«Вы цены себе не знаете!» – говорил своим ученикам Главный художник Гознака, Заслуженный деятель искусств РСФСР Иван Иванович Дубасов. И действительно, творчество художников Гознака в советское время считалось так называемой «официальной графикой». Их не принимали в Союз художников СССР, о них редко писали газеты, из-за специфики производства не проводили выставки работ.

Поэтому сейчас практически ничего не известно о целом поколении художников, которые долгие годы продолжали и развивали лучшие традиции старых гознаковских мастеров. Это была большая группа молодежи, подготовку которой Гознак начал в 1943 г., в самый разгар Великой Отечественной войны. Придя на работу в 1948 г., они несколько десятилетий, практически до развала СССР, были основой творческого коллектива Мастерской художников Гознака. Среди них была Лидия Иайорова, Майя и Юрий Лукьяновы, Виктор Ермаков, Сергей Адрианов и многие другие.

 

Лидия Майорова на фоне своих работ

Сейчас, пришло время вспомнить о них, о художниках, создававших произведения искусства, ставшие символами СССР на советских деньгах и марках, почтовых открытках и медалях, лотерейных билетах и почетных грамотах, облигациях и документах строгого учета. Эти ценные бумаги ежедневно держали в руках, на них смотрели сотни и тысячи раз миллионы людей. Поэтому можно с уверенностью сказать, что их художественное оформление долгие годы оказывало влияние на культуру целой страны, всего народа, не меньшее, чем произведения известных советских художников.
Мало того, подобно людям, уходит из нашей жизни классическая гравюра, которой всегда славился и гордился Гознак. Её стремительно вытесняют компьютерные технологии и другие достижения технического прогресса. Другим становится и Гознак. И так получается, что художники из того, послевоенного выпуска оказались последним поколением, которое знало и владело секретами старой школы классической гравюры Гознака.

Как нас учили

Война застала нашу семью в деревне Афанасово под Москвой около города Яхрома, где в декабре 41-го шли ожесточенные бои. Именно там было сломлено наступление фашистов на Москву. Немцы не дошли до нашей деревни 4 километра. Школа, где в 1942-м я закончила 7 класс, располагалась на том месте, где проходила линия фронта. Стоит ли рассказывать, как учили нас в сельской школе, в каких условиях проходили уроки, как замерзали чернила, как радовались мы маленьким кусочкам черного хлеба с конфетой-подушечкой, которые нам выдавали каждый учебный день?

Когда пришло время учиться в 8 классе, счастливый случай привел меня в только что открывшееся Специальное ремесленное училище Гознака, сокращенно СРУ-35. И хотя у меня не было никакой специальной художественной подготовки, меня приняли, а мои школьные знания оказались не самые худшие – были ребята даже с шестью классами.

Шел 1943 год. В то тяжелое военное время, когда кругом была разруха, голод и холод, было очень важно, что Гознак своему учебному заведению присвоил статус Ремесленного училища. В ремесленном училище учеников кормили два раза в день, выдавали необходимую одежду – бушлаты, ботинки на деревянной подошве, а девочкам – даже чулки. Причем, бушлаты шили нам в ателье каждому индивидуально по размерам – тогда это казалось чудом.

Необходимость создания Специального ремесленного училища в Гознаке была вызвана тем, что многие квалифицированные работники погибли на фронте. Например, говорили, что специалист по водяным знакам погиб, и это вызвало много проблем. Все понимали, что после окончания войны на Гознак ляжет большая нагрузка, стране нужны будут новые государственные бумаги, в первую очередь кредитные билеты, облигации и т.д. Необходимо было готовить новые кадры с уникальными профессиями специально для Гознака, ведь таких специалистов не готовил ни один институт. Поэтому учащиеся СРУ-35 должны были не только получить среднее образование, но и все необходимые Гознаку редкие специальности. Это были граверы-художники, графики, гильоширы, штемпелисты, пуансонисты, гальваники, печатники и другие.

