Другие сведения можно найти в творениях святого Иоанна Златоуста, св. Прокла, св. Епифания и блаж. Августина. В честь праздника составлены многие песнопения святыми песнотворцами (в V в. - Анатолием, архиепископом Константинопольским, в VI в. - Стефаном Святоградским, в VII в. - святым Андреем Критским, в VIII в. - святым Иоанном Дамаскиным и Германом, патриархом Константинопольским, в IX в. - преп. Иосифом Студитом). Их песнопения и теперь поются за богослужением в этот праздник. Так с древних времен «язык всяк православных похваляет и блажит и славит Пречистое Рождество Девы Марии, Богоневесты».

Первые свидетельства об этом двунадесятом празднике относятся к V в. Это Слова Прокла, патриарха Константинопольского (439-446 гг.) и сакраментарий папы Геласия I (492-496 гг.), хотя древнейшие списки последнего датируются лишь VIII в. В пользу раннего появления праздника Рождества Богородицы в Восточной Церкви говорит и тот факт, что этот праздник есть под той же датой (8 сентября) у иаковитов и несториан, отделившихся от Православной Церкви в V в., под названием "Рождество Владычицы Марии".

В VII-VIII вв. в Греческой Церквах праздник уже отмечается с большой торжественностью. Св. Андрей Критский († ок. 712 г.), составил на него два слова и канон. Праздник также отмечен в грузинской версии иерусалимского Лекционария (VII в.; издан прот. К. Кекелидзе) и праздничном Евангелии императора Феодосия III (715-717 гг.).

Несмотря на упоминания о Рождестве Богородицы в латинских источниках VII в., праздник не имел общего распространения и торжественной службы вплоть до XII-XIII вв. Лишь на Лионском соборе 1245 г. папа Иннокентий IV сделал октаву праздника обязательной для всей западной Церкви, а папа Григорий XI (1370-1378 гг.) установил для праздника вигилию (vigilia) с постом и особую службу литургии.

Тогда же в XIII в. на латинском Западе появляется объяснение даты праздника: один благочестивый человек несколько лет подряд в ночь под это число [8 сентября] слышал с неба праздничное пение ангелов. На его вопрос о причине этого ему было открыто, что ангелы веселятся, так как в эту ночь родилась Дева Мария. Узнав об этом, папа тотчас распорядился, чтобы, по примеру небожителей, и на земле праздновалось Рождение Святой Девы (Скабалланович М. Н. Рождество Пресвятой Богородицы. М., 2004р. С. 40-41).

Архиеп. Сергий (Спасский) приводит также предположение о том, что праздники Рождества 8 сентября и Зачатия Богородицы 9 декабря имеют азийское (provincia Asia) происхождение и установлены в противовес Олимпийским играм (Сергий (Спасский), архиеп. Полный месяцеслов Востока. Владимир, 19012. М., 1997р. Т. 3. С. 364).

Древнейшие указания о чине службы Рождеству содержатся в уже упоминавшемся нами грузинском переводе иерусалимского Лекционария, древнейшего памятника уставного и гимнографического содержания, имеющего греческое происхождение и возникшего в результате литургической деятельности Патриарха Софрония Иерусалимского. Но здесь мы находим указания только касательно праздничной литургии. Видимо, вечерня и утреня совершались по будничному чину.

В "Синайском канонаре" IX в., найденном в Синайском монастыре, уже содержатся нынешние паремии, тропарь, Апостол, Евангелие и причастен. Также указан вечерний прокимен: "Преславная глаголашася о тебе, граде Божий", стих: "Любит Господь врата Сиона".

С XI в. согласно древним уставам служба Рождеству Богородицы получила вид очень близкий к нынешнему с небольшими особенностями. Отметим лишь некоторые из них. В афонском Типиконе прп. Георгия Мтацминдели XI в. (студийский Типикон афоно-италийской редакции) на вечерне под праздник особый прокимен: "Освятил есть селение Свое Вышний", стих: "Бог нам прибежище…"; литии на вечерне не было.

Служба по Типикону Константинопольского Евергетидского монастыря (XII в., отражает практику XI в.) разнится от нашей отсутствием некоторых стихир (например, на литии), другим распорядком стихир и седальнов и более сокращенным пением канона.

По древнейшим спискам ныне действующего повсеместно во всем Православном мире Иерусалимского устава служба Рождества представляет незначительные отличия от теперешнего (печатного) Типикона. Например, из канонов 2-й одни рукописи указывают петь на 6, и только тропари (без ирмоса); другие (славянские рукописи) замечают о нем: "говорим ирмос его и тропари по единожды, занеже множайшии суть". Ексапостиларий праздника дважды, или не указывается какой, или указывается тот, что ныне употребляется в Греческой Церкви (Скабалланович М. Н. Цит. соч. С. 47).

