Ты хочешь знать о чем пишу?
Не нужно:
игра словами – дикий хоровод
под ритмы бубна отдаюсь абсурду,
сплетая бред полузабытых снов,
рисуя, на холстах, эскизы наважденья
и призываю неотступный рок.
За болью боль, за радостью безумье,
за страстью в ад, оттуда в небеса
в метаньях между проклятой любовью
и той, которая спасет меня, быть может.
А пока..?
Оплакивая ложе… уже троих…
так бережно храня осколки памяти
в калейдоскоп закрою
пусть это все, что ценно для меня.
А завтра?
А завтра новый день дары свои откроет
рассвет, дальностью маня,
завеса хрупкая тончает мимолетно
и мотылек летит на зов огня.

Ты со мной, ты все так же со мной,
старый друг, новый враг, вечный брат.
Лишь слезой, лишь кровавой слезой,
позолоту былого, бездушно cмывает покой.
Эти капли росы, равнодушная россыпь вверху;
не прощаясь, покорно, фальшивой дорогой бреду.
Неизбежен миг встречи - он призраком машет вдали;
обнимая за плечи – мы сделали то, что смогли.

...Прошлый мир. Мой мир мрачен. В нем - лишь звуки древних времен, доносящиеся из-за запертой двери, на которой висит печать Времени. Тяжелая и несломимая, она преграждает мне дорогу домой, туда, где я мог бы почувствовать себя современным. Каждый шорох оттуда я жадно ловлю, каждый запах - пью до дна. Именно потому слушаю фолк - неважно, чей, главное - звуки, собранные задолго до моего рождения, в странах, где я мог бы побывать, родись я на пару сотен лет раньше. Словно ветер из небытия, эти звуки играют моими волосами, зовут в путь к былому. А я - должен оставаться - дверь в прошлое лежит сквозь ледяные объятья смерти. Мне еще рано идти туда, где тишина проводит в дом времени, с которым породнился и которого лишен.
Северный мир. Я несу в себе частичку великого Севера - мира, пронизанного холодом и одиночеством мира, который я нашел себе в нашем времени. Мира, начертанного рунами на камне, сером, как будто отражающем небо над бескрайними каменными пустошами. Здесь нет сумерек - вечный день или ночь сменяют друг друга, человеку отмеряно прожить не более десятка северных недель. Поэтому я так дорожу временем - его слишком мало, что бы успеть постичь жизнь. Его хватит лишь на то, что бы согреть малую его часть - тех людей, которых мы ищем всю жизнь - родных, друзей, любимых. И можно протянуть лишнюю неделю, экономя свой жар для себя, убегая от окружающих, можно задержаться на две, собрав близких и черпая их жар. А можно собрать всех и разжечь пламя, напитав его собой, оборвав ожидание - и остаться навек в памяти тех, кому ты оставил свое сердце, сохранив его в миллионах искр, пляшущих над огнем.
(С)

надо же бывают повторенья... медленно спускаясь в бездны сна,
аромат полыни, тень мигрени гроздьями рябина у окна...
северные ветры обнимают лишь бы не услышать шепот тот,
отдаваясь снова наважденью там, где еще тень эта живет.

тени, тени, тени... снова только тени, лучше бы сгустилась эта тьма...
как найти в себе самой стремленье, что бы пробудиться ото сна?

Сердце предчувствовало беду. Много лет прошло с тех пор, когда я испытывала нечто подобное, но страх перед будущим, сковывал, лишая последних сил для осмысления происходящего.
Почему-то задерживается Ванюша, и что там можно так делать долго в лесу?
Бряц! странно, крышка свалилась с котелка... не к добру...
- Хозяйка! Хозяйка!!! беда, милая, хозяюшка! - из-за печки выскочил испуганный Домовой, всклокоченная рыжая борода подергивалась в унисон каждому звуку - Хозяин Лешев Вяз срубил... беги, спасай его.Читать далее

Тайные знаки
плавленым воском,
лишь бы не струсить...

Собираю осколки «вчера», где любили, страдали, прощали,
виртуозной была та игра: ставки с радостью мы подымали.
Но бывает всему свой предел. Bспоминать не желаю начало,
игроки все давно не у дел жаль, что битву тогда проиграла.
Осень гимн расставанью поет, лист опавший сжимаю в ладошке;
в доме счастье давно не живет… даже мышь, не привидится кошке…

Драконы спят –
им нет другого дела,
на яшмовом пруду
стихает рябь,
в горах чуть слышны
древние напевы
на белом журавле
взлетает Сянь.

Драконы спят – здесь китайское поверье, о том, что осенью водные драконы залегают на дно водоемов и погружаются в спячку.
Сянь – общее имя для даосских бессмертных праведников. По одному из поверий они попадали в небесные чертоги на крыльях журавлей

Я целую твой шрам.., нежно касаюсь губами, его собрата на предплечье, никогда не спрашивая, при каких обстоятельствах они возникли. Молча, вглядываюсь в едва заметный узор синих нитей, искусно прячущихся под смуглой кожей, прослеживая их путь к ладони, запутываясь в следах жизненной силы, оставившей свой витиеватый след на щемящее родной ладони. Хмурясь разглядываю завуалированные знаки судьбы в отображении Семи Стражников. Я видела их предзнаменования в звездном небе, читала грядущее в картах, в рисунках плавящегося воска, в ужасающем полете орла, в терпком аромате свежезаваренного кофе... Ветви старой ивы, шептали свои видения; метель, пыталась излечить страх, вселившийся под таинственный танец опавших листьев, благословленных на вечное увядание под все очищающим ливнем… и только хрупкий огонек алой свечи, пытался хоть как-то приободрить, вселяя смутную веру в возможность все исправить, даря сомнительную надежду на новую жизнь…Но и она устала тягаться со временем, бороться за призрачное счастье… а вместе с ней устала я. И все что осталось - отстраненно осматривать руины своих несбывшихся желаний.
Но ты – есть.
А я… все еще люблю…

По опавшим листьям
окунаясь в сон Будды,
слушаю песнь Вселенной.

