Тяжёлыми слоями смысл ложился поверх грязных и блестящих душ. Он завладевал ими, словно мор, своей пляской косивший миллионы невинных светил, и эта тенденция быстро вошла природе в привычку. Ничего не делается просто так, и моря саранчи, и крысиная чума, и проказа на рыхлых тканях – ничего не делается просто так. Улей зашевелился. Вдруг каждый увидел своё предназначение. Оно веками пряталось на подшивке сознания, медленно овладевало человеком, ибо ради этой исключительной функции он и был создан. Щелчок, искра пробежала по нервным окончаниям спинного мозга, и все вдруг узнали правду, хотя и не все смогли её осознать. Вот она главная привилегия человека, ибо никто более не преуспел в этом искусстве лучше него. Но философствовать на эту тему ещё слишком рано, настало время смеяться и плакать.
И небо горело. В нём кружились чёрные воронки поглощавшие мусор и оборванные лоскуты. Противный запах гари резал нос, а на лица падали чёрные хлопья сажи. От этого дорожки слёз обременялись чёрными следами, чёрные борозды горьких откровений скользили по щекам. Предчувствие сменилось действием. Оно происходит прямо сейчас, в данный момент, непоколебимая и добровольная сила разрушения, которую уже нельзя остановить, да и незачем было останавливать.
Горящие мраморные дворцы и объятые пламенем улицы. Огромные глыбы гладкого камня плавятся среди моря огня и разрушения. Величественные строения посреди хаоса источают мраморную крошку и пыль. Вот они, последние бастионы человеческой красоты, обжигающие языки уже лижут белоснежные ступени, а огонь вокруг полон воплей и безнадёжных терзаний. Клубы дыма вздымаются в небеса, они прекрасны, чёрные массивные пузыри выгоревшего воздуха. Толстые зубцы смога несут смерть, режут воздух, и они так быстры, так удивительны по своему виду. Гарь обволакивает строения, уже почти ничего не видно, только огонь и оборванные лоскуты.
Деревья сгорают как спички. Перед тем, как превратиться в золу, они стоят немыми мёртвыми пиками на обожженной чёрной земле. От тревоги у кого-то трясутся руки. Трава полыхает, пламя съедает её изнутри. Что же это? Запах горелого мяса, поджаренные ломтики тканей и сухожилий. Этот запах вызывает слюну и тошноту. Лава покрывала грязные руки и пальцы. Плазма вышла на поверхность и осталась самым главным и голодным хищником, чей голод нельзя удовлетворить. Противно смотреть на обугленные тела, но теперь на земле не осталось живого существа, которое могло бы это оценить. Куски мяса разбросаны по улицам и дорогам. Здесь прошла война, эпидемия, суицид, только разом, за один день. Это была удивительная сила, которая затронула каждого, показала ему своё лицо. И понимание преодолевало страх, ибо, наконец, всё встало на свои места.
В нефтяной черноте рек отражаются огни. Последние источники жизни скоро будут похоронены под сваном из пыли и золы. А пока толстые, величественные артерии земли совершают свои последние вдохи. Тысячи лет они кормили и питали, давали жизнь и покой, чтобы теперь погибнуть вместе со всем остальным, со всем, что они невольно породили. Раскалённые берега уже покрылись солью. Все остатки и шматы живого засыхают и растворяются в белой крошке, покровы жгутся и зудят, и чёрные пятна на бледных берегах сами начинают превращаться в соль и золу.
Равнины и леса полыхают сплошным ковром. Лепестки плавятся, источают сок и желчь, свёртываются в безжизненные, дурно пахнущие комочки. Земля стонет от взрывов и потрясений, и её разрушение перешло в суицид. Земля горит изнутри, чернеет, наливается чёрным, вокруг только пляска, ведомая смертью и хаосом. Океан замер и закипел, его жгучие волны застонали, забились друг о друга, поднялись на невиданную высоту, чтобы обрушиться на камни и раскалённый песок. Блики искорок сверкают в помутневшей, бушующёй воде. Порывы беспощадного ветра и кипящие течения из далёких, умирающих рек порождают причудливые и удивительные пенящиеся всплески. Они вздымаются копьями и серпами, напоминающие стальные орудия, они так легки, так красивы, рассекают бушующую гладь, сталкиваются друг с другом, чтобы тотчас затихнуть и возродиться с новой силой. Океан в агонии. По почерневшим небесам приближается его рок. Он летит быстрее, чем звон предсмертного крика. Он уже завладел сушей и ещё не прекратил свои бесчинствования. Безумный звон разлетелся по воздуху, неприятные, тревожащие звуки кричат, переливаются на разные голоса, вопят истошно и пугающе. Скоро уже ничего не останется.
И вот оно, прозрение, истина, загнанная в самые далёкие лабиринты души. Вдруг всё стало ясно и обоснованно, и все удивились, что ждать пришлось так долго. Пусть горит, пусть полыхает. Зачем что-то сдерживать? Вот она наша цель, наше предназначение, наш единственный смысл! Пусть горит, пусть разрушается! Момент затянулся, и невинность переросла в дурной фарс. Ничего не создаётся просто так, всему есть своё объяснение, своя причина. И ожидание смерти – только ещё один повод ускорить её. Ты не можешь остановить лавину, эпидемию, всепоглощающую и беспощадную силу, что превращает лица в гниль, а потерянные обрывки воспоминаний в разодранное, кровавое месиво. Это дар, проклятие заложенное в нас от рождения, а мир – всего лишь плацдарм для наших талантов. Мы всего лишь вспышки на его грубой коже. И мы сгораем. К чему тлеть, ведь всё равно все остатки тепла будут растрачены, и мы исчезнем, словно ветер прошептал над выжженной землёй чьё-то имя? И если ты не можешь его остановить, то и сдерживать не надо. Напряги свои мышцы, ещё один рывок и шаг в никуда, последе усилие, только не медли, к чему эта боль и сожаления? Не бойся, ты уже всё потерял, ничего никогда и не было, просто привычка и страх. Но теперь путь открыт, и уже поздно что-то вспоминать. Песни, стихи, грёзы и чарующие ароматы. Нас там нет, и никогда и не было. Просто вспышки на почерневшем небе, заставившие облака и землю пылать в безумном неистовом танце.
Напряжение росло. Оно давило на полыхающую почву и раскалённый воздух, заставляло волны океана разбиваться с устрашающей силой и остервенением. Тяжесть накапливалась в сосудах земли, взмывало вверх языки пламени и мёртвых лоскутов. Зарево налилось красным цветом, ярко блестело и переливалось в просветах выжженных туч. Звон становился громче, заскрипела земля, и последние крики потухли в собственном отчаянье. Вдруг что-то лопнуло, пронеслось сквозь материю. И затихло. Пламя погасло, и наступила ночь.
