Наконец то найдено средство от сна!



Десятки сотен юнитов, каждый из которых чешется, кашляет, мерзнет индивидуально.

Пробежав пару пролетов я выбросился из окна, камнем рухнул вниз. Этажи, этажи, окна, свист ветра, слишком высоко, высота позволяла к сожалению одуматься, хотя это было лишнее, сделав свое дело тело было уже не важно, оно все равно было отравлено ольгиной кровью. Ее взгляд, по детски нахально надменный, гордо поднятый подбородок, плечи...Все зря, зачем?

Перед самой землей я раскинул руки и взмыл вверх, уверенно воспарив, почувствовав себя в родной среде. В голове был план, очень смутный, но желанный. Я улетел на крышу мира. Улетел умирать, точнее наблюдать смерть своего тела.

Прошел почти год, срок отмеченный человеку и прерванный хранителем. Чужая кровь забрала все силы, отравила тело и не отпускало разум. Я метался, незная чего же я хочу или боялся себе признаться или что то еще. Чувствуя конец я решил еще раз вернуться.

Большая темная комната, свет зеленых ламп, люди сидящие за столами и хмуро, увлеченно, тоскливо, непринужденно читающие, поглощающие книги. библиотека. Она сидела одна, без Ольги это выглядело очень странно, но меня уже ничего не удивляло и не цепляли никакие детали. Я сел рядом и почувствовал ее, хотя глаза уже ослепли и я ничего не видел. Чувствовал образ.

Она обернулась и узнала меня. Изумление, страх, любопытство. Последенее победило. Я уже не мог говорить, просто положил голову на ее колени. Это был образ, который я увидел в метре от земли и мечта, которая заставила раскинуть руки и уйти от быстрой смерти.

Я почувствовал ее пальцы в своив волосах. Нежность. Это было последнее чувство. Ольгина кровь била в висках, вырываясь через горло наружу. Тело умирало. Я отпустил его.


Они расстались, моя кровь дала Ольге спокойствие и умиротворенность, найдя мужа она обрела семью, которой посвящала все свое время. Время буйных праздников кончилось, а вместе с ними ушла их дружба. Она поступила в ВУЗ, ольгины уроки научили ее самостоятельности и коммуникабельности, она быстро стала душой всего курса.

Я зашел в поточную аудиторию, был перерыв, стайки по интересам сидели группами обсуждая выходные и делясь пустой информацией. Она опять была одна, сосредоточенно что то переписывая в ежедневник. Она не могла меня узнать, опять чужое тело, другой голос и глаза. Я подошел к ней и встал на против. Она на секунду оторвалась от конспекта, окинула меня взглядом поверх очков и спросила откладывая меня на полку:
-Мы знакомы?
Я не ответил, смотря на ее пальцы, мелочи, которые с каждой секундой скатывались в огромный ком, ком превратившийся в чувственный образ, который я запомнил перед смертью.
-Неважный грим, Рыжий-наконец ответил я.

Второй день борьбы со сном, из-за отпуска сбились часы, прошлую неделю халявил имея железный аргумент в виде дня рождения,в эту уже просто стыдно приходить на работу позже шефа.

Нашел простой способ не просыпать-не ложиться, пока работает, но днем отрубаюсь на 15-20 минут прямо на рабочем месте.

Обе фазы сна и все за 15 минут. Сон как железный ершик быстро пролетает сквозь ржавое горло бутылки срезая ржу и обнажая металл. Все кусками, рисунок не фиксируется, а если пытаешься сконцетрироваться, то просыпаешься.

Пока 2:0. Я на работе с понедельника с восьми утра. сон проигрывает. Жду выходных, чтобы выспаться.

"....Я никогда не видел ее живой, только на фотографиях и гранитном памятнике. Улыбка. Превосходство, задор, самостоятельность на грани образа жизни. Смелость, желание управлять, влюблять и изменять. Желание играть жизнью, своей и чужой. Путник, вышедший на чужой станции, готовый залить всех уставших ждать поезд на полустанке своим жизнелюбием, бьющим через край. Миллион решений, мнений в одной голове, всего лишь в одну секунду, которые невозможно почему то претворить в жизнь. Так мало времени. У нее было еще меньше. Никогда не жившая завтрашним днем, наслаждавшаяся сегодняшним до конца и ложившаяся спать позно ночью с грустью что солнце село, и радостью в предверии новых приключений.

