Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.




В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель -

­
Она с величием, он с разумом в очах -
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.

­
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

1830 г.
А.С. Пушкин.

Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.
Но если вслед за огорченьем
Нам улыбнётся счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?
------------------------------------------
Растворил я окно, - стало грустно невмочь, -
Опустился пред ним на колени,
И в лицо мне пахнула весенняя ночь
Благовонным дыханьем сирени.

А вдали где-то чудно так пел соловей;
Я внимал ему с грустью глубокой
И с тоскою о родине вспомнил своей:
Об отчизне я вспомнил далекой,

Где родной соловей песнь родную поет
И, не зная земных огорчений,
Заливается целую ночь напролет
Над душистою веткой сирени.
Мейнинген. 13 мая 1885
-------------------------
Я баловень судьбы... Уж с колыбели
Богатство, почести, высокий сан
К возвышенной меня манили цели, -
Рождением к величью я призван.
- Но что мне роскошь, злато, власть и сила?
Не та же ль беспристрастная могила
Поглотит весь мишурный этот блеск,
И все, что здесь лишь внешностью нам льстило,
Исчезнет, как волны мгновенный всплеск.

Есть дар иной, божественный, бесценный,
Он в жизни для меня всего святей,
И ни одно сокровище вселенной
Не заменит его душе моей:
То песнь моя! - Пускай прольются звуки
Моих стихов в сердца толпы людской,
Пусть скорбного они врачуют муки
И радуют счастливого душой!
Когда же звуки песни вдохновенной
Достигнут человеческих сердец,
Тогда я смело славы заслуженной
Приму неувядаемый венец.

Но пусть не тем, что знатного я рода,
Что царская во мне струится кровь,
Родного православного народа
Я заслужу доверье и любовь, -
Но тем, что песни русские, родные
Я буду петь немолчно, до конца,
И что во славу матушки России
Священный подвиг совершу певца.
Афины
4 апреля 1883

Ах, Алёша, милый, грёзы,
Твой матросский воротник.
И кукушка прячет слёзы
В убегающий родник...
­
Да кукушкино ты племя,
Любишь годы куковать...
А мальчугана Алексея
Завтра будут убивать.
­
Убивать не за злодейство,
Убивать не за грабёж,
Просто будет нервный выстрел,
Ну а пулю - не вернёшь!
­
Ну, а пуля задержалась
В слабом теле молодом,
Цесаревича - не стало.
Перебит весь царский дом.
­
За Великую Россию,
Богу душу отсчитал
Мальчик, взглядом тёмно-синим,
Отражающим металл...

автор неизвестен

Как страшно тихо по ночам,
Затишье предваряет бури,
И я страшусь предаться снам,
Кошмары в них. Кошмар повсюду.

Как душно. Трудно мне дышать,
Дыханьем мелким не насыщусь.
Я по ночам учусь прощать,
Забыв обиды лишь, возвышусь.

А где-то здесь летает смерть
Ее я чувствую дыханье.
Увы, придется умереть
Не досказав слова прощанья.

Мой крик застрянет в темноте,
В глуши сибирского изгнанья,
В людской душевной слепоте,
Ведь я уже воспоминанье.

Еще жива, еще дышу,
Еще живу, еще страдаю.
Уже оплакана. Прошу,
Поверьте, я еще мечтаю!..

Пробьет еще набат в ночи,
И свистнет пуля, штык взыграет,
Еще замучат палачи,
И изорвут, и истерзают...

Но я жива!.. И страшно мне,
И жду с надеждой я рассвета,
Что сгинет все, как в страшном сне,
Исчезнет мрак пред ликом света.



Ксения Бродянская, 29 июля 2005

Тучи над Родиной кружатся темные,
В сердце надежды все теплится луч,
В дни лихолетья безумные скорбные
Верю, что выглянет солнце из туч.

В годы кровавые, в годы бессчастные
Хочется верить, что мы будем жить,
В мирные, славные годы прекрасные,
Сможем страдания все пережить.

Только б убийца, пощады не знающий,
Меткою пулей меня не сразил,
Только бы штык так кроваво-сияющий,
Сердце младое мое не пронзил!

Если бы знали вы, как же мне хочется,
Жить, и любить, и о счастье мечтать.
Мира в стране, и свободы мне хочется,
Только бы жить, только б не умирать!..

Тучи над Родиной кружатся темные,
В сердце надежду уже не таю –
Вижу я, кружатся вороны черные,
Кровь мою чуют, погибель мою.


Ксения Бродянская, 28 июля 2005

«В моем воображении я снова вижу их сидящими напротив меня, как и в то далекое время. Наискось от меня сидит Великая Княжна Ольга Николаевна. К ней меня влечет неодолимая сила – сила ее обаяния. Я почти не могу работать, когда она сидит так близко от меня, и все смотрю на ее обворожительное личико. Я только тогда смущенно опускаю глаза на работу, когда мой взгляд встречается с ее умными, добрыми и ласковыми глазами, я смущаюсь и теряюсь, когда она приветливо со мной заговаривает…

Ее нельзя назвать красивой, но все ее существо дышит такою женственностью, такою юностью, что она кажется более чем красивой. Чем больше глядишь на нее, тем миловиднее и прелестнее становится ее лицо. Оно озарено внутренним светом, оно становится прекрасным от каждой светлой улыбки, от ее манеры смеяться, закинув головку назад, так что виден весь ровный жемчужный ряд белоснежных зубов.

Умело и ловко спорится работа в ее необыкновенно красивых и нежных руках. Вся она, хрупкая и нежная, как-то особенно заботливо и с любовью склоняется над солдатской рубашкой, которую шьет… Невольно вспоминаются слова, сказанные мне одним из ее учителей: «У Ольги Николаевны хрустальная душа»

Из воспоминаний С.Я. Офросимовой






Первая из четырех дочерей Святого Государя Ольга Николаевна родилась 3 ноября 1895 г., спустя год после свадьбы Николая II и Александры Федоровны. С самого детства ее отличали стремление к самостоятельности, сильная воля, честность и прямота. Окружающие отмечали ее живой ум, искренность («Ни капли лукавства!» – пишет Пьер Жильяр) и покоряющее всех истинно девичье обаяние. Великая Княжна была очень рассудительна, остроумна, обладала открытой, непосредственной натурой.




Преподаватель французского языка и наставник Цесаревича Пьер Жильяр записал свои впечатления от первой встречи со старшей дочерью Императора: «…Меня провели во второй этаж, в маленькую комнату с очень скромной обстановкой в английском вкусе. Дверь отворилась, и вошла Императрица, держа за руку двух дочерей, Ольгу и Татьяну… Старшая из Великих Княжон, Ольга, девочка десяти лет, очень белокурая, с глазками, полными лукавого огонька, с приподнятым слегка носиком, рассматривала меня с выражением, в котором, казалось, было желание с первой же минуты отыскать слабое место, – но от этого ребенка веяло чистотой и правдивостью, которые сразу привлекали к нему симпатии».




Когда Великая Княжна подросла, она превратилась в обаятельную, миловидную девушку славянского типа, чуть выше среднего роста, со свежим лицом, пышными светло-русыми волосами и смеющимися голубыми глазами. Лицом она больше походила на отца. «Ольга Николаевна улыбалась так же хорошо, как Государь», – вспоминал начальник императорской дворцовой охраны А. И. Спиридович. Всякий, кто видел ее, по словам близкого друга семьи Юлии Ден, тотчас влюблялся. «На окружающих она производила впечатление своей ласковостью, чарующим милым обращением со всеми. Она со всеми держала себя ровно, спокойно и поразительно просто и естественно», – отмечал генерал М. К. Дитерихс.




С самого детства Ольге Николаевне прививались важные нравственные нормы, о чем свидетельствует письмо Государыни Александры Федоровны своей тринадцатилетней дочери от 1 января 1909 г.: «Моя милая маленькая Ольга! Пусть Новый 1909 год принесет тебе много счастья и благословений. Постарайся быть примерной – хорошей и послушной девочкой. Ты старшая и должна показывать другим пример. Научись радовать других, думай о себе в последнюю очередь. Будь ласковой и доброй и никогда не бывай резкой или грубой. Разговаривай и веди себя как настоящая леди. Будь терпелива и вежлива, старайся во всем помогать сестрам. Если ты видишь, что кому-то грустно, старайся его утешить и показать свою ясную сияющую улыбку. Ты так хорошо умеешь быть ласковой и милой со мной, будь такой же и с сестрами. Покажи свое любящее сердце.
А главное, научись любить Бога всеми силами своей души, и Он всегда будет с тобой. Молись Ему от всего сердца. Помни, Он видит и слышит все. Он нежно любит своих детей, но они должны научиться исполнять Его волю».




Воспитанию и образованию своих дочерей Государыня посвящала много времени: сама составляла программы занятий, подбирала учителей, лично обучала детей манерам, языкам, рукоделию, беседовала на духовные темы. По мнению учителей, Ольга была самой способной и талантливой из сестер, обладала философским умом, ее суждения отличались большой глубиной. Она много читала вне уроков, увлекалась историей, любила поэзию и литературу, хорошо рисовала, прекрасно ездила верхом и танцевала.
Кроме того, старшая Великая Княжна была очень музыкальна: по словам фрейлины Анны Вырубовой, Ольга обладала абсолютным слухом, могла сыграть на слух любую услышанную мелодию, переложить сложные музыкальные пьесы.




Воспитываемая вместе с сестрами в строгом патриархальном духе и глубокой религиозности, Ольга довольствовалась в детстве самой простой обстановкой и незатейливыми развлечениями.

Ольга и Татьяна

­
Кроме сестер, с которыми – особенно с Татьяной – ее связывала нежная дружба, у Ольги не было подруг-сверстниц. Кроме свиты с царскими детьми общались только ближайшие родственники.




И все же детям, по их же словам, было весело проводить время вместе, особенно когда они бывали в Ливадии или на яхте «Штандарт». «Думаю с полной откровенностью, что Княжнам и в голову не приходило, что можно жить иначе, – полагал придворный чиновник генерал-лейтенант А.А. Мосолов. – Они были нетребовательны. Одно кинопредставление по субботам давало пищу разговорам на неделю».

Ольга, Мария, Анастасия в Ливадии
­
Ежегодно Императрица организовывала благотворительные лотереи-аллегри и благотворительные базары в пользу туберкулезных больных, для которых Ольга Николаевна вместе с сестрами вышивала, шила, вязала, рисовала открытки, а в день базара сама продавала их публике, вследствие чего, по выражению П.Жильяра, «толпа была невероятная и продажа шла с исключительной быстротой».
­
«Кроме красоты в мире много печали», – учила дочерей Государыня, посылая их навещать неизлечимо больных туберкулезом. Впоследствии на деньги, собранные на благотворительных мероприятиях, и частично на личные средства Государыни в Массандре был построен санаторий для раненых офицеров.

­
Всех царских детей отличала природная веселость. В детстве и юности Великая Княжна Ольга, как и ее сестры, была очень веселой и шаловливой девочкой. «Когда она училась, – вспоминала фрейлина Софи Буксгевден, – бедным учителям приходилось испытывать на себе множество ее всевозможных штучек, которые она изобретала, чтобы подшутить над ними.
­
Да и повзрослев, она не оставляла случая позабавиться». «По вечерам мы с Ольгой и иногда с Марией летаем на велосипедах по нашим комнатам полным ходом. Ольга меня ловит или я ее, очень приятно. Падаем иногда, но пока живы», – писала отцу Великая Княжна Анастасия. «Ольга шалила, сидя на маленьком столике, пока преблагополучно не сломала его», – пересказывала события того же дня Александра Федоровна.

­
Больше всего на свете, по выражению учителя английского языка Сиднея Гиббса, Ольга любила своего отца, Государя Николая, на которого была похожа больше других детей. Ее так и называли – «дочь Отца». М.К. Дитерихс писал: «На всех окружающих производило впечатление, что она унаследовала больше черт отца, особенно в мягкости характера и простоты отношения к людям». «Их отношения с Государем были прелестны», – вспоминает П. Жильяр. Государь для дочери был одновременно царем, отцом и товарищем; это чувство «переходило от религиозного поклонения до полной доверчивости и самой сердечной дружбы».

­
Иногда Государь брал старших дочерей в театр. В одно из таких посещений Киевского городского театра 1 сентября 1911 г. произошло покушение на премьер-министра П.А. Столыпина, в результате которого он был смертельно ранен. «Ольга и Татьяна были со мною тогда, – писал Государь своей матери Марии Федоровне 10 сентября 1911 г., – и мы только что вышли из ложи во время второго антракта, так как в театре было очень жарко.
В это время мы услышали два звука, похожие на звук падающего предмета... Прямо против меня в партере стоял Столыпин. Он медленно повернулся лицом ко мне и благословил воздух левой рукой. Тут только я заметил, что он побледнел и у него на кителе и на правой руке кровь. Он тихо сел в кресло и начал расстегивать китель. Ольга и Татьяна вошли за мною в ложу и увидели все, что произошло…» Несмотря на стремление родителей оградить своих детей от жестокости жизни, создав им уютный и замкнутый мир, Великие Княжны и Наследник рано начали познавать суровость реальности.

­
Будучи старшей из царских дочерей, Великая Княжна Ольга успела побывать на нескольких балах. «В эту осень Ольге Николаевне исполнилось шестнадцать лет, – вспоминала Анна Вырубова, – срок совершеннолетия для Великих Княжон. Она получила от родителей разные бриллиантовые вещи и колье. Все Великие Княжны в шестнадцать лет получали жемчужные и бриллиантовые ожерелья, но Государыня не хотела, чтобы Министерство Двора тратило столько денег сразу на их покупку Великим Княжнам, и придумала так, что два раза в год, в дни рождения и именин, получали по одному бриллианту и по одной жемчужине. Таким образом, у Великой Княжны Ольги образовалось два колье по тридцать два камня, собранных для нее с малого детства.
Вечером был бал, один из самых красивых балов при Дворе. Танцевали внизу в большой столовой. В огромные стеклянные двери, открытые настежь, смотрела южная благоухающая ночь. Приглашены были все Великие Князья с их семьями, офицеры местного гарнизона и знакомые, проживавшие в Ялте.
Великая Княжна Ольга Николаевна, первый раз в длинном платье из мягкой розовой материи, с белокурыми волосами, красиво причесанная, веселая и свежая, как цветок лилии, была центром всеобщего внимания. Она была назначена шефом 3-го гусарского Елисаветградского полка, что ее особенно обрадовало. После бала был ужин за маленькими круглыми столами». Сохранилась картина, на которой изображен этот самый бал: в центре – Великая Княжна Ольга Николаевна в паре со стройным и высоким молодым человеком в форме лейб-гвардейца.

­
Когда Ольге исполнилось восемнадцать лет, пришла пора решать вопрос с ее замужеством. В ноябре 1915 г. Царица писала мужу: «Жизнь – загадка, будущее скрыто завесой, и, когда я гляжу на нашу взрослую Ольгу, мое сердце наполняется тревогой и волнением: что ее ожидает? Какая будет ее судьба?» Рассматривалось несколько претендентов на руку Ольги, в том числе наследник румынского престола, будущий король Кароль II. Однако Царственные родители не собирались принуждать дочь.

­
По воспоминаниям министра иностранных дел С.Д. Сазонова, Александра Федоровна говорила: «Господь… устроил мою судьбу и послал мне семейное счастье, о котором я и не мечтала. Тем более я считаю себя обязанной предоставить моим дочерям право выйти замуж только за людей, которые внушат им расположение».
Пьер Жильяр описывает следующий случай: «В начале июля, когда мы были однажды наедине с Ольгой Николаевной, она вдруг сказала мне со свойственной ей прямотой, проникнутой той откровенностью и доверчивостью, которые дозволяли наши отношения, начавшиеся еще в то время, когда она была маленькой девочкой:

– Скажите мне правду, вы знаете, почему мы едем в Румынию?

Я ответил ей с некоторым смущением:

– Думаю, что это акт вежливости, которую Государь оказывает румынскому королю, чтобы ответить на его прежнее посещение.

– Да, это, быть может, официальный повод, но настоящая причина... Ах, я понимаю, вы не должны ее знать, но я уверена, что все вокруг меня об этом говорят, и что вы ее знаете.

Когда я наклонил голову в знак согласия, она прибавила:

– Ну так вот! Если я этого не захочу, этого не будет. Папа мне обещал не принуждать меня, а я не хочу покидать Россию.

– Но вы будете иметь возможность возвращаться сюда всегда, когда вам это будет угодно.

– Несмотря на все, я буду чужой в моей стране, а я русская и хочу остаться русской!»

Румынский принц не вызвал у Великой Княжны теплых чувств, и брак не состоялся, хотя, возможно, это помогло бы Ольге избежать ее страшной участи. Записи в дневниках Ольги Николаевны свидетельствуют о пережитой ею влюбленности, по одной из версий – в офицера императорской яхты «Штандарт» Павла Воронова, героя событий Мессинского землетрясения у Сицилии 1908 г. После революции в России П. Воронов эмигрировал в Америку и в 1964 г. был похоронен на кладбище Свято-Троицкого монастыря в г. Джорданвилл, штат Нью-Йорк; на его могиле стоит иконка с ликом мученицы Великой Княжны Ольги.
Начавшаяся Первая мировая война изменила облик России и жизнь императорской семьи. Как только была объявлена война, вспыхнул грандиозный патриотический подъем. Государыня и ее старшие дочери Ольга и Татьяна пошли работать медсестрами в царскосельские лазареты. «Их Величества, – вспоминает Татьяна Мельник-Боткина, – еще больше упростили и без того простой образ жизни своего двора, посвятив себя исключительно работе.




Государь лично потребовал, чтобы ввиду продовольственных затруднений был сокращен стол... Ее Величество, в свою очередь, сказала, что ни себе, ни Великим Княжнам она не сошьет ни одного нового платья, кроме форм сестер милосердия, да и те были заготовлены в таком скромном количестве, что Великие Княжны постоянно ходили в штопаных платьях и стоптанных башмаках, все же личные деньги Их Величеств шли на благотворительность».

­
Во всех дворцах были открыты склады Ее Императорского Величества, снабжавшие армию бельем и перевязочными средствами; оборудованы санитарные поезда имени всех членов Царской Семьи, подвозившие раненых в районы Москвы и Петрограда. Был открыт комитет Ее Императорского Высочества Великой Княжны Ольги Николаевны для оказания помощи семьям воинов, на заседаниях которого Ольга председательствовала лично. Для Великой Княжны это было очень нелегким делом: из-за своей стеснительности Ольга не любила заниматься общественной деятельностью и выступать с речами.
В одном из царскосельских лазаретов – Собственном Ее Величества лазарете – работали Государыня и две ее старшие дочери, как самые обыкновенные сестры милосердия. В этот лазарет с фронта привозили особо «привилегированных» раненых – без рук, без ног, с раздробленными черепами или с развороченными животами. Безмерную радость и утешение им приносили Государыня с дочерьми своим присутствием и работой. Правда, если из Татьяны Николаевны вышла спокойная, очень ловкая и дельная хирургическая сестра, то Великая Княжна Ольга, более слабая и здоровьем, и нервами, долгого присутствия на операциях не выдержала, и стала работать в палатах наравне с другими сестрами, убирая за больными.
­
«Великая Княжна Ольга взяла на себя утренний разнос лекарств по палатам, и обязанность эту она выполняла аккуратно до педантизма. Принесет, бывало, лекарство, улыбнется ласково, поздоровается, спросит, как вы себя чувствуете, и уйдет неслышно. … Мне говорили – раньше она работала и в перевязочной. Но ужасный вид искалеченных людей сильно расшатал ее хрупкую нервную систему, и она совсем отказалась от работы в перевязочной», – вспоминал один из офицеров, находившийся на лечении в Дворцовом лазарете.

­
«Великую Княжну Ольгу Николаевну все обожали, боготворили, – писала жительница Царского Села С. Я. Офросимова, – про нее больше всего любили мне рассказывать раненые… Великие Княжны... исполняли все, что им приказывали доктора, и даже мыли ноги раненым, чтобы тут же, на вокзале, очистить раны от грязи и предохранить от заражения крови. После долгой и тяжелой работы Княжны с другими сестрами размещали раненых по палатам».
Сохранились также воспоминания о Великой Княжне Ольге офицера 10-го Кубанского батальона С. П. Павлова, после ранения более года находившегося в Дворцовом лазарете: «Великая Княжна Ольга, говорили, была похожа на Государя. Не знаю. При мне Государь ни разу не приезжал в лазарет: он был на фронте. Но если Великая Княжна Ольга была похожа на Государя, то синие глаза Княжны говорили о том, что Государь был человек исключительной доброты и мягкости душевной.

­
Великая Княжна Ольга была среднего роста стройная девушка, очень пропорционально сложенная и удивительно женственная. Все ее движения отличались мягкостью и неуловимой грацией. И взгляд ее, быстрый и несмелый, и улыбка ее, мимолетная – не то задумчивая, не то рассеянная, – производили чарующее впечатление. Особенно глаза. Большие-большие, синие, цвета уральской бирюзы, горящие мягким, лучистым блеском и притягивающие.
В обращении Великая Княжна Ольга была деликатная, застенчивая и ласковая. По характеру своему – это была воплощенная доброта. Помню – раз мне было тяжело и неприятно: перевязки были моим кошмаром. Одно уже сознание, что вот, мол, через 20 минут меня возьмут на перевязку, кидало меня в холод и жар: такие страшные боли мне приходилось переживать. В этот день мне как раз предстояла перевязка.

Пришла Княжна Ольга. Посмотрела на мое расстроенное лицо и, улыбаясь, спросила:

– Что с вами? Тяжело?

Я откровенно рассказал ей, в чем дело.

Великая Княжна еще раз улыбнулась и промолвила:

– Я сейчас.

И действительно, с этого времени мне начали впрыскивать морфий не за 3-4 минуты до начала перевязки, как это делали раньше, и когда он не успевал действовать, а заблаговременно – минут за 10.

В другой раз поручику Сергееву Великая Княжна собственноручно написала письмо родным домой, так как у последнего была ампутирована правая рука. Вообще про доброту Княжны Ольги в лазарете рассказывали удивительные вещи…»

Тот же офицер С. П. Павлов писал: «В лазарете довольно часто устраивались и концерты… Аккомпанировала обыкновенно Великая Княжна Ольга Николаевна, обладавшая замечательным музыкальным слухом. Для нее, например, ничего не стоило подобрать аккомпанемент к совершенно незнакомой ей мелодии. Игра ее была тонкая и благородная, туше – мягкое и бархатное. До сих пор помню один вальс, старинный дедовский вальс – мягкий, грациозный и хрупкий, как дорогая фарфоровая игрушка – любимый вальс Великой Княжны Ольги. Мы часто просили Великую Княжну Ольгу сыграть нам этот вальс, и почему-то мне от него делалось всегда очень грустно».

Арест Царской Семьи в марте 1917 г. и последующие революционные события оказали сильное воздействие на Ольгу Николаевну. «Ужас революции повлиял на нее гораздо больше, чем на других, – отмечала Софи Буксгевден. – Она полностью изменилась, исчезла ее жизнерадостность». Из воспоминаний М.К.Дитерихса: «Великая Княжна Ольга Николаевна оставляла в изучавших ее натуру людях впечатление человека, как будто бы пережившего в жизни какое-то большое горе…
Бывало, она смеется, а чувствуется, что ее смех только внешний, а там, в глубине души, ей вовсе не смешно, а грустно». «Она была прирожденный мыслитель, и как позже выяснилось, понимала общую ситуацию лучше, чем кто-либо из членов ее семьи, включая даже родителей, – полагал Глеб Боткин, сын погибшего вместе с Царской Семьей лейб-медика Евгения Боткина. – Наконец, у меня сложилось впечатление, что она не питала иллюзий насчет того, какое будущее им уготовано, и, как следствие этого, была часто грустна и встревожена».
После ареста у Ольги Николаевны сильно расшаталось здоровье, она часто болела. Первой из сестер она заразилась корью; болезнь приняла тяжелую форму, перешла в тиф, протекала при температуре 40,5°. После выздоровления условия содержания Царской Семьи продолжали ухудшаться. Однако, несмотря на это, настроение у детей было бодрое и даже жизнерадостное.
22 июня 1917 г. Пьер Жильяр сделал следующую запись в своем дневнике: «Так как у Великих Княжон после болезни сильно падали волосы, им наголо обрили головы; когда они выходят в сад, то надевают шляпы, сделанные, чтобы скрыть отсутствие волос. В ту минуту, когда я собирался их фотографировать, они по знаку Ольги Николаевны быстро сняли шляпы. Я протестовал, но они настояли, забавляясь мыслью увидеть свои изображения в этом виде и в ожидании возмущенного удивления родителей. Несмотря на все, время от времени их юмор вновь проявляется; это – действие бьющей ключом молодости!»




В августе 1917 г. по решению Временного правительства Государь и его семья были отправлены в Тобольск, где провели восемь месяцев. В эти тяжелые дни главную свою задачу Великие Княжны видели в том, чтобы облегчить заботы и тревоги родителей, окружая их своей любовью, выражавшейся, по воспоминаниям окружавших, в самых трогательных и нежных знаках внимания. «Ты видишь, – писала Государыня в одном из своих писем мужу, – наши девочки научились наблюдать людей и их лица, они очень сильно развились духовно через все это страдание, они знают все, через что мы проходим, – это необходимо и делает их зрелыми. К счастью, они по временам большие дети, но у них есть вдумчивость и душевное чувство гораздо более мудрых существ».
­
На Рождество Государыня и Великие Княжны в течение долгого времени собственноручно готовили подарки для каждого из тех, кто последовал за ними в ссылку. Всенощную служил на дому местный священник. «Все собрались затем в большой зале, – вспоминает П. Жильяр, – и детям доставило большую радость преподнести предназначенные нам «сюрпризы». Мы чувствовали, что представляем из себя одну большую семью; все старались забыть переживаемые горести и заботы, чтобы иметь возможность без задних мыслей, в полном сердечном общении наслаждаться этими минутами спокойствия и духовной близости».

­


«Здравствуй, Ритка, милая! – писала 26 декабря Великая Княжна Ольга бывшей придворной фрейлине Маргарите Хитрово. – Вот уже и Праздники. У нас стоит в углу залы елка и издает чудный запах, совсем не такой, как в Царском. Это какой-то особый сорт и называется «бальзамическая елка». Пахнет сильно апельсином и мандарином, и по стволу течет все время смола. Украшений нет, а только серебряный дождь и восковые свечи, конечно, церковные, т.к. других здесь нет.
После обеда, в сочельник, раздавали всем подарки, большею частью разные вышивки. Когда мы все это разбирали и назначали, кому что дать, нам совершенно напоминало базары в Ялте. Помнишь, сколько было всегда приготовлений? Всенощная была около 10 вечера, и елка горела. Красиво и уютно было».
В рождественское утро все отправились в церковь. По приказанию священника дьякон провозгласил многолетие Царской Семье, что вызвало жестокие угрозы со стороны конвоиров, священник был удален. Этот случай привел к новым оскорбительным стеснениям по отношению к арестованным, наблюдение за ними сделалось еще более строгим.
В дни Великого Поста 1918 г. Богослужение совершалось на дому утром и вечером. Поскольку певчие не могли приходить, Императрица и Великие Княжны пели сами вместе с дьяконом. Несмотря на полное лишений и тревог пребывание в ссылке, Великие Княжны еще сохраняли бодрость духа. «Такие храбрые и хорошие, никогда не жалуются, я так довольна их душами», – писала Государыня из Тобольска.
Накануне Пасхи Государь и Государыня вместе с Великой Княжной Марией были перевезены в Екатеринбург. Ольга осталась в Тобольске при больном Алексее Николаевиче и младших сестрах. «Мне кажется, она гораздо больше всех в семье понимала их положение и сознавала опасность его, – писала Клавдия Битнер, воспитательница Царских детей в Тобольске. – Она страшно плакала, когда уехали отец с матерью из Тобольска».
Караулы при оставшихся царских детях были заняты латышами, один из которых уже на следующий день во время Богослужения был поставлен около аналоя следить за священником. «Это так всех ошеломило, – вспоминает полковник Е. С. Кобылинский, – что Великая Княжна Ольга Николаевна плакала и говорила, что если бы знала, что так будет, то она не стала бы просить о Богослужении!»
Обращение с Великими Княжнами вообще становилось все более жестоким и возмутительным. Им запрещали затворять на ночь дверь их спальни («чтобы я каждую минуту мог войти и видеть, что вы делаете», – говорил начальник караула Родионов), нельзя было без разрешения выходить гулять и даже спускаться на нижний этаж. Старшая из царских дочерей находилась в состоянии сильнейшей тревоги.
«Ольга Николаевна также сильно переменилась, – пишет Софи Буксгевден. – Тревоги и волнение из-за отсутствия родителей, и та ответственность, которая легла на нее, когда она осталась главой дома, чтобы ухаживать за больным братом, произвели перемену в нежной, красивой двадцатидвухлетней девушке, превратив ее в увядшую и печальную женщину средних лет. Она была единственной из Царевен, которая остро осознавала ту опасность, в которой находились ее родители».
В мае 1918 г. царские дети, наконец, покинули Тобольск, чтобы воссоединиться с родителями в Екатеринбурге. По словам Татьяны Мельник-Боткиной, охрана продолжала издеваться над юными Княжнами на пароходе: к открытым настежь дверям кают Великих Княжон были приставлены часовые, так что они даже не могли раздеться; вся провизия, присланная Их Высочествам жителями Тобольска и монастырем, была тотчас отобрана.
Переехав в дом Ипатьева, Великая Княжна Ольга из самой разговорчивой, очень обаятельной и веселой девушки превратилась в собственную тень, держалась отчужденно и печально. Охранники вспоминали, что «она была худая, бледная и выглядела больной. Она редко ходила на прогулки в сад и проводила большую часть времени рядом с братом». По свидетельству одного из конвоиров, Нетребина, все последние дни с 4 по 16 июля стоявшего как раз на центральном посту при входе в помещения узников, «бывшие княгини держали себя весело, иногда разговаривали… Старшая из них была худая до отвращения, на ней были только кожа да кости. Держала себя наподобие матери...»
И, тем не менее, несмотря на всю горечь положения, привитые Великой Княжне Ольге вера и любовь ко всем людям научили ее прощать оскорбления, злодейства и издевательства тяжелых дней заключения, породили в ее юном сердце смирение и кроткую молитву за врагов. В доме Ипатьева впоследствии было найдено стихотворение Сергея Бехтеева, переписанное рукой Ольги Николаевны:

Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных, мрачных дней,
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.

Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейство ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.

И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленья,
Христос Спаситель, помоги!

Владыка мира, Бог вселенной.
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый, страшный час.

И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы —
Молиться кротко за врагов.





источник: журнал " Православный вестник".

К концу XIX века в России стал явно ощущаться недостаток женских орденов. Имевшимися орденами женщин практически не удостаивали, а орден Святой Екатерины вручался только аристократкам, да и то весьма редко. А число знатных дам и просто богатых женщин, которые занимались благотворительностью и другими общественными делами, было довольно велико, и круг их был влиятелен.
Поэтому в 1907 году Православное общество Святой княгини Ольги выступило с инициативой учредить особый женский орден в честь древнерусской княгини, которую Православная церковь причислила к рангу равноапостольных святых. Им предполагалось награждать женщин за деяния, каждому из которых находилась аналогия в биографии Святой княгини Ольги.
«В память о крещении самой княгини Ольги и ее успехах на этом поприще»:
«В лето 955. Пошла Ольга в Греки и пришла к Царьграду. Был тогда царь Константин, и пришла к нему Ольга. И увидел царь, что она очень красива лицом и разумна; подивился ее уму, беседуя с нею, и сказал ей:
— Достойна ты царствовать с нами в столице нашей.
Она же, уразумев это, ответила царю:
— Я язычница. Если хочешь крестить меня, то крести меня сам — иначе не крещусь.
И крестил ее царь с патриархом.
После крещения призвал ее царь и сказал ей:
— Хочу взять тебя в жены себе.
Она же ответила.
— Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью? А у христиан не разрешается этого — ты сам знаешь.
И сказал ей царь:
— Перехитрила ты меня, Ольга.
И дал ей дары многие: золото и серебро, и паволоки, и сосуды различные; и отпустил ее, назвав своей дочерью…»

«За подавление народных мятежей» — в связи с усмирением княгиней Ольгой восстания древлян, убивших ее мужа — князя Игоря, и как отголосок событий 1905 года. В «Повести временных лет» об одном из эпизодов мести княгини Ольги сказано так:
«В лето 946. Ольга с сыном своим Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Древлянскую землю. И вышли древляне против нее. И сошлись оба полка для схватки. Бросил копьем Святослав в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило в ноги коню, ибо был Святослав еще ребенок. И сказал Свенельд, воевода отца его:
— Князь уже начал; ударим, дружина, за князем.
И победили древлян. Древляне же побежали и затворились в своих городах.
Ольга же устремилась с сыном своим к городу Искоростеню. И стояла Ольга все лето и не могла взять города и замыслила такое.
— Хочу только взять с вас небольшую дань и, замирившись с вами, уйду прочь. Теперь у вас нет ни меду, ни мехов, вы ведь изнемогли в осаде, поэтому прошу у вас немного, дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья.
Древляне, обрадовавшись, собрали от двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном…
Ольга же раздала воинам — кому по голубю, кому по воробью — и повелела к каждому голубю и воробью привязывать трут <Трут — гриб-паразит, растущий на деревьях. Высушенный, он легко загорается.>, завертывая его в маленькие платки и ниткой прикрепляя к каждому. И повелела Ольга своим воинам, когда станет смеркаться, пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда, голуби в голубятни, воробьи же под стрехи. И так загорелись… и не было двора, где бы не горело. И нельзя было гасить, так как все дворы загорелись сразу. И побежали люди из города, и повелела Ольга своим воинам хватать их. И так взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а других людей убила, третьих отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань…»

«За усовершенствование государственного и культурного быта» и «За оборону крепостей» (в память защиты Киева от печенегов):
«В лето 968. Пришли впервые печенеги на Русскую землю, а Святослав был тогда в Переяславле на Дунае. И затворилась Ольга в Киеве со своими внуками. И осадили печенеги город силою великой: было их бесчисленное множество вокруг города. И нельзя было ни выйти из города, ни весть послать. Нельзя было вывести коня напоить… изнемогали люди от голода и жажды… И сказал один отрок:
— Я проберусь.
Ибо он умел говорить по-печенежски, и принимали его за своего. И когда приблизился он к реке, то, скинув одежду, бросился в Днепр и поплыл. Увидев это, печенеги кинулись за ним, стреляли в него из луков, но не смогли ему ничего сделать.
На том берегу заметили это, подъехали к нему в ладье… и привезли его к дружине.
Наутро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, и люди в городе закричали. Печенегам же показалось, что пришел сам князь, и побежали от города врассыпную…»

«За воспитание юношества» (сына своего Святослава и его дружинников):
«Пришла княгиня в Киев и учила Святослава, сына своего, принять крещение, но он не внимал тому, говоря:
— Как мне одному принять иную веру? А дружина моя станет насмехаться, — и продолжал жить по языческим обычаям, но если кто собирался креститься, то не запрещал, а только насмехался над тем».

«Матерям героев» (князь Святослав погиб в бою):
Взял Святослав много даров и возвратился в Переяславец со славою великою. Увидев же, что мало у него дружины, сказал себе: "Как бы не убили нас какой-нибудь хитростью — и дружину мою и меня. Ведь многие были убиты в боях". И сказал: "Пойду на Русь, приведу еще дружины". И пошел в ладьях к порогам… Услышав об этом, печенеги заступили пороги. И пришел Святослав к порогам, и нельзя было их пройти. И остановился Святослав зимовать, и не стало у них еды, и был у них великий голод, так что по полугривне платили за конскую голову…
Когда наступила весна, пошел Святослав к порогам. И напал на него Куря, князь печенежский. И убили Святослава, и взяли голову его, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него».

Орден Святой Ольги тогда не был учрежден, но идея о его создании не забылась. Вновь к ней возвратились в 1913 году. В результате многочисленных обсуждений проекта нового ордена было решено в числе прочих юбилейных наград, в честь празднования 300-летия дома Романовых, учредить и Знак отличия для женщин, работавших в государственных учреждениях, а также для женщин-врачей и женщин-учителей. Но до 1914 года новая награда так и не была узаконена.
Во время Первой мировой войны вновь вернулись к идее учреждения Знака отличия для женщин за их подвиги милосердия и мужества. Художникам, которым предстояло разрабатывать проект будущего Знака отличия, поставили несколько условий:
• чтобы они не предлагали ленту через плечо (так как это будет не орден);
• на шее новый Знак тоже носить было нельзя, так как его предполагалось прикреплять на женское платье;
• по форме своей новая награда должна была отличаться от других.
Осенью 1914 года было отобрано три проекта Знака отличия Святой Ольги, который имел три степени. Из них император Николай II утвердил проект, предложенный генерал-майором М.С. Путятиным — начальником Царскосельского дворцового управления. Есть сведения, что в разработке эскизов будущей награды принимала участие и императрица Александра Федоровна — возможно, советами и пожеланиями.
Одновременно с эскизами Знака отличия Святой Ольги разрабатывался и его статут Теперь наградой должны были жаловать «исключительно лиц женского пола, во внимание к заслугам женщин на различных поприщах государственного и общественного служения, а равно к подвигам и трудам их на пользу ближнего». Окончательно статут новой награды был обнародован в 1915 году, когда уже шла Первая мировая война.





