Я меняю узоры и кожи, и коплю драгоценнейший яд. Сбросив память, как выцветший кожух, залужаю бессчётное "я". На потеху лукавому богу и реальности наперекор, я могу притвориться дорогой, я могу обернуться рекой. И силком, и страховочным тросом - чем угодно, что может поймать. Я - мелькнувшая рядом полоска. Я - запомнившаяся кайма.

Говорили, мол, лиха б не трогала, не гуляла б в запретном лесу - заползёт в рукава твои долгие, пёстрой лентой вплетётся в косу... Вся деревня с пелёнок усвоила: что ко мне забрело, то - моё. А теперь распрощаешься с волею, миром, родиной, домом, семьёй. Привыкай же к судьбе непрощённых, забывай веру в то, что спасут. Замени светлый нимб капюшоном, а трещоткой - златую косу. Как обноски, счищая былое, все обиды прости и забудь; расчехляя себя слой за слоем, пробуждая гремучую Суть.

Как же спуталась наша баллада! Не найти ни хвостов, ни голов: это я чаровал тебя взглядом, или ты - мой факир-змеелов?

Пахнут пальцы промокшими листьями,
Небо пахнет вчерашним дождём.
Мы ходили тропинками лисьими
Где-то рядом, а нынче бредём
В никуда - так, что жить и не хочется,
И грозит новый трип по врачам.
Наш диагноз простой - одиночество,
А с таким проще водку, чем чай.
И глушить терпеливо истерики
За молчанием в цену гроша…

Запах твой безрассудно утерян, и
Без него не охота дышать.

Евгений Петрушенко

...Она писала странные стихи -
Живые, непослушные порою,
Но только одному ему - герою.
Из-под пера велением руки
Вершилось всё - и призраки былого,
И будущего трепетная вязь...
А в настоящем, строками молясь,
Она его творила... Силой слова.
Сойдутся их дороги или нет?
Для жизни невозможных нет решений...
...
Из глубины души - и отражений -
На лист судьбы струился тихий свет.

в ладонях северного ветра

Я вырос такой огромный, такой одинокий,
как дом, от которого лучше держаться за милю:
в нём явно же кто-то погиб и кого-то убили.
Настолько большой, что боюсь.
Кого прячут чертоги?
Кто ночью пугливо шатается в библиотеке?
По ком звонит полночь в пустой колокольне?
Когда-то мой мир упирался плечом в подоконник,
был первым слепым отпечатком на выпавшем снеге.
Броди с фонарём, оставляй на предметах зарубки,
звони в службу помощи, если почуешь дурное.

Построить себя, завершаясь четвёртой стеною,
да только живое пространство не жалует руки,
всегда ускользает и ширится в длинную душу.
Простите меня, жизни духов, людей и всех прочих.
Теряюсь внутри. Километры разорванной ночи
между мной настоящим и тем, чем кажусь снаружи.
Оттого никого не дозваться - неузнанный голос,
слишком путанный адрес, я сам не узнаю название.

Если ты ещё здесь, продержись, не старей в ожидании,
не умри пока я превращусь
в однокомнатный космос.

Дарья Соль

Приходи. У меня есть чай. И немного чудного бреда. Есть раскрашенный календарь, пара сказок про снег и небо, есть унылый дверной проем, если это хоть что-то значит. Велик, вымокший под дождем. Старый сдутый футбольный мячик.

Приходи, у меня есть чай. а еще у меня есть книги. Я тебе расскажу про май, про победы и про интриги. Помолчим, если хочешь, ну? Я найду тебе чистую чашку. Нарисуй на стекле волну. Подожги от плиты бумажку.

Приходи, у меня есть чай. Нас другие часы не сводят. Если хочешь сказать прощай, то ,пожалуйста, не сегодня.

Приходи, у меня есть чай. На стене есть цитаты мелом ( я пишу иногда по ночам, занимаюсь дурацким делом)

Приходи, у меня есть чай. Есть табак, и сигары в банке, и земная в глазах печаль, много соли в зажившей ранке, и историй моих вагон, пауки на балконной ложе...шум над крышей чудных ворон, и улыбка на глупой роже.

Приходи. У меня есть чай. Чай не пьют с кем попало, точно? Чай развеет твою печаль. Приходи. Я скучаю. Очень.

Черная Осень\Стихи

Ищи его, Герда! Ищи.
В этой снежной холодной пыли, в этих скалах промерзших насквозь, где ветер кусает и рвет. Где каждый – заклятый враг, где недруг по свежим следам найдет и приставит нож. Ты отдашь ему кошелек? Или жизнью заплатишь за сон, в котором твой Кай с тобой распивает имбирный грог?