Времени не хватило совсем, она даже не сопротивлялась, когда узнала, что завтра может не проснуться. Она угасла за пол-года. Яд-кровь отравлял ее каждый день, но не отравил ее душу. Говорят, что последними ее словами была шутка, конец которой она забыла, не могла вспомнить и от своей беспомощности рассмеялась. Она так и умерла, смеясь....

Она познакомилась с Ольгой, на акробатических танцах, долго смотрела на нее с восхищением через стекло, запоминая каждое движение ее гибкого тела, заучивала и на следующий день записалась в ее группу. Они стали партнерами, разница в 10 лет и то что Она училась еще в школе не смутили обеих. Она тут же заразилась ольгиным безумием, энергией и жизнелюбием. Она заболела ею, заболела и умерла на следующий день после похорон.

Больших подруг мир не знал, Ольга учила, Она училась, устраивая дикие вечеринки, танцы в вагонах метро, соблазняя и деля мужчин. В школе попозли слухи, что они любовницы, однокласники дразнили ее лезбиянкой. Она плевала на всех и вставила три серьги в ухо, после чего мать просидела два часа у директора школы. Но серьги остались.

Это все, что я про них знал. Очередной пьяный разговор в кабаке, политика, женщины, религия. Когда разговор заводится о религии, это последняя степень опьянения собеседников..."

Ольге остался год. Она еще нечего не знала, продолжая прожигать жизнь. Сегодня должен быть маскарад, туча гостей, подруг, обожателей, поклонников, просто незнакомцев. Очередная проверка урока соблазнения. Флирт, умение устоять, посеять сомнение и рассмеятся в лицо, выкинув записанный телефон.

Трехкомнатная квартира была готова к приему гостей, фуршет, причудливый марафет, свечи, плакаты на стенах. Они сидели на кухне полуобнаженными и разрисовывали друг друга красками. Она была рыжим клоуном, Ольга трагичным белым. Грим шел к завершению, обе были слегка накурены, они смеялись и закатывали истерику, когда рука с кистью промахивалась и грим сползал в сторон обезображивая лицо. Приходилось стирать и начинать все сначало.

Я стоял около двери. Пальцами провел по косяку, нащупал кнопку звонка, долго держал на нем палец и улыбался, слыша взрывы хохота из-за двери.

Я позвонил. Хохот стих, послышались шаги и веселый голос напевая на ходу сразу три мотива спросил и не дожидаясь открыл нараспашку дверь.

-Мы смеемся, потому, что мы жгем тряпки! После этой фразы Ольга рассхохоталась и пропустила меня внутрь.
-Кто ты, спросила она мою спину, когда я вошел. Я не ответил и оставив ее в коридоре прошел на кухню. Ольга вмиг потеряла ко мне интерес и ускакала в большую комнату увлеченная тысячью новых идей и напевая уже три других мелодии, одновременно отбивая такт руками по стенам.

Она сидела перед зеркалом, поправляя смазанный в очередной раз Ольгой грим. Она повернулась ко мне и несколько секунд смотрела мне в лицо. Я был оценен, взвешен и положен на общуюю полку с книгами для возможного дальнейшего прочтения.
-Привет-сказала она и вновь повернулась к зеркалу.
-Неважный грим, Рыжий-ответил я, и взяв ее за подбородок повернул лицо к себе. Грим и вправду был неважен. Резко дернувшись Она вновь развернулась к зеркалу надув губы.

Ольга вернулась на кухню и пройдя мимо меня уселась с ногами на широкий подоконник. Белый клоун получился лучше. Белое лицо, две черных полосы, делющих лицо на три части, витиеватые черные брови, треугольные глаза. На голове был парик, скрывая ее настоящие волосы. Грим полностью изменил ее лицо, маска боролась с характером, но последний побеждал. Ольга злилась.

Я подошел к ней, она оторвалась на секунду от своих бешенных мыслей и посмотрела глаза в глаза. Она задумалась перебирая в мыслях образы приглашенных гостей, я усмехнулся видя их в ее зрачках. Похоже меня не нашлось, но это ее не озадачило.

-Тебе отведен последний год жизни, и он начинается сейчас...

Произнеся эти слова я распылил оба наших тела на атомы. Маска исчезла уступив место ее реальному лицу, лицу виденному не раз на обелиске и фотографиях. Миллиарды частиц тел повисли в воздухе, создавая причудливые рисунки, сталкиваясь и разбегаясь вновь. Кроваво-красное облако заполнило всю кухню, пермешав наши тела. Хаос мыслей, страх, беспомощность. Она метались отражалясь от стен и не находя опоры. Я мысленно протянул ей руку и крепко сжал ее запястье.

