ОЛЕГ КАШИН УВИДЕЛ В ФИЛЬМЕ «ПРЕЗИДЕНТ» НЕ СТОЛЬКО ПРОПАГАНДУ, СКОЛЬКО ПСИХОТЕРАПИЮ

Раньше была такая иерархия способов появления Владимира Путина перед подданными. Самое простое — в телевизионных новостях, «рабочие встречи», то есть сценка в кабинете и две-три реплики в диалоге с гостем-резонером, обычно министром или губернатором Мартовская история с исчезновением Путина обнаружила, что такие встречи иногда записываются заранее, то есть президент может находиться где угодно и заниматься чем угодно, а по телевизору все равно покажут очередную рабочую встречу.
Уровнем выше — заседания Совбеза и другие совещания, часто выездные, где Путин сидит во главе стола, а слева и справа — много разных людей, которые слушают и кивают. Следующий уровень — экстравагантное телевидение. Стерхи, амфоры и прочее, над чем в последние годы было принято смеяться, и то, что восходит к телевизионным приключениям Путина раннего периода, когда он летал на истребителе и выступал на татами; тогда это всем, как правило, нравилось.
Наконец, высшим уровнем до сих пор были три ежегодных телеритуала: послание Федеральному собранию — монолог с набором мемов на будущий год — от «удвоения ВВП» до «духовных скреп»; большая пресс-конференция — шутки и репризы при участии идиотов из региональных СМИ и «Прямая линия» — мультиформатное шоу с двумя ведущими, десятком прямых включений из разных мест и, с некоторых пор, с постоянным Кудриным, роль которого после отставки из Министерства финансов сводится к тому, что теперь раз в год он имеет право публично намекнуть президенту, что готов возглавить правительство.
Система, как видим, громоздкая, но к старости Владимиру Путину захотелось сделать ее еще более громоздкой, добавив к имеющимся форматам новый и вершинный — большое документальное кино о том, какой он великий. Первый большой фильм о Путине снял еще Виталий Манский в 2001 году, но тогда это был частный эпизод творческой биографии Манского (а в следующие годы — еще нескольких авторов вплоть до Никиты Михалкова с фильмом «55»), теперь же мы имеем дело с таким кино, на создание которого работает вся мощь Российского государства, поэтому перед нами именно новый, невиданный ранее жанр. В первом фильме «Крым. Путь на родину», месяц назад, ради камер ВГТРК расчехляли ракету «Бастион» и зажигали мигающие лампочки в новом офисе Министерства обороны. В новом фильме «Президент» спецэффектов было меньше, но кино оказалось более масштабным — то ли потому, что больше высокопоставленных персонажей задействовано в ролях второго плана, то ли потому, что охват событий несопоставимо шире — пятнадцать лет в «Президенте» против месяца в «Пути на родину».
В середине нулевых по российскому телевидению показали в самый прайм-тайм два очень странных фильма — «Великая тайна воды» и «Плесень» о тайнах воды и плесени соответственно. Тогда комментаторы недоумевали, что это за монументальный научпоп, кто его придумал и зачем он нужен. Сейчас, когда создательница обоих фильмов Саида Медведева сняла «Президента», можно предположить, что «Вода» и «Плесень» были тестированием формата — вероятно, успешным. Вообще, поскольку фильм — второй за месяц с небольшим, это главное впечатление от «Президента» — им понравилось, они не успокоятся и снимут еще много, много фильмов о великом Путине. С годами это станет индустрией — если, конечно, у них еще есть эти годы.
Зачем они его опять унижают, сколько можно? Это очень бросается в глаза и вызывает отдельный от всего остального зрительский стыд.