Ремесленное училище возникло не на пустом месте, ещё раньше были отработаны методика и учебные программы подготовки уникальных специалистов. Ещё в начале ХХ в., до революции Экспедиция заготовления государственных бумаг имела собственную девятиклассную школу. В этой школе после шести общеобразовательных классов учащиеся переходили в три специальных класса – бумажный, фототехнический и печатный.

Несмотря на военное время, учебная база в СРУ-35 была хорошая. Была богатая библиотека. В художественной мастерской от старых времен сохранились мольберты для рисования, гипсовые головы Давида, Антинойя и других античных героев, были и другие учебные пособия. На уроки рисования к нам приглашали натурщиков, водили на экскурсии по художественным музеям, в Останкино и т.д. Большое внимание уделялось производственной практике на Гознаке.

У нас было много учебных предметов: история искусств, теория теней и перспективы, композиция, организация производства, пластическая анатомия, русский язык, математика и многие другие.

Заведующий учебной частью, Плиткин, которого я хорошо помню до сих пор, казался нам тогда очень старым. Он был, кажется, немцем по происхождению. Человек очень интеллигентный, аккуратный, он внимательно следил за нами, тактично приучал к порядку и дисциплине.

Я попала в группу художников. На общеобразовательные предметы и рисунок мы ходили все вместе. Постепенно наш учитель, опытный гравер-художник Семён Иванович Афёров, по нашим рисункам отобрал группу граверов. Нас сначала было довольно много. Из тех, кого я помню, это Майя Аксенова, Надежда Русенко, две сестры Силовы, Лебедева, Медведев, Макарова, Баскакова и др. Еще в процессе учебы и в начале работы кого-то перевели в гильоширы, кого-то в графики, кто-то ушел, поэтому до пенсии граверами-художниками доработали только двое – я и Татьяна Силова (после замужества Никитина).

На протяжении нескольких лет нас учили гравировать. Причем, несмотря на трудное время, у нас было всё, что необходимо для работы: медные доски, полировки, хорошие штихеля, лупы и другие необходимые инструменты.

Сначала нас учили правильно держать штихель и направлять его, полировать пластину, но основное – это раскладка рисунка на штрих. Первыми учебными гравюрами, чтобы мы почувствовали, как надо класть штрихи по форме, были геометрические тела: куб и цилиндр. Потом гравировали гипсовый глаз, ухо. Постепенно задания становились сложнее. Помимо гравюры на меди, мы выполняли офорты и ксилографию.

На занятиях гравюрой нам рассказывали о Дюрере и других зарубежных художниках, но как лучшие образцы, которые всю жизнь оставались для меня эталонами мастерства, были гравюры Густава Франка и других выдающихся мастеров гознаковской школы. Мы эту школу впитали в себя, и всю жизнь стремились работать по ее принципам, а перед уходом на пенсию хотелось передать её своим ученикам.

После окончания войны, когда жизнь постепенно стала налаживаться, в 1946 г. СРУ-35 закрыли, вернее, преобразовали, а мы стали учащимися Московского специального техникума Гознака Министерства финансов СССР. Окончили мы его в 1948 г. Рядом с Управлением даже построили специальное здание для техникума, но ему не суждено было долго существовать. После нас в 1952 г. был еще только один выпуск.

Дипломной работой у граверов-художников была классическая гравюра на меди «Голова Давида». Оценивал работы Главный художник Гознака Иван Иванович Дубасов. Он поставил мне пять с минусом, так как считал, что шея у Давида не закончена. Еще одна пятерка была у Татьяны Силовой, что в большой степени определило нашу дальнейшую судьбу. Долгие годы, до появления у меня учениц, мы были не только на Гознаке, но и вообще в Советском Союзе единственными женщинами граверами-художниками.