Ищи его, Герда! Ищи.
Неси /словно знамя/ боль и липкий щемящий страх, закрытый под сотней замков. Не смотри назад, не смотри. Там недобрые светят огни. Так пылают глаза Зимы. В них клубится иней и тьма, в них снежинок колючий рой. Он след в след летит за тобой.
Отдай ему душу, отдай.
Все равно ее не спасти.

Сверни с ледяного пути.
Сверни же, Герда! Сверни.
Пока есть тропа на восток, пока веток замкнутый строй не вцепился в тело твое, разрывая на клочья-куски. Что за зверь у тебя внутри? Кто тебя заставляет идти? Оглянись вокруг! Посмотри. Здесь кости с сугробов торчат, а ночь хищно скалит клыки.
Здесь тебя никто не найдет.
Да и станет ли кто искать?
Здесь больше никто не ждет.
Разве только…

…твой Кай.
Он мой новый пёс ледяной. Мой хищник, мой дух, он – Мороз.
В ухмылке кривится рот, он хохочет и с вьюгой поет, отбивая марш боевой. Его руки по локоть в крови. Насмешкой звенят бубенцы. Он учуял твой запах живой.
Вперед, мой мальчик! Вперед.
Пусть окрасится алым снег.

Кричи же, Герда! Кричи.
Ты нашла.
Иди, обними...

Юлия Ефимова

Кто полюбит в тебе государыню иль княжну?
Все твои песни пронзительны на заре.
Кто привыкать к ним станет, словно к ножу?
И чей встретишь взгляд твоего острей?
Я увязну в земле, по мне голову не повесь.
Сквозь запястий лёд прорастут цветы ноября.

’Сплачетца на Москве царевна’, такая песнь,
как вино по крови разливается про тебя.

Ты отходишь ко сну, когда петухи поют,
свечи жжёшь, печёшь горькие пироги.
По мне дымом исходят травы, в кольцо берут.
Так лети, как смерть, своего коня запряги.
Аже красное солнышко закатилось и месяц юн.
Через сны проводи меня до границ.

Я в реке засыпаю, я слышу любовь твою.
Это ты выпускаешь своих сизокрылых птиц.

Люди вымолчат суть, будут слова горьки.
Врастёт память, как в палец колечко из серебра.

Говорят, глаза стали цвета чёрной реки.
Говорят, по простыни да по векам
лесная текла вода.

Здравствуй, мой тихий омут,
Как поживают черти?...
Знаю... Они как дома
И мной иногда вертят...
И воду твою баламутят
Бросаясь из крайности в крайность,
Легко так с судьбою шутят -
На риски идут играясь.
Я их усмирить хотела,
Но ангелом так и не стала...
Сейчас признаюсь я смело -
От крыльев и нимба устала.
Знаешь, мой омут тихий,
С тобой я давно не шепталась...
Черти конечно дикие —
Отборных оставить старалась...
В тебе глубоко их спрятав,
Давно не давала им вольной...
Сегодня мои бесята
Пускай оторвутся по полной!
Скучала по ним безумно —
Не нужен для встречи повод!
Я буду грешить бездумно
И тихим не будет мой омут!

Black Hardy

Я играла с огнём, не боялась огня.
Мне казалось, огонь не обидит меня.
Он и вправду не жёг мне протянутых рук.
Он горячий был друг, он неверный был друг!

Я играла с огнём вот в такую игру:
То ли он не умрёт, то ли я не умру.
Я глядела в огонь не жалеючи глаз.
Он горел и горел, но однажды погас.

Я играла с огнём до поры, до поры,
Не предвидя особых последствий игры.
Только отблеск огня на лице у меня.
Только след от огня на душе у меня…

© Вероника Долина 56

По запястьям королевы днем и ночью ходят птицы.
Перья их - черней металла, коготки - булавки с ядом.
Птицы шепчут днем и ночью то, что было, что случится.
Королева их не слышит.
Люди - слышат и боятся.

Королева, королева - черный шелк и черный бархат,
Ледяные диадемы, шлейф духов и ожерелья.
Королева не подходит в жены нашему монарху,
Но зато подходит в смерти
Королевству и придворным.

У дверей в ее покои в вазах умирают розы
(Все, конечно, как из угля - не сыскать цветов чернее).
Говорят, что королева каждой ночью ловит грозы,
Чтобы молнии сияньем
Выкормить своих пророков.

Из углов ее покоев ночью выбегают крысы.
Шорох, писк и топот лапок - первосортное безумье.
Говорят, что королевы гороскоп давно написан,
Но она сожгла бумаги,
И алхимика, и башню,

Потому что в синих звездах прочитали ей погибель.
И зеркал у нас не сыщешь - их закрыли, в них же правда...
Королева не боится ни убийц, ни темной были,
Но она боится света
Солнца в чистый ясный полдень.

