"Палатку уймонцев мы нашли быстро. Но там увидели то, что вызвало у Тунгерека сомнения. Подвес для котла у очага был не на своём месте. Кроме того, в яму около него была брошена какая-то уже наполовину увядшая трава. При помощи подвеса для очага охотники давали знать о себе. Устанавливая его в каком-то направлении, они показывали, куда отправились в путь, а подвешивая различные растения, сообщали другие сведения. Но расшифровать увиденное мог только человек, знающий этот условный язык знаков".

Автор пришёл знакомиться к русскому топографу Зорину, дело происходит в горах в окрестностях Телецкого озера:

"Я спросил, не трудно ли жить месяцами за лесом и горами, на "краю земли и небес", и высказал опасения на предмет неожиданной болезни или встречи с хищными зверями и сойотами.

- Где-то вдалеке земная суета, а небесный механизм хорошо смазан, - сказал он с улыбкой. - Нервная система приходит в равновесие. Если мне захочется, я всё-таки встречаюсь внизу с людьми. Один раз за лето езжу в Пеле за провизией. Разве там мало развлечений? Что касается опасностей, так я могу вас уверить, что нигде не живётся так спокойно, как в укрытии таёжных чащ. Сидящего дома тоже не щадят болезни и смерть. Медведей и волков не надо бояться, это я точно знаю, а бояться сойотов мне пока даже в голову не приходит".

Цитируется по: Йоханнес Габриэль Гранё_Алтай. Увиденное и пережитое в годы странствий. Москва, 2012.

(Текст 1919-1921 гг.)

Во-первых, просто душевный диалог:

"Прошлой зимой Дёмин перенёс тяжёлую горячку, судя по всему, брюшной тиф, и был ещё очень слаб. Он, однако, вскарабкался, опираясь на посох, с нами на склон горы и заполночь засиделся с Матаем у костра. До моей палатки доносились их голоса, пока они долго и красноречиво обсуждали прежние охотничьи походы.

 - Хох-хоох, - вздохнул наконец Дёмин. - Постарели мы с тобой, Матай! А теперь ещё эта болезнь. Стану ли я опять мужчиной? Подумай, где сейчас, этим вечером, я сидел бы, кабы был здоров. Уж точно не в Эдигане. Наверняка где-нибудь на склоне сопки, под кедром. Весь этот мир оставался бы далеко внизу.

Я слышу, как Матай отвечает:

 - Да, годы идут. Посох для нас теперь лучший товарищ, чем ружьё. Будь я молод, я бы тоже не просиживал здесь эту ночь. Завтра ведь день усекновения главы Иоанна Крестителя. У маралов начинается гон, я бы мог вслушиваться в рёв лосей-самцов на сопках".

Во-вторых, про миссионеров:

"Более 40 лет назад Г. Н. Потанин оценил миссионерскую деятельность на Алтае следующим образом:

"Нельзя сказать, что результаты миссионерской деятельности велики. Сами алтайцы считают миссионерскую станцию вредоносным для себя учреждением: они избегают её и отступают от неё дальше в горы, поскольку обращение в православие равносильно для них утрате национальной самобытности. Алтайцу, принявшему православие, надлежит поменять образ жизни с кочующего на осёдлый. Этого требуют миссионеры-проповедники для того, чтобы было легче распространять учение. Православные миссионеры не соглашаются селиться рядом с коренными жителями и вести тот же образ жизни, в отличие от мусульманских проповедников, а лишь собирают новообращённых вокруг себя. С одной стороны, нищают некрещёные алтайцы, когда бегут в горы, с другой - беднеют и те, которые дали себя окрестить. Они живут в большой нищете рядом с миссионером-проповедником, хотя в миссионерском хозяйстве представлены все изделия деревенской культуры. Таким образом, проповедники ещё в меньшей степени, чем купцы, сумели распространить на Алтае культуру".

Цитируется по: Йоханнес Габриэль Гранё_Алтай. Увиденное и пережитое в годы странствий. Москва, 2012.

