Стоп, а что делать тем, у кого шпаги не оказалось?

И скъявоны не нашлось под рукой?

Ничего, они о себе позаботились, причём задолго до появления шпаги.

Итак, о настоящих  мачо, персональных кладбищах и многом другом.





Сам по себе поединок с применением короткоклинкового оружия стар как мир. По свидетельству Иосифа Флавия, ещё этруски при человеческих жертвоприношениях давали жертвам кинжалы и заставляли биться между собой. Потом эта традиция переместилась на Римские арены, где она получила вторую жизнь. Поединки на одном или парных кинжалах были неотъемлимой частью этого публичного театрализованного жертвоприношения (хочу заметить не в тему, что традиция гладиаторских боёв никакого отношения к тому, что мы нынче называем "спорт" не имеет, а является именно специфическим публичным человеческим жертвоприношением. Об этом прямо пишет Плиний Старший). Например длинный кривой кинжал сика был частью вооружения фракийцев, а широкий пугио, наравне с коротким пехотным гладиусом, любили и мирмиллоны и и гопломахи.



Через несколько столетий этот тип поединка стал опять актуален среди городского населения средневековых европейских городов, задыхавшихся от уличной преступности. В большинстве государств Европы действовало довольно жёсткое законодательство, ограничивающее ношение оружия горожанами внутри городских стен ( в первую очередь, чтобы исключить скрытое проникновение внутрь стен вооружённых отрядов, для повторения сюжета Троянского Коня), и кинжал бюргера часто был единственной преградой между его кошельком и алчностью налётчика. Достаточно перелистать баллады Франсуа Вийона, французского поэта, приговорённого к повешению в 1463 году за очередную уличную поножовщину, чтобы понять, что бюргерам в 15 веке было невесело на вечерних улицах городов. Рынок быстро приспосабливается к нуждам горожан, и уже в 1410 году на прилавках появляется известный трактат Фиоре дей Либери "Flos Duallatorum" ("Цветок битвы"), с описанием использования кинжала в поединке.А вскоре выходит и «Фехтбук» Ханса Талхоффера , также включающий технику работы кинжалом и его применение как в судебном поединке, так и без свидетелей. Также в период между 1420-1490 годами был издан менее известный труд «Холотурн фехтбух», принадлежавший перу анонимного автора, в котором кинжалу была посвящена отдельная глава.</p><p>

Практически во всех средневековых трактатах по фехтованию, технике использования ножа, стилета или кинжала посвящалось хотя бы несколько строк.



В позднее средневековье интерес к работе короткоклинковым оружием несколько охладевает - появляется более конкурентоспособный аксессуар для самообороны горожан - короткоствольное огнестрельное оружие. Пистолет, особенно парный, в руках зажиточного горожанина или путешественника оттеснил нож на вторые роли, сделав его оружием резервным. Но они в таком виде дожили до начала XX в., в виде "жилетников" - ножей (складных и нескладных), помещавшихся в жилетный карман.

Вот, к примеру, немецкий жилетник XIX в. Клинок - 12 см.

А вот его английский современник, побольше, но тоже для использования населением. Клинок вполне уже удобен для выяснения отношений - 16 см.

А вот и их испанский родственник, самого конца XIX в.

В этот период ножи, кинжалы, кортики, окончательно теряют свою функцию боевого оружия, и уходят в категорию наградного, парадного, декоративного оружия, или хозяйственного инструмента.



О ножевых традициях XIX века Европы напоминают теперь только такие реплики.



Франция, XX в.

Но всё таки осталась в Европе одна категория людей, для которых это дешёвое и доступное оружие, которое так легко пряталось под одеждой, было и другом, и братом, и защитником ущемлённой чести и возможностью добыть средства к существованию, и спасителем при поимке на мухлевании в картах - бандиты, разбойники, убийцы, грабители, контрабандисты и воры всех мастей.



Фотография (думаю, что раскрашенная для изготовления открытки - не делали тогда моментальных цветных снимков). Поножовщина в Неаполе. Конец XIX - начало XX вв.

Именно в этот период нож и становится сакральным предметом и визитной карточкой всех деклассированных элементов Европы, что и создаёт ему его нынешнюю репутацию. До этого только венецианским, флорентийским и генуэзским стилетам дворов Медчи и Борджиа удавалось заработать такой леденящий душу имидж. Теперь уже блеск ножа в ночи, а не щелчок вытаскиваемой из ножен шпаги,или скрип натягиваемой тетивы арбалета, стал символом мимолётности жизни в ночном городе.


Вот вам дореволюционные скандинавы из России, те самые "финские ножи", про которые упоминал, в связи с кабацкими драками, Есенин, но уже в XX в.

Ярвенпаа (это имя мастера. Точнее - семьи, из поколение в поколение делающих ножи). Модель для американского рынка, последняя четверть XIX в.

