Рассказ Ксении её походе в Пушкинский музей вызвал у меня укол совести. Ещё в апреле я горела желанием поведать пытливому читателю о своём опыте посещения галереи Уффици. Горела-горела, но как-то враз перегорела. Думаю, что в этом виноват Эйяфьятлайокудль, который покрыл пеплом все мои воспоминания об Италии. Этим летом как-то слишком уж много пепла. И всё же...

Накануне поездки во Флоренцию, уже упоминаемый здесь Сильвио довольно долго уговаривал меня махнуть с ним в Неаполь. Дела требовали его присутствия там, но он не мог со мной просто так расстаться. Сулил море, катер и какой-то роскошный массажный салон. От Неаполя, разумеется, пришлось отказаться. В субботу я должна была вылететь на сладчайшую родину, но пятничный day off хотелось как-то использовать.

- Если у тебя будет желание отвезти меня куда-нибудь недалеко, с условием, что я этим же днём самостоятельно вернусь обратно в Милан, то я готова. - кинула я наживку Сильвио, не слишком надеясь, что он на неё купится. Ни один русский мужчина не стал бы тратить время на смутное удовольствие "прокатиться до Ляличей" с очевидным динамо в финале. Но, во-первых, Сильвио не русский мужчина, а во-вторых...Сильвио не русский мужчина. Поэтому он и повёз меня во Флоренцию. Надо отдать должное этому героическому мальчику, думающему исключительно о девочках, гоночных тачках и массажных салонах. Он отстоял со мной в очереди (а они в Уфицци просто нереальные), в течение трёх часов честно бродил со мной по залам и не разу не выказал недовольства.

Не знаю, можно считать это симптомом, но в парижский Лувр меня тоже сопровождал абориген, который болтал без умолку, чем испортил всю обедню. Сильвио, не в пример французу, оказался умницей. Всё больше молчал и загадочно улыбался. Пару раз брал меня за руку, подводил к тёмным окнам галереи и предлагал задохнуться от восторга при виде bella vista di Firenze c её крышами, акациями, маслянистым небом и кривыми мостами. Позже он признался, что и сам впервые оказался в Уффици, что для него это необычный экспириенц. Я удивлялась. Итальянцы, которых я встречала до него были страшными фанатами своей родины, цитировали жизнеописания Вазари и распевали "О, соле мио". Сильвио посмеялся над этими стереотипами и попросил сделать скидку на его неаполитанское детство в котором было мало искусства, но много портовых драк.

Согласна с Ксенией насчёт того, что в любой, даже самой маленькой, галерее за один поход удаётся рассмотреть три-четыре, от силы пять работ. Разумеется, это они выбирают тебя, а не ты их. Иногда случается, что предметы искусства игнорируют тебя по полной программе. Ходишь, всматриваешься, пытаешься что-то уловить - но нет. Глыба равнодушия продолжает лежать тяжким грузом на твоих эстетических сенсорах. В голову лезут какие-то, уже совсем неподобающие мысли (например о гамбургере в макдаке...Ок-ок!, о луковом супе с портвейном, ну или об очередном Сильвио). Выходишь из такого музея и чувствуешь себя, по меньшей мере, Жоржем Данденом. Но в этот раз ничего подобного не произошло. Да и не должно было, ведь небольшое, но чрезвычайно эмоциональное собрание полотен Уффици - само по себе концентрат искусства. Разбавлять его можно до бесконечности.



фра Филиппо Липпи. Мадонна с Младенцем и двумя ангелами.

Фра Филиппо прославился своими прекрасными тонколикими мадоннами, которых он, чуть ли не первым в истории итальянского Возрождения, стал изображать пленительными и волнующими. В этом я убедилась сама, когда из зала средневековых фресок перетекла в зал Филиппо и Филиппино Липпи. Средневековые мадонны - статичные, одутловатые, с застывшим страданием в страшных глазах. Мадонны Липпи...ну вы сами видите. Как сообщает Вазари, фра Филиппо был нерадивым иноком, но приятным художником. Несмотря на свой духовный сан, фра крутил романы со всеми своими натурщицами. Но у него были высокие покровители, в том числе и флорентийский правитель Козимо Медичи. Ему прощали всё, как простили и совращение юной монахини Лукреции Бути, которую он умыкнул из монастыря, где расписывал алтарь главного храма. Лукреция в виде Мадонны запечетлена на всех известных полотнах Липпи, в том числе и на этой.



Тициан. Венера Урбинская

Около Венеры Урбинской я потопталась минут 20. Пыталась понять, о чём говорит взгляд этой молодой женщины, на которой, по одной из версий, изображена юная невеста герцога Гвидобальдо делла Ровере. Однажды, в детстве, в Дрезденской галерее я уже встречалась с Венерой. Мне было 12, но это не помешало "Спящей Венере" Джорджоне" обратить на меня внимание. Я застыла перед картиной как перед иконой и даже попыталась дотронутся до неё кончиками пальцев, чем вызвала лёгкий переполох среди смотрительниц. Спустя 20 лет, в Уффици, у меня возникло тоже самое желание - дотронутся до картины. На сей раз Венера не спала, она смотрела прямо и безо всякого стеснения. Как будто что-то хотела сообщить. Я подумала о том, что этот взгляд, спокойный, не вызывающий, и ничего не обещающий, но вместе с тем взгляд совершенно уверенной в своей тайной силе молодой женщины - величайший дар, которым хотела бы обладать каждая из нас. Ничего не боюсь, всё понимаю и всё принимаю. Она свободна от страстей, комплексов и ненужных манерностей. Утверждается, что в этой картине Тициан хотел рассказать о сексуальности в браке, соединив волнующую эротику с добродетелями брака. Но художникам последующих поколений, было сложно было принять это утверждение на веру, поэтому все остальные знаменитые la donna nude уже выглядели порочными куртизанками.



Франческо Гварди. Венецианская марина с каналом и мостами

Небольшие работы венецианца Гварди хороши своей непредсказуемой прозаичностью. Я думаю, что настоящая Венеция была именно такой, какой ее изобразил Гварди - упадочный город, с мутными каналами, грязными разводами на облупившейся извести и потерянными чахоточными, которые приехали сюда умирать вместе с городом.




Ну, и напоследок живая картинка, которая выбрала моего приятеля Сильвио - bella vista di Firenze.