Как учили мы своих учеников

После нас через четыре года был ещё один большой выпуск, после чего Техникум подготовку художников прекратил, а новых специалистов по мере надобности готовили индивидуально по учебной программе техникума непосредственно в цехе. Опыт передавался от гравера или графика к ученику.

За всё время работы у меня было три ученика, которые потом стали граверами-художниками. Все они потомственные гознаковцы. Это Ермаков Юра, Аня Сейфулина (Лукьянова) и Марина Сильянова (Михеева). Ребята очень способные. Искренне жаль, что незаурядный талант и способности Юры Ермакова и Ани Лукьяновой оказались невостребованными Гознаком.

В настоящее время на «Гознаке» работает только одна Марина. Если учесть, что здесь работали ее и прадед, и дед, и отец, и тетя, и двоюродные братья с сестрами, общий гознаковский стаж этой семьи окажется впечатляющим – около 300 лет.

Во время работы с учениками я старалась учить их так же, как учили нас, передать весь накопленный мною опыт. Мы с ними выполняли все учебные задания тщательно, по-гознаковски.

Задания по графике они выполняли уже под руководством опытных графиков. Например, одно из заданий по графике было построение шрифта. На него отводилось 2-3 недели. Ученику давали образец шрифта, и надо было его абсолютно точно повторить без линейки и рейсфедера. Давался только острый твердый карандаш 5Т или 7Т, которым можно было резать бумагу, лупа, тушь и белила. Белила использовались крайне редко, чтобы чуть-чуть подправить. Ученика приучали к усидчивости, аккуратности, точности и четкости исполнения.

Вот, как вспоминает уроки моя ученица Аня Лукьянова: «Мне нравилось делать задания по шрифту, но даже сейчас трудно поверить, что можно выполнить такое задание без линейки: только лупа и самый твердый карандаш, который затачиваешь, как копье. Эта специальная заточка карандаша - элемент гознаковского стиля. И ты должен самостоятельно на чистом листе бумаги горизонтально и вертикально выстроить все буквы алфавита. Выдержать одну и ту же толщину. Все повороты, засечки, подсечки, всё-всё надо сделать вручную. А потом надо ещё написать заданные слова. Я писала «Советский Союз». После того, как контуры буквы нарисованы карандашом, заливаешь их тушью. Разрешается пользоваться белилами, но никаких резинок и ластиков. При этом нас сразу же приучали к работе с лупой. Сначала казалось, что лупа только мешает, не знаешь, как её держать, куда положить. Именно на шрифте я впервые по-настоящему прочувствовала гознаковский подход к работе. Заместитель Главного художника В.А. Ермаков, когда проверял мою работу, в целом ее похвалил, но при этом по каждой букве было какое-нибудь замечание типа: «Вот здесь на волосинку убери, а здесь добавь». Это была великолепная тренировка глаза, школа невероятно тщательного подхода, аккуратности в работе. Это потом очень пригодилось в жизни. После Гознака, когда попадаешь на другую работу, в другие условия, не понимаешь, как люди не видят, не чувствуют, не замечают иногда даже целый миллиметр! Нас научили ловить микроны. Такой подход к работе, эта точность и пунктуальность гознаковской школы стали неотъемлемой частью моей жизни. Это, как дышать, - я не могу изменить этому во всем, что делаю».

Это было всего лишь одно из заданий по графике, помимо этого, разумеется, была гравюра, общий курс постановочных работ – гипсовые фигуры, натюрморты и т.д. В общем, как в обычных художественных учебных заведениях, но преобладала специфика Гознака.

А вот как вспоминает о своей учебе художник Александр Поляков. «Был 1983 год. Я стал учеником Юрия Александровича Лукьянова и попал в последний набор учеников в Мастерской художников, кто учился по программе техникума Гознака. После нашего выпуска техникум перестал вообще существовать. Наше обучение проходило в самой мастерской, на том же месте, с теми же инструментами, за тем же столом, где будешь работать. В трудовых книжках писалось «Гравер печатных форм, 1-ый разряд». Это означало, что пройден 1 семестр и т.д. ».