Я восстановил оба тела, забрав всю ее кровь, отравившую ее через год и приведшую к смерти. Ее кровь стала моей, моя ее. Я почувствовал жжение в венах, каждой клетке. Действие отравленной крови я почувствовал сразу, отсчитывая конец тела взятого на прокат.

Ольга по прежнему сидела на подоконнике ошарашенно смотрела на меня и жадно дышала. Грим потек, капая на грудь.

...-но ты будешь жить. Я закончил фразу и бросился на лестничную клетку прочь

Допишу завтра, убегаю.

Большая темная комната с длинным белым чистым столом. За ним по обе стороны несколько человек, военные чины как памятники с звездными нашивками, цивилы в мятых костюмах, взлохмаченные волосы, красные круги под глазами. Все нервно курили, дым уже начал резать глаза. Все курили и смотрели на большой экран в торце комнаты, возле которого стоял человек с пультом и световой указкой и нудно комментировал мелькавшие кадры. Иногда он останавливал запись, увеличивал или уменьшал общие планы, концетрируя внимание аудитории на отдельных моментах.

Еще две сигареты сломались в пепельнице. Просмотр продолжался. Вытяжка не справлялась, но никто не мог выйти из комнаты или поднятьхотя бы жалюзи.

Оперативная съемка. Серебрянная высокая трава по пояс, замороженная инеем, камера выцепляет дальний план, на котором несколько одноэтажных бараков. Уход в сторону. Группа движется двумя колоннами, группа зачистки в герметичных костюмах, у цивилов белого цвета, у военных пятнистой саламандры. Камера перебегает в начало колонны, слева и справа мелькают пятнистые костюмы, лица в запотевших масках. Еле слышный хруст травы под ногами прерывает морозную тишину утра. Молчат.

Камера внутри барака. Бездвижные тела, беспорядочно лежащие, разбросанные по полу. Пятнистый серый камуфляж вперемешку с зеленым и детской одеждой. Кровь. Брызги на стенах, следы ногтей и пуль. Часть еще живы, но обездвижены. Камера скурпулезно снимает каждое тело, концентрируясь на ранениях.

Двое цивилов в белом склонились над одним из них, он лежит на спине, еще жив, перебит позвоночник, пуля в шее. Раскрытые кофры с никелировыными инструментами. Камера переходит в сторону на мгновение пропуская "саламандру". В следующую секнду дваое начинают операцию, отрезая руку целиком по плечу. Кровь струится по латексным перчаткам, лицо корчится от боли, он скусывает себе губы и язык, мычит и выплевывает кровавые ошметки плоти. Рука пакуется в кофр, камера уходит, мелькают обезображенные тела, вскрытые грудные клетки, полости, черепа, выпотрошенные органы. Всюду кровь. На площадку перед бараками садятся два вертолета, в один грузятся образцы, во второй спецы-саламандры и цивилы в перепачканных белых костюмах. Оба уходят на взлет, один с командой людей подрывется в воздухе, осыпая блестящую траву горящими обломками. Второй с образцами исчезает в тумане, мигая бортовыми огнями. камера гаснет, серый экранный снег. Операция закончилась. Полная тишина в комнате.

Свет в комнате загорается, люди испуганно жмурятся, не поднимая друг на друга глаза, щелчек зажигалки, кольца дыма. человек садится в торец стола и передает каждому листки бумаги. Сухой,сжатый отчет событий.

....детский тренировочный лагерь был атакован вечером случайным , проходящим рейдом. персонал был расстрелян в первые минуты захвата....видимого сопротивления не оказал....успел выйти на связь...порядка 30 заложников детей, раскиданы по отдельным баракам, началось минирование местности, подходов, систем жизнеобеспечения.
....после отказа принято решение о штурме и нейтрализации....предварительно распылен усыпляющий газ, давший побочные эффекты...операция вышла за рамки, началась бойня в результате которой погибли все заложники, группа захвата перебила друг друга, участники рейда начали резню....спустя час телеметрия не показала ни одного движущего объекта, ещу спустя час вошла группа зачистки, взяла образцы, образцы доставлены...

Далее сухие цифры, потерь, повреждений, графики, результаты анализов.Я тихо вышел из комнаты.

Опять тростник покрытый инеем, вид с вертолета, быстро и бесшумно проносящийся прямо над кромкой болота и камышей. Я сижу на полу, наблюдая проносящиеся внизу пеструю ленту травы. Вертолет быстро ныряет в сторону и я пулей выкатываюсь на землю, вжимаясь всем телом в иней. Я пролежал еще час, включил тепловизор и пополз к баракам, два часа до начала деблокады, когда еще что то можно исправить, две предыдущих мои попытки провалились , мне неудалось никого переубедить.