(Текст 1919-1921 гг.)

"Как исповедующим православную веру, зырянам при крещении дают русские имена и фамилии, а при учтивом приветствии, как и у русских, к имени, данному при крещении, всегда присовокупляется имя отца; однако же в зырянском языке эти оба имени претерпевают особенное и странное сокращение, и притом имя отца всегда предшествует имени, данному при крещении, так что вместо русского "Василий Иванович" зыряне говорят: "Вань Вась".

"Но так как у кочевого народа, который всегда возит с собой все свои пожитки, ничего не может быть лишнего, а всякая вещь должна быть необходима и иметь известное употребление, то какой-никакой предмет роскоши, как, например, шахматная доска, весьма естественно, не мог служить для одной игры, а потому и представлял в то же время блюдо для мяса, отчего доска эта, покрытая кровью, походила на поле сражения. Обстоятельство это верно было соображено мастером, приготовлявшим шахматную доску, потому что клетки её отличались одни от других не цветом, а тем, что одна половина их (т. е. те, которые оставались без употребления) представляла углубления, а другая лежала в одной плоскости с доской. При таком устройстве доски немудрено, что в углубленных клетках всегда видны следы предшествовавшей трапезы, что, впрочем, нисколько не препятствовало игре, тем более что поле сражения всегда должно быть обагрено кровью".

Цитируется по: Шренк А. И._Путешествие к северо-востоку Европейской России. Москва, ОГИ, 2009.

"Суда, употребляемые для провоза рыбы, суть ладьи с двойным дном, из которых в нижнем проделаны отверстия: пространство между обоими днами наполняется рыбой, которая посредством такого устройства во время провоза беспрестанно находится в свободно проточной воде, и это единственно представляет возможность доставлять рыбу живую на место её назначения. Осенью эти суда проплывают расстояние от Ладейного Поля до Петербурга по каналам в продолжение суток; напротив того, летом, когда вода в каналах, как утверждают, по своей возвышенной температуре делается пагубною для рыбы, суда принуждены проезжать по самому озеру, где при частом противном ветре они употребляют на проезд гораздо более времени".

Дело происходит в селе Усть-Вельском Погосте:

"Мне предлагали купить другой странный товар, значение которого я никак не мог разгадать, пока ближе не разглядел его состава; это чудо походило на клеенчатую материю, в самом же деле было лакомство здешнего изделия и состояло из раздавленной земляники, которую кладут на отрезок пропитанного маслом полотна и таким образом сушат на солнце, после чего тонкая пластинка снимается и тем более получает сходство с красною клеёнкою, что на нижней плоскости её отражается ткань полотна".

Цитируется по: Шренк А. И._Путешествие к северо-востоку Европейской России. Москва, ОГИ, 2009.

Белявский тоже дочитан. И тоже не очень воодушевил. Без заинтересованности пишет, я бы сказала. Так что Инфантьев уверенно держит первое место.

Дело происходит в начале XIX в.

"Должно заметить, что при крещении каждому Остяку даётся крест и рубашка; по чему, ради сей обновки, часто некоторые из них приходят по нескольку раз просить святого крещения, следовательно и Метрическия книги об Остяках не могут быть верны. Однакож крещение принимают только одни взрослые, а малолетных детей прячут в кочевьях, которыя для священника отыскивать весьма трудно".

"Кроме того помянутые путешественники уверяют, что Самоеды веруют в бытие Создателя всех существ. Но так, как по мнению их, сие верховное Божество ими не занимается, то и они считают излишним ему поклоняться, или иначе сказать: так как они считают себя недостойными внимания Всевышняго, то и утруждать Его молениями своими не дерзают".

Цитируется по: Ф. Белявский_Поездка к Ледовитому морю. Мандр и Ка, Тюмень, 2004.

Не знала. Верить ли?

