Я хотела почитать «Белый Бим – чёрное ухо», но всё перепутала и прочитала «Белый клык» Джека Лондона. И ещё сборник рассказов сверху. В детстве я читала только один - «Убить человека», и почему-то не пошла дальше. Спустя кучку лет решила наверстать это упущение. И сейчас удивительное впечатление на меня произвели эти небольшие рассказы и повести. Бывает, читаешь какую-нибудь книгу о тяжёлых условиях жизни, и вроде грустно, но как-то далеко от твоего понимания. Лондон же настолько мастерски подмечает определённые мелочи, которые складываются в настолько животрепещущую картинку, что ты не только веришь в то, что так оно и было, ты словно сам окунаешься в эту холодную атмосферу севера и безысходности. Или это на меня жизнь в Норильске влияет. Но вроде я там по тундре от волков не носилась. В общем, затронул мою душу этот американец, писавший об Аляске во времена золотой лихорадки.

«Темный еловый лес стоял, нахмурившись, по обоим берегам скованной льдом реки. Недавно пронесшийся ветер сорвал с деревьев белый покров инея, и они, черные, зловещие, клонились друг к другу в надвигающихся сумерках. Глубокое безмолвие царило вокруг. Весь этот край, лишенный признаков жизни с ее движением, был так пустынен и холоден, что дух, витающий над ним, нельзя было назвать даже духом скорби. Смех, но смех страшнее скорби, слышался здесь — смех безрадостный, точно улыбка сфинкса, смех, леденящий своим бездушием, как стужа. Это извечная мудрость — властная, вознесенная над миром — смеялась, видя тщету жизни, тщету борьбы. Это была глушь — дикая, оледеневшая до самого сердца Северная глушь.
<…>
Они шли молча, сберегая дыхание для ходьбы. Почти осязаемое безмолвие окружало их со всех сторон. Оно давило на разум, как вода на большой глубине давит на тело водолаза. Оно угнетало безграничностью и непреложностью своего закона. Оно добиралось до самых сокровенных тайников их сознания, выжимая из него, как сок из винограда, все напускное, ложное, всякую склонность к слишком высокой самооценке, свойственную человеческой душе, и внушало им мысль, что они всего лишь ничтожные, смертные существа, пылинки, мошки, которые прокладывают свой путь наугад, не замечая игры слепых сил природы.
Прошел час, прошел другой. Бледный свет короткого, тусклого дня начал меркнуть, когда в окружающей тишине пронесся слабый, отдаленный вой. Он стремительно взвился вверх, достиг высокой ноты, задержался на ней, дрожа, но не сбавляя силы, а потом постепенно замер. Его можно было принять за стенание чьей-то погибшей души, если б в нем не слышалось угрюмой ярости и ожесточения голода»