Великое княжество Финляндское (в данном случае заслуживающее упоминание тем, что дало имя криминальному ножу в русском языке - "финка") входило в состав Российской империи с 1809 по 1917 год. До этого территория Финляндии принадлежала Швеции. Обе страны последовательно проводили политику разоружения коренных жителей, дабы не смущать их наличием оружия и не вводить в соблазн вступления в борьбу за независимость. Похоже, что такое положение дел не вполне устраивало горячих финских парней, и XIX-й век ознаменовался мощным освободительным движением, олицетворением которого стала финская ножевая культура (puukko-junkkari или haijyt). Более точно этот период датируется 1790 - 1885. Отношение к ее носителям, - удалым ножевым бойцам, державшим под контролем деревни в области Похъянмаа, было, по меньшей мере, неоднозначным даже в самой Финляндии. Это были своего рода борцы за свободу и независимость с одной стороны и лихие разбойнички с другой. Такие имена как Изонталон Антти, Антги Раннанджарви и Анссин Юкка до сих пор воспеваются в песнях любителей финской старины, после хорошего принятия на грудь (водки или самогона - это зависит от жанра). Как правило, это были сыновья или владельцы самых крупных хуторских домов (кулаки - как сказали бы идеологически подкованные большевики), отличительным знаком которых были наборные рукояти их ножей - Harma пуукко. Прочие финны также носили традиционные ножи, что российской администрацией не рассматривалось как криминал - до изъятия рабочего инструмента, как на Окинаве или в СССР, или нынешней Великобритании тогда дело еще (или уже - это как посмотреть) не доходило. Такие ножи до сих пор производятся в Улихарма мастерами в четвертом поколении. К этому же направлению, например, принадлежал и известный мастер Иисакки Яарвенпаа из Каухавы, которого царь Александр II даже удостоил титула поставщика своего двора. То ли финками Царь-Освободитель на досуге баловался (и то правда - отчего бы и нет?), то ли хотел разбавить коллекцию навах.



В отличие от коронованых особ, народ попроще финки хранил не в коллекциях, а не расставался с ними, зачастую, ни днём ни ночью.

"- Разве ты спишь с ножом? - спросила ее Герда, покосившись на острый нож.

- Всегда! - отвечала маленькая разбойница. - Как знать, что может случиться!"

Г-Х. Андерсен. "Снежная Королева", разумеется.

XIX век не изжил поединок, и аристократия, не собиравшаяся в вопросах чести менять своих взглядов, продолжала бодро пропалывать свои ряды этой эпидемией, под названием "дуэль". Деклассированные элементы и городские низы не могли остаться в стороне, - произошла классическая сублимация, когда за "попранную честь" выдаётся ущемлённое болезнено-гипертрофированное самолюбие. Особенно чувствительно относились к вопросам чести в Испании, - истощённой войнами и давно лишившейся своего былого могущества. По улицам городов и деревень бродили бандиты, мародёры, отставные солдаты, безработные матадоры. И в 1849 году выходит небольшой учебник "Пособие по владению цыганским ножом, навахой и ножницами" Мариано де Рементериа и Фика, в котором в нескольких главах описывается десяток несложных техник, которые могут пригодится обывателю в драке на ножах.



Впрочем, большинство обывателей книг не читали и пускали нож в ход так, как умели. Книги, в части связанной с ножами, всё больше читали судьи, но это были своды законов, весьма, надо сказать, мягких в этой части.

"Душной ночью 26 июля 1830 года, Тония Тэодорос из деревни Агиос Тэодорос на острове Керкира, жестоко порезал лицо своему знакомому, крестьянину Джиорагачи Мокастириотису. После этого Тэодорос плюнул на свою обессиленную жертву и покинул таверну, в которой произошла поножовщина, в то время как пять других мужчин, включая владельца, - Паноса Ландатиса, наблюдали за происходящим . Десять дней спустя, констебль Андреас Заллас наведплся к Тэодоросу , предъявил ему санкцию на арест и взял под стражу по обвинению в вооружённом нападении. На процессе в уголовном суде, состоявшемся 28 августа, были рассмотрены возможные причины нападения Тэодороса на Мокастириотиса. Выяснилось, что между мужчинами была старая вражда, причину которой точно никто не знал. Той ночью в таверне , оба пили запоем, когда вдруг Тэодорос назвал Мокастириотиса дураком и хвастуном. Мокастириотис громко ответил, что пусть лучше он будет дураком, чем "хозяином дома, полного шлюх." Тэодорос вскочил со стула, выхватил нож, и потребовал, чтобы Мокастириотис встал и ответил за свои слова как мужчина. Ни один из других мужчин в комнате не вмешался, поскольку драчуны обменивались ударами ножа. Наконец, Тэодорос взмахом запястья нанёс мощный удар, который развалил лицо его жертвы от середины подбородка до половины щеки. Поскольку открылось сильное кровотечение, Мокастираитис упал на колени, проклиная своего противника. Когда председатель суда в городе Керкира, задал ему вопрос, а почему он затеял драку, Тэодорос с достоинством ответил, что никому не позволит безнаказанно называть свою жену и дочерей шлюхами. Его репутация не позволила бы этого. И как мужчина, он не мог оставить этого незамеченным. Он был признан виновным, и приговорен к сорока дням в Исправительном заведении в Форте Абрахам, оштрафован на три Ионийских доллара, которые покрыли судебные издержи, и обязался не нарушать общественный порядок" (Томас Галланта "Честь, мужество и ритуальные поединки на ножах в Греции, в 19 веке". American Historican Revue, 2000).

