Андрей Платонов, так же как Максим Горький и Сергей Есенин, имел очень привлекательное для марксистов пролетарское происхождение.

Сам рабочий, из рабочей семьи, он поначалу, просто по классовой инерции, двинулся за рабочим классом в коммунизм под руководством коммунистов, профсоюзов, Советов, совнаркомов, Ильича и прочих захребетников, короедов и спиногрызов, заедавших пролетарский век. Несмотря на модное в 1920-1930-е годы происхождение, он прожил страшную, скудную, голодную жизнь. Граф А. Н. Толстой со своим чуждым происхождением пристроился куда лучше и, по сравнению с представителем правящего класса Платоновым, просто роскошествовал. И хотя Андрей Платонов ухватил за краешек Серебряный век (целых восемнадцать лет до театрального разъезда, до 1917 года, до 25 октября, когда грубо залязгало железо и заглушило нежный звон серебра), никакого Серебряного века ему не перепало. Он не ходил с веселыми друзьями по Одессе, у него вообще сначала не было друзей. Он не успел войти в богему, он так ею и не стал. Горький и Есенин еще перехватили земных благ. Горький – от шальных поклонников, светских львов и львиц до Октября, а после от Советов, но уже не даром и под домашним арестом. Однако на Капри было тепло и приятно даже за счет ГПУ, а в особняке кормили клубникой в январе и икрой круглый год, а энкавэдэшники наливали шампанское. Заработок Есенина был добыт куда честнее, но и ему накапало от Муз: сначала привечали светские дамы вплоть до царицы, а потом поэт и кутил, и поездил по «заграницам», и был любим Айседорой Дункан.

Андрею же Платонову не досталось ничего ни от Серебряного века, ни от новых советских времен. Жизнь его страшно обделила, обсчитала, как последняя мошенница.

Их четверо, великих русских литераторов-мучеников. Им алтари и свечи в главном приделе, им белые лилии, гиацинты, асфодели, им торжественный орган, распятия из слоновой кости и серебряная парча. В Храме Русской Литературы чтят мучеников и святых. Осип Мандельштам, Николай Гумилев, Марина Цветаева и Андрей Платонов – безбожник, испивший чашу горечи до дна и сказавший: «Да будет воля Твоя, а не моя». Выйдяв литературу из народа, со дна,он сумел самоучкой стать интеллигентом и филологом, получить образование, все понять и осмыслить и употребить свой великий дар для того, чтобы уйти из народа в вольнодумцы и диссиденты и не иметь в годы советской власти вплоть до 1987-го иного пристанища для своих шедевров «Чевенгура» и «Котлована», нежели самиздат. Он все видел изнутри, глазами безъязыкого, слепого, парализованного невежеством и зараженного фанатизмом народа, и рассказал об увиденном страшнее всех, ибо природным интеллигентам не долезть было до этих бездн. Сотворим же ему вечную память в нашем Храме и отслужим литургию. Прах к праху, век к веку, гений к гению, бессмертие к бессмертию…

Андрей Платонович Климентов (Платонов), 1922

Та заводская проходная

Андрей Климентов (Платонов – это только псевдоним, по имени отца, Климентова Платона Фирсовича) родился 28 августа 1899 года в Воронеже, в Ямской слободе. Отец его, рабочая косточка (крепкий старик прожил 82 года и умер в 1952-м, на год пережив сына), был машинистом паровоза и слесарем в воронежских железнодорожных мастерских. Мать, Лобочихина Мария Васильевна, дочь часовщика (она умерла в 1929-м), вела хозяйство, занималась домом и так увлеклась, что родила мужу одиннадцать детей. Андрей как раз был старшим. На содержание этой горластой босоногой команды вечно не хватало отцовского жалованья – здесь бы и летчик не управился, не то что машинист. Нужда, многосемейность, невежество – вот что встретило в детстве великого писателя. И мрачный город Воронеж, где будет изнывать в ссылке Мандельштам. Они пересекутся в этом городе, их пути-перепутья, но писатель и поэт разминутся на улицах Воронежа, чтобы встретиться после в лабиринтах жестокой судьбы и в энциклопедиях. Платоша Платонов, сын писателя, гипотетически мог встретиться в лагере или на этапе с умирающим великим поэтом.

