В знаменитой пьесе Григория Горина Калиостро утверждал, что «родился недалеко от слияния рек Тигр и Евфрат, две тысячи сто двадцать пять лет тому назад». Не менее фантастические версии происхождения «графа» возникали уже при жизни знаменитого авантюриста. Одни источники утверждали, что он был внебрачным сыном португальского короля, другие — что он воспитывался в Мекке, в чертогах шерифа Аравии. Сам Калиостро всячески поддерживал распространение подобных слухов — они подогревали интерес к его персоне и способствовали его успеху в великосветских салонах. Впрочем, биографией великого мага и алхимика в свое время заинтересовались не только любители древних тайн, но и органы правосудия — Калиостро оказался замешан в ряде громких преступлений и афер, самой известной из которых стало дело об ожерельи французской королевы. В результате, пишет Елена Морозова, французской полиции удалось собрать ряд документальных свидетельств, проливающих свет на подлинную биографию графа.

Калиостро родился не в Месопотамии, а на Сицилии, в 1743 году, и в молодости звался Джузеппе Бальзамо. Никаких графов и других дворян в его генеалогическом древе обнаружено не было, зато с отцовской стороны в роду с большой вероятностью были крещеные евреи.

У четы Браконьери было трое детей: Феличита, Маттео и Антонио. Феличита вышла замуж за Пьетро Бальзамо, сына торговца лентами из Палермо Антонио Бальзамо, по-видимому, происходившего из евреев. Пьетро Бальзамо, отец пользующегося печальной известностью Джузеппе, обанкротился и умер на сорок пятом году от рождения. Джузеппе родился в Палермо предположительно 2 июня 1743 года, а 8 июня, на шестой день после рождения, его крестили в Палатинской часовне Норманнского дворца.

В юности Джузеппе несколько лет служил в монастырской аптеке, а также учился у местного художника-гравера. Приобретенные в эти годы знания несомненно помогли ему в дальнейшей карьере: у монахов он изучил основы фармакологии и алхимии, пригодившиеся ему для изготовления знаменитых бальзамов и эликсиров; у гравера же он научился столь виртуозно подделывать чужой почерк, что даже сам автор не всегда мог заметить подлог. Впоследствии, пишет Морозова, этот навык не раз помогал ему выпутаться из денежных затруднений, искусно подделывая векселя и завещания.

Вольные каменщики, к которым Калиостро присоединилсяв Лондоне, открыли перед ним двери многих знатных домов и салонов — масонство в тогдашней Европе было чрезвычайно модным. Более того, со временем Калиостро основал собственную ложу Египетского обряда — единственную масонскую организацию, принимавшую в свои ряды представительниц прекрасного пола.

Кстати, Лоренца, которой в советском фильме о Калиостро «Формула любви» пришлось изображать ожившую статую, — реальная женщина, сопровождавшая Калиостро в его многочисленных странствиях и впоследствии ставшая его женой. Мало кто мог устоять перед ее женскими чарами, что неоднократно помогало графу успешно выпутываться из разных передряг — например из лондонской долговой тюрьмы, где он оказался, будучи ограблен и одурачен местными проходимцами.

Изрядно поколесив по Европе, Калиостро в 1779 действительно побывал в России. Однако, пишет Морозова, эта поездка оказалась для графа крайне неудачной: его таланты мага и алхимика в полной мере не оценили, масонскую ложу создать не удалось, да и уезжать пришлось в спешке, и не по своему желанию, а по высочайшему повелению. Позже Екатерина II язвительно писала:

Господин Калиостро, однако, прибыл в момент весьма благоприятный для него, в момент, когда несколько масонских лож, увлеченные принципами Сведенборга, хотели непременно видеть духов; они побежали к нему, ибо он утверждал, что владеет всеми секретами доктора Фалька, близкого друга Ришелье, который некогда посреди Вены заставил Ришелье принести жертву — черного козла; однако, на его несчастье, Калиостро не смог удовлетворить любопытство тех, кто хотел все пощупать там, где нечего ни смотреть, ни щупать. Тогда господин Калиостро начал свои чудесные секреты с исцелением: он утверждал, что извлек ртуть из ноги подагрика, но подлил ртути в таз, куда опустил ноги сего подагрика. Потом он сделал краски, которые ничего не красили, и химические действия, кои не действовали. Потом он долго ссорился с поверенным в делах Испании, который оспаривал его испанский титул и происхождение. В конце концов, весь в долгах, он скрылся в погребе Елагина, где он столько шампанского выпил и английского пива, сколько мог; однажды, похоже, он превзошел пределы, т. к., выйдя из-за стола, вцепился в волоса секретаря; тот дал ему пощечину; началась драка. Елагин, утомленный этим братом подвальной крысы, и жалобами секретаря, и большим расходом вина и пива, убедил его вежливо сесть в кибитку, а не лететь по воздуху, как тот грозился, а чтобы кредиторы сей экипаж не задержали, он дал ему в сопровождающие инвалида, который с ним и госпожой графиней ехал до Митавы. Вот история Калиостро, в которой есть все, исключая чудесное.

Бальзамо-Калиостро был далеко не единственным магом и алхимиком, покорявшим в XVIII столетии европейские столицы.
В те же годы по Европе гастролировали граф Сен-Жермен, Казанова (обоих Калиостро знал лично) и другие «обладатели древних знаний». В этой компании оказался даже один еврей — сын прославленного раввина Йонатана Эйбишутца Вольф, собравший вокруг себя западноевропейских франкистов и саббатианцев и объявивший себя пророком. Несмотря на еврейское происхождение и скандальную репутацию — а Вольфа обвиняли в связях с многочисленными женщинами, оргиях, злостной неуплате долгов и других прегрешениях — он все же сумел приобрести богатых и знатных покровителей в Германии и Австрии, стал личным агентом курфюрста Саксонии, а под конец жизни даже обзавелся дворянским титулом (по словам недоброжелателей, таким же липовым, как и у Калиостро).

Как полагает Морозова, своим успехом все эти авантюристы было обязаны в первую очередь стремительному научному прогрессу, поразившему европейцев градом открытий, расшатавших традиционные представления о возможном и невозможном. Привыкший, что немыслимое вчера становится рутиной сегодня, обыватель оказался готов поверить и в философский камень, и в эликсир вечной молодости, и в тайны седых пирамид.

Дойдя до своего предела, знание плавно перетекало в фантазию, мистика превращалась в товар повышенного спроса, а Калиостро обладал поистине чудесной способностью мгновенно откликаться на этот спрос. Ибо век Просвещения нес свет не только философии, но и внутреннего прозрения, что быстро повлекло за собой возрождение алхимии и прочих тайных наук. На фоне упадка авторитета Церкви, роста индивидуального самосознания, размытости границ между эмпирическим и оккультным люди устремились на поиски истины и чуда, ибо и первое, и второе зачастую представлялось явлениями одного порядка. Газетчики с равной убежденностью и восторгом писали и о полетах первых монгольфьеров, и об испытаниях костюмов для пребывания под водой, и о ясновидцах, видящих сквозь землю, и о говорящих собаках.