Сегодня впервые оценила силу фотографии в полной мере. Не профессиональной, не постановочной, не точно выверенной, а простой фотографии, снятой на мыльницу кем-то хорошо поддатым. Спасибо ему за это.

Вопреки, назло, наперекор, сверх, несмотря. Как угодно.

Зазря, впустую, бессмысленно, бесполезно, глупо, в конце концов. Как пожелаете.

Но я люблю. Люблю, не требуя ничего в ответ. 

PS. С прошедшим тебя, родной.

 Вот и думай теперь, что это было? Увлечение? Тоска после почти годовой тишины? Или просто короткое замыкание, которое затянулось на 3 года?

Воспоминания как жемчужинки: целая горсть розовых, голубоватых, белых шариков приятно пересыпаю из одной ладолшки в другую, нанизывая их на нить нашей истории любви.

Нет.

Любовь не уходит. Она не испаряется в никуда, оставляя после себя риторический вопрос: а что это было?

Нет.

Она остается навсегда, и именно это можно назвать отношениями. Когда вы, возможно, сами того не осознавая, знаете, что по меньшей мере, поседеете вместе, а может, если повезет, и умрете в глубокой старости в один день. И неважно, что сейчас один только его вид вызывает в ней нервный тик, а звук ее голоса наводит его на мысли о суициде.

Это все ерунда.

Только в конце жизни, пройдя с человеком рука об руку все положенные испытания, вы можете сказать, что у вас серьезные отношения.

А все остальное  - полная ХЕРНЯ.

И называть примитивное удовлетворение физического желания, щедро присыпанное (в лучшем случае) положенными в этом случае нежными словами, брошенными невзначай многозначительными взглядами, серьезными отношениями, по меньшей мере, глупо.

«Ну мы переспали, но я не знаю, получится из этого что-нибудь или нет…. Хотя он мне песню на стену в контакте повесил! И сообщение два дня спустя написал, спросил, как дела!» и начинается высасывание из пальца некоего подобия этих самых пресловутых «серьезных отношений». Противно слышать это от других, противно понимать, что у самой голова занята подобными мыслями.

И вот я сижу напротив тебя, пересыпаю наши общие воспоминая из своей ладошки в твою и обратно, и начинаю сомневаться в подлинности этих жемчужинок. Безусловно, на момент рождения каждого перламутрового шарика все переживаемое казалось и, что самое интересное, было подлинным и самым натуральным. Вот только по прошествии некоторого времени оказалось, что это все-таки подделка.

Ну а с другой стороны, Коко Шанель носила исключительно бижутерию! Поддельный жемчуг иногда ничуть не хуже природного, а подчас любимые бусы из искусственных бывают дороже и ценнее, чем колье из натуральных жемчужин.

Поэтому не надо преувеличивать количество сущностей и пытаться обмануть самое себя.

Я счастлива, что это было.

Я рада, что это прошло.

…Никогда не знаешь, сколько раз еще наступишь на одни и те же грабли. И даже зная о том, что грабли лежат на твоем маршруте следования, вот же они, ты их отчетливо видишь, вон гладкий деревянный черенок, отполированный бесчисленными прикосновениями, заостренные подкрученные зубья без краски на кончиках, которые из-за этого посверкивают опасным, внушающим легкий трепет блеском, ну вот же они, ну сверни чуть-чуть в сторону, обойди, не надо проверять давно доказанные законы физики, все просто, проще некуда, есть рычаги, есть точка опоры. Куда придется удар, зависит уже от длины рычага. Всё. Больше никаких дополнительных условий не требуется.

Вопрос: зачем искать решение опытным путем?

Ответ: …а вдруг в этот раз по-другому получится? Вдруг это все-таки не грабли? Вдруг все окажется в результате хорошо?...

И снова убеждаешься, что нет, исключения в этой предельно простой задаче крайне редки, и очередная твоя попытка опровержения провалилась…

* * *

…Людям свойственно бояться. Кому-то нужно больше адреналина, и тот слывет в обществе смельчаком и сорвиголовой, а кому-то вполне достаточно минимальной дозы, и он осторожничает вдохнуть поглубже. Но не всегда мы понимаем, что наш страх причиняет боль другим, тем, кто не боится. Нам страшно сделать один решительный шаг, замахнуться и разрубить гордиев узел, посмотреть в глаза реальности, со всеми ее проблемами, сложностями, тупиками и магистралями возможностей, бросить ей, хамской, продажной шлюхе, вызов, плюнуть ей в лицо кровью после очередного ее точного удара, разозлиться, озвереть от ее выходок и шуток, и шагнуть вперед, игнорируя упирающийся в грудь ствол, идти, идти, идти, шаг за шагом, подняв голову и наклонившись вперед, как при сильном ветре, продираясь сквозь собственные сомнения, страхи, боль, ужас, неуверенность, робость, трусость, нерешительность…