Воронеж – не Одесса, не Крым, и маленькому Андрюше с самого раннего детства было холодно, скучно и тяжело. В 1906 году малыш поступает в церковно-приходскую школу. А с 1909-го по 1913-й учится в городской четырехклассной школе – так называемом народном училище. Удел детей бедноты. В четырнадцать лет его «университеты» заканчиваются, надо зарабатывать на хлеб, ведь дома столько голодных ртов. Год Андрей работает поденщиком: водит локомобиль в имении богатого полковника; служит курьером в конторе; с 1915 года работает литейщиком на заводе и приобретает высокую квалификацию. Но в мастерских помельче хорошему мастеру клиенты платят больше, так же, как в автосервисе в 1970-е можно было «срубить бабло» побольше жалованья на АЗЛК. И Андрей работает в мелких мастерских, у кустарей: литье, токарное дело и даже изготовление мельничных жерновов.

До шестнадцати лет он не прочел ни одной книги: негде взять, нет времени, некому помочь с выбором. И вот революция, и ветер перемен, и можно из ничего попытаться стать всем. Андрей встретил Октябрь с нежностью. Сказали ему: «Дети рабочих, смело за нами!» Он поверил и пошел. Двое их было, народных, русских насквозь, доверчивых и, как сказал ядовитый О.Генри, «свежих, как редис» и «простых, как грабли». Сергей Есенин и Андрей Платонов поверили во все ленинские басни искренне, до донышка души. Андрей мечтал учиться, и вот теперь он смог освоить инженерную специальность (все-таки мальчик после ремеслухи, в университет пойти ему не пришло в голову, да и кусок хлеба всегда нужен, революция даром не кормила). В 1918 году Платонов поступает на электротехническое отделение Воронежского политехнического института. Он основательно изучил это дело, а заодно и ирригацию с мелиорацией. Но его, конечно, понесло на бронепоезд. Все-таки двадцать лет. Революционный комитет Юго-Восточных железных дорог использует его по специальности: сын машиниста и сам знал эту профессию досконально. Стрелять ему, слава Богу, не пришлось. А отец его, Платон Фирсович, сделал карьеру: дважды получил звание Героя труда, в 1920-м и 1922-м, а в 1928-м даже вступил в партию. Стахановцам давали хороший паек, семья стала жить «не хуже других» (у «других» ведь тоже ничего не стало, все отняли). В 1919 году Андрей робко пришел в редакцию железнодорожного журнала «Железный путь». Пока еще как журналист и эссеист. Дар разрывал ему горло, просился наружу, но он еще не знал слов. Усердного пролетария посылали собирать материал для газеты, а в июле 1919-го и вовсе мобилизовали в Красную Армию. Возил он военные грузы в качестве помощника машиниста, потом попросился в ЧОН (часть особого назначения), в железнодорожный отряд, рядовым стрелком. Пару раз побывал в бою, но судьба его хранила и от смерти, и от убийства. И вот в 1920 году он решительно берет себе псевдоним «Платонов». Он знает, что будет писать. Стиль уже есть, нет великой идеи. Он еще «верующий Макар», не «усомнившийся».

Весной 1920 года он сгоряча вступает в партию. Для парня из рабочих это типично. Но дальше идет уже эксклюзив: в 1921 году, в декабре, он из партии выходит. Этого тогда (да и потом, вплоть до 1991 года) не делал никто из умных людей, желающих преуспеть. И ежу было ясно, что выгодно состоять в партии победителей и завоевателей. Но Платонов был фанатично честен и не умел приспосабливаться. Однако закончить годичную губернскую партийную школу он успел. Но это было все не то и не про то. Общаясь с бывшими «буржуазными» журналистами, он понял, чего ему недостает. Набрал классики, истории, философии – и русской, и зарубежной – и стал читать. Сам себе устроил и истфак, и филфак, и философский. Культура хлынула водопадом, благо никто не мешал: ни собратьев по перу, ни кабаков, ни пьянок. В 1922 году он удачно женится на Марии Александровне из рода Шереметьевых, образованной, дворянке, успевшей обеднеть еще до Октября. Она поняла, что этот самородок, чистый, неуклюжий, косноязычный – будущий гений. Машенька была очень домовита и любила печь пироги, когда были деньги. Гости Платоновых всегда имели свой пирог, иначе Маша их и в дом не пускала, пока он не испечется. Она довела Платонова до момента, когда он понял все про свою народную власть и обрел от горя и отчаяния то самое Слово, про которое в Евангелии от Иоанна сказано, что оно – Бог.