В общем, это вам не нынешняя метросексуальная Европа... Такая мягкость законодательства ( в том случае, если смерть не наступала непосредственно в ходе или сразу после поединка) привела к тому, что в 1840 г. в Греции на 100 000 человек населения приходилось порядка 200 дуэлей на ножах ( сиречь - публичных поножовщин) в год. Проще говоря, за свою жизнь в них принимал участие где-то каждый десятый мужчина. Резали преимущественно лицо - меньше опасность убить сразу ( череп - он довольно прочный, а кровотечение от пореза обильно) и результат, как говорится, "налицо", хотя, по большей мере, "на лице". В испанских школах это техническое действие получило отдельное наименование - "jabeque".

Не отставали в поножовочном энтузиазме, а исторически очень даже опережали своих балканских коллег обитатели Пиринейского полуострова.



"Особенно ревностно за соблюдением традиций следили "махо" - прослойка жителей крупных городов, промышлявших контрабандой, азартными играми, торговлей, кузнечным ремеслом, державших трактиры. Они вели себя с большим достоинством и не любили зря болтать. Махо был гордец. Никто не смел наступить ему на ногу или хотя бы косо на него посмотреть. Если махо считал, что его чести либо интересам нанесен ущерб, он требовал извинений и компенсации. При отсутствии таковых в дело шел нож. Уклоняться от вызова на поединок считалось верхом неприличия, делом просто немыслимым. Позор был хуже смерти, ибо все слои испанского общества славились по всему свету своей невероятной гордостью. Это была гордость национальная, умноженная на гордость сословную. А махо являлись гордецами из гордецов!" (В. Едигаров)



Слово "navaja" (читается как "наваха"), видимо, происходит от латинского "novacula", что означает "бритва". Сами складные ножи с таким названием появились в Испании примерно в XV - XVI веках. Ныне это название закрепилось за складными ножами вообще - нескладные разновидности носят название "cuchillo". Популярность навах связана прежде всего с ужесточением испанского антиоружейного законодательства, которое повсеместно лишало непривилегированные сословия права на ношение полноценного оружия. С XIII по XVII век властями издавались эдикты, которые практически лишили горожан и крестьян права иметь личное длинноклинковое оружие . Да и золотой век испанской короны к этому времени уже был на закате. После Тридцатилетней войны в стране свирепствовала инквизиция и затяжной экономический кризис. В XVII веке Испания начала стремительно терять международный престиж и большие территории за пределами Пиренейского полуострова, что очень больно било по национальному самосознанию испанцев. Огромная пропасть между богатством королевского двора и нищетой народных масс вызывала постоянные классовые конфликты. Нестабильность ситуации в стране и гипертрофированное чувство собственного достоинства простых испанцев делали наваху более чем востребованным инструментом, особенно в среде горожан. Теофил Готье писал в 1843 в книге "Путешествие по Испании": "Любимое оружие испанцев - наваха, особенно среди тех, кто живет в городах". Ему в 1845 вторил английский путешественник Ричард Форд: "Как для путешественника абсурдна идея отправиться в путь босиком, так и для испанки недопустимо отправиться в церковь без веера, а для испанца - пойти прогуляться без навахи".

Несколько лучше дела обстояли в Андалусии, Эстремадуре и Новой Кастилии - районах крупного дворянского землевладения. Здесь вовлечение дворян в торговлю вызывало сокращение традиционной мелкокрестьянской аренды и расширение собственного хозяйства сеньоров, основанного на применении труда батраков и малоземельных крестьян. Тут быстро шло расслоение деревни: возрастала численность малоземельных и безземельных крестьян, выделялась зажиточная крестьянская верхушка. Росли города, в них расцветали ремесла. Считается, что именно андалусский регион подарил миру бой быков, традицию фиесты, зажигательный танец фламенко, феномен "мачо" и саму наваху.



