не приходит в голову спросить, хотя не думаю, что это результат воспитания «руками» сестры. Джо также не приходит в голову просто взять и рассказать мальчику о родителях. Эти двое всегда могли выбрать время для такого разговора, ускользнув от недоброго внимания сестры Пипа. Но они этого не делают! Пип по-прежнему «рисует» родителей так, как ему заблагорассудится.

Из дальнейшего чтения мы найдем ответ, я думаю. Джо относится к той редкой и ценной разновидности людей, которые избегают любого диктата в отношении другого человека. Этот диктат они трактуют настолько широко, что под его концепцию подпадают непрошеные советы и неспрошеная информация. Уста Джо скованы лучше той стали, с которой он работает каждый день (кроме воскресенья) в своей кузнице. Несмотря на мягкость и уступчивость, которые он проявляет к Пипу и жене, Джо непреклонен в вопросах вмешательства в личные дела другого человека. Даже раскаленными клещами из него не вытянуть слов, которые гипотетически могут ранить другого человека или повлиять на него.



Вот и миссис Джо Гарджери для него «видная» женщина - и к этому комплименту он не прибавляет ни намека на недовольство ее драконовскими манерами. Таков уж Джо: осуждение тоже входит в его систему запретов. Кроме того, у Джо есть причины "спускать" жене ее строптивость. Когда-то пьяный отец избивал его мать и самого Джо, так что тем приходилось сбегать из дому и находить пристанище у соседей. Так как агрессивный отец семейства вскоре устраивал форменную осаду нового жилища супруги, терпения соседей хватало ненадолго: несчастную женщину "уговаривали" вернуться к мужу. Поэтому, как Джо терпеливо объяснял Пипу, даже если он перегибает палку, то лучше так, а не иначе.

Вот почему Джо никогда не говорил Пипу того, что могло хотя бы отдаленно, опосредованно «бросить тень» на кого-либо. Ведь начни он рассказывать о кудрявом угрюмом силаче Пиррипе и его невзрачной жене, и придется сообщить, что тот был, чего доброго, забиякой и тираном, побивал жену и дочь, напивался вдрызг в местном пабе или напротив, был бережлив до умопомрачения, берег каждый пенни, изводил своей скупостью жену и дочь... А четверо детей, родившихся в промежутке, размером с поколение, между миссис Джо и Пипом, иллюстрируют затяжную цепь несчастий на пути, начинающемся с благого намерения «родить наследника». Трудно представить, чтобы будущая миссис Джо Гарджери выросла в такое чудовище в хорошей семье с любящими родителями. Да и женитьбы Джо на ей могла случится не из-за неутолимой любви, а из чувства сострадания. Вот сострадания у Джо хватает с лихвой на каждого.

Ведь это Джо позже оплатит все долги Пипа, который, с тех пор как выбился в джентльмены, отвечал на его неизменную любовь и такт только пренебрежением и забвением, жестокой неблагодарностью и несправедливостью. Это Джо просидит у кровати Пипа, выхаживая того от лихорадки. И потом исчезнет, оставив записку «всегда были друзьями» (очень милая кодовая фраза в дружбе Джо и Пипа, исчерпывающая и ободряющая).

И еще одна маленькая, но яркая деталь: скромная персона кузнеца, «отпускающего грехи» каторжнику, позаимствовавшему его инструмент.

Вопрос второй - секреты мисс Хэвишем

Все же Пип многим обязан в своем воспитании Джо, который, в отличие от своей жены, не давал волю рукам в этом процессе. То самое деликатное отношение к личной жизни других людей Пип унаследовал от Джо. Пип бережно относится к чувствам мисс Хэвишем, начиная с самого юного возраста. Несмотря на свое понимание того, как же странно мисс Хэвишем распорядилась своей жизнью, он считает ее неприкосновенной для слухов и пересудов даже самых близких ему людей. Его полная противоположность в этом мистер Памблчук, чье подобострастие и поклонение любому, кто выше его, не помешало бы тому распустить слухи о затворнице, причем каждая итерация лжи была бы более пространной и далекой от правды.



Мисс Хэвишем не добра к Пипу, а позже причиняет ему и зло (неоднократно), используя его как наковальню для формирования характера Эстеллы, держа его в заблуждении и т.п. С первого момента их встречи и игр «по приказу» у мальчика нет ни повода любить ее, ни каких либо обязательств перед ней. Однако Пип не раз «уличен» в предельной сдержанности и тактичности.

Так, например, он пускается в дикие фантазии о том, как он провел свой первый день в доме мисс Хэвишем. Если бы Пип мог просчитывать реакции окружающих, он не смог бы построить линию защиты мисс Хэвишем лучше. Они играли во флаги, сидели на бархате в карете с серебряными и золотыми вензелями прямо в комнате, а на обед им подавали котлеты на серебряном блюде. Каково? В состоянии информационного голода мистер Памблчук и окружающие проглотили и «котлеты» и все остальное за милую душу. И только Пип знал про «мерзость запустения» гостиной, сгнивший свадебный пирог на пыльном столе и роскошные ошметки белого убора невесты на мисс Хэвишем.