Знак ордена I степени

Высшая степень Знака отличия Святой Ольги представляла собой особой формы крест, лицевую сторону которого покрывала голубая эмаль. По периметру креста шел золотой чеканный ободок; на центральном круглом медальоне, окруженном золотым ободком, помещалось изображение Святой княгини Ольги на золотом фоне. На оборотной стороне креста шла надпись славянскими буквами, которая обозначала дату, послужившую поводом для награждения, например, «21 февраля 1613–1913» (то есть к 300-летнему юбилею дома Романовых).
Вторая степень Знака отличия представляла собой такой же крест, только все золотые детали в нем заменялись серебряными. Третья степень Знака — это овальный медальон с прорезным крестом в середине; крест той же формы, как и на Знаках отличия высших степеней. Знаки всех степеней полагалось носить на левом плече на банте из белой ленты, причем знаки низших степеней не должны были сниматься, если жаловалась более высокая степень.
Особый пункт статута Знака отличия предусматривал вручение его «матерям героев, оказавших подвиги, достойные увековечения в летописях Отечества». Все исследователи наградной системы России сообщают, что единственной женщиной, удостоенной этой награды, стала Вера Николаевна Панаева, потерявшая в Первую мировую войну трех сыновей. Все три брата были Георгиевскими кавалерами.
Старший из братьев, Борис Панаев, участвовавший еще в Русско-японской войне, бал два раза ранен и награжден четырьмя боевыми орденами. Одну из наград он получил за то, что на своем коне вывез из-под вражеского огня раненого вестового. В бою 15 августа 1914 года Борис Панаев со своим эскадроном атаковал кавалерийскую бригаду врага и, несмотря на свои ранения, продолжал вести отряд в атаку. Третья пуля в висок прервала жизнь храброго офицера.
Второй из братьев, штаб-ротмистр Гурий Панаев, погиб через две недели в Галиции. Во время кавалерийской атаки он увидел, что лошадь под одним из гусаров убита, а всадник ранен. Верный боевому братству, Гурий соскочил с коня, перевязал раненого и посадил его в свое седло. Сам он сразу же вернулся в строй, но был убит. Посмертно Гурий Панаев стал кавалером ордена Святого Георгия IV степени.
В этом же бою 29 августа участвовал и ротмистр Лев Панаев, получивший за отличие в атаке, в которой был убит его брат, Золотое Георгиевское оружие. Но почетную Золотую шашку с надписью «За храбрость» ему довелось носить недолго, в январе 1915 года во время атаки в Галиции он был убит наповал.
Когда пришло известие о смерти третьего из братьев, Платон Панаев, самый младший, был лейтенантом флота. Его сразу же отозвали из действующего флота и зачислили на службу в одно из учреждений морского ведомства в Петрограде. Но «спустя некоторое время, лейтенант Панаев подал рапорт об обратном командировании его к действующему флоту». Один из современников вспоминал впоследствии, что «мать погибших трех сыновей, вдова Панаева, не только не препятствовала намерению сына, но вполне разделяла его желание, что на месте он нужнее, нежели в Петрограде». Первого апреля 1916 года Платон Панаев отбыл в одну из действующих эскадр, а уже 2 апреля был подписан императорский рескрипт о награждении В.Н. Панаевой Знаком отличия Святой Ольги II степени. Ни до, ни после Знак отличия, носивший имя древнерусской княгини и вручавшийся как награда исключительно женщинам, больше не выдавался.
Орден Святой равноапостольной Великой княгини Ольги (трех степеней) в 1988 году учредила Русская Православная церковь. Он представляет собой прямоугольный крест с чистыми полями белой эмали. На слегка выпуклой поверхности круга (диаметр его — 3 мм) в центре креста помещено поясное изображение Святой княгини Ольги на золотом фоне. Сам круг покрыт эмалью ультрамаринового цвета; в верхней части круга желтым металлом сделана надпись «Ольга российская», а в центре нижней расположены крестик и две отходящие от него веточки пальмы.

­


Орден святой равноапостольной Великой княгини Ольги

Внешние стороны креста заканчиваются голубыми камнями восьмиугольной формы. За крестом идут две лавровые веточки, на которых в оглавии ордена лежит корона. От круга до лавровых ветвей по диагонали орденского креста расположены граненые лучи из полированного металла.
Орден Святой равноапостольной Великой княгини Ольги предназначается для награждения игумений и настоятельниц женских монастырей, а также женщин — деятельниц Русской Православной церкви. В 1994 году, в день 680-летнего юбилея Свято-Введенского Толгского женского монастыря, игуменья Варвара (Александра Ильинична Третьяк) награждена орденом Святой Ольги II степени В 1998 году ордена Святой Ольги «За многолетнее служение церкви» удостоена Л.К. Колчицкая — секретарь Патриархии.
 

источник: книга " 100 великих наград".

За то, что солнце
Светит всем,
Поднявшись утром рано,
За мир и счастье на земле
Спасибо, ветераны!
За то, что можно жить,
Мечтать,
Любить и быть любимым,
За то, что можно наблюдать
За летом голубиным.
За то, что день великий тот,
Забвению не предан.
За то, что в мае каждый год
Приходит к нам Победа!

Сегодня и года уже седы
С тех пор, как минула война,
Но поздравляет с Днем Победы
Дедов и прадедов страна.
Спасибо, милые, родные,
Нас защищавшие тогда
И отстоявшие Россию
Ценою ратного труда.
Мы поздравляем вас с любовью,
И правнуки запомнят день,
Омытый вашей чистой кровью,
Когда вовсю цвела сирень.




ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ПОЗДРАВЛЯЮ ВСЕХ ВАС С ВЕЛИКИМ ДНЕМ ПОБЕДЫ! ЖЕЛАЮ МИРА, ЗДОРОВЬЯ, БЛАГОПОЛУЧИЯ, УДАЧИ ВО ВСЕМ!

Когда уйдет последний фронтовик
Под вздох друзей и под стенанье близких,
Замрет планета на короткий миг,
И, вздрогнув, покачнутся обелиски.

И там,где нет ни ночи и ни дня,
Где ветра нет и нет травы зеленой,
Там ветерана встретят, как родня,
Все тридцать павших в битвах миллионов.

И ангелы, ведущие учет,
В свой скорбный лист его запишут вскоре.
И, подпись ставя, Бог произнесет:
- Ну, наконец-то вся команда в сборе.

У Леты на холодном берегу,
В потустороннем тусклом полумраке,
Он встретит тех, с кем замерзал в снегу,
С кем отступал и с кем ходил в атаки.
- За Родину! За Сталина! Ура! -
Они кричали, в бой себя бросая,
И вдруг пред ним возникнет медсестра,
Что жизнь отдала, его спасая

И в сердце хлынет теплая волна,
И тело, как при жизни, встрепенется,
И чувства благодарности полна,
Его душа к ее душе рванется.

Не поглотит забвения вода
Того, кто добывал свободу людям.
Ему НЕ БУДЕТ Страшного суда,
Поскольку, ПОБЕДИТЕЛЕЙ НЕ СУДЯТ.

Солдату пропуск в райский сад дадут,
Где много райских птиц и нежных звуков
И в гости первыми к нему придут
Весь в черном Сталин и весь в белом Жуков.


автор Валерий Ходулин.

"Победа".
1

Славно начато славное дело
В грозном грохоте, в снежной пыли,
Где томится пречистое тело
Оскверненной врагами земли.
К нам оттуда родные березы
Тянут ветки и ждут и зовут,
И могучие деды-морозы
С нами сомкнутым строем идут.

2

Вспыхнул над молом первый маяк,
Других маяков предтеча,—
Заплакал и шапку снял моряк,
Что плавал в набитых смертью морях
Вдоль смерти и смерти навстречу.

3

Победа у наших стоит дверей...
Как гостью желанную встретим?
Пусть женщины выше поднимут детей,
Спасенных от тысячи тысяч смертей,—
Так мы долгожданной ответим.


Анна Ахматова

"Клятва".

И та, что сегодня прощается с милым,-
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит!

Анна Ахматова
1941 год



"ПТИЦЫ СМЕРТИ В ЗЕНИТЕ СТОЯТ".

Птицы смерти в зените стоят
Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград?

Не шумите вокруг — он дышит,
Он живой еще, он все слышит:

Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне,

Как из недр его вопли: «Хлеба!»
До седьмого доходят неба...

Но безжалостна эта твердь.
И глядит из всех окон — смерть.

И стоит везде на часах
И уйти не пускает страх.

"МУЖЕСТВО".

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!

Анна Ахматова.
23 февраля 1942, Ташкент.

Она сидела на полу
И груду писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала.

Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело...

О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..

Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени,-
И страшно грустно стало мне,
Как от присущей милой тени.

Федор Тютчев

И опять в полусвете ночном
Средь веревок, натянутых туго,
На доске этой шаткой вдвоем,
Мы стоим и бросаем друг друга.

И, чем ближе к вершине лесной,
Чем страшнее стоять и держаться,
Тем отрадней взлетать над землей
И одним к небесам приближаться.

Правда, это игра, и притом
Может выйти игра роковая,
Но и жизнью играть нам вдвоем. -
Это счастье, моя дорогая.

А. А. Фет.

Не отходи от меня,
Друг мой, останься со мной!
Не отходи от меня:
Мне так отрадно с тобой...

Ближе друг к другу, чем мы,-
Ближе нельзя нам и быть;
Чище, живее, сильней
Мы не умеем любить.

Если же ты - предо мной,
Грустно головку склоня,-
Мне так отрадно с тобой:
Не отходи от меня!

1842

А. А. Фет.

Моей красавице-царице
Несу я юные стихи,
И сердца грустные страницы,
И дум неясные штрихи.
Вы — мой Кумир. Стихом и песней
Хочу Вам только передать,
Что для меня Вы всех прелестней,
И в Вас вся сердца благодать.
Как тихий ангел к изголовью,
Склонились Вы к моим мечтам,
Но как я к Вам горю любовью,
Не в силах передать стихам.
Простите мне за гимны эти:
Мне в них поведать суждено,
Что Вас одну люблю на свете,
Что Вам одной молюсь давно.

27 ноября 1898

Александр Блок.

Рафаэль был счастливым художником. Поглощенный обилием почетных и грандиозных заказов, прославляемый своими почитателями, он работал быстро и радостно. Никогда творчество не было для него горькой мукой. Современные Рафаэлю гуманисты считали, что для того, чтобы быть понятными народу, поэт должен изъясняться на языке «vulgare». В тех же целях некоторые художники Возрождения обращались к старинным народным преданиям и расцвечивали их красками своего воображения. На картине Рафаэля явление Мадонны умершему папе Юлию II превратилось в явление ее людям, о котором и рассказывалось в старинных сказаниях. В таких легендах находили свое выражение чаяния народа о справедливости, желание и потребность простых людей представить небесную царицу и покровительницу в непосредственной близости. Однако Рафаэль не ограничился только пересказом средневековой легенды.
В истории создания самого знаменитого произведения Рафаэля до сих пор многое окутано тайной. Некоторые искусствоведы считают, что его Мария почти лишилась ореола святости. На голове ее не мерцает корона, за ней не держат парчовых тканей. Наоборот, на ней покрывало и плащ из гладкой ткани, ноги ее босы, и в сущности это простая женщина. Недаром многим бросалось в глаза, что и младенца она держит так, как обычно держат их крестьянки. Но эту босоногую женщину встречают, как царицу — владычицу небесную. Папа Сикст снял перед ней тиару и бережно поставил ее в углу. Земной владыка, как волхвы перед рождественскими яслями, обнажил свой лоб, и перед зрителем предстает почти дрожащий от волнения старичок. Другие исследователи полагают, что в этой торжественной Мадонне, наоборот, нет ничего земного. Это божество, облеченное в человеческую форму. Лицо ее еще напоминает знакомые черты Форнарины, но черты преобразованные. Окруженная сонмом ангелов, стоя на облаках, Мадонна представляет миру своего божественного Сына.
Разные поколения, разные люди усматривали в «Сикстинской мадонне» каждый свое. Одни видели в ней только религиозное содержание, другие - скрытую в ней нравственную философию, третьи ценили в ней художественное совершенство. Но три этих аспекта неотделимы друг от друга.
«Сикстинскую мадонну» Рафаэль создал около 1516 года. К этому времени им было написано уже много картин с изображением Богоматери. Совсем молодым Рафаэль прославился как удивительный мастер и несравненный поэт образа Мадонны. В петербургском Эрмитаже хранится «Мадонна Конестабиле», которую создал семнадцатилетний художник. В Галерее Питти находится его «Мадонна в кресле», в Музее Прадо — «Мадонна с рыбой», в Ватиканской пинакотеке — «Мадонна дель Фолиньо», другие мадонны стали сокровищами других музеев. Но когда пришло время написать главное свое произведение, Рафаэль оставил ученикам своим многочисленные работы в Ватиканском дворце, чтобы собственноручно написать для монастырской церкви Святого Сикста в далекой Пьяченце запрестольный образ. Алтарные образы писались тогда на доске, но эту свою мадонну Рафаэль написал на холсте.
Сначала «Сикстинская мадонна» находилась в полукруглом хоре монастырской церкви (ныне не существующем), и возвышающаяся фигура Богоматери издалека казалась парящей в воздухе. В 1754 году картина была приобретена королем Августом III Саксонским и привезена в его дрезденскую резиденцию. Двор саксонских курфюрстов заплатил за нее 20 000 цехинов — немалую по тем временам сумму. И теперь, когда посетители знаменитой Галереи ближе подходят к картине, их сильнее охватывает новое впечатление. Богоматерь уже не парит в воздухе, а как бы идет навстречу вам. Парапет внизу картины — единственная преграда, которая отделяет мир земной от мира небесного. Как наяву раздвинулся в стороны зеленый занавес, и Мария с божественным сыном на руках является вашему взору.
Она идет, и чудится, что вот сейчас Богоматерь перешагнет парапет и ступит на землю, но мгновение это длится вечно. Мадонна остается неподвижной, всегда готовой спуститься и всегда недоступной. В картине нет ни земли, ни неба, нет привычного пейзажа или архитектурной декорации в глубине. Все свободное пространство между фигурами заполнено облаками, более сгущенными и темными внизу, более прозрачными и лучезарными вверху. Грузная старческая фигура святого Сикста, утопающая в тяжелых складках золототканого папского облачения, застыла в торжественном поклонении. Его протянутая к нам рука красноречиво подчеркивает главную идею картины — явление Богоматери людям. С другой стороны склонилась святая Варвара, и обе фигуры словно поддерживают Марию, образуя вокруг нее замкнутый круг. Эти фигуры некоторые называют вспомогательными, второстепенными, но если убрать их (хотя бы только мысленно) или даже чуть изменить их положение в пространстве, — сразу разрушится гармония целого. Изменятся смысл всей картины и сам образ Марии. Благоговейно и нежно Мадонна прижимает к груди сына, сидящего у нее на руках. Ни мать, ни дитя нельзя представить отдельно друг от друга, их существование возможно только в нерасторжимом единстве. Мария — заступница человеческая — несет навстречу людям своего сына. В ее одиноком шествии выражена вся та скорбная и трагическая жертвенность, на которую обречена Богоматерь.
Мир «Сикстинской мадонны» необычайно сложен, хотя, на первый взгляд, в картине ничто не предвещает беды. И, однако, зрителя преследует ощущение надвигающейся тревоги. Поет сладкоголосый хор ангелов, заполнивших небо (фон холста) и славящих Марию. Не отрывает восторженного взора от Богоматери коленопреклоненный Сикст, смиренно опустила очи святая Варвара. Кажется, ничто не угрожает покою Марии и ее сына. Но бегут-бегут тревожные тени по складкам одежд и драпировок. Клубятся облака под ногами Мадонны, само сияние, окружающее ее и богомладенца, сулит бурю. Все взоры действующих лиц картины направлены в разные стороны, и только Мария с божественным младенцем смотрят на нас.
 Рафаэль изобразил на своем полотне чудесное видение и совершил, казалось бы, невозможное. Вся картина полна внутреннего движения, озарена трепетным светом, как будто таинственное свечение излучает сам холст. Свет этот то еле брезжит, то сияет, то почти сверкает. И это предгрозовое состояние отражается на лице младенца Христа, его лик полон тревоги. Он словно видит зарницы надвигающейся грозы, в его недетски суровых глазах виден отблеск далеких бед, «не мир принес Я вам, но меч...». Он приник к материнской груди, но беспокойно всматривается в мир. Русский поэт Н. Огарев говорил о Рафаэле: «Как он понял этого ребенка, грустного и задумчивого, который предчувствует свою великую будущность».
Рассказывают, что «Сикстинскую мадонну» Рафаэль писал в то время, когда сам переживал тяжелое горе. И потому всю свою печаль вложил в божественное лицо своей Мадонны — наисовершеннейшее воплощение идеала в христианстве. Он создал самый прекрасный образ Богоматери, соединив в нем черты высшей религиозной идеальности с высшей человечностью.
«Сикстинской мадонной» давно восхищаются, и о ней сказано много прекрасных слов. А в прошлом веке русские писатели и художники, как на паломничество, отправлялись в Дрезден — к «Сикстинской мадонне». Они видели в ней не только совершенное произведение искусства, но и высшую меру человеческого благородства. В.А. Жуковский говорит о «Сикстинской мадонне» как о воплощенном чуде, как поэтическом откровении и признает, что создана она не для глаз, а для души: «Это не картина, а видение; чем дольше глядишь, тем живее уверяешься, что перед тобой что-то неестественное происходит... И это не обман воображения: оно не обольщено здесь ни живостью красок, ни блеском наружным. Здесь душа живописца, без всяких хитростей искусства, но с удивительной легкостью и простотою передала холстине то чудо, которое во внутренности ее совершилось». А.С. Пушкин знал картину по гравюрному воспроизведению, и она произвела на него очень сильное впечатление. Поэт неоднократно вспоминал о рафаэлевском шедевре, и, воспевая задумчивые глаза застенчивой красавицы, он уподобляет ее ангелу Рафаэля. Самым восторженным почитателем «Сикстинской мадонны» среди русских писателей был Ф.М. Достоевский. Однажды он горячо возмущался, когда в его присутствии некий художник профессиональным языком стал разбирать художественные достоинства картины. Многие герои романов писателя характеризуются через их отношение к Мадонне Рафаэля. Например, в духовном развитии Аркадия («Подросток») глубокий след оставляет увиденная им гравюра с изображением Мадонны. Жена губернатора Юлия Михайловна («Бесы») два часа провела перед картиной, но, как дама светская, ничего в ней не поняла. Степан Трофимович, наоборот, чувствует настоятельную потребность писать об этом шедевре, но ему так и не суждено было выполнить свое намерение. Свидригайлов («Преступление и наказание») вспоминает лицо Мадонны, которую он именует «скорбной юродивой», и это высказывание позволяет читателю увидеть всю глубину его нравственного падения.
«Сикстинскую мадонну» внимательно изучали и русские художники. Карл Брюллов восхищался: «Чем больше смотришь, тем больше чувствуешь непостижимость сих красот: каждая черта обдумана, преисполнена выражения грации, соединена со строжайшим стилем». А. Иванов копировал ее и мучался от сознания своей неспособности уловить ее главное обаяние. Крамской в письме жене признавался, что лишь в оригинале заметил многое такое, что не заметно ни в одной из копий. Особенно занимал его общечеловеческий смысл создания Рафаэля: «Это что-то действительно почти невозможное... Была ли в действительности Мария такая, какою она здесь изображена, этого никто никогда не знал и, разумеется, не знает, за исключением современников ее, которые, впрочем, ничего нам хорошего о ней не говорят. Но такою, по крайней мере, создали ее религиозные чувства и верования человечества... Мадонна Рафаэля действительно произведение великое и действительно вечное, даже и тогда, когда человечество перестанет верить, когда научные изыскания... откроют действительно исторические черты обоих этих лиц (т.е. Иисуса Христа и Марии)... и тогда картина не потеряет своей цены, а только изменится ее роль».
...А в годы Второй мировой войны человечество навсегда могло бы потерять шедевр Рафаэля. Перед своим крахом гитлеровцы спрятали картины знаменитой Дрезденской галереи в сырых известняковых шахтах и готовы были вообще взорвать и уничтожить бесценные сокровища, лишь бы те не попали в руки русских. Но по приказу советского командования солдаты Первого Украинского фронта два месяца вели поиск величайших шедевров Галереи. «Сикстинская Мадонна» великого Рафаэля находилась в ящике, который был сделан из тонких, но прочных и хорошо обработанных планок. На дне ящика был укреплен толстый картон, а внутри ящика — рамка, обитая войлоком, на которой и покоилась картина. Но в дни войны ящик не мог служить надежной защитой. В одно мгновение он мог вспыхнуть, и... Когда ящик открыли, перед людьми предстала, широко раскрыв лучезарные глаза, женщина дивной, неземной красоты с божественным младенцем на руках. И советские солдаты и офицеры, несколько лет шагавшие тяжелыми дорогами войны, сняли перед ней фуражки и пилотки...



Источник: книга " 100 великих картин".

Игумен Никон (ставший после Сергия Радонежского настоятелем Троице-Сергиевого монастыря) очень сокрушался, что вновь воздвигнутый белокаменный Троицкий собор не был украшен живописью. Предчувствуя скорую кончину свою и желая завершить убранство собора при жизни, Никон призвал для работы Андрея Рублева и Даниила Черного — прославленных живописцев, «изрядных вельми, всех превосходящих и в добродетели совершенных». Работа заключалась не только в том, чтобы расписать храм фресками. Кроме этого, надо было написать большое количество икон для высокого многоярусного иконостаса. Игумен Никон еще при жизни своей хотел не только видеть храм украшенным, но и написанной икону, которая должна была стать главным памятником «в похвалу Сергию Радонежскому». Приступать к росписи соборных стен можно было только через год после его постройки, когда фрескам уже не будет угрожать осадка здания. Но работы по внутреннему убранству храма можно было начинать сразу после окончания его строительства. И первой заботой было создание главной иконы — «Троицы», которая должна была стоять по правую сторону царских врат.
«Троица» с момента своего создания «была любимейшей иконой древнерусских художников», служила образцом для бесчисленных копий и воспроизведений. Но судьба самого Андрея Рублева и многих его творений драматична и поначалу даже необъяснима. Смиренный инок, он всю жизнь свою посвятил созданию фресок и икон на религиозные сюжеты. Уважаемый и широко известный, еще при жизни названный «преподобным», через какое-то время он был забыт потомками, а многие творения его оказались утраченными. Даже в начале XX века некоторые специалисты не могли достоверно назвать ни одного его произведения. Осталось лишь имя, да и то знали его только любители древнерусского искусства. Даже в знаменитой энциклопедии Брокгауза и Ефрона, выходившей в 1890—1907 годы, не нашлось места хотя бы для простого упоминания об Андрее Рублеве.
Теперь мы знаем, что Андрей Рублев жил в нелегкий, но знаменательный период русской истории. Обескровленная и униженная чужеземным игом, Русь вставала с колен, расправляла плечи и начала готовиться к освобождению от гнета Золотой Орды. То было время радостное и одновременно горькое, пора блистательных побед и жестоких поражений. К числу последних относятся грустные события 1408 года, когда на землю русскую вторгся хан Едигей. Разорительное нашествие монголо-татар еще раз показало, что русским князьям надо прекратить междоусобную вражду, жить в мире и согласии. Только объединившись, они смогут окончательно избавиться от «злой татарщины». Одни ученые считают, что именно в это время (около 1411 года) Андрей Рублев и создал свое лучшее произведение — «Троицу», которая в те времена имела значение особое. Правда, другие утверждают, что «Троица» была написана в 1420-е годы, когда (как указывалось выше) в монастыре был воздвигнут белокаменный Троицкий собор. Ветхозаветная Троица была символом единения еще в середине XIV века. Основывая свою обитель, Сергий Радонежский (как сказано в одном из его житий) «поставил храм Троицы... дабы взиранием на святую Троицу побеждался страх перед ненавистной раздельностью мира».
На довольно значительной по размерам доске Андрей Рублев изобразил ветхозаветную Троицу — явление Аврааму Бога в виде трех ангелов.

«И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер (свой), во время зноя дневного.
Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него.
Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер (свой) и поклонился до земли.
И сказал: Владыко! Если я обрел благоволение перед очами твоими, не пройди мимо раба Твоего;
И принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом,
А я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши; потом пойдите (в путь свой); так как вы идете мимо раба вашего.
Они сказали: сделай так, как говоришь.
И поспешил Авраам в шатер к Сарре и сказал (ей): поскорее замеси три саты лучшей муки и сделай пресные хлебы.
И побежал Авраам к стаду, и взял теленка нежного и хорошого, и дал отроку, и тот поспешил приготовить его.
И взял масла и молока и теленка приготовленного и поставил перед ними; а сам стоял подле них под деревом.
И они ели».

Библейский рассказ в интерпретации Андрея Рублева утратил все те повествовательные черты, которые традиционно включались в композицию иконы на этот сюжет. Нет Авраама и Сарры, нет сцены заклания тельца, даже атрибуты трапезы сведены к минимуму: ангелы представлены не вкушающими, а беседующими. Жесты ангелов, плавные и сдержанные, свидетельствуют о возвышенном характере их беседы.
Содержание «Троицы» многогранно. Идейным и композиционным центром ее является чаша с головой жертвенного тельца — прообраз агнца новозаветного. «Чаша» прошла долгий путь, и во всей истории человечества имела значение «чаши жизни», «чаши мудрости», «чаши бессмертного напитка». В средние века на основе ее христианского значения возникло поэтическое сказание о «Чаше Грааля», из которой Иисус Христос пил во время Тайной вечери. В русскую народную поэзию чаша вошла как «смертная». Эта тема звучит в былинах и «Слове о полку Игореве». Для Андрея Рублева и его современников «чаша» была тесно связана с реальной жизнью, только на иконе трагизм этой героической темы выражен у него светлой печалью. В рублевской «Троице» «чаша смертная» — «залог жизни будущей». Вокруг престола с чашей сидят три задумчивых ангела, которые образуют собой как бы замкнутый круг — символ вечности, света и любви. Ангелы в одеяниях густого теплого тона, склоняя с бесконечной грацией убранные высокими прическами головы, с какой-то спокойно-строгой задумчивостью устремили глаза в тихую вечность. В иконе нет ни движения, ни действия — это триединое и неподвижное созерцание, словно три души, равной полноты духа и видения, сошлись, чтобы испытать свое смирение и свою мудрость перед жизнью, ее страданиями и скорбью.
За каждым из трех ангелов изображена его эмблема. За средним — древо, которое означает не только дуб мамрийский из библейского повествования, но и «древо жизни», «древо вечности», путь к которому после изгнания первых людей из рая заградил «серафим с пламенным вращающимся мечом». Согласно христианству, это древо могло быть символом воскресения. За вторым ангелом возвышаются легкие, стройные палаты. В «Псалтири» палаты являются художественным образом, который употребляется очень часто, как сфера радостного и вдохновенного познания. Созидание внутреннего мира человека в христианстве уподоблялось труду зодчего и называлось «домостроительством». За третьим ангелом возвышается гора — древний символ всего возвышенного. Таинственность и неизведанность величественных горних высот всегда действовали на воображение людей. В Библии «гора» есть образ «восхищения духа», потому на ней и происходят самые значительные события: на Синае Моисей получает скрижали завета, преображение Господне совершается на фаворе, Вознесение — на горе Елеонской...
Кроме ссылок на позднейшие монастырские описи и «Сказания о святых иконописцах», достоверных сведений о написании этой иконы нет. Поэтому даже в начале XX века исследователи не решались с уверенностью что-либо утверждать и высказывали только предположения и догадки. До сих пор ведется спор о том, действительно ли «Троица» была написана Андреем Рублевым для Троицкого собора или она попала туда позднее. Историк В.А. Плугин полагает, что «Троица» попала в монастырь только при Иване Грозном и только в качестве дара. Царь Иван Грозный высоко чтил Троице-Сергиев монастырь — место своего крещения. Ежегодно ко дню памяти Сергия (25 сентября), а иногда и в другие дни, он приезжал в монастырскую обитель и делал щедрые вклады. Среди многочисленных его вкладов монастырские архивы упоминают и три иконы: «Богоматерь Умиление», «Сергий в житии» и «Троицу». Правда, одни ученые считают, что царь только обложил икону золотым окладом; другие не сомневаются, что вложен был и сам образ.
Но если «Троица» попала в Троице-Сергиев монастырь только при Иване Грозном, где же тогда она находилась в течение ста пятидесяти лет? И для какого храма она была написана первоначально? В.А. Плугин предполагает, что она попала в Московский Кремль в конце 1540-х годов, когда туда свозилось множество икон из разных городов — Новгорода, Смоленска, Звенигорода, Дмитрова. До передачи в Троице-Сергиеву лавру икона могла находиться либо в Благовещенском соборе Кремля, либо в кремлевских царских «казнах»-хранилищах, либо в покоях (например, в личной молельне царя). Однако и тут некоторые искусствоведы выражают сомнение в том, что «Троица» к Ивану Грозному перешла по праву прямого наследования.
В июне 1547 года в Москве случился страшный пожар, во время которого выгорела большая часть Кремля, в том числе все иконное убранство Благовещенского собора и царский дворец с его иконами и сокровищами. Но «Троицы» тогда в Москве не было, она появилась там не позднее 1554 года, поскольку к этому времени для нее был уже изготовлен великолепный золотой оклад. Создать его могли только златокузнецы царских мастерских Кремля. Вернувшийся на пепелище юный монарх приказал вызвать из Новгорода и Пскова лучших художников, чтобы они украсили иконами и фресками выгоревшие церкви и палаты. Для выполнения этих работ требовалось немало времени, и потому царь разослал во многие русские города «по святые и честные иконы» и велел поставить их в «Благовещении» и других храмах, «доколе новые иконы напишут». Вероятно, тогда-то и появилась в Москве «Троица».
После написания новых икон привезенные ранее по обычаю были возвращены обратно, но не все. Поскольку «святость с государевых дворов» была собственностью царя, то Иван Грозный и оставил у себя «Троицу». Но не просто оставил, а уделил ей особое внимание. Вскоре после победоносного возвращения с Волги он украсил многие прославленные иконы, но ни одну так пышно, как «Троицу» (в конце XVI века этот оклад был заменен новым, сделанным по заказу Бориса Годунова). А в Троице-Сергиев монастырь, предполагает В.А. Плугин, икона попала, возможно, в декабре 1564 года. В это время Иван Грозный ввел опричнину, которая характеризовала собой новый этап в жизни Московского государства. Этап этот ознаменовался внезапным отъездом царя в Александровскую слободу — со всеми приближенными и слугами, со всей казной и «святостью» По дороге в слободу Иван Грозный посетил Троицкую обитель, которая незадолго до того погорела и нуждалась в иконах. Может быть, тогда Иван Васильевич и пожертвовал монастырю лучшее произведение великого мастера.
До революции «Троица» оставалась в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры, но потом распоряжением Советского правительства она была передана для реставрации в только что учрежденные Центральные государственные реставрационные мастерские. Рублевская икона и до этого не раз промывалась, прописывалась, иногда покрывалась олифой, которая скоро темнела. Все это, конечно же, сказывалось на сохранности первоначальной живописи Лишь в 1919 году «Троица» была окончательно освобождена от поздних наслоений, и с тех пор она всех чарует своим художественным совершенством. После реставрации в 1920 году она была выставлена для всеобщего обозрения среди других икон, а ныне находится в Третьяковской галерее На ее месте в иконостасе Троицкого собора поставлена копия, очень хорошо выполненная художником-реставратором Н.А Барановым.
Уже при первом взгляде на икону зритель оказывается в плену грациозных, певучих линий ее рисунка и нежнейшей красоты сочетающихся цветов. И чем дольше мы всматриваемся в чарующую живопись иконы, тем сильнее ощущаем душевное спокойствие, умиротворенность и неизъяснимое чувство гармонии с миром. Несмотря на то, что в прошлом икона пострадала от многих повреждений, краски ее до сих пор словно излучают свет, пронизывающий все ее детали. Советский художник и искусствовед И. Грабарь писал, что «Троица» сверкает высшим, неземным светом, тем самым, который излучают только создания гениев». Свет этот сияет в белых и голубоватых пробелах, он напоминает одновременно и голубизну неба, и зацветающий лен, и первые васильки (появляющиеся к Троицыну дню) в зеленеющей еще ржи.
Много раз изученная и описанная, рублевская «Троица» и сегодня продолжает волновать искусствоведов загадочной сложностью своего художественного стиля. Но, кроме этого, в ученых кругах до сих пор не снят вопрос, который, на первый взгляд может вызвать недоумение: «Кто написал «Троицу»? Знаток и собиратель икон Д.А. Ровинский еще в прошлом веке высказал мысль о том, что икону мог написать итальянский мастер. Искусствовед Андрей Никитин пишет, что надо говорить не о «Троице» Рублева, а о «Троице Рублева», потому что (как об этом говорилось выше) произведениям великого иконописца рекомендовалось подражать как непревзойденным образцам русского иконописного искусства.
Видимо, еще долго ученые будут изучать жизнь Андрея Рублева, его творческую манеру, историю создания знаменитой иконы. А три задумчивых и грустных ангела в мерцающем свете лампад из века в век будут вести свою безмолвную и таинственную беседу над могилой «великого старца»...


Источник: книга " 100 великих картин".

АКТ V

Сцена 1

Санкт-Петербург. Летний дворец. Май 1719 года. У закрытой двери в царские покои денщики и генерал Брюс.

1-й д е н щ и к
Который день в печали пребывает;
Не ест, не пьет, и видеть никого
Не хочет; да не может, точно силы
Оставили его совсем от горя.
Б р ю с
Я понимаю, государь в печали;
Мы все в печали. Время же, однако,
Не терпит, я приехал, чтоб отбыть
На Аландский конгресс, где целый год
В баталиях словесных безуспешно
Проводим дни; а лучше пушки вновь
Заговорят, чтоб мира нам достичь.
2-й д е н щ и к
Он в думы погружен; в какие, трудно
Сказать, когда в молчаньи он стоит
Иль сидя, словно дремлет, вздохи шумно
Порою поднимая, будто долго
И вовсе не дышал...
3-й д е н щ и к
В печаль и раньше
Его величество впадал, но после
С поспешностью великой брался вновь
Он за дела, уверовав, что Бог
И Правда - с ним, иначе что успел бы
Свершить один за краткий жизни срок.
Б р ю с (2-му денщику)
Василий! Загляни. С делами можно
И подождать, пожалуй, но кручина
Безмерная ведь пагубна для жизни.

2-й денщик открывает дверь и останавливается в удивленьи.

1-й д е н щ и к
Проделав черную работу сам,
Наследника он ищет и не видит:
Сын старший предал; младший взял и умер.
П е т р (носится по комнате)
То горе пережил, печаль во гневе
Мешая; точно зуб больной сам вырвал
Да у себя же самого, поди;
Хоть горе, а все легче, худших бедствий
России, может, минуть удалось.
Но младший сын - безвинный, нежный ангел -
С чем он явился в мир сей? Что унес?
(У двери, но словно никого не видя.)
О, тайны гроба, что храните вы?
Истлевшие останки, кости, череп -
И больше ничего? А что душа -
Всего лишь тень останков сих при свете?
Ребенок, муж иль старец - все едино,
Когда нет жизни, пусть душа бессмертна,
Всего, как тень сей жизни, что была?
И Бог - всего лишь темный облик мира?
Иль светлый, исчезающий при свете?
Б р ю с
О, государь! Какие мысли! Жаль,
Нет времени мне вдуматься и вставить
Мои раздумья на сей счет. Я прибыл
С конгресса в Аландах. Переговоры
Со смертью Карла и его министра...
П е т р
Дела потом. Дай мне придти в себя.
Здоров я, видишь, но состав души,
Прозрачный, чистый, помутнев, распался,
Как в зеркале разбитом, - как собрать?
1-й д е н щ и к (шепотом)
Василий! Позови скорей царицу.

Тот уходит.

П е т р
Не склеить зеркала. А душу можно?
Но должно душу живу сохранить,
Иначе станешь злобствовать, как Кикин
Или Мазепа, - в злобе правды нет,
Как в зеркале кривом или разбитом.
А я бываю гневен - не со зла,
Душой взыскуя правды и добра.

Входит царица.

Е к а т е р и н а
Послушай, государь! Я больше слез
Не лью, смотри же, их ты заморозил
Своей кручиной, как мороз крещенский.
От слез в беспамятстве мне легче было;
Теперь же смерзлись у виска, как иней,
И стынет кровь от страха, уж не сына,
Тебя теряю, значит, все в сей жизни.
П е т р
Во гневе неугоден и в печали?
И горевать мне, сына потеряв,
Нельзя? Мороз крещенский по весне.

Входят князь Меншиков и Савва Лукич Рагузинский.

М е н ш и к о в
Затворник вышел; грозно хмурит брови,
А весел и здоров. Да здесь царица.
Е к а т е р и н а ( смахивая слезы)
Я ухожу; мне слезы - в утешенье,
А царь найдет в делах отдохновенье.
(Уходит.)
П е т р
А, Савва Лукич! Где пропал ты с Венус?
Все лето прошлое прождал я встречи
С богиней, а зима уж минула.
Р а г у з и н с к и й
Пресветлый государь! Да ящик с Венус
Давно уж прибыл на брега Невы.
Рекой и морем плыть, как вы велели,
Мы не решились, опасаясь бури,
Иль бедствий, мало ли каких, опасных
Для статуи, каких и в мире нет.
А сушей через Вену не пустили -
На нашу просьбу без досмотра ящик
С бесценным грузом, названным, как есть,
Ответили отказом с подозреньем...
М е н ш и к о в
Из-за царевича, конечно, это.
Р а г у з и н с к и й
Пришлось нам ехать долгими путями,
Да и зимой, когда дороги лучше.
П е т р
Ну, где же ящик с Венус? Здесь? Сюда
Несите-ка! Трезини позовите.

Все с оживлением выходят, кроме Брюса.

Б р ю с
Да, государь, смерть Карла, с кем войну
Мы долгую вели, лишь осложнила
Переговоры трудные о мире
На Аландском конгрессе...
П е т р
Бедный Карл!
Осколком неприятельским убит?
Б р ю с
Что с ним могло и при Полтаве статься.
И чести больше. Как в плену, у турков
Без армии сидел, все тщась их бросить
На нас, и так все девять долгих лет
Без славы воевал он, истощив
Сильнейшую державу; заговор
Против него уж зрел, пожалуй, коли
Сестра его казнила тотчас Герца,
Министра короля, что тот стремился
Мир заключить.
П е т р
То Англии в угоду.
В Европе не хотят, чтоб воцарился
Меж нами мир; придется образумить
И Ульрику, как Карла, что бесславно
Наследство лишь свое и обескровил,
Сестра иначе продолжает то же.

Входят князь Меншиков и другие сановники, архитектор Доменико Трезини и Рагузинский. Денщики вносят большой длинный ящик. Царь берет в руки топор.

Р а г у з и н с к и й. Сейчас увидите! Вещь предивная! Подобной нет на свете. Даром что пролежала в земле 2000 лет, богиня есть богиня, пускай и рук у нее нет.
1-й д е н щ и к. Богиня, а сломала себе руки?
Т р е з и н и. Не она себе сломала, а те, кто статую сбросил наземь.
Р а г у з и н с к и й. Столь славная статуя, что римские власти как прознали о продаже ее, о нашей покупке, тотчас взяли под арест продавца, а с ним и статую. Мы уж не знали, как ее выручить. Пришлось мне поехать в Рим, обратиться к кардиналу Оттобони, моему хорошему знакомому, попросить его у святейшества папы исходатайствовать позволения Венеру освободить и вывезти в Россию. Взамен папа потребовал передать Ватикану мощей святой Бригитты. Без царского указа и надзора мы бы не преуспели.
П е т р (вскрыв ящик). Трудами вашими, что вы старались о освобождении из-за ареста статуи Венус, мы довольны, о чем паки же и к кардиналу Оттобони писано от министерств наших с благодарением.
Г о л о в к и н. С наивозможной важностью и почтеньем благодарили кардиналов и папу римского, будто речь о презнатной особе, царице плененной и освобожденной, бишь о живой богине.
П е т р. Упакована сия вещь столь добротно, вижу, как уверили: "хотя б хрустальная была, не повредилась бы". Да! (Поднимает статую Венеры с торжеством.)
1-й д е н щ и к. Мать честная! Богиня-то голая.
2-й д е н щ и к. И без рук, прикрыться ей нечем.
П е т р. Трезини, что ты скажешь? Подлинная древняя статуя?
Т р е з и н и (всплескивая руками). Пресветлый государь! Вне всякого сомнения. И это чудо, что статуя цела почти вся. Ведь находят в земле, в развалинах храмов и дворцов лишь части прекрасных скульптур, разбитых вдребезги. Время все рушит, говорят, но рушат-то люди. Бывают, конечно, и землетрясенья.