...

Доколе, Господи, твой крест - быку награда,
доколе «святости» пустопорожний визг
и проповеди у калитки ада:
картежный долг или иной каприз?
Стоял Перун, его боготворили,
Законы чтили, жили по чести,
а позже «окаянного», срубили,
лишь воды буйные принять к себе смогли.
Рыдая Днепр, бушевал и злился,
и небо слезы пролило дождем,
да старый волхв на Хортице явился,
что б идол поселился в новый дом.
Шли дни, года, века неслись куда-то,
а память человека, как роса,
и вот уже беда не миновала,
распятого безумцами Христа.
Абсурд какой: заменят Крест флагштоком,
и в Буда-баре водку разопьют,
а души скорбью, и цикуты соком,
пускай потом потомки засмеют.
Ну а пока, заложники безбожья,
нам все равно, чья с нами благодать,
и лишь бы денег, да алмаз побольше,
во лбу звезда, что б ярче всех сиять.

Соберу белы нити шелка,
заплету в тугую косу,
а чуть позже златые ветры
принесут с собой грусть-тоску.
Вспомню Пряху, что ткет неустанно,
как стучит обречённо челнок
что слезинки в море роняет –
жемчугами полниться дно.
А потом, на восьмом лунном плоте,
по бушующей Облачной реке,
проложив тропу на Звёздном Ковше
краем глаза увидать Си Хе.

Белые нити шелка – в классической китайской поэзии – седина
Златые ветры – осенние ветры
Пряха – здесь вольная трактовка женщины-акулы, которая по китайским поверьям постоянно ткет шелк, и роняет слезы в Южное море, которые превращаются в жемчуг.
Восьмой лунный – указатель на сентябрь
Облачная река – Млечный Путь
Звездный (Северный) Ковш – Большая Медведица.
Си – Хе – в древних мифах - мать солнца

Счастье есть, мне говорила мама,
когда друг вернулся долгожданный,
когда луг целует неба тучи,
когда ветер в волосах твоих могучий.

Когда солнышко приветливо искриться,
в небесах парит чудная птица,
когда в жажду ты находишь воду,
в ней касаясь свода небосвода

Бабочка

В чешуйках разноцветных пыль веков,
перерождений беглые страницы
не избежать теперь стальных оков,
хоть крылья одолжила дивной птицы.

Узорам позавидует парча,
искусниц взор отыщет вдохновенье,
лишь легкое касание огня
как следствие его благословенья.

Нежность сапфировых волн
ласково кутает плечи,
ты возвращайся в мой дом,
здесь тебе станет легче.
Здесь все прозрачней стекла,
здесь не бывает вьюги
мир - это чаша без дна,
нежная верность подруги…
Здесь только всплеск воды,
редки раскаты грома,
здесь мы с тобой рождены,
здесь воплощаемся снова.
Здесь нету зим и лет,
здесь не наступит «завтра»,
здесь непорочный Свет –
злато руна аргонавта.

Берег целует прилив…
сладостно это томленье,
вечности пьет эликсир,
слушай…сердцебиенье.

Как эфемерно сталью дышит время
и корабли зовут на чей-то бал,
а на плечах довлеет то же бремя,
что у истока на себя вобрал.

Как будто солнца огоньком игривым
на поле проступила пелена,
и в детстве, золотистой гривой
ты радовал любого, как меня.

А позже, солнце как обычно скрылось
и на земле пушистая луна,
таинственным мерцанием коснулась,
прощаясь, уходя дорогой сна.

Так что же это было солнце ль месяц?
То золото иль крошки серебра
и красоты былой куда поделись
те искорки священного огня?

Медленно капля за каплей,
пьется хмельное вино,
с радостью брошены карты,
как же все было давно…

Ветры в полях щекотали,
нежились в неге вдвоем,
жаль, что тогда мы не знали,
скоро былое сотрём.

Как мановением парки
чья-то обрежется нить,
сильно, о Боже, как сильно
нам еще хочется жить.

Что было ценно - теряла,
прятала злато в золу,
мир ощущеньем богатый
только я их не пойму.

Краски стерев в одночасье,
тщетно меняя на свет,
здесь ничего не осталось
вот исчезает мой след…

Ах, какой кровавый закат
будоражит пугливую душу,
словно тысячи лет назад,
отпускаю свой страх наружу.

Барсом броситься он в снега,
в неприятную телу стужу,
там обнимет его пурга,
в дикой пляске своей закружит.

И осколком острым кольнет,
и занозой вопьется в кожу,
только знайте: в снежинке живет
кто-то очень на нас похожий.

__________________

И с касаньем тревога уйдет,
позабудешь все лихо, что было,
да в спасительный круговорот
окунешься, свой страх отринув.

A ко мне заходил клиент,
как две капли на Вас похожий,

я дышать перестала в момент,
ощущая Присутствие кожей.

Так, наверное, сходят сума,
через раз дышать забываю…

или это всё просто игра
и «подделок» я не замечаю.

Только прошу, не спрашивай,
что причиняет мне боль;
дымкой кровавой окрашено
наше прощанье с тобой.
Видишь осень-распутница,
сбросила дивный наряд
и одинокой разлучницей
свой затуманила взгляд.
Мелким дождём приветила
грустью, тоской напоя,
словно проказой, отметила –
голо чернеет земля...
Ты погоди, моё солнышко,
не уходи постой,
словно в тисках, голубушкой,
твой не нарушу покой.