"Чтобы сплавить подобные обрубки по назначению, к месту жилища, находящагося иногда на разстоянии нескольких верст, бобр делает из стволов деревьев плот, скрепляя его древесными ветвями, складывает на этот плот обрубки, садится на него сам и, зорко посматривая по сторонам, напрягая слух и обнюхивая воздух - нет ли какой опасности, - плывет вниз по реке к месту назначения, употребляя свой лопатообразный, мясистый хвост вместо руля".

Цитируется по: П. Инфантьев_Путешествие в страну вогулов. Репринтное издание с предисловием Галины Данилиной. Мандр и Ка, Тюмень, 2005 г.

На этот раз из Инфантьева. Как же он хорошо пишет, прямо бальзам на душу после Бахрушина.

"Семья Тимофея жила в его отцовской юрте, и нам отвели новую, построенную самим Тимофеем, состоявшую из двух комнат и напоминавшую собою русскую пятистенную избу. Сами хозяева должны были уже давно переселиться из этой юрты в другую, потому что она изобиловала клопами. Потому ли, что вогулы думали, что клопы не осмелятся тревожить заезжих гостей, по другим ли каким соображениям, но только они с величайшею готовностью предоставили эту юрту в наше полное распоряжение.

Однако, неголодавшиеся паразиты оказались настолько безцеремонными, что в первую же ночь повели против нас такую убийственную атаку, что мы несколько раз, как угорелые, принуждены были вскакивать со своих кроватей и выбегать вон, чтобы выбивать о сугробы снега свои постели и одеяла. Так как мы не догадались захватить с собой никаких снадобий для искоренения этих маленьких врагов рода человеческаго, то на следующий же день заставили своих хозяек вскипятить воды и ошпарить кипятком наши койки. Но это мало помогло делу. Наши враги кишмя кишели во всех щелях юрты и, занимая неприступныя позиции, нагло издевались над всеми нашими усилиями выбить их оттуда. Тогда мы разставили свои койки посреди комнаты, подальше от стен и под каждую ножку подставили берестянныя чашки, наполненныя водой, которыя должны были изображать собой крепостныя рвы. Мы надеялись, что клопы, как не умеющие плавать, не в состоянии будут взобраться к нам на постели, так как, прежде чем на них попасть, им пришлось бы пуститься вплавь по воде в чашках. Мы готовились уже торжествовать победу, но наше ликование оказалось преждевременным. Голод делает изобретательным не только человека, но даже и такое, повидимому, безсмысленное и ничтожное существо, как клоп. Можете себе представить, что они делали? Не имея возможности вести против нас осаду ни с полу, ни со стен, они тучами ползали по потолку юрты и оттуда сверху бросались на нас и ещё с большею яростью вели против нас свои атаки.

В конце концов, нам ничего не оставалось, как признать себя побежденными и смириться".

Цитируется по: П. Инфантьев_Путешествие в страну вогулов. Репринтное издание с предисловием Галины Данилиной. Мандр и Ка, Тюмень, 2005 г.

Не очень он меня заинтересовал, но кое-что избру... изберу!

Про остяцие и вогульские племена.

1. "Рыба доставляла не только пищу, но и одежду: "и не только ради прокормления своего рыбу ловят, но и платье себе делают, и сапоги, и шапки; а шьют их рыбьими жилами". Они "проделывают" рыбьи кожи рыбьим жиром, "аки ровдугу мягкостью, которые отнюдь дождя не боятся". "Одежда их обще из кожей рыб, найпаче с налима, - пишет Новицкий, - ...тожде с осетра и стерлядей одерше кожу, толико трудами своими умягчевают, яко могут все одеяние себе из них сошити; обще же из налимей кожи - кожаны, с иных же чулки, сапоги себе утворяют". "Бедные людишки... ходят зимою и летом в рыбных кожанишках"; только богатые для зимнего времени шьют себе одежду и сапоги "с еленьих кож", бедняк "и зимнего времени лютость тяжчайших мразов претерпевает в кожане" *.

(*Краткое описание о народе остяцком, сочиненное Гр. Новицким, под ред. Л. Н. Майкова (Памятники древней письменности и искусства, СПБ. 1884), стр. 31, 38-39. Сибирский приказ, ст. №8, л. 24. Сибирск. летоп., стр. 378. Путешествие Спафария, стр. 84.

