"Коренным лондонцам известно, что каждая ветка подземки имеет свой особый характер и свое особое настроение. «Виктория», например, дышит прохладой и спокойствием. «Юбилейная» простирается до пригородов, огибает Гринвич, под рекой тянется куда-то на восток, и ее вечно собираются еще продолжить. Она — как младший отпрыск, который не оправдывает надежд семейства. Что касается «Кольцевой», то тут сама смерть предпочтет поймать такси, если захочет поспеть к сроку. Переполненная пригородными пассажирами с вокзалов Кингз-Кросс или Паддингтон и туристами, которые курсируют по музеям и не знают более коротких путей, эта ветка ужасна, как метро в Токио — каким я его себе представляю. Когда-то у меня был профессор, который просил нас доказать, что «Кольцевая» действительно замыкается под землей в кольцо. Никто не смог. Тогда это произвело на меня глубокое впечатление. Сейчас если что и производит на меня впечатление в этой истории, так только то, что он ухитрился убедить кого-то платить ему зарплату за эту чушь. «Легкая» ветка «Доклендс» со своими станциями «Принс-Риджент» и «Вест-Индия-Ки», «Галионс-Рич» и «Ройял-Альберт» — типичный нувориш. Ни «Пикадилли», ни ее близнец дядюшка «Бейкерлоо» не одобрили бы такой роскошной безвкусицы. «Центральная» — кузина средних лет, прямая и недалекая, без загибов. Таковы основные линии. «Метрополитен» слишком скучная, о ней нечего сказать, кроме того, что на схеме она миленького цвета фуксии и по ней лучше всего отправляться в последний путь.

Линия «Северная» на схеме обозначена черным цветом. Эта ветка самая глубокая. Тут совершается больше всего самоубийств и ограблений. По этой линии ездят студентки театрального факультета, которые в будущем вполне могут стать девушками Бонда. Тут слышится поступь Рока. На этой линии расположены станции «Морден», «Брент-Кросс», «Гудж-стрит», «Аркуэй», «Элефантэнд Касл» и «Морнингтон-Кресент», наконец-то отремонтированная. Много лет она была закрыта, и, проезжая мимо, я воображал, будто на батискафе проплываю мимо затонувшего «Титаника». Пожалуй, «Северная» — наш семейный психопат. На южном берегу Темзы у всех станций — голые стены, они не прельщают рекламодателей. В Кеннингтоне даже производители эскалаторов не станут размещать свою рекламу. Я никогда не бывал в Кеннингтоне, но бьюсь об заклад: там нет ничего, кроме ветхих домов-коробок пятидесятых годов, заколоченных лотерейных киосков да уставленных подержанными автомобилями площадок, на которых бесприютный ветер мотает туда-сюда грязные пластиковые вывески. В таких местах снимали давно забытые фильмы из жизни рабочего класса, в которых антигероев играли начинающие британские рок-звезды. В такой район я поеду, если только мне хорошо заплатят.

Лондон — это особый язык. Как и любой город, наверное.

[...]

На «Северной» есть одно приличное место, а именно то, куда я сейчас направляюсь: Хэмпстед. Лифт меньше чем за минуту вынесет вас обратно на земную поверхность. Не пытайтесь для экономии времени воспользоваться винтовой лестницей. Уж поверьте мне на слово. Быстрее будет прорыть туннель.

[...]

Стою на вершине холма. Вдохни, смотри и не дыши! Какой отсюда вид! Старина Лондон, старина Лондон… У итальянцев города имеют род: мужской, женский. Все знают, какой город мужчина, какой женщина, но объяснить почему, не могут. Я это хорошо понимаю. Лондон — мужчина средних лет, женат, как того требуют приличия, но в глубине души он гей. Я ощущаю части города, как части собственного тела. Челси и Пимлико в обрамлении красного кирпича, электростанция в Баттерси, похожая на перевернутый кофейный столик… Мрачные дома за мостом Воксхолл. Грин-Парк.

[...]

Город — это океан, который хранит в своих недрах все, что ты потерял. И выносит на берег потерянное другими.

— Потрясающий вид, правда? — обращаюсь к мужчине с рыжим сеттером.

— Чертова задница, а не город!

Лондонцы не боятся выругать Лондон именно потому, что в глубине души уверены: нам повезло жить в прекраснейшем из городов мира.

Дэвид Митчелл. Литературный призрак.