Проскользнув в окно я замер у стены.Четыре связанных ребенка сидели в кругу, спиной к спине, посредине комнаты. В углу горела переносная газовая плитка у которой грелись три фигуры. Двое мужчин, одна женщина, черный камуфляж, оружие на разгрузке. Постепенно, кровавая картина из оперативной съемки начала накладываться на чистую, прибранную обстановку барака. изуродованые лица детей, выпотрошенный живот женщины, безрукий, силуэт около костра. Лужы крови расползаются по полу, заползая по стенам и расплескиваясь с потолка.

Я встряхнул головой и видение исчезло. Нельзя терять времени, надо действовать. Я отошел от стены и демонтративно громко шаркая вошел в круг света. Вся троица вскочила на ноги, развернув на меня стволы. Я поднял руки и продолжил движение пока не уперся грудью в вытянутую руку с пистолетом.

-Вы должны уходить. Освободить детей, вывести их отсюда, тогда вы будете спасены.в подтверждение своих слов я передал картинку призошедшей через два часа бойни прямо в их мозг. Каждый из них пошатнулся, когда передача изображения закончилась, один согнулся пополам и залил горелку. Я вырвал пистолет из вытянутой руки, бросил его в ноги и повторил фразу.

Безоружный боец вмиг поднял его и выстрелил в меня. Пуля пробила руку, раздробила кости и вошла в грудь. Повезло. В прошлый раз он целился четко в голову и не промазал.

Я прижался спиной к стене и начал сползать вниз. сел на корточки сжимая здоровой рукой вывороченые кости и тихо произнес:
-Уходите или вы опоздаете, тогда вам всем вскроют голову.

Похоже что после этого они уже несомневались в моих словах, развязали сидящих детей, по одному вытолкали в пустое окно и выбрались сами. Я остался один. Деревянный пол был чист, никаких следов борьбы или растерзанных тел. Получилось. Наконец картинка остекленела и развернулась на 90 градусов. Взгляд уперся вдоль длинных бесконечных щелей между досок, уходящие в бесконечность. Я умер.

Чуда не случилось. Снаряжение с трудом распихал по углам, но просторнее на душе не стало. Каждый заплатил свою цену сполна, но похоже каждый из нас остался доволен, что легко отделался. Всего один шаг назад за которым целая вечность.

Кто сказал прорвемся? Надо с чего то начинать все заново. Например с ремонта большой комнаты, теперь никто не помешает мне этим занятся одному и самостоятельно. В феврале получить деньги за отпуск и заказать дубовые окна, в марте их поставить, но до этого вывести в ноль стены, потолок и пол.

Дерево и камень. Грубое и прекрасное. Как семейные пары, многие пары. Бывают и исключения. Наверное.

Вот такой столб талой воды, стекавший через горный туннель. Миллионы микроорганизмов, разных жучков, гусениц и прочей горно-полевой живности, вымываемых из своих нор, замерзли нос к носу, чтобы проснуться весной. Прикольно было бы проснуться утром рядом с тигром?



Что то в этом есть, интересно в какой момент струйка воды схватилась и остекленела?

Спустившись до границы зимы и лета, а она была буквально границей, снег под доской резко оборвался и я въехал на пожухлую, выжженую солнцем траву, мы вышли на серпантин и стали ловить автобус до поселка. Но видимо автобусы тут видели последний раз вместе с Суворовым. В какой то момент мы вошли в горную деревню, весьма скромную. Даже очень, несмотря на то, что у некоторых домиков стояли новенькие бэхи, компрометируя своих хозяев.




Пару домов еще и продавались, но видимо отсутствие автобуса отпугивает покупателей.

Спуск занял не более часа, пришлось поработать полупроводником, так как рации было всего две, первому и замыкающему. Честно говоря поднимаясь в гору три часа, мы еще не знали что приползем домой уже ночью.

Вид с промежуточного спуска.



Детей нет, дерева не посадил, дом не построил. Вот только след на снегу оставил, да и тот летом пропадет.

Интересно, какой травы обкурился Ганнибал, когда решил, что протащит через эти хребты своих слонов. И ведь протащил. Наверное хорошая. И на слонов хватило. Ибо в горах не живут, только выживают.

Последний рывок, хватаешься руками за ребристую скалу, подтягиваешься и ты на вершине. Тишину нарушает только сбивчивое, громкое дыхание четырех человек. Оглушающая тишина. Холод. Красота. Холодная, недоступная красота.