2. Спецом для кое-кого:

"Живя на путях, по которым шло особенно оживлённое движение русских торговых и промышленных людей (есть разделение - прим. моё), в соседстве с строгановскими вотчинами, остяки и вогуличи западного района подверглись очень рано жесточайшей эксплоатации со стороны русских колонизаторов. Русские вытесняли вогуличей "со старых их искони вечных вотчин, медвяные их ухожаи и бобровые гоны и рыбные ловли, с чего-де они ясак платили, все поотнимали".

3. Тут я сделала закладку, но до сих пор не могу понять, что заложила.

4. Про сомнительных святых. Речь идёт о Киприане - первом архиепископе Сибирской архиепископии (1621 г.).

"Обеспечив архиепископию материально, Киприан захотел придать ей также духовный блеск. Для новой кафедры нужны были святыни, которые бы поставили её наравне с старыми кафедрами с их сонмами местных угодников. Этим и объясняется то, что во второе лето своего святительства Киприан "воспомянул" атамана Ермака с дружиною, думая в лице знаменитого покорителя Сибири найти подходящего патрона для своей епархии. Владыка, как гласит составленный им Синодик, "повеле расспросити ермаковских казаков, како они придоша в Сибирь, и где с погаными были бои, и кого где убили погании в драке". "Казаки же принесоша к нему написание, како приидоша в Сибирь, и где у них с погаными бои были и где казаков и какого у них именем убили". На основании этих сведений "добрый пастырь" повелел "убитых имена написати к церкви Софеи Премудрости Божия в соборный синодик" и приказал в неделю православия "кликати" им "с прочими пострадавшими за православне вечную память". Цель, которая преследовалась этим актом, совершенно ясна: окружая Ермака и его дружину ореолом мученичества за православную веру, тобольский архипастырь, не решаясь своею властью канонизировать этих сомнительных святых, устанавливал торжественное поминовение их в неделю православия, как признание церковью их заслуг перед христианством".

Цитируется по: С. В. Бахрушин_История Сибири в XVI - XVII веках. Екатеринбург: Баско, 2007 г.

"Дед поставил на огонь котелок, начал варить похлебку.

- Вот, милые вы мои, - сказал дед, закуривая, - бродите вы, как нанятые, по лугам, по озерам, а того нету у вас в понятии, что были все эти луга, и озера, и леса монастырские. От самой Оки до Пры, почитай, на сто верст, весь лес был монашеский. А теперь народный, теперь тот лес трудовой.

- А за что им такие леса были дадены, дедушка? - спросила девочка.

- А пес их знает за что! Бабы-дуры говорили - за святость. Грехи они наши замаливали перед матерью божьей. А какие у нас грехи? Грехов у нас, почитай, никаких и не было. Эх, темнота, темнота!

Дед вздохнул.

- Ходил и я по церквам, был грех,- пробормотал смущенно дед.- Да что толку-то! Лапти даром уродовал".

К. Паустовский_Мещёрская сторона

Про самоедское угощение.

"Пойманный оленёнок был убит, шкура снята, бок разрезан, выброшена требушина, и пир начался. Тут же кругом тёплой туши уселись дядя с племянниками и двое ребят, кроме грудных, и принялись за дело. Все от мала до велика, были вооружены чрезвычайно острыми ножами, привешанными к поясу. Прежде всего дяде была поднесена голова, как вещь самая лакомая (губы и мозг), которую он положил около себя, чтобы покончить после вместо десерта, и потом все взялись за мясо. Отрезав полоску мяса, пирующий обмакивал один конец в кровь, которая как в чашке скопилась внутри туши, хватал этот конец зубами и быстрым движением ножа снизу вверх отрезывал захваченный кусок подле самых собственных губ и носа. Всё это проделывали и маленькие дети, бывшие, видимо, очень довольны, потому что безпрестанно с выпачканными кровью лицом и руками, но с куском тёплого мяса в одной руке и ножом в другой, прибегали в чум и хвастались матерям, которые в пиршестве не участвовали. Через полчаса от неблюя (оленёнок до года. - От меня), всего около пуда весом (со шкурой и костями), не осталось ничего, кроме кожи, требушины, разбитых костей и копыт. Молоденькие рога тоже были съедены, и всё пиршество обошлось без хлеба и соли".