Что касается современного Устава Великой (Константинопольской) церкви, то служба имеет следующие особенности в сравнении с нашей. Литии на вечерне нет; есть лития перед утреней, которая совершается отдельно от вечерни, как и в другие великие праздники, при пении тропаря; на утрени псалтирь (кафисмы) и полиелей Богородицы "Отрыгну сердце мое". На литургии поются антифоны, составленные из стихов (1-9, 11) избранного псалма к величанию, именно из стихов с присоединением между 7 и 8 стихами: "Тамо возращу рог Давидови, уготовах светильник" (Пс 131. 17), а между 9 и 11 стихами: "Зде вселюся, яко изволих и" (Пс 131. 14). Припев к 1 антифону: "Молитвами Богородицы…"; ко 2-му: "Спаси нас, Сыне Божий, во святых дивен…"; к 3-му – тропарь; на малом входе: "Приидите поклонимся,.. во святых дивен сый" (Там же. С. 48).

"Празднование Рождества Богородицы во Флоренции" Ф.Лейтон.1853

Православный Восток прежде всего радуется тому, что в пришествии Сына Божьего на землю, в спасительном явлении Бога, ставшего человеком, чтобы воссоединить его, человека, с Его Божественным призванием, что в пришествии этом приняло участие и само человечество. Если самое радостное и глубокое в христианской вере - это “со-природность” Христа нам, то, что Он подлинно Человек, а не призрак, не таинственное явление, что Он - один из нас, навеки с нами своим человечеством связанный, то тогда понятным становится и любовное почитание Той, Которая Ему это человечество, нашу плоть и кровь, дала. Той, благодаря которой Он, Христос, мог называть Себя так, как Он всегда Себя называл: “Сын Человеческий”. Сын Божий, Сын Человеческий... Бог, снисходящий до человека, чтобы человека сделать Божественным, или, как говорят учители Церкви, - обожить, сделать причастником Божества.

Именно тут, именно в этом потрясающем откровении о подлинной природе, о подлинном призвании человека - источник благодарного, любовного отношения к Марии как нашей связи со Христом, и в Нём - с Богом.

И нигде это не раскрывается с большей ясностью, чем в празднике Рождества Богородицы. Об этом событии ничего не сказано в Священном Писании. Да и что особенного можно сказать о рождении ребенка, рождении, подобном всякому рожденью. И если Церковь стала в особом празднике вспоминать и праздновать это событие, то не потому, что оно было чем-то исключительным, чудесным, из ряда вон выходящим, нет, а как раз потому, что сама обыденность его раскрывает новый и лучезарный смысл во всём том, что мы называем “обыденным”, придает новую глубину тем подробностям человеческой жизни, о которых мы так часто говорим, что они “ничем не замечательны”.

Но посмотрим на икону этого праздника, вглядимся в нее духовным нашим взором. Вот на постели - только что родившая Дочь женщина. Церковное предание утверждает, что звали ее Анна. Рядом с нею - отец, имя которого, по тому же преданию, - Иоаким. Рядом с постелью женщины совершают первое омовение Новорожденной. Самое обыденное, ничем не замечательное событие. Но так ли это? Не хочет ли иконой этой сказать нам Церковь, прежде всего, что рожденье в мир, в жизнь нового человеческого существа - это чудо всех чудес, чудо, именно разрывающее обыденность, ибо тут начало, у которого уже нет и не будет конца. Начало единственной, неповторимой человеческой жизни, возникновение новой личности, в появлении которой как бы заново творится мир, и вот - дарится, дается этому новому человеку как его жизнь, как его путь, как его творчество.

Итак, первое, что мы празднуем в этом празднике, это пришествие в мир самого человека, пришествие, о котором в Евангелии сказано, что когда совершается оно, мы не “помним уже скорби из-за радости, что родился человек в мир”. Второе: мы знаем теперь, Чье рожденье, Чье пришествие мы празднуем. Мы знаем единственность, красоту, благодатность именно Этого Ребенка, Его судьбы, Его значения для нас и для всего мира. И третье - мы празднуем и всё то и всех тех, которые как бы подготовили Марию, наполнили Ее этой благодатью и красотой. Вот в наши дни много говорят о наследственности, придавая ей какой-то рабий, детерминистский смысл. Церковь тоже верит в наследственность, но духовную. Сколько веры, сколько добра, сколько поколений людей, живших высшим и небесным, нужно было, чтобы на древе человечества вырос этот изумительный и благоуханный цветок - Пречистая Дева и Всесвятая Мать! И потому это также и праздник самого человечества, веры в него, радости о нём. Увы, нам виднее и понятнее наследственность зла. И действительно, столько зла вокруг нас, что эта вера в человека, в его свободу, в возможность доброй и светлой наследственности уже почти выветрилась в нас и заменилась скептицизмом и недоверием... Однако именно этот злой скептицизм, это унылое недоверие призывают нас оттолкнуть от себя Церковь в день, когда празднует она - и с какой радостью и верой, - рожденье маленькой Девочки, в Которой как бы сосредоточились добро, нравственная красота, совершенство, которые составляют подлинную человеческую природу. Ею, Этой рождающейся Девочкой, и в Ней встречает мир идущего к нему Христа. Он наш дар - Ему, наша встреча с Богом. И вот мы уже на пути к Вифлеемской пещере, к радостной тайне Богоматеринства.
Протопресвитер Александр Шмеман