Королева курит трубку - что за странная привычка...
Пистолеты носит в лифе и за шелковой подвязкой.

Королевство существует, лишь пока не гаснет спичка
В тонких и холодных пальцах.
Птицы шепчут: станет - пепел.

Ты - заложник в странных прятках, ты ведешь игру и ищешь,
Догоняешь в переходах, крысы рвутся, рвут цепочки...
Королевы голос - тусклый, взгляд ее совсем не хищен...

В бриллиантах ожерелья притаились чьи-то души.

Даэрон

Мёртвая девочка в брошенном доме
Мерит шагами иссохшийся пол,
Город, застывший в пугающей коме,
Жизнь и её, и свою, запорол.

Не вероломно убитый врагами -
Просто забытый своими мертвец,
Тине болотной, увязший ногами,
Отданный с мыслью, что он не жилец.

Страх отвратительно тёмный и липкий
Дыры в стенах наполняет собой
И кирпичи - драгоценные слитки -
Кто-то крадёт, забирая покой.

Город, целованный огненным ливнем,
Сданный без боя холодным ветрам,
Необратимо лишается линий,
Слепнет без выбитых стёкол и рам.

Брёвна как кости и трубы как вены,
Он так надеялся на тишину...
Люди ломают всё самозабвенно,
Не позволяя спокойно уснуть.

И не давая ни жизни, ни смерти,
Как инквизитор пытают и бьют,
Шрамами облик уродливый чертят -
Городу платят за данный приют.

Дождь

Я выросла из лжи, в которой существую,
Она мне трет и давит, сжимая по бокам.
Не пояском благим - тяжелой конской сбруей,
Приваренной, пришитой на годы, на века.

И, собственную значимость опять преувеличив,
Играю роли тех, кем быть могла бы, но
Живу уже не я, себя убив, как личность,
Хоть рвет мне жилы крови горячее вино.

В закрытый саркофаг открытого гештальта
Стучатся новых мыслей и веры семена.
Уже зияют раны пробитого асфальта
И снова убывает ущербная Луна.

Я выросла из лжи, в которой существую,
И выбросила в мусор разношенную боль.
Что ж, поминай как звали - иль лихом, или всуе,
Но только не со скорбью, умноженной на ноль.

© Семиаза и ее воображаемые друзья

Ну, давай же, люби меня!
Вопреки своей тьме,
Задыхаясь бессилием
В этом сладком огне.

Нашепчи мне проклятия,
Раздели со мной грех.
Кровь лжеца и предателя
Горячей, чем у всех!

Опустела душа моя,
Замолчала с тех пор
Как на шею безжалостно
Опустился топор.

Всё, что может быть страшного,
Мне пришлось испытать.
Назови меня пташкою,
Отпусти полетать.

Убивая, ты спас меня,
Пташек губит гроза.
Только смотрят всё яростней
Мои волчьи глаза.

Губы жжёт твоим именем,
Поцелуи горьки...
Ну, давай же, люби меня!
Умирай от тоски!

Никого нет желаннее,
Ненавистней и злей.
Пой же птицею раненой
У постели моей!

© Ярослава Попова

Через толщу стеклянных вод пролегает кровавый путь:
Будет только один исход, не пытайся назад вернуть то, что вырвалось из глубин — это то, что сильнее нас.
Тебе выход сейчас один: убегай. Я, коснувшись глаз, из них выну печалей соль, а из памяти — тяжкий груз.
Убегай, не страшась того, что не вспомнишь меня — и пусть.
Пусть беспамятье станет тем, что тебя сохранит в пути от страдания. Но к воде — ты запомнишь — не подходи!

Пробирается алый след в мутной заводи к берегам.
Я готова принять и смерть, и страдание, но одна.
Тебе станет защитой ночь, тебя будет вести луна. Убегай же скорее прочь.

Солона вода и красна.

Я теперь ничего не ищу,
Значит, я ничего не теряю.
Эти поиски ада и рая
Больше в мысли свои не пущу.

Я теперь не жалею себя,
Значит, хватит на многое силы.
Раньше много у Бога просила -
Возвращаю, душою скрипя!

Не скучаю по бывшим домам,
Отпускаю любимых без боя:
Эти поиски сна и покоя
Все расставили мне по местам.

И все реже и реже грущу,
И все реже шатаюсь по краю -

Если я ничего не теряю,
Значит, я ничего не ищу?

Ах Астахова

Милая, кто-то ходит по дому ночами
Они, кажется, даже не знают, что свет не включен.
Их пытался согнать и замкнуть оловянным ключом,
Но они лишь смеются, цепляясь слепыми руками.

