Любимый спит. Он видит звезды,
Не открывая серых глаз.
Он видит бурю в небе грозном
И волн синеющий атлас.

А мне давно уже не спится -
Ночь беспроглядная темна,
И серп луны не отразится
В седых бушующих волнах.

Любимый дремлет, он спокоен,
Его не тронет тень тревог.
Он навсегда забыл о зове
Еще нехоженых дорог.

Луч солнца не посмеет тронуть
До боли милого лица.
В тенистой тополиной кроне
Укрою блеск его венца.

Любимый спит. Он видит битвы
Сквозь темноту закрытых век.
И тишина острее бритвы,
А сон его зовется - "смерть".

У королевы - ласковое дитя...
У королевы - кудри чернее мглы,
бабочка-сердце - на острие иглы,
звёзды с опаской в очи её глядят.

Чётки прильнули к белым её рукам,
только молитвы ядом сочатся в ночь.
Ей бы красавку в ступице истолочь,
в лунную убыль смерть начитать врагам.

Злые усмешки прячутся в складках лжи,
там где корона - там паутина чар,
молнии мечет яркий хрустальный шар,
ими правитель радостно одержим.

А королеву выбрала масть червей,
наобещали карты дитя любви.
Но остаётся жалок и уязвим
тот, кто колоду страстью поил своей.

А королева саван богатый ткёт,
слёзы роняет в кружево и вино;
"Сердце супруга ревностью сожжено" -
так королева подданным хитро врёт.

Как же гадалка перевернула суть,
судьбы читая, картам доверив слог!
Что ж... Королевич, тьмой нарождённый в срок -
ангела сердце, кровь - голубая ртуть.

На королеве - бархат и жемчуга,
на королеве - метка коварных дел;
как ни старался, всё же не уцелел
муж королевы - праведная рука.

Мать утешает ласковое дитя,
гладит ручонкой волны её кудрей,
пристально смотрит... Он - короля мудрей!
Смотрит и знает: эти грехи простят.

Бить кулаками, платье в припадке рвать -
экий театр! А королеве - смех.
Ей, чернокрылой, словно привольный стерх,
полночь - сестрица. Ну, а гадалка - мать.

Nancy_Feth

Перьями белых сов первый снег.
Не смотри мне в глаза. Нельзя.
Звезды, сгорая, падают вверх...
А мне бы искру огня.
А мне бы только встать на крыло,
Через раз, на два, дышать.
Мой ненавистно - родной Никто,
Научи меня предавать.
Языков длинных грошОвая медь -
Свежий ветер летит вкрошь.
Ты научи меня не смотреть,
Как торжествует ложь.
В этом бою я одна против всех,
Моя открыта спина.
Каплями алой рябины снег.
Сегодня я умерла.
Я умерла на первом снегу,
Чтоб возродиться белой совой.
Не зная, что без тебя смогу
Выиграть этот неравный бой...
Грядущей весной заалеет мак
Там, где кровь моя пролилась.
Это тебе, как послание - знак,
Что я опять родилась...

Весёлый Роджер ,
Светлана Шкотина

Спи, моя чуткая, спи моя незабвенная,
Словно бы жизни кому-то другому вверены.
Словно, как прежде, гуляем с тобой вдоль берега,
О любви говорим.

Словно мы дети свободные, безмятежные,
Словно над нами раскинулось небо вешнее.
Словно не я тебе все эти жизни грешные,
Не спросив, подарил.

© Саша Бесt

Вечер рвет на части неровные там, внутри, отголоски слов.
Я не буду одной из покорных, неприметных твоих рабов.
Не останусь золой остывшей,
липким медом на пальцах рук.
Ты не мной,
я же знаю,
дышишь в изнуряющую жару.
Я - глоток паутинной осени,
а тебе нужен жар ночей вместо стылой морозной проседи.
Я - о нас.
Только ты - о ней.
Ветер треплет прощально волосы.
Меня нет.
Я - мираж, туман.
Еле слышным, звенящим голосом я бинтую остатки ран
на твоих обожженных пальцах чьим-то злым,
не моим огнем.
Мы - несбывшиеся скитальцы в поле, устланном ковылем.
Достаю изнутри живое, еще бьющееся тепло и шепчу,
почти что не воя:
"Видишь, как тебе повезло?"
Я - проклятье. И я - спасенье.
Отпускаю, можешь идти.
Будет нужно - я встану тенью за спиной на твоем пути.

