ПРЕДИСЛОВИЕ
- Если вы всегда такая милая, то я готов влюбиться в вас, - это сказал я, тяжело дыша, подбегая к девушке, идущей по раскисшему тротуару. Её одежда была по-весеннему яркой, теплые желтые, зеленые, синие тона заставляли ее фигурку светиться. Светлые волосы были свободно раскиданы по плечам и тонкий, неуловимый запах духов щекотал ноздри и пускал бегать мурашки по коже.
- Ну, возможно я еще только учусь, и по утрам совсем не такая милая, как сейчас, - сказала она, не поворачиваясь в мою сторону и жмурясь от солнца. – Решил составить мне компанию?
Голубые глаза проскользили по мне, как бы оценивая, к месту ли я здесь. Затем она словно кивнула самой себе и чуть замедлила шаг. Ее губы сложились в улыбку, и девушка стала еще солнечней.
- Меня зовут Мая. Родители постарались и выдали нечто оригинальное.
- Вполне соответствует твоей внешности.
- Пф, - фыркнула она. – Давай без этих глупостей. Лучше попробуй догони меня!
И мы бежали, разбрызгивая воду, раскидывая в сторону еще не растаявший снег, падали, не беспокоясь о том, что все вымокнем. Прохожие что-то кричали вдогонку, машины сигналили вслед, но мы бежали и бежали, пока не устали, и не присели на ступеньках какого-то магазинчика.
- Класс! – сказала Мая, сдувая с левого глаза прядь волос. – Прямо как в детство попала. Только, стирать и сушить теперь будет не мама, а придется самой.
- Ага, - ответил я, переводя дыхание. – А у меня в кроссовках хлюпает.
Так я познакомился с девушкой-загадкой, девушкой, умеющей бегать быстрее велосипеда и светить улыбкой вместо прожектора на съемочной площадке.
I. Сорок километров над землей.
- Обожаю мороженое, - сказала как-то Мая, сидя на скамейке и качая ногами, совсем как маленькая. – А еще молочный коктейль. С какой-нибудь вкуснятиной. Это знаешь, такое ощущение, что еда тебя целует. Или ты говоришь что-то настолько красивое, что твои рецепторы радуются. А когда язык от холода немеет… ммм… такое ощущение, что ты обожглась, что тебя где-то надурили, и ты не можешь ни слова выговорить. Наверное, именно так в театре изображают возмущение – засовывают в рот стаканчик мороженого.
- Конечно, держи карман шире, - усмехнулся я. – Скорее, им суфлер говорит, что они забыли дверь в квартиру закрыть, и он оттуда все вынес полчаса назад.
- О. Нет, ты слишком все усложняешь, - Мая повернулась, отправила в рот очередную порцию мороженого и подняла палец вверх. – Все должно быть просто. Все беды человеческие оттого, что разум движется в сторону усложнения. Да и не только человеческие. Все дети прекрасны, пока они дети. И пока не начинают понимать, как же в этой дыре выживать.
- Гм. Интересная точка зрения. И как бы ты нашла выход из этой ситуации? Что бы могло сподвигнуть людей двигаться в сторону упрощения? – я покосился на мороженое. – И даже не думай, что я с тобой соглашаюсь, все гениальные люди делали мир сложнее.
Мая с сожалением посмотрела на вафельный стаканчик, который я выкинул в урну. С некоторых пор терпеть ненавижу вафли.
Вечер медленно разливался темным сиропом по улицам. Изредка сироп становился чуть более жидким в местах, где в окнах зажигали свет. Затем загорались фонари, и мир приобретал тот нереальный, даже чуть фальшивый оттенок, который обычно появляется в комнате, когда вдруг понимаешь, что простыл (кстати говоря, именно когда я простыл, я объелся вафлями).
- Я бы протянула мост в сорока километрах над землей и сделала бы его единственным путем. Долгим обходным путем, - Мая посмотрела вверх. – И, знаешь, люди бы многого перестали бы бояться. Люди стали бы чаще выходить на улицу, чтобы посмотреть на мир с высоты и быть поближе к звездам.
- И как бы они там дышали? – недоверчиво спросил я.
- Это уже не моя забота, - вздохнула девушка. – Я бы строила мост.
- Там холодно и неуютно, Мая. Я бы не ходил через твой мост. Представляешь, там приходилось бы надевать скафандры и комбинезоны, экономить воздух и стараться шагать медленнее, так, как будто боишься упасть. Там нельзя было бы взяться за руки и махнуть туда, куда тебе хочется. Скоро бы звезды всем надоели, холод и темнота, грозовые тучи стали бы всех нервировать, и твоя задумка развалилась бы под раздражением и недовольством. Раз холодно и здесь и там, не лучше ли сделать звезды ближе на земле?
- Уговорил. Но я бы все равно бы тебя затащила туда, - улыбнулась Мая. – Чтобы ты посмотрел, насколько ошибаешься.
