В прошлую субботу, часа в три ночи
всем обиателям нашей комнаты неожиданно
захотелось поесть. Лихорадочные поиски
по сусекам и тумбочкам дали полкило муки
и упаковку со странным названием "прованские травы".
Через полчаса общих размышлений, Максим
изрек:
-Мы можем сделать лаваш, нужна только мука вода и соль.
Идея нам понравилась, и мы с энтузиазмом принялись за
дело. Максим помыл посуду, Коля раздобыл
немного подсолнечного масла, я приготовил тесто.
В последний момент мне вдруг вздумалось высыпать
в наше тесто остатки из пакетика с травами.
Трав оказалось неприлично много, и месиво по виду начало напоминать
конопляное молочко. Но мы не теряли надежды.

Я залил сковороду маслом, поставл на плитку,
разогрел, вылил на нее половник теста и начал ждать.
Через минуту стало скучно и, несмортя на возражения
соседей, я поддел лаваш лопаткой и попытался перевернуть.

Будущий лаваш, естесственно, склеился на пополам, превратился в
собственное отрицание, разделенное на двое.
Пришлось попробовать повернуть его еще раз, но теперь
это отрицание приобрело свой период, так как экс-будущий лаваш
превратился в аккуратную блестящую трубочку, немного зеленоватую
от злополучных прованских трав.

Назвали мы эту хрень просто и по-приятельски - блеваш.

Второй блеваш вел себя ничуть не лучше, впрочем и все последующие
либо по форме напоминали очертания дыры в разбитом небольшим камнем
окне, либо ложились на тарелку восхитительными трубочками, на вид
абсолютно негодными к употреблению в пищу.

Но мы не унывали. Горка блевашей постепенно росла, с каждым новым становясь все менее и менее аппетитной на вид.

Когда последний половник опрокинулся на сковороду, мы облегченно
вздохнули, и уже через минуту добавили к горке еще
один блеваш, увидев форму которого удавилась бы моя
школьная учительница по геометрии.

Мы сразу же принялись его есть, но что-то нас остановило, то ли
жирный привкус во рту, то ли нездоровый цвет прованских трав,
этого мы так и не поняли. Поэтому мы с Колей посмотрели друг другу
в глаза и ретировались в другую комнату так быстро, как могли.
Максим сел на кровать.
Когда мы зашли через полчаса, еще бледные,
и не оправившиеся от шока вкусовых эмоций,
то увиденная картина впчеталила нас еще сидьнее,
более того она навела нас на воспоминания о японских
голодающих лагерях и осажденном Ленинграде.

Максим стоял около стола и ел блеваш
с явным удовольствием на лице. Десятисантиметровая
горка блевашей сократилась до одной штуки.

Наш смех оторвал Максима от пиршества, и он, выпив чаю,
присел накровать, будто немного утомленный.
"А чего, вполне даже вкусно,"-заметил он.

Больше мы Маскима к блевашу не подпускали.
Эта зачаровывающая взгляд трубочка до сих пор
лежит на тарелке в самом видном углу стола,
жирная и размякшая, как самодовольный боров после
случки. Мы его показываем гостям и любуемся им,
как бесценным обломком древнейшей вазы, найденной во время раскопок
на бэровских буграх.