Не хочу ничего делать.

Купили кольца.

Денег нету ни хрена. Это ужасно.
Ужасно, да.
Пойду убью себя.

Человеческий фактор - главная причина моих готических болей.

Мы актеры театра теней.
Мы пластмассовые алмазы
Чем болезненней - тем пьяней
Кровь, размазанная в теле фразы.

Пусть целуются маски всласть
И кусают бумажные губы.
Нам, как шавка, подвластна власть.
Нашим голосом воют трубы.

Мы все ближе - и тем верней
Распластавшимся в небе дискам.
Мы актеры театра теней
Мы не можем пасть слишком низко/

Хочешь, сегодня я подарю тебе солнце -
Ярко-оранжевый шар на сиреневом небе?
Человек дарит солнце? И вовсе даже не нонсенс!
Тебе остается всего лишь в это поверить.

Хочешь, я подарю тебе море и ветер -
Дрожащие сполохи света в стеклянных глубинах
Огненный луч, что играет в волнах на рассвете,
Легенды о всех живущих во тьме исполинах?

Хочешь, тебе подарю я и небо из стали -
То, что над Городом в сумерках дня распростерто?
Черное кружево веток, осколки печали,
И темнота льется, будто бы кровь из аорты.

Хочешь, я расскажу тебе сотни историй
О том, чем живу, и куда ведут мои двери?
И о свободе, и о хрустальном просторе,
И о тебе. Остается всего лишь в это поверить.

Mon ami, оставайтесь в прошлом.
Эта встреча была последней
на ближайшие годы точно:
наши дни утекли бесследно,
наш Париж забыт и заброшен,
погребенный в пыльных сугробах.
И любить Вас вот так, заочно,
много чище совместной злобы.
Mon amour, оставайтесь в прошлом.

Я бы звал тебя mon paradis,
если б что-то тебе писал.
Но закат так беспечно ал,
что я просто взлетаю вниз.

Мне уже не нужны слова
и пустое сплетенье тел.
Я всего лишь уснуть хотел.
Оглянулся - душа мертва.

Show must go on, мой милый Розенкранц!
И было бы нелепо отказаться
От фатумом предложенного танца -
Уже уплачен за него аванс.
Танцуйте же, мой милый Розенкранц.

Танцуйте же, дражайший Гильденстерн.
Ведь прекратить Вы сможете едва ли.
И сторона одна у всех медалей -
Погостов, плах, вертепов, авансцен...
Вы понимали это, Гильденстерн?

Не плачьте же, мой милый Розенкранц!
Хоть мы так одиноки в этой жизни,
Не делать же ее подобной тризне!
А безмятежно верить в ренессанс
Уж лучше было бы, мой милый Розенкранц!

Прощайте, мой дражайший Гильденстерн.
Вы знали, чем закончится дорога
И можете не жмурить у порога
Свои глаза. Все это только тлен.
Show must go on, дражайший Гильденстерн!

Господа мизантропы!
Ебитесь, пожалуйста, конем.
В три хуя.

Спасибо за внимание!
dixi

Настроение сейчас - очень злое

Вдох-выдох. Немного скомкано через легкие
Поднимается к потолку сигаретный дым,
А на тебя небо сыпется белыми хлопьями.
Снег все делает ясным и простым.

Я в твоей жизни явление мимолетное.
Ни на что не надеюсь и боюсь зависеть.
Может, пройду как-нибудь под окнами,
А скорее - снова спишемся через сеть

Я хочу рисовать тебя солнечным светом
На каждом осколке небесной воды.
Тысячи песен знает планета,
Но для меня звучишь только ты.

Сказки заканчиваются свадьбой. Принцесса освобождена, рыцарь белокур. Жить они будут долго и непременно счастливо, а умрут в один день. На самом деле, навсегда исчезли они, конечно, прямо во время финального пиршества, но кто нам рискнет об этом сказать?..
Если сказку пишут мои братья, поливая бумагу слезами и паршивым вином, она рвется вместе с венами. Рубиновым запахом и металлом на губах. Крыльями, раскрывшимися после прыжка. Пальцами, которые насмерть сплелись через порог.
Различие небольшое. Там и там глупые надежды, замешанные на наркоическом эстетстве мечты - и ничего более. А бред и головная боль всего лишь похмелье после самых расчудесных чудес.

