Читать этот пост в ЖЖ (barucaba.livejournal.com)

Слово человеческое вылетает из-за городьбы зубов, как быстрая птичка, и уязвляет ненавистных врагов, как острая стрела; почему Гомер даёт ему эпитет крылатого. Оно льётся, как водный поток: речь и река происходят от одного корня; мы говорим: течение речи, плавная (от глагола плыть) речь; оно блестит, как небесный свет: красно говорить, красная речь. Под влиянием таких воззрений слову человеческому была присвоена та же всемогущая сила, какою обладают сближаемые с ним божественные стихии. И это до очевидности засвидетельствовано и преданиями, и языком, который понятия: говорить, мыслить, думать, ведать, петь, чародействовать, заклинать и лечить (прогонять нечистую силу болезней вещим словом и чарами) – обозначает речениями лингвистически тождественными.
 Баять – говорить, рассказывать; байка – сказка; баюн – говорун, сказочник; краснобай, прибаутка; баюкать – укачивать ребёнка под песню; обаять – обольстить, обворожить. 

Слова вещать и ведать одного и того же происхождения, что доселе очевидно из сложных: по-ведать, по-вещать, по-вестить, имеющих тождественное значение… Если станем рассматривать слова, образовавшиеся у славян от корня вед (вещ), то увидим, что они заключают в себе понятия предвидения, прорицаний, сверхъестественного знания, волшебства, врачевания и суда – понятия, тесная связь которых объясняется из древнейших представлений арийского племени.

Вече – народное собрание, суд; вещба употреблялось не только в смысле чарования и поэзии. Но имело ещё юридический смысл… Ведун и ведьма имеют ещё другую форму: вещун и вещунья – колдун и колдунья – и таким образом являются однозначительными со словами пророк и прорицатель (от реку); предвещать – предсказывать, вещий – мудрый, проницательный, хитрый, знающий чары… С понятием слова человеческого нераздельны представления поэзии, пения и музыки, которым древность придавала могучее, чародейное значение…

Прибегая к обожествленным светилам и стихиям, испрашивая у них даров счастья и защиты от всяких бед, древний человек отдавал себя под их священный покров, что выражается в заговорах следующими формулами: “Пойду я в чистое поле – под красное солнце, под светёл месяц, под частые звёзды, под полётные облака; стану я в чистом поле на ровное место, облаками облачуся, небесами покроюся, на главу свою кладу красное солнце, подпояшусь светлыми зорями, обтычуся частыми звёздами, что вострыми стрелами – от всякого злого недуга» или: «Умываюсь росою, утираюсь (т.е. осушусь) солнцем, облекаюсь облаками, опоясываюсь чистыми звёздами»…

Когда древние молебные воззвания перешли в заклятия, чародейная сила их была признана именно за тем поэтическим словом, за теми пластическими выражениями, которые исстари почитались за внушение самих богов, за их священное откровение вещим избранникам: прорицателям, поэтам. Заговоры обыкновенно заканчиваются этими формулами: «Слово моё крепко!», «Слово моё не прейдёт во век!», «Будьте мои слова крепки и лепки, твёрже камня, лепче клею и серы, сольчей соли, вострей меча-самосека, крепче булата; что задумано, то исполнится!», «Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается, укрепляется и замыкается… и ничем – ни воздухом, ни бурею, ни водою дело сие не отмыкается». Старинная метафора уподобила губы и зубы замку, а язык - ключу на том основании, что тайная мысль человека до тех пор сокрыта, заперта, пока не будет высказана языком: язык, следовательно, - ключ, отпирающий тайник души человеческой. По народной пословице: «Губы да зубы – два запора». Метафора эта нашла для себя знаменательное применение в заговорах; чтобы указать на крепость, нерушимость их заповедного слова, употребляются следующие выражения: «Голова моя – коробея, а язык – замок», «Мои уста – замок, мой язык – ключ: ключом замкну, ключом запру, замок в море спущу, а ключ на небеса заброшу», “Замыкаю свои словеса замками, бросаю ключи под бел-горюч камень-алатырь; а как у замков смычи крепки, так мои словеса метки», «Ключ моим словам в небесной высоте, а замок в морской глубине – на рыбе-ките, и никому эту кит-рыбу не добыть и замок не отпереть окроме меня; а кто эту рыбу добудет и замок мой отопрёт, да будет яко древо, палимое молнией»… Эти выражения дают заклятию силу великую…

Если мы прибавим, что та метафора ключа употреблялась для означения молнии, отпирающей облачные скалы (камень-алатырь), что ходячие по небу тучи уподоблялись рыбам, плавающим в воздушном океян-море, то поймём всю мистическую важность указанных изречений. Как язык есть ключ к тайнам души, так молния – огненный язык бога-громовника – есть ключ. С помощью которого отмыкаются уста Перуновы и раздаётся его громовое слово. Таким образом на освящение и утверждение заклятия призывался громовник; скрепленный его небесным ключом, заговор получал неодолимую твёрдость: «Мой заговор крепок, как камень-алатырь!», «Кто камень-алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет!» или: «Тем моим словам небо – ключ. Земля – замок отныне и до веку!», т.е. одна только божественная сила, которая может изгрызть облачную скалу и которая весною отпирает недра земли, замкнутые зимним холодом, - сила неба с его весенними грозами в состоянии превозмочь заговор.

Могущество заговорного слова безгранично: оно может управлять стихиями, вызывать громы, бурю, дожди, град и задерживать их, творить урожаи и бесплодие, умножать богатство, плодить стада и истреблять их чумною заразою, даровать человеку счастье, здоровье, успех в промыслах и подвергать его бедствиям, прогонять от хворого болезни и насылать их на здорового, зажигать в сердце любовь или охлаждать пыл взаимной страсти, пробуждать в судьях и начальниках чувства милосердия. Кротости или ожесточения и злобы, давать оружию меткость и делать воина неуязвимым ни пулям. Ни стрелам, заживлять раны, превращать людей в животных, деревья в камни, короче сказать: слово это может творить чудеса, подчиняя воле заклинателя благотворные и зловредные влияния всей обожествлённой природы…

Из книги Александра Николаевича Афанасьева «Древо жизни»