Вид с вершины вниз на долину.



Хребет, по которому мы только, что ползли. Чертыхаясь и вспоминая мать.

Первый день ознакомления с со всеми четырьмя горными долинами показал, что снега нет. Причем не просто нет, а нет нигде и конкретно. И неизвестно. Нашли три трассы с искуственным снегом, на которых катался народ со всех четырех долин, естественно после обеда его неоставалось и единственным утешением являлся Гинесс в ирландском пабе.

На вторую неделю, когда пиво стало ударять по почкам и кошельку решили завязывать. В таких случаясь есть только одно лекарство-внетрассовый фрирайд, вибираешь высоту и идешь, час, два, три, короче пока не придешь. Достали хорошие карты местности, распаковали горное снаряжение и пошли. Пошли на 2900, так толком и не поняв куда и когда мы с нее спустимся. Но мы были готовы уже на все, лишь бы не бездельничать.

Оставшиеся 30 метров открывается второе дыхание. Или четвертое. Забываешь обо всем, тупо переставляя ноги почти по вертикали, стремясь забраться на этот гребаный пик.


Перед последним броском.

Прилетел вчера, вытряхнул вещи из мешка посредине пустой комнаты, сижу и тупо смотрю на нее. Ничего не хочу, разберу по ящикам завтра. Или послезавтра, вот такая хандра. Так всегда, вернувшись домой после безумного отпуска состояния жуткого похмелья или передозы. Угарный московский воздух, толпы народа, постоянный фон из шума и разговоров. Почему люди постоянно говорят? Зачем вслух пояснять очевидные вещи происходящие вокруг? Так хочется обратно...

Я очнулся от странного ощущения потери очень близкого человека. Так бывает, когда видишь дурной сон, покрываешься потом от несправедливости, неумолимо настигшей тебя и вмиг лишившей близкого друга. Раз и навсегда. Ты стоишь над его исковерканым телом, куском неподвижного мяса, секунду назад бывшим жизнерадостным и искрометным человеком. Тоска пронизывает тебя от сердца и отзывается в каждой клетке твоего тела. Но проснувшись тревога отпускает тебя, когда ты осознаешь, что это был всего лишь сон. Дико оглянувшись вокруг, успокоившись, ты вновь падаешь на подушку, сон, сон, сон..

Но в этот раз тревога не развеялась, более того, она нарастала с каждой секундой, по мере того как сон отступал. Что то было не так, начиная с того что заспанные опухшие глаза никак не хотели открываться и кончая тупой болью в затылке.

Прижмурившись от яркого света, бившего сквозь жалюзи, я наощупь стал пробираться в ванную комнату. Боль прошла, а вместе с ней все чувства собственного тела. Наступила дикая тишина, заставившая замереть на минуту весь мир за окном квартиры. Босые шаги гулко раздавались где то внутри черепной коробки и скорее ощущались осязанием, нежели слухом. Неужели я оглох или опять последствия двух бессонных ночей подряд?

Я попытался протереть глаза пальцами и в страхе отдернул руки, так как будто ищешь закатившиеся ключи под кроватью на ощупь и чувствуешь резкий укус на пальцах, боль и страх того, что случилось что то неожиданное и невероятное. Лица не было, лицо превратилось в маску, незнакомое и пугающее на ощупь. Это не мое тело и я дернулся к зеркалу.

Глаза открылись, меня поразило не то, а как, я увидел. Я видел широкую панораму, конец которой простирался за моей спиной и обычное человеческое зрение ввиду стандартного расположения глаз видеть не может. Подойдя к зеркалу я медленно поднял взор и попытался проснуться. Когда это не получилось тревога сна гулко отозвалась в теле, заставив выпрыгнуть сердце через горло.

Из зеркало на меня смотрело чудовищное порождение ада или чья то экспериментальная курсовая работа обколотого в хлам хирурга. Лица не было. Половину головы занимала пара огромных вытянуты блюдец красных глаз с желтыми зрачками. Вместо рта зубастый оскал, разрезанных до ушей губ, уши были тщательно срезаны, оставив после себя лишь свеже зарощенные рубцы. я пошатнулся ухватившись за раковину. Нет, этого не может быть, я сплю и это все сон.

Холодная вода в раковине ответила, что это явь. Я вновь взглянул на себя, на свой выбритый череп, на котором виднелись свежие рубцы хируга, безумного мастера трепанировавшего мой череп четким квадратным куском и пересадивший чужую крышку головного мозга. От пересадки вверх поднималась два мягких отростка, которые шли параллельно верх и затем опускались вниз за спину в лопатки.