Работа в Мастерской художников

Сначала Мастерская художников относилась к Управлению, нам, молодым художникам, была присвоена категория техников, но потом наши специальности стали считаться рабочими, а Мастерская художников расположилась в цехе 63. Размещалась она в одной большой комнате.

Когда весной 1948 г. мы пришли в Мастерскую, там уже работали четыре гравера-художника: из них два опытных гравера – Н.А. Михеев и наш учитель С.И. Афёров, и двое молодых – Иван Сапронов и Владимир Смирнов. В этой же мастерской работали графиками Главный художник Гознака И.И. Дубасов, его заместитель С.А. Поманский и Игорь Крылков. Из нашего выпуска графиками стали работать Виктор Ермаков, Юрий Лукьянов, Сергей Адрианов и Майя Аксенова (после замужества Лукьянова).

Спустя четыре года, со вторым послевоенным выпуском техникума в Мастерскую пришли графики Лидия Пешкова, Валентин Зайцев и Валентин Никитин и один гравер-художник, Иван Мокроусов, после чего коллектив Мастерской художников был полностью укомплектован.

Мы сидели в три ряда – у окна граверы, за нами графики. Только спустя какое-то время для Главного художника отгородили небольшое помещение. Первое время у нас, граверов, был большой общий стол. Было очень неудобно работать, так как требуется очень высокая точность при гравировании. Потом для каждого гравера нашли старые специальные верстаки. В комнате было шумно и душно. До оборудования курительной комнаты все курили на рабочих местах. Прошло время, цементный пол покрыли линолеумом, сделали дневное освещение. Так постепенно улучшались условия труда. Говорят, что в конце восьмидесятых годов, уже после того, как я ушла на пенсию, стали делать отдельную комнату для граверов-художников и даже провели евроремонт, но увидеть новое помещение мне уже не посчастливилось. Недавно я случайно увидела по телевизору репортаж о Гознаке и совершенно не узнала Мастерскую художников: на столах чисто, стоят только компьютеры, нет ни краски, ни бумаги, ни карандашей, как было у нас.

Благодаря Главному художнику Ивану Ивановичу Дубасову, человеку всесторонне образованному, очень умному и тактичному, являвшемуся для нас образцом как в жизни, так и в работе, в Мастерской художников всячески поощрялась творческая атмосфера и желание рисовать. Прежде всего, Дубасов сам был прекрасный рисовальщик и учил всех своим примером. Вначале в подвале было даже оборудовано специальное помещение, где каждый мог рисовать в отведенные рабочие часы.

Тогда мы предпочитали не словами, а карикатурами выражать свои чувства и отношение к тому или иному событию.

Был период, когда нам раз в месяц давали один свободный, так называемый «творческий день», чтобы мы рисовали. Надо было за этот день подготовить, а потом всем вместе обсудить новый рисунок или акварель. Иван Иванович Дубасов умел очень тактично, но при этом точно и с юмором оценить каждую новую работу. Некоторые его замечания и комментарии я до сих пор вспоминаю, глядя на свои старые рисунки. Однако, ещё при Дубасове «творческие дни» отменили для экономии средств.

С уходом И.И. Дубасова в 1971 г. на пенсию, отношение к художникам, как творческим работникам, стало ещё более критичным – вводились нормы «производительности» труда и т.д. Сначала Главным художником Гознака был С.А. Поманский, а после его ухода на пенсию – Игорь Крылков, а заместителем Виктор Ермаков. Теперь со всеми вопросами по художественной части обращались к ним. Большую помощь молодым художникам оказывал Юрий Лукьянов. Долгие годы на Ермакове и Лукьянове держалась вся текущая работа в Мастерской художников. Главный художник большую часть времени должен был тратить на административные вопросы, вести переговоры, получать заказы и т.д., поэтому корректуру пробных оттисков мы часто делали у Виктора Ермакова, у него же их и подписывали. Будучи очень талантливым художником, он прекрасно понимал классическую гравюру, чувствовал каждый штрих.