Mary N

Нежное имя мне стало проклятьем,
Любящий взгляд твой острее ножа.
Мимо проходишь, шурша своим платьем,
Я покоряюсь, в испуге дрожа.

Холодны руки твои и жестоки,
И синева на замёрзших губах.
Даже такой же как ты, одинокой,
Может быть ведом немыслимый страх.

Лёд в твоём сердце уже не растает,
Глаз твоих не разобьётся хрусталь,
А в иных душах весна расцветает,
Только в твоём сердце зреет печаль.

Я лишь игрушка, лекарство от скуки,
Гробом мне кажется твоя кровать
Я не люблю тебя, я не хочу тебя,
Я лишь желаю быстрее сбежать.

une mauvaise operétte

Лопнули жилы, дрожат под скалою слюды -
Я никогда тебя, милый мой, не забуду,
Вечером терпким выползу на крыльцо,
Песнь прошепчу, и вспыхнет твоё кольцо.

Знай тогда - я за тобою слежу по свету,
Чти мой подарок, коль нас обручали ветры...
Сердце моё - навечно в твоей руке,
Клятва - ожогом белым на языке.

Память моя - минералы да самоцветы:
Камни повсюду поют мне, мой милый, где ты,
Внемлют им горы, алая кровь кипит...
Я в твоём сердце - острая, как гранит.

Жало иголкой звенит у тебя под кожей -
Помнишь, мой милый, была я тебе пригожей?
Помнишь, была девица, теперь - змея?
Ярко блестит меж пальцами чешуя.

Как ты кричал, окаянный, той звёздной ночью,
Стоило мне обратиться змеёй порочной...
Милый, я всё ж пошлю за тобой гонца,
Как наши детки выглянут из яйца.

random

я кричала тебе из колодца, и дробным эхом отбивался мой голос от каменных влажных стен. я была тебе другом, а нынче я — кто? помеха? отвечай.
О Т В Е Ч А Й.
шепот крови под сетью вен мне во тьме всё рассказывал разное и больное. говорил твоим голосом, мягким, как будто мох, но —
плевками слова мне в измученное живое.
искалечить сумел. а добить?
...а добить не смог.

я кричала: мне было так больно, темно и страшно.
я звала тебя — где ты?
а ты с кем-то пил вино.
почему для меня ты был чуть ли не самым важным, а меня ты отправил сгнивать на чужое дно? почему ты меня называл персональным светом, а потом просто взял да и выбросил этот свет?!

...очень зря не добил.
я приду к тебе этим летом,
и, поверь, я сумею на всё получить ответ.

Gорьkий kлевер

Я безвольная кукла из ситца, набитого ватой -
Подними меня с пола, за князя гнедого сосватай,
Нарисуй на ладонях круги - золотые глазницы,
Посади на коня и продай. Я тебе буду сниться

До скончанья веков (до твоей до нелепой кончины).
Вспоминай обо мне, пригубив из расписанной глины
Дорогое вино цвета губ, что на кипенном ситце
Выводил неуверенно теплой, дрожащей десницей.

Я тряпичная кукла - в неволе, в раскрашенном замке
Молчаливо за князем - как тень, - и лицо наизнанку,
И гранатовый бархат, как саван, на плечи ложится.
Ты доволен? Я снова, я снова тебе буду сниться -

На фарфоровых плитах, где ты, умирая со скуки,
Обнаружил меня и поднял на могучие руки...
И безжалостно предал - легко, незаметно, играя...
Я всего-то лишь кукла. Судьба у нас, видно, такая.

random

Граф, мне больше не снятся сны. Вдоль тёмных аллей
За полночным ветром во след
Несутся крики юрких рукокрылых мышей,
Да острой иглой лунный свет
Падает в чёрную тину большого пруда
И тело колышет едва...
Теперь я Никто и Ничья, лишь рыбья еда?
Полюби меня. Навсегда.
Вьются волосы жгучей медью, кровят уста...
Помнишь, целовал-миловал?
Страшнее стужи, холодней кусков изо льда
Их ненасытно-бездонный провал.
Не об этом, любимый, у пруда загадал?
Бездна точит давно ножи.
Вспыхнет ее изумительно-яркий оскал -
Не касался б рукой воды.
Граф, мне больше не снятся сны.
Заплачет дождём
Мокрый продрогший насквозь лес,
Разрывая тебя, осокою прорастем,
Ведь у Графа много невест...