Сердце бешено колотилось, выбивая из головы последние остатки разума, в каком месте что я упустил, как и где я мог попасть под жутких скальпель и почему я ничего не помню.

За спиной послышался скрип половиц, я невольно сжал голову в плечи, я не знал что делать со своим телом. Конечно она проснулась, проснулась после меня и не найдя меня в кровати пойдет искать. Шаги босых ног приближались, я стоял вцепившись в холодную полную раковину и не знал где спрятать свое изуродованное тело. Я был полностью потерян, пытаясь найти хоть каое то решение.

Она вошла в ванну и схватилась за косяк, я поймал ее испуганный взор, но больше она не позволила себе слабости. Она сделала один осторожный шаг, затем второй. Положила руку на мое плечо, внимательно изучая ее лицо. От нее пахло сонной, теплой нежностью, той которую я запомнил ложась спать. Мне было и стыдно и страшно одновременно.

Она подошла ко мне вплотную и втянула в себя воздух, уверенность в ее глазах полностью сменила страх. Я не двигался, пытаясь контролировать свое тело. "Я узнала тебя, это может быть только твой запах"-сказала она и чары вмиг слетели с меня. В ту же секунду она рухнула на кафель ванной, отдав мне последние силы.

Он появился в кресле ровно за минуту как она вошла в комнату. Темная зала с высокими потолками и лепниной. Была ночь, и ставни-жалюзи были намертво опущены на окна. В углу тлел камим отбрасывая от решетки гигантские тени на стенах и потолке.

Все сходилось до мелочей. Даже кованый рисунок на каминном наборе четко совпадал с размытыми фотографиями, которые принесли ему в офис за два дня до операции. Цель-похищение человека. Оплата безмерна. Риск безумен. Средства фантастичны и не менее безумнее риска.

Изучив голографические снимки, интерьер, объем помещения, расположение всей мебели он закрыл глаза и нарисовал всю картину не упуская из виду ни одной мелочи. Когда он открыл глаза он сидел в глубоком кресле, спиной к затухающему камину. Координаты места и времени совпали, выведя его в искомую точку. Осталась третья искомая точка, появление которой было уже непредсказуемым.

Координата оказалась невысокой шатенкой, с изящно сложенной фигурой, завернутой в тонкий шерстяной плед. Плечи были устало опущены вниз, она наощупь пробралась к камину, присела на корточки и вытянула холодные длинные пальцы к тлеющим уголькам. Он смотрел на нее в отражении большого потертого зеркала, висящего на стене не смея шевельнуться, чтобы не выдать своего расположения.

Она взяла в руки тонкую деревянную лучину и пошевелила угли в камине. Сухое дерево мгновенно вспыхнуло, осветив ее короткие волосы и большие бирюзовые глаза с полузакрытые веками. Сидя в кресле, спиной к камину, он закончил рисовать ее образ, цепляя украдкой детали ее фигуры-поворот шеи, тонкие руки, волосы, ресницы, бедра, босые пальцы ног...

Он встал из кресла, скрип старой мебели вмиг выдал его. Она вскочила и обернулась на звук, выронив лучину в огонь. Плед упал с ее плеч, свернувшись клубком вокруг ступней. Дальше действие шло по секундам и было расписано по заранее продуманному сценарию. Жертва могла уже не сопротивляться.

Он быстро достал эластичные наручники и вытянул их перед собой, те вмиг оказались на ее запястьях, сомкнув руки за спиной. Она оцепенела, прищурив глаза и пытаясь разглядеть его в темном углу.

Вытянув перед собой загубник, тот через секунду залепил ей рот, сомкнувшись на затылке.

Он развернул широкий кусок черной пленки в своих руках и в ту же секунду она намертво обмотала ее ноги, следующий кусок облепил плечи, третий спеленал корпус, намертво прижав руки к корпусу. Жертва была обездвижена, молчалива и беззащитна.

Она продолжала стоять, когда он подошел к ней вплотную. Она ощупала его своими глазами, пытаясь узнать лицо. Тщетно. Маска обезличила его полностью. Он посмотрел в ее глубокие бирюзовые глаза, но не увидел ни страха, ни отчаянья. Лишь огорчение за упущенную возможность, как за потерянную пешку, приведшую к проигрышу партии. Но только партии, но не всей игры.

