радуги ржавчина.
рыжие пряди лунные.
папоротник зацвел у надежды под языком.
твой архангел сорвал кружавчики
облаков, утомленных струнами
и бежал по ним босиком.

я хочу, чтобы эта беседа тополем вытянулась до звездных высот,
и огнем выжигать у тебя на груди самые небезопасные отречения.
а взамен я позволю тебе, не крестясь, посетить скорпионий оплот
у меня в голове, чтоб кормить там химер печеньем.

и поить пустотой.

людей намного меньше в голове. живых ли, не живых? уже не важно.
и в каждой неизученной главе, как минимум, один герой под стражу
был взят, а остальным судьба бежать вдоль времени - кто полем, а кто лесом.
и слепо парабеллум разряжать.дрожать. болеть излишним интересом.
натягивать веревку, что струну, кузнечеком сгибаясь в реверансе.
я пальцем просверлю тебе луну. только пожалуйста, останься.

да. останься.

корочкой льда в изумленные бархатцы откровений
позволяю впустить тебе ветер, пропахший седлом и кровью.
если завтра не будет - терпение, друг, терпение
я тебя ото всех под покровом надежды скрою.
в этом новом обличии я вижу тебя сквозь пальцы
ты песком рассыпаешься в раковин мятых глубинах
чтоб блестели на солнце измазываю их смальцем,
для -не плакать- выдумываю каверзную причину.
рвется север по швам, на востоке не видно пиратов.
и на западе дождь, и на юге в шелках стожары.

мы уйдем сквозь звезды, чтоб, смерив небо обхватами,
по глаза провалиться в бездельное лето жаркое.

тяжело удержаться. а небо бежит сквозь игольные уши в коросту рассвета
поглощая светила, крутя виражи обстоятельств, расселиной мозга пригретых.
расскажи мне, будь другом, зачем тишина обрывает безжалостно платья на вехах.
и придельно затертые лбом имена воскресают во рту богословам в потеху.
позови. альбатросом в весну - что в тюрьму, заручившись поддержкой всех чаек.
я безмерно скучаю. плевать, по кому. только знай. я безмерно скучаю.

чтоб мы больше не спорили о том, робкая я или смелая
чтоб мы дальше не думали, кто окажется у чьих ног
я превращу тебя в дым. я превращу тебя в яблоко недозрелое
и сорву тебя раньше, чем гусеница обглодает твой черенок
чтобы мы больше не говорили на темы предательства.
чтобы не было выяснения, кто талантливее и умнее
я выкуплю для тебя какое-нибудь вшивенькое издательство
печатающее рекомендации по столоверченью с гименеем.
и на этом окончатся споры. вселенским голодом
не напьешься до чертиков. только, как мед, пригубишь.

ты не любишь меня, и никогда не полюбишь, золотко.
никогда не полюбишь.

в кружечке чая прячутся повести, разные самые-самые.
ты присмотрись. видишь - в чаще совести плачут саддам и усама.
в чашечке кофе живут големы. глиняные и пресные.
вырви язык. им твои проблемы не очень-то интересны.
в рюмке текиллы подохли кактусы. в чарке вина -улитки.
снова расчертишь нейтральным лакмусом путь от луны до калитки.
лакмус покажет, вокруг есть щелочь. тебе рассказывать и не надо бы.
но он не умеет выманивать сволочь из норки, обжитой гадами.
говоря с судьбой, говори потише, для нее ничего не свято.
в кружечке чая уснула крыша. а под крышей - маленькие совята.

необходимость тебя,лютая, непригретая.богом проклятая необходимость.
в сердце мое, как в платье, одетое. помноженная на неотвратимость.
больно мне. больно.
бескровным рыбинам менее больно, когда они в лед своим лбом тычутся.
счастье, оброненное в чашу с солью, в белых горсточках не отыщется.
а мне так хочется, Господи. ты прости меня, мне так хочется изредка именем его называть
самое светлое, что во мне копится. то, что ведет в кровать.

прибежать, спотыкаясь, домой. в одеяле свернуться. лечь.
или вытягуться как лань - обнимаясь за ноги,властвовать.
так бессмысленно спрашивать, стоит ли жжения свеч
та игра, в которой тебя даже не пригласили участвовать.
но тебе это нравится. состоянье смотреть в окно
отпирает тебе замки на любых возможностях.
поскорее сойти.не с ума. нам не все равно?
когда любишь, не заморачиваешься осторожностью.
ты молчишь, пусть стучат твои зубы по хрупкой ладони стены.
ты не спишь, хоть и знаешь: приснится тебе волшебство несусветное.
кто-то есть у него. у кого=то есть ты. но нужны
ли тебе те, кто ни разу не прикасался к рассвету?
но нужны ли тебе те, кого ты, конечно, предашь
перед зеркалом, мысленно проигрывая ему в прятки
знаешь, к черту все краски - разлей акварель и гуашь.


и беги без оглядки.

убегай, даже если не верила в то, что с тобой
он забудет. навечно забудет любую другую.
а останешься - то поплатишься головой,
если имя его языком мимо рта крикнешь всуе.

путеводным шатром растянулась звезда на изгибе бровей пересмешника-мага
во вселенском котле топит черт поезда, чтобы ссадины рельсов прижечь топкой влагой
из железа и гравия, полок, надежд, из прощальных молитв и победной истомы
из разглаженых пальцами белых одежд, из последних шагов, что уводят из дома.
я еще не ушла. я сижу в темноте. мне так нравится свет нарисованных окон
из которых любовь сквозь кольцо на персте демонстрирует срезанный ангельский локон.
я смотрю на любовь, я надеюсь украсть у нее для тебя хоть немного обличий
чтобы ты мог понравиться той, для кого твое имя давно уже стало привычным.
я сижу в темноте, потому что огня, чтоб поджечь свое сердце, уже не осталось
снова черви сомнений изводят меня, снова в гранях стекла отразилась усталость
пусть. за каждый твой взгляд благодарна судьбе,даже если они мне наивно почудились.
но я молча терплю, все прощая тебе. и плету тебе сказку, которая обязательно сбудется.