В 1922 году Машенька родила ему сына Платона, красавца и умницу, над которым писатель дрожал, как Скупой рыцарь. И тогда же в Краснодаре выходит его книга стихов – «Голубая глубина», отмеченная Брюсовым. До 1926 года Платонов творит чудеса по «ремонту земли» (аграрии потом «содрали» у него этот термин): работает в губернии как инженер-мелиоратор, занимается электрификацией, руководит строительством трех электростанций. Этакий Чубайс нэпа. Умелый и деятельный инженер давал власти рекомендации (уровня Евросоюза) по созданию фермерского хозяйства и улучшению почвы. Его никто не стал слушать. Весной 1924 года он опять подает заявление в партию (нэп все-таки, кажется, что будет социализм и с человеческим лицом, и со сливочным маслом), но видит, что это ненадолго, и не вступает. В 1926 году после талантливых, но лояльных «Города Градова», «Антисексуса», «Эфирного тракта» он пишет короткий смертельный шедевр – «Епифановские шлюзы». Это приговор и петровским реформам без человеческого лица, и сталинской назревающей пятилетке, и любому насилию государства с его глобальными проектами над маленькой человеческой жизнью. Он предвидел, он прозрел. Жуткая участь честного заезжего инженера-немца предвосхитила и судьбу Промпартии, и участь инженера Пальчинского, и гибель инженеров-«предельщиков», и аресты честных агрономов, инженеров, железнодорожников, которые не могли ускорить эволюцию, изменить законы физики и за это становились «вредителями». Еще два года оставалось до расправы с Пальчинским, три года – до политической смерти Бухарина, Томского, Сокольникова, а он уже все знал. О, если бы обреченные интеллигенты усвоили содержание «Шлюзов» и попытались спастись и спасти от Сталина страну! Но пророк, как всегда, не был услышан, и все пошло своим чередом.

В 1926 году Платонов с Машей и маленьким Платоном едет покорять Москву. Все раннесоветские литераторы туда съезжались. Но не было в Андрее Платонове столичного лоска, светкости, богемного веселья. Пил он мало, а если и пил, то тяжело, мрачно, в одиночестве и тогда требовал, чтобы Маша снимала с него сапоги. Маша, кроткая и любящая, снимала... Литература не давала денег, эстеты не могли так сразу воспринять мощный, корявый, первобытный, мучительно продирающийся сквозь земли, леса, времена и понятия платоновский язык. Читая Платонова, словно присутствуешь при пытке, читать его не в радость, это тяжкий, непосильный, не дающий надежды и света труд. Труд сотворения языка, равносильного и адекватного крушению одного и созданию другого мира. Семья страшно голодала, Платонов носил к Китайской стене продавать свои узкоспециальные книги по ирригации и электричеству. И вынужден был уехать в Тамбов, заведовать землеустройством – до 1927 года. В 1926 году он пишет маленький шедевр – «Корову», за который сегодня на него молились бы и экологи, и вегетарианцы. Повесть о корове, теленка которой сдали на мясо, а она жить не смогла и покончила самоубийством свою коровью жизнь, бросившись под паровоз.

Андрей Платонов с семьей, 1944

Via dolorosa

Платоновы возвращаются в Москву, и семью кормит Мария Александровна. Она работает редактором, возится с сыном, бегает по лавкам, и тяжелую сумку ей подносит сосед – Эдуард Багрицкий, а не муж. Муж ходит в ее редакцию и просит уволить жену, чтобы на нее «мужики не засматривались». Наверное, все гении в быту – жуткие эгоисты и палачи своих жен. А Машенька, понимая, что муж – гений, терпела все молча. Платоновых подкармливал ее брат, Петр (а сам ходил в байковых штанах). Без помощи этого инженера-конструктора и писатель, и его семья погибли бы. Булгаков называл Платонова Мастером (уж он-то знал ему цену!), и поговаривали даже, что с Маши он писал Маргариту, а Мастера – с Платонова. Но из писателей Платонов сошелся близко только с Шолоховым, который плясал гопак у него на кухне: свой человек, из народа, не интеллигент. Хорошо отнеся к Платонову Г. З. Литвин-Молотов, директор издательства «Молодая гвардия». Он был бессменным платоновским редактором, он довел «Чевенгур» до верстки. Сталин отплатит этой доброй душе – Литвин-Молотов погибнет в ГУЛАГе в 1945 году. В 1929 году был готов «Чевенгур», к 1931 году написан «Котлован». Они не увидели печати, но Сталин, видимо, прочел и выбрал для самородка особенную муку, каких не сыщешь и в аду. А Платонов писал и вождю, и Горькому, просил помочь, разобраться, дать печататься. Горький ответил: «Не сердитесь. Не горюйте. Все минется, одна правда останется». Критики пишут о Платонове: «Клевета», а он с 1931-го по 1935 год работает инженером в наркомате тяжелой промышленности, делает изобретения, получает патенты. Словом, зарабатывает на хлеб. Он пытается обещать «перековаться», но литераторы (и НКВД) ему не верят. Даже его покаянные письма не публикуют газеты: хотел покаяться, а стал ерничать, издеваться и острить. Врать он не научится до конца.