Мальчик пошел на чудовищную ложь, но если бы его пытали, он не отступился бы от нарисованной им картинки, на которой все счастливы и благополучны. Это была не его тайна, и защищал он ее более стойко, чем свою.

Позже Пип проникнется подлинным состраданием к несчастной женщине, пропустив ее историю через свое сердце. Найдутся в нем силы на искренний упрек, но лишь для того, чтобы остановить ее на пагубном пути разрушения характера Эстеллы. Жалко, что поздно...

Так же осторожен Пип с претензиями Герберта на победу в давнишнем детском споре. Подмастерье кузнеца, он как пушинку откинул Герберта, намеревавшегося провести боксерский поединок по всем правилам. Но Герберту было важно осознавать, что он тогда победил, и Пип не стал развенчивать его ложные воспоминания. Кроме того, вовлекши Герберта в свои расточительные предприятия, Пип чувствует обязательства выручить того из долговой ямы, что подвигает его на то, что он не сделал бы для себя: попросить денег у мисс Хэвишем для ее бедного родственника.

Тактичен Пип и с Уэммиком, свято храня тайну его «двуличия» и информацию о домике с перекидным мостом и пушкой, а также престарелым родителем. Думаю, что он вообще не из породы людей, которые могут легко начать или поддержать беседу. Наш «гармонический кузнец» молчун и, отчасти, тугодум. Но это не мешает ему понимать людей.



Вообще, для эгоистического создания, каким мы нашли Пипа на пороге его богатой жизни, все поступки, которые я уже перечислила, позволяют усомниться в черствости его души. Его надменность, снобизм, неловкость за друзей — всего лишь глупость неоперившегося птенца, которому попался беспечный жирный червяк, или щенка, нашедшего чужую кость. И за свое прозрение он заплатит сполна.

Самое большое испытание ждет его тогда, когда он все потерял. Эстелла вышла замуж за негодяя, надежды вернуть ее или хотя бы защитить — нет никакой. И удар наносит Мэгвич — каторжник, которому Пип когда-то принес свиной пирог, вино и подпилок, вместо того, чтобы сдать его властям. Мэгвич, однажды запугавший Пипа до полусмерти сказкой о своем молодом приятеле, охочем до мальчишеской печенки, казалось бы не мог быть страшнее, чем в тот первый эпизод лучшей книги Диккенса. И однако смертельный ужас охватывает Пипа, но не за себя, а за Мэгвича. И разочарование, разбитые надежды на достойное джентльменство под солидным покровительством уходят на второй план перед необходимостью защитить нелегального визитера. Вопрос о том, зачем Пип с риском влипнуть в неприятности «возится» с неприятным, грубым, невежественным человеком, с грузом уголовной ответственности на плечах мы отметаем, как несостоятельный. Ведь мы уже знаем нашего героя достаточно, чтобы поверить в его зрелость и ответственность. К тому же Мэгвич ему теперь не чужой человек, и дело не в деньгах.



Кстати о деньгах. Неуместная для современного человека щепетильность - не пытаться спасти ни пенни из состояния Мэгвича, подлежащего неизбежной конфискации в связи с его легкомысленным нарушением запрета на посещение метрополии.

Только случайность удержала Пипа от совершения последней в его эгоцентрической жизни роковой ошибки, и он отчаянно благодарит судьбу, за то, что «отвела» его от беды. Он чуть было опять не принес в жертву себе Бидди и Джо. Напиши он ей письмо о том, что хочет вернуться и надеется на ее былые чувства к нему, свадьбы Бидди и Джо не состоялось бы. Слишком хорошо Пип знает своего товарища детства по состраданию. В этот момент он переживает, как любят говорить в серьезной литературе, катарсис, который очищает его полностью от пустых амбиций, ложного благородства и жалости к себе. Как печально заканчивается история, скажет читатель... и добавит — и как верно.

Все экранизации книги Большие надежды, не исключая моей любимой версии с Иоаном (Айеном?) Граффадом (а уж Шарлотт Рэмплинг в качестве мисс Хэвишем идеальна — обычно героиню изображают глубокой старухой, что неверно и несправедливо - ей немногим больше сорока), не избежали поползновений к хэппи-эндам. В одной из версий после встречи в Сатис-Хаусе Эстелла и Пип выходят «со двора» рука об руку (в направлении ближайшей церкви, не иначе). В этом сюжете нет места ни счастливой развязке, ни в «сиквеле» (прости, господи!), как нет их в Унесенных ветром.



В почти трагическом окончании истории Диккенса, оставившем после себя раненые сердца, нуждающиеся в исцелении, есть и надежды, пусть не великие, на будущее, если не счастливое, то достойное и спокойное. Это и есть та самая гармония, которая ценнее любого хэппи-энда.

https://chto-chitat.livejournal.com/14192523.html