Сказ про то, как девушка чудо искала
В некотором царстве, некотором государстве, в девяти часах лету от столицы-града жила-была девушка. Плохо ли, хорошо жила, то нам неведомо, а токма жысть - она в глухой провинции не точно вам тут или здесь - а совсем другая будет.
Много ли мало времени прошло, но опостылело девушке ее провинциальное жытье-бытье, работа глупая, парни деревенщины с утра пьяненькие, дороги в грязи по колено да соседи убогие.
Поплакала тогда она потихонечку в платочек, собрала котомку, да и пошла себе куда глаза глядят - чудо искать.
Долго ли коротко шла девушка, а только устали девичьи ножки дорогу непролазную с колеей по пояс топтать, присела она на пенек отдохнуть. Вдруг глядь - а из под пенька вылезает дед-лесовик, сам маленький, нос крючком, уши до пояса весят, пальцы корявые с ногтями обгрызенными, лапти рваные - а глаза добрые-добрые.
Подивилась тут девушка, но достала из котомки пирожки с капустой, да и говорит лесовику - поешь дедушка, небось проголодался под пнем весь день сидеть-та?
Опешил тут лесовик от такой доброты девичьей – и грит ей: триста лет и три года уже однако под пнем этим проживаю, да за срок такой тока хто на него не садился отдохнуть с дороги, но чтобы пирогами меня потчевать с капустою квашеной - такого отродясь не бывало! Отведал лесовик девушкиных пирогов - а надобно сказать, на такие штуки мастерицею была - усы рыжие шапкою вытер, и молвит девице: знаю, красавица о твоей мечте неизбывной да заветной, а потому за доброту твою неоправданную исполню я тебе твое чудо по первому сорту, что тебе мадэ ин джапан какой.
И токмо махнул дед рваным рукавом - так все вокруг девушки переменилося, преобразилось. Сидит она за столом в светлице евроремонтной, из окон что тебе крыши кремлевские видать, по стене кухня заморская, резная, с комбайнами да шмонбайнами всякими, а на пальце - колечко обручальное с брыльянтом семикаратным горит-полыхает.
Не успела девица духу перевести - как слышь - во дворе шестисотый мерин заурчал, распахиваются двери - и входит прынц, весь в белом да желтом местами, и ну ее цаловать-миловать, прям у шмонбайнов заморских, да лубовью-ласточкой обзывать, женою законною.
Быстро ли коротко время летит, а токмо стала девица в хоромах евроремнотных чахнуть да печалиться - вроде и есть чего душе пожелаешь - ан нет, грызет ее тоска-кручина тайная, неизбывная, места себе не находит, поправилась аж на 20 кило, интерес к прынцу потеряла. Ужо и подарки ее разноцветные не радуют, и от путевок в страны далекие, заморские, на диковинные острова, нос воротит, на новый лиловый родстер - подарок на именины - и смотреть не хочет - ухирела вся.
Думала девица, судила да рядила, а токмо поплакала, погоревала, собрала котомку, положила пирожков, разыскала свое платье старое, девичье, да и ушла из хором куда глаза глядят, на все четыре стороны. Долго ли коротко времени прошло, то нам неведомо. А время оно обратно никак нейдет, а все более вперед торопится, да так, что никому ищо его не токмо обогнать, а и нагнать не удалося.
Только стала девушка медсестрой на скорой помощи - спозаранку до темна на выездах - то старичков откачивает, то наркоманов в чуйство приводит, а то и спасает кого вдруг нежданно-негаданно со своею медицинской бригадой. И не надо ей ни евроремонтов заморских, ни комбайнов-шмонбайнов разных, ибо вдруг стала ее жизнь смыслом наполняться, хучь и простым да обычным, но радостным, что тебе денечек весенний. А когда оно так становится, то глядь - и душа человеческая метаться прекращает.
Долго сказка сказывается, да быстро дело делается. Влюбилась девушка всей душою во врача бригады – и зажили они в коммунальной квартире на девяти квадратных метрах. Не успело солнышко семьсот двадцать четрые раза взойти, как родила она ему двух сыновей. Стали они расти - всем на зависть - родителям на загляденье.
И вот как-то пошла красавица гулять с детьми в парк. Пока они бегали да дурачились, присела она на пенек отдохнуть. Глядь, а из-под пенька - дед-лесовик, сам маленький, нос крючком, уши до пояса весят, пальцы корявые с ногтями обгрызенными, лапти рваные - а глаза добрые-добрые. Посмотрел лесовик хмуро на девицу да и грит ей: почто ты красавица чудо чудное, диво дивное, кое что табе мадэ ин джапан круче побудет, дареное тебе за доброту твою душевную, кинула да споломала разом, али не люба тебе мечта твоя девичья была?
Засмеялась тут девица по-доброму, да и отвечает лесовику: эх ты, старый пень, триста лет и три года прожил, а одного уразуметь не можешь - что чудо чудное, диво дивное токмо тогда и бывает, когда ты его сам своими руками да головой в душе своей строишь. Повернулась, да и пошла к ребятишкам.