Статуя Венеры устанавливается у стены. Царь отходит, чтобы разглядеть ее со стороны.

П е т р
Трезини, хороша! Чудесна прямо.
Т р е з и н и
Вы мастер, государь, и мастерство
В любом твореньи человечьих рук
Умеете ценить. Вещь древняя,
Когда искусства процветали в Риме,
Пришедшие из Греции самой.
Затем упадок наступил. Фортуна
Бывает милостива не всегда,
И дикие народы вдруг явились;
Но хуже всех ревнители Христа,
В богах античных идолов узрев,
Уничтожали статуи, картины,
Сокровища великие искусств,
Как Рим был сокрушен Атиллой в гневе.
Упадок полный на века; но Бог,
Всевышний зодчий, сотворивший мир
И человека, пламень свой вложил
В него, с его порывом к совершенству, -
Искусства и науки возродились
В Италии и сопредельных странах,
С явлением из недр, как из могил,
Языческих богов, ревнителей
Природы, и наук, и красоты.
Вот явлена Венера и в России.
П е т р
Прекрасно сказано, Трезини. Гостья
Из времени, когда царили боги,
Могучие, стихии воплощая, -
Нептун, иль Вакх, или Вулкан-кузнец, -
Достойна празднества великого...
1-й д е н щ и к
И учиним.
М е н ш и к о в
И учиним. Но как?
2-й д е н щ и к
Ведь баба голая...
Р а г у з и н с к и й
На загляденье.
М е н ш и к о в
Духовные особы как бы ноги
Ей не отбили; скажут: срам и грех.
П е т р
Поставим часовых. Среди колонн
На постаменте Венус нашей место,
Чудесной гостье из глубин веков.
Б р ю с
Какая женщина! Пречистая!
Т р е з и н и
Ее прозвали белой дьяволицей
И изваяния богини наземь
Повсюду сбрасывали с постаментов,
А храмы рушили, как капища
Народов варварских, и те глумились,
Явившись в Рим, в невежестве своем
Не ведая о красоте нетленной.
Б р ю с
В какое же остервененье впали
Как варвары, так христиане тоже -
На что же?
Т р е з и н и
На произведение искусства,
Столь верное, как сама природа,
Сказать иначе, как творенье Бога,
Во всей красе, в величье совершенства.
П е т р
Какие знатоки! Трезини - ясно,
Он из Италии, где возродились
Искусства и науки вновь из тьмы
Во прах низвергнутых столетий к свету.
А ты, мой Брюс, хотя ты и шотландец,
Родился на Руси, со мною рос
Среди потешных, главный фельдцейхмейстер,
А ведаешь о многом сверх того.
Б р ю с
Пресветлый государь! Я поспешаю
Всю жизнь за вами, исполином века;
Поспеть за вами всюду мудрено, -
Возьму я книги, собирая их
По вашему почину и примеру
От века не отстать, и снова с вами.
П е т р
Я рад, что не ошибся: генерал
От артиллерии со Швецией
Возглавил мирные переговоры, -
Под силою огня кипящий ум, -
Да шведам не уйти от пораженья.

Меншиков ревниво выступает вперед.

Но мы о том еще переговорим.
А князь ведь прав: мы празднество, пожалуй,
В честь статуи богини учиним,
Какого не бывало на Руси.

Сцена 2

Летний сад. Со стороны Невы в галерее из двенадцати парных колонн высится статуя Венеры. Гости съезжаются на лодках и барках. На пристани восседает на бочках с вином Вакх; на широкой дощатой галерее вдоль аллеи, ведущей к Летнему дворцу, установлены столы с холодной закуской, и там царь с царицей приветствуют гостей.
Трубы, барабанный бой и пушечная пальба над Невой возвещают о начале празднества.

В а к х. Дорогие гости! Не проходите мимо. Господа хорошие, дамы благородные, гости заморские, мастеровые, люд городской и пришлый, в честь Венус по первой чарке вина всем без исключения! Кому по второй, по третьей, с тем я, возрадуясь, тоже выпью.
С т а р у х а (одна одетая на старинный московский лад). Ну, разве это не срам? Дожила! Однако налей мне, Вакх, да лучше анисовой.
В а к х. Слушаюсь, государыня-царевна! Есть и анисовая. Угощайтесь в честь богини Венус.
С т а р у х а. Эх! Затейлив царь, точно все молодененек.
А р х и е р е й. Ох, Господи, помилуй и спаси!
В а к х. Эй, батюшка, по второй?
А р х и е р е й. Давай! Гулять так гулять.
М у ж и к. Девкам ноги заголять.
М о л о д а я д е в у ш к а. Вакх! Я совсем не пью, уволь.
В а к х. Приголубь, голубушка, сделай милость. В честь Венус! Да ты из ее свиты, такая же ладная и пригожая.

Подходят два молодых человека.

П е р в ы й. В самом деле, Вакх! Ладная и пригожая, да с целыми руками.
В т о р о й. Прелесть! И лицом похожа на Венеру. А стать! А глаза! Я без вина пьян.

На лодках подъезжают ряженые, изображающие богов, нимф и сатиров, во главе с Нептуном седовласым. У статуи Венеры является герольд с жезлом в сопровождении двух трубачей и трех юных женщин с атрибутами муз.

Г е р о л ь д
Небывалое доселе!
Царь на празднество сзывает
Знать и люд мастеровой,
В обозренье выставляет
Остов женщины нагой.
(Взмахивает жезлом.)
Боже правый, в самом деле?
Стыд и грех, а не кумир.
(Снова взмахивает жезлом.)
В честь Венеры, изваянья
Голой женщины из камня,
Царь затеял пышный пир.

Трубы и пушечная пальба.

Православные в смятеньи.
Что за притча? Наважденье.
Пить вино-то всем велят.
Пушки над Невой палят.

Герольд со свитой удаляется вглубь сада; у статуи Венеры собираются гости, все смущенно веселы, особенно из молодых и юных; среди них Доменико Трезини и Толстой.

Т о л с т о й
Я в Риме иль Неаполе? Где я?
Или в Афинах средь развалин храма,
Что высится над морем голубым,
Красою величавою сияя?
Иль это сон, мои воспоминанья
О странствиях по странам и столетьям?
Опасным, гибельным, но зов царя
Вновь к жизни возвращал меня, в отчизну,
Преображенную, как светом день,
Что в вечных сумерках едва мерцал, -
Блистающий, весенний, точно ныне.
К н я г и н я
Она такая же, как мы, совсем,
Как в молодости женщина нагая.
Не скажешь, что богиня красоты
Или любви, - не знаю, в чем тут диво?
М о л о д о й ч е л о в е к
Вы сами диво красоты, княгиня!
К н я г и н я
В чем слава статуи или богини?
Т р е з и н и
Стоит без всякого смущенья. После
Купанья в море, взгляд бросая в даль,
И в обнаженности ее не стыд
Таится и не таинство желаний,
А явлена божественность сама.
Вот высшее создание искусства.

Между тем темнеет, и на Неве возгораются огни с разнообразной символикой и фейерверк.

Сцена 3

В аллеях Летнего сада. Белая ночь. Гости и ряженые. Герольд и три юные женщины.

1-я ж е н щ и н а
Мы ныне музы, я надеюсь.
2-я ж е н щ и н а
Нас принимают за богинь.
3-я ж е н щ и н а
Нас принимают за служанок,
Блестящих самых и красивых,
И нам царица удивилась.
2-я ж е н щ и н а
За нами послан камергер
Прознать, кто мы, и опоить.
1-я ж е н щ и н а
Чтобы затем слегка ославить -
За красоту.
3-я ж е н щ и н а
Ну, хорошо.
Прознаем, что с ним будет вскоре,
Уж очень он любим царицей.

Юные женщины оборачиваются, и перед ними невольно останавливается камергер Монс.

М о н с
Красавицы! Я знаю вас, конечно.
Уж если вы не из богинь,
То, верно, из княгинь.
1-я ж е н щ и н а
Как жизнь твоя идет беспечно,
В амурах и делах...
2-я ж е н щ и н а
Да сердце гложет страх.
3-я ж е н щ и н а
Но власть влечет и злато тоже,
И мешкать здесь тебе негоже,
Как вору, что всегда-то гол, -
Кинь голову - на кол.

Монс в страхе убегает.

Г е р о л ь д
Какой несете вы здесь вздор!
Вы, что, сивиллы или музы?
1-я ж е н щ и н а
Фортуной вознесенный вор.
2-я ж е н щ и н а
Герольд! Иль ты забыл слова?
Как ночь светла! Без волшебства
Такое таинство в природе
Ведь не бывает; в этом роде
Твои слова здесь прозвучат
И чрез столетья пролетят.

Герольд не без опаски углубляется до конца таинственной в ночи аллеи и вдруг вздрагивает.

Г е р о л ь д
Там, в саду, в конце аллеи
Бог Амур, в ночи смелея,
С пьедестала вдруг взлетел,
С фонарем и пуком стрел.
Видит мать он не без страха.
Целомудренно светла,
Вся она во власти Вакха
И мечтательного сна.
Из Афин увезена,
В Риме сброшена в канаву;
Вновь отрыта, как на славу,
Пробудилась вдруг она.
Не стрела ль ее коснулась?
И, весельем возгоря,
Беззаботно улыбнулась
Над потехами царя.

- Сын мой! - молвила. - Откуда?
Я спала, спала любовь.
Сотворил не ты ли чудо -
Воскрешение богов?
- С рощ далеких Геликона
Снова лира Аполлона...
Приглашен и он на пир,
Что затеял на весь мир
Царь, строитель и кузнец, -
Сын сказал, - как мой отец.
- Здесь и Марс в большом фаворе, -
Рассмеялась мать, как в горе.
- Но любим здесь бог морей,
Царь - строитель кораблей.
И тебя призвал, царица
Сладких таинств и мечты,
Чтоб возвысилась столица
Ликом вечной красоты.

На дощатой галерее у Летнего дворца заиграл оркестр, и ряженые закружились в хороводе; к ним присоединяется и публика, в разгаре веселья и царь с царицей; хороводу тесно, и он растекается по аллеям.

Х о р ж е н ш и н
Как лед уходит по Неве,
Сияя в чистой синеве
И вод, и неба,
Под звон кифары Феба
Несется пестрый хоровод
По саду на просторе,
И выступает дивный грот
В ракушках весь, как в море
Жилище нереид;
И здесь же рядом шар стоит,
Готторпский глобус превеликий,
Весьма к тому же многоликий,
Со звездным небом изнутри,
С круговращением Земли.
Г е р о л ь д
Кто несется в хороводе,
Ростом высясь, со всех ног,
Свой средь знати и в народе,
Средь богов, ну, точно бог?
Да бежит-то он с царицей,
А за ними вереницей
Знать и люд мастеровой,
С кем трудился царь на верфи
И вступал с врагами в бой
За отечество и веру, -
Всех он ныне и созвал
На веселый карнавал.

Царь, проводив запыхавшуюся царицу до входа в грот, подходит к герольду с его свитой. Оркестр замирает, и хоровод, растекаясь по аллеям, распадается.

П е т р
Герольд! Я дал тебе двух трубачей.
А женщины, скажи, взялись откуда?
Г е р о л ь д
Не ваше ли величество прислали
Мне в помощь их, чтоб знал я речь свою?
Или ее величество - из фрейлин?
Они прекрасны и умны, но странны.
П е т р
Герольд! Сей праздник ныне завершен.

Герольд взмахивает жезлом, и трубачи подают соответствующий сигнал. Три женщины исчезают. Царь встречает у грота царицу, публика вереницей, прощаясь, уходит, и сад пустеет.

Г е р о л ь д
(оставшись один)
Ночь взошла зарею ясной.
Сад со статуей прекрасной
Просиял, как Рай земной.
(С изумлением.)
А высоко над Невой,
Будто жили там доселе,
Боги Греции воссели.

В просиявшем утреннем небе проступают скульптурные очертания античных богов и богинь.

Сцена 4

Летний сад. Сентябрь 1721 года. Торжества и маскарад. Герольд с жезлом в сопровождении двух трубачей, шутов и денщиков царя.

Г е р о л ь д (взмахивая жезлом)
Вещайте, трубы, о начале празднеств!
1-й д е н щ и к
Когда они закончились? Идут
Уже неделю непрерывно. Грохот
В ушах не умолкает - от пальбы.
Адмиралтейству, слышь-ка, крепость вторит
И с кораблей на рейде снова гром.
2-й д е н щ и к
В ушах твоих звенит. Пока же тихо.
Послеполуденный в природе сон,
Чему и царь подвержен всеконечно.
Зато с зарей всегда он на ногах.
1-й ш у т
В работе и делах он тоже зверь.
2-й ш у т
Да зверю не угнаться, мне поверь.
1-й ш у т
А в празднествах угнаться и подавно;
Угрюм иль весел...
2-й ш у т
Ныне весел славно!
Каким лишь в юности бывал.
1-й ш у т
И швед его бивал.

Трубы. На лугу у сада, словно сошедшие с неба, являются боги: Нептун с трезубцем, Марс, за ними сам Юпитер с Юноной и Венера, - все исполинского роста среди шествующих вокруг них карликов и карлиц, одетых празднично - в платьях простонародья и знати.

Г е р о л ь д
Глазам своим не верю: боги!
Сейчас сошедшие с небес.
Как люди малы и убоги!
А боги высятся, как лес.
1-й д е н щ и к
Прекрасный, корабельный,
В осенней позолоте,
И тучи величавы
В сияющем полете.
1-й ш у т
А я-то знаю, в чем тут штука.
Один - француз, другой - гайдук.
1-й д е н щ и к
Считать умеешь, ну-ка,
Таких высоких сколько штук
У нашего царя?
Осанка! А величье в взоре?
2-й ш у т (раздвигая плечи)
Смотри! Какое горе,
И я сойду за короля.
2-й д е н щ и к
Да тех, бегущих там людишек,
Не более сосновых шишек,
Однако разодетых хоть куда,
И поселяне там, и господа.
1-й д е н щ и к
Там, кажется, есть свой король.
И королева тоже.
Коль быть шутом тебе негоже,
Возьми-ка силой роль.
И королеву тоже.
Г е р о л ь д
Юпитер и Юнона,
Заняв полнебосклона,
Вступают в царский сад.
(Взмахивает жезлом.)
Нет, стойте на часах. Назад!
Людское племя Марс ведет в сраженье.
Вот будет представленье.
У нас же установлен мир.
Мы всех зовем на пир!
(Взмахивает жезлом.)

Трубы. В аллею со столами вокруг фонтана входят, судя по костюмам, чинам и званиям, самые именитые гости. Показывается царь, один, лишь денщики и шуты присоединяются к нему в качестве свиты.

М е н ш и к о в. Великий Государь! Мы не устаем произносить речи, поздравляя ваше величество с заключением мира, с победоносным завершением войны. Скажите и вы.
П е т р. Будто я мало речей произнес. Извольте. Война продолжалась 21 год. Это была троевременная кровавая и весьма опасная школа. Почему же троевременная? Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно, но наша школа троекратное время была. Однако ж, слава Богу, так хорошо окончилась, как лучше быть невозможно. Россия никогда раньше такого полезного мира не получала. Правда, долго ждали, да дождались.
М е н ш и к о в. Воистину так!
П е т р. Сия радость превышает всякую радость для меня на земле.
Б р ю с. Прекрасные слова. Лучше и сказать невозможно.
Г о л о в к и н. Всемилостивейший государь! Мы все рады и троекратно вашей великой радостью. Скажу за тайну. Среди сенаторов зреет решение провозгласить ваше царское величество императором всероссийским. Токмо единым вашим неусыпным руковождением и трудами мы, ваши верные подданные, из тьмы неведения на феатр славы всего света и, тако рещи, из небытия в бытие произведены и в общество политичных народов присовокуплены.
П е т р. Российское государство велико и могущественно ныне, как никогда; мы у моря стоим, со своим флотом, и оно за империю всеконечно сойдет. Только не напугать бы Европу; она и так уже боится нас, хотя ей ничем мы не угрожаем, и от нее нам ничего не нужно, кроме мирной торговли и просвещения, достояния всеобщего. Однако, надеясь на мир, не подлежит ослабевать в военном деле, дабы с нами не так сталось, как с монархиею греческой.

Гости усаживаются за столы, а царь уходит к гвардейским полкам, что выстроились на лугу.
В Средней аллее показываются три женщины.

1-я ж е н щ и н а
Пред нами снова царский сад, где были
Недавно мы как оры или музы
И в празднество внесли мы чудеса,
Что эхом песен отзовется в душах
Все новых поколений на Руси.
Зачем явились вновь?
2-я ж е н щ и н а
Боюсь, как мойры.
Нить жизни ткать нельзя же бесконечно,
И всем превратностям судьбы, увы,
Определен конец неотвратимый.
1-я ж е н щ и н а
Оглянемтесь вокруг; что царь затеял?
Здесь ныне - торжества и маскарад.
2-я ж е н щ и н а
Конец превратностям войны жестокой.
3-я ж е н щ и н а
Ужель нельзя и нам принять участье?
Наденем маски, легкие полоски,
Изящные и с прорезью для глаз,
И никого пугать не станем, просто
Повеселимся, - весел больно царь.
1-я ж е н щ и н а
Он чарки офицерам и солдатам
Подносит сам и с ними выпивает,
Столь радостный, как в юности бывал,
Задумавши великие свершенья,
Не в грезах, а в ученьи и делах.
3-я ж е н щ и н а
Итак, мы в масках. Пусть гадают, кто мы?
2-я ж е н щ и н а
Ее величество в наряде пышном
Воссела у фонтана; с нею рядом
Стоят принцессы. Крылышки у старшей
Уж срезаны, высокая брюнетка...
1-я ж е н щ и н а
То Анна, ей всего двенадцать лет.
2-я ж е н щ и н а
У младшей крылышки, она - как ангел
И белокура, - Елизавета.
3-я ж е н щ и н а
Приветливы и очень милы обе.
Таких принцесс на свете не бывало.
Не стану я загадывать их судьбы.
1-я ж е н щ и н а
На головах каменья, жемчуг - мода
Парижская пристала им вполне.
Сей Парадиз для них здесь сотворен,
И райский сад, - садовник же сам царь.
2-я ж е н щ и н а
Здесь сын и дочь шести, восьми годов
Несчастного царевича, премилы,
Из воска словно вылитые оба.
3-я ж е н щ и н а
Ее величество нас подзывает
С улыбкой, что узнать не может.
1-я ж е н щ и н а
Тайна
Для маскарада ведь вполне уместна.
Идет сюда и царь; спасут ли маски
Нас от вопросов тайных о судьбе?
Когда ответ бывает столь ужасен.

К царю подходит князь Куракин, оставив послов, с которыми издали наблюдал за двором царицы.

П е т р
Ну, князь, как ассамблея, на твой вкус?
К у р а к и н
Как с детства, государь, вы держитесь
Со мной на равных, возрастая
Как царь великий и державный мастер,
Я без искательства могу сказать:
Чудесна ассамблея в сем саду,
Таких на свете не бывало.
П е т р
Да?
К у р а к и н
Блестящий двор царицы - загляденье!
Таких в Европе мало, я скажу.
Одеты дамы по парижской моде,
Но лучше как-то, верно, красота
Свежа их, как весной цветы и зелень.
Все так иль иначе красивы - диво!
П е т р
По части женщин князь совсем француз.
К у р а к и н
Ну а сама царица и принцессы!
Тут кисть нужна художника Ватто,
Что признан мастером галантных празднеств.
Вы это сотворили, государь!
П е т р
К сим чудесам, пожалуй, я причастен.
(Подходит к царице и дочерям.)
Е к а т е р и н а
Кто эти милые особы в масках,
Попробуй угадать, а, государь?
Конечно, из знатнейших наших дам.
Но все они пред нами и без масок.

Царь близко подходит к трем женщинам в масках; лицо его искажается тиком, и он отступает.

П е т р
Оставь, мой друг, не любопытствуй; пусть
Сей маскарад продлится бесконечно.
Е к а т е р и н а
О, государь! Что омрачило душу,
Могучую, столь радостную ныне,
Что страх прошел по мне, детей коснувшись?
Кто мог в сем мире напугать царя?
Три женщины, прекрасные, как день?
П е т р
Как день осенний. Как осенний сад.
Не вопрошай. Внезапно мысль о смерти
Пронзила мозг, как не бывало прежде.
То ужас бытия, нет утешенья.
И Бог здесь не поможет, это рок.
Идите, маски, веселитесь, коли
Есть время у меня еще для дел.
1-я ж е н щ и н а
Царь принял нас за мойр.
2-я ж е н щ и н а
Он прав.
Е к а т е р и н а
Мне страх как любопытно, кто вы?
В вас тайна есть и страшная.
3-я ж е н щ и н а
Есть тайна и в твоей судьбе.
Иди за нами и послушай.
Х о р ж е н щ и н
Как золотом сияет этот день,
Еще последняя ступень
К величью ждет тебя, царица,
Чем жизнь твоя и завершится.
Столь возвеличена, сверх меры,
Ты мир ничем не удивишь.
Но ролью ветреной Венеры
Ты сердце друга уязвишь -
В последний год его свершений
И жертвоприношений
На благо общее, - таков сей царь. -
Отечества алтарь.

Три женщины исчезают; царица в смятеньи остается одна в аллее, ведущей к галерее из колонн, среди которых высится статуя Венеры, и к дубовой роще, где установлены столы для священнослужителей, и среди них царь. Является герольд в сопровождении принцесс и фрейлин, и их юных кавалеров; все они идут к дощатой галерее, где начинаются танцы.

1-я ф р е й л и н а
О, государыня, что с вами?
2-я ф р е й л и н а
Маски!
Вы с ними разобрались? Кто ж они?
3-я ф р е й л и н а
А где они? Оставили здесь вас
Совсем одну?
Е к а т е р и н а
Не знаю. Наважденье.
Когда чего боялась я? Но ныне,
На гребне счастья, я в смущенье впала,
И страх девичьи в сердце мне проник,
Как в ночь бывало или днем в лесу,
Священный страх от бытия земного,
В котором ты затерян и один.

На лугу, откуда ушли гвардейские полки, снова боги высятся, вовлекая в некие игры толпы маленьких фигурок. Оркестр заиграл, и в галерее начинаются танцы с участием принцесс, что привлекает всеобщее внимание. Голштинский герцог со свитой подходит к царице, а, завидев их, присоединяется к ним и царь, - все это происходит в телодвижениях и жестах пантомимы, смысл которой ясен.

Г е р о л ь д
Таинственные звуки минуэта,
И цвет листвы, и свет небес,
Очарование принцесс -
Все просит слов поэта,
Иль кисти живописца записного,
А я ж возьмусь-ка снова
За знак мой вещий - жезл сей,
Чтоб вызвать в небе сонм огней.

Герольд взмахивает жезлом; трубы, барабанный бой и над Невой вспыхивает непрерывная феерия фейерверка.


ЭПИЛОГ

Три ж е н щ и н ы в масках.

В тяжелых муках уходил он в мир,
Откуда нет возврата,
И не возьмешь с собой ни злата,
Ни славы, ни венца, будь ты кумир.
Что там нашел, в мирах тех лучших,
В аду, в чистилище иль в райских кущах,
Распят, как Бог, в добре и зле?
Но Парадиз его остался на Земле,
Взывая к новой жизни
Деяньями царя возвышенной отчизне.
А человек он был, на целый свет
Другого ведь такого нет.
Предтеча века Просвещенья,
Державный мастер Возрожденья.

© Петр Киле 1996 -1997 гг.

Источник:

http://www.renclassic.ru/Ru/36/683/684/

АКТ IV

Сцена 1

Луг у деревни Рождествено под Петербургом. 1716 год. Царевич Алексей и Евфросинья.

Е в ф р о с и н ь я. Как в деревню приехал, ты повеселел. А ты болел в самом деле или только прикидывался?
А л е к с е й. Я сам не знаю. Иногда мне болеть - в радость, а здоровым быть - в тягость.
Е в ф р о с и н ь я. Неуж-то правда, ты у царя-батюшки в монастырь попросился?
А л е к с е й. Когда беда, можно и в монастыре отсидеться.
Е в ф р о с и н ь я. Беда? Ах, да, смерть твоей любимой супруги кронпринцессы Шарлотты! Как ты, бедненький, убивался.
А л е к с е й. А что ж ты думала? Родила мне сына, отступилась на лестнице и скончалась, будто нарочно, в обидах на меня. Ведь она знала, что я бегаю к служанке своего учителя. Фрося! Не ревнуй меня к мертвой. Она оставила меня одного, я теперь без опоры. В случае чего цесарь разве вступится за меня?
Е в ф р о с и н ь я. Какой цесарь?
А л е к с е й. Австрийский император. Он же мне свояк, женат на сестре Шарлотты. А я ее не уберег. На поминовении после похорон царь вскричал: "В несогласье со мной живешь и с женою также жил, к бесчестию отечества нашего". И вынимает из кармана письмо и вручает мне - с повелением одуматься.
Е в ф р о с и н ь я. Это сам государь-батюшка велит тебе поступить в монастырь? Коли так, быть тебе монахом.
А л е к с е й. Нет, нет! Отец одно твердит: исправься и займись делом.
Е в ф р о с и н ь я. А ты не хочешь? А чего же ты хочешь? Сам в монахи?
А л е к с е й. Нет, в монахи я не хочу! Я слишком тебя люблю. А в монастырь попросился для отвода глаз. Отец еще пуще разгневался. А тут родился сын и у мачехи моей, мой младший брат, и я с моим сыном и вовсе им неугоден.
Е в ф р о с и н ь я. А кого ты все высматриваешь вдоль дороги?
А л е к с е й. Фрося, ты возвращайся в деревню. Я скоро приду.

Евфросинья уходит; Алексей заходит за деревья; у рощи останавливается коляска, из нее выходит Кикин.

К и к и н
Где он? Ну, ладно, подожду немножко.
Собраться с мыслями не помешает,
Затеяв столь опасную игру.
Всем им, троим, по-прежнему я нужен.
Привыкли: я об их житье-бытье
Нес попеченье и весьма успешно.
И о себе не забывал, понятно.
Царь, осердясь, простил и слава Богу.
Царица заступилась за меня.
Не помня зла, я им служу приватно.
Царевич Алексей - помеха им.
Заняв свой ум высокими делами,
Я взялся им помочь исподтишка.
Коль Алексей - как божий человек
Прослыл в народе - в монастырь ступай;
И в славе мог бы он затмить отца,
Но слаб он духом и напрасна вера
В него у православных, он всего лишь
Кривая тень отца при ярком свете.
Царице я бы, верно, услужил,
Когда б наследник в иноки подался,
И я приблизился бы к трону вновь,
Хотя то Меншиков едва ль допустит.
Но если Алексей игрой фортуны
Взойдет на трон, у Меншикова я
Всю власть с прибытками возьму, уж верно.
Все думают, что Кикин завалился.
Ой, нет, купец я вольный, вынесу
Российские заботы о наследстве
На суд Европы; там увидим: Кикин -
Зачем он бороду вновь отпустил.

Из-за деревьев показывается царевич Алексей.

А л е к с е й
Я здесь заснул; вдруг слышу голос твой.
К и к и н
Мой голос, говоришь? И ты слыхал,
О чем я толковал промеж себя?
А л е к с е й
Нет, только голос твой, и я проснулся.
К и к и н
Приехал попрощаться. Уезжаю
С царевной Марьей Алексеевной
В Карлсбад.
А л е к с е й
А как же я? Один останусь.
Что в иноки хочу, царь не поверил;
И, уезжая по делам в Европу,
Меня он пожалел, мол, тяжело
Мне будет в иноках и дал полгода
На размышленья.
К и к и н
Что же ты надумал?
А л е к с е й
А я не думал, - жил себе и жил.
К и к и н
Как инок?
А л е к с е й
Нет, конечно. Евфросинья -
Услада мне.
К и к и н
Вторая Катерина.
А ты запрись-ка с нею в монастырь.
А л е к с е й
Мой монастырь - Россия, я - наследник.
К и к и н
Поцарствовать все хочешь, государь.
А л е к с е й
Я свыкся с этой мыслью; все обиды
Сносил я, помня о величье сана,
Мне Богом данного, а не отцом.
К и к и н
Не хочешь ли сказать: "Сын Бога я!"?
А л е к с е й
Власть царская - от Бога, и отец
Не в праве у меня ее отнять.
К и к и н
А жизнь твою - он очень даже может.
И в иноках спасенья не найдешь,
Когда он знает помыслы твои:
Стать разрушителем его свершений.
А л е к с е й
Что ж делать мне?
К и к и н
Напрасно не остался
Ты за границей, отбыв на леченье,
Как я тебе советовал. Теперь
Не пустят уж тебя. А монастырь,
Какой ни выбери, тюрьмою станет.
А л е к с е й
Отцу не нравится, что я прошусь
В монахи; вправду, сколько это можно:
Сестру, жену, теперь еще и сына -
Всех в монастырь; да время ведь иное.
К и к и н
Зато царице мысль твоя любезна.
А л е к с е й
Моя? Или твоя? Уж не в угоду ль
Царице ты же сам мне подсказал?
Теперь же говоришь: тюрьмою будет.
К и к и н
Ты спрашивал совета, я надумал;
Ты принял, что ж теперь винить меня?
Что сам ли без царя ты в голове?
А л е к с е й
Нельзя ли тайно выехать мне с вами?
К и к и н
Там надобно пристанище еще
Сыскать надежное. Я кстати еду.
А л е к с е й
А станешь ты искать?
К и к и н
Прикажешь, да.
Король французский помер; есть же цесарь.
А л е к с е й
А гнева царского не побоишься?
К и к и н
Я испытал его сполна и знаю,
Где слаб он, Кикина перехитрить
На этот раз ему-то не удастся,
Когда не выдашь, государь царевич.

На пустынном лугу показываются три женщины.

Ты знаешь их? Пора мне ехать.
А л е к с е й
Кикин!
Ты испугался странниц.
К и к и н
Знаешь их?
А л е к с е й
Пожалуй, нет. Но страха твоего
Понять я не могу.
К и к и н
Да это ведьмы!
1-я ж е н щ и н а
Мы странницы иль ведьмы, а, подруги?
Идем издалека,
Иль кружим по округе
Уж целые века?
2-я ж е н щ и н а
А если поселянки?
3-я ж е н щ и н а
Мы вдовушки-крестьянки,
Не без причин
Мы страх наводим на мужчин.
1-я ж е н щ и н а
Мы ведьмы-странницы; точнее,
Пожалуй, не сказать.
Кикимора! Смелее,
Ты можешь опоздать.
Х о р ж е н щ и н
По лугу, по росе
Закинув дальше сети,
Из мести,
Ты будешь ближе к смерти -
На колесе.
А л е к с е й
Да, что же это? Ничего не понял.
К и к и н
Да, вздор. То пузыри от испарений.
И шелест-перезвон текучих вод.
Уж вечер. Мне пора.
А л е к с е й
Кикимора!
Ах, черт! Что я сказал? Не оставляй
Меня здесь одного. Боюсь сих странниц.
Х о р ж е н щ и н
Дорога предстоит большая,
Но далеко до рая,
Когда жилище - крепость,
Одна, другая, третья.
А л е к с е й
Вещуньи обращаются ко мне?

Три женщины исчезают.

К и к и н
Как ни бывало! Мне пора. Прощай!
Я весть подам и свидимся еще.

Кикин уносится в коляске; Алексей проходит через луг, оглядываясь вокруг, - в испуге от неожиданности - видит девушку, что как ни в чем не бывало собирает цветы, сплетая венок.

А л е к с е й
О, Боже! Ефросиньюшка моя!
Ты здесь была все время? Не видала
Трех странниц-ведьм?
Е в ф р о с и н ь я
Кикимор, что ли? Нет.
А л е к с е й
Она меня уморит.
Е в ф р о с и н ь я
Я? Венком
Из полевых цветов?

На луг опускается туман, и они в нем исчезают.

Сцена 2

Париж. Июнь 1717 года. Прием у герцога д`Антена. В застекленной галерее герцог, царь Петр, князь Куракин, российский посланник во Франции, маршал де Тессе и другие. В парке в отдалении знатные дамы и их кавалеры в роли простых зрителей.
Входит герцог Сен-Симон. К нему подходит маршал де Тессе.

Т е с с е
Идемте, герцог. Я представлю вас
Его величеству, с которого
Вы глаз не сводите, едва вступили
В сей чудный сад; и, в самом деле, диво.
С е н - С и м о н
Благодарю! Но лучше б позже. Я
Хочу инкогнито понаблюдать.
Наслышан столько, видел дважды мельком,
А лицезреть мне, что живописать
Художнику, но мыслью и словами, -
Здесь впечатления первые важны.
Т е с с е
Да, глаз остер у вас, я знаю, герцог,
Как и язык; ну-с, рассмотрите
Феномен сей.
С е н - С и м о н
Но лучше вас никто
Мне не поможет в этом. Вас регент
Призвал сопровождать царя повсюду.
Т е с с е
Мне оказали честь король и царь.
Король наш юн, но скован этикетом,
Когда не у себя в забавах детских;
Но царь московский, ростом великан,
Подвижен, скор в решеньях, словно дети,
И любознателен, как муж ученый;
Он в небо устремляет взор с восторгом, -
В обсерваторьи дважды побывал;
В анатомическом театре тоже,
И сам брал в руки скальпель резать трупы
Со знаньем дела, будто он хирург;
Царь и садовник, и строитель истый
Мостов ли, зданий иль мануфактур, -
С рабочими свой брат, в солдатах тоже,
Израненных в войне, он видит братьев, -
Со всеми царь накоротке, как равный.
С е н - С и м о н
Как, впрочем, с королями он таков.
Со Швецией воюя много лет,
Он Карла величает не иначе,
Как брат мой, слышал я о том.
Т е с с е
Да, правда.
Свободен, словно бог; бывает гневен.
С е н - С и м о н
Он быстр. В глазах сверкают ум и воля.
Вы правы, это несомненно диво,
Как и для дам знатнейших, что собрались
Всего лишь в роли зрительниц простых.

В парке дамы прогуливаются, делая вид, что они сами по себе, при этом внимательно наблюдая за гостем. Несколько дам совсем близко стоят у застекленной галереи.

1-я д а м а
А выйдет в сад он, нет? Высокий ростом,
Он строен и подвижен, словно молод.
2-я д а м а
А сколько лет ему?
3-я д а м а
Еще не стар,
Чтоб женщин избегать.
1-я д а м а
Ему лет сорок.
Иль сорок пять.
2-я д а м а
Предельный для мужчины.
1-я д а м а
У венценосцев в возрасте любом
Проблемы с женщинами нет.
2-я д а м а
Конечно,
Когда он в силе.
4-я д а м а
Будет вам!
1-я д а м а
А что?

Все весело переглядываются и смеются. Князь Куракин подходит к царю, и они словно забывают, что у всех на виду.

К у р а к и н
Вам весело?
П е т р
Нет, нет, скорее скучно.
Есть новость, говори. Займи мой ум.
К у р а к и н
Румянцев запросил, где вас он может
Застать.
П е т р
Что он прознал, тебе он пишет?
К у р а к и н
Догадки наши подтвердились. Он,
Ваш сын, у венского двора искал
Убежища и жил, как пленник, в замке
В горах...
П е т р
О том ведь мы прознали, а?
Но штурмовать сей замок мы не стали.
К у р а к и н
И нет нужды. Там пленника уж нет.
Царевич тайно увезен в Неаполь.
О том, где он живет, известно все.
П е т р (впадая в гнев)
Румянцеву: пусть едет в Спа, куда
И мы прибудем вскорости. Он дело
Свое уж сделал, молодец! Теперь
Серьезный дипломат понадобится.
И на примете есть такой. Толстой.
Он в Гаагу вызван кстати для веденья
Переговоров к заключенью мира.
С е н - С и м о н
Ужасная гримаса исказила
Черты московского царя на миг.
Что это? Вспышка гнева?
Т е с с е
Тик, сказал бы.
Непроизвольные конвульсии,
С чем совладать почти что невозможно,
Особенно в волненьи или гневе;
А царь всегда в порывах чувств и мыслей,
Могучих, переменчивых, глубоких,
Что трудно вынести природе, сбой
И происходит, - человек, не бог.
К у р а к и н (выглядывая в парк)
Смотрите, государь.
П е т р
Там представленье?
К у р а к и н
Похоже, да? Но я там вижу дам
Из высшей знати. Ассамблея в парке.
П е т р
И чем же заняты? Увеселенья
Какие в моде, кроме разговоров?
К у р а к и н
Да тем же, чем всегда и всюду свет -
Амурами, политикой немножко.
Две дамы на скамейке, к нам спиною:
Головки, плечи - загляденье, право;
Пред ними кавалер галантный в стойке -
Вдруг в танце словно замер, а хорош!
П е т р
Комедиант.
К у р а к и н
Пожалуй, да. Из принцев.
Хороший шут мог выйти из него.
П е т р
А у фонтана что же предсталенье?
К у р а к и н
Да, чем-то явно недовольна дама,
Из фрейлин герцогини, может быть:
Готовая подняться, остается
Сидеть, - в широком книзу темном платье,
Но шея, грудь открыты, - бюст хорош, -
Головку повернув назад с апломбом,
Где кавалер, разлегшись на траве,
Красавицу сию лениво дразнит.
П е т р
Какая здесь из герцогинь?
К у р а к и н
Из тех,
Чьи приглашения остались втуне.
У острова Венеры среди дам
Она в блестящем светло-белом платье,
Хотя немолода уже, но шарм,
Как говорят французы, бесподобный.
П е т р
У острова Венеры?
К у р а к и н
Государь,
Там храм ее и статуя богини,
Но не из древних; древности у Кроза,
У казначея королевского,
И ассамблеи лучшие - у Кроза,
Галантных празднеств он большой любитель,
С художником, что у него живет.

Подходит герцог д`Антен.

Г е р ц о г (князю)
Его величество меня простит ли
За вольность эту: в парк я допустил,
По просьбам настоятельнейшим, дам,
Желавших издали хотя бы видеть
Его величество.
П е т р (князю)
Где ж ассамблея?
Я ночь провел однажды в Лувре, там же
Я нечто в этом роде наблюдал;
В Версале тоже ночевал, в Марли
И в Трианоне - то же представленье.
И я носился в колпаке, случалось,
Не званый словно в ассамблею гость.

Князь и царь весело смеются, держась совершенно на равной ноге, что весьма удивляет французов.

С е н - С и м о н
Теперь непринужденно весел царь,
С посланником держась на равных; впрочем,
Таков со всеми, свой среди солдат,
Мастеровых, художников, ученых, -
Врожденного величья все исполнен.
Великий государь и человек,
И им прославлен будет этот век.
Г е р ц о г
Прошу его величество к столу.
Без дам мы собираемся, однако
Портрет царицы будет на виду.

Гости входят в дом.

Сцена 3

Неаполь. Крепость Сент-Эльма. Комнаты царевича Алексея.
Царевич Алексей и Евфросинья. Входит секретарь вице-короля графа Дауна.

С е к р е т а р ь. Ваше высочество! С согласия вице-короля господа Толстой и Румянцев намерены посетить вас сегодня в полдень.
А л е к с е й. Хорошо. Моего согласия уже не спрашивают.
С е к р е т а р ь. Эти господа очень настойчивы. Да и вы сами заявили, что вам надобно время для размышлений. (Выразительно взглядывает на молодую женщину.)
А л е к с е й. Поди к себе.