В 1931 году выходит повесть «Впрок», Сталин и Фадеев приходят в исступление. Печатать его перестали. Ответ Сталина пришел в 1937 году: арестовали его сына Платона, пятнадцатилетнего школьника. Сталин выбрал заложника, и Шолохову удалось вызволить несчастного мальчишку только в 1940 году, с уже хроническим, неизлечимым туберкулезом. Платон умрет в 1943-м, перед смертью женится и оставит родителям сына Сашку. Сталин обеспечил себе «хорошее» поведение Платонова хотя бы до этого самого 1943 года. Впрочем, ничего нужного «им» Платонов все равно не смог написать. Но безропотно поехал на фронт корреспондентом, мерз, болел, был ранен, подхватил туберкулез. За написанное в 1946 году «Возвращение» – снова остракизм, снова отлучение от печати уже до конца. Но прежде чем уйти из печати и из жизни, он ушел из народа, мрачно и решительно. И остался один. У них с Машей появилась дочь Машенька, но больному Платонову нельзя будет приласкать ни ее, ни внука Сашку. Мария Александровна сделает в комнату умирающего мужа высокий порог, чтобы Сашка с Машкой не заразились.

ViadolorosaПлатонова оборвется в 1951 году; в минуты улучшения он будет обрабатывать для печати сказки, а иногда даже мести двор Литинститута, предвосхищая целую плеяду поэтов, ученых и писателей 1970-х годов: дворников и истопников, грузчиков и лифтеров. За месяц до смерти за ним придут трое из МГБ – забирать. Увидят живой скелет на постели, пожмут плечами и уйдут. Хоть в чем-то повезло – он умер на руках у Маши. А она осталась мучиться и бедствовать до 1983 года, ей никто больше не помогал – ни Шолохов, ни богатые, вышедшие все-таки в люди братья и сестра Андрея Платоновича. И его публикаций она не увидит – до выхода в печать «Чевенгура» и «Котлована» останется еще четыре года. Святое катакомбное семейство воссоединится на кладбище.

 

Две составных части социализма

Тремя человеческими жизнями оплачены «Чевенгур», «Котлован», «Епифановские шлюзы», «Корова» и многое другое, но эти перлы точно переживут века. Платонов описал реальный, практический социализм. Сначала «Чевенгур», город уверовавших в коммуну безграмотных идиотов, которые решили не сеять и не пахать, а питаться корнеплодами, ибо коммунизм сам должен их кормить. Здесь воздыхатель погибшей Розы Люксембург Копенкин на лошади Пролетарская Сила, и идеалист Дванов, и чекист Пиюся. И вот они все принимают решение: «Советская власть предоставляет буржуазии все бесконечное небо, оборудованное звездами и светилами на предмет организации там вечного блаженства; что же касается земли, фундаментальных построек и домашнего инвентаря, то таковые остаются внизу – в обмен на небо – всецело в руках пролетариата и трудового крестьянства. В конце приказа указывался срок второго пришествия, которое в организованном безболезненном порядке уведет буржуазию в загробную жизнь». Это, конечно, означало расстрел. А второй источник – это совсем уже мрачный и адский «Котлован», который неистово роют пролетарии, сначала спровадив буржуев по течению реки на плоту в море, причем отбирает кандидатов на плот Медведь-молотобоец, который чует классового врага… Не отсюда ли идет поговорка, что у нас прокурор – медведь? Беспросветное, черное отчаяние Платонова – это мир атеиста, и без Воланда, и без Иешуа Га-Ноцри. Платонов никогда не был за границей, так и прожил свои горькие 52 года за глухим забором СССР. «Чевенгур» и «Котлован» – это среда обитания абсолютного большинства замученного и обманутого народа: без выхода, без будущей жизни, без надежд и упований. На дне «Котлована».

 

http://www.medved-magazine.ru/