Ее современный облик во многом начал складываться в конце XVII века. Наиболее простые разновидности этого складного ножа имели изогнутую рукоять из цельного куска рога, листовидный клинок длиной с ладонь и шириной в два - три пальца. Клинок был однолезвийный, реже встречалась частичная заточка обуха. Обоюдострые навахи имели прямую рукоять, в которой клинок скрывался почти целиком. Иногда длина клинка превышала длину рукояти. Такой нож носился в специальном чехле на манер нескладного и им можно было работать как в сложенном, так и разложенном состоянии. Отличительной чертой навах является мощная наружная пружина, напоминающая конструкцией коромысло, закрепленное посредине осью на рукояти, один конец которого упирался в рукоять, а другой специальным отверстием фиксировал клинок в открытом положении за выступ на пятке. Иногда пружина имела сложную конструкцию, состоящую из нескольких сегментов, что практически обеспечивало складному ножу надежность нескладного. Чтобы сложить такой нож, требовалось приложить немало усилий - подчас на пружине для этого выполнялся специальный рычаг. Считалось, что хорошей навахой можно пробить насквозь две медные монеты, положенные на брусок из твердой древесины: прочный фиксатор не давал клинку сложиться, а великолепное качество стали, известное по толедскому холодному оружию, сохраняло острие в целостности и сохранности.

Названий у навахи было великое множество. В Андалусии ее именовали "mojosa" (колючка), "chaira" (мусат) и "tea" (горелка); в Севильи - "las del Santolio"; среди солдат, заключенных и бандитов Мадрида она была известна как "corte" (лезвие), "herramienta" (рог, зуб), "pincho" (колючка, острие), "abanico "(веер) и т.д. Часто навахи получали от хозяев и имена собственные. Иногда, весьма красноречивые: - например, "производитель вдов".

Носился такой нож заткнутым за пояс. Он был всегда под рукой. Благодаря высокому спросу, производство было широко налажено цеховыми ремесленными организациями - навахи делали в Альбасете, Санта Крус де Мадейра, Солане, Бонилье, Валенсии, Хаэне, Севилье и многих других регионах. Артуро Санчес де Вивар писал о все возраставшей популярности этого ножа: "Мало-помалу, наваха приживалась во всех слоях и классах испанского общества: среди тружеников, среднего класса и даже аристократии, которая приняла наваху в качестве своего постоянного компаньона. Простым доказательством этого факта является множество музейных навах, материалы и отделка которых были явно по карману лишь представителям высшего сословия". Действительно, навахи отличались крайним разнообразием и по форме, и по размерам, и по способам украшения. На смену простым рукоятям из рога приходят металлические, с накладками из кости и ценных пород древесины, богато украшенные инкрустированными орнаментами и драгоценными металлами. К XIX популярность навахи достигла такого размаха, что ее стали производить и за пределами Испании - в Шеффилде, Золингене и Шателеро. Причиной тому послужили коллизии, в которые оказалась вовлечена Испания на переломе XVIII и XIX веков.

За ударом по национальному престижу, нанесенным разгромом испанского флота британцами при Трафальгаре в 1805 г. последовало отречение короля Карла IV от престола. В 1808 г. Наполеон воспользовался случаем и возвел на испанский трон своего брата Жозефа, что привело к народному восстанию и переросло в Пиренейскую войну 1808-1814 гг., которую испанцы называют войной за независимость. В 1813 г. вернувшийся на испанский престол после разгрома армии Наполеона Фердинанд VII до самой своей смерти в 1833 г. подавлял малейшие намеки на либерализм. Все XIX столетие знаменуется борьбой против реакционной монархии - гражданскими так называемыми Карлистскими войнами (всего их было три). Именно в ходе Пиренейской и Карлистских войн навахи и снискали свою мрачную славу.

Так в годы Пиренейской войны испанские партизаны прозаично подняли "наваху народной войны" на борьбу с оккупационными силами французов. Только в Арагоне и Каталонии два французских корпуса общей численностью около 60 тыс. человек были фактически скованы в течение ряда месяцев действиями нескольких тысяч партизан и войсковыми подразделениями также действовавшими партизанскими методами. Сами навахи изрядно подросли в размерах - при нападениях на обозы и небольшие отряды французов широко использовались "складные ножи", достигавшие в разложенном виде метровой длины и больше.



После изгнания французов национально-освободительная война стала перерастать в классовую баталию: крестьяне отказывались платить подати и захватывали земли помещиков. Доходило до случаев физической расправы с представителями социальной верхушки. В хаосе гражданских войн страну наводнили банды, не делавшие различия между бедными и богатыми, грабившими, насиловавшими и убивавшими, не глядя на социальное положение, пол и возраст. Поэтому даже женщины вооружились небольшими навахами, получившими название "salvavirgo". Рафаэль Мартинес дель Пераль писал об этом неспокойном времени: "Бедный или богатый, знатный или простолюдин, испанец с присущей ему мудростью и предусмотрительностью пользовался тем, что обеспечивало ему возможность защищаться. И тут навахе не было альтернативы, ибо обладала она не только основными достоинствами шпаги, но и рядом дополнительных преимуществ". Эти преимущества - компактность, надежность и прочность - позволяли опытному фехтовальщику с навахой (не совсем уж карманных размеров, разумеется, смотрите на иллюстрациях - характерный размер разложенной навахи 35-40 см) успешно противостоять вооруженному холодным оружием противнику.

