А вечер был - как травяной настой...
Он сел и руки положил на стол.
И понял я, что другу туго,
но я его по праву друга
не мучил и не поучал -
молчал.
Молчал, глазами по лицу скользя,
Молчал о том, что сказать нельзя:
про те несбывшиеся дали,
которых только и видали
однажды в детстве по весне
во сне.
Была закуска на столе слаба,
Но хмель морщины разгонял со лба,
и мы уже не замечали
свои недавние печали.
Мир будто заново возник
без них.
И в мире заново возникшем том,
был хлеб бесплатен и не заперт дом,
был мир на честности помешан,
и было подлости поменьше,
все было так, как быть давно
должно.
Мой давний друг, мой неизменный друг,
еще один мы завершаем круг.
Как мимолетны круги эти,
в которых дышат наши дети,
и нас уже зовут на "вы" -
увы!
За кругом круг. И надо по пути,
все, что отмерено пройти - пройти,
и, на чужие глядя лица,
от своего не отступиться.
Такая малость - а поди
пройди.
А жены наши нам грехи простят...
Да нам и нужен-то всего пустяк:
чтоб годы медленней сменялись,
чтоб наши женщины смеялись,
и оставались их черты
чисты.
И, жизнь разменивая как пятак,
да будет так, прошу, да будет так:
чтоб годы медленней сменялись,
чтоб наши женщины смеялись,
и оставались их черты
чисты.
(Вадим Егоров, май 1978)
