Очередной фанфик о Lacrimosa.

***

Негоже юной фройлен просыпаться ни свет ни заря, особенно когда в ее распоряжении пустой дом и море свободного времени. Однако ничего не поделаешь: взревевший под окнами мотоцикл унесся прочь вместе с моими снами. Итак: пустой дом, пустой день и вместо принцев на белых скакунах мальчишки верхом на стальных ведрах - чудесно.
Я опустила босые ноги на холодный паркет, предварительно коснувшись его подушечками пальцев, я всегда так делаю, будто проверяю устойчивость земли под ногами, будто ожидая того, что рано или поздно под ногами окажется бездна...
Чего хочет девушка в свой день рождения? Свечей, роз, любви, внимания и, конечно, шумного праздника. Обычные девочки в такие дни сбегают от родителей и не вспоминают о них до тех пор, пока официант не принесет счет. Но, пожалуйста, не надо ничего...
На кухне меня ждала корзина любимых красных и белых махровых тюльпанов. Конечно на кухне, он ведь знает, где я прихожу в сознание после сна. Я опустила лицо в цветы, подставила щеки нежным лепесткам, а нос - щекочущей ароматной пыльце. На секунду мне почудился шорох, так хотелось обернуться, увидеть в дверях неизменно худого и статного мужчину, улыбнуться и молча прижаться к его груди. Поворот! И меня встречает пустота в дверном проеме. Отеческая грудь вместе с ее обладателем уехала на гастроли, оно и к лучшему, мой день рождения-грустный праздник для нас обоих.
Отец не любит телефонных разговоров,ему нужен взгляд. Интересно, что он чувствует, глядя в мои глаза, в ЕЁ глаза? Тепло? любовь?
ностальгию? боль? Никогда не осмелюсь спросить.
Безжизненные кофейные зерна заставили напавшую на меня тоску оканчательно позеленеть. Плюнув на готовку праздничного завтрака я отправилась завтракать на стороне.Воспользовавшись отсутствием отца, я сделала себе непозволительный подарок - проплакала полчаса в углу своей комнаты, как семилетняя девчонка из давно ушедшего прошлого.
Папа никогда не говорил мне, что я похожа на мать, да это и так очевидно! От него мне достались худоба, острые скулы и тонкие руки с длинными красивыми пальцами музыканта. Все остальное от мамы: небольшой рост, темные волосы, черты лица, голубые глаза.
Отец научил меня безоговорочной вере в Бога, но, Господи, за что?! За что ты забрал Ее у нас?
Это тяжело - жить, когда из зеркала на тебя смотрит собственная боль ясными глазами мамы. Больно каждый день расчесывать свои смоляные волосы, осознавая, что это один из ее подарков. Поверьте, больно жить, зная, что отец вот уже много лет, как разучился улыбаться. Как он не старается, во взгляде сквозь веселье проглядывает тоска и смертельная усталость, я знаю, он ждет, он хочет к ней, но Господи, я так эгоистична, я боюсь потерять его, остаться совсем одна...
Фройлен в моем возрасте уже положено бредить мыслями и прекрасных юношах, любви и счастье, уже положено оторваться от родителей, как спелому яблоку от ветки. Однако ни один молодой человек пока не разрушил мою глухую крепость безразличия. Вряд ли это вообще кому-то удастся: я слишком многого прошу, потому что отец мне слишком много дал, потому что сам слишком много потерял.
Меня раздражают мужские голоса, все кроме одного, того баритона, что я слышу почти каждый день от рождения. Однако сейчас меня окружает тишина. Как же давно я не оставалась одна, это так...холодно. До шести лет меня постоянно окружали чужие люди, родители были заняты и оставляли меня с гувернантками. Но в шесть лет я серьезно заболела, теперь уже не помню чем, но это было невыносимо, больно было даже глаза открывать. Они примчались, срывая очередной тур, сидели возле меня сутками, отец ночью бегал за лекарствами, а мама плакала, успокаивая меня. Это было мучительно стыдно, уже тогда, в шесть лет, видеть черные круги вокруг отцовских глаз, ужас и слезы мамы, но я ничего не могла с собой поделать, крича и извиваясь от боли.