Как? Наглядных иллюстраций того времени я предложить не могу, но вот, пожалуйста, предвоенное пособие, 1940 год. Справа - штык-нож от СВТ-40.

В чистом поле, конечно, штык на него не поймаешь, а уж шпажный клинок тем более, но в окопной тесноте... А ширина улочки средневекового города не слишком-то превышала ширину окопа на фотографии.



Особая техника и тактика применения такого ножа в бою нашла отражение даже в нескольких трактатах. Наиболее известным из них является опубликованный в 1849 году под инициалами M.d.R. "Manual del Baratero". 4 главы этой небольшой книги содержат 30 коротких уроков владения нескладным ножом, навахой или ножницами. В книге приведены и разнообразные тактические уловки - от использования плаща и шляпы в ходе поножовщины до броска навахой в оппонента и незамедлительного дальнейшего бегства.

Да, насчёт ножниц. Ножницы, там где резать приходится не только бумагу, а есть опасность "пойти за шерстью, а вернуться стриженым" - это почти тот же кинжал. Вот такой, к примеру.

Для пресечения революционной смуты в первой трети XIX века в Испании были приняты поистине драконовские меры - всякого, задержанного рядом с местом преступления со складным ножом, без дальнейших разбирательств вешали, привязав наваху на шею (дворяне могли отделаться расстрелом). Этот сюжет был увековечен в одном из офортов серии "Бедствия войны" Франсиско Гойи. Тем не менее, испанцы от ношения навах отказываться не собирались вплоть до конца XIX века, когда улучшение криминогенной и социально-экономической ситуации в стране сделало это предосудительным. Но и тогда они продолжали пользоваться популярностью среди цыган, городских люмпенов, сельских батраков и моряков.

Однако, та же мрачная слава немало посодействовала популярности навах в среде коллекционеров. Достаточно указать, что в конце XIX века несколько испанских складных ножей в свои богатейшие коллекции холодного оружия не погнушались включить даже особы королевских кровей из царствующих домов Австро-Венгрии, России и Германии.

В те же десятилетия, после наполеоновских войн в Европе началась массовая эмиграция в Новый Свет. Нью-Орлеан - маленький Вавилон, тогда ещё ни сном ни духом не ведавший имени "ураган Катрина" - был забит торговцами, аферистами, бретёрами и шулерами, среди которых множество выходцев из Франции, Испании, Португалии и прочих стран Средиземноморья, съехавшихся в эту ещё недавно французскую колонию. Вместе с пустыми карманами и надеждами, эти гордые люди привезли с собой свою культуру и традиции. Почва оказалась благодатной, - вспыльчивые и горячие креолы, чей взрывной темперамент вошёл в поговорку, оказались очень щепетильными в вопросах чести. Вскоре к острой креольской кухне добавилось ещё одно горячее блюдо - дуэли. На поединки вызывали по поводу и без повода, - на знаменитой Нью-Орлеанской Дубовой Алее в день происходило до 5 дуэлей. Особенно прославилось имя испанского бретёра Хосе (Пепе) Луйя, которому приписывают победы в более чем 50 поединках. Дошло до того, что в 1857 г. он выкупил в Новом Орлеане кладбище Сент-Винсент де Пол, где и покоились большинство из полусотни его жертв. С тех пор и пошло по миру выражение "иметь персональное кладбище".



Вот вам инструмент пополнения персонального кладбища. Боуи, середина XIX в.

А вот боуи в военном интерьере. Отправляясь на войну ( в данном случае - гражданскую войну 1861-1865 гг.) солдатик Конфедератов, разумеется, не забыл прихватить с собой привычный ножик.

Преподаванием техники и тактики использования ножа для пополнения (видимо, неуклонно оскудевающих) кладбищ не гнушались и люди из верхов общества. Немало на этом поприще потрудился, к примеру, Кассиус Марцеллус Клей, - борец за права негров, политик и бизнесмен. Мало того, что он выпустил под своим именем пособие по использованию ножа боуи, так ещё и успел скататься в Россию, где некоторое время занимал должность в Государя Императора кабинете министров (на родине его не забыли, спустя сто лет его именем назвали ребёнка в бедной негритянской семье, который спустя ещё 25 лет принял мусульманство и поменял имя на Мохаммед Али).



Дуэли на больших ножах приобрели такой размах и популярность, что в 1859 году Верховный суд штата (уже 13 лет как штата) Техас дал ножам боуи следующее определение : «Очень сложно защититься от него, даже обладая высокой степенью храбрости, или определённым уровнем мастерства.Ружье или пистолет могут промахнуться, и пока они перезаряжаются, их смертоносность исчезает, или, по крайней мере, уменьшается. Шпага может быть парирована. С этими видами оружия мужчины дерутся ради самого боя, по законам чести, совершенно не обязательно намереваясь убить. Этим-то нож боуи и отличается от них – это инструмент гарантированной смерти».