Как мы делали деньги

«Процесс производства банкнот состоит из 65 операций. Одним из наиболее ответственных этапов является изготовление рисунков, портретов, орнаментов и других реквизитов, которые вначале выполняют художники высокого класса, а затем переносят на металл не менее искусные граверы» (директор Гознака Аркадий Трачук).

Когда готовилась денежная реформа 1961 г., работы велись на Гознаке. В Мастерской художников заказ выполняли, главным образом, самые опытные, давно работающие мастера. Эскизы новых денег создавали ведущие графики – Главный художник Гознака И.И. Дубасов и заместитель Главного художника С.А. Поманский. Из молодого поколения графиков к работе над новыми советскими деньгами был привлечен только Юрий Лукьянов, который выполнял эскиз оборотной стороны 100 рублей.

В самом начале работы художники-графики, учитывая пожелания заказчика, рисовали цветной эскиз или, другими словами, оригинал-макет. Этот эскиз делался в натуральную величину. После утверждения его увеличивали и тщательным образом прорабатывали все мелкие детали, чтобы у тех, кто будет с ним работать дальше, не возникало никаких вопросов. Особенно это было важно для нас, граверов-художников, когда на эскизе были портреты. Оригинал, по которому режется гравюра на меди или стали, должен быть очень хорошим рисунком.

Специфика работы графиков Гознака состояла в том, что они должны были создавать при помощи кисточки оригиналы с точностью цифровой фотографии. Не забуду, как наши ребята работали «сборочкой», т.е. краску клали точками! Недаром известный художник Герасимов назвал то, что делали гознаковские графики, уникальной школой миниатюры.

Затем наиболее важную художественную часть эскиза – «картинку» давали нам, граверам-художникам для выполнения классической гравюры, которая является не только украшением, но и эффективным способом защиты денег от подделок. Никто, даже сам автор, никогда не может повторить гравюру один к одному. При внешнем сходстве две работы будут всегда отличаться положением и ритмом штриха.

На лицевых сторонах всех билетов крупного номинала 1961 г. был изображен портрет (барельеф) В.И. Ленина. Портрет на темном фоне, который пошел на 50 и 100 рублей делал Н.А. Михеев. Мне же посчастливилось гравировать портрет Ленина на светлом фоне для самой, как потом оказалось, расхожей 10-рублевой купюры. С.И. Афёров гравировал Водовзводную башню на 100 рублях. Мне доверили выполнить Спасскую башню на 5-рублевой купюре, а гравюру на 3-х рублях делал Иван Мокроусов.

 

Тому, что мы с Мокроусовым и Лукьяновым были привлечены к изготовлению новых денег наряду со старыми, самыми опытными мастерами, помог случай. Когда не было заказов, мы работали «в запас». Все материалы, которые использовались в работе, были строгого учета, в том числе, разумеется, и бумага с пробными оттисками. Сколько листов бумаги брали в кладовой – столько оттисков сдавали. Последние оттиски подписывал Главный художник, а кладовщица все подписные оттиски вклеивала в специальный альбом. Так «в запас» я когда-то сделала большой по формату барельеф Ленина на светлом фоне.

Как нам потом рассказывали, накануне проведения денежной реформы 1961 г. этот альбом с пробными оттисками попал в руки Н.С. Хрущеву. Ему понравилось несколько работ, в том числе выполненный мною барельеф Ленина. От меня теперь требовалось повторить эту гравюру, но в значительно меньшем размере. Так я оказалась в числе тех, кто делал новые денежные знаки.