Когда болезнь ушла, мы смеялись и отмечали мое выздоровление. Это был наш последний семейный праздник.
Никогда не забуду свое семилетие - первый день рождения без нее.
Отец не рассказывал о том, что случилось: как она ушла, куда, по своей ли воле или ты, Господи, увел ее? А я и не спрошу, и так слишком много боли отцу приносят мои голубые глаза. Но, Боже, она не могла нас оставить, не могла уйти! Я убивала дни, недели, месяцы и годы, штудируя информацию о их группе: литература, фото, видео. Отец великолепный актер, он почти всегда казался невозмутимым, но мама, как она на него смотрела!
Помню, как пересматривая раз за разом их клипы, я плакала, захлебываясь бессилием и детской обидой на весь мир, плакала, стучала кулачками по экрану и звала ее. Господи, как же отцу было тогда больно! Я поняла это лишь спустя год, когда стала замечать в его волосах седину...
Накладывая на себя запрет за запретом, чтоб не причинять боли отцу, я быстро повзрослела.
Господи, однажды он не выдержал. Спустя год после ее ухода, он стоял на коленях на полу своего кабинета, сгорбившись и заходясь в беззвучном крике.
"Отчаяние не ходит под руку с болтливостью" - он боялся сказать лишнего, сделать неверный шаг, сделать мне больно, а я боялась затронуть его не заживающие раны. Без Нее мы стали жить полужизнью.
Укутавшись в колючую, изъеденную солью слез, шаль воспоминаний, я не заметила, как оказалась в одном из любимых отцом парков. Было довольно прохладно, ночью прошли дожди, и сейчас Шлирен поздравлял меня с днем рождения серыми лужами и западным ветром. Подол моего длинного плаща забрызгало грязью, но как-то не до того было...Пара деревьев, причудливые узоры черной решетки кованного забора и кафе в старой части города , пожалуй, зайду туда. Наверное в одноэтажном здании немноголюдно, тихо играет джаз и царствует кофейный аромат...а отец любит кофе. Кофе и курить. Господи, дай нам терпения! Он скоро вернется и будет играть на рояле, его улыбка с горчинкой согреет меня, а я отогрею его. Помню, как попросила научить меня играть на рояле, как он ставил мне руку и рассказывал о великих музыкантах, пока я учила гаммы...Жаль, что мама никогда не увидит, как я теперь уверенно читаю ноты, как играю их музыку...Мама...
-Анне Вольфф?-незнакомый голос вырвал меня из омута мыслей.
-Да.
Я непонимающе уставилась на невзрачного мужчину. Господи, только бы не поклонники отца, я не хочу отвечать на вопросы о родителях, это невыносимо!
Но мужчина ничего не спрашивал. Он протянул мне листок красивой, пожелтевшей, искусственно состаренной бумагой и красную розу.
В письме всего пара строк витиеватым, таким родным и знакомым, почерком. Пара строк, но они смогли помочь мне избавиться от грустных мыслей лучше любых душещипательных бесед. "Не грустите, фройлен Вольфф, вы так прекрасны!" И роза...Настоящий мужчина - он знает, что с письмами посылают именно розы - хрупкий алый цветок на длинной ножке. Я оторвала взгляд от послания и тут же поймала теплые карие глаза напротив. Он сидел в том самом одноэтажном кафе, и смотрел на меня. Черный камзол, черные волосы с белой прядью и благородная стать...Улыбнулся, кивнул в мою сторону, и слегка приподнял кофейную чашечку в знак приглашения. Маэстро...Тило Вольфф...Отец. (с)Flamme Im Wind