Все женское белье, все
предметы, которые обыкновенно скрывают от взоров, были здесь выставлены в
длинной анфиладе залов и распределены по различным отделам. Корсеты и
турнюры занимали целый зал: тут были простые корсеты, корсеты с длинной
талией, корсеты в виде панциря и особенно много корсетов из белого шелка,
подобранных по тонам и разложенных наподобие веера. В тот день была
устроена специальная выставка корсетов; целый ряд безголовых и безногих
манекенов выстроился для обозрения; под шелком обрисовывался торс и
плоский кукольный бюст, возбуждающий какую-то нездоровую чувственность, а
невдалеке на перекладинах висели турнюры из конского волоса и
"бриллианта", а на концах этих поперечин торчали огромные, упругие крупы
непристойных, карикатурных очертаний. Далее начиналась выставка изящных
принадлежностей интимного дамского туалета, занимавших обширные залы, -
казалось, толпа хорошеньких девушек постепенно раздевалась здесь, переходя
из отдела в отдел, пока на них не оставался лишь нежный атлас кожи. Тут
лежало тонкое белье, белые нарукавники и галстучки, белые жабо и
воротнички, всякие бесконечно разнообразные безделицы; они вырывались из
картонок белоснежной пеною и возносились вверх, образуя снежные вершины.
Тут были кофточки, лифчики, утренние капоты, пеньюары - полотняные,
нансуковые, кружевные, длинные, свободные и легкие одежды, внушавшие мысль
о томных потягиваниях поутру после ночи, посвященной ласкам. Затем
появлялось нижнее белье, лавиной обрушивались предметы за предметами: юбки
всех размеров, юбки, обтягивающие бедра, юбки с волочащимся шлейфом, -
волнующееся море юбок, в котором можно было утонуть; панталоны из перкаля,
полотна и пике, просторные белые панталоны, которые болтались бы на
мужских бедрах, как на чучеле; наконец, ночные сорочки, которые
застегиваются до самого ворота, дневные, обнажающие шею и грудь, сорочки,
держащиеся на узеньких плечиках, сорочки из простого шертинга, ирландского
полотна, батиста, - последний прозрачный покров, который скользит по телу,
спускаясь вдоль бедер. Выставка в отделе приданого далеко не отличалась
скромностью. Здесь женщину поворачивали во все стороны и рассматривали без
платья - и не только мещаночку в полотняном белье, но и богатую даму,
утопающую в кружевах. Этот открытый для публичного обозрения альков со
всей его сокровенной роскошью, с плиссе, отделкой, кружевами становился
олицетворением утонченного разврата, когда эти дорогие прихоти переходили
всякую меру. Женщины начинали опять одеваться, и белый водопад белья снова
нес мириады юбок, трепетных и таинственных; шуршащая, только что вышедшая
из-под пальцев белошвейки сорочка, панталоны, такие прохладные и еще
сохраняющие складки, образовавшиеся от лежания в картонках; всем этим
предметам из перкаля и батиста, мертвым, разметанным по прилавкам,
разбросанным или сложенным в кипы, предстояло приобщиться к жизни тела,
стать благоухающими и теплыми, напоенными ароматом любви; то была
сокровенно-белая дымка, осеняющая землю по ночам; она уносилась вверх,
обнажала розоватый блеск колена, ослепительного на фоне матовой белизны и
сводящего мужчин с ума.