Когда слушаешь Бальмонта - всегда слушаешь весну. Никто не опутывает души таким светлым туманом, как Бальмонт. Никто не развевает этого тумана таким свежим ветром, как Бальмонт. Никто до сих пор не равен ему в его "певучей силе".  Александр Блок                                                                                                                                                                    

К.Д.Бальмонт. 1920-е годы. Фотография П.И.Шумова

Слегка рыжеватый, с живыми быстрыми глазами, высоко поднятой головой (...), бородка клинушком, вид боевой(...). Нечто задорное, готовое всегда вскипеть, ответить резкостью или восторженно. Если сравнивать с птицами, то это великолепный шантеклэр, приветствующий день, свет, жизнь. Б.Зайцев (писатель, друг Бальмонта по эмиграции)
                                                                                                                                                                            
"Поэт открыт душою миру, а мир наш — солнечный, в нем вечно свершается праздник труда и творчества, каждый миг создаётся солнечная пряжа, — и кто открыт миру, тот, всматриваясь внимательно вокруг себя в бесчисленные жизни, в несчетные сочетания линий и красок, всегда будет иметь в своём распоряжении солнечные нити и сумеет соткать золотые и серебряные ковры." К.Д.Бальмонт
                                                                                                                                                                           
Наследник Пушкина и Достоевского, Бальмонт в высшей степени наделён «главенствующим свойством арийца – всемирный огляд, всебожие природы, всечеловечность».

Стихи Константина Бальмонта, поэта-символиста, могут нравиться или оставлять равнодушными, но никто не может отрицать их необыкновенную музыкальность. Бальмонт словно весь был создан из анахронизма. Поэт с изумительно зелеными глазами и чересчур аристократической внешностью. Именно таким девушки представляют Принца или Короля.

Он царил над толпой. В его поэзии то клекот, то щебет, и русское ухо тревожат непривычные, носовые «н» в рифмах «влюбленный, полусонный, опьяненный.».

Я в этот мир пришел,
чтоб видеть солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришел,
чтоб видеть солнце
И выси гор

Илья Эренбург вспоминал, что читал свои стихи Бальмонт голосом «вдохновенным и высокомерным», как «шаман, знающий, что его слова имеют силу если не над злым духом, то над бедными кочевниками». Поэт, по его словам, говорил на всех языках с акцентом - не с русским, а с бальмонтовским, своеобразно произнося звук «н» - «не то по-французски, не то по-польски». В музыкальных строках его поэзии звучат грациозная меланхолия Шопена и величие вагнеровских аккордов – светозарных струй, горящих над бездною хаоса. В его стихотворных красках разлита нежная утонченность Боттичелли и пышное золото Тициана.

Я возглас боли, я крик тоски.
Я камень, павший на дно реки.
Я тайный стебель подводных трав.
Я бледный облик речных купав.

Я легкий призрак меж двух миров.
Я сказка взоров. Я взгляд без слов.
Я знак заветный, – и лишь со мной
Ты скажешь сердцем: «Есть мир иной»

Его исступленная любовь к поэзии, его тонкое чутье к красоте стиха, вся его своеобразная личность производят исключительное впечатление. Многое, очень многое становится понятным через призму его стихов. Он учит понимать других поэтов, своих современников, учит по-настоящему любить жизнь.

Константин Бальмонт родился 15 июня 1867 года в поместье близ деревни Гумнищи Владимирской губернии. Считал себя потомком (по линии матери) татарского князя, чье имя переводилось как "Белый Лебедь Золотой Орды", и в то же время. Вырос в небогатой дворянской семье. Отец поэта Дмитрий Константинович Бальмонт
(1835-1907) был председателем земской управы в городе Шуе, много сделал для распространения грамотности среди крестьян (в деревне Гумнищи на его средства была построена школа). Отец, более всего увлекающийся природой и охотой, влияния на сына не имел. Мать поэта Вера Николаевна (1843-1909) выступала в местной печати, устраивала литературные вечера, любительские спектакли. Именно она ввела сына в мир музыки, поэзии, истории, научила понимать красоту.

