У нее были потрепанные серые крылья. Они были слишком материальны и реальны для того, чтобы быть ослепительно прекрасными. Саму ее он бы тоже не назвал писанной красавицей – для этого она была слишком человечна. Ее недлинные спутанные волосы были почти бесцветны, лишь с легким оттенком рыжего. Бледная кожа, невыразительные губы, тонкий нос, серые глаза. Во всем лице сквозила какая-то обреченная усталость. На ней была рыжая кофта, синие джинсы и старые кроссовки. Она сидела на подоконнике, свесив наружу одну ногу, смотрела на улицу и курила сигареты. Одну за другой, не спеша, без остановки.
Комната была пустой, обои почти везде содраны, пол покрывали мелкие кусочки бетона и стекла. Они хрустели под ногами, когда он подходил к ней. Третий этаж. За окном было зеленое поле, через двести метров заканчивающееся лесом. Небо было голубым и прозрачным. Светило яркое солнце.
- Знаешь, какой первый звук издает младенец, только появившийся на свет? – тихо, задумчиво спросила она.
- Какой?
- Крик. И это не крик радости и счастья, а крик ужаса. Ужаса перед непонятным и гиблым миром.
- Понятно.
- Да, это так. Уже блаженный Августин писал об этом.
За все это время она так ни разу и не посмотрела на него.
- Ты помнишь, кто ты? – спустя некоторое время спросила она.
- Что? – он даже подумать не мог, что у него может быть прошлое или имя.
Вновь молчание. Он вдруг заметил, что вокруг царила неестественная тишина. Она нагоняла тоску и одиночество.
- После смерти люди засыпают, - внезапно заговорила она, немного сбивчиво, - Не знаю, снится ли им сон. Может быть, снится. Может быть, они даже прокляты, и они знают, что это всего лишь сон. А может быть, их пожалели, и они знают, что это всего лишь сон. Может быть, когда-нибудь они просыпаются. А может, спят вечность. Но некоторые из них не засыпают. Те, кто по-настоящему любил при жизни. Они становятся ангелами и могут летать рядом с тем, кого любят и кто еще жив. Могут помогать и оберегать его. А когда он умирает, они встречаются, - она бросила докуренную сигарету и закурила новую, - Не знаю, что случается потом.
Он молчал. Не знал, что сказать.
- Я любила тебя, - сказала она, продолжая глядеть куда-то вдаль.
Он вновь не придумал ответа.
- Но эта любовь умерла. Бессмысленные грезы. Я устала. И хочу умереть вслед за ней. Хочу, чтобы сначала было больно, а потом бы я исчезла. Навсегда. Иногда я боюсь этого, даже до слез, но все равно хочу.
Он мог бы поцеловать ее. Но не сделал этого.
Несколько минут они молчали. Она докурила до фильтра и, выкинув бычок, встала.
- Может быть, я всего лишь чей-то сон? – с детской беззащитностью спросила она и впервые на него посмотрела.
В ее глазах он увидел пустоту. И слезы. Мертвые слезы.
- Может быть.
Она улыбнулась и взмыла вверх.
- Прощай, - услышал он.
И она улетела, растворившись в небе. Он хотел чувствовать сожаление, но с ужасом находил в себе одно равнодушие.
Он посмотрел на лес. Ему вдруг нестерпимо захотелось нарисовать его, в самых ярких красках, прекрасным, полным жизни, божественным. А потом умереть.
Он повернулся и вышел.