Евфросинья уходит в соседнюю комнату.

С е к р е т а р ь. Что касается протекции цесаря, между нами, государь царевич, она не столь беспредельна.
А л е к с е й. Что вы хотите сказать? В прошлый раз граф Даун подтвердил мне, что я вполне могу положиться на покровительство цесаря.
С е к р е т а р ь. Да, в разумных пределах. С оружием защищать вас не станут, да от кого? Отца вашего, государя столь славного, каких ныне нет. Рассудите сами.
А л е к с е й (теряясь, бегает по комнате). Боже!
С е к р е т а р ь. Вы знаете, вице-королю не нравится, что у вас живет беременная девка. Это просто не принято. В подобных случаях их удаляют. Ну, это между нами.(Уходит.)
Е в ф р о с и н ь я (показываясь в дверях). Что он сказал?
А л е к с е й. Боже мой! Нас могут разлучить. Уже всем бросается в глаза, что ты беременна. О, как бы я хотел на тебе жениться! Да при нынешних обстоятельствах это невозможно.
Е в ф р о с и н ь я. Ежели бы ты послушался отца и не просился в монастырь, мы могли бы пожениться. Почему не поехал к нему в Копенгаген, куда он тебя звал на морские учения объединенного флота четырех стран? Ужели звал погубить? Все это Кикин!
А л е к с е й. Перестань.
Е в ф р о с и н ь я. Кикин! Все это он делал не для тебя, а для Екатерины, чтобы только тебя погубить. И царю насолить. Недаром бороду отрастил. Это он в ней усмешку прятал, этих самых кикимор.
А л е к с е й (рассмеявшись, очевидно, принимая слова девушки всего лишь за шутку). А как весело мы путешествовали! Я в качестве офицера Коханского, а ты - моей супруги.
Е в ф р о с и н ь я. Затем я переоделась в мужской костюм и играла роль пажа польского кавалера, каковым ты предстал.
А л е к с е й. Наконец, мы добрались до Вены, и меня приводят к вице-канцлеру венского двора Шенборну, который уже собрался лечь спать. "Мой отец говорит, - сказал я, - что я не гожусь ни для войны, ни для правленья; у меня однако же довольно ума, чтоб царствовать. Бог дает царства и назначает наследников престола, но меня хотят постричь и заключить в монастырь, чтобы лишить прав и жизни. Я не хочу в монастырь. Император должен спасти меня."
Е в ф р о с и н ь я. И нас укрыли в замке Эренберг в горах. Там нам было хорошо, правда? Как это нас нашли? Теперь этот старик, который на всех языках говорит, как дьявол, не отстанет от тебя.
А л е к с е й. Покоя уже не будет.
Е в ф р о с и н ь я. Может быть, он прав? Надо послушаться царя, пока он вконец не разгневался? Ты не любишь читать его писем, а пишет он тебе все же по-хорошему. Дай я прочту.
А л е к с е й (достает письмо из ящика стола). Хорошо. Может, не с его, а с твоего голоса я лучше все пойму.
Е в ф р о с и н ь я (читает не без пафоса). "Мой сын! Понеже всем есть известно, какое ты непослушание и презрение воли моей делал и ни от слов, ни от наказания не последовал наставлению моему; но наконец, обольстя меня и заклинаясь Богом при прощании со мною, потом что учинил?"
А л е к с е й (усмехнувшись). Да, что учинил?
Е в ф р о с и н ь я (продолжает). "Ушел и отдался, яко изменник, под чужую протекцию, что не слыхано... чем какую обиду и досаду отцу своему и стыд отечеству своему учинил!"
А л е к с е й. Фрося! Хватит.
Е в ф р о с и н ь я. "Того ради посылаю ныне сие последнее к тебе, дабы ты по воле моей учинил, о чем тебе господа Толстой и Румянцев будут говорить и предлагать. Буде же побоишься меня, то я тебя обнадеживаю и обещаюсь Богом и судом его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься."
А л е к с е й (ломая руки). Могу ли я поверить?
Е в ф р о с и н ь я (звенящим голосом). "Буде же сего не учинишь, то, яко отец, данною мне от Бога властию, проклинаю тебя вечно. А яко государь твой за изменника объявляю и не оставлю всех способов тебе, яко изменнику и ругателю отцову, учинить, в чем Бог мне поможет в моей истине. К тому помни, что я все не насильством тебе делал, а когда б захотел, то почто на твою волю полагаться - чтоб хотел, то б сделал."
А л е к с е й. Ефросиньюшка! Ты-то что меня терзаешь?
Е в ф р о с и н ь я. Государь царевич, здесь же все яснее ясного сказано. Толстой тебя пугает, царь прощает.
А л е к с е й. Возвратиться к отцу опасно. Что он скажет, как узнает, что я писал письма сенаторам и архиереям? Начнется розыск и полетят головы, и моя тоже.
Е в ф р о с и н ь я. Опасно и здесь оставаться. От царя не спрячешься.
А л е к с е й. Император не защитит, поеду в Рим.
Е в ф р о с и н ь я. К папе римскому? Да ведь ты православный. Изменишь и вере?
А л е к с е й. Ефросиньюшка, ты вроде поумнела, как брюхата стала. Возвратиться? Лишь бы отец простил, а я отрекусь от наследства в пользу младшего брата, женюсь на тебе, и мы заживем в моих деревнях тихо и мирно, как в замке в горах.
Е в ф р о с и н ь я. Справься у отца прежде, позволит он жениться тебе на мне. Это все лучше, чем монастырь.
А л е к с е й. Боже! Они идут. Поди к себе, Ефросиньюшка. Не подслушивай. Все узнаешь.

Входят Толстой Петр Андреевич и гвардии капитан Румянцев.

Т о л с т о й. Государь царевич! Только что я получил письмо от его царского величества. Он вспоминает, что, отправившись с великим посольством за границу в конце прошлого века, он непременно желал побывать и в Италии, где я почти что один обучался, но из-за стрелецкого бунта ему пришлось прервать ученье и путешествие по странам Европы и поспешить в Москву. Ныне, побывав весной во Франции впервые, он намерен приехать сюда.
А л е к с е й. Как!
Р у м я н ц е в. Да, это стоит вторжения всей русской армии в цесарские владения.
А л е к с е й. Еже всеконечно ехать к отцу отважиться!
Т о л с т о й. Это будет самым разумным решением, государь царевич. Лишь послушанием и искренним раскаяньем можно избежать худшей беды, когда вина столь велика есть.
А л е к с е й. Господа! Завтра я вам скажу. Завтра. Я вижу, мне предстоит долгая дорога обратно до моего отечества, откуда я бежал, яко изменник.

Толстой и Румянцев выразительно переглядываются и раскланиваются.

Сцена 4

Петергоф. Дворец Монплезир. Май 1718 года. Кабинет-секретарь Макаров и канцлер Головкин Гавриил Иванович.

М а к а р о в (доставая бумагу из папки). Из Дании пишут, что там весьма обеспокоены возможным началом мирных переговоров между Россией и Швецией на Аландах, что можно счесть благоприятным итогом долгой заграничной поездки его царского величества по странам Европы.
Г о л о в к и н. Даже Англия и Франция, держась стороны Швеции, ныне склонны подталкивать ее к миру, а наши союзники - против.
М а к а р о в. Датский король опасается Карла, что тот, заключив с Россией мир, свои потери в войне пожелает возместить завоеванием Норвегии, входящей в Датское королевство.
Г о л о в к и н. Карл там сейчас и воюет. Дании следовало активнее помогать нам в море, а то мы, поди, одни против Швеции воюем много лет и на море.
М а к а р о в. К счастью, весьма успешно, и теперь мир может быть заключен несомненно на более выгодных для нас условиях, чем после Нарвы или Полтавы. Первый министр Карла барон Герц, видя, что страна разорена военными поборами, опасается уже катастрофы с нею, как и с армией у Полтавы.
Г о л о в к и н. Дай Боже нам наконец мир.

Входят князь Меншиков и тайный советник Толстой.

М е н ш и к о в. Государь еще спит.
М а к а р о в. После обеда спать на корабле его величество особенно любит.
М е н ш и к о в (Толстому). Что же теперь будет? Алексей оговорил многих и понапрасну. Кто из нас не был любезен с ним, наследником? Брат адмирала Апраксина чуть не поплатился жизнью, фельдмаршал Шереметев слег в Москве; пишет, нога распухла, и опухоль доходит до живота; боюсь, плохи его дела. Я не говорю о Кикине. Он колесован и поделом.
Г о л о в к и н. Не дай, Боже, нам такой конец. Без рук, без ног лежал на колесе, а голову поднимает, точно ищет их, где они.
Т о л с т о й. Затем и головы с бородой лишился. Палач поднял ее и на кол.
М е н ш и к о в. Оговорил даже мать родную. Ну, о чем он думал?
Т о л с т о й. Инокиня лишилась любовника. Глебов посажен на кол. Страх!
М е н ш и к о в. А теперь - из показаний его девки - выходит, что царевич один, даже без Кикина и кого-либо, отдавшись под протекцию цесаря, сидя в крепости, яко пленник, писал письма сенаторам и архиереям, чтобы их подметывали, желая бунт против отца учинить?
Г о л о в к и н. Да в своем ли он уме?
Т о л с т о й. Коли царь простил, так бери всю вину на себя и чистосердечно покайся во всех помышлениях и делах. Не знать отца родного.
М е н ш и к о в. Оговорив других, хотел выйти сухим из воды. Едва все вздохнули свободно, все сызнова.
Г о л о в к и н. А слово царя о прощеньи сына, как?
Т о л с т о й. Милосердие Божье и то не бывает бесконечно. У государей и подавно. Я говорю вообще.
М е н ш и к о в. Вот задача. Думаю, царь оставил нас после докладов и обеда здесь на совет. А что ж мы можем сказать?

Входит царь Петр, к удивлению присутствующих, радостный, с Румянцевым, возведенным в генерал-адъютанты.

П е т р. Господа сенаторы и министры! Поздравляю вас с открытием Аландского конгресса! Генерал-адъютант прибыл с Аландских островов, нам очень известных, с обнадеживающими вестями. Ежели нашу делегацию возглавляет, как вы знаете, генерал-фельдцейхмейстер Брюс, то шведскую на переговорах сам первый министр барон Герц, который озабочен спасением страны от окончательного разорения и упадка. Он готов уступить нам нашу Ингрию с Санкт-Петербургом, Эстляндию и Лифляндию, как должно быть, но странная мысль у него в голове бродит: заключить не просто мир между Россией и Швецией, положив конец долгой войне, а союз - против Дании. Каково?
М е н ш и к о в. Новый союз против нашего союзника, пусть весьма неверного? Российскому войску помочь Карлу завоевать Норвегию, вместо Финляндии?
Г о л о в к и н. Этот барон стоит своего короля. Он хочет, уступив нам то, что им уже не принадлежит, вместо желанного нам мира, втянуть в войну со всей Европой?
П е т р. Надеюсь, генерал Брюс развеет новые планы короля перекроить карту Европы, на этот раз в союзе с Россией, яко дымовую завесу. Довольно будет Карлу и невмешательства России в его химерические прожекты.

Все с оживлением переглядываются между собою; входит царевич Алексей, которого не сразу замечают, как вдруг устанавливается недоуменная тишина, тягостная, очевидно, не только для сына, но и отца.

Т о л с т о й. Ваше величество, позвольте нам удалиться.
П е т р. На время.
Г о л о в к и н. Государь, позвольте генерал-адъютанту пойти с нами и доложить о начале Аландского конгресса.
П е т р. Разумеется. Макаров, а ты запиши по пунктам все вопросы, на какие запрашивает ответа Брюс.

Все уходят, кроме царя и царевича.

П е т р
Садись. Мы виделись наедине
Нечасто. Если в чем я прегрешил
Против тебя, отвечу перед Богом.
А л е к с е й
(недовольно)
Я знать одно хочу: где Евфросинья?
П е т р
Что в ней вся жизнь твоя и правда?
А л е к с е й
Да!
П е т р
Ну, свидишься ты с нею ныне, с правдой,
Каковой дорожишь и все таишь.
Ничтожество - еще не преступленье;
Оно бывает даже и забавно,
Как шутовство; тебе прощал я часто,
Надеясь, что беспомощность твоя,
Как у мальчишки, силой обернется.
И ты воспримешь, славой увлечен,
Пример отца и государя, что
В природе же вещей и частной жизни.
А в видах беспримерного наследства
Как не взрасти душой? А ты все в тягость,
Как старец, обращал, трудов бежал
Малейших; а, покой ты любишь, войн
Не терпишь, слаб здоровьем, Бога чтишь, -
Что ж в иноки не шел иль в патриархи?
Все царствовать хотелось? А зачем?
И так хотелось, с войском иностранным
Добыть себе корону навострился.
А л е к с е й
Неправда! Кто ж оговорил меня?
П е т р
Ты все винил других, но не себя;
Ты лгал, как подлый раб, но не царевич.
Теперь вини же ту, в ком жизнь и правду
Свою ты видишь.
А л е к с е й
Бедную пытали,
Заставили оговорить меня!
П е т р
Ну, сверим, кто из вас здесь изолгался.
Введите Евфросинью!
(Уходит.)
Входят Евфросинья и Толстой Петр Андреевич.

А л е к с е й
А ребенок?
Е в ф р о с и н ь я. Государь царевич! Он помер. Долго возвращалась. Далеко завез ты меня и оставил.
А л е к с е й. А ты- то как, Ефросиньюшка?
Е в ф р о с и н ь я. Здорова. Меня спрашивали, и я написала все, как было, как помню. Не обессудь, государь мой, ежели что не так тебе покажется.
А л е к с е й. Что же ты написала?

Толстой подает царевичу листы с показаниями. Царь возвращается и усаживается в отдалении.

Е в ф р о с и н ь я. Я сама могу сказать. Что помню, то и написала.
А л е к с е й. Я вижу, ее рука. А читать не могу. (Смахивает слезы с глаз.) Что же ты наделала, Фрося? Ты же меня погубила.
Т о л с т о й. Значит ли это, государь царевич, в ее показаниях все правда?
А л е к с е й (закрывая лицо руками). Я не читал. Я не могу.
Е в ф р о с и н ь я. Государь царевич, подумай обо мне. Каково мне? Ты на свободе, я в крепости.
А л е к с е й. В какой крепости?
Е в ф р о с и н ь я. Не в Эренберге, верно. Не в Сент-Альме.
Т о л с т о й. Ну, ты повтори, что говорила и писала сама.
Е в ф р о с и н ь я. Сказывал мне, что он от отца для того ушел, что-де отец к нему был немилостив, и как мог искал, чтоб живот его прекратить, и хотел лишить наследства; к тому ж, когда во время корабельного спуска, всегда его поили смертно и заставляли стоять на морозе, и оттого-де он и ушел, чтобы ему жить в покое, доколе отец жив будет; и наследства он, царевич, весьма желал и постричься отнюдь не хотел...
Т о л с т о й. Государь царевич, все это правда ли?
А л е к с е й. Мало ли чего я говаривал, всего не упомню.
Е в ф р о с и н ь я. Также он говорил: когда он будет царем, и тогда будет жить в Москве, а Питербурх оставит, также и корабли оставит и держать их не будет...
Т о л с т о й. Таковы ли намерения ваши были, государь царевич?
А л е к с е й. Да. Но это же теперь, когда я отрекся от престола, не имеет значения.
Е в ф р о с и н ь я. Также он писал письма с жалобами на отца цесарю многажды, писал и архиереям; а первые письма писал он, царевич, к двум архиереям не в крепости: еще до оной, будучи в квартире; а к которым, не сказал; говорил, что те письма писал и посылал для того, чтобы в Питербурхе их подметывать...
А л е к с е й. Фрося, не бери греха на душу.
Е в ф р о с и н ь я. Государь царевич, я сказываю то, что мне ты говорил. Зачем мне выдумывать?
А л е к с е й (вскипая). Ты не понимаешь, что губишь меня?!
П е т р
Бесчестно: здесь вся жизнь твоя и правда.

Толстой уводит Евфросинью. Входят князь Меншиков, канцлер Головкин, кабинет-секретарь Макаров и Толстой.

Вот почему за жизнь свою боялся.
Как тайный враг мой жил, мой сын, наследник!
В ничтожестве своем ты ухватился
За старину, за веру, как стрельцы,
В прошедшем запоздавшие столетьи,
Как бороды в невежестве своем,
В каком вся Русь от века пребывала.
Убег в Европу с иноземным войском
Занять престол, назначенный судьбой,
Чтобы порушить в государстве все,
Чем мы от тьмы на свет едва-то вышли?!
Что Карлу шведскому не удалось
С Россией сотворить, ты б сделал, вижу.
Когда б отечество не возродилось
Чрез просвещенье, ты б легко в Европе
Нашел второго Карла на погибель
Российского народа, чтоб царить
И сгинуть, точно вор и самозванец.
А л е к с е й (заливаясь слезами)
Отец!
П е т р
Ты мне не сын. Простил я сыну
Его чудачества и прегрешенья.
Ты ж преступил законы все, какие
Есть в мире сем и горнем. Пусть закон
Тебя и судит, но не я. Поди!

Алексей выбегает вон.

Сенату и министрам, генералам,
Чинам гражданским высшим и духовным
Прошу собраться для суда над ним.
Как сына блудного отец, простил я
И яко самодержец повторил
Прощение мое в Москве прилюдно.
Но есть законы, коих даже солнце
Не может преступить, иначе мир,
Поверженный, погрузится во тьму.

Сцена 5

Петропавловская крепость. В ночь с 25 на 26 июня 1718 года. Камера. Входят священнослужители. С постели, на которой лежал поперек, свесив ноги, приподнимается царевич Алексей.

А л е к с е й
(не глядя ни на кого)
Подите прочь! Вы предали меня,
Против отца восстановивши с детства,
За бороды держась и животы.
Я ж поднят на дыбу; я вынес муки,
Что хуже смерти. Нового позора,
Как Кикин пред толпой на площади,
Я не хочу! О, Господи, спаси!
(Падает, бездыханный.)

Священнослужители поспешно уходят. Вносят свечи.

А л е к с е й
Три свечи. Умер я? Или решили,
Что умер окаянный? Нет, дышу
Едва-едва, и от свечей мне легче.
(Встает на ноги.)
И тени женщин на стене - трех странниц.
Нет, здесь они. В последний мой приют
Как вы вошли? Засовы крепки, стража...

В самом деле, перед царевичем являются три женщины.

1-я ж е н щ и н а
Рождением высоким счастлив не был.
Чего искал ты в жизни, если небо,
Такое счастье даровав,
Не отвратило от забав,
Бессмысленных для разума и сердца,
Погибельных из детства?
А л е к с е й
Что делать, коли я инакий
Чем мой отец?
2-я ж е н щ и н а
Раздор в семье - то знаки,
Кому-то предстоит конец.
Раздор же в государстве шибче -
Несет ему погибель.
А л е к с е й
Резон в том я, конечно, вижу ныне.
Но в этой каменной пустыне,
О, женщины, ужель нельзя
И пожалеть меня?
1-я ж е н щ и н а
Он жаждет утешения и ласки,
Не в силах вынесть и священства глас.
А л е к с е й
Я жду, уже без сил, что третья скажет,
Последнею надеждою дыша.
3-я ж е н щ и н а
Напрасно. Безотрадные виденья
Меня пугают, но молчать нельзя.
Ты видишь, женщины нагие бродят,
Поют и пляшут без стыда?
А л е к с е й (с ужасом)
То ведьмы?
Исходят плачем, словно пред Христом,
Распятым на кресте, и тянут руки,
Хватаясь за меня - спасти или убить?
О, Боже милостивый, что же это?
Любовь сих женщин тяжелей, чем гнев
Отцовский, праведный, могучий, к жизни
Взывавший постоянно, но не к смерти.
(Распластывается на полу.)


Продолжение следует...

АКТ III

Сцена 1

Санкт-Петербург. Апрель 1714 года. Ассамблея в доме адмирала Апраксина Федора Матвеевича. Большой зал со стульями вдоль стен, предназначенный для танцев, со смежными комнатами, где установлены столы для игры в шахматы, шашки, а также для курения и бесед. Гости заполняют зал, раскланиваясь между собою, кто весело и шумно, а кто - чинно и церемонно. Входят три молодых человека, одетых с иголочки.

П е р в ы й
Послушайте! Куда попали мы?
В т о р о й
Не на прием ли русского посла
В Париже? В Риме? Или Амстердаме?
Здесь шкипера, профессор из Сорбонны,
Трезини-архитектор, адмирал...
Т р е т и й
Да это же хозяин дома.
П е р в ы й
Мог бы
Представить нас.
Т р е т и й
Нет, прежде вы должны
Предстать пред ясны очи государя
И показать, чему учились вы.
Не вздумайте хитрить. Все лучше правду,
Мол, бил баклуши, если не обучен
И не учен остался по причинам,
Да мало ли каким.
П е р в ы й
И что же будет?
Т р е т и й
Пойдешь в солдаты или моряки,
Будь ты и князь. А делен и разумен,
Тебя он не забудет, будь покоен.
В т о р о й
Нет, что хочу я вам сказать. Смотрите!
Как женщины у нас все разоделись!
Почище, чем мужчины... с париками.
Из теремов, где взаперти держали,
На свет явились, красотой сияя
И глаз, и лиц, пусть скованы в движеньях,
Но женственность стыдливая мила.
Т р е т и й
Заговорил ты будто бы стихами,
Эй, Пушкин! Камер-юнкер Монс, он мастер
По части рифм у нас и женщин тоже.
В т о р о й
Ах, нет! Кропать стишки - пустое дело.
Мне грохот пушек слух ласкает больше.
Пока ж идет война, молчат и музы.
Т р е т и й
Да ныне тихо. Оттеснили шведа
Мы отовсюду.
В т о р о й
Швед силен на море.
На суше бить врага мы научились.
Т р е т и й
И то же будет на море, когда
Сам государь - строитель кораблей -
Ждет не дождется лета выйти в море.
П е р в ы й
А вот и Ганнибал. Он прост и важен.
Т р е т и й
Стремится быть похожим на царя.
В т о р о й
Да все мы здесь птенцы гнезда Петрова.

Входит царевич Алексей; не глядя по сторонам, не отвечая на поклоны, проходит в дальнюю комнату.

П е р в ы й
Да это кто? Царевич Алексей?
В т о р о й
Ужели не узнал?
П е р в ы й
Узнал, конечно.
Но он не пожелал узнать всех нас.
Пять лет назад, после Полтавской битвы,
Отправил государь нас с ним учиться,
Великое посольство повторить
Желая, может, пусть в размерах малых.
Т р е т и й
Ну, как взялись за дело?
П е р в ы й
Мы-то, да!
Царевича Европа привечала,
Как славу юную державы новой,
Явившейся с Полтавскою победой
Нежданно в свет, с пространствами в пол-мира.
В т о р о й
Принцессы из земель больших и малых,
Рассадников невест и королей,
Заволновались, кто из них имеет
Достоинства поболе приглянуться
Наследнику российского престола.
Т р е т и й
Австрийский император догадался
Сестру своей супруги, кронпринцессу,
Царевичу в невесты предложить
И, верно, приласкать, и тот растаял.
П е р в ы й
Приехавши учиться, он женился
Нежданно для себя. А счастлив ли?
Пришел один и весь весьма понурый.
Т р е т и й
Принцесса вскорости родит, быть может,
Наследника российского престола.
А он всегда таков. Все начинанья
Его величества - и ассамблея -
Царевичу - весьма то странно - в тягость.
П е р в ы й
Что ж он, за старые обычаи?
Как в прошлом веке запоздавший инок?
Я набожным его не видел вовсе.
Скорей и в церковь приходил понурый,
Когда не скажется совсем больным.
Т р е т и й
Таков он, страждет неминучей ленью,
Иль слаб здоровьем, как его дядья.

Входят адмиралтейский советник Кикин и светлейший князь Меншиков с семействами. Восклицания и приветствия с поцелуями. Кикин проходит к царевичу.

К и к и н. Государь царевич! Сыграем в шашки?
А л е к с е й. Давай. А лучше бы нам переговорить, Александр Васильевич.
К и к и н. И переговорим. Что жена?
А л е к с е й. Что же ей таскаться по ассамблеям на шестом месяце беременности? Впрочем, я не знаю, может, и подъедет.
К и к и н. Посидит чинно. Государю приятно.
А л е к с е й. Не всем. Мачеха моя не очень-то жалует кронпринцессу. Она не очень-то жалует и меня. Как и Меншиков.
К и к и н. Конечно, оба из простого люда, вознесенные волею царя до первейших мест в Российском государстве, они опасаются, что ты бросишь их снова в ничтожество. Ты играй, играй.
А л е к с е й. Еще бы! Царь женился на своей наложнице, да еще из пленниц. Когда такое бывало?
К и к и н. Бывало. Чего на свете не бывало? Слыхал, и король Франции Людовик женился на своей фаворитке?
А л е к с е й. Тайно обвенчался и не сделал ее королевой. А мой отец? Дважды венчался. Однажды тайно, а потом всенародно, и теперь Катерина - царица, а моя мать - инокиня. Каково мне?
К и к и н. Терпи, казак, атаманом будешь.
А л е к с е й. Я собираюсь за границу на леченье.
К и к и н. Да, будь ты здоров, государь, я думаю, взял бы тебя с собою в поход.
А л е к с е й. Видишь ли, от одной мысли о такой оказии меня схватывает лихорадка.
К и к и н. Напрасно. Тебе бы, государь мой, лучше под крылышком отца находиться, иначе заклюют. Царь недоволен, что два лета на море идут дела без толку. Наказал многих за упущения. Чуть меня не достал. Теперь сам возглавит поход. А он у нас таков: где явится, там дело главное затевается. Быть при сем всегда почетно. (Снижая голос.) А, впрочем, тебе лучше в Карлсбаде отсидеться. Не торопись с возвращением. Отговаривайся леченьем, либо ученьем. Нашел бы себе дело, хоть картины закупать. Денег на то царь, сам знаешь, не жалеет. А то останься у французского короля.
А л е к с е й. Как!
К и к и н. Ну, мы с тобой еще переговорим. Не здесь. А я-то, государь царевич, выграл!
А л е к с е й. Я оплошал. Да с тобой у меня всегда так.

В зал вступает царица Екатерина Алексеевна в сопровождении блестящей свиты; за ними входит царь Петр с денщиком.

П е т р
Нева, смотрите, вскрылась наконец!
А п р а к с и н
Так поздно и не помню. Значит, лед
И на заливе, в шхерах тоже долго
Еще не вскроется; спешить нет нужды.
Пока веселью предадимся мы.
( Дает знак музыкантам.)

Начинаются танцы. Трое молодых людей с изумлением оглядываются.

П е р в ы й
Глазам ли мне своим поверить?
Сам царь с царицей в паре первой
Несутся в танце круговом,
С задором молодым при том.
В т о р о й
За ними важно поспешает
С супругою светлейший князь.
Т р е т и й
И некий старец потешает,
Боясь лицом ударить в грязь.
В с е в м е с т е
Все закружились чередою,
Как вешний лед спешит Невою,
И говор слышен там и тут,
Да при честном народе,
А ноги сами и несут
В веселом хороводе.
О ф и ц е р
Красавица! Как вас зовут?
Б а р ы ш н я
Не знаете? Я вас-то знаю.
О ф и ц е р
Откуда?
Б а р ы ш н я
По родному краю.
Росли совсем не вдалеке.
Не здесь же, по Москва-реке.
О ф и ц е р
Княжна! Мы с вами и не знались.
Не время, мы в поход собрались.
Но если я живым вернусь,
На вас я и женюсь.
Б а р ы ш н я
Как! Вы в меня влюбились?
О ф и ц е р
Что сердце ваше говорит?
Б а р ы ш н я
Или слегка забылись?
О ф и ц е р
Иль есть у вас свой фаворит?
Б а р ы ш н я
Так скоро, в продолженье танца...
О ф и ц е р
Я был влюблен в вас, может статься,
Тогда же, на Москва-реке, -
Твоя рука - в моей руке.

Пронесясь через смежные комнаты, царь с царицей вступает снова в зал.

П е т р
Лед тронулся, и все несется вплавь,
Как в небе проплывают облака;
Природа оживает с новой силой,
В воздушном океане уплывая
Неведомо в какую даль и бездну.
Люблю я море; в море - бездна эта
Таинственно и близко проступает,
И в горний мир на парусах вот-вот
И въедешь, кажется, порою ночью.
Е к а т е р и н а
Но там опасно! В бурю иль в сраженье,
Где в этой бездне ты найдешь спасенье?
Зачем тебе все делать самому?
П е т р
Спасенья не ищу, но совершенства.
Не бойся, дальше Петергофа, может,
И не уеду; дел же столько здесь,
Помощников, сама ведь знаешь, сколько.
Постой! Я видел сына. Он здоров?
Е к а т е р и н а
Непостижим он моему уму.
П е т р (возвращаясь)
Нет, говорят, уже ушел царевич.
На ужин не остался. Нездоров.
Е к а т е р и н а
Веселья нашего не вынес, верно.
П е т р
Не я, он стар, мой сын, на целый век.
(Замечает молодых людей.)
А, кто такие? Помню, узнаю.
Не вас, отцов и матерей родимых
Из века моего, а вы птенцы.
Танцуйте, веселитесь в меру. Завтра
На судоверфи вы меня найдете.
Оденьтесь проще, ну, как я, а я
Ведь вас богаче; к делу и приступим.
Вам легче начинать, чем было нам.
И слава Богу!
А п р а к с и н
С ассамблеи.
П е т р
Да!

Танцы возобновляются, теперь уже при ярко горящих свечах в канделябрах и люстрах.

Сцена 2

У полуострова Гангут. 27 июля 1714 года. Генерал-адмиральская полугалера в кордебаталии в Рилакс-фиорде. Вокруг шлюпки с офицерами в ожидании окончания военного совета.

1-й о ф и ц е р
Двумя флотами вышли мы в поход -
Линейных кораблей и множества
Полугалер и скампавей с пехотой
Для высадки десанта в Швеции.
2-й о ф и ц е р
Но шведская эскадра преградила
Нам путь у Гангута, хоть здесь зимуй.
3-й о ф и ц е р
А наш-то флот линейных кораблей,
Последовавший в Ревель, мог на помощь
Придти сюды, и мы бы разгромили
Эскадру неприятельскую славно.
1-й о ф и ц е р
Царь ожидал участия датчан
В морском походе, только лишь напрасно, -
Но прибыл сам сюды и, осмотревшись,
Переволоку скампавей устроить
Он предложил на узком перешейке.
2-й о ф и ц е р
Но лишь затем, чтобы заставить шведов
Флот разделить на части, иль уйти,
Как мы уйдем от них по суше к шхерам,
А там и до стокгольмских берегов.
1-й о ф и ц е р
Вот шведы и зашевелились. Прам
И шесть галер вкруг Гангута послали -
Переволоку запереть отсюда.
2-й о ф и ц е р
И тут Нептун, кого столь любит царь,
Нам явно подыграл, уснувши мирно
Средь бела дня, и скампавеи морем
Недвижный флот при штиле обошли;
Сначала двадцать, а затем пятнадцать, -
Весь авангард, и он-то запер прама
И шесть галер в Рилакс-фиорде, здесь.
1-й о ф и ц е р
А как палили шведы с кораблей!
Но ядра далеко не долетали.
А то могли и рикошетом сбить.
3-й о ф и ц е р
А рано утром все другие тоже,
Минуя корабли при полном штиле
На веслах мощных Гангут обошли.

На генерал-адмиральской полугалере показываются царь Петр, генерал-адмирал Апраксин и другие. Генерал-адъютант Ягужинский спускается в шлюпку с офицером, несущим белый флаг парламентера.

П е т р (офицерам на шлюпках)
Эскадре Эреншельда не уйти;
Принять ли бой, иль лучше сразу сдаться,
Пускай решают сами; подождем
Еще немного; будьте же готовы
Однако ж и к морскому бою днесь.
А п р а к с и н
В сраженье вступит авангард, а мы же -
Кордебаталия и арьергард -
Лишь будем наготове, ибо места
Здесь мало, да и враг числом ничтожен.
Все по местам! Шаутбенахт, дай Боже
Вам счастье!
П е т р
Мне? Нет, флоту русскому!

Все разъезжаются. Царь Петр возвращается к полугалере флагмана авангарда, что стоит против шведской эскадры. У каюты два царских денщика.

1-й д е н щ и к
Мы в авангарде - тридцать пять галер...
2-й д е н щ и к
Вернее, скампавей; полугалеры
И те крупней.
1-й д е н щ и к
А все же с пушками
И с войском для десанта.
2-й д е н щ и к
Абордажа,
Верней, ведь бой морской, пусть острова
Вокруг, и шведская эскадра встала
Пред островом, закрыв проходы слева
И справа тож галерами по три;
Посередине "Элефант" громадный,
Для обороны лучший из судов.
Гляди-ка, сколько окон там для пушек.
1-й д е н щ и к
А скампавеи легки и быстры,
На мощных веслах, попади-ка, швед!
Мы авангардом превосходим в силе;
Кордебаталия и арьергард
За нами; каждая эскадра столько же,
Поди, числом, как мы.
2-й д е н щ и к
А если шведы
Еще прибудут? Целый флот на рейде
Оставили мы, проскочивши мимо.
1-й д е н щ и к
Пускай спешат, как "Элефант" в ловушку.

У полугалеры флагмана авангарда офицеры на шлюпках.

1-й о ф и ц е р
Парламентер наш возвращается!
2-й о ф и ц е р
Ни с чем, конечно. Шведы не сдадутся
Без боя. На море еще не биты,
Как под Полтавой, чтоб в Переволочне
Без боя сдались в плен шестнадцать тысяч.
1-й о ф и ц е р
Король убег, их бросив на закланье,
Они и сдались, помня про Полтаву,
Где пало их, как под косой трава,
За восемь тысяч - рядышком, вповалку.
2-й о ф и ц е р
А наших-то за тысячу едва.
3-й о ф и ц е р
Кто их скосил? Не Бог ли за бесчинства?
Как при Лесной все повторилось вновь.
2-й о ф и ц е р
Огонь ружейный и артиллерийский,
Какого не бывало. Ныне тоже
Его величество даст прикурить
От трубок марсовых.
1-й о ф и ц е р
И сам Нептун,
Установивший штиль на море, точно
Подыгрывает русскому царю,
Который чтит его весьма высоко.
1-й д е н щ и к
Его величеству парламентер
Дал знак и устремился к адмиралу
В кордебаталии.
П е т р
Всем по местам!
Огонь вести изрядный; на огне
На абордаж идти - к галерам слева
И справа, - мы ж, одинннадцать галер,
На "Элефанта" двинемся навстречу.
Замешкаемся мы, на помощь вы
Тут явитесь, надеюсь.
(Пауза.)
Ждем сигнала.

На генерал-адмиральской полугалере взвивается на тринкетовой рее синий флаг и раздается пушечный выстрел.
Шведская эскадра не поднимает якорей; на нее устремляются три группы скампавей с войском; завязывается артиллерийская перестрелка.

П е т р
Вперед! И нам бы надо разрядить
Заряды в пушках.
К а п и т а н
Государь! Опасно.
Нет смысла рисковать вам жизнью, коли
Мы частью силы учиним разгром.
П е т р
Шаутбенахт я, флагман авангарда,
Вступившего в сражение с эскадрой
Прославленного флота; школа стоит
Усилий, тако же и мужества,
Когда и риск бывает не напрасен.
Вперед! Я школу бомбардира вспомню,
Когда скакать здесь, как на поле брани
Повсюду поспевая, невозможно.
К а п и т а н
Артиллерийский бой пока что мало
Кому-то учинил урон.
П е т р
Лишь грохот
И дым столбом. Учебный точно бой.

К а п и т а н
Да скампавеи и легки, и быстры;
Попасть в них трудно, тоже - с них, пожалуй.
П е т р
Но духом кто окажется сильнее,
Тот кинется теперь на абордаж.
К а п и т а н
У шведов этого желанья нет;
Стоят, как прежде, все на якорях.
П е т р
Пора! Пора! Флажками дайте знаки:
На абордаж галер - всего их шесть.
Увидели?
К а п и т а н
Идут! Ружейным залпам,
Прицельным, мощным, нет, поди, ответа.
Восходят на борт дружно, как в игре.
П е т р
Гляди! Флаг спущен у одной галеры.
1-й д е н щ и к
Где? Справа?
К а п и т а н
Слева.
2-й д е н щ и к
Справа тож. Ура!
П е т р
На "Элефант"! Иначе те успеют
Вперед нас и подняться, флаг спустить.
К а п и т а н
Пожар на праме!
П е т р
Пушки все ж палят
Изрядно. Бей по окнам! Выше! Ниже!
Нет, стой! Гвардейцы осадили борт.
А пушки бьют невесть куда. О, Боже!
Гвардейца дымом пороха из пушки,
У жерла, разорвало в клочья в миг.
Прости, Господь, погиб без покаянья,
Как гибнут сплошь и рядом на войне,
Кровавой схватке дьявола с людьми ли,
Иль с ангельскою ратью, все едино.
К а п и т а н
Пресветлый государь! Флаг флагмана
На "Элефанте" спущен. Вас с победой
Позвольте первым мне поздравить.
П е т р
Да?!
Лед тронулся и на море, как ждали
Весной у Петергофа мы? Победа!

Поднимается пальба вновь, теперь ликующих солдат и офицеров на скампавеях, с захваченных в плен фрегата и галер неприятеля тоже.

Сцена 3

Санкт-Петербург. Зимний дворец. Покои царицы. Два пажа чинно прохаживаются, поглядывая на закрытые двери и в окна на Неву.

1-й п а ж
Ее величество бывает редко
Не в духе иль огорчена до слез,
Чтоб все заметили.
2-й п а ж
Да, нрав достойный,
Не просто женщины, а героини,
Иначе царь едва ль ее возвысил
До высоты величья своего.
1-й п а ж
Ничто не предвещало сей грозы
Над Кикиным, любимцем государя.
2-й п а ж
Всегда он первым узнавал все вести
Из писем государя, словно друг.
А тут все Меншиков прознал про Гангут...
1-й п а ж
Да он первейший после государя,
Что говорить; но Кикин испугался,
Неведомо чего, пришел к царице,
Чтобы наветы злые отвести.

Пажи становятся у окон, словно воочию наблюдая то, о чем говорят все громче.

2-й п а ж
Какое это было зрелище!
Три скампавеи впереди, за ними
Трофейные шхерботы, шесть галер
И "Элефант", за ними скампавея
Шаутбенахта...
1-й п а ж
Несколько еще
С солдатами, и пушки возвестили
О вводе флота, о победе славной!
2-й п а ж
Пальбе, салютам не было конца!
1-й п а ж
На площади, на Троицкой, ворота
Возвел Трезини, из колонн, поверх
Шатер и статуи богов античных.
2-й п а ж
И князь возвел ворота у дворца,
С колоннами, с аркой над каналом,
Прорытым там к Неве, с картинами
И статуями, точно храм искусства, -
Во славу государя, в честь Победы
На море для России самой первой.

