Почти месяц назад, закончив продолжительное чтение романа Белля Ansichten eines Clowns, решился на повторный подход к снаряду - по заветам Николая Бодрова, автора интересной методы изучения иностранных языков. Надобно читать и перечитывать, утверждал он в книжице, которая очень меня воодушевила в начале этого века. Наверно, ей я обязан, что взялся тогда за освоение немецкого. "Возомнил", как я именовал тогда смелый порыв.

А теперь возвращаюсь к нынешнему штудированию романа "Глазами клоуна". В первом чтении встретилось много слов незнакомых или хорошо подзабытых. Делал расчёт на то, что бОльшую их часть многотрудными усилиями всё же удалось внедрить в долговременную память. И по второму разу дело пойдет шустрее. Да и повторением, по свежим следам, новый вокабуляр точно закреплю. Оправдалось процентов на семьдесят пять. На роман понадобилось уже не два месяца, а только один. И удовольствия больше получил. Как-никак меньше сил тратил на чисто технические препятствия; что-то оставалось и на усвоение смыслов.

В общем это такое нон-конформистское сочинение. Главный герой - рассказчик Ханс Шнир - противник фарисейства и стяжательства, захлестнувших послевоенную Западную Германию. И ностальгия многих соотечественников по сравнительно недавнему прошлому, скрытая или явная, ему тоже не по душе.

На роман Фёдора Михайловича Достоевского "Двойник" у меня ушла примерно неделя (прерывался, к сожалению; мог бы закончить раньше). Сам автор назвал это сочинение "Петербургской поэмой" (по аналогии с "Мёртвыми душами" Гоголя). Поэму эту я уже читал раза два, но, увы-увы, несколько по диагонали. Первый раз, должно быть, в далеком 1988 году, когда посчастливилось подписаться на пятнадцатитомник Фёдора Михайловича (в магазине была устроена своего рода лотерея; выигрышный билет я счёл тогда справедливым и указующим перстом судьбы, не меньше; правда, уже в начале 90х новые тома перестали приходить… ). Второй раз обратился к "Двойнику" как раз в 90е, после чтения критических статей Набокова. Лишь "Двойника" Владимир Владимирович снисходительно похвалил - из всего наследия Достоевского. Однако и во второй раз я эту поэму не очень-то распробовал. На самом деле я читал про тему двойничества в творчестве классика много раньше - в работе Бурсова "Личность Достоевского" (как утверждают некоторые критики, бессовестно передранной у эмигранта Мочульского; впрочем, это совсем другая история).

Сейчас двойничество меня очень интересовало. Удалось вчитаться в текст получше. Да, Фёдор Михайлович весьма убедительно описал процесс распада личности. И предвосхитил своим произведением в чем-то подобные попытки очень и очень многих более поздних авторов.

Насколько нынешнее чтение окажется благотворным лично для меня, покажет время.