Цитируется по: И. М. Воропай_От реки Оби до Северного океана. Репринтное издание. Ханты-Мансийск, Полиграфист, 2008.

"Вместе со взрослыми едят и дети, при чём и такие, которые ещё не в состоянии откусить мяса зубами: возьмёт иной кусок, мажет, мажет им себе грязное лицо и нос, откуда текут постоянно целые ручьи, и, не совладавши с добычей, бросает её опять в чашку. Этим нисколько не смущаются обедающие, и этот кусок будет съеден так же, как и прочие. На закуску мужчины принимаются доставать мозг из костей. Для этого кость кладётся на каблук сапога, а добытым с пояса ножом разбивается вдоль, потом мозг вытряхивается на нож, положенный то же на каблук, при чём и на него вываливается часть мозгу, который собирается ножом и препровождается в рот, точно также без хлеба и соли и при том застывший. Самый лакомый кусок считается мозг из задних ног оленя, от копыт до колена; его добывают и съедают сырым, как только снимут шкуру. Самоеды обыкновенно тут же съедают и почки".

Цитируется по: И. М. Воропай_От реки Оби до Северного океана. Репринтное издание. Ханты-Мансийск, Полиграфист, 2008.

Update: Я, возможно, что-то не так поняла, и обед может оказаться не самоедским, а зырянским.

На последних страницах повествования Озерецковского обнаруживается интересное "рассужение": "о действии масла над волнением воды".

Я бы рада полностью это всё процитировать, но длинные тексты нынче не в моде, поэтому перескажу своими словами.

Озерецковский решил проверить, действительно ли пролитое на волны масло их усмиряет. Ссылается он на Аристотеля, Плиния и Плутарха ("в их времена водолазы брали оное (масло. - F. F.) в рот, чтоб выбрызгивать в море"); кавалера Прингля ("будучи в Шотландии, слышал, что китовые промышленники узнают издалека, где находятся станицы сельдей, потому что вода в тех местах бывает тиха и гладка по причине масленых или жирных частиц, которые из оных рыбок выходят испарением") и пр.

Сам Николай Яковлевич проделал опыт с маслом "пред устьем реки Волхова на Ладожском озере". Для справки, лил он льняное. Описание опыта всё же приведу почти целиком:

"С носу судна выливал я против волн масло, которого имел с собой сорок один фунт и которое с недолгой перемешкою вылито было на воду в четыре раза. Маслом сим покрылось довольно великое пространство воды, так что судно моё, которое длиною было с лишком в три сажени, на оном пространстве установиться могло. Всё место, маслом покрытое, сделалось гладко и чисто как зеркало, а хотя находившие издали волны под маслом и отдавались, но они были невысоки и поверхности не пестрили. ....  Из сего опыта заключил я, что употребление масла в опасных морских случаях действительно может быть полезно".

Цитируется по: Н. Я. Озерецковский_Путешествие по озёрам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск, Карелия, 1989.

P. S.: Всё, на Кузова без масла - ни ногой! :)

"Между сею рекою (Вытегра. - F. F.) и Тудозером в небольшом отдалении от онежского берега лежит обширное Лужандозеро, в котором окольные жители бьют острогами больших щук и одному из рыбаков случилось наехать на такую щуку, которая чрезвычайной была величины и на спине у себя имела как бы некоторую корону, что заставило испугавшегося рыбака, бросив в неё острогу, тотчас от неё удалиться. Поутру нашлось, что вместо короны сидел на щуке большой орёл, вонзивший кохти свои в щуку, которая, будучи чрезмерно велика, его потопила".