Весёлый Роджер.

I.

Затеряйся в траве, как теряются в доме ключи.
Затаись, как лисица, дыши через раз и молчи.
И зажмурься сильней, чтобы скрыть огоньки своих глаз.
Я искал столько лет - не волнуйся, найду еще раз.

II.

Я иду позади. На ногах засыхает песок.
Пробираясь вперед, ты забавно встаешь на мысок.
Я смотрю тебе вслед, совершенно не чуя вину,
что рифмую на каждой строке, а не через одну.

III.

Этим утром я понял, что лето - вселенское зло:
я проснулся, не помня, какое сегодня число.
Но, подумав о зле, я невольно подумал о нас,
ведь с тобой я забыл и неделю, и месяц, и час.

IV.

Я неловок на деле, но полностью предан словам.
Перешив одеяла, мы строим какой-то «вигвам».
Ты со знанием смотришь на схемы индейских узлов.
Я люблю это чувство, когда не находится слов.

V.

Ты приносишь черешню, а я приношу лишь беду
и конец для твоей полудневной работы в саду.
Опрокинул тарелку. Смотрю, как нашкодивший пес,
принося извиненья. Хоть новое что-то принес.

VI.

Я проснулся на пляже с тетрадью в затекшей руке.
Я тебя рисовал на странице в своем дневнике
и заснул, не наметив глаза и изгибы ресниц.
Мое лучшее лето среди дневниковых страниц.

VII.

Покажись из травы, как проснувшийся в поле цветок!
Я искал столько лет, но найти тебя так и не смог.
Стань живее меня и сильней зарифмованных фраз!
Я нашел тебя в них - не волнуйся, найду еще раз.

© AnnyStark

Десять тысяч лет нарушал табу:
Ты мечтал не властвовать, а вершить.
Ты меня ваял, закусив губу,
Из прозрачных нитей своей души.

Где-то на исходе телесных сил
Ты меня придумал, но вот зачем?
Я тебя, ты, знаешь ли, не просил
О глазах, что ярче любых свечей,

О руках, что крепче немых камней.
Я ушел и странствовал много лет.
Только свет, который сиял во мне,
Оказался блесткой с твоих манжет.

Я пришел к тебе, чтоб лежать в ногах,
Осознав ничтожность своих побед.
«Как мне стать собой? Совершенством. Как?
Научи, Молю» - Говорил тебе

И смотрел с любовью в твои глаза,
В них трава ласкала свою росу.
«Ты меня, пожалуйста, не бросай
Ты меня, пожалуйста, дорисуй»

Вот и до рассвета прописан путь
Где-то на пределе моей души.
«Ты, меня, пожалуйста, не забудь
Ты меня, пожалуйста, допиши»

Ты меня погладил по голове,
Тяжело вздохнул, и уйти велел.

© Саша Бесt

он — проклятие мне да тьма, у него сладострастный омут. он мой самый дрянной кошмар, но наполненный в край истомой. он завязывал мне глаза и шептал, что наступит лето.

было здорово осязать, но паршиво не видеть света и наивно внимать словам, оказавшимся сказом ложным.

вот на сердце широкий шрам, он всегда его осторожно поддевает из раза в раз, стоит только его послушать. он повязку мне стянет с глаз и коснётся моих веснушек, по щеке проведя рукой (я мгновенно сдаюсь без боя). зверь хитёр, и меня легко подзывает протяжным воем, что дурманит, как жгучий яд, но как песня из пасти льётся. ожидает весь день подряд, но ликует с заходом солнца, громким рыком встречая мрак и меня одаряя взглядом.

иногда он мне — злейший враг,
но другой мне любви
не надо.

эскапада

Я бы тебя укрыл от тревожных снов, злых колдовских проклятий и вражьих стрел... Ты мне сказала: «К черту твою любовь!» Ныне беречь покой твой — не мой удел. Я бы тебя собою в бою прикрыл, сдался бы в плен, чтоб твою пощадили жизнь. Мне говорят, хоть знаешь, что я бескрыл, вслед за собою тянешь меня ты вниз.