Сироп густел, все больше болезненно-желтых квадратов возникало во дворах, а я смотрел и думал о том, как бы выглядели звезды в сорока километрах от земли. И уже не был так уверен в том, что там холоднее, чем здесь.
Действительно, поднялся холодный ветер, и, казалось, он продувал меня насквозь, проникая под тонкую куртку, щипая за уши, за щеки. Хорошо, что до дома Маи оставалось совсем недалеко. В темном подъезде, где выкрутили лампочку, и было чуть теплее, чем на улице, я взял ее номер и поцеловал в щеку.
- До завтра, - и ушел, все еще ощущая бархат ее кожи на своих губах. И радуясь тому, что снаружи воздуха навалом.
II. Капли-джинны.
- Нет! Только не говори, что это мне! – сказала смущенная Мая, принимая букет белых, как недавний снег, хризантем. – И куда я теперь с ними? Они же все замерзнут, бедные…
- Ну и пусть. Главное, что они тебе идут, - я подмигнул и кивнул в сторону прохожих. – Пускай тебе все завидуют.
Мая засмеялась и прижала букет к куртке.
- Их будет не очень-то хорошо видно, сегодня я в белом, - с улыбкой посмотрев на себя, сказала она. - Ну, и куда мы отправимся сегодня?
- Вытяни руку с оттопыренным пальцем вперед, я тебя покружу: куда ты покажешь, туда и пойдем, - я с беспокойством посмотрел на небо. – Хотя, у меня есть идея получше: так как сегодня собирается дождь, пойдем и посидим в каком-нибудь кафе. Согласна?
- Вообще-то я взяла зонтик… Но я не против.
Мая сидела и глотала через трубочку молочный коктейль. Я пил латте и ковырялся в чизкейке. За окном бушевала погода, пытаясь ворваться через большие окна в кафе, стекая потоками с крыш, и взрываясь об оголившуюся проталинами землю. Весенняя грязь текла, сливаясь в ручейки, накапливаясь в каждой трещинке и ложбинке.
- Как-то не так всегда весна начинается, - задумчиво сказала Мая. – Сначала радует взгляд, подлизывается, согревая кожу, заставляя скидывать зимнюю одежду и улыбаться. А потом предстает во всей своей «красе». Как будто боится, что настоящей никто ее не полюбит.
- Ты так сказала, словно подразумевала под частью природного круговорота человека, - ответил я, поднимая взгляд от обшарпанного столика. - Обычно все так и происходит. Слишком много у нас привычек, шелухи, «грязи». Идеальность означает только то, что не за что зацепиться. Несовершенство и притягивает людей друг к другу.
- Разве? И ты бы не хотел видеть рядом с собой идеальную девушку? – Мая недоверчиво приподняла бровь.
- Достаточно того, что я люблю весну, - сказал я и посмотрел в мутные окна.
После кафе мы все же пошли прогуляться по набережной. Не обходили лужи, не отряхивали воду, которой нас обдавали проходящие мимо машины. И не смотрели в серое, совсем близко нависшее над нами небо. Река кипела от падающей в нее мощными струями воды, мир дальше, чем на несколько метров скрывался за пеленой так, словно кто-то отделил его от нас полупрозрачным куполом.
- Представь, если бы ты на каждую каплю, касающуюся глади реки, мог бы загадать желание, - Мая присвистнула. – Это сколько же желаний можно было бы загадать?
- А у тебя есть столько желаний? – спросил я, все еще пытаясь попадать под сдуваемый ветром зонт.
- Это избитая истина: сколько человеку не давай – ему хочется все больше. Даже когда он пресыщается, он сидит, как дракон на сокровищах, и бережет свое добро, ожидая, что оно будет преумножаться - девушка повернулась ко мне. – Спорим, что сейчас у нас одно желание, которое можно растянуть на все капли, на все звезды и песчинки в этом мире?
Она взяла у меня зонтик, откинула его в сторону и обняла меня. Мы стояли и целовались, наплевав на серое небо и дождь, на грязь, на всё вокруг, ожидая, пока одно наше желание перевесит все несовершенства этого мира.
III. Солнечные зайчики.
Сегодня день выдался прямо-таки шикарный. Золотистые тона решетчатыми рисунками накрыли улицу, все вокруг было в бликах и улыбках. Скамейки в парках и сидения качелей на детских площадках почти высохли, люди, словно сонные мухи, выползали и подставляли лицо солнцу. Несмотря на то, что сегодня понедельник, все довольны и счастливы.
В мою комнату на стенку напротив изголовья кровати влез солнечный зайчик – и нагло запрыгал перед глазами. Затем присоединился еще один, и они начали играть в догонялки.
Я привстал и наконец-то догадался выглянуть в окно. Мая стояла, и, улыбаясь, держала в руках два зеркальца.
Быстро одевшись и накинув куртку, я вышел на улицу. Мая уже качалась на качелях неподалеку от моего дома и волосы светлым пледом то взлетали вверх, то снова накрывали ее голову.