ЗАГАДОЧНОЕ ЧИСЛО БАЛЬМОНТА

Необычайно снежным выдался январь 1921 года в Париже. Бальмонт идет по парижским улицам и любуется милыми его сердцу белыми крышами, наслаждается хрустом снега и всей этой чарующей "нежно-молочной далью". Но он знает, что здесь это не надолго и что весь этот наряд скоро спадет.

Читать далее...

В тайге, где дико все и хмуро,
Я видел раз на утре дней,
Над быстрым зеркалом Амура,
Тринадцать белых лебедей.

О нет, их не тринадцать было,
Их было ровно двадцать шесть.
Когда небесная есть сила,
И зеркало земное есть.

Все первого сопровождая
И соблюдая свой черед,
Свершала дружная их стая
Свой торжествующий полет.

Тринадцать цепью белокрылой
Летело в синей вышине,
Тринадцать белокрылых плыло
На сребровлажной быстрине.

Так два стремленья в крае диком
Умчалось с кликом в даль и ширь,
А солнце в пламени великом
Озолотило всю Сибирь...

Теперь, когда навек окончен
Мой жизненный июльский зной,
Я четко знаю, как утончен
Летящих душ полет двойной.

Константин Бальмонт

Хочу густого духа
Сосны, берез и елей.
Хочу, чтоб пели глухо
Взвывания метелей.
Пастух пространств небесных,
О ветер далей русских,
Как здесь устал я в тесных
Чертах запашек узких.
Давно душа устала
Не видеть, как цветками
Дрема владеет ало
Безмерными лугами.
Пойти по косогору,
Рекою многоводной,
Молиться водам, бору,
Земле, ни с чем не сходной.
Узнай все страны в мире,
Измерь пути морские,
Но нет вольней и шире,
Но нет нежней - России.
Все славы - мне погудки.
В них душно мне и вязко.
Родные незабудки -
Единственная сказка.
Ребячьи мне игрушки -
Красоты, что не наши.
Напев родной кукушки -
Вино бездонной чаши.
Уютной, ветхой няни
Поет жужжанье прялки.
Цветут в лесном тумане
Ночные нам фиалки.
От севера до юга,
С востока до заката -
Икона пашни, луга,
Церковность аромата.
Пасхальной ночи верба -
Раскрывшаяся тайна,
Восстанье из ущерба
Для жизни, что бескрайна.
Лишь тот, кто знал морозы
И вьюжное круженье,
Войдет в такие грозы,
Где громы - откровенье.
Лишь нами - нами - нами
Постигнуто в пустыне,
Как петь колоколами
От века и доныне.
Кто жаждет благолепий,
В чьем сердце звучны хоры,
Тому - от бога - степи,
Ему - леса и горы.
Хочу моей долины
И волей сердца знаю,
Что путь мой соколиный -
К Единственному Краю.

Константин Бальмонт

Я бродила в полях... а кругом тишина
Свои сладкие сети плела.
И чуть-чуть мне касался волос ветерок,
Точно ласковым взмахом крыла.
По отлогим холмам зеленели поля,
Голубели полоски овса,
И узорным ковром - самотканым ковром
Расстилалась цветов полоса.
Аромат свой медвяный сливали в одно
Алый клевер и тмин кружевной;
Испаренья земли и дыхания трав
Поднимались душистой волной,
Пробегал ветерок по цветущим полям,
Стебли шелковых трав шевеля;
И лилось щебетанье невидимых птиц,
Будто пели, звенели поля.
Я мятежною грудью припала к земле,
И душа моя стала светла...
А кругом тишина, точно нежная мать,
Надо мной свои сети плела.