Тянешь на дно, где вечная темнота, где не видать надежды и гибнет вера. Я тебя помню. Но ты уж давно не та, кто был моим пристанищем и примером. Я тебя помню. Но пустота в глазах — чёрная пропасть, могила твоих несчастий. Мой непомерный и необъятный страх сделался нашим спутником и напастью: ты не жива — тобой управляет злость, страшная сущность в родном и любимом теле. Жуткое чудо с сердцем твоим сплелось: месть и проклятия стали твоею целью. Жуткое чудо — мерзкая красота, иглы вгони поглубже в марионетку... я так давно от бесчестий твоих устал, только увяз в сетях этих слишком крепко. Впредь я с тобою сцеплен и сам забыл, как твоя магия раньше творила сказку. Я за тебя и умер бы, и убил. Что же скрывается ныне за этой маской?..

Я б за тебя взошёл на рудой костёр, — ты это знаешь. Лукавой своей улыбкой, вкрадчивым гласом толкаешь меня к ошибке: я твоё место занял и ныне мёртв.

Смех твой жесток и холоден, словно лёд; снова проклятья и магия на устах. Камень с души твоей, милая, не спадёт: ты засыпай. Я покончу с тобой во снах.

Влюблённый в Июнь.

1.
Если ты не придёшь, мне придётся поставить точку,
Уложиться в абзац,
Безобразно скомкать финал.
Мол, пошла за него, родила сыновей и дочку, и однажды зимой проскользнула змеёй в подвал. Чтобы там умереть, обнимая коленки крепко. Россыпь горьких таблеток пригоршней отправив в рот...
Если ты не придёшь, я сломаюсь, сомнусь как ветка.
Просто глупый шаблон,
Бесполезный сюжетный ход.

2.
Если ты не умрешь, мне придётся уехать, выйти,
Из сюжета исчезнуть,
Выскользнуть из страны.
Так случилось, пойми, мы попали в каскад событий для которых все наши выборы не важны.
Третий план для других, нам достались такие роли, где страдай не страдай, а заставят играть всерьёз.
Я совсем не хочу, чтобы ты, онемев от боли, затихала во тьме как заразный бродяга-пёс.
Но иначе нельзя
Мы должны пересилить чувства
Мы должны обратить, переделать себя в чужих.
Если ты не умрешь, на бумаге, на деле,
Устно.
Мне придётся писать историю за двоих.

читать дальше

Его голос - бархат и шум листвы,
Я его услышу за сто дорог.
Как возможно такое,что из воды
Ледяной,лишь словом своим извлек?

Его руки - нежность и шелк ночей -
Я под ними дышать забываю как,
Как поет под сакурой,средь ветвей,
Так любовь моя делает новый взмах.

Его глаз прекрасных ласкает луч,
Покрывает ярким своим теплом.
Дрожь бежит по телу и гонит грусть,
Пробуждая жадности тихий стон.

Моя шалость листьями в ноябре,
Краской похоти льется на бледность щек,
Закрывай глаза,отдавайся мне
И не вздумай вспомнить про сто дорог.

Позабудь,мой сладкий,о летних снах,
Потеряй во взгляде моем покой.
Ты - цветущая вишня в моих горах,
Ты встречай меня бархатною листвой.

Мне в озерных водах себя губить
Наказала ведьма густых полей.
Ледяной же глади - тюрьмой служить,
Говори со мной,жизнь моя,не робей.

Помоги войти в этот дикий мир,
В ночь без лун,в рокочущую грозу .
Я ждала тебя столько промозглых дней,
Прикоснись теплом к моему ручью...

Высоко в горах под осенний ход
Расцветает вишня и холод вод.

Ты танцуешь с кинжалами в свете костра,
И ты так же гибка, холодна и остра;
Лязгнет сталь перекрещенных узких клинков,
Как капкан смертоносных звериных клыков.

Нарисованы углем кресты на руках,
И сверкают глаза, как огонь на клинках;
Ты не бойся впадать в этом танце в экстаз:
Эта ночь, эта музыка только для нас.