Следует отметить, что любая новая денежная купюра – плод коллективного труда. И когда мы говорим, что делали деньги, подразумеваем, что были исполнителями конкретного фрагмента оригинальной печатной формы, в моем случае, я выполняла гравюры для двух купюр. В нашем цехе несколько разных специалистов делали одну оригинальную форму. Декоративные элементы, которые являются одновременно элементами защиты, то есть номиналы, шрифты, орнаменты, виньетки, розетки, бордюры, шильды и т.д. выполняли граверы-штемпелисты и гильоширы. Номера купюр печатали в другом цехе, когда запускался сложный производственный процесс массового производства.

Работали мы над новыми деньгами спокойно, сроки были нормальные, не сжатые. Но работа, разумеется, проходила в атмосфере особой секретности. Никому, даже самым близким родственникам, нельзя было ничего рассказывать. У директора по режиму каждый давал расписку о неразглашении. Нам рекомендовали не давать свои фотографии в газеты, чтобы фальшивомонетчики не могли нас шантажировать. Поэтому мы все были крайне удивлены, когда в процессе работы услышали по радио, как Н.С. Хрущев объявил на весь мир, что в СССР делают новые деньги.

При выполнении портретов Ленина для всех нас, граверов-художников, общепризнанными образцами исполнения гравюры считались портреты Екатерины II и Петра I на царских сто- и пятисотрублевых купюрах начала ХХ в. Они были и остаются непревзойденными по рисунку и мастерству исполнения образцами классической гравюры на деньгах. Для нас это был эталон оформления ценных бумаг. Это был идеал, к которому мы стремились.

 

Лучшие образцы русской классической гравюры на деньгах: Оборот купюры 100 рублей – портрет Екатерина II (1910 год). Оборот купюры 500 рублей – Петр I (1912 год)

Деньги для других стран

Почти полвека я не рассказывала никому о том, какие ещё деньги делала. Я поняла, что это уже не секрет, только после того, как увидела интервью, которое дал Генеральный директор Объединения «Гознак» Аркадий Трачук журналу «Профиль» в 2003 г.: «Еще двадцать лет назад Гознак изготавливал деньги не только для СССР, но и для Вьетнама, Кореи, Китая, Лаоса, Камбоджи и других стран соцлагеря.... Раньше, до 1989 года, Ирак купюрами обеспечивал Гознак. Потом Ирак взялся сам печатать деньги, однако их качество не выдерживало никакой критики. Теперь же за изготовление динаров взялись американцы. Нечто похожее произошло и в Афганистане, деньги которого до конца 1980-х печатались Гознаком. Сейчас это делает Giesecke & Devrient .».

Поэтому теперь я могу смело сказать, что гравировала деньги для ГДР (портрет Шиллера), и Афганистана (крестьянина, убирающего урожай, и знаменитый афганский парк), а так же «раскладывала на штрих» рисунок памятника защитникам Шипки (Болгария), который потом выполнялся офсетом. Когда делали деньги Афганистана, были очень сжатые сроки, работали аккордно. Как пошутил тогда заказчик: «Срок был вчера».

Я участвовала ещё в каком-то зарубежном заказе, но не знаю для какой страны. Помню, что на рисунке были слоны, но только начали работать, а заказ вдруг отменили.

 

Марки

Марка не рассматривается в книгах искусствоведов. Посвященного ей раздела нельзя найти ни в одном сводном труде по истории искусства: ни в главах о графике, ни в главах о прикладном искусстве. Марка сформировалась как особый вид миниатюрной графики, и практика доказала, что как по своим художественным достижениям, так и по массовости своего распространения она заслуживает большего внимания и оценки как существенное явление художественной культуры.

Советские почтовые марки отличало высокое качество художественного и полиграфического исполнения, разнообразие сюжетов. Многие их коллекционировали. Сейчас по этим маркам можно вспомнить историю СССР, проследить все знаменательные событиях в жизни страны. Тогда не было Интернета, все пользовались услугами почты, писали и получали письма, а значит, каждый держал в руках конверты и почтовые открытки с этими марками.