Т. Л. Щепкина-Куперник

В разгар ожесточенных боев, когда немцы стояли в 30 километрах от Москвы, командующий армией «Центр» получает от Гитлера распоряжение, которое запрещает обстрелы территории от Рязани до Мурома. Он должен был своими силами обеспечить надежное прикрытие специальной поисковой группы, которая вскоре будет заброшена в леса Рязанской области. Что же искали нацисты на Рязанщине в самый разгар войны?

На берегу Оки, приблизительно там, куда была отправлена экспедиция нацистов, советские археологи обнаружили гигантское древнее городище неизвестной культуры. В данной местности существует также природная аномалия, зафиксированная экологами, и аномалия геомагнитного характера. Так что экспедиция нацистов в рязанские леса имела непосредственное отношение к оккультным интересам Третьего Рейха…

Люблю тебя, приют уединенный!
Старинный дом над тихою рекой
И белорозовый, в ней отраженный
Напротив сельский храм над крутизной.
Сад незатейливый, но благовонный,
Над цветом липы пчел гудящий рой;
И перед домом луг с двумя прудами,
И островки с густыми тополями.

Люблю забраться в лес, поглубже в тень;
Там, после солнцем залитого сада,
Засушным летом, в яркий знойный день
И тишина, и сумрак, и прохлада...
Люблю присесть на мхом обросший пень:
Среди зеленой тьмы что за отрада,
Когда в глаза сверкнет из-за дерев
Река, зеркальной гладью заблестев!

Под ельника мохнатыми ветвями
Таинственный, суровый полумрак.
Ковер опавшей хвои под ногами;
Она мягка и заглушает шаг.
А дальше манит белыми стволами
К себе веселый, светлый березняк
С кудрявою, сквозистую листвою
И сочною, росистою травою.

Схожу в овраг. Оттуда вверх ведет
Ступенями тропа на холм лесистый;
Над нею старых елей мрачный свод
Навис, непроницаемый, ветвистый,
И потайной пробился в чаще ход.
Там аромат обдаст меня смолистый.
В густой тени алеет мухомор
И белый гриб украдкой дразнит взор.

Другой овраг. Вот мост желтеет новый.
С него взберусь опять на холм другой,
И прихожу, минуя бор сосновый,
К ответному обрыву над рекой.
Мне видны здесь: отлив ее свинцовый,
Далекий бег и заворот крутой,
Простор, и гладь, и ширь, и зелень луга
Прибрежнего напротив полукруга.

А вдалеке на берегу наш дом
С колоннами, классическим фронтоном,
Широкой лестницей перед крыльцом,
Двумя рядами окон и балконом.
— Смеркается. Малиновым огнем
Река горит под алым небосклоном.
Уж огонек между колонн в окне
Из комнаты моей сияет мне.

Домой, где ждет пленительный, любимый
За письменным столом вседневный труд!
Домой, где мир царит невозмутимый,
Где тишина, и отдых, и уют!
Лишь маятник стучит неутомимый,
Твердя, что слишком скоро дни бегут...
О, как душа полна благодаренья
Судьбе за благодать уединенья!

К.Р. 1910

Франц Петер Шуберт (1797 - 1828) — гениальный австрийский композитор. Он прожил всего-навсего 31 год, и на его могиле известный поэт того времени Грильпарцер написал: «Здесь музыка похоронила не только богатое сокровище, но и несметные надежды». Тем не менее, даже за этот короткий отведенный ему срок, композитор написал множество замечательных произведений. Именно благодаря Шуберту жанр песни вошел в классическую музыку и получил свою форму. Жанр, ранее считавшийся незначительным, композитор возвел в степень художественного совершенства. "Вечерняя серенада" ("Ständchen") - его лучшее произведение.

Сегодня я предлагаю вам послушать песню Шуберта «Ständchen» (она же «Serenade», она же «Вечерняя Серенада») из сборника «Schwanengesang» («Лебединая песня», 1828)



Текст песни принадлежит перу берлинского поэта и музыкального критика Людвига Рельштаба, а мы ее знаем в переводе поэта Николя Огарева и слышали в исполнении Георга Отса и Ивана Семеновича Козловского.