Полуоткрывается створка двери, и выходит одна из фрейлин царицы.

Ф р е й л и н а
Ну, что вы расшумелись здесь? Герои!
1-й п а ж
Не мы герои, даром слишком юны;
Но очень скоро подрастем и мы
Для славных дел...

Открываются настежь створки двери, и выходит царица.

Е к а т е р и н а
Похвально! Государь
Обрадовался бы словам подобным,
Когда б услышал; юность ежели
Последует за ним, ему то в радость.
(Фрейлине.)
Сейчас его величество придет.
Боюсь, невесел, зная, я о чем
Его хочу просить, верней, о ком.
Ф р е й л и н а
О Кикине? Когда он вор, зачем же
Печалиться об нем? Лишь гнев царя
Тут можно возбудить.
Е к а т е р и н а
Жаль человека,
Что верно нам служил - царю и мне,
В особенности мне, когда я права
Едва имела на его вниманье,
Еще чужая всем вокруг, - а Кикин
Уж ведал точно всю мою судьбу,
О чем мне даже и не снилось.
(Обретая царственную осанку.)
Помнить
О слугах верных, в чем-то оплошавших,
Не предо мной, нельзя мне запретить.

На лестничной площадке у раскрытых настежь дверей показывается царь Петр.

П е т р
Вот чем ты нездорова, друг сердечный!

Поворачивается сбежать вниз, но царица всплескивает руками, как бы смеясь над его детскими порывами, и он, обласканный и сконфуженный, остается на месте, что однако его сердит.

Вечор на ассамблею не явилась,
Лишив нежданно радости всех нас;
От огорченья насморк прихватила,
Неровен час и слезы...
Е к а т е р и н а
Пожалеть-то
Могу я сердцем: арест и тюрьма
Его лишили речи; смерть уж веет
У изголовья; он наказан свыше.
Пусть дома хоть окончит дни свои.
О многом ли прошу я, государь?
П е т р
Что с Кикиным все знаешь. А откуда?
Е к а т е р и н а
Ты сам мне, государь, сказал со вздохом.
П е т р
Ужели? Нет, его жалеть не стану.
Доверием и дружбой облачен,
Исподтишка лишь о себе он думал;
В Адмиралтействе вотчину нашел,
Как вождь мышиный. За кого хлопочешь?
Да два десятка этаких у трона,
Без войска чужеземного, разрушат
Могучее, как солнце, государство,
Чтобы с мошной своей зажить хоть где.
Е к а т е р и н а
Твой гнев и праведен, и справедлив.
Ты ведаешь одну лишь мысль - о благе,
О благе общем, равном государству
Под стать тебе, но люди малы, всяк
Хлопочет о себе, не помышляя
О большем; ты их собираешь вместе,
Ведешь к единой цели - к благу всех.
П е т р
Заговорила ты меня, царица.
По случаю победы и торжеств
Простил я многих; Кикина простить
Душа не в силах; я любил его,
Как брата кровного, и с кровью вырвал
Из сердца моего, и мне не легче,
Куда тяжелей, чем тебе, мой друг.
Ведь я один, сердечных уз не сыщешь,
С годами все трудней; помощников,
Сама ты знаешь, сколько; друг сердечный,
Ну, дай свободу Кикину, коль хочешь,
Но знать его я больше не хочу.
Е к а т е р и н а
По-детски чистая душа жестока.
Где сохранил ее, мой государь?
П е т р (целуя ее)
Опять не так?
Е к а т е р и н а
Нет, нет, велик во всем;
Таким пребудь, когда бы я невольно,
Не чаю, в чем, но прегрешила б вдруг.
Иль сын твой, коим недоволен ты.
П е т р
Победа наша на море Европу
Всю облетела; сын же не слыхал?
На торжества бы мог поспеть без спешки,
Хотя бы и без радости особой,
По долгу только, коли он наследник
Российского престола, - да, загадка.
( Уходя быстро.)
И в ней судьбы и дел моих решенье?

Сцена 4

Спуск корабля. 28 сентября 1714 года. У Адмиралтейства на штапеле новый корабль; берег заполнен народом и мастеровыми из иноземцев; на лучших для обозрения местах вельможи и иностранные послы. Царица со свитой на другом берегу, откуда всего лучше видно. Нева на этом месте относительно узкая, но полноводная, с быстрым течением. День солнечный, небо синее, с белыми, как паруса, облаками, что соответствует праздничному оживлению у реки, заполненной барками, шлюпками, с фрегатом на рейде.
Вокруг нового корабля на штапеле туда и сюда носится долговязая фигура царя.

1-й п о с о л
Да это царь!
2-й п о с о л
Нет, корабельный мастер,
Один из лучших; может, самый лучший.
1-й п о с о л
Я слышал, он учился ремеслу...
3-й п о с о л
Какому? Строить корабли? Кузнец
И токарь превосходный; плотник рьяный,
Каких и не сыскать, как топором
Сей царь владеет, мастер на все руки.
2-й п о с о л
Он снова обежал вокруг корабль,
Все ль приготовлено как нужно сверив
Глазами собственными; он таков,
Когда за дело сам берется.
3-й п о с о л
К спуску
Готово все. Епископ, с ним и царь
На корабле с обрядом освященья.
1-й п о с о л
А где царица?
2-й п о с о л
Дамы где собрались
Оправой многоцветной, там царица, -
На острове. О, берег вожделенный!
1-й п о с о л
А празднество продумано неплохо.
3-й п о с о л
Еще не то увидите, ручаюсь,
Когда бы, в стельку пьяны, не уснете...
1-й п о с о л
Царь снова на земле.
3-й п о с о л
Сейчас отнимут,
Смотрите, снизу балки, и корабль
Со штапеля сошедши, вдруг стрелой
Слетает на воду, сломав полозья,
Весь устремленный к воле...
Н а р о д
У! Ура!
2-й п о с о л
Вы слышите? Корабль ожил, звуки
Литавр и труб несутся из кают.

В это время начинается пушечная пальба с Петропавловской крепости и Адмиралтейства. На середине реки новый корабль опускает якорь.

М е н ш и к о в
Сошло все как нельзя и лучше. Царь
Доволен; радостный, спешит он к шлюпке.
За ним нам не угнаться в барках.

Н а р о д
У!
Ура!
П е т р
(на новом корабле, встречая гостей)
Прошу. Каков новорожденный?
Ш к и п е р а
Сработали отлично, мастер Питер!
М е н ш и к о в
Приветствую вас со счастливым спуском!
Все лучше раз за разом.
П е т р
Научились
И мы работать, а!
Е к а т е р и н а
С новорожденным!
Все женщины со мной тебя целуют.
П е т р (смущенный)
В каютах, как всегда, столы накрыты
Для женщин и мужчин отдельно. Речь
На палубе позвольте произнесть мне...
Е к а т е р и н а
Да голос ваш услышит и народ
На берегах Невы, и на фрегате.
Ведь над водой в затишье звук несется
Далеко - камешком запущенным,
С десяток всплесков, больше или меньше.
Г о л о с а
Прекрасно сказано! Чудесно! Мило!
Царица сколь красива, столь умна.
Е к а т е р и н а
Ах, тише! Тише! Слушаем царя.

Устанавливается тишина, словно сходящая с небес, а всплеск воды о борт корабля и вскрики народа по берегам лишь подчеркивают ее.

П е т р
А есть ли среди вас такой, кому бы
За двадцать лет пред сим пришло на ум,
Что будет он со мною здесь, на море,
На кораблях, состроенных же нами,
Вступать в сражения и побеждать?
А п р а к с и н
Присниться не могло. Да и откуда?
Ш у т
Ты адмирал - и то, пожалуй, чудо!
П е т р
Или увидеть град сей россиян
С мастеровыми отовсюду, взросший
В условьях тягот многих лет войны?
От неудач поднялись до побед,
И в мире почитают нас за это.
А в чем причина, думали ли вы?
(Обводит всех глазами.)
Ведь древним обиталищем наук
Была когда-то Греция, но кои,
Судьбиною времен из оной бывши
Как изгнаны, в Италии сокрылись;
Потом рассеялись по всей Европе,
Но нераденьем наших предков к нам
Проникнуть воспрепятствованы, - мы
Так и остались в прежней тьме, в какой
И пребывали многие народы,
Пока их очи не отверзлись светом
Художеств и наук, чем в древности
Хвалилась только Греция одна.
Теперь пришла и наша череда,
Лишь только захотите искренне
Вы вспомоществовать намереньям
Моим, соединя труд с послушаньем.
1-й п о с о л
Послушайте! Его величество
Толкует об эпохе Возрожденья
В России, запоздавшей только.
2-й п о с о л
Вот что он начал здесь. Но лучше поздно,
Чем никогда.
1-й п о с о л
Царь явно совмещает
Правителей Италии в себе
И мастеров ее, неукротимых,
Могучих, всеобъемлющих умов,
Предерзких перед таинством природы,
Как Леонардо, резающих трупы,
В стремлении великом к совершенству.
3-й п о с о л
Но тот, кто позже начинает, может
Пойти скорей, как дети за отцами,
Когда они последуют за ними.

Реплики послов отчасти доходят до слуха царя, он невольно ищет глазами сына и не находит.

П е т р (в досаде)
Прошу к столу в каютах. Где ж мой сын?
Е к а т е р и н а
Царевич за границей на леченье.
Забыл? Как хорошо ты говорил.
П е т р
Сегодня мне впервые ясно стало,
Что я затеял. Бороды ли брить?
В немецкие одежды ли рядиться?
Или к истокам общим обратиться -
Художеств и наук, как вся Европа
Училась радостно у Греции,
Что нам отнюдь не грех же с нашей верой
Из тех же мест, благословенных свыше.
Идем, идем. Ведь гости уж заждались.

Уходят в разные каюты, и тотчас - с провозглашением первого тоста - раздается пушечный выстрел с фрегата. Между тем наступает вечер, и на фрегате зажигаются фонарики, коими он обвешан искусно, и чудная иллюминация возгорается над Невой.


Продолжение следует...

АКТ II

Сцена 1

Воронеж. Март 1709 года. Дом с окнами на судоверфь. Катерина. Входит князь Меншиков.

К а т е р и н а
А государь придет обедать, князь?
М е н ш и к о в
Меня к нему не допустили черти.
К а т е р и н а (смеясь)
Какие черти?
М е н ш и к о в
Денщики, конечно.
Заважничали рано. Поднял шум.
А государь как будто и не слышит.
Он важным делом занят - буквы пишет,
Любуется, как писарь записной,
Сидит, весь книгами обложен, страх.
К а т е р и н а
Читать он любит, только нет досуга;
Когда же болен, наверстать спешит.
М е н ш и к о в
Сличает переводы, тут же правит.
Ученый муж. Эразм из Роттердама.
Вот буквами печатными послал
Меня к тебе. Я разобрал. Тут ясно,
Без всяких завитушек буквы в ряд.
"Иди-ка, князь, ты к Катерине. Буду
Я тоже вскоре с сыном попрощаться."
Скажите, в миг читать я научился.
К а т е р и н а
И правда, князь.
М е н ш и к о в
А где же Алексей?
К а т е р и н а
Вот он подъехал. Нынче уезжает.
М е н ш и к о в
Небось, он рад-радешенек.
К а т е р и н а
Конечно.
М е н ш и к о в
С отцом бедняге трудно. Нам легко?

Входит царевич Алексей; замечая Меншикова, смущается.

А л е к с е й (кланяясь)
Мадам. И князь здесь. Я не знал, простите.
К а т е р и н а (про себя)
Он думает, у нас свиданье? Боже!
М е н ш и к о в
Пожалуй, Катерина, мы закусим
С царевичем. К обеду будет кстати.
А л е к с е й
О, нет, не надо. Пить я не люблю.
М е н ш и к о в
А что, компания не та, царевич?
А л е к с е й (свысока)
О, обижаете меня вы, князь.
М е н ш и к о в
Так выпьем водочки. Отец твой любит,
Когда ты весел, незлобив и прост.
К а т е р и н а
Каков он сам повсюду и со всеми,
Правдив и прост, исполненный величья.
А л е к с е й
Так он и царь.
М е н ш и к о в
И ты взойдешь на трон.
Учись, пока есть у кого учиться.
А то все взор опущен и молчишь.
В личине скрытности и ум за разум
Идет, как у Мазепы и случилось.
Теперь и сам не рад, а нет возврата;
У Карла добровольный пленник, рыщет,
Как пес безродный, в страхе смерти лютой.
Ведь у предателей один конец.
А л е к с е й (усмехнувшись)
Ну, куклу вздернуть, а затем поджечь -
Не Божье наказание еще,
А шутовство, прежалкое при том.
М е н ш и к о в
Да нет, прежалок прежде сам Мазепа,
Что выкинул на старости-то лет,
И в кукле он предстал весьма достойно,
И весь народ превесело смеялся.
А ты иного мненья, стало быть.
Я думаю, Мазепа тоже... М-да!

Катерина выбегает в сени, и с нею входит царь Петр с кожаной сумкой.

П е т р (сыну)
Здесь книги и бумаги. Мусин-Пушкин
Зайдет за ними, как в Москву приедешь.
Дай знать ему. Здесь и письмо к нему.
Прочти сейчас.
А л е к с е й
Дорогой, на досуге,
Не лучше ль, государь?
П е т р
Сейчас. Мне важно,
Чтоб ты все изъяснил, с моих же слов,
Когда бы Мусин-Пушкин впал в сомненья.
Ты видишь, шрифт я выправил? Но чисто,
Где надо, не везде у них выходит.
В письме я образцы вновь привожу,
Не всех, а некоторых букв: где толсто,
Где слишком тонко, снова завитки...
Да ты не слушаешь меня, а жаль.
Шрифт новый ведь для новых поколений.
Ну, что мне делать, а? Помощники!
Один со мной всему учился, сметлив,
А грамоты не знает до сих пор.
Другой ведь тоже толком не учился,
Из-за войны оставшись дома, где
От века лень с невежеством в почете.
А все ведь бабки и попы! Ты с ними
Взойдешь на трон? Все прахом полетит.
Россию в монастырь ты превратишь,
Когда ей впору расцвести, как сад?
К а т е р и н а. Государь! Царевич молод. Пример отца, величайшего из смертных, ему пойдет уж непременно впрок. Иначе быть не может.
М е н ш и к о в. Вы как хотите, а я выпью хоть кваса, хоть пива, а лучше - водки.
П е т р. Катеринушка, налей-ка всем, да сядем за стол. А ты, сын, послушай меня напоследок. Понеже я, как смертный человек, сегодня или завтра могу умереть, я хочу сказать тебе, как говорил уже. Ты должен, при твоих летах, любить все, что содействует благу и чести отечества, верных советников и слуг, будут ли они чужие или свои, и не щадить никаких трудов для блага общего. Если ты, как я надеюсь, будешь следовать моему отеческому совету и примешь правилом жизни страх Божий, справедливость и добродетель - над тобою будет всегда благословение Божие, но если мои советы разнесет ветер и ты не захочешь делать то, чего желаю, то не признаю тебя своим сыном: я буду молить Бога, чтобы он наказал тебя в сей и будущей жизни!
А л е к с е й (испуганно). Всемилостивейший государь-батюшка! Я помню ваши слова; то вы говорили мне после взятия Нарвы, когда я был и вовсе юн. Я еще молод и делаю, что могу. Уверяю ваше величество, что я, как покорный сын, буду всеми силами стараться подражать вашим деяниям и примеру.
П е т р. Дай Боже!
А л е к с е й. Государь, мне бы пора ехать.
К а т е р и н а. А обед, государь царевич?
А л е к с е й. Благодарствую.
П е т р. Хорошо, сын, поезжай! С Богом! Возьми сумку. Что, тяжела?

Прощаются, и Алексей уходит.

СЦЕНА 2

Неширокая открытая местность между Будищенским и Яковецким лесами в окрестностях Полтавы. 25 июня 1709 года. Царь Петр в сопровождении высших офицеров скачет то вперед, то назад, выбирая новое место для лагеря русской армии.

П е т р
Форсировали Ворсклу с боем мы
И поспешили у реки же лагерь
Разбить - в виду атаки неминуемой.
Но прыть свою не проявил король
На этот раз и не примчался с войском.
М е н ш и к о в
Пронесся слух о ране короля,
Что вынес со случайной перестрелки,
Неведомо, с каким дозором даже.
Б р ю с
Оказывается, он уязвим,
Как Ахиллес и точно в пятку.
М е н ш и к о в
Значит,
Мы королю на пятку наступили.
П е т р
Теперь куды ему деваться больше,
Как дать сраженье нам, чего он тщетно
Искал, пока не растерял все силы?
Ш е р е м е т е в
Но короля Полтава хуже раны
Там держит. Лишь разделавшийся с нею,
Он двинется всей армией на нас.
П е т р
Вот мы придвинемся к Полтаве ближе
И к шведам, чтоб не разминуться нам.
М е н ш и к о в
И днем, и ночью враг штурмует город,
Как разъяренный раной зверь.
Б р ю с
Из леса
Несется всадник, будто от погони.
М е н ш и к о в
Гонец полтавский! Знаю я его.

Гонец на скаку останавливает лошадь.

П е т р
Откуда взялся ты?
Г о н е ц
Я из Полтавы,
С письмом от коменданта, государь!
П е т р
Давай. А сам скажи, каково там?
Г о н е ц
Еще позавчера, подкопы сделав,
Швед бочки с порохом нам выдал снова.
Идут на приступ, взрыва нет и нет,
Обещанного им, - бегут с уроном.
Б р ю с
А комендант с Плутоном водит дружбу.
Г о н е ц
Вечор прислали к нам парламентера.
Король принес свободу Украине,
Тот заявил, и также о победах...
А комендант ему: "О том опустим,
Поскольку знаем мы о том из писем,
Подброшенных сюда. Их было семь".
Парламентер: "Король вам предлагает
Сдать город на условиях, какие
Сочтете нужными". Иначе - ясно.
А комендант ему: "Мы тако ж знаем:
Всех штурмов совершили целых восемь.
Здесь при валах полтавских положили
Мы более трех тысяч ваших, так?
Итак, напрасна ваша похвальба.
Побить всех нас, поди, не в вашей воле,
Но в воле Божьей, потому что всяк
Оборонять и защищать себя
Умеет, уповаючи на Бога".
Ш е р е м е т е в
Ответ достойный, даже очень сильный.
А Келин столь же храбр, сколь и умен.
Г о н е ц
Враг, осердясь, на штурм поднялся ночью.
Впотьмах и не видать, где лезут черти.
На вал всходили здесь и там. Беды
Не миновать, когда б не населенье:
Никто не спал, все были на подмоге
Солдатам; женщины мужьям несли
Каменья. Комендант был всюду. Словом,
К утру чертей мы сбросили; и многих,
Пожалуй, прямо в ад.
П е т р
Ай, молодцы!
Ведь я уж Келину позволил выйти,
Оставить город, подпалив его, -
Нет сил, я думал, больше для защиты.
Он пишет, не сдадим мы город. А?
Всего им не хватает, то ж у шведа.
В осаде не Полтава, сам король.
Пожалуй, прав герой. Дадим сраженье
И родину очистим от врага.
(Указывая рукой на местность)
Дадим его мы здесь. К Полтаве
И неприятелю предстанем ближе,
Сюда и лагерь наш переместив.
( Шереметеву)
Разметить и начать работы. Что?
Ш е р е м е т е в
В сомненьях пребываю, государь.
Оставив новый укрепленный лагерь,
Сооружать все вновь за три версты,
Совсем у неприятеля под боком?
М е н ш и к о в
Те три версты для шведов хороши.
А здесь между лесами будет тесно,
Их утесним и линией редутов.
П е т р
Да, Меншиков, ты ими и зайтись.
Ш е р е м е т е в
А шведы - дураки вступать в сраженье,
Когда им негде развернуться даже.
М е н ш и к о в
Деваться некуда. Они в ловушке.
Продвинувшись слегка, кольцо сожмем,
И Карл набросится на нас на поле
С редутами, как на валы Полтавы,
И столь же тщетно, чаю я.
П е т р
Приступим.
Двух дней нам хватит закрепиться здесь?
Падет ли, нет, Полтава, Карл ответит
На наше приближенье. Грянет бой,
Решающий во всей войне, дай Боже!

Царь Петр проносится вскачь далее в сопровождении свиты из высших офицеров.

СЦЕНА 3

Ставка короля Швеции в монастыре. 26 июня 1709 года. Карл полулежит на кровати. Военный совет, на котором присутствуют фельдмаршал Реншильд, премьер-министр граф Пипер и полковник фон Сигрот.

К а р л
Не странно ли, что я лежу здесь, в келье,
Монах монахом, я - монарх?
С и г р о т
Под Богом
Все мы равны, сказал бы капеллан.
П и п е р
А я скажу: где б ни было, неважно,
Вы всюду Божьей милостью король,
Со славой полководца, пред которым
Трепещет вся Европа.
К а р л
Ладно. Будет!
Мне жаль, пока лежал я в лихорадке,
Мы время упустили для атак,
Решительных, у самой переправы.
Р е н ш и л ь д
Велели действовать по усмотренью.
Атаку мы предприняли. Она
Была отбита. Повторить ее
Мы не успели, как постигло нас
Несчастье.
К а р л
Рана не смертельна, Реншильд.
С и г р о т
Полтава, как заноза, держит нас
В смущеньи и все в большем беспокойстве.
Р е н ш и л ь д
А между тем противник подошел
Почти вплотную, с линией редутов,
И больше медлить нам нельзя ни дня.
К а р л
Некстати ранен я, когда царь Петр
Решается, похоже, на сраженье,
Которого он прежде избегал...
С и г р о т
Изматывая нас, король, изрядно.
А ныне он достиг, пожалуй, цели.
Р е н ш и л ь д
О чем вы!
С и г р о т
Знаете прекрасно.
К а р л
Нет!
Давайте напрямую выскажемся,
Чтоб оценить, в каком мы положеньи
Теперь, когда надежда на османов
С татарами отпала, мы одни;
Из Польши даже помощь не поспеет.
Р е н ш и л ь д
Мы в помощи совсем бы не нуждались,
Когда бы армия имела все -
Боеприпасов, провианта вдоволь.
А не хватает даже фуража.
Стоять здесь можем три-четыре дня -
И будет мор, все пустятся в бега.
С и г р о т
Дух войска пал настолько, государь,
Что я, признаться, за своих солдат,
Как ни прискорбно, боле не ручаюсь.
К а р л
Что ж, пусть никто из этого похода
Живым не возвратится, если так!
П и п е р
Герои погибают, им и слава.
Но, государь, а Швеция? Ее
На произвол судьбы нельзя же бросить.
Р е н ш и л ь д
Еще весной у нас была возможность
За Днепр перебраться, и Крассау
Там мог к нам подойти.
К а р л
Как! Отступленье?
Р е н ш и л ь д
Но ныне - с русской армией под боком -
И отступать опасно, черт возьми.
С и г р о т
Опасней, чем атаковать, конечно.
К а р л
Опасней? Нет, позорно. Лучше смерть.
Атаковать противника - решенье,
Достойное при нашем положеньи.
Р е н ш и л ь д
Да, государь! Мы упредим царя:
На новом месте лагерь не успеет
Он укрепить, как мы снесем его.
К а р л
Всем выдвинуться под покровом ночи;
Под утро меж редутов выйти вдруг
Вплотную к лагерю, - да, все внезапно,
И в этом козырь наш, другого нет.
С и г р о т
Да, государь, другого нет, и правда.
Сорвется план, - всей армии конец.
К а р л
Солдатам передать: в обозе царском
Всего им будет вдоволь, пусть дерутся,
Как черти, натощак. Обед отменный
В шатре царя я обещаю вам
На завтра, господа!

Все раскланиваются, как будто повеселевшие.

СЦЕНА 4

Местность перед укрепленным лагерем русской армии с линией редутов, от которой выступают вперед еще три поперечных редута. 27 июня 1709 года. Раннее утро. Кавалерийские атаки. Князь Меншиков со свитой в постоянном движении.

1-й о ф и ц е р
Всю ночь, небось, подкрадывались черти,
Чтобы застать врасплох и порубить
Нас, сонных, будто на постое мы
В садах вишневых у хозяек милых.
2-й о ф и ц е р
Сады еще цветут, но изб и баб
Понежиться не сыщешь уж в округе.
3-й о ф и ц е р
И сон наш чуток был, приказом царским
Настроенные к бою, утра ждали
Уж наготове, чтоб вскочить в седло,
И выстрелам сигнальным среди ночи
Я рад был: значит, нынче будет дело!
1-й о ф и ц е р
Но уж не шведы, повернуть-то поздно.
Ночь проведя без сна, в досаде злой
Они набросились на нас, как черти,
С такою фурией...
3-й о ф и ц е р
Но устрашить
Им нас не удалось, хотя редуты,
Два первых, недостроенных, и пали,
Что приняли они уж за победу.
2-й о ф и ц е р
Гонец от царского величества.
Светлейший князь им недоволен явно.
М е н ш и к о в. Как! Повтори! Дабы конные полки от баталии отвел и стал бы от ретраншемента к горе?
Г о н е ц. Князь! Я могу в точности повторить то же самое. Генерал-поручику Рену тоже велено отойти - вправо от лагеря. Генералу Боуру тоже велено отойти, при этом стараясь наводить неприятеля на редуты, чтобы подвергнуть врага артиллерийскому обстрелу и накрепко смотреть, чтоб гора у него была во фланге, а не назади, дабы неприятель не мог нашу кавалерию под гору утеснить.
М е н ш и к о в. Отойти, когда идет жестокий бой? Передай его царскому величеству: неприятель несет большие потери, а мы пока весьма малые. Если бы шведская пехота не помогала кавалерии, то бы вся неприятельская кавалерия была порублена. И оглянись-ка! Просто невозможно отступать, когда оба фронта стоят так близко друг от друга, сорок сажен каких-то, и ежели скакать направо кругом, то тем придается дерзости неприятелю, который сейчас же погонится за нами, и справиться будет невозможно. Я прошу его царское величество, чтоб изволил прислать в сикурс несколько полков пехотных.
Г о н е ц. Светлейший князь, я передал вам приказ его царского величества.
М е н ш и к о в. Ты сейчас стоишь передо мной. Выполняй мой приказ. Передай в точности мои слова царю. Пали два редута, падут и другие без поддержки кавалерии. Скачи во весь опор!

1-й о ф и ц е р
Приказу царскому светлейший князь
Не подчинился; строит для атаки
Едва из боя вышедшие эскадроны
И сам несется впереди...
2-й о ф и ц е р
Постой!
Где князь?
3-й о ф и ц е р
Упал. Вскочил. Упала лошадь.
2-й о ф и ц е р
Убита. Лошадь новую ему!
1-й о ф и ц е р
Князь невредим. Он снова на коне.
Сраженье разгорелось и какое!
3-й о ф и ц е р
Сгрудились в кучи, на палашах бьются.
А там прорвались наши...
1-й о ф и ц е р
Взяв у шведов
Штандарты и знамена, возвратились,
И дружный возглас поднимает дух.
2-й о ф и ц е р
Его величества гонец вновь скачет.
1-й о ф и ц е р
Прислал царь генерала-адъютанта
На этот раз - ослушнику в укор.

Генерал-адъютант Ягужинский подъезжает к князю Меншикову.

М е н ш и к о в. Ну, что ты мне скажешь? Отступить? Оставить редуты без сикурса?
Я г у ж и н с к и й. Князь! Вы не подчинились приказу его царского величества.
М е н ш и к о в. За это я сам пред ним отвечу.
Я г у ж и н с к и й. Между тем генерал Боур со своими эскадронами отступил, и шведская кавалерия, а за нею пехота, увлекшись преследованием, попали под жесточайший огонь из редутов, а затем, отступая, по флангу под артиллерийский огонь из ретраншемента, что учинил великий неприятелю упадок.
М е н ш и к о в. Ежели бы и я отступил, редуты бы пали.
Я г у ж и н с к и й. Князь, вы, может быть, правы. Но кавалерийские атаки еще не главная баталия, чем озабочен его царское величество. Надобно вам знать: огонь из редутов и лагеря оторвал часть шведской армии - до шести батальонов пехоты и нескольких эскадронов; она бежит в сторону Яковецкого леса.
М е н ш и к о в. А, это другое дело!
Я г у ж и н с к и й. Вам все-таки следует отступить и возглавить погоню за частью шведской армии - с помощью пяти батальонов пехоты.
М е н ш и к о в. Добро! Скачем по кругу, будто для новой атаки!

Пять батальонов пехоты выходят из лагеря.

СЦЕНА 5

Местность перед укрепленным лагерем русской армии. Король Швеции в окружении свиты и охраны полулежит на носилках. Подъезжает фельдмаршал Реншильд и спешивается.

К а р л. С холма нам доносят, что неприятель выходит из своих укреплений.
Р е н ш и л ь д. Я о том слышал, но, думаю, здесь какое-то недоразумение.
К а р л. Сегодня фельдмаршал сделал не очень удачную рекогносцировку. Пошлите кого-нибудь на высокое место понаблюдать, что происходит.
Р е н ш и л ь д. Ваше величество, в этом нет нужды, я и так знаю, как обстоят дела.
К а р л. А что же с генерал-майором Роосом? Где его батальоны? Где треть нашей армии, вы знаете? Генерал-майор Спарре, посланный на поиск пропавших батальонов, уверяет, что генерал-майор Роос стоит в лесу и защищается хорошо.
Р е н ш и л ь д. Ваше величество, я думаю, тут нет ничего хорошего; лучше бы Роос был здесь. Из-за него мы топчемся на месте уже три часа. Ежели он не хочет пробиваться, имея при себе шесть батальонов, то пусть делает, что хочет, черт подери, я не могу ему помочь.
К а р л. Кто-то скачет с холма. Сейчас вы убедитесь в том, что неприятель выходит из укрепленного лагеря.
Г о н е ц. Ваше величество! Неприятель выводит батальон за батальоном из лагеря и строится явно для наступления.
Р е н ш и л ь д. Не может быть! Русские, я полагал, не могут быть столь дерзкими. Теперь я и отсюда все вижу.
К а р л. Мы тоже считали, что русские не осмелятся напасть на корпус Левенгаупта с обозом, однако это случилось. Что же нам следует предпринять? Не атаковать ли нам русскую конницу, что стоит неподалеку, образуя правый фланг неприятеля, и ее прежде всего повернуть вспять?
Р е н ш и л ь д. Нет, ваше величество, нам следует нанести удар вон по тем, то есть по пехоте, продолжающей построение в боевой порядок.
К а р л. Из-за раны я предоставил вам командование моей армией, граф. Делайте как считаете нужным. Игнорировать наступление русских войск нельзя. Они могут оторвать нас от обоза в Пушкаревке.
Р е н ш и л ь д. Да, ваше величество. Последний маневр - опять-таки из-за батальонов Рооса, каковые оказались русскими, - когда мы двинулись в сторону от лагеря русской армии, придется прервать и пехоте отступить назад, чтобы спешно начать построение в боевой порядок напротив порядка русской армии.
К а р л. Наконец предстоит генеральное сражение. Как жаль, что я лежу с раной. Долгожданный час, да принесет он нам победу!
Р е н ш и л ь д (вскакивая на лошадь). Ваше величество!
К а р л. С Богом!

У лагеря русской армии. Вывод войск. Пехота выстраивается в две линии с промежутками для артиллерии; слева и справа кавалерийские полки. Царь Петр в сопровождении генералитета объезжает войска.

П е т р. Российское воинство! Вы помните слова из приказа. Час пришел, когда отечеству пропасть весма иль отродитеся России в лучший вид. Да не смущает вас слава неприятеля, что ложну вы показали не один раз. И помните, сам Бог и Правда с нами, что засвидетельствовано многажды и ныне вы видите. (Шереметеву.) Нас все еще слишком много. Ежели вывести все полки, то неприятель увидит великое наше превосходство и в бой не вступит, но пойдет на убег.
Ш е р е м е т е в. Государь, по вашему повелению в лагере оставили шесть полков пехоты, к великому огорчению солдат и офицеров, что в генеральной баталии им не дано принять участие.
П е т р. Господа генералы! Предлагаю шесть драгунских полков генерала Боура отвести в сторону, в резерв.
Ш е р е м е т е в. Ваше царское величество! Я высказываюсь против умаления фронта и уменьшения русской армии в час генерального сражения. Надежнее иметь полки с превосходным числом, нежели с ровным.
П е т р (обращаясь с улыбкой к солдатам). Неприятель стоит близе лесу и уже в великом страхе; ежели вывести все полки, то не даст бою и уйдет - спасать обоз у Пушкаревки и далее. (Одобрительный гул проносится по войску.) Отвесть шесть драгунских полков генерала Боура, дабы через свое умаление привлечь неприятеля к баталии. Победа не от множественного числа войска, но от помощи Божьей и мужества бывает; храброму и искусному вождю довольно и равного числа. Да поглядите, господин фельдмаршал, на стройное и исправное русское войско! Нам не объехать его, а неприятелю - и подавно. Одна артиллерия полков и лагеря сокрушит неприятеля, стоит ему перейти в тщетной надежде на былую силу в наступление.
Ш е р е м е т е в. Государь! Отвод драгунских полков словно бы подвигнул неприятеля на бой.
П е т р (выезжая вперед). За отечество принять смерть весма похвально, а страх смерти в бою вещь всякой хулы достойна. Господин фельдмаршал, вручаю тебе мою армию, изволь командовать и ожидать приближения неприятеля на сем месте. Я же, как и генералы и полковники, встану во главе своего полка. С Богом!

На высоком валу укрепленного лагеря денщики царя.

1-й д е н щ и к
Пехота наша на версту, стеною
Живою колыхаясь, не спешит
Навстречу неприятелю, который
Куды как мал числом, и редок строй,
Бредет, поди, как стадо на убой.
2-й д е н щ и к
Ужель не ведают? Бараны, что ли?
Бежать бы им давно и без оглядки.
3-й д е н щ и к
Как батальоны Рооса? До леса,
Где их драгуны и настигли. Роос
И Шлиппенбах, два генерала, сдались
На милость победителей.
2-й д е н щ и к
И этим
Пора бросать и ружья, и штандарты.
1-й д е н щ и к
Надеются на славу короля,
Кумира всей Европы.
2-й д е н щ и к
Здесь Россия,
Где слава короля - всего лишь дым.
3-й д е н щ и к
А шведы ближе, ближе; тишина
Над полем странная повисла: ужас,
Оскалив зубы, падает с небес...
1-й д е н щ и к
То грохот пушек и ружейных залпов,
Неслышных словно, лишь дымки, огонь
От края и до края поля битвы.
2-й д е н щ и к
А шведы ряд за рядом аккуратно
Травой подкошенной спадают наземь.
3-й д е н щ и к
Снопы вязать из трупов Смерть явилась.
Еще ведь утро, спала ли роса?
2-й д е н щ и к
Коси, коса,
Пока роса.
3-й д е н щ и к
Роса ли на косе? Людская кровь.
А все идут, и залпы вновь, и вновь.
Баранье стадо, не вояки.
Вся слава ваша - враки.
2-й д е н щ и к
Вот наши всколыхнулись и назад
Поддались чуть...
3-й д е н щ и к
Взять, верно, всех в котел.
1-й д е н щ и к
Там царь проносится, его штандарт
С орлом и сам он, как орел.
2-й д е н щ и к
Строй выгнулся теперь вперед,
И швед бежит уж врассыпную,
И конница на удалую
Несется, рубит, бьет...
3-й д е н щ и к
Она пришла! Пора!
И многократное "Ура!",
Снеся все тяготы и беды,
Приветствует явление Победы,
Бросая жертвы на ее алтарь,
И торжествует царь!
1-й д е н щ и к
Он возвращается в шатер. Идем.
Устал, наверно, если и не ранен.
Теперь он в нашем попеченьи вновь.
Летим навстречу поскорее вскачь.

Показывается царь Петр на коне.

П е т р
Победа полная, такая, что
Присниться не могло из вас кому-то,
И мне, пожалуй. Правда лучше сна.
Ищите короля. Боюсь, он жив ли?
Ни смерть, ни жизнь его мне не нужны.
Нам надобен благословенный мир
Для новых дел и Парадиз наш строить
На землях сих отеческих у моря.

Гул артиллерийских и ружейных залпов стихает, дым над полем рассеивается и открывается прекрасное полуденное небо.


Продолжение следует...

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

П е т р I, царь, потом император всероссийский.
А л е к с е й, старший сын царя.
К а т е р и н а, будущая царица и императрица Екатерина I.
М е н ш и к о в А.Д., светлейший князь.
А п р а к с и н Ф.М., генерал-адмирал, граф.
Ш е р е м е т е в Б.П., фельдмаршал, граф.
Г о л о в к и н Г.И., канцлер, граф.
Б р ю с Я.В., генерал-фельдцейхмейстер, граф.
Т о л с т о й П.А., дипломат, впоследствии граф.
М а к а р о в А.В., кабинет-секретарь царя.
К у р а к и н Б.И., дипломат.
Т р е з и н и Доменико, архитектор.
Р а г у з и н с к и й С.Л., купец, дипломат.
Р у м я н ц е в А.И., капитан гвардии, затем генерал-адъютант.
О т е ц Я к о в, духовник царевича Алексея.
Е в ф р о с и н ь я, дворовая князя Вяземского.
К и к и н А.В., адмиралтейский советник.
М а з е п а И.С., гетман Левобережной Украины.
К а р л XII, король Швеции.
Р е н ш и л ь д, шведский фельдмаршал.
Л е в е н г а у п т, шведский генерал.
С и г р о т, шведский офицер.
П и п е р, первый министр короля Швеции.
Де Т е с с е, маршал Франции.
Д`А н т е н, герцог.
С е н - С и м о н, герцог.
Дамы, офицеры, гонцы, денщики царя, иностранные послы, ряженые, герольд и другие.
Три ж е н щ и н ы в масках, они же ведьмы, странницы, оры и мойры в ходе действия.

Место действия - Россия, Балтийское море, Париж и Неаполь.



ПРОЛОГ

Три ж е н щ и н ы в масках.

Периоды взросленья есть у века,
И больше, чем у человека.
Игрою случая, не без затей
У новых поколений и идей
Является предтеча;
Таинственна их встреча.
Так, юность дивная Петра,
В ученьи страстная игра
Эпоху новую открыли,
Что Просвещеньем окрестили,
С веселым таинством в садах,
В кринолинах, в париках, -
В жемчужинах Ватто запечатленных,
Сияньем красок в небо вознесенных.

Науки и ремесла постигая сам,
Он подданных привлек к своим трудам,
И воин, и строитель,
Царь-просветитель,
С любовью к таинствам священных чувств,
Мистериям природы и искусств.

Войне ж, предпринятой за выход к морю,
С освобождением отеческих земель -
Все нет конца; уж здесь основан город,
А враг спешит дойти досель
И до Москвы, разрушить государство,
Неведомое миру царство.
Что вышло из всего того,
Займет вас впрямь, как волшебство.


АКТ I

Сцена 1

Санкт-Петербург. Май 1708 года. Летний дворец. Комната на верхнем этаже. Денщики царя различного возраста и вида, народ простой, но смышленый.