Но я свято верю: сказки не должны уходить вот так, заодно украдкой смахивая в рюкзак столовое серебро.

Надо сказать, что и все убеждения Вашей покорной слуги зиждятся на одном только стержне, составляющем пресловутый смысл жизни. Этот стержень - гуманизм, безграничная вера в красоту Человека. И сколько бы меня ни убеждали в низости людской природы, все равно я буду говорить, что Человек изначально - самое прекрасное творение Господа.
Человек умеет создавать восхитительные произведения искусства и искренне наслаждаться ими, а искусство выше любой жестокости, выше насилия, выше бессмысленной злобы.
Человек умеет верить.
Человек умеет любить.

Когда жизнь с треском ломается на куски, прямо на глазах превращаясь в труху, я, как улитка, ухожу в ракушку собственной памяти. Плутать в этом лабиринте можно бесконечно: прокручивать самые яркие эпизоды, слушать "ту самую музыку" и, конечно же, перечитывать старые письма.

Письма... Прошлой зимой в один солнечный зимний день я, так же как и сейчас, сидела за столом, слушала Аквариум, и раз за разом перечитывала те три письма, которые ты прислал мне из Рощино. Знаешь, я была по-настоящему счастлива: никогда ранее и никогда после не слепил глаза такой сумасшедший восторг. А ты писал, как ярко тебе смотреть на звезды и думать обо мне.

Ярко... Не получается словами передать всю эту радость-до-слез... Вместо радужных переливов по монитору пляшут просто буквы-уродцы. Может, потому что теперь я знаю, чем закончилась сказка... Но забыть ее - то же самое, что погасить солнце.

Спасибо тебе.
Спасибо.

По полу искрится бисерный снег всех оттенков. Пронзаю воздух иглой, тянусь вслед за ниткой прямо сквозь хрустальное нутро - через темень непонимания и ослепительный свет пустоты. С другой стороны бусины ждет сестра. Все вокруг подвержено всяческим метаморфозам кроме старой дружбы.

Пожалуй, это можно без всяких муторных сомнений назвать счастьем.

Будем жить и прясть из завтра
Веры нить на каждый день.
Что здесь ложно, что здесь правда?
Все не важно, дребедень.

Бесспорно, забавно читать анекдоты о его трепетных и обнаженных бегах по лесам и долам в компании верного глубоко несчастного (а главное - еще более невыносимого) Дю Белле, но все эти милые поэтические забавы ничуть не извиняют кошмарного слога.
Раньше я наивно плагала, что виноват переводчик. А потом - глазам открылась истина (в моем понимании, конечно).
Буду чертовски рада брошенным камням - если в них будет сокрыто объяснение неведомой мне прелести автора жутких сонетов про седую -но гордую!- старушку в махеровой шали.

У тех, кто с похотью в бессмертие
глядит, открыв щербатый рот,
для нас с тобою - что-то третье:
ни жизнь, ни смерть - наобот.

Так превосходно, станцуем вальс
под Марсельезу - на крови!-
Ты знаешь, никто не услышит нас -
мы прокляты в вечность -c`est la vie! -

Нам подыграют на костях
с усмешкой десятки пьяных рож,
а ты не бойся, мы ведь в гостях,
захочешь домой - поможет нож.

Закончен дьявольский маскарад.
Под звездами только я и ты...
Брат мой, дыши со мною в такт...
Больше
не будет
пустоты...

Через сон с потолка тянется липкая медовая капля света. Дым плавится радугой, змеится... И в такт - обволакивает изнутри темная чувственная музыка, заставляет руки двигаться пламенем свечи сквозь дрожь барабанов и бесконечное напряжение струн горла - вверх, вымазаться лучистым медом - чтобы слизывать невыносимо медленно. Воздух сладко-шоколадный, мягкий, как масло - и колышется водорослями.