Николай Огарев, "Serenade"

Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной.
В рощу легкою стопою
Ты приди, друг мой.

При луне шумят уныло
Листья в поздний час,
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас.

Слышишь, в роще зазвучали
Песни соловья,
Звуки их полны печали,
Молят за меня.

В них понятно все томленье,
Вся тоска любви,
И наводят умиленье
На душу они,

Дай же доступ их призванью
Ты душе своей
И на тайное свиданье
Ты приди скорей!

Какой покой глубокий, безмятежный
В таинственной тени, среди седых стволов,
Там, в самой глубине, где папоротник нежный
Раскинул кружево причудливых листов.

На солнце мох сверкает позолотой
И яркой зеленью на поседевшем пне,
Однообразною, тоскующею нотой
Звучит кукушки крик в глубокой тишине.

Порой мгновенный ветер пронесётся
И слышится в ветвях подобный морю шум,
Как будто старый лес откликнется, проснётся
И от глубоких снов, и от заветных дум.

Как хорошо, забыв свои страданья,
Природы голосам внимать средь тишины
И жадно пить душой горячие лобзанья
И солнечных лучей, и ласковой весны!

ПОЛИКСЕНА СЕРГЕЕВНА СОЛОВЬЁВА
(1867—1924)

Юная дочь тихонько вошла в покои отца-падишаха. Она почтительно ожидала, пока отец заметит волнение на её лице и начнёт беседу. Падишах отдыхал от мирских забот в обществе вазы с отборнейшим виноградом. И так прекрасны были его ягоды, что девушке непременно захотелось отведать их. Наконец падишах спросил её:
— Что обеспокоило тебя, дочь моя, что решилась ты посетить меня в минуты отдыха и уединения?
— Ах, отец, ты мудр и любим людьми и судьбою, дай мне совет, как и мне достичь твоего спокойствия и мудрости.
— Тебе хочется винограда, дочь моя, отведай его, утоли свою жажду, и мы продолжим беседу.
Девушка с аппетитом набросилась на виноград. Через какое-то время она спросила отца:
— Отец, почему ты предпочитаешь виноград с косточками, когда слуги в любой момент могут подать тебе плоды, которыми ты сможешь наслаждаться, не утруждая себя?
— Прекрасное и юное дитя моё, тебе очень хотелось отведать моего винограда, и ты набросилась на него, будто голодная лисица. Ответь мне, разве не прекрасен был его вкус?
— Мой господин, вкус винограда прекрасен, но в спешке я проглотила несколько косточек, а ещё несколько раскусила, и это испортило его вкус. Поэтому я и осмелилась спросить, отчего ты не прикажешь слугам подать тебе виноград без косточек.
— Ты просишь совета, дочь моя. Представь, что жизнь — это гроздь винограда, ягоды на ней — это события, а косточки — это уроки. В спешке мы часто пропускаем эти уроки и либо засоряем ими свою жизнь, либо негодуем, испытывая послевкусие.
Поэтому когда я в тишине и уединении наслаждаюсь вкусом винограда, извлекая из него косточки, я напоминаю себе, как прекрасна и удивительна наша жизнь, когда неспешно наслаждаешься каждым её мгновением и не пропускаешь её уроки.

Заря прощается с землею,
Ложится пар на дне долин,
Смотрю на лес, покрытый мглою,
И на огни его вершин.
Как незаметно потухают
Лучи и гаснут под конец!
С какою негой в них купают
Деревья пышный свой венец!
И всё таинственней, безмерней
Их тень растет, растет, как сон;
Как тонко по заре вечерней
Их легкий очерк вознесен!
Как будто, чуя жизнь двойную
И ей овеяны вдвойне, -
И землю чувствуют родную
И в небо просятся оне.

А. Фет.