Он проник в ее разум, она почувствовала и улыбнулась ему глазами, насмехаясь над его попыткой покорить ее душу. Он начал листать ее воспоминания, одно за другим, погружаясь все глубже и пытаясь найти нечто. вдруг картины начали рассыпаться как потревоженный пазл, картинка за картинкой, он лихорадочно, пытался запомнить, хотя бы кусок, загоняя изображения к себе в память, но куски осыпались и растворялись как лепестки. Он судорожно метался в этом омуте обрывков, кусков, обломков воспоминаний и чем долше, тем раздробленней становилась общая картина. Наконец он потерял нить и выбрался наружу.

Пустые остекленелые глаза, разум вареного овоща, раздавленного об асфальт. Она перехитрила его, решившись убить свой разум сама, нежели отдать его чужаку. Секунду простояв на месте, она сложилась и упала на пол, все рефлексы были разрушены и она превратилась просто в кусок мяса с костями.

Ошарашенный своим первым поражением он переместил ее тело в свою машину и озадаченно сел за руль, пытаясь состыковать реальность проишедшего. Смерть в обмен на свободу. Пускай даже эта свобода будет неосязаема. Или осязаема?

Уснуть.
Видеть ее.
Общаться с нею после близости, устало, сонно, нежно.
Уснуть на ее руках, уткнувшись носом в ее колени, чувствуя ее пальцы на своем затылке.
Уснуть и видеть сон. После начала действия ход сна прерывается, точнее раздваивается на две паралельных прямых. Одновременно ты видишь и запоминаешь две предсказанные линии судьбы. Помнишь единое начало и два совершенно разных конца.
Ты просыпаешься. Она все так же расчесывает твои волосы своими пальцами, о чем то мечтательно думая, смотря на в окно около кровати.
Проснувшись, ты начинаешь ей все рассказывать, этот странный сон, эту странную двойственность. Она улыбается, ты рядом и она счастлива, несмотря на все твои ночные страхи.
И тут ты просыпаешься по настоящему. Она рядом и ты молчишь. Ты все помнишь ровно секунду, все детали, все подробности вмиг сливаются в чувство, желание, страх(?). Почему?

Пожухлое здание корпуса на краю огороженной территории. Я долго сижу на лавочке напротив входа в двухэтажный дом. Лавочка и маленький двор завалены желтыми кленовыми листьями. Прижмурившись можно угадать рисунок на земле, тысячи рисунков дав волю своему прижмуренному на осеннем солнце сознанию.

Неподалеку дворник заметает разорванные сюжеты в большую кучу, она вяло горит издавая сладковатое благововоние. Полная тишина, ни птиц, ни людей, исключая самого дворника и меня.

На окнах крашеные в белое решетки, Одна изнутри, вторая снаружи. За немытыми мутными стеклами такие же немытые и мутные лица-тени. Одни стоят утупив свой взор в точку костра во дворе, как будто сжигая в нем свои мысли и чувства, другие мечутся, проносясь в мнгновение ока мимо окна.Это психиатрическая лечебница. И я пришел навестить свою мать.

Войдя в подъезд я сдал свои документы и личные вещи охране. Поднялся на второй этаж, направо по коридору до конца. Полная тишина, не смотря на оживленность помещений. неприятный запах мытых хлоркой кафельных полов, призрачная чистота, чистота вида, но не души.

Я сел в комнате свиданий за длинный стол, все кресла были намертво прикручены к полу, было очень неудобно, я норовил придвинуть либо кресло, либо стол ближе. Тщетно. Липовая безопасность. Томительное ожидание встречи. Шаги за дверью, открывается за ней два охранника-санитара вводят в помещение мою мать.

Прозрачные глаза без зрачков, лицо испещеренное мрщинами, совершенно чужое лицо, чужой взгляд и жесты. Она села в кресло, посмотрела на меня и улыбнулась. Голова на тонкой шее мелко дрожала, она водила высушенными пальцами по столу, пустому столу, видя что то недоступное мне...

Вдруг она очнулась:
-Привет сын.
-Привет ма. Как ты?
-А как ты думаешь, запихнув меня в этот дурдом!? Крик сорвался и повис в моих ушах. Потом он слился с тишиной утонув в стенах.
-Прости ма, так нужно. Так нужно для тебя...
-Пришел посмотреть на меня? Много ли мне осталось!? Я закрыл глаза, боясь их открыть и увидеть правду оценив ее морщины на лице и руках...

Я встал из за стола и пошел к выходу, огибая его и сидящую мать. Она вновь погасла, ловя на столе взглядом невидимые корабли и чаек. Я почти подошел к двери, когда она очнулась и бросилась на меня, вцепившись узловатыми пальцами в плечо и горло. Приблизившись синим от напряжения ртом к моей голове, она прошипела мне в ухо: "Нет, не успеешь, не успеешь, слишком поздно спохватился и теперь ты не отделаешься так просто...." Оцепенение охватившее меня на секунду закончилось и я успел перехватить ее погрузившиеся в горло ногти и сжать до хруста ее пальцы.