- Засоня! – крикнула она и показала язык.
Я лениво потянулся и демонстративно скрестил руки на груди.
- Если бы два хамоватых солнечных зайчика своими играми не разбудили меня, то я так и спал бы себе дальше, - я подмигнул. – Но ты их прогнала, а вместе с ними ушел и весь сон.
Я сел на вторые качели и тоже стал раскачиваться.
- Хочу высокие-высокие качели, - подумав, сказала Мая. – Чтобы раскачаться и летать выше крыш. Чтобы захватывало дух. И чтобы сидение было широкое – и можно было бы качаться вдвоем, держась за руки.
- И ты совсем не боишься упасть? Я так однажды все коленки в детстве ободрал, когда качался на качелях, - ответил я. – И, к тому же, чем выше раскачиваешься, тем больнее будет падать, не так ли?
- И, тем не менее, люди летают, влюбляются, катаются на американских горках и строят многоэтажные дома, - жмурясь на солнце, проговорила Мая. – Если бояться жить, никогда не узнаешь, что значит выражение «сердце подскакивает к горлу». И так и останешься внизу, комментируя людские падения и восхищаясь высотой их полетов…
И мне хотелось раскачиваться выше и выше, не боясь упасть, чтобы нагнать птиц, летящих в чистом и безмятежном небе, чтобы заглянуть на крыши домов, и рассмотреть звезды за слоем экзосферы.
- Кем ты хотел стать, когда был маленьким? – мы шагали по одному из дворов и заглядывали из любопытства в раскрытые окна. На балконах цветными тряпками развевалось вывешенное белье, от оголенного асфальта уже шло тепло.
- Наверное, как и все: космонавтом, водителем, писателем, - пожав плечами, сказал я. – Может, олимпийским чемпионом. Никогда всерьез не задумывался еще даже. Можно быть кем угодно – и никем.
Мая усмехнулась.
- Да уж, неважно, какая у тебя профессия. Важнее, что ты вырастил в себе мечту быть кем-то. Не похожим на кого-то, а именно собой.
- Разве каждый не старается подсознательно быть похожим на кого-то? На своего более успешного коллегу, на своего более удачливого друга, на своих родителей, в конце концов? – спросил я.
- Возможно. Только ощущения, эмоции и мысли все равно будут твоими, а не твоего коллеги, твоего друга или родителей, - ответила Мая. – Разве кто-то из них будет помнить первый поцелуй со мной? Или два солнечных зайчика у себя на стене? Как бы ты ни был похож на кого-то внешне, как бы ни старался кому-то подражать, начинки в тебе все равно больше твоей. И решения ты принимаешь, исходя из твоих прошлых воспоминаний и ошибок, а не смотря на других.
Люди, уже почти привыкшие к теплу и тишине, шли по своим делам, выносили мусор, подметали двор, с деловитыми лицами проходили мимо, и скучным голосом разговаривали по телефону.
- Тогда я буду собой, - улыбнулся я, и мы снова побежали наперегонки по залитой солнцем улице.
IV. Стеклянные листья.
Пробилась и зазеленела трава, мать-и-мачеха то и дело желтыми островками попадалась по пути, как будто подмигивая. Появились первые листья, и я, как всегда, даже не успел заметить когда. Словно тысячи лет проносились перед моими глазами, со скоростью год в секунду: становилось все теплей и теплей, прошли первые грозы, пролетели мимо майские жуки. Высохший мир стал уютнее и похорошел, ему шла эта опрятность, но вместе с этой серьезностью он потерял в весе, стал облегченной версией прошлого, месячной давности, мира.
Мы сидели на берегу той реки, где когда-то стояли под дождем и тяжелым, свинцовым небом. Я держал в ладони ладонь Маи и прислушивался к шелесту листьев, далекому шуму города и шепоту волн неподалеку от наших ног.
- Скажи, ты бы хотел видеть будущее? Уметь предотвратить или ускорить события, которые когда-нибудь с тобой произойдут? – спросила меня Мая.
- Большой соблазн, - ответил я. – Но тогда бы я был настолько старше, насколько заглянул вперед. А когда дети взрослеют, они уже перестают мечтать о том, чтобы поскорее вырасти. Всему свое время, маленькая.
- Наверное, - сказала Мая, положив ногу на ногу. – Тогда, я надеюсь, мы встретимся снова в то же время и в том же месте. И ты станешь старше ровно настолько, сколько пройдет времени.
Последние майские дни уходили, словно воздух из легких на выдохе, оставляя легкое разочарование в скоротечности времени, в высушенном воздухе, в строгости линий. Листья стали стеклянными, трава – ненатуральной, а мир вокруг – надуманным. Растаяла ладонь в ладони, растаял едва заметный, где-то на грани восприятия, запах её духов. Девочка-весна ушла, оставив в смятении душу, больше не настраиваемую даже лазерным нивелиром. Оставив чуть-чуть грусти в глазах.
Вложение: 3937722_theory_of_madness.docx