Катится небо, дыша и блистая...
Вот он -- дар Божий, бери не бери!
Вот она -- воля, босая, простая,
холод и золото звонкой зари!
Тень моя резкая -- тень исполина.
Сочные стебли хрустят под ступней.
В воздухе звон. Розовеет равнина.
Каждый цветок -- словно месяц дневной.
Вот она -- воля, босая, простая!
Пух облаков на рассветной кайме...
И, как во тьме лебединая стая,
ясные думы восходят в уме.
Боже! Воистину мир Твой чудесен!
Молча, собрав полевую росу,
сердце мое, сердце, полное песен,
не расплескав, до Тебя донесу...

Вл.Набоков

Запели тесаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.

Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.

О Русь, малиновое поле
И синь, упавшая в реку,
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.

Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить -
Я научиться не могу.

И не отдам я эти цепи
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.

Сергей Есенин

Ясным утром на тихом пруде
Резво ласточки реют кругом,
Опускаются к самой воде,
Чуть касаются влаги крылом.

На лету они звонко поют,
А вокруг зеленеют луга,
И стоит, словно зеркало, пруд,
Отражая свои берега.

И, как в зеркале, меж тростников,
С берегов опрокинулся лес,
И уходит узор облаков
В глубину отраженных небес.

Облака там нежней и белей,
Глубина - бесконечна, светла…
И доносится мерно с полей
Над водой тихий звон из села.
И.Бунин

Как здесь свежо под липою густою -
Полдневный зной сюда не проникал,
И тысячи висящих надо мною
Качаются душистых опахал.

А там, вдали, сверкает воздух жгучий,
Колебляся, как будто дремлет он.
Так резко-сух снотворный и трескучий
Кузнечиков неугомонный звон.

За мглой ветвей синеют неба своды,
Как дымкою подернуты слегка,
И, как мечты почиющей природы,
Волнистые проходят облака.

Афанасий Фет

Сядем здесь, у этой ивы,
Что за чудные извивы
На коре вокруг дупла!
А под ивой как красивы
Золотые переливы
Струй дрожащего стекла!

Ветви сочные дугою
Перегнулись над водою,
Как зеленый водопад;
Как живые, как иглою,
Будто споря меж собою,
Листья воду бороздят.

Афанасий Фет

Мне кажется, что каждый человек
Не по тому оцениваться должен,
Как жил он в этой жизни на Земле,
А по тому, как он ушел из жизни.
Пока мы здесь, мы видим смену дней,
И в этой смене разное свершаем.
Пока мы здесь, мы слушаем напевы
Своей мечты: в одном она нежней,
В другом - грубей; во всех она случайна,
И всем поет различно о различном.
А Смерть равняет всех, затем что властно
Стирает все различия мечты.
Пока живем пьянящею игрою,
Мы думаем, что жизни нет конца,
Но Смерть к нам неожиданно приходит
И говорит: "Ты должен умереть".
И только в этот миг разлуки высшей
Со всем, что было дорого для сердца,
Является величие души,
И разность душ видна неустранимо.
Иной в теченьи лет героем был.
И в миг один с себя свой блеск свергает.
Другой всю жизнь казался еле видным,
И в миг один проснулся в нем герой.
Прекрасней всех - кто, вечно-светлый в жизни,
Не изменил себе, свой день кончая,
Но, озарив последнюю черту,
Без жалобы угас, как гаснет Солнце.
Вот почему тот самый человек,
Чья тень теперь, невидимая, с нами,
Не только дорог жизнью мне своей,
Но тем, что был живым и в самой Смерти.

Своих друзей, свою работу, книги
Не разлюблял он до последних дней,
Он холодел - лишь для телесной жизни,
Он отходил - без ропота и страха,
И нам оставил радостный завет
В своем, как бы прощальном, восклицаньи.
Когда уж остывала кровь его,
И видел взор души - что может видеть
Лишь взор души, от пут освобожденной,
Он вдруг воскликнул, звучно, как поэт:
"Есть Бог - хоть это людям непонятно!"
И снова повторил: "Есть Бог! Есть Бог!"