До премьеры фильма телеведущий Владимир Соловьев успел дать несколько больших интервью на тему того, каково это — брать большое интервью у Владимира Путина (если совсем коротко — это, по словам Соловьева, трудно, но интересно). Вероятно, Соловьев просто не видел конечного результата монтажа — никакого тяжелого труда, о котором он говорил до премьеры, в кадре нет, и его роль сводится к тому, чтобы даже не задавать вопросы, а восторженными репликами («Вы предъявляете миру концепцию его справедливого устройства, а мир не хочет вас слышать, на черное говорит — белое, на белое — черное») наводить Путина на соответствующее настроение, чтобы он произносил монологи — мол, да, вот такой я великий, чего уж там. Все остальное делает архивная хроника и вспомогательные интервью.
Эти интервью дают человек пятнадцать — от постаревшего Примакова до загадочного бизнесмена Петрова из Свердловской области, который в сравнении с остальными героями фильма настолько незнаменит, что возникает вопрос, кто у этого Петрова отвечает за пиар и сколько (и кому) он заплатил за то, чтобы встать в один ряд с патриархом, Михалковым и Расторгуевым. Еще одна загадка кастинга — издевательски крохотная — один синхрон секунд на тридцать и два появления в хронике; это вообще меньше всех, даже у бизнесмена Петрова больше слов и архивных кадров — роль Дмитрия Медведева, которому в фильме доверили произнести только одну фразу про грузинскую войну, и это выглядит форменным издевательством над человеком, четыре года бывшим российским президентом. Зачем они его опять унижают, сколько можно? Это очень бросается в глаза и вызывает отдельный от всего остального зрительский стыд. Так нельзя.
Парадоксально, но при этом и естественно для нашей пиарократии, что вторым по значению после Путина героем фильма оказался его пресс-секретарь Дмитрий Песков — этот хармсовский персонаж с всклокоченными волосами и выпученными глазами появляется на экране каждые несколько минут и всегда говорит что-нибудь совсем невообразимое, типа «Я не знаю, где и как он учился играть на фортепьяно».
За Песковым идут два независимых, то есть не состоящих на госслужбе, эксперта — журналист Андрей Колесников и писатель Захар Прилепин. Им доверено говорить о Путине как о человеке: Прилепин вспоминает, как в 1999 году в Дагестане Путин произнес тост и поставил на стол невыпитую рюмку — «пить будем после победы» — и как на Олимпиаде он обратил внимание на желвачок, заигравший «на белой путинской скуле»; Прилепин увидел этот желвачок и понял, что нас что-то ждет на Украине. Колесников же разгадал загадку вечных опозданий Путина — дело в том, что Путин всегда со всеми разговаривает и не может уйти, пока не договорит до конца. У Колесникова однажды был такой случай, когда он стоял около Путина, чтобы с ним поговорить, а Путин в это время говорил по телефону с Кудриным — «его звонок отвлек Путина от разговора со мной, если можно так сказать» (тут Колесников смущенно хихикает). Эти же два героя — в эпизоде про Болотную. Прилепин говорит, что с самого начала смеялся над оппозиционерами, потому что знал, что у них ничего не получится. Это правда — в споре «Болотная или площадь Революции» Захар Прилепин был, как и все нацболы, за площадь Революции, то есть за жесткое противостояние и против согласованного митинга; но этого контекста в фильме, конечно, нет, и выглядит так, будто Прилепин был против Болотной, как и всякий консервативный сторонник Путина. Колесников объясняет, откуда взялось «Болотное дело», — наказать участников митинга 6 мая «соответствовало не только законам Российской Федерации, но и внутреннему закону Владимира Путина».
Представьте американца, который начинает подробно расшифровывать, что такое «11 сентября», — это ведь не имеет смысла, это и так понятно, но у нас такие вещи надо проговаривать подробно, потому что они уже почти забылись.