1-й д е н щ и к
Все здесь? Бесшумно встали в полукруг
На равном расстоянии от центра,
Где я стою. Нешуточное дело.
Прошу собраться с мыслями. Во-первых,
Карл с войском подошел к границам нашим.
2-й д е н щ и к
Какая новость! Мы воюем с ним, поди,
Не первый год и, слышь, весьма успешно
С тех пор, как швед под Нарвой преподал
Жестокий нам урок, как детям, к счастью.
Так рассудил пресветлый государь.
Он повелел - неслыханное дело! -
Собрать колокола по всей Руси,
Чтобы отлить как можно больше пушек,
И, сталось, Бог его благословил.
3-й д е н щ и к
Кто знает? Может быть, еще накажет.
2-й д е н щ и к
За бороду твою уж непременно.
1-й д е н щ и к
Освободив отеческие земли
Вдоль берегов таинственной Невы,
У моря город новый заложили,
Сей Парадиз, и порт, и судоверфь.
Мы не хотим бессмысленной войны,
Что Карл затеял ради пущей славы,
Прельщенный ветхой тенью Александра.
3-й д е н щ и к
Преславный полководец, говорят,
Хотя и юн, прослыв непобедимым,
Заставил всю Европу трепетать.
2-й д е н щ и к
А мы ведь не таковские, пожалуй.
4-й д е н щ и к (выходя из полукруга). О чем речь? Что у нас воинский совет? Генералы собрались? Шуты вы гороховые!
1-й д е н щ и к. Тсс! Помни, братец, денщики - преважные птицы. Из царских денщиков выходят в князья и генералы.
5-й д е н щ и к (еще мальчик). Из шутов тоже выходят в князья? Я к тому говорю, что шуты его величества - то князь, то боярин.
1-й д е н щ и к. Нет. Князья природные идут в шуты по простоте или же по подлости. Шуты не работники, как мы, а юродивые или весьма ловкие комедианты. Шутовство - забава, а у нас - служба.
2-й д е н щ и к
А чтоб служить, все надо разуметь.
Коль государь, он мастер на все руки,
Мы - руки, ноги и уста его.
1-й д е н щ и к
Снедает нас великая печаль.
3-й д е н щ и к. Еще бы! Наших союзников - Данию и Саксонию - без генеральных баталий, токмо угрозою разоренья король шведский принудил к уплате больших контрибуций, что и пустил на снаряжение армии, с которой он сбирается дойти до Москвы и расчленить Российское государство на удельные княжества.
2-й д е н щ и к
Король сей точно юн, живет мечтами.
Война ведь не потеха, слава - дым.
А что же будет во-вторых, скажи.
3-й д е н щ и к. То знаем и мы. На Дону взбунтовались казаки. Тоже грозятся дойти до Москвы - побить бояр и иноземцев за подмену царя, за измену, за православную веру.
1-й д е н щ и к
Всего же горьше: государь не здрав.
Исходит беспрестанно кашлем с кровью,
Гортань и грудь изныли невозможно.
Уж месяц, облегченья нет и нет.
Врачи велят лежать. Ему же как?
Родных встречать на буерах умчался.
В диковинку все им, а он и рад,
Пусть привыкают к морю, коли город
У моря с Божьей помощью заложен.
2-й д е н щ и к
А государь царевич Алексей?
Из всех родных не он ли самый первый
Приехать должен был, когда отец
Жесточе занемог? К тому ж встревожен
Потоком извещений о разладе
В Российском государстве?
1-й д е н щ и к
Говорят,
Он укреплением Кремля там занят -
На случай, коли швед придет к Москве.
2-й д е н щ и к
То дело доброе, когда б он бросил,
Свое безделье ради государства,
Наследства тяжкого для юных плеч.
3-й д е н щ и к
А государь-то наш взошел на трон
Лет десяти.
1-й д е н щ и к
Два брата было их
На троне, малолетних...
5-й д е н щ и к. Как же это? Разом два царя и малолетних?
Входит Катерина и, оставаясь в стороне, слушает.
1-й д е н щ и к. А, знай, у царя-батюшки Алексея Михайловича от первой жены, из Милославских, было много детей, да диковинное дело, дочери росли здоровые, а сыновья, как один, все хворые, - наследство некому оставить. Вот Алексей Михайлович, как скончалась царица, вскоре женился на молодой и здоровой девице из Нарышкиных и не ошибся. Наталья Кирилловна родила сына-богатыря на радость царю.
4-й д е н щ и к. То государь наш Петр Алексеевич.
1-й д е н щ и к. Ему и четырех лет не исполнилось, как помер царь-батюшка. Кому же быть царем? Конечно, старшему брату Федору, хотя и хворый он. Вот Милославские вновь у трона, а царицу Наталью Кирилловну с сыном и знать не хотят. Когда же царь Федор скончался, встал вопрос: кому быть царем - хворому Ивану или здоровому Петру, пусть первый и старше на два годика?
4-й д е н щ и к. То есть кому у трона стоять - Милославским или Нарышкиным.
1-й д е н щ и к. Патриарх Иоаким и Боярская дума, народ на площади сказали: "Петру!" Он и взошел на престол, и было ему десять лет.
2-й д е н щ и к
Да мать его, царица, не сумела
Власть удержать, когда царевна Софья,
Из Милославских, изъявила право
Ивана утвердить, пускай он хворый.
3-й д е н щ и к
А что? Он старший. Хворым был и Федор,
А царствовал.
1-й д е н щ и к
Была ли польза в том?
Уж Милославским точно, и они-то
Служивый люд московский взбунтовали;
Ивана возвели на трон, чтоб Софья
При меньших братьях правила страною,
А всех родных царицы извели,
Злодействуя у Красного крыльца,
Не чинясь взоров юного монарха,
Во гнев впервые впавшего великий,
Что ныне прорывается подчас
Гримасой детской муки...
5-й д е н щ и к
Страх ужасный!
1-й д е н щ и к
Царицу с сыном отстранив от власти,
Царевна Софья правила одна, -
Неслыханное дело на Руси!
Вошла во вкус. Меж тем наш юный царь,
С потешными играя, войско создал
И с ними возмужал, здоров и весел,
Не то, что братец страждущий Иван.
Что делать Софье? Власть отдать, гоненьям
Подвергнуться тотчас, - таков обычай.
Она опять стрельцов к себе призвала:
Всего лишь брата приструнить хотела
Или убить - не знаю. Государю
Пришлось бежать средь ночи, жизнь спасая;
В Посаде Сергиевом он укрылся,
Куда потешные к нему стекались.
К дворянам он с указом обратился
От имени двух государей; к Софье -
Оставив козни, в монастырь уйти.
Но власть его как будто не прельщала;
Он продолжал с потешными возиться
И, строить корабли вдруг возмечтав,
Уехал за границу обучаться, -
Бывало ли такое на Руси? -
Сам царь под видом подданного тоже,
И тем стрельцы воспользовались вновь.
3-й д е н щ и к
Зато стрельцов несчастных полегло,
Да не на поле брани, а на плахе -
За тысячу. Сам государь рубил
Им головы, в лице меняясь, будто
В него вселился бес, иль Сатана.
1-й д е н щ и к
Да будет сказки повторять напрасно.
К а т е р и н а
Что здесь такое? Представленье, что ли?
В другой бы раз не стала прерывать.
Все мы, конечно, впали в беспокойство,
Сон не идет... Но государь заснул.
Дай Боже, чтоб проснулся он здоров.
Ложитесь спать. Светает ныне рано.
Он встанет с солнцем, помня о делах;
А лучше бы проспал как можно дольше.
Сон с Божьей помощью его излечит.

Входит царь Петр, к удивлению всех.

П е т р
Я видел сон, ужасный и предивный.
Послушайте. И надо б записать.
Актерам бы сыграть его на сцене.
Изрядная комедия, поди.
Мне тяжело. И вот, кажись, я умер.
Душа оставила больное тело
И вознеслась - до потолка, до звезд,
Как светом все пронизало вокруг,
Прозрачно чистым, благостным и нежным,
Какого же в природе не бывает.
Меж тем я падал в бездну, в ад кромешный.
"Пожалуй, - думаю. - Куды деваться?
Из венценосцев мало кто не грешен".
Два ангела, в полете уносясь,
Заспорили сердито меж собою,
С изрядной спесью, о душе моей.
Один из них надменный и лукавый,
Другой велеречивый, как монах...
Однако ж я не сгинул в ад кромешный.
В сияющих лучах возник апостол,
Тот, кто хранит ключи от Рая в небе.
Архангел Михаил призвал его
В посредники, мол, пусть старик рассудит,
Насколько справедлива та молва:
"Антихрист!" - говорят о нем монахи.
А царь он православный, Бога чтит;
В церковных песнопеньях царский голос
Слышней и искреннее всех звучит...
Тут дьявол выступил не без усмешки:
"Но чтит он и языческих богов;
В особенности Вакха обожает,
Венеру - тож". -"Что за беда? - сказал
Святой отец. - Коли силен он в вере.
В забавах кто не грешен на Земле?"
"Да он прелюбодей; убийца тоже;
Все заповеди много раз нарушил", -
Злорадствовал с усмешкой дьявол.
"В полунощном краю возвел он город,
Что именем твоим ведь освящен -
Как Парадиз земной", - архангел вспомнил.
"О том я ведаю. Теперь вполне
Признал того, о чьей душе меж вами
До срока явно разгорелся спор", -
Апостол Петр воззвал с мольбою к Богу:
"Всевышний! Царь, твой самый верный раб,
Творенью твоему дивясь всечасно,
Замыслил он свой край преобразить
Ремеслами, торговлей, просвещеньем,
Создать породу новую людей,
С твоею помощью, тебе во славу!
Он занемог от тяжкого труда
Строителя судов и государства
В начале новых, небывалых дел.
Слаб человек. Но дух его не сломлен.
Пусть встанет вновь, свободен и могуч".
И тут в глаза ударил солнца луч.
Здоров я. Катерина, друг сердечный,
Пора мне на театр военных действий.
(Уходит, и все за ним.)

СЦЕНА 2

Москва. 5 октября 1708 года. Торговые ряды неподалеку от Кремля. Два трубача и два гонца на конях в окружении простого люда, купцов, дворян и иноземцев из мастеровых и послов.

Трубы.

М а л ь ч и ш к а (с лотком на голове). А что будет?
М у ж и ч о к (с сумой). Послушай, узнаешь. Да тебе некогда.
М а л ь ч и ш к а. Конечно, я же на работе.
М у ж и ч о к. Беги! Молва тебя обгонит.
К у п е ц. Что-то задумал царь еще. На нашу голову.
П р и к а з ч и к. А я слыхал, свейский король с войском подходит к Москве. Государь царевич осматривал стены Кремля, в порядке ли они? Выдержат ли оборону?
К у п е ц. В Кремле-то можно отсидеться. А мы-то как?
1-й п о с л а н н и к. В "Ведомостях" сообщали об отъезде его царского величества на театр военных действий.
2-й п о с л а н н и к. Где царь, там и дело.

Трубы.

1-й г о н е ц. Слушай народ православный! Слушайте все! Мы прибыли прямо с поля сражения в лесах Белоруссии. Имеем сообщить важную новость. 28 сентября отряд русских войск под начальством его царского величества и светлейшего князя Меншикова наголову разбил армию генерала Левенгаупта, превосходившую наши силы вдвое. Все превосходство противника - в 8 тысяч - полегло на поле сражения у деревни Лесная...
1-й п о с л а н н и к. 8 тысяч? Не ради ли красного словца?
2-й п о с л а н н и к. Царь любит счет правильный во всем, как в кораблестроении. Но если правда, это весьма кровавая битва.
2-й г о н е ц. Захвачена вся неприятельская артиллерия, а также громадный обоз с провиантом и снаряжением, 78 знамен; в плен взяты два генерала, много офицеров и до тысячи солдат.
1-й г о н е ц. Победа полная и знаменательная. Королю Швеции Карлу XII впору запросить мира, и конец долгой войне. Государь на то уповает и с Божьей помощью да установится мир!

Подъезжает карета, тесня народ; из нее выглядыает царевич Алексей.

А л е к с е й
Послушайте, вы - Ягужинский, знаю.
1-й г о н е ц
Да, государь царевич, это я.
Приветствую я вас с победой оной!
А л е к с е й
Его величество прислал письмо.
В нем нет подробностей, одна лишь радость,
С которой поспешил он поделиться.
Из вашей ведомости я узнал,
Что войско наше вел сам государь
В сраженье. Где фельдмаршал Шереметев?
И где король? Он шел ведь на Москву.
1-й г о н е ц
То Карл лишь заявил на всю Европу,
А до Москвы ему же не дойти:
Увяз в болотах, пропитанья нету, -
Увозим мы, иль предаем огню,
И стычками изводим постоянно.
И вот из Риги Левенгаупт вывел
На помощь королю большой обоз,
С конвоем в целый корпус, что прознали,
Настигнувши их летучим мы отрядом.
Сил вдвое меньше, но и дать обозу
Случиться с Карлом ведь нельзя никак.
И тут за дело взялся государь
И, вместо мелких стычек, дал сраженье,
Как истый полководец и солдат,
Поди, впервые сам на поле брани
Носясь, как Марс, как Божия гроза.
А л е к с е й (усаживаясь в карете)
Его ж могли убить? Ведь он не бог!

Трубы. Гонцы удаляются, толпа невольно следует за ними, с живостью обсуждая новости.

Зачем царю все самому-то делать?
Того же требует он от меня.
Вот приказал мне рекрутов набрать
В Преображенский полк, где сам полковник.
Всех осмотреть и каждого, как он
То делает, мне не досуг, да лень, -
Отправил скопом всяких, чтоб скорее
Лишь отвязаться.
О т е ц Я к о в
Ну и угодил
В беду.
А л е к с е й
Худых я рекрутов прислал!
А коли добрых нет? И я ж повинен
В безделье, как в измене.
О т е ц Я к о в
То-то ты
Так испугался гнева государя
И бросился за помощью к мадам, -
У пленницы, поди, искать защиты.
А л е к с е й
А что? Заступницей ей быть приятно,
Особенно за сына у отца,
Пребудя в фаворе. Она умна.
О т е ц Я к о в
Да от ума ее тебе же горе.
Вот Анна Монс могла царицей стать,
А счастья своего и не постигла;
Синицу ей подай, когда журавль
Гнездо ей свил...
А л е к с е й
Ужели бы женился?
О т е ц Я к о в
Зачем же матушку твою отправил
Он в монастырь?
А л е к с е й
А Анна Монс влюбилась
В кого-то?
О т е ц Я к о в
Шашни строила со всеми,
Как блудница, не ведая о счастье,
Какое привалило ей, как в сказке.
А л е к с е й
А что и матушка не ведала?
Боюсь, и я не ведаю, наследник,
Когда одна лишь мысль: его ж могли
Убить, - меня надеждой взволновала
До слабости в коленях и в уме?
Да это ж грех. А в том кому признаюсь,
Чтоб душу облегчить и Бог простил?
О т е ц Я к о в
Конечно, мне; ведь я твой духовник.
А л е к с е й
Однажды, впав в раскаянье, как в муку,
Снося обиды с детских лет за мать
И за себя, что рос я сиротою, -
Отца я не любил, не видел вовсе,
А явится, боялся, как грозы...
Не раз бывало, я желал ему,
Отцу и государю, скорой смерти,
Томимый тут же страхом и виной, -
Чтоб душу облегчить однажды я
На исповеди в том тебе признался -
В великом страхе пред отцом и Богом.
Ты, пастырь мой, обрадовался, точно
Благую весть услышал от меня.
"Мы все того ж желаем", - ты сказал
С доверьем полным, что тебя не выдам.
Пред кем же исповедоваться мне,
Лукавый поп, ужели пред тобою,
Чтоб Бог услышал и простил меня?

Со стен Кремля раздается пушечная пальба; народ, обтекая карету, выбегает на площадь, с живейшей радостью.

Г о л о с а
Куда спешим? Пальбы ли не слыхали?
Сейчас же фейерверк начнется славный!
О т е ц Я к о в
Все рады. А чему - не знают сами.
А л е к с е й
А государь-то знает все - и радость
Его разносят пушки и огни,
И с ним народ ликует заодно.

СЦЕНА 3

Ставка короля Швеции вблизи Батурина. Конец октября 1708 года. Карл XII один.

К а р л
Я мог подумать, это бред солдата,
Который, верно, струсил и сбежал
При первых звуках боя без оглядки.
Один добрался. Больше никого.
Велел казнить его. Отговорили,
Мол, если правда. Все равно он труп.
Как заяц, что унесся сперепугу
Неведомо куда, к своим же в плен,
В свое же оправданье порасскажет,
Развесьте уши. Царский корволант,
Числом ничтожный, вместо мелких стычек,
Решается на бой, и генерал
Дает сраженье, будто окруженный
Всей русской армией. И он разбит?
(Пауза.)
Не верил я. В душе ж какой-то ужас.
Сон не идет. Как малое дитя,
Боюсь я одиночества под вечер;
А в обществе не знаю, что сказать.
Я одинок. Как Александр. Иль Бог.
Я думал лишь о славе, как иные
Мечтают о богатстве, о любви,
И был увенчан славой беспримерной, -
Взошел в ее сияньи новый век.

Входит адъютант.

Где ж гетман? Жду его.
А д ъ ю т а н т
Сейчас он будет.
Боюсь, король, союзник ненадежный.
(Уходит.)
К а р л. Явился наконец генерал Левенгаупт, запыленный, изможденный, мучительно бодрящийся. Мой лучший генерал. Все было ясно. "Генерал, что с вами? Не из плена?" - "Нет, хуже, - отвечает, - чем из плена, государь. Из ада выбрался." Словом, солдат был прав. А у моего лучшего генерала был такой жалкий вид, что я расхохотался. Он уверяет, что русские совсем не те, что прежде. Сам царь руководил сраженьем, разъезжая на коне один, без свиты и охраны. Жаль, меня там не было. "О, государь, зачем же вы повернули на юг, не дождавшись обоза?" Мы просто не ведали, где обоз. Между тем гетман Украины в тайне от царя заготовил нам всего вдоволь, как обещал. А за казаками и хан крымский, и османы выступят против России. По крайней мере, такова политика шведского двора, чего пусть опасается царь. Я не спешу закончить войну; я еще молод и, Бог даст, мне удастся перекроить карту Европы и Азии, по моему усмотрению. (Застывает на месте.) Но некий ужас заполняет мне душу. Не страх смерти; смерти я не боюсь, готов ежечасно рисковать жизнью. А пытаюсь понять, в чем дело, и Мазепа, суровый старик, умеющий быть подобострастным и изысканным, недаром поляк до мозга костей, хотя игрою случая и интригами ставший гетманом Украины, является передо мною, как в зеркале, а лучше сказать, как в портрете искусного живописца. Суровость его - это скрытность надменного и подозрительного старика, алчного, к тому же, и мнительного, коварного и жестокого, любострастного и трусливого. Все это проступает на его лице и взоре, может быть, потому что мне достаточно известно об его повадках и интригах. (Снова в движении.) Когда у человека такая личина, от него можно всего ожидать. Не заманил ли он нас на Украину по уговору с царем? И Батурин, его резиденция, где он собрал якобы провианта и снаряжения для моей армии - ловушка? Я приостановил движение армии в четырех милях от Батурина, чтобы разобраться, по крайней мере, в моих сомнениях.
А д ъ ю т а н т (открывая дверь). Ваше величество, пан гетмен.
К а р л
Он скрытен, что ж, я тоже не люблю
Делиться с мыслями, сам тешась ими
В душе своей, являясь пред другими
Суров и храбр как воин, как король.

Входит Мазепа, церемонно раскланиваясь.

У Яна Казимира при дворе
Росли вы...
М а з е п а
Да.
К а р л
Учились за границей.
Карьера вас блестящая ждала.
Что ж занесло на Украину вас?
М а з е п а
Король! Я смею ль вас спросить о том же?
К а р л
И правда! Слава нас заносит в дебри
России или Индии далекой.
М а з е п а
Меня ж судьба забросила без войска
На край Европы, с Азией под боком;
Один средь варваров, как римлянин,
Не смог смириться я последней долей
И гетмана, а пуще женщин здешних
Прельстил я всем - и статью, и умом,
Изысканной манерой обхожденья,
Что, впрочем, было и нетрудно мне.
Ведь гетман ненавидел москалей, -
На Украине это в обиходе,
Как братья меж собой порой не ладят;
Народ поборами он обложил,
Виня во всем Москву, - о том прознали
И гетмана в Сибирь сослали...
К а р л
Ясно.
Но как же вам, поляку, удалось
Верховной властью стать на Украине?
Ведь и поляков тоже здесь не любят.
Уж, верно, вы услугу оказали -
Немаловажную - царю?
М а з е п а
Какому?
Царей ведь было два. При меньших братьях
Царевна Софья правила страной -
С любимцем князем; у него я место
И выторговал, заплатив немало
За булаву, бунчук и знамя...
К а р л
Где же
Те атрибуты вашей власти, гетман?
М а з е п а
В Батурине. Я к вам спешил, король.
А встречу вашему величеству
При всех регалиях еще устроим
И с громом пушек, с фейерверком пышным,
Прославив наш союз на всю Европу.
К а р л
Не мните ли себя уж королем,
Чтоб думать о союзе с нами, гетман?
М а з е п а (с важностью). Король Польши, тот самый, кого вы сделали королем, ваше величество, обещал возвести меня, Мазепу, в княжеское достоинство и отдать мне во владение воеводства Витебское и Полоцкое. Я же передаю Польше Украину, а вам, королю Швеции, Стародуб, Новгород-Северский, Мглин и Брянск, некогда входившие в состав княжества Литовского. Таков договор мой с королем Польши Станиславом Лещинским и с вашим величеством.
К а р л. Правомочны ли заключать такие договора вы, не уверен. Я распоряжусь обо всем в свой час. А вот что вы обещали? 30-тысячное войско. Где оно? Вы обещали провиант, снаряжение для моей армии.
М а з е п а. Все это в моей резиденции в Батурине, ваше величество. Здесь - рукой подать.
К а р л
Но почему ж царь Петр, сместив царевну
С ее любимцем, - с булавою вас оставил?
Или кому-то заплатили вновь?
М а з е п а
Царя прельстил я знанием латыни
И дел; он любит дельных; я служил,
Но не ему, а самому себе,
Покорству принуждая Украину.
К а р л
А что ж вы предали царя? Ведь он
Вам верил, вопреки доносам?
М а з е п а
Вера
Могла иссякнуть. Быть меж двух огней,
Меж молотом и наковальней мне
Наскучило; ведь чужд народу я.
Вдруг предзнаменование такое:
Прелестница явилась, как во сне,
От имени двух королей, мне славу
Туманно обещала и венец -
Не короля, а князя Украины -
В пределах Речи Посполитой. Что ж,
Со славой я вернулся б ко двору.
К а р л
А, знаете, готов поверить вам.
Личину сбросить хочется уж очень,
Как гусенице грузной, прямо мерзкой,
И бабочкой с красивою расцветкой
Взлететь над вешним лугом, почитая
Себя владельницей сих земель.
М а з е п а
Личину старости я б сбросил, точно,
Каких бы мук ни стоило мне это
И здесь, в земной юдоли, и в аду.
К а р л
Так, обратитесь к ведьмам; вы из тех,
Кому приносят те успех.
М а з е п а
А знаете дорогу к ним, король?
Скажите мне пароль.
К а р л
А, шутка хороша! Прекрасно, гетман.
К Батурину! Поскачем мы вперед.
Когда там верный гарнизон, зачем
Вся армия?
М а з е п а
Уж скоро ночь. Опасно,
Всемилостивейший король. О, Боже!

При ясном небе прокатывается гром.

То штурм Батурина. Мы опоздали,
Промешкав сутки в четырех-то милях!
К а р л
О, нет! Так пушки не палят; то взрывы
Мощнейшей силы...
М а з е п а
Город рушат мой!
Знать, не благословил мое решенье
Всевышний.
К а р л
Верно. Но не унывайте.
Не с ним же, а со мной вступили в сделку;
В накладе-то остался я один,
Как с Левенгаупта обозом. Ладно.
В одном сражении за все сочтемся.

Снова и снова прокатывается гром.

Продолжение следует.....

435. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[Февраль--март 1776]
Р_у_к_о_й _Г.А. П_о_т_е_м_к_и_н_а

Моя душа безценная,
Ты знаешь, что я весь твой,
И у меня только ты одна.
Я по смерть тебе верен,
и интересы твои мне нужны.
Как по сей причине,
так и по своему желанию,
мне всего приятнее
твоя служба и употребление
заранее моих способностей.
Зделав что ни есть для меня,
право не раскаешься, а увидишь
пользу.
Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы_II


Знаю.

Знаю, ведаю.

Правда.

Без сомненья.

Верю.



Давно

доказано.


С радостию, чего!

Душой рада, да

тупа. Яснее скажи.



436. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[Февраль--март 1776] Р_у_к_о_й _Г.А. П_о_т_е_м_к_и_н_а
Позволь, голубушка, сказать последнее,
чем, я думаю, наш процесс и кончится.
Не дивись, что я безпокоюсь в деле
любви нашей. Сверх безсчетных
благодеяний твоих ко мне, поместила
ты меня у себя на сердце. Я хочу быть
тут один преимущественно всем прежним
для того, что тебя никто так не любил;
а как я дело твоих рук, то и желаю, чтоб
мой покой был устроен тобою,
чтоб ты веселилась, делая мне добро;
чтоб ты придумывала все к моему
утешению и в том бы находила себе
отдохновение по трудах важных, коими
ты занимаешься по своему высокому
званию.

Аминь
Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II
Дозволяю.
Чем скорее, тем
луче.
Будь спокоен.
Рука руку моет.
Твердо и крепко.
Есть и будешь.
Вижу и верю.

Душою рада.
Первое удовольствие.
Само собою придет.
Дай успокоиться мыслям, дабы чувства действовать свободно могли; оне нежны, сами сыщут дорогу лучую. Конец ссоры.
Аминь.





437. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[После 8 марта 1776]
По поводу известий бригадира Бринка1, что мне сообщил Фельдмаршал, как их только получил, я предложил ему, чтоб усилить тот деташемент Смоленским драгунским и Острогожским гусарским, которые к той стороне расположены. Он уже и писал о сем к Князю Прозоровскому.
Надлежит мне знать, угодно ли Вашему Величеству обратить помянутые полки в ту сторону. Я у сего прилагаю записку о числе войск, какие уже действительно в том краю находятся.
Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Из записки усмотрела с удовольствием, что сила на той стороне достаточная.



1783


638. Екатерина II -- Г.А. Потемкину

[28 февраля 1783]
Mon cher et bien aime Ami, j'at baptise Votre petit--neveu, je Vous prie de choisir pour leur faire present ce qu'il Vous plaira, ou bien faites--moi dire ce que Vous voudries, que je fisse pour l'enfant.
{Мой дорогой и горячо любимый друг, я крестила вашего внучатого племянника. Прошу вас выбрать им для подарка все, что вам понравится, или сообщить мне, что вы хотите, чтобы я сделала для ребенка (фр.).}


639. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[Февраль -- март 1783]
Прилагается здесь наряд войск к шведской стороне, из которого Ваше Величество усмотреть изволите, сколь он достаточен своим числом против государства, где все военные силы состоят из сорока тысяч.
До дальней нужды не посылать более к шведским границам, как один корволан, который с полками Финляндской дивизии расположится по той границе. Противу Прусского Короля не вижу я нужды ополчаться. Его демонстрации не на нас будут, но устремится может быть он самым делом на Данзиг. Тут Император дремать не станет, а мы отдалим время.
Но естли б Прусский Король вместо Данзиха стал забирать Польшу, тогда поднять поляков, обратив против Его корпус Салтыкова частью и прибавя из оставших полков в России; составится нарочитая сила, с чем, присоединясь к Австрийским войскам, воспрепятствовать Ему приобретать от Польши.
С турками дела наши не остановятся: корпус Князя Репнина удержит в узде их войски по Хотинской и Бендерской границе. Я на Буге учрежу отряд, и сии обе части будут оборонительные. Осаду Очакова до время отложим, а Крым займем, удержим и границы обезпечим. Корпусами же Кубанским и Кавказским умножим как наиболее демонстрации и заставим Порту заботиться с той стороны. Флоту летом пребывание назначить так, чтоб он смотрел на Стокгольм, и приуготовления флотские делать как можно казистее. На Швецкого Короля смотреть не надобно, а сказать Его Велич[еству], что Вы собрания лагерные близ Ваших границ в другое время сочли бы забавою, но в обстоятельствах настоящих, ето пахнет демонстрациею. Объявите ему сериозно, что Вы не оставите употребить всего, что возможно к избавлению себя впредь от таковых забот.
Приведение войск Малороссийских на лутчую и строевую ногу немало послужит к устрашению недобромыслящих1. Я по воле Вашей скоро кончу как об них, так о мундирах2, лаская себя наперед, что, конечно, удостоюсь апробации Вашего Величества.

640. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[Март 1783]
Отправление флота в Архипелаг (сстли будет с турками ныне война) последует не ради завоеваний на сухом берегу, но для разделения морских турецких сил. Удержав их флот присудствием нашего, всю мы будем иметь свободу на Черном море. А естли бы что турки туда и отделили, то уже будет по нашим силам. Когда же нет нужды делать десантов, но ненужно и число столь неудобное сухопутных войск, какое Адми[рал] Грейг1 полагает, а паче пеших кирасир; для службы же при флоте прибавить к числу их солдатской команды егерей один баталион, а к сему еще навербовать пять или шесть баталионов албанцев из Химары, и славян также число достаточно и для службы на острове Лемне, естли флот тут возьмет свое место, и ради поисков, где случай удобный представится.
Главный вид для флота Вашего Величества притеснять сообщения по морю туркам с их островами и Египтом, и чрез то лишать их помощи в съестных припасах. Притом все целить пройтить Дарданеллы, что и несумнительно при благополучном ветре. Препятствовать ли турки захотят? Тут они обязаны будут дать баталию морскую, чего нам и желать должно. Но чтоб Дарданеллы форсировать с Сухова пути, на сие нужна армия. Ибо у турок достанет сил их оборонять. Притом мы видели в прошедшую войну, что они и тремя стами человеками гоняли наши большие десанты.
Какая же разница флоту действовать единственно на водах. Число пятнадцати кораблей уже несумненно превосходит силу морскую турецкую. К тому числу почтенному сколько пристанет каперов, обезпокоивающих везде их транспорты, а искусный и предприимчивый адмирал верно выждет способ пролететь Дарданеллы.
Усердие мое побуждает Вашему Величеству представить, что нужен испытанный в предприимчивости и знании адмирал. Нигде столько успехи от манер и стратигем не зависят, как на море, а сих вещей без практики большой знать нельзя. А Вашему Величеству известна практика наших морских.
Я не смею сказать, а думаю, что бы мешало секретнейшим образом соединить ескадры, кои теперь в походе, и послать под видом прикрытия торговли в Архипелаг, и пока турки еще не готовы, пройтить в Черное море. Тогда бы уже в Архипелаг нужды не было посылать другова флота. Но сие может быть мои бредни. Только кажется, что...

641. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[После 31 марта 1783]
Князь Репнин прислал ко мне, чтоб доложить о месте в Невской церкви покойному Г[рафу] Никите Ивановичу.
Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Пошли Архиерея сказать, есть три места еще.

642. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[Март--апрель 1783]

Об одежде и вооружении сил
Исполняя Высочайшую Вашего Императорского Величества волю об обмундировании кавалерии наивыгоднейшим образом для солдата, я употребил всю мою возможность к избежанию излишества и, облача человека, дал однако же ему все, что может служить к сохранению здоровья и к защите от непогоды. Представя сие на Высочайшую апробацию, могу уверить Ваше Императорское Величество, и самое время покажет, что таковое Ваше попечение будет вечным свидетельством материнского Вашего милосердия. Армия Российская, извлеченная из муки, не престанет возносить молитвы. Солдат будет здоровее и, лишась щегольских оков, конечно, поворотливее и храбрее.
В прежние времена в Европе, когда всяк, кто мог, должен был ходить на войну и по образу тогдашнего боя сражаться белым оружием, каждый по мере достатка своего тяготил себя железными бронями. Защиты таковые простирались даже и до лошадей. Потом, предпринимая дальние походы и строясь в эскадроны, начали себя облегчать. Полные латы переменились на половинные, а, наконец, и те уменьшились так, что в коннице осталось от сего готического снаряду только передняя часть и каскет на шляпе, а в пехоте -- знак -- и то только у офицеров. Как тогда более сражались поодиночке, то защиты таковые немало обороняли, особливо же от копий, почему не напрасное имели к ним уважение, которое, превратясь в некоторое военное педантство, поставило цену и аммуниции, вовсе не обороняющей. А как все казалось легко в разсуждении железного снаряда, то при перемене аммуниции ввели множество вещей излишних и нескладных.
В Россию, когда вводилось регулярство, вошли офицеры иностранные с педантством тогдашнего времени. А наши, не зная прямой цены вещам военного снаряда, почли все священным и как будто таинственным. Им казалось, что регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, ружейных приемах и прочем. Занимая же себя таковою дрянью, и до сего еще времени не знают хорошо самых важных вещей, как--то: марширования, разных построений и оборотов. А что касается до исправности ружья, тут полирование и лощение предпочтено доброте. Стрелять же почти не умеют. Словом, одежда войск наших и аммуниция таковы, что придумать почти нельзя лучше к угнетению солдата, тем паче, что он, взят будучи из крестьян, в 30 почти лет возраста узнает узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокращающих.
Красота одежды военной состоит в равенстве и в соответствии вещей с их употреблением: платье чтобы было солдату одеждою, а не в тягость. Всякое щегольство должно уничтожить, ибо оно есть плод роскоши, требует много времени, иждивения и слуг, чего у солдата быть не может. На сем основании предложу по порядку о вещах, составляющих аммуницию.
Шляпа убор негодный: она головы не прикрывает и, торча концами во все стороны, озабочивает навсегда солдата опасностию, чтоб ея не измять, особливо мешает положить голову и, будучи треугольником, препятствует ей поворачиваться да и не закрывает также от морозу ушей.
Кафтан и камзол с рукавами: как сих вещей вдруг не носят, то которая--нибудь и есть излишняя. Покрой кафтана подает много поводу делать его разнообразным, следовательно, уравнения быть не может.
Штаны в коннице лосинные, которым срок положен весьма долог, так, что сберегая их, солдат должен на свои деньги делать другую пару суконных: убыток несносный, коего требовать от него несправедливо. При том много заботят чищеньем и трудностию надевания. Зимою от них холодно, а летом жарко. Под ними же нельзя иметь полотняной одежды. Ныне лосинная одежда ненужна. В старину ее носили для того, что употребляли железные латы, и как лосина больше могла сносить, нежели сукно, потому и предпочиталась.
Сапоги делают так узки, что и надевать трудно, а скидывать еще труднее, особливо, когда они намокнут. При том сколько подвязок, чтоб они гладки были, и сколько лакирования, чтобы лоснились!
Для пехотного шпага лишняя тягость: оружие неудобоупотребительное, о котором главное старание у всех, как бы ловчее надеть, чтобы маршировать свободнее, также и ворочаться. Многие армии шпаг в пехоте не употребляют, а носят штыки.
Седло венгерское лучше всех седел. Доказательством тому, что все нации, ездящие верхом, такие употребляют: венгры, татары, черкесы, казаки и поляки. Оне легки, лошадей вовсе не саднят. Делать их в полках можно и оне дешевле старых.
О уборке волос. Завивать, пудриться, плесть косы, солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же пукли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал, то готов. Если б можно было счесть, сколько выдано в полках за щегольство палок и сколько храбрых душ пошло от сего на тот свет! Простительно ли, чтобы страж целости Отечества удручен был прихотьми, происходящими от вертопрахов, а часто и от безразсудных?
Употребление солдатами пуколь и кос сопряжено с следующими невыгодами: 1. уносит у них понапрасну время и изнуряет их, ибо когда бывает отряд на карауле, то обыкновенно 6, а когда эскадрону или целому полку назначается строй, то до 12 часов употребить им непременно должно для убирания себе взаимно волос и препроводить целую ночь в сем безпокойстве без сна, от чего неминуемо должно последовать неизбежное упущение в других нужных исправлениях. Тем, что препроводивши таким образом ночь в изнурении, не имеют они ни времени, ни силы исправить других своих дел, как например, вычистить и накормить своих лошадей, или, ежели в сем упущения не сделают, то, не будучи подкреплены сном, бывают слабы, нерасторопны и малоспособны к таким действиям, где потребны бодрость, живость и сила.
2. Требуют раззорительного иждивения для бедных солдат, которые, нуждаясь и так во многом по малости своего жалованья, должны еще из того употребить на пудру, помаду и косные ленты в год каждый по меньшей мере по 1 рублю 5 копеек.
Суконные лосинных штанов выгоднее тем, что суконные полагаются только на один, а лосинные на 4 года, почему нижние чины принуждены бывают заменять оные суконными, покупая их на счет своего жалованья, что составит в год каждому не дешевле 60 копеек. Во время осенних и дождливых погод лосинные причиняют великое безпокойство, а паче вновь приверстанным. Зимою же оне нимало не греют. Лосинные суконных убыточнее для солдат, поелику не только потребно их часто вохрить, на что в год изойдет по меньшей мере 20 копеек, но надлежит еще иметь к ним пары три штибель--манжет, что будет стоить в год, по крайней мере, 30 копеек, а суконные по новому образцу ничего того не требуют.
Просторные сапоги пред узкими и онучи или портянки пред чулками имеют те выгоды: 1. что в случае, когда ноги намокнут или вспотеют, можно при первом удобном времени тотчас их скинуть, вытереть портянкою ноги и, обвертев их опять сухим уже оной концом, в скорости обуться и предохранить тем их от сырости и ознобу. В узких же сапогах и чулках того учинить никак не можно, которых ни удобно скинуть, ни свободно опять надеть нельзя. Да и чулки не всегда бывает возможность переменить или высушить, чрез что бедные солдаты, имея безпрестанно ноги мокрые, подвергают себя нередко простуде и другим болезням.
2. Что, не имея нужды, так как при узких сапогах, подвязывать крепко своих ног, солдаты могут и свободнее ходить и более переносить путевого труда, да и обращение крови не останавливается.
Ежели все сии столь очевидные в теперешних мундирах и других вещах неудобства исправить, то солдат, сверх других многих выгод, будет иметь еще от своего жалованья в остатке против теперешних издержек до 2--х рублей.
Каска сверх выгоды и способности в употреблении своем пред шляпою и ту предпочтительность имеет, что вид дает пригожий солдату и есть наряд военный характеристический.

.

643. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[До 6 апреля 1783]
Генерал--майоры Князь Меншиков, Салтыков, бригадир Фаминцын. Но последние два еще и полков своих не здали, на что требуется время. Ежели Вашему Величеству угодно Меншикова, то не благоволите ли в Измайловский полк, а ко мне пожаловать Олсуфьева. Но естли угодно обождать, не представится ли впредь лутчий, промежду тем повелите майору Левашову командовать полком.
6 Екатерина II и Г.А. Потемкин

644. Екатерина II -- Г.А. Потемкину
Письмо твое из Нарвы без числа я вчерашний день от Мих[аила] Сер[геевича] получила1. Жалею, что дороги так дурны. Я чаю, ты весь разбит. Пожалуй, друг мой любезный, будь здоров. Я здорова. Прощай, Бог с тобою. Скучаем весьма без тебя.
Апреля 9 ч., 1783

645. Екатерина II -- Г.А. Потемкину

14 апреля 1783 г. в Великую Пятницу
Mon Ami. J'ai recu hier une lettre de l'Empereur dont je Vous envoye copie, c'est la reponse a ma demiere, j'ai ordonnee de Vous envoyer un resume de tout le bavardage de Cobenzel. Je ne fais aucune reflexion sur tout cela parce que je suis tres fermement resolue de ne compter sur personne que sur nous--meme.
Quand le gateau sera cuit chacun prendre de l'appetit {Мой друг, я получила вчера письмо императора1 и посылаю вам с него копию. Это ответ на мое последнее послание. Я приказала сделать для вас резюме из всей болтовни Кобенцеля. Я вовсе не задумываюсь над этим, потому что твердо решилась ни на кого, кроме себя, не рассчитывать. Когда пирог будет испечен, у каждого появится аппетит (фр.).}
Как мало я щитаю на союзника, так мало я опасаюсь и уважаю французский гром, или луче сказать, зарницы. Сожалею, что от самой Нарвы от тебя строки не видала. Пожалуй, не оставь меня без уведомления о себе и о делах, дабы я, знав о всем, излишнего безпокойства не имела. Будь здоров и пиши чаще.
Ал[ександр] Дм[итриевич] тебе кланяется и ежедневно ходит [на] почту осведомиться. Татьяна Васильевна здорова ли? Adieu, mon cher Ami, je Vous sou--haite sante et Bonheur {Прощайте, мой друг, желаю вам здоровья и счастья (фр.).}. С наступающим праздником тебя поздравляю.

646. Екатерина II -- Г.А. Потемкину
Приходил Ефимович1, хотел со мною проститься. Я велела сказать ему, что с отрешенными за плутни судьями я знакомства не имею. Везде ходя, лжет на тебя, говорит, что ты ему полк дал. Я тому не верю, понеже знаю, что для него бездельника добрых и честно служащих подполковников не будешь обижать. А его дела скорее кнута, нежели полка, в награждение удостойны по суду. Я о сем спешу написать к тебе, дабы ты знал, как тебя облыгает Ефимович. Прощай, мой друг, желаю тебе здоровья и лучую дорогу. Знаю, что ты 10 числа апреля приехал во Псков.
Апреля 18, 1783

647. Г.А. Потемкин -- Екатерине II

Матушка моя родная, Государыня.
Я всем должен дню твоего рождения, он для меня источник всех благостей. И так я его праздную душой и сердцем. Сохрани Бог твою жизнь и продли Ея на щот моих дней.
Во многих местах реки меня останавливают и починка экипажей. Несколько дней для сего и для устройства деревень моих, что от тебя, кормилица, мне пришли, здесь пробуду.
Писал я письмо к Князю Вяземскому о пакостях, какие в Шклове происходят1. Он Вам доложит обстоятельно. Прикажи, матушка, Генерал--Губернатору пресечь при начале. Ему вся тамошняя клика людей известна. Он Вам донесет, что от них всего ожидать можно.
Проезжая чрез здешние губернии, я единогласно слышу удовольствие мелких людей. Они благодарят, что Вы дали им правосудие, чего они в Польше не знали. К сему благу, ежели бы убавить некоторый род людей, называемых патронами и адвокатами, и искам поставить термин, то бы еще жители были благополучны, а то множеством фальшивых привилегий и документами, за сто лет (как вино венгерское) подделанными, почти взаимно все перепутаны. Еще здешний край терпит на границе от бывшего униатского Архиерея Смогоржевского2, который на той стороне построив слободы, приманивает мужиков с обещанием льгот, и немало бегут, а ему последуют и другие. Не прикажите ли, будто под видом отыскания беглых, роты две послать в его деревни.
Всякий раз, как здесь проезжаю, не могу довольно надивиться, для чего Витебск Вам не показан. Большой город, имеющий прекрасное положение, наполненный великими зданиями; множество богатого купечества. Город наипристойнейший для наместнического правления, внутри земли и центр всем караванам, кои барками идут. Он бы по Петербурге был красивейший зданиями город.
Моя матушка, цалую безценные твои ручи. Примите безделку, какую я посылаю, с той милостью, каково мое к Вам усердие.
Дай Бог, чтоб я нашел случай доказать Вам на деле. Помни, кормилица, того, кто душей и телом
твой во веки
вернейший раб

Князь Потемкин
20 апреля [1783]. Могилев

648. Г.А. Потемкин -- Екатерине II

Матушка Государыня! Приложенная копия Императорского письма немного твердости показывает1, но поверьте, что он инако заговорит, как Вы и угадываете, когда пойдут предположения Ваши в действо. Кауниц2 ужом и жабою хочет вывертить систему политическую новую, но у Франции они увязли, как в клещах, и потому не смеют отстать от нее, хотя бы в том был и авантаж. Стремятся также поссорить Вас с Королем Прусским, а это их главный пункт. Я щитаю, что их всех мучит неизвестность о наших движениях. Облекись, матушка, твердостию на все попытки, а паче против внутренних и внешних бурбонцев: все что ни будет, будет только одна пустая замашка, а на самом деле все захотят что--нибудь также схватить. На Императора не надейтесь много, но продолжать дружеское с ним обхождение нужно. Впротчем, право, и нужды большой нет в его помочи, лишь бы не мешал.
Будь уверена, моя матушка родная, что я не упущу нигде к твоей делать пользе и всегда с жаром таким, коим сердце мое наполнено. Я скоро буду на месте, откуда непрестанно буду уведомлять о всем происходящем. В дороге получил рапорты из Крыма3, но ничего важного нету, ниже известий, кроме того, что подножного корму нету, почему конные полки придвигать неловко. Но я надеюсь, что скоро покажется. Зима была сей год продолжительна.
Время Вам докажет, сколь Вы хорошо зделали, что не послали флот.
Прости, моя матушка, цалую твои ручки.
Вернейший по смерть раб твой

Князь Потемкин
Скажите спасибо Ал[ександру] Дми[триевичу].
22 апреля [1783]. Дубровна


649. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Апреля 24 ч., 1783. Из Царского Села
Письмо твое, друг мой сердечный, из Полоцка я получила1, но оное без числа, и так не знаю, когда доехал. Сожалею, что ты столь много трудностей нашел в дороге. Надеюсь, что ты всю экспедицию получил. Репнин, отъезжаючи, просил меня, чтоб когда ему вперед итти прийдет, чтоб его уведомить гораздо заблаговремянно, понеже на его корпус пропитанья имеет не долее 15 июня, дабы пропитанье заготовить мог2.
Бог с тобою, будь здоров и пиши чаще ко мне и ставь числа. И уведоми меня подробно обо всем. Тем самым убавишь во мне много безпокойства. Прощай, желаю тебе щастливого пути. Саша тебе кланяется.

650. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Из Царского Села. Апреля 27 ч., 1783
Друг мой сердечный, за поздравление твое со днем моего рождения благодарствую, также и за присланный подарок. Хвалю тебя, что ты отдохнул несколько в Могилеве. Пассек сам едет ради Шкловских диковинок1, и он, конечно, пресечет наискорее и станет смотреть за ними. Винных накажет, а за прочим будет иметь бдение. Что людей ты нашел своим нынешним состоянием довольных, тому радуюсь. Чего не достает, постараюсь поправить со времянем. Прикажу и Смогоржевского унимать2. Спасибо тебе, что числа вписал и место, откуда пишешь. Пожалуй и впредь так делай и пиши часто и подробно, а твои письма весьма мне приятны. Я здорова. Adieu, mon Ami, portes--Vous bien. L'Empereur est alle pour six semaines en Hongrie pour visiter sa frontiere. Voila ce qu'il m'ecrit {Прощайте мой друг, будьте здоровы. Император поехал на шесть недель в Венгрию для осмотра границы. Вот, что он мне пишет3 (фр.).}.

651. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Из Царского Села. Майя 4 ч., 1783
По получении последнего твоего [письма] от 22 апреля из Дубровны я так крепко занемогла болью в щеке и жаром, что принуждена была, лежа на постеле, кровь пустить. Но как круто занемогла, так поспешно паки оправилась, и вся сила болезни миновалась коликою в третьи сутки. И выздоровела Царица и без лекарства, похоже, как в сказке "О Февее" написано1.
Я уже писала к тебе, что от Цесаря ко мне два письма были, кои уже опять иным тоном. Я на него никак не надеюсь, а вредить не станет. На внутренних и внешних бурбонцев я ни мало не смотрю, а думаю, что война неизбежна. Время у нас отменно хорошо и тепло, и, по тому судя, думаю, что и подножный корм у вас поспевает. В Малороссии зделано теперь распоряжение о платеже податей по душам2. Таковые не худо делать и в местах Полтавского и Миргородского полков, кои приписаны к Новороссийской губернии, не касаясь новых поселений, которым даются льготные годы.
Тутолмина я велела отпустить к тебе3. Прощай, мой друг сердечный. Прошу быть столь уверен о моей к тебе непременной дружбе, как я в твоей ко мне верности. Прощай, будь здоров и весел и имей во всем успех.

652. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Майя 5 ч., 1783 года
Голубчик мой Князь, сейчас получила твое письмо из Кричева и из оного и прочих депеш усмотрела, что Хан отказался от ханства1. И о том жалеть нечего, только прикажи с ним обходиться ласково и со почтением, приличным владетелю, и отдать то, что ему назначено, ибо прочее о нем расположение не переменяю.
Непростительно Ефимовичу оболгать тебя повсюду: он здесь везде в шарфе и в полковничьем мундире ходил.
Ответ твой Вел[икому] Князю по причине Екеля весьма пристоен2. На сих днях Грейг ко мне будет, и я посмотрю, можно ли будет в Кронштадте строить без него, или нужен ли он, по крайней мере, при начале работ, ибо он знает Бауеровы мысли. Adieu, mon cher Ami, portes--Vous bein.

653. Г.А. Потемкин -- Екатерине II

Матушка Государыня. Приехав в Херсон, измучился как собака и не могу добиться толку по Адмиралтейству1. Все запущено, ничему нет порядочной записки. По протчим же работам также неисправно. Дороговизны подрядов и неисправность подрядчиков истратили много денег и время. Я Вице--Адмиралу Клокачеву2 приказал учредить комиссию, чтобы привести в порядок. Никто из тех, кои должны были смотреть, не были при своем деле, ниже капитан над портом. Все были удалены, а в руках находилось все у секретаря Ганнибалова --Князя Шахматова3, которого он увез с собою, не оставя здесь ни лет, ни примет. Когда Вы указом повелели в Адмиралтейств Коллегию, чтобы нынешний год было готово семь кораблей, он в Коллегию рапортовал, что готовы будут. Теперь выходит, что и лесу всего на корабли не выизготовлено, а из готовленного много гнилого. Я приказал выправляться, кто подрядчики, и за сим доставлю подробную ведомость о всем, как и что нашел.
Достанет, конечно, моего усердия и сил, чтоб все сколько можно поправить, а прошу только иметь ту милость, чтоб заметить, как было до сих пор и как пойдет у меня в руках.
В Крыму я предупредил моими предписаниями нерешимость тамошнего начальника4. После тех пор значительного ничего не произошло. На сих днях еду туда сам, и что будет, не премину донесть.
Немало мне прискорбно, что давно не слышу про тебя, моя матушка родная. Молю Бога, чтобы Вы были здоровы. Цалую ручки Ваши и
по смерть неложно
вернейший раб Ваш

Князь Потемкин
Я свидетельствую усердие Графа Браницкого и за него, как за себя, ручаюсь, что естли Вы употребите на Вашу службу, то он не уступит рвением подданному5.
11 майя [1783]. Херсон

654. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


16 мая [1783]. Херсон
Матушка Государыня. Вы мне все милости делали без моей прозьбы. Не откажите теперь той, которая мне всех нужнее, то есть -- берегите здоровье.
Как Хан уедет, то крымские дела скоро кончатся1. Я стараюсь, чтоб они сами попросили подданства, думаю, что тебе, матушка, то угодней будет. Сближаю теперь полки к Крыму, которые далеко зимовали, дабы можно было обнять надежнее полуостров.
Ох, матушка, как Адмиралтейство здесь запутано и растащено. Я по сю пору много доволен Клокачевым. Поверьте, что работать начали с того только дня, как я приехал. Я все неустройства приписываю к одной ленности, но ленность и беспечность непростительные, превосходящие всякую меру. Вам удивительным покажется, что он в пять лет ни на одной работе не был ни разу, и секретарь при нем Князь Шахматов -- сущий мошенник -- все расхитил и щоту не оставил. Я бьюсь как собака с этой частью. Крепость и строения не меньше запущены, но то скоро поправиться может.
Жар здесь несносный тем паче, что закрытия нету. Не было ума дереву насажать. Я приказал садить. О многих нуждах по делам я писал к Безбородке, чтобы Вам доложил. По обеим частям Городской и Адмиралтейской я учредил комиссии, дабы разбирать и щитать суммы.
Прости, моя матушка родная, сударка моя. Дай Бог тебе здоровья, чего желаю от чистейшего сердца.
Твой вернейший раб

Князь Потемкин
Генерал--кригскомиссар в худом состоянии. Поспешите, матушка, определением другого. Право, кроме Святого, годного к сему месту нет2. В бытность мою в Петербурге просил меня Петр Васильич Завадовский3, что он желает быть при мне, ежели я найду годным его к чему употребить и чтоб со времянем пособствовать перейтить ему в Армию -- исходатайствовать Вашу милость ему -- переименованием в чин придворный в егермейстеры, гофмейстеры или на место Святого в шталмейстеры. Все сие зависит от твоей, матушка, воли. Я же с моей стороны, право, рад буду таковому о нем благоволению.
Прусский Король точно как барышник все выпевает вероятности перед французами. Я бы желал, чтоб он успел Короля уговорить послать сюда войск французских, мы бы их по-русски отделали4.

655. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 16 мая 1783]
Пожалуй будь здоров и весел. Я принуждена буду, по причине болезни Ген[ерал]--кригскомиссара, к его должности определить другого, лишь теперь ищу для себя шталмейстера. Прощай, друг мой.

656. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Из Царского Села. Майя 26, 1783
Письмо твое, друг мой сердечный, из Херсона я получила вчера. Жалею много о приключенном тебе безпокойствии дорогою и о том, что ты по Адмиралтейству и по крепостному строению не все нашел в надлежащем порядке. Сюда приехал Ганнибал и уверил меня, что крепость совершенно в безопасном положении противу нечаянного нападения и что корабли отстраиваются. Я для славы города Херсона и для гремящего сего града с младенчества имяни дала строителю большой крест Владимирский. Не сумневаюсь, что в твоих руках и твоим попечением все пойдет, как должно. Крымских известий дальних ожидаю нетерпеливо и думаю, что ныне уже объявлены Российскими подданными1. В Цареграде начали хулить суджукского паши предприятия на Таман. Из репортов с разных мест вижу, что и с Темрюком последовало то же, и нельзя, чтоб Порта о том не знала2.
Я не знаю, почему мои письмы к тебе не доходят. Кажется, я писала к тебе при всяком случае. Пока ты жалуешься, что от меня нет известий, мне казалось, что от тебя давно нету писем. Теперь я здорова, а с начала мая я здесь занемогла, по моему обычаю, круто. Принуждены были кровь пустить, чем жар прорвался.
Вчерась получила письмо от Короля Шведского, который к 13 июня сбирается приехать в Финляндию и спрашивает, где может со мною увидеться. Я означила Фридрихсгам, куда к тому времяни поеду на три дни, а всего ден десять отселе отлучусь, и первый мой ночлег будет в Осиновой Роще. Король Шведский, взяв от французов денег для демонстраций, делает из шести полков лагерь у Тавастгуса и в самое то же время нам подтрушивает свиданием3.
Я не знаю, кто-то компоновал Графине Браницкой русское письмо такое странное ко мне, что расхохотаться надлежит. Луче бы она запросто писала сама4. Adieu, mon Ami, portes--Vous bien et ecrives--moi le plus souvent possible. Aves--Vous vu le Marechal Roumanzof ou ne l'aves--Vous pas vu? Qu'est--ce qu'il fait; je pense rien {Прощайте, мой друг, будьте здоровы и пишите мне возможно чаще. Видели вы или не видели фельдмаршала Румянцева? Что он делает? Я думаю -- ничего (фр.).}.


657. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


Херсон. Майя 28 дня [1783]
Матушка Государыня. Немало меня смущает, что не имею давно об Вас известия. Дай только Бог, чтоб Вы меня не забыли. По сие время еще Хан не выехал, что мне мешает публиковать манифесты. Татары не прежде будут развязаны, как он оставит Крым. При нем же объявить--сие народ почтет хитростью и попытками, по прозьбе его зделанными. И так еще неделю подожду, а там уже приступлю. Зараза вновь не распространяется, к чему меры взяты наистрожайшие.
Вы, матушка, не можете представить, сколько мне забот по здешнему краю одно Адмиралтейство. По сие время распутать не могу. Нету ничему ни лет, ни примет. Денег издержано много, а куда, тому не сыщу. Строение кораблей с моего приезда идет успешно. За лесами, коих недостает, послал. Зделайте милость, прикажите командировать сюда потребное число чинов, о чем прилагаю ведомость. Кузнецов здесь недоставало. Послал по коих в Тулу. С другой стороны по Губернии напакощено немало. Тут мои заботы облегчил много Губернатор1, которого теперь я послал, куда нужно. Одна часть меня услаждает -- это закупка хлеба, которая дешева и успешна. По сие время была бы оная еще и выгоднее, естли б не встретилось по таможням недразумение: в тарифе написано, хлеб в прилежащие Губернии к Польше пропускать без пошлин, но как тут именно упомянуты только что Малороссия и Белоруссия, то и не пропустили без пошлин, а поляки, не имея чем платить, отвезли сей хлеб в Очаков и Аккерман, которого было 50 тысяч четвертей.
Я застал мало, однако тысяч пять купил у них за 65 ко[пеек] четверть. По сей цене и весь бы был куплен. Я, имея Ваше повеление покупать в Польше в помешательство туркам, приказал, не брав пошлин, провозить, записывая число четвертей. Я не знаю, матушка: для Новороссии то запрещено, что позволено старым Губерниям, а наша еще в младенчестве2. Кроме пособия в хлебе, в котором от саранчи терпели нужду, была от привозщиков и та польза, что мужики часто у нас оставались.
Прости, матушка родная, я совсем наготове ехать в Крым. Жду с часу на час выезда ханского3.
Цалую ручки Ваши
вернейший раб

Князь Потемкин

658. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Из Царского Села. Майя 30 числа 1783
Письмо твое из Херсона от 16 мая я получила вчера и, по прозьбе твоей выполняя, имею тебе объявить, что я здорова, а в начале мая захворала так, что первого числа вместо гуляния пустила кровь и то лежа на постели.
Вместе с твоим письмом получила я из Вены курьера с письмом от Иосифа Второго, с которого при сем копию прилагаю1. Увидишь из оного, что твое пророчество, друг мой сердечный и умный, сбылось: l'appetit leur vient en mangeant {аппетит приходит во время еды (фр.).}.
Дай Боже, чтоб татарское или, луче сказать, крымское дело скоро кончилось. Я думаю, что менее теперь станешь мешкать, то лутче, дабы турки не успели оному наносить препятствия, какие ни на есть, буде скорее узнают, нежели зделается. А на прозьбу татар теперь не смотреть, а ногайские и так уже по письмам Павла Сергеевича о подданстве заговаривают2.
Сожалею, что в Херсоне строения военные и цивильные не таковы, как желалось. Надеюсь, что усердием все исправлено будет. У нас весь май месяц так хорош, что луче желать нельзя.
Святова я определю в должность Генерала--кригскомиссара, а что пишешь о Завадовском, то трудно разбирать: не понимаю, как от Сената да к собакам, а от собак к полководству дорога лежать может. Я на время возьму к шталмейстерской должности или Князя Ник[олая] Алекс[еевича] Голицына3 или Юсупова4. Adieu, mon Ami, portes--Vous bien. Саша тебе кланяется и сам писать будет.
По разным представлениям получишь резолюции. Восьмое июня поеду на десять дней в Финляндию, где в Фридрихсгаме увижусь с Королем Шведским.

659. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


1-е июня [1783]. Херсон
Матушка Государыня! Хан свой обоз на Петровскую крепость отправлять уже начал. После чего и сам в Херсон будет скоро1. Резон, что я манифестов при нем не публикую, есть тот, что татары сами отзываются, что при Хане они желания быть в подданстве российском объявить не могут, потому что только тогда поверят низложению ханства, когда он выедет. Самовольное же их покорение тем полезнее делам Вашим, что нельзя уже никому будет грозить и тем, что их к подданству принудили. Я не упускаю ничего к приуготовлению умов2.
В Очакове починка крепости начинается; войски прибывают помалу; я теперь начал Кинбурн приводить в оборонительное состояние, который положением своим не поручен был поддерживаем от какого-либо корпуса, и так надлежит его поставить на долгую оборону.
Адмиралтейство здешнее ни копейки денег не имеет, так что и рабочим платить нечем, кроме тех, что на плотников отпускаются. Комиссию я учредил, чтобы изследовать расходы, но сего скоро зделать неможно, а при том и барыша мало будет. Найдутся только дорогие цены, а не деньги. Чтобы не остановить работ, которые так горячо пошли, благоволите поддержать. Что касается до городских строений, сии достаточно своими деньгами исправятся.
Пред сим представил я о доставлении следуемого числа людей в Адмиралтейство: зделайте, матушка, милость, прикажите их командировать, они бы заменили в работе армейские полки, которым теперь нету способа уже людей уделять на работы: сверх содержания разных постов ими я производить буду строение в Кинбурне и на Глубокой пристани. Осадная артиллерия почти уже вся доставлена в Херсон; огромное число и так больших орудий я не замедлил скоро доставить, не требуя на сие новой суммы, а изворотился старою и экстраординарной экономией; число орудий почти в пять раз больше того, что было под Бендерами.
Повторяя мою просьбу о снабжении Адмиралтейства Херсонского деньгами и людьми, доношу, что первый корабль спустится "Слава Екатерины"; позвольте мне дать сие наименование, которое я берусь оправдать и в случае действительном.
Цалую ручки Ваши,
вернейший раб

Князь Потемкин
Александру Дмитричу кланяюсь.

660. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Из Царского Села. Июня 5 числа 1783 года
Третьего дня получила я от Кор[оля] Шведского извещение с нарочным, что он приехал в Або благополучно, быв 22 часа на море; а вчера прислал он другого с тем, что он, смотря войски при Тавастгусе, стоя на одном месте верхом -- лошадь его, испугавшись от пушечного выстрела, бросилась в сторону, и Его Вел[ичество], упав с ней, левую руку меж плеча и локтя переломил наискось. Присланный сказывает, что с места Короля понесли на кресле до Тавастгуса. Он же сам правою рукою написал ко мне, чтоб я согласилась отсрочить свидание до двадцатого июня и что тогда лекарь обнадеживает, что с перевязанной рукой ко мне быть может. Я писала к нему с сожалением, послала камер--юнкера для осведомления о его здоровье и согласилась на отсрочение. Pardi, mon Ami, voila un heros bien maladroit, que de tomber comme cela dans une manoeuvre devant ses troupes {Нечего сказать, мой друг: вот довольно неловкий герой, который упал таким образом, маневрируя перед своими войсками (фр.).}.
Письмо твое, мой милый друг, от 18 мая я получила1. Чтоб Ханское желание в рассуждении голубой ленты удовлетворить2 и притом сохранить все то, что мне и ему сохранить надлежит, то приказала я изготовить голубую ленту чрез плечо с медальоном овальным, на котором посреди алмазов слово из надписи ордена Святаго Андрея: "Верность". Звезда же бриллиантовая и с тою же надписью. А ему при том сказать надлежит, что креста ни он носить не может, ни я дать не могу ему, потому что он не христианин, а даю ему голубую ленту с надписью ордена Святаго Андрея и с преимуществом того ордена -- с Генерал--Поруческим чином. Нетерпеливо жду от тебя известия о окончании Крымского дела. Пожалуй, займи прежде, нежели турки успеют тебе навернуть сопротивление. К Павлу Сергеевичу и к тебе приказала отправить подарок: мехи и вещи, которые ты требовал3.
Путь на Ригу и вверх по Двине, а там по Днепру, который ты желаешь, чтоб единороги взяли, дабы Ахтиярской гавани доставить против неприятельских судов оборону, не есть ближний. Конечно, ты имеешь тем путем иное намерение. Буде тебе скорее куда надобно, то везти в Смоленск -- кратчайший отселе путь. Отселе в Ригу будут три недели в пути, а там вверх по Двине проедут ли, Бог еще знает, а там переволок до Днепра. Однако ж отправить велела.
Фельдмаршал Румянцев пишет ко мне, требует генерального штаба, инженеры и экстраординарной суммы4. Я приказала к тебе сообщить его письмы. Он же опасается, чтоб турки его не упредили. Как война не объявлена, то, кажется, все ко времени еще поспеть может.
Adieu, mon Ami, portes--Vous bien. После похода моего переменю Ген[ерал]--кригскомиссара.
Зорич ехал было сюда, но я послала ему сказать, чтоб он до решения дела Зановича не казался мне на глаза. И так просил, чтоб ехать в Сесвеген, чего я ему дозволила.

661. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Из Царского Села. 9 июня 1783
Письмо твое от 28 прошедшего я получила сегодня из рук Ал[ександра] Дм[итриевича]. Я надеюсь, что мои письмы теперь, Князюшка, до рук твоих дошли, а когда изволишь писать: "Дай Боже, чтоб Вы меня не забыли", то сие называется у нас "писать пустошь". Не токмо помню часто, но и жалею и часто тужу, что ты там, а не здесь, ибо без тебя я, как без рук1. Прошу тебя всячески: не мешкай занятием Крыма. Пугает меня теперь зараза для тебя и для всех. Для Бога возьми и вели взять всевозможные меры. Я очень жалею, что ты с Фельдм[аршалом] Румянцевым где ни на есть не съехались. Все на свете теперь на него находят заботы: штаба генерального, инженеров, деньги экстраординарные и вестей от Булгакова просит. Также боится быть упрежден турками и чтоб чего не проронить. Видя сие, приказала к нему послать, что можно будет. Авось--либо все по-пустому. Верю, что тебе забот много, но знаю, что ты да я заботами не скучаем. Что строение кораблей идет с поспешением -- сие слуху моему весьма приятно. Потребное число людей стараться буду прислать. В покупке хлеба удача была, а таможенным недоразумениям легко пособить: в теперешнее время оно и нужно.
Король Шведский руку переломил в Тавастгуском лагере, и для того наше свидание в Фридрихсгаме отложено до 20 сего месяца. Adieu, mon Ami. Христос с тобою.
Сего утра Изм[айловского] полку майор Олсуфьев умер. Напиши несколько достойных людей, из коих мне выбрать на его место. Теперь поручила полк Левашову.


662. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


13 июня [1783]. Херс[он]
Матушка Государыня! Богу одному известно, что я из сил выбился. Всякий день бегаю в Адмиралтейство для понуждения, а притом множество других забот: укрепление Кинбурна, доставление во все места провианта, понуждение войск и прекращение чумы, которая не оставила показаться в Кизикермене, Елисавете и в самом Херсоне, но везде, благодаря Бога, предостережено и прекращено. Сею язвою я был наиболее встревожен по рапортам из Крыма, где она в розных уездах и гофшпиталях наших показалась. Я немедленно кинулся туда, зделал распоряжения отделением больных и незараженных, окуря и перемыв их одежду. Разделил по сортам болезней, и так, слава Богу, вновь по сие время -- пять. Не описываю о красоте Крыма, сие бы заняло много время, оставляя до другого случая, а скажу только, что Ахтияр лутчая гавань в свете1. Петербург, поставленный у Балтики, -- северная столица России, средняя -- Москва, а Херсон Ахтиярский да будет столица полуденная моей Государыни. Пусть посмотрят, который Государь сделал лутчий выбор.
Не дивите, матушка, что я удержался обнародовать до сего время манифесты. Истинно нельзя было без умножения войск, ибо в противном случае нечем бы было принудить, к тому же и транспорты хлебные остановились: вощики, убоясь карантина, все было ушли. Я нашелся принужденным публиковать облегчение и указать возвращение из Крыма на Александровскую крепость, где они употребят много время в прохождении степью, почти тот же выдержат карантин, и у Александровской их окурят.
Обращаясь на строение кораблей, Вы увидите из ведомости, что представлю за сим, в каком было все расстройстве. Одним словом, из всех один мастер корабельный -- честный человек2, протчие все были воры. Адмирал Клокачев истинно попечительный человек, но что ему делать без помощников. Я просил пред сим о присылке следующих людей к здешним кораблям. Тогда способы все будут. Также по представлению моему о прибавке пехотных полков, которые должны сформироваться уделением рот от старых3. Естли б вышла резолюция скорее, то бы я послал нарочных к приему, и сии полки к сентябрю были бы все в Крыму. Тогда бы достаточно было войск для отрядов на поиски. Я считаю по собрании всех фрегатов, которые из Дону выдут, можно будет в случае разрыва (и когда турки флотом от своих берегов отделятся) произвести поиск на Синоп или другие места.
А что касается до Императора, не препятствуйте ему. Пусть берет у турков, что хочет. Нам много это пособит. И диверсия одна с его стороны -- великая помощь. Я получил известие от консула из Букарешт, что уже пикеты цесарские стражу молдавскую прогнали, объявя, что далее занять намерены, и о сем послано к Порте.
Посланное почтовое судно от капитан--паши в Очаков, о котором упоминает Булгаков, подлинно в Очакове было и пошло в Царьград. Александру Дмитричу мой поклон. Прости, матушка родная, цалую ручки Ваши.
Верный раб Ваш

Князь Потемкин
P.S. Естли, матушка, изволишь определить Святого к комиссариату, то прикажите ему приехать ко мне. Первое, ради учреждения департамента и большого магазейна в здешней стороне, где Малороссийская и моя дивизии составляют почти половину армии, а запасов никаких нет; а что еще страннее, что многие соседние фабрики ставят вещи в Москву, а оттуда присылают сюда и плотят напрасно провоз. Второе, и подушные на жалованье прямо можно из ближних мест посылать. Третье, множество вещей старых образцов у них гниет даром, которые все можно употребить на формируемые вновь войски, а совсем ненужное продать. Я много и других способов покажу им к сбережению знатной суммы.
Через три дни отправляюсь в Крым4.

663. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[13 июня 1783]
Сколь нужны потребные для кораблей здесь строющихся офицеры и нижние чины, Вы сами знать изволите. За употреблением на фрегаты, здесь почти ничего не остается. Положенное же число на здешние корабли людей много бы поспешествовало работе. А ежели будет воля Ваша, чтоб сих отрядить, то прикажите хороших, а то что барыша, когда в новое место нашлют дряни. Ежели бы приказали В[еликому] К[нязю], так как Г[енерал] Адмиралу, сей наряд зделать, сказавши, что Ваша воля есть, чтоб люди были, как офицеры, так и протчие -- годные, то бы, конечно, разбор был лутчий.
Я, матушка, прошу воззреть на здешнее место, как на такое, где слава твоя оригинальная и где ты не делишься ею с твоими предшественниками. Тут ты не следуешь по стезям другого. Прикажите поспешнее отправить. Цалую ручки Ваши.
Вернейший раб твой

Князь Потемкин
Того же дня

664. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Из Царского Села. Июня 13 ч., 1783 года
Письмы твои, друг мой сердечный, от 1 июня из Херсона я третьего дня получила. Желательно весьма, чтоб ты скорее занял Крым, дабы супротивники как-нибудь в чем излишнее препятствие не учинили, а в Цареграде, кажется, о занятии уже глухие слухи доходят. А на это смотреть нечего: добровольно ли татары на то поступают или предаются, или нет. Отовсюду известия подтверждаются, что турки ополчаются. Я приказала к тебе сто тысяч рублей переслать на Херсонские нужды по твоим требованиям на первый случай. Понеже ты сумму не означиваешь, то я не знала, сколько переслать по тамошним необходимостям, а избрала переслать сию сумму. Я приказала людей число командировать, следующих к Адмиралтейству, и надеюсь, что нарядом тем служба исправлена будет. Что осадной артиллерии впятеро более довезено, нежели под Бендеры было, сие подает надежду добрую. Хорошо, что и в перевозах лутчая экономия наблюдаема, за что спасибо эконому. Пожалуй, не давай кораблям очень огромные имяна, afin que des noms trop tot fameux ne deviennet a charge et qu'il ne soit trop difficile de remplir une pareille carriere {для того, чтобы слишком громкое не сделалось тяжким и чтобы не было слишком трудно соответствовать этому назначению (фр.).}, впрочем, как хочешь с имянами, ma bride en main, parce qu'il vaut mieux etre que paraitre et ne pas etre. Adieu, mon Ami {дай волю поводу, потому что лучше быть, чем казаться и вовсе не быть. Прощайте, мой друг (фр.)}.
По прочим твоим требованиям ссылаюсь на данные резолюции.
Пожалуй, дай мне знать о продолжении или утушении или пресечении язвы. Сия меня стращает, опасаюсь все, чтоб не прокралась паки от какой ни на есть оплошности форпостной внутрь России. Прощай, будь здоров. После завтра означила ехать в Фридрихсгам. Не знаю, как Король с изломленной рукою снесет дорогу. Послала проведать. Александр Македонский пред войском от своей оплошности не падал с коня.
Саша кланяется.

665. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Июня 29, 1783. Из Царского Села
Друг мой сердечный, с праздниками тебя поздравляю1. В прошедшую субботу я возвратилась из Фридрихсгама, где я виделась с Королем Шведским, который много терпит от изломленной руки. Ты его знаешь, и так писать о том нечего. J'ai seulement trouve qu'il etoit excessivement occupe de sa parure se tenant fort volontiers devant le miroir, et ne permettant a aucun officier de se presenter autrement a la Cour qu'en habit noir et ponceau et point en uniforme; ceci m'a choque parce que selon moi in n'y a point d'habillement plus honorable et plus cher qu'un uniforme {Я только нашла, что он чрезвычайно был занят своим убором и охотно держался перед зеркалом и не позволял ни одному офицеру являться ко двору иначе, как в черном и пунцовом платье. Это меня неприятно поразило, потому что, по моему мнению, нет платья почетнее и дороже мундира (фр.).}.
Видела я и Крейца2, его нового министра. Сей прямо из Парижа в Фридрихсгам приехал. Il m'a paru que Шефер avoit plus d'esprit {Мне показалось, что Шефер был умнее (фр.).}. Лутчим в suite {свите (фр.).} королевской показался Таубе3, что зимою был в Петербурге, а прочие все люди весьма, весьма молодые. Вот тебе вести наши. Теперь ответствовать буду на твое письмо из Херсона от 12 июня. Что ты выбился из сил, о том весьма сожалею; ты знаешь, что ты мне очень, очень надобен. И так прошу тебя всячески беречь здоровье. К оружению морскому люди отправлены и отправляются, и надеюсь, что выбор людей также недурен -- самому Ген[ерал]--Адмир[алу] поручен был4. На все взятые тобою меры о укреплении Кинбурна, о доставлении повсюду провианта и о понуждении войска, имею твердую надежду, что все то пойдет, как желается. Одна чума меня страшит, чтоб не распространилась. Для Бога, не упущай ни единого известного способа для предосторожности от оной, как для себя, так и для всех. Опасаюсь иногда и того, чтоб не вкралась паки в Россию. Пехотные полки по твоим представлениям апробованы. Генерал--кригскомиссар[ом] зделан Святой5. Проект твой на Синоп или другие места, естьли война будет объявлена, недурен. Отовсюду слышу, что турки сильно вооружаются, но друзья их удержут от войны до времяни. О Цесаре мысли мои с твоими весьма согласны, лишь бы он не был в том положении, как был в прошедшей войне; всякая иная [помощь] нам от него полезна. Мих[аилу] Серг[еевичу] Пот[емкину] по твоей прозьбе прикажу ехать к тебе. Надеюсь, что по сей час судьба Крыма решилась, ибо пишешь, что туда едешь.
Adieu, mon cher Ami, portes--Vous bien, je Vous embrasse de tout mоn coeur {Прощайте, мой дорогой друг, будьте здоровы. Обнимаю вас от всего сердца (фр.).}.
Саша тебе кланяется.

666. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


10 июля [1783]. Лагерь при Карасубазаре
Матушка Государыня. Я чрез три дни поздравлю Вас с Крымом. Все знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все. Вам еще то приятнее и славнее, что все прибегли под державу Вашу с радостию. Правда, было много затруднения по причине робости татар, которые боялись нарушения закона, но по уверениям моим, зделанным их присланным, теперь так покойны и веселы, как бы век жили у нас. Со стороны турецкой по сие время ничего не видно. Мне кажется, они в страхе, чтоб мы к ним не пошли, и все их ополчение оборонительное.
Чрез три дни отправленный курьер поднесет подробные донесения, то здесь сокращаюсь повергнуть себя и всех трудившихся, о которых просить буду. Что до меня касается, я выбился из сил. Право, все самому надобно приводить в движение и бегать из угла в угол. Пред сим занемог было жестоко в Херсоне спазмами и, будучи еще слаб, поехал в Крым. Теперь, слава Богу, оправился. Чума вокруг лагеря, но Бог хранит по сю пору. Простите матушка, цалую ручки Ваши, не забывайте.
вернейшего раба Вашего

Князя Потемкина
Принц Виртембергский вступил в командование и очень охотен к службе1.
Александру Дмитричу кланяюсь.

667. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


Из царского Села. Июля 10 ч., 1783
Давным давно, друг мой сердечный, я от тебя писем не имею, думаю, что ты уехал в Крым. Опасаюсь, чтоб болезни тамошние как ни на есть не коснулись, сохрани Боже, до тебя. Из Царяграда получила я торговый трактат, совсем подписанный, и сказывает Булгаков, что они знают о занятии Крыма, только никто не пикнет, и сами ищут о том слухи утушать1. Удивительное дело!
С часа на час ждем родины Вел[икой] Княг[ини]2. Я здорова. Отправляю ныне к тебе Святого, а на его место взяла я паки Ребиндера3. У нас теперь Папский посол4. Вот те вести здешние. Только признаюсь, что жду нетерпеливо от тебя вестей. Пуще всего береги свое здоровье. Adieu, mon cher et bien aime Ami {Прощайте, мой дорогой и самый любимый друг (фр.).}.

Источник: РАН, серия "Литературные памятники"
Издание подготовил B.C. Лопатин
Серия "Литературные памятники"
М., "Наука" 1997
OCR Ловецкая Т. Ю

72. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 8 июня 1774]
Гришенок бесценный, беспримерный и милейший в свете, я тебя чрезвычайно и без памяти люблю, друг милой, цалую и обнимаю душою и телом, му[ж] доро[гой].

73. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 8 июня 1774]
При сем возвращаю, батинька, сия бумага. Но буде еще не про что, то из нее употребление мне зделать не можно.
С[упруг] м[ой] ми[лый].

74. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 8 июня 1774]
Батинька, голубчик, будто ты просишь мудреного чего, что приласкаться. Это весьма натурально для меня, душа милая и бесценная, м[уж] дорогой.


75. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 8 июня 1774]
Голубчик, si 3a[xap] est faux comme je n'en doute pas, il est puni. S'il a souhaite que Vous fussies a cote de lui, il doit etre content {если Захар лжец, в чем не сомневаюсь, он наказан. Если он желал, чтобы вы были подле него, он должен быть доволен (фр.).}, но, как бы то ни было, гласно досаду показать ему нельзя. Возвращаю к Вам его поздравительное письмо1, остаюсь в[сегда] л[юбящей] в[ас] в[ерной] ж[еной].


76. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[12 июня 1774. С.-Петербург]
Пусть едет, душенька. Я мучусь духом и телом, что согрешила глупым и неуместным ворчаньем противу твоей и моей ласки. Умру, буде в чем переменишь поступок; милой друг, нежный муж, презри великодушно глупости спящего ума и тела1.

77. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[14 июня 1774]
Миленький голубчик и безценный дружочек. Я должна к тебе писать, чтоб слово сдержать. Знай же, что я тебя люблю и тем никого не дивлю. Посади возле себя главу полиции и не перемени позиции, а то Черныш перчит, а Разум карту держит {игра слов -- Черныш -- Чернышев, Разум -- Разумовский.}, за что Бран[ицкий] будет коситься и Мих[аил] Сер[геевич] усердится. Не прогневайся, рифма не очень чиста, но принимайте сие за вольный слог et pour Vous l'on feroit l'impossible et pour cela aussi je serai ou Votre tres humble servante, ou Votre tres humble serviteur, ou bien aussi tous les deux a la fois {и для вас сделали бы невозможное, и для того я буду также или вашей покорнейшей служанкой, или вашим покорнейшим слугою, или также обоими сразу (фр.).} .

78. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Около 25 июня 1774]
Il me semble et J.J. Бет[ской] est aussi de mon avis que ce serait une bonne chose, si Vous pouvies dire а Пассек de persuader la soupe a la glace de s'en aller avec lui dans ses terres de la Russie Blanche {Мне кажется, и И.И. Бетской согласен с моим мнением, что было бы хорошо, если бы вы могли сказать Пассеку, чтобы он уговорил "замороженный суп" уехать1 с ним в его Белорусские имения (фр.).}.

79. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Накануне 27 июня 1774. Петергоф]
В викториальные дни производилась всегда пальба во время войны с шведами, а во время мира не стреляют. А сегодня стрелять нельзя, не шокируя шведы, ми[лый] др[уг], м[уж] д[орогой].


80. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 28 июня 1774]
General, la tete me tourne de Votre projet. Vous n'aures de moi aucun repos apres les fetes, que Vous ne m'ayes mis par ecrit Vos idees. Vous etes un homme charmant et unique. Je Vous aime et Vous estime de tout mon coeur a jamais.
{Генерал, у меня кружится голова от вашего проекта. Вы не получите от меня никакого покоя после праздника, пока не изложите письменно ваших идей. Вы редкий и очаровательный человек. Я люблю вас и ценю всем сердцем навеки (фр.).}

81. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 28 июня 1774]
Bonjour, mon coeur. Я так встала весела, что ужасть. Ах, радость, не прогневайся, вить ты любишь, когда я весела. Кроме вздора сегодня не услышишь. Однако же есть одна материя невздорная, о которой говорить могу, ибо чувство повсюду занято ею. Но ей кончу сие письмецо, а теперь a propos de cela {кстати (фр.).}, нижайше прошу подполковничий список с Вашими рассуждениями не задержать, а то боюсь, Кузьмин меня высечет, а Чернышев лишний раз комнату свою накурит духом неприятным1.
Миленький, душа моя, любименький мой, je n'ai pas le sens commun aujourd'huy {я потеряла сегодня здравый смысл (фр.).}. Любовь, любовь тому причиною. Я тебя люблю сердцем, умом, душою и телом. Всеми чувствами люблю тебя и вечно любить буду. Пожалуй, душенька, я тебя прошу -- и ты меня люби, зделай милость. Вить ты человек добрый и снисходительный. Приложи старанье у Гри[гория] Алек[сандровича], чтоб он меня любил. Я умильно тебя прошу. Также напиши, каков то он: весел ли он и здоров?
Я сегодня думала, что моя собака сбесилась. Вошла она с Татьяною, вскочила ко мне на кровать и нюхала, и шаркала по постели, а потом зачала прядать и ласкаться ко мне, как будто радовалась кому-то. Она тебя очень любит, и потому мне милее2. Все на свете и даже собака тебя утверждают в сердце и уме моем. Рассуди, до какой степени Гришенька мил. Ни минуты из памяти не выходит. Право, радость, ужасть, ужасть, как мил.

82. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 30 июня 1774]
Душа милая, за ласку тебе спасибо, и, право, ласка за ласку Вам же отдаю. Когда я Батурина увижу, я с ним говорить буду1. Только, пожалуй, не привези вверх всяких людей, не поговоря со мною, а то здесь не можно будет ни от кого отговориться и хуже будет города для меня. Прощай, милай милушичка, поговори сегодня о Бибиковых со мною2.

83. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Накануне 3 июля 1774. Петергоф]
Миленький, здравствуй. Я встала тому полчаса и удивляюсь, как ты уже проснулся. За письмецо и за ласку спасиба тебе, душенька. Я сама тебя очень, очень люблю. При сем к Вам гостинца посылаю. Вели Параше приехать обедать к Бетскому.

84. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[8 июля 1774. Петергоф]
При сем, голубчик, посылаю и письмо, мною заготовленное к Щербатову1. Изволь поправить, а там велю прочесть в Совете подписанное. Это будет не в глаз, но в самую бровь.

85. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[9 июля 1774. Петергоф]
Aussitot dit, aussitot fait, Monseigneur {Как сказано, так и сделано, сударь (фр.).}! При сем посылаю письмо мое к Кн[язю] Волконскому, но, право, Чорбу надобно туда отправить, а Кличка при нем быть может1. Adieu, Monseigneur et cher tonton {Прощайте, сударь и милая юла (фр.).}.

86. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[22 июля 1774]
Михельсона1 жалую полковником. Всем с ним бывшим треть не в зачет. Мещерядским старшинам -- медали2.

87. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[22 июля 1774. Петергоф]
Душатка, cher Epoux {дорогой супруг (фр.).}, изволь приласкаться. Твоя ласка мне и мила и приятна. Тебе за то спасибо. Концерт будет, а о Лолии изволь сам Гофмарш[алу] приказать1. Безценный му[ж].


88. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 23 июля 1774. Петергоф]
У Князя Долгорукова1 четыре полка гусарские, а именно: чорный, желтый, Молдавский и Бахмутский, да 8 эскадронов сверх того2. Я к нему напишу, чтоб он два полка отправил чрез Воронежскую губернию к Москве для всякого случая. А пришлет он тех из них, кои ближе сюда, а прийдут, как успеют. Я послала звать всех сюда на концерт и предложу им о поездке моей к Москве. А там станем готовиться3.


89. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 23 июля 1774]
Батинька, пошлите повеления в обе армии, чтоб, оставя самое нужное число генералов при войсках для возвращенья полков в Русь, чтоб прочие Генералы-Поруч[ики] и Генер[ал]-Маиоры ехали, каждый из тех, коим велено быть при дивизии Казанской, Нижегородской, Московской, Севской и прочих бунтом зараженных мест, в тех местах, где они расписаны иметь свое пребывание, и чтоб каждый из них взял с собою невеликий экскорт и везде б объявляли, что войски идут за ними. А при войсках можно оставить генералитет тот, кому квартировать в спокойных местах: как-то -- дивизии Украинской, Ревельской, Лифляндской, Смоленской, Белорусской и пр[очие].
Bonjour, mon bijou, comment Vous portes Vous {Здравствуйте, мое сокровище, как вы поживаете (фр.).}?


90. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 23 июля 1774]
Я думаю, голубчик, что Татияна своим хохотаньем тебя разбудила1. А хохотала она тому, что кормилица моя, -- хватя меня за голову, долго не пускала и расцаловала меня2. Однако образ мысли сей моей кормилицы и тебе полюбится, как услышишь, [что] у ней один сын и есть он капитан артиллерийский и послан тому пять лет назад с эскадрою Спиридова3 в Архипелаг, с коих пор она его не видала. Да и письмы почти что не получает. Сегодня она пришла ко мне и говорит: "Слава Богу, что мир заключен, и я сына увижу. Я писала к нему: хотя оттудова все станут проситься, но ты останься. Я слышать не хочу, чтоб ты не служил тут, где нужда". Ma foi, il у a de la vigueur a cette facon de penser d'une femme du commun {Право, какова сила в этом образе мыслей простой женщины (фр.).}. Я подарила ей тысячу рублей и отпустила, а тебя, душенька, за вчерашнюю ласку тысячи раз мысленно обнимаю, а притти не могу, ибо передня полна.

91. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[29 июля 1774]
Увидишь, голубчик, из приложенных при сем штук, что Господин Граф Панин из братца своего изволит делать властителя с беспредельною властию в лучшей части Империи1, то есть, Московской, Нижегородской, Казанской и Оренбургской губернии, a sous entendu {подразумевая (фр.).} есть и прочия; что естьли сие я подпишу, то не только Князь Волконский будет и огорчен и смешон2, но я сама нималейше не сбережена, но пред всем светом первого враля и мне персонального оскорбителя, побоясь Пугачева, выше всех смертных в Империи хвалю и возвышаю3. Вот Вам книга в руки: изволь читать и признавай, что гордость сих людей всех прочих выше. При сем прилагаю и Бибикова инструкцию для confrontatie {сравнения (ит.).}. И тот пункт не худ, где сказано, что всех людей, где б ни были, он может как, где и когда хочет4 [казнить и миловать].

92. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Июль 1774]
Каким образом до рук Ваших дошел сей пакет? Естьли он прислан к Вам для пересылки к Фельдмаршалу, то пошлите его к Чернышеву назад, сказав, что Вы сие делаете для того, что, конечно, ошибкою он запечатан партикулярною его печатью, а не коллежской.
Естьли же Фельдмаршал его к Вам прислал, то скажите мне, и тогда я Чернышеву скажу, чтоб впредь в противности обычаю сие бы не делал, ибо печать его, конечно, не государственная.

93. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 1 августа 1774]
Голубчик, странное я тебе скажу. Сего утра вздумала я смотреть план московского Екатерининского дворца и нашла, что покои, кои бы, например, могли быть для тебя, так далеко и к моим почти что непроходны, и вспомнила, что я их полтора года назад зделала сама нарочно таково, за что я была бранена1, но оставила их так, отговорясь, что места нету. А теперь нашла шесть покоев для тебя: так близки и так хороши, как луче быть не можно. Avec Vous tout devient aise; voila ce que c'est que d'aimer veritablement {С вами все становится легко, вот что значит воистину любить (фр.).}.
Прощай, миленький.

94. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 1 августа 1774]
Что делать, миленький, не мы одне, с кем сие делается1. Петр Великой в подобный случай посылывал на рынки, где обыкновенно то говаривали, чего он в тайне держал. Иногда par combinaison {по совокупности (фр.).} догадываются. Прощай, душа. Я на плане черчу твой на Москве покой2.


95. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[1 августа 1774]
Я теперь только читать могла твою цыдулку. В[еликий] К[нязь] у меня сидел. Кой час оденусь, пущу Кохиуса1, а луче бы его послать в город и тамо бы вручил он мне свой инструмент, ибо я не одета, а сегодня пятница, и я за столом не обедаю.
Д[уша] м[илая], су[пру]г, м[уж] ми[лый].

96. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[16 августа 1774]
Объявить Военной Коллегии, что до утушенья бунта я приказала Гене[рал]-Поруч[ика] Суворова -- быть под командою Ген[ерала] Графа Панина.

97. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[18 августа 1774. Царское Село]
Позволь доложить, друг милой и любезный, что я весьма помню о тебе. А сей час, окончив тричасовое слушанье дел, хотела послать спросить. И понеже не более десяти часов, то пред тем опасалась, что разбудят тебя. И так не за что гневаться, но в свете есть люди, кои любят находить другим людям вины тогда, когда надлежало им сказать спасибо за нежную атенцию всякого рода.
Сударка, я тебя люблю, как душу.

98. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 18 августа 1774]
Весьма мне прискорбно, миленький, что недомогаешь, а наипаче, что моими рассуждениями, кои тебе неприятны были вчерась, можно быть, что я умножила в тебе болезни, ибо оне тебя, мне казалось, обезпокоили. Милая душа, верь, что я тебя люблю до безконечности.


99. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 18 августа 1774]
Сударушка, ангел мой, ты можешь быть здоровейший человек в свете, буде здоровье твое зависит от моей к тебе любви. Милой м[уж], душа бесценная.

100. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 23 августа 1774]
Умные люди так, как и мы дураки, подвержены ошибкам. Ошибае[шь]ся радость, думав, что малейше о Черныш[еве] задумаюсь1. Все прочие заключенья Ваши в сем случае таковой же силы. Adieu, Amour ou conge {Прощай, любовь или отставка (фр.).}.


101. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[23 августа 1774]
Суд не бывает, не выслушивая наперед оправдание обвиняемого. Встала я в осьмом часу, потом пошла в бани1. Вышедши оттуда, слушала Генер[ал]-Прокурора. И твои доклады имев на уме, чтоб больного не будить, послала тогда, когда думала, что, например, проснулся2. Моn Ami, je suis bien fachee que Vousj etes malade {Мой друг, я очень огорчена, что вы больны (фр).}, а что не с сердцов, не с досадою, о том не сумневаюсь, ибо знаю, что ни об чем ни досадовать, ни ни сердиться. Ужо посетить буду больных.

102. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 23 августа 1774]
Заготовила я теперь к Гр[афу] П[етру] Пани[ну] письмо в ответ на его от 19 ч. и посылаю к нему реестр тех, кои отличились при Казанском деле и коих награждаю деревнями, как Вы то здесь усмотрите из приложенного письма. А впредь, как офицер наградить, кои противу бунтовщиков? Крестьян не достанет, хотя достойны.
Пришла мне на ум следующая идея: в банк Дворянский орденская немалая сумма в проценты идет1. Я из процентов велю противу орденских класс[ов] производить им пенсии. Как Вам кажется?
Adieu, mon tonton {Прощайте, моя юла {фр.).}.


103. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 23 августа 1774]
Я думаю, что прямой злодейский тракт на Царицын, где забрав Артиллерию, как слух уже о его намерении был, пойдет на Кубань. А по сим известиям или сказкам десяти Саратовских казаков он намерен на Дон итти1, который от Царицына в 60 верстах и, следовательно, уже сие бы было обратный ему путь. И естьли сие сбудется, то он [с]толкнется с Пушкиным2, и тут его свяжут, нежели ингде. Защищенье Керенска показывает, как сие лехко противу толпищи черни3. Делать теперь нечего. Все поздо будет. А вопль Щетнева скорее чего зделает, ибо он правил на ногах и Долгорукова, и Щербинина4.
Все, что теперь делать Вам для меня нужнейшее, есть то, чтоб быть здоровым и держать счет порядочен.
Изволь и то приметить, что он и от Яика и казацких жилищ не далее, как верст с двести5.

104. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 30 августа 1774]
Mon tres cher Epoux {Мой дражайший супруг (фр.).}, я к тебе не прийду, потому что я вспотела немного ночию, что кости болят по-вчерашнему и что весьма холодно. Душечка, спала я хорошо и тебя люблю всем сердцем.

105. Екатерина II -- Г.А. Потемкину

[30 августа 1774. С-Петербург]
Mon cher Ami, donnes-moi un conseil, je n'ai aucune envie d'aller au Couvent {Милый друг, дайте мне совет: у меня нет ни малейшего желания ехать в монастырь (фр.).}; устанешь, как собака, никто спасиба не скажет. J'ecoutairai la Messe ici et je dinerai a la table avec les Chevaliers {Я буду слушать обедню здесь и отобедаю за столом с Кавалерами1 (фр.).}. Права рука болит и колика маленько есть, да сверх того сыро на дворе, как сам видишь.


106. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Август-сентябрь 1774]
Голубчик милой, благодарствую за хлеб, за соль. Гришенок мой, накормил и напоил вчерась, однако ж не вином же. Пожалуй, пришли ко мне записки Галахова1.

107. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Август-сентябрь 1774]
Здравствуй, миленький. За ласку тебе спасибо. Я сама тебя чрезвычайно люблю. Пожалуй, пошли по капитана Волкова. Его отправление подписано, однако мне надобно с ним говорить самой, дабы ему объяснить мое мнение.

108. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Август-сентябрь 1774]
Здравствуй, миленький голубчик, который для меня формировался1. Я не знаю, поняла ли я Ваши мысли, однако наугад написала при сем приложенное увещеванье, в котором прошу не смотреть на слог, ни на ортографию, а на мысли, а прочее поправить. Adieu, mon coeur.


109. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Август-сентябрь 1774]
Батинька, я спала до десятого часа, а вставши, я здорова, но слаба из меры вон. Скажи мне, сударушка, каков ты и в милости ли я? Ты знаешь, душа моя, что ничего мне столь не мило, как когда сказываешь мне, что меня любишь. Скажи же, а я тебя чрезвычайно люблю. Пришли, пожалуй, ко мне письмы от Панина и из Казани.

110. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Начало сентября 1774]
Я хочу, да и очень хочу, чтоб ты был весел. И для того сказываю, что тебя, голубчика, люблю, как душу.
Цыплетев1 репортует, что у него между пленными -- Пугачева секретарь, мценский купец Трофимов2. Я сей репорт к Князю Волконскому отослала.


111. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[13 сентября 1774]
Милуша милая. Поздравляю тебя со днем рождения, моего милого друга к моему щастию.

112. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 14 сентября 1774]
Как мне подписать что по прошению Собакина, тогда когда мой есть указ о неувольнении их1. Есть c'est une contradiction {в этом противоречие (фр.).}, а надо прописать какую ни на есть причину, как-то услугу или что вздумаете. Имя Собакина поныне в публике не заслуженное. Он же мне самой грубил прежде сего.

113. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


Всемилостивейшая Государыня!
При усерднейшем исполнении моем Высочайшей Вашего Императорского Величества воли о формировании одного драгунского полка, с приятнейшим удовольствием имел я случай усмотреть ревностное в том соучаствование между прочими коллежского ассесора Саввы Яковлева, который, по случаю скорого всех к полку сему принадлежащих вещей исправления, споспешествует капиталом своим на всякие вещи -- двенадцать тысяч рублей -- и пятьсот лошадей. Сей постойный хвалы и признаия поступок его обязывает меня, Всемилостивейшая Государыня, отдав ему пред освященным лицом Вашим должную, как ревнительному сыну отечества, справедливость, всеподданнейше просить о всемилостивейшем избавлении его от ратманской должности, в которую он здешним магистратом избран. Сие Высочайшее к нему благоволение не токмо к лучшему отправлению коммерции его возспособствует, но и послужит примером для других в подобных сему опытах ревности. Купечеству же никакого отягощения тем не нанесется.
Всемилостивейшая Государыня!
Вашего Императорского Величества
верно всеподданнейший раб
Григорий Потемкин
Сентября 14 дня 1774 года


114. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[14 сентября 1774]
Il n'y a rien de plus impertinent que се "раб" {Нет ничего более дерзкого, чем сей "раб" (фр.).}. Естьли б я браниться намерена была, то бы я привязку имела. Но я не намерена, слышишь ли, сударушка? Я здорова, но не весела, не печальна, а радовалась видеть тебя в окошке.


115. Г.А. Потемкин -- Екатерине II

[14 сентября 1774]
Отчего, матушка, ни весела, ни печальна?

Р_у_к_о_й_ _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Куды ответ хорош. Нельзя суше быть. Разве надлежит быть необходимо или весела или печальна.

116. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 14 сентября 1774]
Савву Яковлева можно бы скоро от ратманства освободить (все же сие только годовое дело) пожалованием его дворянином. Только он деревень накупит пропасть и станет мужиков переводить к рудокопным заводам1 и умножит число роптунов по справедливости.
Преимущество дано и освобождены они от служб казенных, а общественных -- едва написано ли. Когда лучие выбудут, кто же останутся -- дурные?

117. Екатерина II -- Г.А. Потемкину

[После 14 сентября 1774]
Вы, сколько я Вас знаю, желаете, чтоб не одна часть только была в хорошем состоянье, но все. Когда пришло до того, чтоб выбрать в магистратские члены порядочных людей, а не банкрутных купцов, тогда роптанье ото всех тех, кои, пользуясь купеческими выгодами, не хотят обществу служить. Когда же банкрутных и бездельников выбирали в члены, тогда не менее роптанья было, что ни суда, ни расправы нету в магистрате. Освободя всех лучих людей из сей должности, само собою останутся плохие.
Прошу сыскать средства, как быть? Не думала я, чтоб моя давнишняя цыдулка принесла бы мне толиких выговор[ов] за дело, однако, для общества небезполезное1.

118. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[15 сентября 1774]
Здравствуй, миленький. Каков твой кашель, пришли сказать. Отъезжающие в Царское Село теперь ко мне приходили веселехоньки. Я, видя сие, сказала, что я рада видеть, что он веселее сегодня, нежели вчерась, где казался инак, и спросила, что тому причиною было? На что он сказал: "rien, sur mon honneur" {"ничего, клянусь честью" (фр.).}, a она сконфузилась и, не захотя (казалось мне) солгать, смолчала. И поглядя друг на друга, он еще повторял, что он ничего не имеет, чему я верить была принуждена, ибо божился "sur son honneur" {"своей честью" (фр.).}.
Прощай, любушичка.

119. Екатерина II -- Г.А. Потемкину

[15 сентября 1774]
Старайся узнать, отданные в Комиссариат знамены голштинские живописцем Фохтом1, -- целы ли и все шесть тамо ли налицо или куды их девали. И спросите о сем у Мерлина2. Он должен знать, ибо он был у разбора и заплаты Голштинских дел. Рисунок же у Федора Матвеевича3. А на то, что Фохт говорит, что Белое знамя им отдано было самому императору, нечего смотреть, а надо смотреть в комиссариат.


120. Екатерина II -- Г.А. Потемкину

[21 сентября 1774]
Друг мой сердечный, я очень жалею, что недомогаешь. Я принуждена была из обедни выйти (так голова болела) и, дав аудиенцию шведскому камергеру, разделась и обедую у себя. Мочи нету, такая боль.


121. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 23 сентября 1774]
Я думаю, душа моя, что естьли ослепленный В[еликий] Кн[язь] инако не может быть приведен в резон на щет Раз[умовского], то не может ли Па[нин] уговорить его, чтоб он Раз[умовского] услал в море, дабы слухи городские, ему противные, упали. Из приложенного пакета зделайте употребление, как сами разсудите.

122. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 24 сентября 1774]
Первый час. Естьли тебя теперь стригут и завивают, то обедать дома будешь, я догадываюсь. Зятя определю, и мне сие отнюдь не противно. Но и зятю скажи, чтоб он держал ухо востро1, ибо, конечно, я как не хочу разоренья ничьего, так и равно хочу, чтоб Корона вышла без потери и обмана из сего дела.

123. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 24 сентября 1774]
Пожалуй, голубчик, призови зятя и поговори с ним о разбросанных моих мыслях в приложенной бумаге.

124. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[До 28 сентября 1774]
Сентября 28 дня за Левенгауптскую баталию положено по табели из Санкт-петербургской крепости поднимать штандарт и в присутствии Ея Императорского Величества производить по молебне из 31-й пушки пальбу.
Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Сие делается только во время войны, а во время мира не стреляют.

125. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[4 октября 1774]
Не изволите ли помнить, как зовут казака, что с Галаховым поехал.
Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Астафий Трифонов. Он ушел и увез три тысячи рублей у Галахова.

126. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[5 октября 1774]
Миленький мой голубчик. Все на свете толку подвержено. Я чаю, и сим строкам подобное толкованье будет, но я на то не посмотрю, а буду писать истину по совести.
Яицким казакам нужен покой, когда оне четыре ночи его не имели, а то с ног свалятся1. Один из них уже ясно чувствует, что он неможет, жалуется, что голова болит, лом в спине и лихорадка маленькая. У него же чирьи на груди и рана, которая производит, заживая, обыкновенно лихорадку. Пожалуй, дайте им отдохнуть, по крайней мере, сему больному. Я знаю, что Вы скажете, что он плут и мошенник, но, как бы то ни было, плуту и мошеннику покой нужен же.
Теперь Вам донесу нужнее сего: я Вас чрезвычайно люблю и вечно любить буду, лишь не отнимайте у меня нежности чувства и не откажите мне [в] нижайшей моей прозьбе, к умножению нежности служащей. Bonjour, mon coeur.

127. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[10-12 октября 1774]
Голубчик, Павел прав: Суворов тут участия более не имел, как Томас, а приехал по окончании драк и по поимке злодея1. Я надеюсь, что все распри и неудовольствия Павла кончатся, как получит мое приказание ехать к Москве. Пожалуй, возврати ко мне письмы Пе[тра] Ив[ановича]. Ответ нужно сочинить и разрешить некоторые запросы его. А я, миленький, очень тебя люблю и желаю, чтоб пилюли очистили все недуги. Только прошу при них быть воздержан: кушать бульон и пить чай без молока.


128. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 12 октября 1774]
Прикажи, батинька, поточнее разведать и разсмотреть, от чего фрегат потонул у своих берегов и близ своих портов. Кажется, стыдно им тонуть, да и людей много потонуло.


129. Екатерина II -- Г.А. Потемкину

[До 26 октября 1774]
Говорить хочу о том, кому вверить инспекторский смотр здесь и в прочие места. Голубчик милый, только дело.

130. Г.А. Потемкин -- Екатерине II


[До 26 октября 1774]
Матушка моя родная и безценная. Я приехал, но так назябся, что зубы не согрею. Прежде всего желаю ведать о твоем здоровье. Благодарствую, кормилица, за три платья. Цалую Ваши ножки.
Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: Радуюсь, батя, что ты приехал. Я здорова. А чтоб тебе согреваться, изволь итти в баню, она топлена.


131. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 26 октября 1774]
Что все больны, сие не мило слышать. И что ты назябся, о том, миленький, жалею. А естьли полк Кексг[ольмский] Вам понравился, то, надеюсь, что хандра уменьшилась. О прочем после поговорим. Также о том, что ты мил, мой голубчик.

132. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Октябрь 1774]
1. Буш мне сказал, что Ваш аглицкий садовник застрелитца заподлинно, буде ему не дадите наискорее работу1.
2. Буш и агличан просят, на чем съездить сегодни в Гатчину. Бушу сие нужно для спознания одного-другого вкуса, знания количества и качества. Прикажите им дать лошадей или нанять Льву Катанскому2.
3. Quand est-ce que je saurai et que j'aurai le register {Когда я узнаю и буду иметь список (фр.).}, что безподобному надлежит?3
4. Bonjour, mon Ami, portes Vous grandement bien et aimes-moi parce que je Vous aime beaucoup, beaucoup {Здравствуйте, друг мой. Чувствуйте себя совсем хорошо и любите меня, ибо я вас очень, очень люблю (фр.).}.

133. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 12 ноября 1774]
Приложенное дело прошу сегодни вручить Преосвященному Петербургскому1 для его собственного известия и понеже сумнения нету (хотя Казанский Архиерей и отпирается) о его непростительной с злодеями пересылке2. И для того желаю я, чтоб Преосвя[щенный] Петербургский написал письмо к Казанскому Архиерею с тем, дабы сей из ума выживший старик просился немедленно на обещанье. И естьли сие зделает Архиерей Казанский, то в рассуждение сана уже далее следствие производить не велю и с сим письмом Преосвященного Вы нарочного отправьте будто к Павлу Пот[емкину], а к Моск[ве] Арх[иерею] Казанскому незачем ехать, ибо желаю утушить и слух сего дела.

134. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[15 ноября 1774]
Гришенька, меня безпокоит весьма, что ты не обедал и что двойжды, когда я к тебе послала, ты почивал оба раза, а теперь слышу впервые, что жалуе[шь]ся головой. Пожалуй, вели сказать: могу ли прийти к тебе, чтоб видеть тебя. Сказывают, что один купидон лишь у тебя. О комедии на той стороне ничего мне сегодни не сказали. Да, кажется, что и не будет, ибо сего утра Вел[икая] Княгиня репортовалась больна, чего он мне сам сказал1.

135. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[18 ноября 1774]
Гришатка, здравствуй. Был у меня друг твой -- Преосвященный здешний -- и сидел у меня с планами, и я ему строение монастыря отдала, а тебя люблю, как душу.


136. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 22 ноября 1774. С-Петербург]
Великий Князь имянем жены своей просил меня, чтоб я для нее не женировалась и не отложила своей поездки. На что я ответствовала, что я ее выздоровленье ждать буду до субботы, а в субботу поеду до вторника и не женируюсь, а была бы в отсутствии безпокойна о ея состояньи.

137. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 2 декабря 1774]
О таганрогском коменданте Дежедерасе1, как при отправлении его для занятия и построения той крепости ему сказано имянем моим, что новогородское место останется порожно для него, дабы по окончании войны он сам избрал, которое из двух комендантских мест для него выгоднее будет. Того для надлежит писать к нему, дабы сие дело аранжировать.
О пикинерных офицер уравнении противу армейских2 пришло мне на ум, что не будут ли оне полученьем чина, который за уряд имеют, и потом повышеньем двух чинов противу армейских (итого -- полученьем трех чинов) весьма в разсуждении армейских награждены. Или же не выйдет ли из сего некоторый род зависти между ними. Но как в существе сии мои мысли могут быть неосновательны, то буду ждать на них объяснений.

138. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 2 декабря 1774]
Батинька, признаю, что положение пикинерного штата весьма безрассудно. А только хотела, дабы дело в моей голове твердое основанье взяло, слышать Ваши объяснения на те мысли, кои понятию моему встретились. За вчерашнюю ласку покорнейший поклон. И я, право, ласкова, только не знаю, почему морщился. Недомогаешь ли, голубчик, или гневен? Adieu, mon tonton.

139. Екатерина II -- Г.А. Потемкину

[После 5 декабря 1774]
Бетский ко мне приходил сего утра с тем от В[ице]--К[анцлера], что сей желает теперь чистую отставку и чтоб при том ему дано было деньгами по смерть ежегодно, что теперь имеет, браня притом Панина, который, дескать, гонит из мест и определяет, кого хочет, и всем безпредельно властвует, к чему прибавил, что все те пропозиции, кои я приказала чрез него делать Ви[це]--Кан[цлеру], уже везде по площадям известны, что сей весьма прискорбен.
На чистую отставку я ответствовала, что я никого не принуждаю служить и не служить, что ни черты не переменяю моих обещаний, что должности раздать в воле моей и что одна милость моя не допущает меня сей раз без церемонии сказать Вице-Канцлеру: "Вы мне ненадобны". Брани о властолюбии Панина я терпеливо выслушала с молчанием, ибо, чаю, хотелось из меня выведать, кто место займет или как сие происходит. А о том, что везде о сем уже знают, я сказала, что поруча ему -- Бет[скому] -- сие, я другому никому не говорила, и, впрочем, мало мне в том нужды, и что прискорбие Ви[це]--Кан[цлера], кроме глупой спеси, ничего в себе не заключает и что знаю, что служба его сверх меры и с моим намерением об нем награждается. Я не прибавляю, ни убавляю ни слова. С сим от меня и пошел и ни гроша, кроме некоторой вспыльчивости, не выторговал. О чем донеся, остаюсь Вам верна по гроб.

140. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[8 декабря 1774. С-Петербург]
Mon cher Ami et Ep[oux] {Мой дорогой друг и супруг (фр.).}, услыша, что ты болен, я было пошла к тебе, но нашла столь много людей и офицеры в проходах, что возвратилась. Болезнь твоя крайне меня обезпокоит, ибо меня уверили, что ты приехал домой убраться. Не один ты больной. В городе есть и такие, от коих Аргусы сего вечера отстали для комедии. Душа милая, пришли сказать, увижу ли я тебя сегодни и когда.

141. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[8 декабря 1774]
Милая милюша, письмо твое весьма меня обрадовало тем наипаче, что Лев Катанский мне сказал, что ты неможешь, и давал выразуметь, что невесел2. А моя мысля, как залетает обыкновенно, уже сумнение получила, что едва не я ли тебе чем досадила. И думала, что письмом. Конечно, оно ему неласково показалось3. И сбиралась писать по своим чувствам к тебе вторично, а сии чувства суть наполнены ласки к тебе, сударика моего. Сожалею, душа безпримерная, что недомогаешь. Вперед по лес[т]нице босиком не бегай, а естьли захочешь от насморка скорее отделаться, понюхай табак крошичко. Тот же час луче будет. Adieu, m'amour, mon Coeur {Прощайте, моя любовь, сердце мое (фр.).}, м[уж] дорогой, славный, сладкий и все, что себе милое, приятное, умное представить можешь.

142. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[9 декабря 1774]
Голубчик, душа моя. Каков ты, пришли сказать, каков. Я домой пришла, и буде я тебе надобна, как и не сумневаюсь, то вели сказать, сударушка. Душа не на месте, что неможешь. Естьли теперь мне прийти нельзя, то когда можно будет, дай знать.

143. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 9 декабря 1774]
Душенок мой, сердечно жалею, что недомогаешь, и прошу об нас не забыть. А мы душою и сердцем на век Гришатке крепки.

144. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 9 декабря 1774]
Миленький, к Стрекалову я писать велю, чтоб послал скорее указ о Собакине. К Лиз[авете] Ро[мановне] послала чет[ыре] ты[сячи] ру[блей]. От пяти часов сижу за делом. Тебя люблю безмерно и очень жалею, что недомогаешь.

145. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 9 декабря 1774]
Батушинька, голубчик. Весьма тоскую, что ты недомогаешь. Зделай мне ту ласку -- пошли по Кельхена явить все твои болезни1. Очень боюсь, знаю, как худо трактуешь болезни. Mon cher Ami, Dieu donne que Vous Vous porties mieux demain {Мой дорогой друг, Бог да поможет вам завтра поправиться (фр.).}.

146. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 9 декабря 1774]
Mon cher Ami, je suis bien fachee de ce que Vous etes malade. Envoyes apres Kelchen {Мой дорогой друг, я весьма огорчена тем, что вы больны. Пошлите за Кельхен (фр.).}.

147. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 9 декабря 1774]
Батинька, Ch[er] Ep[oux] {Дорогой супруг (фр.).}. Можно ли подобный случай на мой щет ставить? Голубинька, о негоц[иации] с Кн[язем] Ор[ловым] после поговорим. Я послала Кельхен грудь твою лечить и люблю тебя очень, мой бесценный друг.

148. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 12 декабря 1774]
Батинька, faut-il donner а Текутьев 1000 paysans ou 600? {надо ли дать Текутьеву 1000 крестьян или 600 (фр.).} Вели сказать: первое или последнее.


149. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[14 декабря 1774]
Указ подписанный к тебе возвращаю. Голубчик, скажи мне, как звать полк: Георгьевской или Орденской?
Что же ты, душа моя, голубчик, доволен моим письмом или резолюциями, сие меня чрезвычайно обрадовало. Дай Боже, чтоб ты мною так был доволен, как я твоей любовью. Что ты болен, сие меня очень обезпокоивает. А мне, хотя я и нездорова, но минуту не дают покой. Черт знает, сколько уже отправила, а столько еще ждет. А у меня все кости болят.

150. Екатерина II -- Г.А. Потемкину

[До 17 декабря 1774]
Батинька, мой друг. Грустно до безконечности, что ты недомогаешь. Чрез час или менее пришлю я мотивы к Манифесту1 и прошу тебя, буде нетрудно, оных прочесть. И буде ими доволен, то вручи их Преосвященному, дабы сочинил Манифест2. И естьли ему надобно, то и дело дам прочитать, но велико очень, и иного не выберет, как что я написала. Но надобно, чтоб для точности сохранения обрядов Преосвященный прочел Манифест о Мировиче, где увидит, как суд наряжен был.

151. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[После 17 декабря 1774]
Bonjour, mon coeur. Каков ты, голубчик, сегодни. При сем посылаю к Вам мое маранье. Изволь читать и сказать нам о сем, буде добро и буде недобро. Душечка милая, выйдешь ли сегодни?

152. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[17 декабря 1774]
Превозходительный Господин, понеже двенадцатый час, но не имам в возвращении окончания Манифеста, следственно, не успеют его переписывать, ни прочесть в Совете1. И посему он остановит еще на несколько дней других. И до того дня, буде начертания наши угодны, просим о возвращении. Буде неугодны -- о поправлении. И пребываем Вам верны на век.


153. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[До 25 декабря 1774]
Приходил ко мне Ве[ликий] Кн[язь] и сказывал мне, что по новой Генеральной репортиции шурин его написан в Лифляндской дивизии и что Вел[икая] Кн[ягиня] просит, чтоб любезный шурин написан был в С[анкт]-Петербургской дивизии1. Я на сие ответствовала, что посмотрю. Мне стыдно было сказать, что не знаю, не ведаю. Прежде сего репортиции наперед мне показывали и не выпускали ее, не показав мне. Голубчик, я тебе все показываю и не имею от тебя сокровенного. И так и ты не введи меня в людях в простяки, что со мною люди говорить будут, кто куда написано, а я принуждена буду или казаться людям о своих делах несведуща, или же непопечительна. А репортиции без меня и, не показав мне, выпустить не должно. Ты сам последнюю у меня в комнатах видел в Петергофе. Да и ни один шеф Военной Коллегии сие делать не мог. Я тебя люблю, а репортиции прошу казать.

154. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[25 декабря 1774]
Здравствуй, душа. Каков ты сегодни? Как приидешь ко мне, покажу тебе письмо Зах[ара] Гр[игорьевича], дабы с тобою условиться, чего ответствовать. Кан[темир] совсем с ума сошел1, по признанию Зах[ара] Гр[игорьевича]. По приказанию твоему сегодня наряжусь впрах, pour Vous plaire, mon coeur {чтобы нравиться вам, сердце мое (фр.).}.

155. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[25 декабря 1774]
Сударушка, благодарствую за милое посещенье. Святой Андрей над тобою еще не действует. Но как бы то ни было, вечно мил пребудешь.

156. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[26 декабря 1774]
Сударушка милая, здравствуй. Прошу дать знать, каков Кавалер Святаго Андрея опочивал, ибо опасаюсь, не растрогалась ли старость его необычайными его делами, о чем скорбеть буду, еже[ли] так учинилось, понеже крепко его люблю.

157. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Декабрь 1774]
Мими, думаю я Захара взять к Москве, а то случится отселе отлучиться, мне то ловко Голицына бывало здесь оставить. Как советуешь?

158. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[Декабрь 1774]
Батинька, был у меня В[еликий] К[нязь] и, говоря с жалобою на Адми[ралтейств] Коллегию, просил съездить в ней посмотреть. Я, быв на то никак не приуготовлена, сказала -- хорошо. На что он прибавил: "Все же делается положение обоих Воен[ных] Коллегий о Георгиевских кавалерах". На сие я промолчала. Душа милая, ты всякий день открываешь новые затеи.

159. Екатерина II -- Г.А. Потемкину


[31 декабря 1774]