Искал в сети информацию о советском эстрадном певце Анатолии Королёве, случайно узнал о существовании его тёзки и однофамильца писателя  Анатолия Королёва. Заинтересовался. 

"Быть Босхом" именуется романом, однако на самом деле это свободное повествование, представляющее собой воспоминания писателя о своей службе в уральском дисбате - лейтенант-двухгодичник, он был там дознавателем, перемежаемые рассказом о жизни художника Иеронима Босха. Не только перемежаемые - перекликающиеся. Ибо у жуткой шокирующей действительности дисбата оказывается много общего с жуткими и шокирующеми картинами таинственного голландца. 

Читал это небольшое, но ёмкое произведение с особым чувством. Для меня Королёв - во всяком случае, если судить по этой работе - антипод массового современного автора,участника издательского проекта. Потому что книга Королёва не проект, а именно книга. 

Вопреки своему обыкновению, готов привести оттуда несколько цитат: 

К милосердию и состраданию не добавилось ни одного нового слова, какого-либо сверхсострадания или сверхмилосердия. А вот тезаурус зла неуклонно растет, к архаичным смертным грехам - не убий, не прелюбодействуй - прибавилась плеяда новых смертных грехов, например, любострастие к детям, или грех милосердного врачевания, когда врач, сострадая мукам неизлечимо больного, будет вводить яд в вену, а в конце прошлого века явился грех клонирования, при котором мать будет рожать малую мать и мать будет кормить мать сосцами матери же.


Впервые передо мной навытяжку стоял человек, жизнь которого была полностью в моей власти. Опишем соблазн. Передо мной стоял белобрысый юноша с поросячьими ресницами вокруг голубых лживых глаз. Он был выше меня ростом, худощав, опрятен. В его жестах был артистизм, а обман вышел убедительным до дрожи. Разрыдаться от собственного вранья! Да этой низости нет цены... В этом раздумье: раздавить ли гадину? неясным шагом души я переместился из оболочки литератора в алое сердце патриция рабовладельца или даже въехал на всех парах в черную душу эсэсовца в лаковых сапогах, и вдыхал сладостный аромат чужой паники. 
Первый раб в моей жизни! 
Ей-ей, в этом страшном чувстве полной власти над тварью, тебе подобной, сиял блеск опьянения силой, и я впервые на собственной шкуре испытал, каким могучим, глубоким и даже сладострастным может быть упоение властью, что ей-ей это чувство будет посильней всех прочих человеческих чувств, перед ним померкнет секс, вдохновение, даже голод и боль попятятся перед головокружением власти. 
Запустить ему, суке, пальцы в глаза и выдавить мозг через уши! 
В какие-то считаные доли секунды наш герой, замолкнувший лейтенант, пережил то, что описывают обычно словами: 
власть развращает. 
А ведь мера моей власти была не так уж велика. Я был волен снова бросить его за решетку и только, я мог устроить поломки в судьбе, кинуть его в пучину невзгод, да, но все ж таки жизнь его мне не принадлежала... что же может испытать человек, от мановения мизинца которого будет зависеть сам живот и смертная казнь несчастного смертного? А каким будет головокружительное чувство властителя, от коего зависит не одна, а тысячи жизней? 
...а абсолютная власть развращает абсолютно.


Так вот, если мысленно представить книгу в самом упрощенном виде, то мы увидим пространство текста, окруженное чертой, куда читатель входит в точке входа, и выходит через клоаку выхода. Внутри этого пространства он проживает жизнь героев текста, выключаясь на время из собственной судьбы. И чем сильней произведение, тем глубже это погружение в чужое бытие. Так, перечитывая, например, "Войну и мир", я с головой погружаюсь в мир, который, по сути, вымышлен гением Толстого в формах возможной жизни. И я благодарен автору, который переносит меня в душу Наташи Ростовой или мозг Наполеона, который морщится складками мысли в черепе французского полководца в такт с шагом англизированного иноходца по дороге к Бородино. 
Подрагивание левой наполеоновской ляжки на крупе коня, подрагивание мозга в чаше бытия - вот два полюса моего мемуара. 
Итак, текст - это замкнутый квадрат (или круг) инобытия, куда читатель приходит, чтобы пережить хотя бы в воображении другую, не свою жизнь. 
Эта схема, по сути, является карманным изданием храма, куда молящийся тоже входит в строго определенном месте и там, внутри замкнутого пространства, переживает встречу с божественным. И хотя книгу можно открыть в любом месте и так же в любом месте из нее выйти, существо дела не меняется - и в храме, и в книге ты переживаешь время, в котором тебя почти нет. 
Храм или капище в истории человечества появились раньше книги и являли тем самым первый прообраз текста с измененной топологией времени. 
Вот и нащупана формула - книга (или храм) - это отрезок времени, в котором твоя личность и твоя сущность снимается. Можно сказать и более строго - это место, где ты переживаешь смерть самого себя. 
И, оказывается, наслаждение такой вот одухотворенной смертью - одно из самых волнующих наслаждений человека. 
Вот почему именно книга стоит у начала рода людского. 
Грозный, пылающий буквами текст. 
Портативная церковь. Храм, свернутый свитком Торы, в ковчеге Завета.

А следующий пассаж напомнил мне пророчества Рэя Курцвейла, предрекающего приход Сингулярности. Ну и фильмы Терри Гиллиама немного...

А к тому, что виртуальное чудовище инобытия начинает всплывать со дна вселенной, чтобы проглотить людской род. Еще один век генетики или техногенетики - и человек сможет проживать жизнь на уровне чипа, подключенного к виртуальной реальности. И уверяю вас, в этом развитии общества нет никакой бесчеловечности и дегуманизации. 
Второй вариант - реальная судьба в режиме реального времени. 
Эту участь выберут единицы, те святые, которые будут творить программное счастье для спящего миллиарда. 
И все же наиболее вероятен третий путь - смесь двух форм бытия реальной и воображаемой. Симбиоз возможного и невозможного. 
С точки зрения блага, такой мир вполне морален: ведь счастливость каждого человека - цель цивилизации; счастье людей - радость богов. 
Что дальше? 
Вымысел окончательно отменит все бытие. Виртуальный праздник суггестий упраздняет тип цивилизации живущих в реальном времени. 
Возникает нана цивилизация свернутого типа размером с микроны. 
Мир абсолютно изменится. 
В ходе такой жизни будут сформированы новые духовные ценности, о сути которых можно только смутно догадываться и контур которых громоздится Парнасом закатного облака над линией моря.


И этого, наверно, достаточно.