Страшно, милая? Они так-то безвредны
И голос их тих.
Ты гостей не звала, незнакомцев - отличных, других?
Их я вижу в дыму сигареты...

Кто их звал?..Ты дрожишь. Это очень похоже на блажь.
И колеса по рельсам натужно, нелепо стучат.
Я пройду в твою комнату. Воском по пальцам - свеча.
Здесь - мираж.

Гости ходят по дому. У них земляные глаза.
Глиной матово - губы. Из них просыпыються листья.
Я уже не жилец. И лежу неподвижно.
Ты - вообще
никогда
не была.

23.01.18.
Sad_Wind

Опасайся пути, что тебя приведёт ко мне. Обходные дороги ищи, целёхонькие мосты. Серенады пой ты свой судьбе, чтоб потом не пришлось на могилу нести цветы.
В предрассветный час не смотри на моё окно. Да держись подальше от взмыленной двери. Я учую, даже если темным-темно. И пропажи никто не хватится. Будь уверен. Уноси свои ноги и не гляди назад. Обернёшься — мгновенно лишишься жизни. Ежель сотня пройдёт декад, ты не будешь здесь нужен. Хоть тресни.
Ты не знаешь меня, ты считаешь, что я добра. Каким образом смог разглядеть это в ведьме? Моя скорбь как галактика эта стара. И души моей не найти на свете.
Мне не нужен сладостный твой поклон. Свои речи, глупый, в себе держи. Ты прекрасно знаешь, что ты не Он, что тебе не сравниться, всегда быть чужим.
Он — мой дьявол, а ты лишь пыль. Наши жизни с Ним уж сплелись в одну. И сними свой чёртов епитрахиль, или я тебя им же придушу.

Убирайся прочь, коли жизнь ценна.
Да забудь дорогу к моей избе.
Не пытайся молиться чужим богам, ибо суть их навеки чужда тебе.

Mhuinin

Не пиши мне "люблю" - я не стою подобных слов.

Моё сердце - не камень, но всё же идёт ко дну. Если встретишь его, не зови под любимый кров. Не рисуй на мольберте, стремглав подойдя к окну.

Не пиши мне в ночи, не растрачивай время зря.

Ты хотела свободы - получишь её сполна. Пред тобой даже я становился, как пешка, в ряд. И как все тебе клялся, пока не зашла луна.

Не пиши мне "привет" без надежды узреть ответ.

На бумагу так странно упали слои чернил. Они чёрные - я позабыл уже прочий цвет.

Я ведь всё потерял, пока верность тебе хранил.

Кристапс

на краю ванны ниткой вяжется вино, а в ванне - стылая, прозрачная вода; никто не знает, как я умерла.
в горячий гроб закладывают гроб поменьше. меня сжигают (не кремируют - сжигают), как и любую, весьма добропорядочную, ведьму.
вот на стене цветы прожектора, и все вовсю уставились на мой последний путь. касаюсь твоего плеча. любимая, пойдем куда-нибудь.
там, на стене, меня раздели до души, и до сих пор находят поводы для слез. наверное, меня боятся видеть той, что я была.
прекрасно, что и по сей день тела сжигаются дотла - меня через неделю просто не узнают.
в луче прожектора куски меня из детства тают, раз маленькая, значит, эталон любви и доброты. а я вот не пойму, откуда же тогда такие твари, как я или как ты.
смотри, мой прах летит по ветру и его вдыхают дети. пойдем, мое захоронение отметим.

Сливовый сад

Говорили в народе, часто вещали, баяли, что придет лютый зверь из-за острого края ли, иль из темных глубин, где едины и день, и ночь. Приходили ко мне и просили меня помочь.

Говорили в народе: «Ведьмы лихие, лютые. Лишь посмотришь им вслед и дорожка тотчас запутает, а еще они кровь наших деток в полуночь пьют.» Но мне верили больше, чем нашему королю.

Говорили в народе: «Вечер был злобен, холоден, снова подкрался зверь этот, лют и голоден, разевая ужасно алую пасть свою.» У него на пути одинокая я стою.

***

Говорили в народе: «Рыцарь, что сердцем смел, прискакал на коне, деревушку спасти сумел, и поганую ведьму оттер стременом коня.» Хоронили под холмиком люди тогда меня. Зашептали по избам мне на покой мольбы. Но забыли, себя от бессилья дала убить, когда зверя проткнула черным своим мечом.

Говорили в народе: «Ведьма тут ни при чем.»

Говорили в народе: «На холмике куст стоит, как притронешься — будто бы говорит, а краснее плодов не найдешь ни в одном краю…»
Ты не рви мои ягоды. Думать не смей.
Убью