Динамика созависимой семьи парадоксальна. В нарциссической, пограничной или семье с родителем в алкогольной, наркотической или другой зависимости, с одной стороны, жизнь проходит как на вулкане – никогда не знаешь, чего ожидать, и в каком месте в следующий раз прорвет, а с другой – такая семья очень устойчива, несмотря на повышенную сейсмическую активность.

Детям, растущим в созависимой семье, в лучшем случае передается ответственность за эмоциональное состояние родителей и поддержание «мира» в семье, а в худшем – дети подвергаются жестокому эмоциональному (и при особенной нарушенности родителей – физическому и/или сексуальному) насилию и при этом становятся мамами и папами собственных родителей: заботятся о еде, следят за порядком в доме, контролируют состояние здоровья родителя.

В пограничной семье к традиционной созависимой динамике часто добавляется еще наличие четких ролей. У пограничников восприятие себя фрагментировано: они видят себя либо во всем белом с ярким свечением над головой, либо демонизируют себя, идентифицируясь только с «негативом положительного героя». Других людей, соответственно, они тоже воспринимают фрагментированно.

Роли в пограничной семье поддерживаются за счет фрагментации восприятия и проективной идентификации. Это значит, что пограничник проецирует на человека какую-то свою неприсвоенную часть и начинает неосознанно провоцировать другого на проявление данного качества. Чем искуснее или настойчивее провокация, тем быстрее она увенчается успехом. Например, мужу приходится стать «тираном» - агрессивным, вспыльчивым и контролирующим – если жена ведет себя раздражающе, обесценивающе, отказывает ему в физической близости, при этом демонстрируя доступное поведение по отношению к другим мужчинам.

На этих же двух механизмах построены отношения с детьми. Если в семье больше одного ребенка, дети разделяются на «хороших» и «плохих». «Плохим» обычно становится тот ребенок, который больше всего напоминает пограничнику самого себя нефрагментированного - то есть, со всем «хорошим» и «плохим». Над этим ребенком совершается больше всего насилия: он становится подушкой для битья, эмоционального и, если уровень нарушенности родителя высок, физического. Роль «хорошего» ребенка обычно натягивается на того, в ком больше качеств, с которыми пограничный родитель идентифицирует себя. Если в семье один ребенок, он чередует роли: один день в нем души не чают, а на следующий день, как только выходит из «хорошей» проекции, он становится ужасом мира и позором богу на земле.

Созависимая семья на удивление устойчива - несмотря на хаос и дисфункциональность. Если по какой-то причине один из членов созависимой семьи отказывается участвовать в этой выстроенной годами динамике, другие члены семьи, чтобы не нарушить равновесие, не обсуждая и не договариваясь, распределяют «обязанности» выбывшего между собой. Надо сказать, что отличительная черта созависимой семьи – это замалчиваение. В таких семьях никто ничего не обсуждает и ни о чем не договаривается, но, как только в воздухе начинает пахнуть переменами, происходит перегруппировка сил. Например, взрослый «хороший» ребенок отдаляется от пограничной/нарциссичной матери (перестает ей звонить и не отвечает на ее звонки) - как вдруг совершенно неожиданно для себя и для остальных членов семьи, «плохой» ребенок вступает на дежурство и начинает по три раза в неделю звонить матери. Неосознанно он взял на себя скинутую «хорошим» ребенком ответственность за эмоциональную подпитку родителя. «Плохой» и «хороший» ребенок меняются местами – динамическое равновесие восстановлено.

В динамике хаоса всегда есть структура. Динамическое равновесие созависимой семьи поддерживается внутренней, чаще всего неосознанной, мотивацией ее членов. Если я в ответе за эмоциональное состояние и качество жизни других людей – значит, они в ответе за мои чувства и мои выборы. Пока я играю по давно выученным мною правилам созависимых отношений, мне не нужно ничего менять, переживать боль изгнания из единственной знакомой мне системы, есть кого обвинить в своей неудовлетворенности, и - самое важное для любого травмированного человека - я знаю, чего ожидать.

Одни выбирают покинуть токсичную семью и уходят в неизвестность творить жизнь по собственным правилам, другие принимают комфорт определенности как благо и остаются вживаться в роль, выданную родителем. Оставаться в созависимых отношениях – не хорошо и не плохо, как не хорошо и не плохо разрывать связь с токсичной семьей. Я верю в то, что какой бы выбор человек ни совершил – это наиболее оптимальный для него выбор, основанный на наличии у него внутренних ресурсов и текущих потребностях.

В нашей культуре, в которой «родители – это святое», разрыв связи с токсичной семьей или отдаление от нее на безопасную дистанцию - выбор непопулярный, и человек, совершивший его, рискует слышать упреки в свою сторону до конца жизни, зато выбор поддерживать связь, не смотря ни на что, потому что «она все-таки мать тебе» и «ну, он же отец, как-никак», - пользуется большей популярностью. У каждого выбора – своя цена и свои приобретения.

Елена Рябцева