стряхивать пепел в чашку чайную, ветер обманывать гибельным олеандром
чтоб ты любил меня, низменную, случайную, не износившую ни одного космического скафандра
но, тем не менее, знающую секреты этой вселенной, пространственной, как нежность женщины по отношенью к мужчине
и любил меня маленькой, склочной,как выбежавшая из лужи эвглена, мгновенно эволюционировавшая в дельфина
но любил бы и призрачной, ускользающей, трепетно-непокорной. и любил бы за то, что целую тебя впервые.
не верь, что у дьявола глаза черные. у дьявола глаза голубые.

норны, теряя разум, в беспамятстве режут нить
жизни этого вечера. а вечер, боюсь, зачах.
давай не будем вовсе ни о чем говорить.
или давай не будем говорить только об определенных вещах.

моя дверь под запретом, и помнишь звонок снаружи?
позвони, коль заметишь, что кто-то раскрыл печать.
но когда мне захочешь сказать, как тебе ее нужно.
ТЫ БУДЕШЬ МОЛЧАТЬ.

может быть, я научусь прятать в голове море, может быть, научусь дарить тебе целые океаны.
и ни одна даже самая кровожадная мантикора не притворится девой, сокрывшей свой хвост туманом
и тогда в неживые камни тихой тайной адониса-горицвета протекут ножевые раны, не изведавшие завета
и не знающие лекарства, и не слышащие молитву короля, что в горящем царстве насадил сатану на бритву.
чтоб Изольда, седая немощь, дождалась своего ответа от разбившегося об скалы, но желанного ей Тристана
а ты сможешь любить меня, просто любить за все это? любить меня без корысти и обмана?
но любить меня так, как ее не любил никогда ты, а я, тем не менее, не полюблю никого другого.
поищи календарь, где заранье отмечены даты каждого неозвученного тобой слова.

помоги рассмотреть твои страхи в чаше без золота и без дна.
я от радости спрыгну с плахи, когда узнаю, что я у тебя одна.

ю....

найдешь свое сердце на дне колодца, в бокале с ядом, меж прутьев ворот, оградивших тебя от рая. будешь смотреть на него со страстью и вожделением.
кто сказал, что нельзя проигрывать? я готова проиграть сотню, а то и тысячу раз.

а тем временем из колонок тихо и сочно доносится кэндис. с ее протяжным болезненным i've got feelings for you.

если успею, кашлем не заходясь, взять тебя за руку, чтоб увести от толпы
покажу тебе солнце из горного хрусталя, покажу тебе замки из чистого-чистого золота
только ты не предай, а предашь - обернусь в соляные столпы
чтобы их расколоть, тебе не хватит даже самого крепкого молота.

если сумею, увидишь, как слой песка превращается в город, давно погребенный под глиной
и рука, не соизволившая придержаться курка, захоронит индейца, который гулял равниной
ты посмотришь, как небо тихонько идет домой, обогнув по пути перешейки в Тибет, край Крыма

но если заметишь, как я горю за тобой, не отворачивайся от режущего глаз дыма.

ну и что, что не весна. не обязательно жить вместе
и любить друг друг друга вечно больше неба и креста
ну и что, что пелена на глазах похуже бестий
от тебя не жду известий. хоть и верю: неспроста.

ну и что, что нет дорог. ну и что, что не сбежала
никуда, похуже жала жжет меня мой личный Бог

ну и что, что не боясь ничего на белом свете
в толоконном винегрете растеряла ордена.

ну и что, что не весна...

мне все равно, куда ты идешь, если только не идешь сквозь терен
мне все равно, на каких ты высотах, если дело не касается крыш
мне все равно, сколько у тебя женщин и скольким из них ты верен
если верен хотя бы одной - мне уже не принадлежишь.

мне все равно, кто для тебя эти люди до тех пор, пока они с тобой искренни
мне все равно, за какие провода держишься, лишь бы не крошились на искры
мне все равно, кому доверяешь тайны, и на ком поставишь печать
мне тоже понравятся данные личности, раз они научились молчать

мне все равно, как ты расцениваешь адекватность,
все равно, занят ли поисками вселенского смысла
не все равно, что ты обо мне думаешь,
но я слишком уважаю твою приватность для того, чтобы читать твои мысли.

чужие люди говорили мне -не жди-,а я ждала.
и горизонт налился серым диферамбов облаков
но дождевая инфернальность не отделит помела
от слишком тесной компиляции сугрубов и замков.
чужие люди говорили мне - уйди-, я не ушла
мне было проще в подоконник упираться каждый день
и представлять себя на дне вампирски бледного жерла
чтоб вместо слез в картине бликом проступала светотень
чужие люди говорили мне -уймись-, не унялась
все так же глупо продолжала верить в снег и чудеса
купала кошек, рвала ткань, учила клинопись и вязь
искала ангелов в траве, и звала демонов в лесах.
чужие люди говорили -о себе побольше бди-
и тех, кто нравится как бог, зови на танец.

я улыбаюсь, проиграв.но ничего не позади.
со мной станцует солнца померанец.

свет истерзанно падает на подоконники в зале,
серые от нагромадившейся на них пыли.

-скажите, если вы так меня хорошо знали,
то почему не любили?

что примечательно, в жар и в стужу
ходят по небу белые корабли.

-скажите, если вы поняли мою душу,
то почему не спасли?