…И увидеть, что она, эта трусливая мразь, отступает под напором твоей ярости, решительности, силы воли, силы духа, сдается, убирая пистолет, очищая дорогу от фугасов и мин, и ты видишь ясное и чистое небо вместо грязной простыни туч, ослепительное и нежное солнце вместо линялой луны, сочную, пахнущую счастьем траву вместо пыльного тяжелого снега, вдыхаешь прозрачный, пряный воздух вместо раздирающего легкие жирного смога, и понимаешь, что все хорошо, что есть, за что бороться, не забывая при этом, что дальше, возможно, будет еще тяжелее, что это временная передышка, но уже осознаешь, что нельзя, ни в коем случае нельзя отступать, нельзя давать волю сомнениям, малейшая слабость – и все, ты пропал…

Но надо решиться сделать этот первый шаг, найти, собрать последние уже даже не остатки сил, а тени от остатков, надо!

Решиться и принять на себя последующие за принятым решением проблемы, найти вместе выход из них и оказаться победителем.

Взять на себя не эфемерную, а реальную ответственность.

Принять вероятность тягот и боли.

И не испугаться.

И верить, слепо, сильно, отчаянно верить, что все будет хорошо.

А ты боишься. Ты трусишь.

Неужели ты думаешь, мне самой не страшно?...

* * *

Сидя на автобусной остановке в ожидании окончания встречи, стоя на платформе и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу – времени уже совсем нет, ну неужели так сложно было выйти на 5 минут пораньше? – в ожидании поезда, обновляя страничку контакта в ожидании нового сообщения…

В ожидании звонка.

В ожидании новостей.

В ожидании изменений.

В ожидании…

Недавно поймав себя на слишком частом употреблении этого слова, задумалась и пришла к противоречивым, но не лишенным смысла выводам.

Мы всю жизнь чего-то ожидаем. Ждем.

Иногда в прямом смысле, когда нужный человек задерживается, иногда в переносном – когда пройдет необходимое время.

Но всегда ждем.

Ждем.

Ждем, когда кончится пара, и пойдем поедим, ждем, когда будет нам по 18, и тогда заживем по-настоящему, ждем, когда закончим университет, и вот тогда сразу же станет ясно, чем заниматься по жизни, ждем, когда позвонит этот самый человек, и тогда что-то изменится.

Ждем, когда кончится этот день, и наступит завтра, когда кончится зима, и наступит весна.

Упорно закрываем глаза на то, что ждем, в большинстве своем, впустую. Весна – всего лишь смена времени года, которая не решит все наши проблемы.

На завтра не очень-то и много изменится по сравнению с сегодня.

Пара кончилась - поели и ждем следующей пары.

И вот уже даже не 18, а все 20. И что? Много ума прибавилось?

…интересно, а как это: жить, не ожидая?...

В ожидании своей станции стояла, прислонившись к стене и запрокинув голову. Мужчина неизвестного возраста, невольно став немым участником разговора о неизбежных трудностях во взаимоотношениях полов и страданиях, причиняемых в процессе этих взаимодействий, не таясь, разглядывал острый подбородок, задранный вверх, четкий овал лица, тонкую, длинную, беззащитную, ничем не прикрытую шею, хлебного цвета волосы, беспорядочно выбившиеся из аккуратно уложенных с утра и совершенно потерявших вид к вечеру прядей, черные брови, темный миндаль глаз, устремленных вверх и внутрь себя, губы с опущенными уголками…

…вдруг, на мгновенье, его мысли оказались доступными. Нет, у него не было ни похотливых желаний, ни намерений маньяка, он всего лишь думал о своей молодости. На один миг он снова перенесся в свои 20 лет, в свои те же самые, что и сейчас, проблемы, увидел в стоящей перед собой девушке свою /знакомую/подругу/любимую/жену/давно забытую первую любовь, ее тело, знакомое до мельчайшего изгиба и каждый раз такое желанно-новое, ее взгляд, родной и такой незнакомый, ее движения, смысл которых врос в сознание как знание родного языка, но так и оставшийся недопонятым, ее запах, поднимающий горячую волну из недр солнечного сплетения и манящий своей загадочностью…