Будто дервиш, в неистовой пляске кружись-—
Не заметишь, как мимо проносится жизнь;
Каждым тела изгибом, движеньем руки
Мир вокруг погружай в омут сладкой тоски.

Ты Геката, ты Никта, ты мой темный Бог,
И с тобою самумом вихрится песок;
Забирай самый воздух из легких и сон,
Забирай мою кровь и восторженный стон,

Бей кинжалом меня в обнажённую грудь,
Будь железной змеею, стремительной будь,
Жаль танцующей сталью, безжалостно жаль,
Пусть не дрогнет в руке ненасытный кинжал...

Но кончается ночь; я лежу как убитый,
Ты стоишь у костра сиротливо-забыто,
Время наше от нас навсегда убежало:
Песня танцем была, было слово кинжалом...

Amaro thoughts

Надо мной темнеет небо (или бархатная куртка отвернувшегося Бога). Я лечу по автостраде: искры сыплются с прицепа, словно сахарная пудра на слоеную дорогу.

Это я похитил звезды. Я украл их без мотива, но меня ловить не станут, даже если я приду и решительно откроюсь господину детективу, протянув ему в ладони догоревшую звезду. Обо мне едва ли скажут как о жулике и воре, несмотря на то что, честно, - я виновник грабежа.

Я уверен, потому что я вчера похитил море, и стоящий рядом пристав крепко руку мне пожал. Он сказал: «Спасибо, парень! Эта штука так мешала, а теперь хотя бы можно здесь дорогу провести!». Я пошел пешком до дома, – рельсы-рельсы, шпалы-шпалы – прижимая это море к пустоте в своей груди.

Открываю дверь устало родниковыми ключами. Обвожу привычным взглядом стены, пол и потолок. Я вчера похитил море. Нынче звезды за плечами. И какого только черта я все это приволок! Ваши хва́леные звезды только светят, но не греют. Где же мир скрывает пламя и бушующую страсть…

Я ищу тепла, прижавшись к раскаленной батарее и смотрю, как ты заходишь, чтобы вновь меня украсть.

© AnnyStark

Нет, не стать мне ни ласточкой, ни стрижом – быть одной из змеиных проклятых жён, нести ношу тяжёлую, словно грех. Позабудут пусть братья мой звонкий смех, больше сёстрам мне косы не заплетать – буду княжить отныне в других местах: не на вольных дорогах, не в городах – в подземельях пустынных, в камнях сырых. Выползать мне змеёю из той норы, что за синей горою в густом лесу. Обереги из трав меня не спасут, не спасут ни войска, ни весь мой народ. Продолжать мне, девице, змеиный род, яд носить до скончанья веков в груди и пока серебром по земле дожди, и пока светит солнце да зреет рожь…
И сынок мой родится хорош, пригож, золочёный весь, охра да бирюза, с вертикальным зрачком у него глаза. Мне б в костёр его бросить, спалить дотла, только мать не допустит такого зла. Мне б убить его, род прекратить совсем, только жён не одна я у змея – семь.
Вот и кружится дьявольский хоровод. Несчастлив для меня високосный год, он змеиным заклятием прокажён. Нет, не стать мне ни ласточкой, ни стрижом!
Обвивать мне запястья невинных дев, языком расщеплённым вести напев, как жила я в украшенном терему, наречённой была только одному, как мне руки сковал желтоглазый уж, и как любит меня ненавистный муж, как роняю я слёзы да жемчуга, как от кожи горящей струится гарь. Не туши, коль увидишь, большой костёр! Не видать мне ни братьев и ни сестёр, ни сыночка змеиного моего.
Мне свобода поныне милей всего.

sheril fenn

...напои меня колдовской водой -
пусть печать огня светится в крови.
бесконечен путь - мы прошли с тобой
тысячей миров выжженной любви.

снов безумных явь - пепел на висках -
платит по счетам Вечность за грехи.
за плечами - боль и безмолвный страх,
вопль небытия свергнутых стихий.

небо подними - горизонт открой,
перекрёстком вновь - таинство дорог.
позади во мгле - темной нави вой,
впереди - судьба... слава... Рагнорок.

...ласковый рассвет обещает ад.
не стихает гул будущих побед.
нам рукой подать до небесных врат:
осознаньем - да. отреченьем - нет...

в ладонях северного ветра