Да, верю, знаю. Ты сказал пред смертью,
Что каждый сознает в свой лучший миг.
Есть родина для всех живых созданий,
Есть Правда, что незримо правит Миром,
И мы ее достигнем на Земле,
И мы ее постигнем в запредельном.
Безгласности вещания внимая,
К незримому душою обратившись,
Я говорю вам: "Бог нас ждет! Есть Бог!"

Константин Бальмонт

 

Какое красивое время года на моей маленькой планете...

Я все в тебе люблю,
Ты нам даешь цветы,
Гвоздики алыя, и губы роз, и маки,
Из безразличья темноты
Выводишь Мир, томившийся во мраке,
К красивой цельности отдельной красоты,
И в слитном Хаосе являются черты,
Во мгле, что пред тобой, вдруг дрогнув, подается,
Встают - они и мы, глядят - и я и ты,
Растет, поет, сверкает, и смеется,
Ликует празднично все то,
В чем луч горячей крови бьется,
Что ночью было как ничто.

Без Солнца были бы мы темными рабами,
Вне понимания, что есть лучистый день,
Но самоцветными камнями
Теперь мечты горят, нам зримы свет и тень.
Без Солнца облака - тяжелые, густые,
Недвижно-мрачные, как тягостный утес,
Но только ты взойдешь, - воздушно-золотое,
Они воздушней детских грез,
Нежней, чем мысли молодые.

Ты не взойдешь еще, а Мир уже поет,
Над соснами гудит звенящий ветер Мая,
И влагой синею поишь ты небосвод,
Всю мглу Безбрежности лучами обнимая.

И вот твой яркий диск на Небеса взошел,
Превыше вечных гор, горишь ты над богами,
И люди Солнце пьют, ты льешь вино струями,
Но страшно ты для глаз, привыкших видеть дол,
На Солнце лишь глядит орел,
Когда летит над облаками.

Но, не глядя на лик, что ослепляет всех,
Мы чувствуем тебя в громах, в немой былинке, -
Когда, желанный нам, услышим звонкий смех,
Когда увидим луч, средь чащи, на тропинке.

Мы чувствуем тебя в реке полночных звезд,
И в глыбах темных туч, разорванных грозою,
Когда меж; них горит, манящей полосою,
Воздушный семицветный мост.

Тебя мы чувствуем во всем, в чем блеск алмазный,
В чем свет коралловый, жемчужный иль иной.
Без Солнца наша жизнь была б однообразной,
Теперь же мы живем мечтою вечно-разной,
Но более всего ласкаешь ты - весной.

Константин Бальмонт

Символика богатырей

Четыре богатыря отправляются за Людмилой и лишь на перекрестке путей они вверяют свою судьбу коням. Это переход от детства к юности, когда тело ведет человека (народ), пока дух не укрепится верой при встрече с предком-Финном. … После этого и тело и дух знают, что делать и с кем бороться за душу человека (мира).

Первым противником его становится Рогдай (данный роком, т.е. неизбежностью). Это борьба с воинственной плотью, которая считает, что силой и волей можно победить всё на земле. Всё, наверное, но кроме души и духа. Рогдаем движет сила воли и физическая сила, ненависть и зависть. Он ищет Руслана, что бы убить. Но Рогдай побеждён сам. Руслан же остался беззащитен и безоружен. Кругом кости Рогдаев от предыдущих боев других Русланов. Там он находит доспехи и копьё; это доспехи любви к Людмиле и копьё веры-надежды. Их окажется достаточно для победы над страшной горой-головой.

Гора – гордыня, как продолжение воли Рогдая, огромна из-за мыслей, слов, самомнения, самовозвеличивания, языка. Именно язык и протыкает Руслан копьем, и голова истекает кровью слов. Так с кровью отсекается гордыня в человеке, да и в народе. Это символ Георгия Победоносца, побеждающего дракона (в язык). Удар в щеку – опрокидывает голову. Камень преткновения отвален! Так приобрёл Руслан меч божественного различения Истины Духом. Читать далее...