В фильме много Сергея Шойгу — он сопровождает Путина с 31 декабря 1999 года, когда в приемную Ельцина втащили телевизор («тогда были такие толстенькие пухленькие телевизоры») и приглашенные Ельциным на завтрак чиновники, включая Путина и Шойгу, увидели знаменитое прощальное телеобращение Бориса Николаевича. Потом, подводя итоги пятнадцати путинским годам, Шойгу скажет, что «ни один президент ни одной страны через такое количество испытаний не прошел» — понятно, что имеются в виду катастрофы общенационального масштаба уровня «Курска» и Беслана, и прошедшим через эти испытания объявляется прежде всего президент, а не народ: Шойгу произносит это совершенно спокойно, как само собой разумеющееся.
Похожий неловкий момент есть и в синхроне Николая Патрушева — говоря о тяжелых моментах, он вдруг спрашивает: «Помните “Норд-ост”?» — и дальше начинает рассказывать, что вот был такой случай в 2002 году на Дубровке, террористы захватили театральный центр, много заложников погибло. Это ведь тоже абсурд: представьте американца, который начинает подробно расшифровывать, что такое «11 сентября», — это ведь не имеет смысла, это и так понятно, но у нас такие вещи надо проговаривать подробно, потому что они уже почти забылись.
Рамзан Кадыров чуть ли не впервые публично (хотя все знают) говорит по-русски — «В первой кампании я воевал против федерального центра, не секрет», и дальше долго показывают какого-то бывшего боевика Заура Димаева, ныне служащего в чеченском МВД (уж не Заур ли это Дадаев со срочно переправленными титрами?). Владимир Потанин пересказывает свой разговор с Путиным о деньгах, потраченных на Олимпиаду, — Путин сказал, что это народные деньги, «и голос его дрогнул». «Он правда считает, что деньги народные» — Потанин говорит это с удивлением, почти смеется. Алексей Миллер рассказывает, как ездил в Суздаль, в монастыре его узнала игуменья и сказала, что за последнее время «резко увеличилось число записочек за здравие президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина». Назарбаев отмечает в Путине «способность врубиться в тему», что бы это ни значило. Михалков от имени народа говорит Путину: «Мы с тобой, мы потерпим». Прекрасен монолог Минтимера Шаймиева: «Татарстан находился не вполне целиком и полностью в правовом поле Российской Федерации. Владимир Владимирович сказал мне, что Татарстан должен находиться целиком и полностью в правовом поле Российской Федерации. Теперь Татарстан находится целиком и полностью в правовом поле Российской Федерации».
Неожиданно много в фильме ностальгических слов о начале нулевых, когда у Путина были фантастически хорошие по нынешним меркам отношения с западными лидерами. Показывают реплику Буша про глаза и душу Путина, бывший министр иностранных дел Игорь Иванов вспоминает встречи двух президентов: «Они много шутили, смеялись». Сам Путин рассказывает, как пожаловался Бушу на американские спецслужбы, заигрывавшие с чеченскими лидерами, и Буш сказал: «Я надеру им задницу». Не менее теплые воспоминания о Шредере и Шираке — Иванов говорит, что после их ухода идея единой Европы от Владивостока до Лиссабона оказалась похоронена.
Воссоздавая панораму этого пятнадцатилетия, авторы фильма брали только те эпизоды, которые прошли испытание временем, то есть стерхи — да, а амфоры — нет или Мюнхенская речь (пустая и бессмысленная, но почему-то в Кремле ею дорожат и искренне считают исторической) — да, а слезы на Манежной в марте 2012 года — нет. «Ручку верните» и «Раб на галерах» — да, а чтение Лермонтова в «Лужниках» и диалог с «Юрой-музыкантом» — нет. Неожиданно подробно и в лучшем смысле трогательно подан забытый и политически некорректный — Кадыров на такие вещи обижается — подвиг Шестой роты во второй чеченской войне, когда 90 десантников остановили тысячу боевиков Хаттаба. В фильме выступает мама командира батальона, в который входила эта рота, Марка Евтюхина — когда из 90 бойцов в живых осталось четверо, он вызвал огонь артиллерии на себя и погиб. Лидия Евтюхина рассказывает, что Путин помнит о семьях десантников и помогает им.
Быть может, задачи перед таким кино ставятся не столько пропагандистские, сколько психотерапевтические — как будто Путин сам нуждается в том, чтобы телевизионное свет его зеркальце доказало ему, что в эти пятнадцать лет он все делал правильно и упрекнуть его не в чем. Но, черт побери, это в любом случае пятнадцать лет, и чем подробнее и красочнее о них рассказывают, тем невыносимее и очевиднее главный вывод, о котором создатели фильма явно не думали: пятнадцать лет — это очень, очень, очень долго.
Если не обращать на это внимания, если забывать — как общество забыло обо всем, что было в эти годы, и архивные видео действительно смотрятся как открытие, как новость, — то жить еще как-то можно. Но в концентрированном виде, в тяжеловесном, мрачном монументальном кино события этих лет, в каждом из которых — Путин, Путин, Путин, выглядят еще более жутко, чем в свое время в новостях. Вся жизнь при нем, мы старимся при нем, многие умрут при нем, и никуда от этого не деться.
Большая часть синхронов начинается на фоне кадров хроники, то есть сначала звучит голос, а потом показывают говорящего. И почему-то кажется, что это один и тот же голос, участников фильма невозможно отличить друг от друга по голосу: Шойгу, Козак, оба Иванова, Лавров, Кудрин, Потанин, даже патриарх — они неотличимы друг от друга, пятнадцать путинских лет сломали и их, когда-то живых людей, каждый из которых уже пятнадцать лет (и сколько-то лет впереди) обречен только поддакивать и соглашаться. Щедринские и гоголевские персонажи, отдавшие каждый по пятнадцать лет тому и только тому, чтобы поддерживать в одном маленьком человеке уверенность, что он самый великий, самый умный, самый справедливый, самый честный.
Обывателю проще, чем им, — он выключил телевизор и пошел спать, а они ведь пятнадцать лет живут во включенном телевизоре, и ради чего — только ради Путина. Потанин рассказывает, как Путин часами катается в Красной Поляне на лыжах — поднялся-спустился, поднялся-спустился, и так много раз. Можно представить, каково это самому Потанину — часами стоять и смотреть на Путина, который поднимается на гору и спускается с горы. Потанин миллиардер, богатый и, как можно предположить, счастливый человек, но возможно ли вообще счастье, если ты вынужден часами стоять у горы и смотреть на катающегося Путина? Это не жизнь, это просто мерзость.
Финал фильма — подарок сентиментальному и набожному телезрителю, афонская притча про ослика, который, когда в монастырь приезжал Путин, шел по дороге перед путинской машиной, как бы ведя его за собой. Монах предполагает, что появление осла было чудом Божией Матери, но говорит об этом неуверенно, советует спросить у самого Путина, ему виднее. Во что верит Путин, мы не знаем, но такая история, звучащая в финале фильма, производит странное впечатление — пятнадцать лет Путин вел за собой Россию, а сам шел за ослом.

Олег Кашин

http://www.colta.ru/