До нас дошло несколько документов, описывающих дуэли на ножах боуи. Вот, например, сохранившаяся в архивах газетная заметка с описанием поединка, произошедшего в конце 1830 года в техасском графстве Шелби:

"Генри Стриклэнд, по позвищу Тенессийский забияка, был изрезан на куски в драке на ножах боуи с Джимом Форсайтом по кличке «Распарыватель». Форсайт – очень решительный человек. Он вступил в круг вместе с Генри Стриклендом, также вооружённым ножом. Их спросили готовы ли они, и они ответили «Готовы» (кстати - чисто дуэльная деталь, сохранившаяся и сейчас в правилах спортивного фехтования. В боксе команды "Готовы?" нет, судья просто командует "Бокс!). Тогда прозвучала команда «Начинайте!», но никто из них не вздрогнул. Они рванулись вперёд и оба нанесли рубящие удары, когда их руки встретились. Форсайт угодил Стрикленду в правую кисть над костяшками, и срезал мясо с четырёх пальцев до кости. Нож Стрикленда выпал, и он оказался во власти Форсайта, который продолжал рубить его, полностью срезав мясо на обеих руках до локтя. Он нанёс нисходящий удар, называя это «отделкой под мрамор». Стрикленд повернулся и бросился бежать, но Форсайт настиг его и разрубил пополам лопатку. После этого он отпустил его, заявив, что Генри в достаточно хорошем состоянии чтобы позаботиться о себе, и раскаиваться в своих неправедных поступках. Я думаю, что со стороны Форсайта это был великодушный поступок. Форсайт сказал, что он мог бы убить его, но хотел только преподать урок и искалечить, чтобы сделать из этого негодяя, конокрада, жулика и скандалиста, набожного человека".



А вот ещё одна публикация, помещённая в газете «Таймс» 6 апреля 1866 году, и называвшаяся « Дикарская дуэль» :

«"...корреспондент в Колумбии, штат Арканзас, посылает нам описание трагического происшествия, которое произошло недалеко от города, 28-ого февраля. Некий майор Нед Бёрнс, бывший член подразделения мятежного генерала Джона Моргана, и полковник Твайман, также офицер армии Конфедерации , имели определённые проблемы личного характера, приведшие к дуэли. Местом, избранным для поединка, был Пойнт Чико, изолированный участок у Миссиссипи. В качестве оружия использовались ножи боуи, и поединок был ничем иным, как дикой бойней. Майор Бёрнс был ранен в руку, а полковник Твайман получил три ранения в корпус, которые считаются смертельными. Последний был также тяжело ранен в лицо, его нос был почти полностью отделён, а один глаз был настолько повреждён, что возможно он потерял зрение. Секундант полковника был легко ранен уколом ножа майора Бёрнса".

Но самая известная дуэль на ножах боуи, призошла в городе Литтл Рок, штат Арканзас, 4 декабря 1837 года в течение одной из первых законодательных сессий, проводимых в Old State House:

Джон Вайлсон, богатый плантатор и президент скандально известного Real Estate Bank, был избран спикером. Темой обсуждения были вознаграждения, платящиеся за волчьи шкуры. 10 $, были значительной суммой, и недавно был зарегистрирован случай, когда человек, описывающийся как "недавно прибывший янки" был пойман, когда занимался разведением волков, с целью получения прибыли. Чтобы такие прецеденты не повторялись, член палаты представителей Браун С. Робертс рекомендовал чтобы "каждое свидетельство о подлинности шкуры волка, должно быть основанно не меньше чем на четырех показаниях под присягой, и быть также подписано по крайней мере четырьмя свидетелями , и одним окружным судьей". Майор Джозеф Дж. Энтони, представитель графства Рэндолф, встал и выкрикнул : "И президентом Real Estate Bank!". Эта шутка, предназначенная для снятия напряжения, вызвала общий смех, но Вайлсону показалось что это намёк на запятнанную репутацию Real Estate Bank. Он начал настаивать чтобы Энтони сел, но Энтони отказался. "Сядьте!" повторил Вайлсон. "Я имею право стоять и не откажусь от него", ответил Энтони. " Я заставлю Вас сесть," ответил Вайлсон. Он вытащил нож, и направился к Энтони, который стоял приблизительно на расстоянии 12 метров. Энтони достал из жилетного кармана свой. Приблизительно 60 участников и более ста зрителей сидели подавленные этим зрелищем. Энтони был на несколько дюймов повыше чем Вайлсон со своими 5 футами, и имел преимущество в дистанции . Он нанёс два пореза, один из которых повредил предплечье Вайлсона. Вайлсон переложил нож в левую руку и отошёл на несколько шагов назад, будто желая прекратить поединок. В этот момент Энтони совершил фатальную ошибку - он бросил свой нож в противника. Вайлсон увернулся, и нож с грохотом упал на пол. Вайлсон тут же ринулся вперёд. Энтони бросил в Вайлсона стулом, и тут же схватил другой для парирования ударов. Член палаты представителей Грэндисон Ройстон пытался растащить их, но был отброшен в сторону. В этот момент Вайлсон опять увернулся от стула и распорол Энтони от таза до грудины. « Я убит!» , сказал Энтони, держа свои внутренности, и свалился на пол. Один из зрителей сказал, что перед тем как вернуться к спикерской трибуне, Вайлсон встал над телом, и спокойно заметил: « Он уже не впервой оскорбил меня» . Другой свидетель заявил что он видел как Вайлсон, ослабевший от потери крови, перед тем как потерять сознание, наклонился и вытер свой окровавленный нож об одежду Энтони. Весь поединок длился около 20 секунд. Вайлсон был арестован и снят с должности. Новым спикером стал Ройстон, который пытался помешать драке. Суд над Вайлсоном начался в мае 1838 года и он был оправдан, - вердикт суда «убийство в состоянии аффекта». Выслушав приговор Вайлсон встал и пригласил всех присутствующих выпить. В 1842 Вайлсон был снова избран в палату представителей уже от другого избирательного участка, и после возвращения он снова угрожал ножом своим оппонентам, но был быстро разоружён коллегами. За это он был вызван к трибуне и получил выговор от спикера".