Он вспомнил ее присутствие рядом, свой восторг от возможности украдкой целовать ее локоны, держать ее хрупкую нежную ладошку в своей, казавшейся великанской, ручище, когда она балансировала на бордюре тротуара, талию, которую можно было обхватить большими и указательными пальцами, мягкость и податливость ее тела и твердость и несгибаемость характера, всю ее воздушность и реалистичность, робкую нежность и обжигающую страсть, всю ее вспомнил, все свое бесспорное счастье за всю свою противоречивую жизнь и…

…и неизвестно, был ли он благодарен двум этим незнакомым девушкам, которые ненароком вернули его в его прошлое, за столько лет лишившееся темных пятен и ставшее неоспоримо светлым и счастливым, ведь там, сквозь призму прожженных, выкинутых, скомканных, свернутых, спрятанных лет все казалось ясным, простым и предельно очевидным. Ошибки, совершенные по неосторожности, казались легкой оплошностью, исправь которые, возможно, и жизнь пошла бы по-другому, и не пришлось бы сейчас ехать в настолько осточертевшем метро, что уже даже переставшим быть столь ненавистным,  и смотреть на эту незнакомую девочку, на миг вобравшую в себя и воплотившую в себе несбывшиеся мечты, недостигнутые цели и упущенное счастье…

…она вышла на своей станции, сорвавшись с места, словно испуганная ящерка с нагретого камня, провожаемая его взглядом и взглядом еще пары парней, которые думали ну совсем не об утраченных годах. Она ушла, унося с собой зыбкий образ его личного света и счастья, не оставляя иного варианта, как вернуться в опостылевшую и выцветшую реальность, потерявшую всякий вкус, кроме алкогольного, и ставшую похожей на механизированную штамповку деталей на заводе: работа-дом-работа-дом, усложненную лишь перманентными ссорами с женой, давно махнувшей на себя рукой, хотя когда была очень-очень даже ничего, неисправимым непониманием с сыном и его снохой и редкой радостью от приезда внуков…И зачем только он старательно вслушивался в их разговор?

А я все это время думала о тебе. Я не знаю, что с тобой, где ты, как ты, я не знаю, зачем я продолжаю о тебе думать, совершенно не в состоянии взять себя в руки и выкинуть тебя из головы, оставив лишь золотую дымку случившегося счастья.

Я думала о том, что ты сильный, ты хозяин своего слова, сказал, всё, значит, всё. И целую неделю штиль, и пустые 4 часа по полудню понедельника, и деньги на ветер, лишь бы что-то новое, чтобы не думать... Мое ожидание  тебя постепенно врастает в меня, становясь неотъемлемой частью, резервным запасом, в любой момент готовым к использованию.

Ты сильный, а я слабая. Я веду здесь немые монологи о тебе и обо мне, бывших некогда «нами», анализирую свои огрехи и ошибки, отчаянно пытаясь понять, где начало трещинки, как же ты оказался сильнее меня, ведь ты смог уйти с первого раза, а я с четвертого не могу.

Ты смог уйти, а я не смогла.

…И мужчина неопределенного возраста, и девушка лет 20 думали о своем счастье, цвет которого был по разным причинам серый.

-Ты меня любишь?

-Люблю.

-А как ты меня любишь?...

Не в состоянии слушать дальше, ведь солью, нет, даже не солью, а кислотой на рану, я ухожу из комнаты родителей, чтобы не слышать разговоров этих самых счастливых людей в мире.

…раскрасневшаяся, заведенная, по-шальному веселая, выливаю нагноившееся сюда. Алкоголь развязывает не только язык, но и руки, чтоб напечатать все то, на что развязался язык.

Сознание сдается под натиском борьбы чувств и разума. Мысли заменены словами из песни, ставшими за пару часов аксиомой, которую несправедливо опровергли постфактум. И самообман приводит тебя к ощущению предательства, ведь все же было доказано, почему вдруг оказалось наоборот?...

«Я» отказывается воспринимать и принимать чью бы то ни было сторону, разума ли, чувств ли, потому что ни та, ни другая не отвечает необходимым требованиям. Больно, нестерпимо больно, и даже…

…Внезапное крайне обильное кровотечение, на первый взгляд, не совместимое с жизнью. Друзья-хирурги, имеющие печальный опыт в этой области медицины, во все глаза следят за протеканием болезни, спешно стараются залатать рану, пусть неаккуратно, неточно, через край, но чтобы хоть как-то приостановить процесс, угрожающий стать необратимым. Но пациент оказался на редкость стойким, иммунитет крайне высокий, обязательно выкарабкается, хотя никакие превентивные методы не помогут, это знает и пациент, и врачи, но без этого никак, ведь отсутствие хоть какого-то лечения (а лечение в данном случае превосходит всякие ожидания, ведь на то врачи и друзья) вынуждает организм больного справляться с недугом за счет собственных сил, что может привести к некрозу самых нежных и ранимых частей души.