Работали над эскизами марок художники-графики. Они создавали уникальные миниатюры, используя минимум художественных средств и приемов. При этом марки с классической гравюрой, отпечатанные металлографским способом, занимали особое место по своему высочайшему качеству исполнения и печати.

Один из наиболее «древних» и заслуженных способов печати марок – глубокая металлографская печать, которой всегда славилась и Экспедиция, и Гознак. Хранителями традиций этой уникальной техники являются граверы, чьи работы украшают и денежные знаки, и почтовые марки. Многие советские марки резал выдающийся мастер классической гравюры А. Троицкий, а в последующие годы – заслуженный деятель искусств РСФСР С. Афёров, воспитавший в Гознаке отличную смену – В. Смирнова, Т. Никитину, И. Сапронова, Л. Майорову, И. Мокроусова. Почтовые миниатюры, отпечатанные с гравюры, всегда отличаются четкостью линий, строгостью и пластичностью форм.

Когда мы только пришли из техникума, марок на Гознаке делали мало. Однако со временем почтовые марки уже составляли значительную часть заказов, которые я выполняла. За время моей работы в свет вышло как минимум 86 марок с моими гравюрами, но были и такие, которые по разным причинам в печать не пошли или даже не предназначались для этого. Так случилось, например, с моей гравюрой для марки с картины Васильева. Причем оригинальная форма была уже готова к печати, были сделаны хорошие пробные оттиски, но вдруг, видимо, по финансовым соображениям, серия стала печататься офсетом, а не металлографией.

Сроки выполнения гравюры для марки колебались от 1,5 до 2-х месяцев. О каждой марке можно рассказывать отдельно, везде были какие-то трудности и особенности, радости и огорчения, но всегда наша работа зависела от качества оригинала. Хороший оригинал – интересно и приятно работать, и наоборот: плохой – одни мучения для гравера. Часто оригиналы марок нам присылали из ДИЗПО – Дирекция изготовления знаков почтовой оплаты. Оригинал марки приходил оттуда большого размера. Там тоже работали хорошие графики, как и в Гознаке, но мы, граверы-художники, больше любили, когда оригиналы были наши, гознаковские.

Первая моя марка была из серии «Ордена СССР», она вышла в 1953 г. На марке номиналом пять рублей был изображен орден Красного Знамени. Затем в конце 1958 г. вышли три мои марки из серии Столицы союзных советских социалистических республик. (Украинская ССР. Киев. Крещатик. Белорусская ССР. Минск, площадь Победы. Обелиск-памятник воинам Советской Армии и партизанам, павшим в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Армянская ССР. Ереван).

В книге В.Я. Бродского «Искусство почтовой марки» написано, что в нашей стране наиболее выдающимися образцами «свободного рисунка, использующего штрих для пластической моделировки формы», являются марки серии «Деятели отечественной авиации» (1963), выполненные В. Пименовым. По мнению автора, особенно удалась художнику марка с портретом знаменитого русского летчика П.Н. Нестерова, первым в мире совершившего «мертвую петлю» и положившего основу искусству высшего пилотажа.

Гравер-художник делал гравюру для марки на оригинальной форме, а всё остальное, выполняли другие специалисты. Антураж марки делали штемпелисты, они же подготавливали пластинку по натуральному размеру, помещали туда гравюру и антураж. А размечали рамку, соблюдая точный формат марки, гильоширы.

На марках других стран часто стоит, так называемый, знак гравера. Это может быть полная или сокращенная фамилия гравера под рисунком, почти незаметные по величине буквы, сокращения или какой-нибудь символ, тайный знак. У нас, на Гознаке в советское время это не было принято, хотя бывший начальник цеха 63 П. Люледжан этот вопрос поднимал. Тогда обосновали, что марка – это плод коллективного труда, а необходимые сведения о художниках и граверах приводились в ежегодных Каталогах почтовых марок СССР. Так что я на своих марках никаких знаков не оставляла.