Нож боуи, чьё происхождение ( или, говоря более определённо - продвижение на рынок САСШ моделей из Шеффилда) связывают с Джимом Боуи поначалу больше походил на ножик шеф-повара.

Вот, один из наиболее ранних, конец 20-х годов XIX в.



И лишь несколько позже он приобрёл знакомые нам черты - прямоугольную в сечении рукоять, длинный скос обуха, развитую гарду. Деваться было некуда, у двигавшихся на Запад (тогда ещё - Дикий Запад) переселенцев, нередко из оружия был только однозарядный пистолет и длинный ножик боуи ( весьма нелишний, поскольку раз выстрелив на пистолет расчитывать уже не приходилось) , с которым конкурировали небезызвестные "арканзасские зубочистки" ( о которых нам напоминает Майн Рид: "Света, излучаемого светлячками, вполне достаточно Джерри Руку, чтобы разглядеть белую ручку из слоновой кости - ручку большого ножа (такие ножи называют здесь "Арканзасская зубочистка"), на мгновение сверкнувшего в руке Тарлетона."

К сожалению, я не могу предложить никакого изображения аутентичного предмета, только современное изделие, такой вот:

Но в середине 30-х годов XIX в. конструкция боуи - ножа с полуторной заточкой, отбалансированного в лезвие стала вытеснять классический кинжал, каковым и является, по сути дела, "зубочистка". То ли ввиду рубящих свойств, то ли ввиду того, что в хозяйстве нож куда полезнее кинжала.



Вот вам мексиканский боуи начала XX в.

Именно креольские поединки, выработавшиеся, как я понимаю, под влиянием опыта и навыков эмигрантов из стран средиземноморья, легли в основу дуэльной техники Джима Боуи , аргентинских пастухов гаучо, мексиканских десперадос и бразильских кангосейрос.



По крайней мере, просмотрев книги середины XX века об использовании ножа боуи веком раньше, я могу констатировать, что единственной основой изложенного там является классическое европейское фехтование. Преимущественно сабельное, подарившее и "snap shot" - быстрое секущее движение самым кончиком лезвия, и "back cut" - порез обухом на возвратном движении клинка. Внесла свой вклад и шпага - различные "passato sotto" (известные нам ещё по "Ромео и Джульетте"), "inquartatta", пассы и вольты, как и прочие элементы техники.



Дуэли на ножах ушли в небытие в конце 19 начале 20 века вместе с героями Дикого Запада в Новом Свете и принятием жёстких законов и ограничений в Свете Старом. Так, например, в Испании "поединки чести" закончились в 1900 году, принятием законодательного акта, ограничивающего длину лезвия ножа 11 сантиметрами.





Единственное место, где традиция дуэлей сохранилась до 40-х годов XX столетия, была Аргентина. Гордые и своенравные гаучо - бывшие мелкие землевладельцы и скотоводы, разорённые латифундистами и в результате пополнившие армию пастухов и городской бедноты - упорно не хотели отказываться от привычки выяснять отношения на ножах.

В 1942 году аргентинец Мария Лопес Осорнио, посвятивший большую часть своих работ гаучо, в труде "Ла корпьеда" уделил много внимания их легендарному ножу - факону. В книге подробно описаны и задокументированы сотни поединков и кое-что из практики подготовки во владении традиционным ножом - факоном.



Про факон аргентинские поэты написали не меньше, чем Есенин про финку. Вот, к примеру



Мера полная свободы

вам отмерится с лихвой

меж опасностью прямой

и отвагой непреклонной,

между острием факона

и певучею строкой...