Цитируется по: Н. Я. Озерецковский_Путешествие по озёрам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск, Карелия, 1989.

"Кряжи таковых камней составляют оные пороги, с которых вода во многих реках с превеликою падает силою; несмотря на сие, из гоняльщиков леса такие сыскиваются смельчаки, что, стоя на одном бревне и не имея в руках кроме багра, спускаются по воде с оных порогов в находящиеся под ними пропасти и по большей части на бревне удерживаются".

Цитируется по: Н. Я. Озерецковский_Путешествие по озёрам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск, Карелия, 1989.

"Деревенские женщины и девки ранее всех ото сна пробужались и, вставши, немедленно бросались к воде, чтоб умываться. Действие сие продолжается у них немало времени, потому что оне, во-первых, полощутся водою, потом моются мылом, которое смыв, натираются белилами и, натёршись, стоят или сидят на судах без всякого действия, давая время белилам хорошенько вобраться в кожу. После сего бережно смывают их с лица; и как многие из них зеркал не имеют, то смотрятся в воду и помощию сего зеркала уравнивают на себе подложную белизну, которую наконец прикрашивают румянами; надевают на себя кумашные сарафаны и повязываются алыми платками или лентами и тогда уже с судов своих сходят".

Цитируется по: Н. Я. Озерецковский_Путешествие по озёрам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск, Карелия, 1989.

На дворе конец 18 века, как тонко люди чувствуют!.. Я уж не говорю про слог.

"Многими примечено, что народ сей о будущем весьма мало печётся и беспечность свою оказывает во всех своих делах; так что, ежели во время удачного промысла захочется чухонцу есть, то несмотря ни на что бросает работу и уходит домой, чтоб удовольствовать только своё хотение. От сего, может быть, они и бедны? Но их бедными назвать не можно, как только в сравнении с другими народами, ибо они бедности своей не чувствуют, иначе старались бы её отвращать напряжёнными трудами. Но не беднее ли они тогда будут, когда восчувствуют нужду и больше надобностей, нежели сколько их теперь имеют?"

Цитируется по: Н. Я. Озерецковский_Путешествие по озёрам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск, Карелия, 1989.

"...напротив того, вообще в людях примечается, что всяк желает дёшево купить, а дорого продать, и мне кажется, что богатые люди обыкновения сего ещё больше держатся, нежели бедные. Причины сему в различном роде их жизни искать должно. Богатые люди слишком много наделали себе надобностей, потому больше и стяжания иметь стараются, а переменить род жизни никто не хочет".

Цитируется по: Н. Я. Озерецковский_Путешествие по озёрам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск, Карелия, 1989.

"Дрова сии рубит он в баронессином лесу своими работниками, кои бывают обыкновенно наёмные или из морьинских обывателей, или из чухонцев* в окольности живущих. Сии последние берут за работу гораздо дешевле, нежели русские, и чрез то лишают наживы от рубки лесу морьинских жителей".

*чухонец - согласно "Толковому словарю живого великорусского языка" В. Даля, "петербургское прозвание пригородных финнов".

Цитируется по: Н. Я. Озерецковский_Путешествие по озёрам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск, Карелия, 1989.

Всё то же издание Пополь-Вух, см. пост ниже.

"И он оставил, как символ своего существа, "Писом-Какаль", как он был назван".

Я даже не знаю, что меня трогает больше: перевод или оригинал (pizom-gagal).

Это, кстати, как объясняет сноска, может обозначать "мумифицированные трупы прародителей, завёрнутые в ткани".

Всё то же издание Пополь-Вух, см. пост ниже.

Боги говорят:

"Приходите и приносите нам немного вашей крови, имейте к нам жалость".

А ещё мне почему-то кажется, что переводчик блуждает всё в тех же пресловутых кельтских потёмках:

"Вы можете иметь шкуры оленей и оберегать нас от тех, чьи глаза вводят нас в заблуждение".

И ведь с богами не поспоришь, придётся соглашаться на шкуры...