Она упала на руки вбежавших санитаров и отключилась. Я бросился бежать от этого кошмара, пережимая рукой расцарапанное до крови горло. "Слишком поздно, слишком поздно"-билось в голове и перескакивая через ступеньки я вывалился из выхода в голелую кучу желтых листьев. Листья поднялись в воздух и упав на землю вновь превратились в рисунок. Стоя на коленях я откашлялся и придя в себя выбежал в сторону дома. Заботливая метла стала вновь стирать рисунок с земли, собирая листья в костер.

Сегодня она позвонила днем, я был на работе. Она сейчас далеко, в Вологде у родной сестры, поблагодарила за воскресный звонок тетке с поздравлениями. Как только я поднял трубку и узнал голос, сон в секунду промчался в моей голове и выбил холодный пот на теле. Я не знал что ей ответить и разговор свелся к работе-семье-новостям..

-У вас уже есть дети?
-Нет, только два кота, которые впрочем как дети..а у тебя?
-То же нет, я так и не нашла после тебя никого, кто бы хоть чем то походил на тебя, ты слишком задрал мои внутренние рамки ...
Самое красивое лицо, которое я видел, оно было такое же как и на нашей свадьбе, счастливое, светящееся изнутри, наполненное женской внутренней удовлетворенностью и спокойствием. Я взял ее руки в свои, и положил на них лицо, медленно целуя каждый ее палец...
Семь или восемь?

Лето в самом зените, Солнце жарит так, что слепнешь от его лучей, куда бы ты не пошел, оно будет бить тебе в глаза. Жмуришься. Через пару часов веки устают и ты иногда заходишь в кафешки, чтобы купить бутылку воды и на несколько минут дать отдохнуть глазам.

Белые стены домов, какой то южный город с пыльными желтыми мостовыми и редкими прохожими, какой дурак будет вылезать в полуденное солнце и жариться без дела? Только у меня похоже было дело. Я шел в местный аэропорт, купить билеты и вылететь наконец из этой страны.

У окна я отдал свой паспорт и уточнил время вылета. Девушка за бронированным стеклом долго изучала мои визы, сравнивая фото, тянула время. Наконец меня попросили зайти в помещение для уточнения некоторых ньюансов. Я понял, что все этим и кончится, на самом деле я устал от постоянных распросов, но смирился, этот будет последним в этой стране.

Через секунду все детали встали на свои места. Как новая страница, в которую ты начинаешь быстро вчитываться, боясь потерять нить сюжета при переворазчивании листа. Информация полилась как из ведра. Я в Израиле, приехал на ПМЖ, оставив в Москве квартиру, друзей, родственников и семью. Но это официальная версия, которой я должен придерживаться во что бы не стало...

В комнате было два офицера, один сидел за столом напротив меня и листал мой паспорт, когда подделка выше качеством чем оригинал это тоже вызывает подозрения. Кондер явно не справлялся в небольшом помещении, около стола стоял вентилятор и пытался пробиться сквозь молчание и духоту. Тщетно.

"Вы воевали в Ливане?"
"Да" мне было уже все равно.
"В Вашем личном деле указаны ранения.."
"Да, это так, пулевое и два осколочных, у Вас же все написано, к чему вопросы?"
"Вы хотите опять покинуть страну, но почему в Москву? Пролив свою кровь за наш народ, Вы спокойно можете стать почетным гражданином нашей страны, получив вс, что вы захотите"
"Нет. Меня все достало, я просто хочу домой... Я задыхаюсь как рыба на суше..у меня там все, у меня тут ничего. Только работа, Жестокая, тупая, хладнокровная..."

Мне не верили, или у них были свои планы на меня. Задержать опасно, отпустить еще более опаснее, инструмент может быть полезен в любых руках. Я встал, показывая, что не намерен более оставаться здесь. Любым способом. Они это поняли, офицер отдал мне паспорт и пожелал счастливого пути. Я вышел и пошел по огромному холлу аэропорта. Никого. Пустые табло вылетов и прилетов. Аэропорт вымер. Отголосок моих шагов многократно отражался от стен и потолка. Я остановился. Взрыв. Глаза вмиг ослепли от резкой вспышки света. Я стал свободен. Свободен от всех и непринадлежащий теперь никому.