(Леопольд Лугонес. 1874-1938). "К гаучо". пер. М. Квятковской

( http://lukianpovorotov.narod.ru/lat....html#К%20гаучо )

Не отстали от них и писатели.

"Когда то их сбил с пути хмель сумасшедших суббот.

Они убивали и умирали спокойно.

Они не были набожны (что им глупые суеверия!), жизнь приучила их уважать только силу и волю." ( Х-Л. Борхес. "Гаучо")



Вот она, финка южноамериканских пампасов:

маленькая и сувенирная. Примерно такая, о которой, наверное, писал Борхес в "Мужчине из розового кафе": "И вот, Борхес, тогда-то я снова вытащил острый короткий нож, который прятал вот здесь, под левой рукой, в жилете, и опять его осмотрел, и был он как новенький, чистый, без единого пятнышка."



А вот полноразмерный факон:

А большие нередко делали из штыка аргентинского маузера, поменяв ему щёчки рукоятки. Получался клинок, длина которого уже позволяла фехтовать, а не обоюдно резаться, совмещённый с удобной для тонких движений рукояткой.

исходник. А вот результата - длинного передельного факона - я не видел...



Х.Л.Борхес

Перевод Б.Дубина

Из книги "Золото Тигров" ("El oro de los Tigres") 1972



За свежим мате ночи коротая,

Он под навесом грезил в полудреме

И ждал, седой, когда на окоеме

Блеснет заря, по-прежнему пустая.

Он гаучо себя не звал: решая

Судьбу, не ведал ли, что есть иная.

И тень его, себя — как мы — не зная,

Сошла во тьму, другим — как мы — чужая.

Рожденный на границе, где-то в поле,

В почти безвестном мире первозданном,

Он усмирял напористым арканом

Напористое бычье своеволье.

С индейцами и белыми враждуя,

За кость и козырь не жалея жизни,

Он отдал все неузнанной отчизне

И, проигравши, проиграл вчистую.

Теперь он — прах планеты, пыль столетий.

Под общим именем сойдя в безвестность,

Как многие, теперь он — ход в сюжете,

Которым пробавляется словесность.

Он был солдатом. Под любой эгидой.

Он шел по той геройской кордильере.

Он присягал Уркисе и Ривере,

Обоим. Он расправился с Лапридой.

Он был из тех, не ищущих награды

Ревнителей бесстрашия и стали,

Которые прощения не ждали,

Но смерть несли и гибли, если надо.

И жизнь в случайной вылазке отдавший,

Он пал у неприятельской заставы,

Не попросив и малой крохи — даже

Той искры в пепле, что зовется славой.



Если верить книге "Факундо", написанной в 50-х годах XIX в неким Доминго Сармиенто (а отчего бы ему не верить, он был не только писателем, историком и педагогом, но и президентом Аргентины с 1868 по 1874 гг. - и не гнушался баловаться ножиком. Впрочем, кто его знает, может это было так же, как сейчас "мочить в сортире"? Правда, в истории Аргентины Сарменито остался как человек, почти изведший гаучо, их культуру и жизнь практически под корень и слова хорошего о них не сказавший) гаучо (gaucho) поддерживали традицию поединка (креольскую дуэль - duelo creolo), преследовавшую в первую очередь цель унизить противника, продемонстрировав ему своё превосходство без нанесения тяжёлых ранений. Естественно, не обходилось и без смертей, как преднамеренных ( разные поводы были), так и случайных, но тогда аргентинский закон был к гаучо куда строже, чем американский или греческий, и убийца превращался в "плохого гаучо", подаваясь в бега, скрываясь от вполне ощутимого срока или верёвки. Тем самым объяснялось достаточно малое число смертей, относительно количества поединков.



Впрочем, судя по публицистическим зарисовкам советской журналистики 70-80-х годов, ножами в Буэнос-Аиресе портеньо ( столичные жители) уже не размахивают.

И, напоследок, наследники навахи, боуи и финок:

Наваха традиционная, современной работы.

Каспер, работы самого Каспера, конец 80-х годов.



И его серийная версия от CRKT - Crafford-Kasper.

Spyderko Renegade:

Современные наследники боуи.


Ручной работы - d'Antony Holder и Alex Daniels.

и серийные - Fallkniven и Cold Steel.

Скандинавские ножи в XX веке.



Скандинавский нож. 30-е годы XX в. (изготовлен в СССР, значился как "нож десантный норвежского типа". Скорее всего артельная работа, но по заказу военных или НКВД.)

70-е годы XX века. Тоже промышленный образец. СССР.

Криминальная поделка, скорее всего и изготовлена в ИТУ где-то в 50-60-е годы. Но тоже нож скандинавского образца.

Заказное изделие, конец XX-начало XXI вв., штучная работа по заказу то ли военных, то ли органов. В общем, тех, кому нужно и можно.

Источник: http://knhp.hut.ru/shpages.php</p>