Врачи лечат, прописывают рецепты, но пациент должен сам прийти к пониманию (или непониманию) необходимости принятых с противоположной стороны мер.

…

…Первичный болевой шок прошел, рассудок впал в эмоциональную кому, часть его, отвечающая за стрессовое состояние, атрофировалась и совершенно утратила свои функции на неопределенное время. Организм стал похож на тушеный баклажан, целый, хотя и слегка помятый внешне, и беспредельно мягкий внутри, сменив свои геометрически точные, правильные и устойчивые внутренности на некое подобие подгоревшей овсяной каши. Ни удрученности, ни безысходности, ни депрессии, ни подавленности, ничего такого организм уже не в состоянии испытывать. Слушается только строго определенная музыка, остальная вызывает изжогу, умственная работа заморожена на неопределенный срок, жизнедеятельность выражается в удовлетворении минимума примитивных потребностей.  

То ли смирилась и приняла, то ли предпочла считать отсутствие нормальным, неизбежным расставанием на сутки, ну до следующей встречи, великодушно вырезав из собственной памяти факт разрыва и предпочитая не расценивать его последствия как внесение неизбежных и необходимых изменений в собственном ритме жизни.

…и ты был особенно красив в тот момент, особенно желанен и особенно дорог. Ты как-то меня пожалел, не сочувствующе, а свысока, сказав: «Неугомонная… Если ты действительно считаешь это важным для себя, то мне жаль тебя». Может, все дело в том, что я на самом деле неглубокая, вся моя суть и сущность есть суть и сущность бабочки-однодневки: что сейчас, то и правда, а ты глубже, ты требовательнее, и тебя такое положение дел перестало устраивать, и терпеть и смиряться ты устал, и именно в этом лежит причина крохотной трещинки, которую мы даже не заметили, выросшей в последствие в огромный каньон, доверху заполненный мусором мелочных ссор, взаимных обид, усталостью, раздражительность, злостью и подчас второстепенностью друг друга.

Может, наоборот. Я оказалась слишком требовательной для тебя, я прекрасно знаю, что со мной подчас невыносимо тяжело, вот и ты и не вынес. Сломался, чересчур устав от моих капризов, потерял желание дальше бороться и доказывать что-то, понятное одной мне. Сдался.

А может, мы просто переросли «нас». Может, «мы» истрепались, выцвели, местами протерлись и пообтрепались. Но, став уже даже не частью, а особенностью друг друга, успев врасти в образ жизни, мышления, мировосприятия и самоощущения, никто из нас не в состоянии, возможно, от нерешительности, возможно, от невозможности существования без, но, тем не менее, не в состоянии сделать один решительный шаг, призванный разрушить привычный ход вещей, вызвать шторм в океане, превратившимся в меленький  прудик.

Я оправдывала себя и нас твоей нежностью, бережно лелея тщедушную болезненную надежду, что ты такой нежный, потому что это я, такой возбужденный, потому что это я, а не потому что ты просто сам по себе такой нежный и такой легковозбудимый. Но слишком слабой оказалась надежда, не смогла выжить.

Понимаю, что во многом я не права.

Понимаю, что во многом ты не прав.

Но мы же как-то добрались, хромая и спотыкаясь, набивая себе шишки и оставляя друг другу шрамики и ссадины, мы же добрались до этого переломного момента. Лучше б не добирались…

Может, сейчас просто устали. А может, идти дальше некуда.

Тебе решать, родной мой, тебе.

Любовь одних похожа на маленького очаровашку-котенка, который приносит, в большинстве своем, один только позитив и является приятным дополнением к общему укладу жизни. С ним - с этим котенком - хорошо, легко и просто. Краски жизни становятся насыщеннее, восприятие чуть острее, да и сама жизнь ярче. Свободно, приятно и ненавязчиво. В таком слегка розовом цвете.

Любовь других похожа на тяжелую болезнь, от которой страдает как сам больной, так и все, его окружающие. Она медленно овладевает всем организмом, затормаживает в нем все процессы, подчиняя их себе, убивает волю самого больного, превращая его в одержимого. До конца не изученная и практически неизлечимая, она, прогрессируя, требует все большего и большего к себе внимания, не оставляя шансов излечиться, но периодически даруя временное, постоянно сокращающееся облегчение. Она протекает с множественными воспалениями, обострениями и осложнениями, оставляя после себя целый букет хронических недомоганий и саднящих шрамов.

И не дай Бог встретиться двум таким людям.